Текст книги "Особая необходимость"

7

Услышав слова Калве, Коробов вздрогнул и оглянулся. Оно выбралось откуда-то из-под эстакады – это странное, уродливое существо, похожее на большую блестящую лягушку, и с глухим воем стремительно метнулось вперед. Неподалеку от них оно остановилось, повисло в воздухе метрах в трех от пола.

– Летает? – изумленно прошептал Калве…

Лягушка вытянула длинные передние лапы – только их было три, с плоскими присосками на концах. Лапы прижались к стенке ракеты. Короткие, пронзительные свистки прорезали тишину; даже под защитой скафандров захотелось зажать уши – так неприятен был этот звук.

– Ну и голосок! – пробормотал Коробов. – Теперь понятно, почему мы их даже из ракеты слышали…

Затем лапы втянулись, и секунду марсианин – или как его назвать? – висел неподвижно, словно бы рассматривая людей так же пристально, как и они его. Снова Калве почувствовал на себе странный, внимательный взгляд… После этого летающая лягушка рывком скакнула дальше. Вновь раздались пронзительные звуки, будто с визгом разрывалась сама оболочка корабля.

– Э-э, – сказал Коробов, – такого уговора не было. Они нам ракету испортят…

– Эй, обожди-ка! – крикнул он и взмахнул рукой. И неведомое существо послушалось, ускользнуло куда-то под ракету.

– На чем он держится, не пойму, – сказал Калве. – Ни ног, ни крыльев… Но предполагаю, что это не живое существо. Знаешь, что я думаю? Думаю – это автоматическое устройство, действующее по программе или же телеуправляемое.

– Как же не живое? – спросил Коробов, не спуская глаз с того места, где скрылось странное существо. – Жаль только – я его напугал криком, он и удалился…

«Удалился» – вот, значит, какими торжественными словами заговорил о марсианах Коробов», – с некоторой иронией отметил Калве. Что ж, их и вправду было за что уважать, если – если…

– Нет, не живое, – сказал он твердо.

– Потому что ног нет? Так не обязательно же ему быть человекообразным…

– Нет… – Калве на миг задумался – как покороче высказать свои мысли. – Понимаешь, он, конечно, двигается и жестикулирует. Так? Но вот мы его увидели. Что ты сделал? Я помню: ты немного даже подпрыгнул…

– Ну уж и подпрыгнул…

– Подпрыгнул и так приподнял брови. И шагнул к нему. Ты удивился. А что я сделал?

– Я на тебя не смотрел. Ну?

– Наверное, что-то такое же. Это естественно – мы удивились и немного встревожились, это реакция на неожиданность, безусловный рефлекс. И он должен был удивиться, заинтересоваться. Ведь и он нас видел впервые…

– Ну, должен…

– А он не удивлялся.

– Но он посмотрел!

– Это у нас было такое чувство, что он посмотрел. Но – ни одного жеста… Мимики нет: у него ведь нет лица! У собаки есть лицо, у кошки есть… Нет мимики у жука. У этого – тоже нет. Мышление разумного существа должно быть богатым, мир чувств такой… огромный. Ему может не хватить одних слов. Слово – информация. Чувство – это мимика! Жест! Движение!.. А здесь – ничего. Жук, большой жук, большой инстинкт – и все. А свист? Одна нота. Это не слово, не фраза… Да, так есть…

В подтверждение своих слов Калве яростно жестикулировал, хмурил лоб, мясистым носом чуть не тыкался в прозрачный пластик шлема…

– Ну ладно – не время дискутировать, – сказал Коробов. – В общем-то ты, наверное, прав – будь он живым, он сразу должен был бы подойти к нам.

– Он совсем не разумный, – горячо подтвердил Калве. – Это – автоматическое устройство, действует или по программе или им управляют те, настоящие… Если программа – то не очень сложная. Самые простые действия. Конечно, и языка общего с ним нам не найти – говорить он, ясно, не умеет…

– Значит, в розысках они нам не помогут ни на грош, – невесело сказал Коробов, по-своему оценив сообщение Калве. – Ага – еще одно – или опять то же самое?

Действительно, еще одна такая же лягушка появилась наверху. Она парила над ракетой, прикладывала к ней свои присоски.

