Текст книги "SWRRF. 20?? (воспоминания из будущего). Кн. 6. Часть 1"

Если ты надумаешь «выдавать» на своём ресурсе что-то более осмысленное, требующее, даже, минимального напряжения мозгов, «лайков» станет меньше, подписчики начнут уходить. – Реклама уйдёт. А позволишь что-то крамольное, не «в тренде» общепринятого «контента», – ты тут же окажешься без всякой рекламы. И не дай бог, что-то, опубликованное на твоём ресурсе, сочтут не «патриотичным», не «толерантным», «гомофобным», не «мультикультурным»…, – ты тут же почувствуешь на себе всю силу «свободы самовыражения»: станешь объектом оголтелой травли, а ресурс твой быстренько прикроют…

Но пока ты будешь гнать контент по общепринятому руслу, – ты будешь чувствовать себя «свободным», более того, властителем чьих-то помыслов и жизненных устремлений. Повелителем мемов и лайков.

А можешь стать вершителем судеб мира, если не мира, то страны или города… Ведь у тебя в руках огромная власть: с помощью сети ты можешь «поднять хайп» по любому поводу, «замутить движ» или, по крайней мере, активно к одному из них присоединиться и почувствовать свою силу и значимость… В этих суррогатах социальной общности и гражданской активности движений однодневок нет позитивных целей и внятных программ – только абстрактные лозунги, вроде, «за всё хорошее против всего плохого», которые всегда можно вывернуть как угодно, – зато всегда есть конкретный враг, против кого ты «борешься», на кого должна быть направлена твоя агрессия.

Но попробуй «замутить хайп не в тему». Поднять «движ» не за того или против того, кого нужно… Ты на себе почувствуешь эту слепую оголтелую агрессию.

Ты должен быть тупым агрессивным бараном, послушно идущим туда, куда тебя ведут, прошибать своей башкой преграды, чтобы очистить для кого-то путь. В конечном счёте, пойти на убой. Но ты этого не замечаешь в наркотическом опьянении обманчивого ощущения свободы и силы толпы, стада. Во всех этих «движах» сознательно взращивали социальные, психические и биологические патологии, опираясь на которые властным структурам было проще тобой дирижировать.

Обещания необузданной свободы и сладкой жизни без ответственности затягивали в ловушку транснациональной безликости. А чтобы из этой ловушки ты не мог выбраться дискредитировались, подавлялись любые силы, социальные институты, которые могли противостоять этим средствам тотального манипулирования. Уничтожались прямые межличностные связи, естественные человеческие взаимоотношения. В том числе разрушалась основа воспитания, формирования полноценной личности – взаимоотношения между родителями и детьми. Едва ребёнок начинал ходить и говорить, ему, ни физиологически, ни психически, ни умственно не сформировавшемуся, не способному к разумной самостоятельности, внушалось извращённое понимание свободы, как право чего-то требовать, не неся при этом ответственности за результаты реализации этих требований, в конечно счёте, за свою жизнь, жизнь своей семьи и страны.

Понимание «свободы» как того, что ты можешь требовать, а что нет, на деле определялось внешними арбитрами, на решения которых ты никак не мог повлиять: реклама, массмедиа, Интернет и социальные сети. Их решениям ты должен слепо и послушно подчиняться. А если ты, вдруг, выходил из послушания, власть этого нового сетевого медийного фашизма тут же подкреплялась силой нового картельного орган «ювенильной юстиции» и социальными службами, узурпировавших право решать, «что такое хорошо». Из детей вылепливали заготовки, «болванки» «нового человека» цивилизации «трансгуманизма», в которой естественные человеческие отношения будут полностью заменены вещными. Единственная жизненная цель – обладание всё большим числом вещей, учёба – оплаченная услуга, семья – бизнес-контракт, жизнь онлайн —проявление твоего «я», а другой человек – это набор услуг, которые ты можешь от него получить…

Вся эта система манипулирования выстаивалась на основе насаждения невежества, примитивизации мышления и формирования поверхностного, потребительского, безответственного отношения к жизни.

Всеобщий примитивизм в одежде, речи, уровне знаний, в чувствах, жизненных целях, воспитывающий легко управляемого потребителя, который обеспечит необходимый рост прибыли.

Сначала, с раннего детства, заваливание ребёнка множеством преимущественно таких же примитивных игрушек, формирующих синдром дефицита внимания и другие поведенческие расстройства.

Затем всевозможные «гаджеты», заполненные контентом, с каждым годом всё более упрощённым, примитивным, лёгким для восприятия.

Вырастали поколения, которые могли «общаться» только с помощи мемов, стикеров, «гифок», «смайликов», эмоджи… Они с трудом воспринимали тестовую информацию. И то, если текст не превышал десяток предложений, который можно читать, совершенно не напрягая извилины головного мозга, тупо переходя от одной рекламной ссылки в интернете к другой.

Восприятие любой информации основывалось на примитивном выборе «лайков», упростив это восприятие до двух простых принципов – «понравилосьне понравилось». Непрерывное жонглирование гаджетами приводило к гиперстимуляции зоны мозга, расшифровывающей визуальные образы. Остальные части мозга не получали достаточной стимуляции и деградировали. Масса «сырой», неорганизованной информации расфокусировала сознание, формировала перманентное состояние рассеянности, становилось всё сложнее собрать внимание «в кучу».

Происходило простое «потребление контента», без личностной активности, самостоятельного выбора, без переработки информации в самостоятельный контекст, в эмоциональный и интеллектуальный результат. Утрачивалась способность различать серьёзную информацию от бреда, извлекать значимые знания, анализировать и осмысливать их. И, вообще, сосредоточенно думать.

Все эти гаджет-умники могли только находить готовые решения. И из этих случайно собранных блоков готовых решений собирали свои картины мира, противоречивые, «неработоспособные», мало связанные с реальностью.

Свой – «геймерский», – язык формировался компьютерными играми. Он, вообще, почти никак не был связан с жизненными реалиями. Как и сам этот игровой мир, где можно было «перезапуститься» в случае ошибки, получить новую «жизнь». А добиться успеха, «победить» можно было, угадав сценарий игры, приноровившись к её логике, подстроившись под предлагаемы маршруты. В результате утрачивалась способность к самостоятельному мышлению, возможности находить решения в ситуациях неопределённости, становилось труднее решать нестандартные задачи…

Они – живущие в соцсетях и видеоиграх, – уже, практически, были не в состоянии самостоятельно мыслить и полноценно общаться друг с другом в реальном мире. У них ухудшалась память, мыслительные способности, снижалась глубина эмоций.

Постоянная избыточная внешняя стимуляция мозга делала их всё менее чувствительными к дофамину. Требовалась всё усиливающаяся его стимуляция. В результате, ухудшается концентрация, становилось труднее контролировать эмоции. Без стимулирования мозга извне, они не могли сами организовать свое внутреннее пространство, начать хоть как-то думать.

Реальный мир, с которым им приходилось взаимодействовать, они стремились геймифицировать, подстроить по убогие стереотипы, насаждаемые соцсетями.

Происходила общая деградация интеллекта, утрата способностей и стимулов к учёбе, способности к обучению в целом. У них было скудное воображение, проблемы с концентрацией внимания. И, главное, они утрачивали способность анализировать, абстрактно, критически мыслить.

Не думать, оказывается, проще, тем более, когда тебе внушают, что всегда найдётся сила, которая в любой момент спасёт, поможет, подскажет решение, направит, куда нужно…

Под разговоры об «обществе равных возможностей», отрытой информационной среде, обеспечивающей всем доступ к достижениям культуры, новые поколения утрачивали саму возможность восприятия уже накопленных цивилизацией знаний, системы ценностей и взглядов, основанных на многовековом этнокультурном наследии общества и, особенно, развития научных знаний. Всё это преподносилось как старый отживший хлам. Последовательно внушалось высокомерное презрении к прошлому. Чтобы максимально упростить манипуляцию сознанием лайко-мемного поколения, оно должно было утратить саму способность восприятия «старых», уже накопленных цивилизацией знаний.

Культуру перестали разделять на высокую и массовую, всё заменяла мешанина «культуры момента», исключавшая необходимость в глубоком познании и осмыслении мира, в которой любой «тренд» становится «явлением культуры» без оценочных суждений, сопоставления в действительными достижениями мировой культуры.