– Как хочешь, а корабль ломать я им не позволю, – решительно сказал Коробов. Подбежав к эстакаде, он высоко подпрыгнул, взлетел, опустился на платформу. Потом вскарабкался по амортизатору на корму ракеты и побежал по выпуклой поверхности, махая руками на лягушку, словно отгоняя забравшуюся в огород курицу. Калве невольно улыбнулся.

Лягушка скрылась вслед за первой. Коробов опустился на колени и внимательно осмотрел оболочку в тех местах, где к ней прикасались присоски.

– Нет, следов никаких, – успокоенно сказал он Калве и стал спускаться. – Что им нужно, не пойму, но вреда от них, видимо, нет.

– Трудно сказать, что им нужно, – задумчиво произнес Калве.

Коробов уже подошел к нему, нерешительно потоптался на месте, не зная, что делать дальше: корабль нельзя оставить без присмотра, и товарищей надо искать…

– Ладно, – сказал он наконец. – Разыщем ребят – тогда… Пока мы уже пятнадцать минут гуляем без толку…

Предстояло открыть дверь. Калве включил прожектор, начал водить лучом по двери и стене возле нее. Потом пошарил руками в поисках какого-нибудь малозаметного выступа. И это не дало результата. Оба попытались, меняя настройку раций, посылать различные сигналы. Но дверь упрямо не поддавалась.

– Может быть, биотоки? – спросил Коробов.

– Здесь должно быть что-то простое, – ответил Калве. – Биотоки – слишком сложно. Ну-ка, подсади меня – я посмотрю наверху…

Коробов подошел, встал вплотную к Калве. Но едва лишь Калве успел положить руки ему на плечи, чтобы выжаться вверх, как под ними что-то чуть слышно скрипнуло. С едва уловимым шорохом дверь поднялась.

– Вот тебе раз… – сказал Коробов.

Калве усмехнулся.

– Простейшее решение: механическое воздействие… Вход автоматизирован, чтобы людям не приходилось делать лишних движений руками. Просто здесь нажимают ногой. А пыль, очевидно, забила пазы, и потребовался наш общий вес. Дверь на биотоках – глупая роскошь даже при более развитой технике. А ты видишь, что здесь давно никто не ходил? Пыль не тронута… Это, вернее всего, означает, что живых на спутнике действительно нет. Эти автоматы и есть его жители… Ну что ж… А как там, в ракете?

Коробов начал вызывать Азарова. Ракета не отзывалась.

– Опять нарушения связи… – сказал Калве. – Ионизация, что ли, влияет?

Коробов промолчал. Потом набрал побольше воздуха в легкие и, повернув регулятор на полную мощность, рявкнул в микрофон так, что тоненько запел, резонируя, шлем. Азаров не отзывался… И вдруг откуда-то – казалось, совсем близко, – донесся голос Сенцова:

– А вот здесь уже что-то интересное…

В ответ забормотал знакомый тихий голос Раина.

– Они, это – они! – крикнул Калве.

Коробов заорал:

– Сенцов! Ау!

Оба рванулись к двери, готовые бежать, искать, помочь… Но звуки не повторялись, сколько ни кричали оба в микрофоны, рискуя посадить аккумуляторы и сорвать голос.

А дверь с тихим шорохом ушла куда-то вверх, открывая вход в слабо освещенный коридор.

– Они живы, найдем! – сказал Калве, выглядывая в дверь.

– Теперь мы их быстро найдем! – уверенно отозвался Коробов. – Только вот Азаров…

– Ну, чего там? – Голос Азарова раздался в наушниках неожиданно, и оба вздрогнули.

– Чтоб тебя! Почему молчал? Ты их слышал?

– Кого? – быстро спросил Азаров.

– Как – кого? Сенцова, понятно…

– Я другое слышал, – помолчав, ответил Азаров. – Вы где?

– Открыли дверь, – сказал Коробов. – Выходим. Мы их слышали. Вызывай их все время.

– Счастливо. Вы там недолго… – сказал Азаров.

Как только космонавты вышли в коридор, дверь за ними снова опустилась на место. Дальше двинулись не раньше, чем Коробов убедился, что и с этой стороны открыть дверь не составляет никакой трудности. Дорога была ясна – вперед по коридору, который тянулся в обе стороны, исчезая в темноте. Только…

– Направо, налево? – спросил Калве.

– Как бы не ошибиться… – сказал Коробов.