Насаждалась ложная убежденность, что все уже известно и больше ничего узнавать не надо, достаточно открыть «Википедию» и прочесть там «Истину». Или принять мнение какого-нибудь раскрученного блогера, интернет-гуру, просто потому что в то, что он примитивно доходчиво проповедует, и тебе самому хочется верить. Надо всего лишь подстроить под нужды момента кем-то приготовленные решения. Необходимость в рациональном доказательном мышлении, в поиске надежных, воспроизводимых, неопровержимых доказательств во всё этом даже не предполагалось. Стремление к знаниям становилось «не престижным». А, в итоге, само познание невозможным, поскольку мозг, как любой орган, если его регулярно не использовать, напрягать, тренировать – деградирует, а в перспективе отмирает. Утрачивалась сама способность к позитивной созидательной деятельности, которая предполагает трудолюбие и целеустремлённость, готовность преодолевать трудности, ради достижения поставленной цели. Всё это у большей части этих поколений атрофировалось. Взращивались «вечные подростки», которым культуру заменяют комфорт и чувство глубокого физического удовлетворения.

Новая система, так называемого, «цифрового» образования сознательно обрекала подавляющую часть детей на пожизненную роль недотёп, обученных некому ограниченному числу «компетенций», позволяющих уверено пользоваться готовыми сервисами, технологическим решениями. Эта система была нацелена на формирование и последующее воспроизводство неолиберальной кастовой системы «цифрового общества» ^{[Приложение]}. Строгая иерархия школ и высших учебных заведений, «заточенных» на формирование каст, запрограммированных на исполнение строго определённых социальных и производственных функций, в конечном итоге, жёстко определяющая пожизненный профессиональный, общественный статус человека. При этом отбор, селекция детей, определяющие, в какую категорию учебных заведений они попадут, проходил, преимущественно, по двум критериям. Принадлежность «отпрысков» к соответствующей касте. В учебные заведения высшего «элитарного» уровня попадали в большинстве своём отпрыски двух высших каст «цифрового общества». Просто по факту рождения, благодаря семейным и личным связями, возможностям оплатить такое образование. Для основой массы детей были системы тестирования, биомониторинга, замешанных на вновь возродивших евгенистических теориях, примитивно понимающих и ещё более примитивно трактующих достижения генетических исследований. Попав в результате такой селекции в определённую «образовательную траекторию», ребёнок, а потом выросший из него человек, практически, не имел возможностей сменить эту «траекторию» своего образования, а потом всей своей жизни. Фактически, эта система образования формировала неофеодальное, а то и рабовладельческое общество, в котором с рождения каждому человеку была определена его жизненная роль и жизненный путь.

В целом, хозяева ТОГО МИРА, интуитивно или вполне осознанно, «просчитано» реализовывали вариант единственно жизнеспособной формы образования, о которой было сказано ранее: модель образования должна соответствовать желательной модели социума. Проблема была в том, что сама модель социума была порочна, нежизнеспособна. Ещё более порочной получилась и модель образования, сконструированная под запросы неолиберальных элит. На деле эта образовательная модель ускорила крушение мира, скроенного по неолиберальной глобалистской модели. Но виде обломков эта модель продолжала существовать и дальше, после Большого обвала, Передела мира. С этими «обломками» Александру пришлось сталкиваться и в годы его «учёбы» в ТОМ мире, и позже, в том числе при выполнении его миссии в Городе ^[7]…

Проблема детства очень тесно была связана и с главное проблемой, которая стояла перед «Первооснователями» – сохранение, спасение науки и культуры ^{[Приложение]}. Потому что всё меньше становилось людей, которые могли не только сохранять, воспроизводить и, тем более, развивать многовековое культурное, научное наследие, но просто понимать его, хотя бы, на элементарном уровне его передавать, ретранслировать.

«Первооснователи» вне этой культуры, науки не мыслили своего существования. А она уже с конца прошлого века разлагалась и деградировала.

Разрушались основы культуры – системность и опора на фундаментальные знания, традиции, преемственность, сохранение и уважение к «достижениям прошлого». Всё замещалось «инструментальным» отношением к знаниям, да и жизни, вообще, потоком сиюминутности, одноразовых вещей, людей, отношений, мыслей, решаемых задач…

В результате – массовая деградация, вплоть до физиологического уровня, изменения структур мозга, при которых попросту утрачивались его высшие свойства, качества, способности человека, делающего его человеко-разумным…

Наметилась деэволюция в дочеловеческое, гоминидное состояние…

Главная цель всей ИХ деятельности стало «производство Человека». Поскольку у человечества, в принципе, не может иной главной цели, кроме как хороший человек, человек, способный к позитивной солидарности, созидательному творчеству…

Сохранение, «выращивание» людей с высоким уровнем любознательности, развитым воображением, творческими наклонностями, талантами исследователя, изобретателя, предпринимателя, просто честного высокопрофессионального работника…

С опорой, прежде всего, на рациональное мышления, выстраиваемого на надежных, воспроизводимых, неопровержимых доказательствах.

И в то же время воспитание, взращивание людей искренних, отзывчивых, способных к сопереживанию…

С помощью рационального мышления ты получаешь знания из окружающего мира. Но самые глубокие знания ты находишь в глубинах собственного духа, раскрывая заложенную в саму природу человека потребность в поиске «высших начал». Действительно значимые знания ты получаешь, сочетая внутренний и внешний опыт, соединяя, говоря словам Аристотеля, разумные и этические добродетели…

Как часть этой общей задачи – «производства Человека», – стала задача отбора особо одарённых детей, способных к глубокому познанию и научному творчеству, способных увидеть то, чего нет пока в «жизненной реальности», способных генерировать новые знания, стремиться к журавлю в небе, а не удовлетворяться синицей в руке, готовых к «подвигу мысли и труда». Способных работать на результат, который получишь через пять, десять, пятнадцать лет, который другие поймут и оценят его значимость лет через двадцать или тридцать, а то и больше. Понимающих, что открытия, научная истина не дается как откровение, сразу во всей полноте. Она так может проявляться на конечной стадии исследования, научного поиска, «в результате». На деле Истину приходится добывать по крупицам упорным многодневным и, даже, многолетним трудом. А потом прилагать немало трудов, чтобы сложить эти крупицы наиболее непротиворечивым образом. Такие дети – и вырастающие из них люди, – на самом деле, главное достояние и главная сила человечества.

Они рождаются примерно в одинаковом количестве – десять-пятнадцать процентов, – в любые времена, в любом народе, племени, социальной группе. Это давно эмпирически установленная закономерность, которую, правда, никто так и не может объяснить. Эти люди – дар Природы, Бога человечеству. Где-то это стали понимать и научились этот дар белее или менее успешно использовать. Где-то этот дар не замечают, а то и уничтожают.

Поиск таких людей, самородков, «талантов от природы», способных совершать качественные скачки в науке, технологиях, искусстве, их выявление, желательно в максимально раннем возрасте, защита, создание условий для их развития и самореализации, и, в конце концов, та или иная форма инкорпорации в ИХ мир, – рассматривалось как главная задача их деятельности в ТОМ мире.

Такие самородки требуют особой охраны, создания условий, в которых они могут проявить и развить свои таланты, дать простор их творчеству, самореализации. Их надо помещать в круг людей, которые знают, как «делать науку», высокое искусство, реально делающих науку, создающие новые технологии, творящие произведения подлинного искусства… И не просто помещать в круг таких людей, но изначально предоставлять им возможность участвовать вместе с ними в научном, техническом, художественном творчестве, реальных проектах, решении реальных проблем…

И в непосредственном живом межличностном общении с этим людьми, приобщаясь к их уникальному опыту, не только профессиональному, но и социальному, человеческому, – получать неповторимый опыт бытия, делающим тебя личностью, неповторимой, глубокой, цельной, готовой не только к профессиональной самореализации, но и духовной, человеческой. Способной, действительно, делать себя и жизнь лучше.

Таких детей на период их формирования надо оградить от мира, запутавшего в паутине лжи, мнимых знаний, фальшивых отношений, которую сам этот мир сплёл и теперь не в состоянии из этой паутины вырваться.