– Может, разойтись? – предложил Калве, хотя ему вовсе не хотелось бродить в одиночку, но Коробов решительно ответил:

– Нет, не пойдет. Для того мы и вышли вдвоем, чтобы помогать друг другу. Мало ли что может случиться… Давай пойдем – ну, хотя бы направо. Если они в этой стороне, мы обязательно наткнемся на следы: видишь, пыль какая… Если никаких следов не будет – поворачиваем назад и идем в противоположную сторону. За пять минут мы даже в скафандрах можем обследовать чуть не полкилометра. Вряд ли они успели уйти дальше…

Первая дверь попалась метров через шестьдесят. Там было пусто. Коробов уже повернулся – идти дальше, но тут Калве вдруг схватил его за руку.

– Блестит… – сказал он и кинулся вперед.

Коробов еще не успел сообразить, в чем дело, когда Калве с необычной для него поспешностью уже нагнулся и схватил какой-то лежавший на полу предмет. Поднес его к шлему. Затем протянул подбежавшему Коробову.

– Вот… – сказал он, переводя дыхание. – Они…

На его ладони поблескивал небольшой металлический приборчик. Это был переносной счетчик частиц – такие находились во всех помещениях ракеты и фиксировали те редкие частицы сверхвысоких энергий, которым удавалось пробить защиту корабля. Очевидно, Сенцов, а еще вернее – Раин, выходя из корабля, взяли с собой один из этих счетчиков, не вполне полагаясь, может быть, на вмонтированные в их скафандры индикаторы радиоактивности…

– Ясно – они были здесь, – сказал Коробов.

– Я думаю даже… – проговорил Калве. – Смотри: нет ни одного следа. Они не шли – их тащили, несли! Возможно, такие же автоматы, как мы видели.

– Ясно! – сказал Коробов. – Быстрее за ними!

Сжав в руке счетчик, он двинулся дальше по коридору. Калве не отставал, только через несколько минут заметил:

– Тебе не кажется, что мы идем все время вверх?

– Похоже, – ответил Коробов. – Впрочем, может, это только кажется? А если и так – что с того?

– Ничего… – ответил Калве… – Интересно, куда этот ход нас приведет?

…В конце концов он привел космонавтов к закрытой двери. Но теперь им уже было известно, как открывать двери в этом мире.

А за дверью был новый коридор. При входе в него им сразу бросилась в глаза голубоватая табличка на стене, покрытая какими-то видными и сквозь пыль ровными узорами из отрезков прямых линий. Калве громко вздохнул.

– Ну, вот… – сказал он задумчиво.

– Что такое?

– А то, что это письменность… Значит, спутник все же населен разумными существами: автоматам письменные инструкции не нужны.

– Населен – или был населен…

– Раз был – значит, и есть, – сказал Калве. – Человечества не вымирают. Самое большее – они могут переселиться в другое место. Жизнь, в общем, устроена очень правильно.

– Пойдем, – сказал Коробов, – потом будем разбираться…

Возле двери он нарисовал пальцем на слое пыли большое «К»: будет примета. Буква сразу же заиграла яркими красками.

Калве, заинтересовавшись, провел перчаткой – очистил от пыли небольшой участок стены.

– Это бы зарисовать… – сказал он, глядя на вьющиеся по стене, слабо светящиеся узоры. – Очень любопытно…

– Как только найдем наших – сфотографируем все, что сможем, а на Земле разберемся, – поторопил его Коробов.

Наверное, не стоило сейчас вспоминать о Земле… Пока что каждый шаг уводил все дальше от нее, и лучше всего было заниматься делом и не думать о том, что их ждет впереди.

Калве бросился догонять Коробова, который уже открывал новую дверь.

– Не пойму… – сказал Коробов после паузы. – Это лаборатория, что ли?

Калве взглянул через его плечо.

Стены просторной комнаты заметно сужались – как будто художник переусердствовал, изображая перспективу. По обе стороны узкого прохода стояли на невысоких постаментах прозрачные прямоугольные ящики, до самого верха наполненные какой-то серой массой. В закрытых прозрачными крышками лотках тянулись во все стороны разноцветные трубы, а может быть кабели, и уходили куда-то через заднюю, самую короткую стену. Освещение было другое – жаркое, с фиолетовым оттенком, совсем не похожее на тот серый, мерцающий сумрак, к которому Коробов и Калве уже начали привыкать.

Они подошли к одному из ящиков. В лучах света прозрачная поверхность его слегка отсвечивала. Всмотрелись. Передняя стенка, через которую ясно была видна серая масса, только издали казалась сплошной. На самом же деле она состояла из множества небольших квадратов, а весь ящик оказался разделенным на многие секции – точно картотека. Калве осторожно потянул одну из крышечек – на него стал надвигаться прозрачный лоток, наполненный студенистой серой массой… Тотчас же передняя стенка ящика залилась мигающим красным светом. Калве отнял руку. Ящичек медленно втянулся обратно, красный свет погас.

– Черт его знает, – сказал Калве. – Может быть, из этого они и приготовляют свои пластмассы? Или здесь нечто вроде плантаций, на которых выращивают питательное вещество? На хлореллу не похоже… В общем, что-то непонятное. Тут надо осторожнее себя вести, ничего зря не трогать – хозяева обидятся, чего доброго…

– Ни в коем случае, – согласился Коробов. – Питательное вещество? Не очень-то аппетитно выглядит…

Он снова выдвинул крайний ящичек, придерживая его пальцами, низко склонился, приблизил лицо к серому веществу, чтобы как следует рассмотреть неровную поверхность… Калве предостерегающе поднял руку, но было уже поздно.

Голубая змейка вылетела из ящика, на короткий миг затанцевала на шлеме пилота. Коробов стремительно разогнулся, взмахнул руками – за прозрачной пластмассой шлема Калве увидел его искаженное от боли лицо – и тяжело рухнул на пол, ударив при падении локтем прямо в середину медленно уползавшего на место ящичка. Снова прыгнула голубая змейка разряда… Калве схватил Коробова за плечи, оттащил на середину прохода, открыл ему подачу кислорода на полную мощность, стал делать искусственное дыхание – в скафандре это оказалось совсем не легким делом… Когда ему показалось, что это все уже бесполезно, Коробов открыл глаза. Отчаянно морщась, отстранил Калве, медленно поднялся на ноги.

– Нет, ничего… – сказал он. – Просто оглушило… Оказывается, это все под напряжением, и под немалым. Пойдем-ка отсюда подальше, а то неровен час…

Поглядывая на вновь загоревшуюся красным светом крышку ящика, оба медленно пошли дальше по проходу, мимо прозрачных хранилищ. Калве беспокойно оглядывался. Тревожный красный огонек все не гас… Коробов полувопросительно сказал:

– Это он просто сообщает, что нормальный режим нарушен…

Они подошли к задней стене комнаты. Осторожно перешагнули порог.

Перед ними открылся круглый, просторный зал. Очевидно, он являлся центром, вокруг которого располагались хранилища серой массы, образующие правильный круг. Возможно, форма круга могла дать понятие и о всей внутренней планировке Деймоса. Но делать обобщения было, пожалуй, рано – они успели осмотреть лишь ничтожную часть спутника.

Все возраставшее беспокойство за судьбу товарищей не позволяло им задерживаться. У Сенцова и Раина оставались считанные минуты…

Они вышли в коридор, миновав по пути еще одно помещение с прозрачными ящиками. Коридор привел их опять к переборке, около которой Коробов нарисовал букву. Он был явно кольцевой, по внутренней его стороне располагались хранилища серой массы, а выводила из него лишь одна дверь – та, через которую они и пришли.

Это был тупик. Надо было возвращаться к тому месту, откуда они начали поиски. Теперь стало ясно: ни Сенцов, ни Раин этой дорогой не шли…

Оглушенные этим открытием, космонавты стояли неподвижно. Коробов все еще сжимал в руке хрупкий приборчик.

– Но ведь счетчик! – уже во второй раз упрямо сказал Калве.

– Счетчик… – угрюмо повторил Коробов. – Но их здесь нет и не было. И нечего им здесь делать… Не людоеды же здесь живут, да и то скафандры не съели бы… А следов никаких… Ну – не будем терять времени. Все это когда-нибудь выяснится…

…Они почти бежали, надеясь больше всего (хотя ни один и не высказал этого вслух) на то, что Сенцов и Раин сами уже отыскали ракету и сейчас сидят в рубке, спокойно дышат кислородом и ждут их.

Подбежав к двери в тот ангар, где стояла их ракета, они внимательно осмотрели пол. Никаких новых следов не появилось.

Тогда они бросились дальше по коридору. Вот еще одна дверь… Калве смаху опустился на колени.

Прожектор осветил ясно отпечатавшиеся на пыльном полу знакомые рубчатые следы башмаков.