Нельзя сказать, что тогдашние, так называемые, «элиты» совсем не видели этой проблемы. Охота за такими самородками в те предкризисные времена началась везде.

Но «отбор» таких людей с неординарными способностями, как правило, проходил на завершающих стадиях «школьного», а то, и «высшего» образования, с отбрасыванием «в шлак» всех остальных. И тут же их дальнейшее развития начинали уродовать идеями кастовости, разорванностью, фрагментарностью в подготовке специалистов разных уровней, подчинением их учёбы, затем работы, жизни в целом, ложным целям и, в конечном счёте, системе самоуничтожения человечества.

Хозяева ТОГО МИРА пытались решить эту проблему понятным и привычным для себя способом, собирая тех, кто может давать хорошее образование, тех, кто способен его воспринять, и, главное, своих отпрысков, тех, кто должен будет наследовать их богатства и власть, в привилегированных, закрытых учебных заведениях, «образовательных кластерах» со своими «элитарными» «образовательными траекториями».

На самом деле эта система «образовательных траекторий», даже, «элитарных», в конечном итоге, убивала реальный творческий потенциал тех неординарных детей, которые вовлекались в эту систему. Они теряли возможность получать полноценное фундаментальное научное образование и в области естественных наук, и, особенно, гуманитарных. Их самобытное развитие затормаживается ростом специализации, их неуклонно растущей дифференциацией…

Все эти «образовательные траектории» определялись запросами конкретных крупных компаний, задачами подготовки для них будущих специалистов, их «человеческого капитала». Образовательные, исследовательские программы в рамках таких «траекторий» определялись требованием «получения результата» не более чем через десять-пятнадцать, максимум, двадцать лет, проникновением экономических механизмов и логики мышления на территорию знания, которое исторически всегда существовало за пределами утилитарных задач…

Свою лепту вносила и чрезмерная, с завышенными ожиданиями, увлечённость «цифровыми технологиями» и в образовании, и в научных исследованиях, не задумываясь о том, что, чем больше мы «делегируем» машинам исследовательские задачи, тем меньше мы имеем возможностей открывать что-то принципиально новое…

Чтобы получить действительно новые результаты, исследователь всегда должен рисковать, но теперь уровень «приемлемого риска» определялся «инвесторами», «венчурными фондами», готовых «вкладываться» в проекты, которые принесут гарантированный доход.

Поэтому всё, в конечном счёте, сводилось к поиску «эффективных решений» из «кирпичиков» уже сделанных научных открытий, созданных технологий, выстраивание конструкций таких «решений» на фундаменте научных теорий, созданных предыдущими поколениями учёных.

И, походя, уничтожалась сама возможность появления принципиально новых, фундаментальных знаний, развития науки.

А в самих самородках, попавших в эту систему производства «человеческого капитала», быстро вытравливался их природный талант, творческие возможности, всё заменялось натаскиванием на умения продавать что-то, собранное из кем-то сделанных «кирпичиков». Марать руки в глине, лепя «кирпичики» чего-то неизведанного, обжигать их в печи встраивания самобытной теории…, – на это грязное и малоприбыльное дело они были уже не способны. И, тем более, на то, чтобы «вгрызаться» в гранит фундаментальных теорий, укрепляя и расширяя фундамент познания мира… Сама возможность расширения и укрепления этого фундамента уничтожалась.

Какое-либо стремление к высшим целям, без которого невозможны действительно свободное и глубокое познание, творчество, вытравливалось. Гордыня, жажда обладания направляли все устремления на преходящие вещи.

Но если ты мгновенным озабочен

– Твой жребий страшен

И твой дом непрочен!

К тому времени и «открытость науки» давно стало пустой фразой. Ещё с тридцатых годов прошлого века, когда стало ясно что науки и технологии могут дать большие преимущества в гонке вооружений, обеспечить победу в войне, стали засекречиваться, «закрываться» целые научные направления… Теперь, когда практически любое научное открытие, новая технология рассматривались как оружие, средство борьбы, не только в обычных войнах, но и войнах экономических, технологических, геополитических…, – как только какое-либо открытие расценивалось как перспективное – его тут же засекречивали…

Уже в первой четвери текущего столетия всем стал очевиден кризис действительно новых, «прорывных», как тогда любили выражаться, фундаментальных идей и теорий.

Всё, что создавалось уже с конца прошлого века и что можно было расценивать как нечто новое, было лишь доработанным наследием фундаментальных открытий – рентгеновское излучение, теория относительности и квантовая теория, Стандартная модель, структура ДНК, антибиотики и инсулин…, – совершённых, преимущественно, в первой половине прошлого века, и «прорывных технологий» – атомная энергия и ядерный синтез, ракетные и космические технологии, транзисторы, телевидение, компьютеры и интернет…, – совершённых преимущественно в сороковые-восьмедисятые годы того же века.

Эти открытия привели к «взрывному» развитию промышленности, всех сфер экономики, изменивших повседневность до неузнаваемости.

Но, таким образом, были «подведены итоги» развития фундаментальной науки, после чего начался переход к совершенно новой форме существования знания, от которого требовали экономической эффективности. Акценты были перенесены на опытно-экспериментальные науки, которые превратили в мощный социальный инструмент, приносящий чистую полезность. Началось превращение научного процесса в индустрию, и сама научная деятельность перестала восприниматься как нечто, связанное с творчеством. К этому добавилось и то, что наука стала массовой, а сами исследования – все более и более дорогостоящими.

Тотальная экономизация всех сфер научного знания требовали сделать рентабельность и подотчетность академического мира максимально предсказуемой и прозрачной, что вело к увеличению бюрократизации науки, изобретению и внедрению всё более ухищренных бюрократических механизмов, которые лишали ученых свободы.

Некогда единое научное пространство стремительно фрагментировались, а механизмы координации между разными дисциплинами и формирования целостной «научной картины мира» критически ослабли.

Надежды на то, что все эти проблемы помогут решить «big data», технологии «искусственного интеллекта» оказались очень завышенными. Те великие открытия, о которых мы упомянули, и о которых не упомянули, были сделаны на существенно меньших «информационных массивах», потому что всю новизну в любую систему знания всегда приносил и будет приносить именно человек.

Но, если в первой четверти нашего века были ещё значительные прорывы в развитии, доработке старых теорий, технологий, решении фундаментальных задач, проблем, сформированных в рамках этих теорий…, – то уже в тридцатые стала очевидна стагнация глубокого научного познания. И, как естественное следствие, – остановка в появлении и развитии новых технологий… С начала двадцатых все сформированные к тому времени мощные «научно-технологические кластеры» ничего принципиально нового не произвели.

А экономика, властные органы, общество все менее было способно понять и принять даже те открытия, новшества, проекты, которые генерировались новой элитой, выращенной в закрытых учебных заведениях «нового образования». Всё чаще эти открытия и новшества, принимавшиеся на их основе решения вызывали отторжение, порой, в очень агрессивных формах…

Технологический кризис второй четверти века был предопределён другой проблемой, созданной образовательной системой «траекторного» обучения.

Большинство – те, кто в результате селекции не удостоился обучению по «образовательным траекториям» для «элит», – получали образования в массовых школах, колледжах, в которых готовили «кнопочных» специалистов, натасканных на работу с готовыми сервисами, обслуживающего персонала, «заточенного» на выполнение ограниченных, чётко прописанных операций, манипуляций…

Вся эта система «цифрового», «траекторного» образования была задумана умниками из транснациональных «цифровых» корпораций и спекулятивных финансовых структур, претендовавших в начале века на роль «властителей мира». При этом они исходили из идеальной в их представлении модели общества, в котором посредником между «элитой» и управляемой ею «массой» выступает высокотехнологичная среда, контролируемая «искусственным интеллектом». Но ожидания насчёт возможностей ИИ, как было показано ранее, оказались немного завышенными…

На деле между «элитой» и «массой» стада формироваться «технологическая среда» из множества систем управления и контроля, всевозможных роботов-ботов от промышленных до бытовых, со своими проблемами, противоречиями… Эта технологическая среда создавала множество новых профессий по монтажу, настройке, ремонту и обслуживанию эти систем и роботов-ботов. Эти профессии требовали и творческого мышления, и хорошего уровня знания «теории», целого комплекса «смежных» наук, технологий… Всего того, «кнопочно-обслуживающее» образование не могло дать.