Следы уходили под дверь. Обратных не было, значит, Сенцов и Раин могли быть только там, за дверью. И Коробов торопливо нажал на запорную ступеньку.

Дверь не открылась…

Еще не веря в несчастье, они топали по ступеньке вновь и вновь, нажимали на дверь – как будто чем-то, кроме взрывчатки, можно было взять этот материал, кричали – как будто кто-то мог их услышать.

Потом снова обшаривали прожекторами каждый сантиметр пола в сумасшедшей надежде – а вдруг они просто не заметили выходных следов, вдруг товарищам все же удалось выбраться… Потом оба просто сидели возле неповинующейся двери, по временам снова и снова пробуя открыть ее и вновь опускаясь на пыльный пол. Сидели до тех пор, пока стрелки кислородных манометров не задрожали где-то около нуля.

Тогда Коробов поднялся, тронул Калве за плечо, и они медленно пошли к своему ангару. У обоих была только одна мысль; если бы они сразу пошли налево… Мысль эта пригибала их книзу, они шли, сгорбившись – насколько им позволяли горбиться скафандры.

Это была беда… Они сидели в рубке, в креслах, даже не скинув скафандров, хотя это и запрещалось правилами. Они убеждали себя, что присели только на минутку и тотчас же вновь отправятся на поиски. Однако всем было ясно: бесполезно. При самом экономном расходовании кислород у Сенцова и Раина уже кончился несколько минут назад.

Уже не было смысла следить за быстро бегущей по циферблату секундной стрелкой, но Калве не отрывал от нее глаз. Коробов сидел сумрачный, опустив глаза. Прозрачный шлем его стоял рядом на полу, он потирал лоб (нестерпимо болела голова) и слушал, что ему, размахивая руками, говорил Азаров.

Что он мог сказать? И чего теперь размахивать руками?

– Связь, связь надо было держать! – резко сказал Коробов. – Мы и то их услышали, а у тебя вон какая рация!

– Попробуй! – ответил Азаров, вертя рукоять настройки. – Вон какая чертовщина творится…

Действительно, в диапазоне между десятью и тридцатью семью сантиметрами в эфире творилось непонятное: что-то мяукало, пищало, иногда заливалось звонкой трелью, раздавались какие-то завывания – потом вдруг все смолкало, слышались только сонные хриплые звуки, а через небольшой промежуток времени все начиналось сначала.

Послушав эту какофонию минут пять, Коробов приказал выключить рацию, чтобы не тратить питания.

– А может, это местные жители нас вызывают? – неуверенно сказал Азаров.

– Чепуха, – ответил Коробов. – Мы облазили чуть ли не полспутника – нигде ни следа. Я, конечно, не знаю, что этот писк и визг значит, однако…

– Я, кажется, знаю, – сказал Калве, не отрываясь от часов.

Оба посмотрели на него – Коробов с интересом, Азаров осуждающе: Калве отнимал у него последнюю надежду на спасение товарищей, которые (окажись предположение Азарова правильным) могли бы найти приют у хозяев спутника…

– У нас просто не было времени подумать, – сказал Калве. – Если мы находимся в ангаре, предназначенном для ракеты (а мы, очевидно, находимся именно в ангаре, предназначенном для ракеты), и если нас, вернее – ангар, обслуживают автоматы (а его, судя по всему, обслуживают именно автоматы), то эти автоматические устройства должны откуда-то получать команды… да, так есть…

– Почему? – спросил Азаров. – Они могут и сами обладать…

– Логическими устройствами? Нет, не думаю, это противоречит принципу целесообразности. Тысяча арифмометров не заменит одной вычислительной машины… Так вот, все это дает нам основание предположить наличие достаточно сложных кибернетических устройств, ведущих управление автоматами и контроль за ними. Такой центр непременно где-то в спутнике имеется. Автоматы, как мы с Коробовым видели, не получают информации по проводам. Нет у них контакта и с полом ангара. Следовательно, команды им передают по радио. Вот источник этих сигналов.

– Стоп, стоп! – сказал Азаров. – Радиоволны-то сквозь стены не проходят…

– Это естественно, – сказал Калве. – Автоматов должно быть много, частот в ограниченном диапазоне – меньше. Ангар тут, как мы с Коробовым видели, не один… Значит, надо, чтобы автоматы, работающие на одной и той же волне, получали команды избирательно.