На самом деле, это само по себе могло, должно было спровоцировать серьёзные экономические и социальные проблемы. Но в условиях Большого Обвала, когда производство катастрофически падало, социальная сфера деградировала, исчезали целые предприятия, пустели города и целые регионы…, – эта проблема отошла на второй и третий план. Но когда стали создавать «новые точки роста», эта проблема стала главнейшей. Она стала одним из главных факторов, препятствующих возникновению и развитию таких «точек роста». Частично с этой проблемой стали справляться, благодаря появлению FC ^[8] … Но, в целом, и сейчас в ТОМ МИРЕ это остаётся большой проблемой. И это даёт ИМ возможность создавать свои точки контроля в ТОМ МИРЕ, работая в научно-технологических советах, предлагая свои высоко технологичные сервисные услуги, а где-то и напрямую контролируя важнейшие технологические процессы, как в Корпорации Города ^[9]…

……………………………………………………………………………………………..

Любой человек рождается с многими талантами. И выбор своего главного «дела жизни» определятся не только заложенным природным даром, «генами», но и множеством случайных факторов. И первые годы жизни надо дать себя попробовать во всём. Кроме того, мир един и также едино должно быть его познание, и пока ты не дорастёшь до понимания своих приоритетных интересов, до своих первых «специализаций», надо получить возможно более широкое понимание мира, науки, разных наук. И не только наук. Искусство, история, литература, философия и прочая «гумманитарщина» – это тоже познание мира, без которого невозможно понять его целостность, глубину, необозримость.

Даже, самый великий учёный сам по себе ничего не значит. Нужны те, кто может понять его открытия, на их основе придумать прикладные, инженерные решения, нужны те, кто способен понять эти инженерные решения и выполнить их «в натуре», нужны те, кто со знанием дела и на пользу людям будет применять эти решения… Нужны те, кто так же творчески и ответственно будет формировать окружающую тебя культурною и бытовую среду. Все эти разные люди должны понимать, уважать друг друга, свободно взаимодействовать. Да и вырастить хорошего учёного, просто толкового специалиста изолировано, «в банке», в «башне из слоновой кости» невозможно. Нужна насыщенная и разнообразная интеллектуальная, духовная, деятельная среда общения, совместной работы. Для этого они должны получать образование, воспитываться вместе, особенно, в детстве и раннем подростковом возрасте.

Нужно постараться в этом раннем возрасте вырастить ребёнка максимально универсальным и в смысле умственной деятельности, и практических навыков…

…И в смысле опыта позитивного разностороннего общения.

Потом он сам разберется, что делать со всем этим «багажом».

Миру не нужны просто «успешные люди». Он нуждается в людях, рядом с которыми хорошо жить, в людях с моралью и любовью, которые сделают мир живым и гуманным.

У НИХ все, независимо от проявлявшихся особых интересов и способностей, лет до четырнадцати-шестнадцати «варились» в одном «образовательном котле». И для всех по всем предметам задавалась одна первоначальная очень высокая планка требований. Просто, кто-то эту планку преодолевал быстрее и с большей лёгкостью, и он тогда получал свою индивидуальную «доппрограмму» по этому предмету, у кого-то достижение этой планки требовало больших усилий и времени, и он получал дополнительные консультации и занятия. Но все постоянно между собой общались, помогая и мотивируя друг друга. Потому что в чём-то ты более силён, в чём-то твои товарищи. И вы постоянно вместе встречаетесь на разных практикумах, лабораторных, общих проектах, общих «хозяйственных работах», в которых вы участвуете все вне зависимости от ваших успехов по тому или другому предмету. Так каждый из них постепенно становился носителем своего уникального познавательного опыта, уникальных идей, на основе которых они учились синтезировать совместные решения и, просто, сообща жить. И никакого деления по «социальным статусам». Только по учебным группам, игровым командам, рабочим бригадам, исследовательским проектам, которых было множество. Такие группы, команды периодически перетасовывались, объединялись в более крупные группы. Они делили друг друга только по тому, кто что знает лучше, на кого в чём можно положиться, кому в чём надо помочь…