– Волноводы, очевидно… – задумчиво сказал Азаров. – Наверное, так. И вы смогли услышать Сенцова и Раина только потому, что в этот момент находились где-то на концах одного и того же волновода…

Напоминание о друзьях переполнило чашу терпения Коробова. Он и так еле сдерживался: все нестерпимее (верно, от электрического удара в комнате с серой массой) болела голова, ныла рука, а Калве тут разводит теорию – прямо хоть лекторий открывай, и увлекающийся Азаров развесил уши да еще сам начинает строить гипотезы, а когда надо было держать связь, то он развлекался тем, что слушал всякое тарахтение. Коробов с трудом поднял тяжелую голову: еще несколько минут – и он свалится здесь просто от упадка сил.

Он медленно разогнул спину, тяжело поднялся с кресла. Азаров в это время спрашивал:

– А эти автоматы, которые вы видели – они, по-твоему, что делают?

– Летают… – мрачно сказал Коробов. – Свистят. Больше ничего не делают. А вот нам бы не мешало начать что-нибудь делать… для разнообразия, что ли.

Калве насупился, медленно заливаясь краской.

– Осмотр ракеты не закончен, – продолжал Коробов. – Пойдем составим на месте план действий. Помочь нам никто не поможет, а засиживаться здесь мы не собираемся… С тобой пойдем, – сказал он Азарову (тот торопливо закивал, потянулся к шкафу за скафандром). – А ты, Лаймон, разденься, подежуришь в рубке, потом сменишь одного из нас, когда поработаем…

– Пока что, я попытаюсь рассчитать… – начал Калве. – Погоди, в чем это скафандр у тебя?

Коробов вывернул руку, оглядел локоть скафандра, на который указал Калве.

– Грязь какая-то… Да, наверное, эта серая масса. Когда это я успел?..

– Когда падал, – сказал Калве. – Я вспомнил – ты локтем ударил прямо в открытый лоток. – Он снял с рукава Коробова темно-серые крошки вещества. – Рассмотрю их, попытаюсь понять, что же это такое. Иногда по структуре можно многое понять…

Калве включил рацию, кивнул товарищам. Они надели шлемы и скрылись за дверью выходного отсека. Калве остался один в ракете. Теперь здесь было непривычно тихо. Не слышалось тонкого стрекочущего шороха телеустановок, не гудела вычислительная машина, сверявшая курс корабля с программой, стрелки большинства приборов бессильно откинулись на нулевые ограничители. Калве поежился: тишина была неуютной, зловещей; только легкое жужжание рации напоминало о том, что в мире есть веселые, бодрые звуки.

Калве решил быстро заняться делом, чтобы не замечать этой тишины. Нарочито громко шаркая подошвами, подошел к маленькому шкафчику; в нем был смонтирован портативный электронный микроскоп.

Он отделил крупинку серого вещества и включил ток. Долго смотрел на экран, осторожными движениями пальцев регулируя фокусировку, потом прильнул к окошечку.

Вещество имело клеточное строение. Это была не колония простейших, а какой-то многоклеточный организм. Клетки вытянутые, с длинными отростками… Калве всматривался в них до боли в глазах, забыв обо всем на свете. Где-то он видел клетки – очень похожие. А где он мог видеть их? Он же не биолог и не бионик[3]3
  Бионика – отрасль кибернетики, стремящаяся использовать в технике принципы устройства живых организмов.


[Закрыть] и в микроскоп органические ткани разглядывал, только проходя необходимый курс космомедицинской подготовки. Там были препараты. Какие? Нет, это не мышца… Очень, очень похоже на что-то. А что же им показывали? Нервные клетки… И еще – да, это очень похоже на…

Коробов и Азаров вернулись через полчаса. Обследование не дало ничего утешительного: значительная часть элементов солнечных батарей разбита при посадке. Вышел из строя телеприемник заднего обзора, оторваны два посадочных амортизатора. Придется поработать, чтобы привести все в порядок.

Но это сейчас и нужно было: работать, работать изо всех сил, чтобы хоть немного заглушить глубокую скорбь о погибших друзьях и не впасть в апатию – первый признак обреченности.

Об этом думал Коробов, ожидая в тамбуре, пока вихрь ультрафиолетовых лучей очистит на нем скафандр. Почему Калве не встречает? Пока Азаров стаскивал шлем, Коробов заглянул в рубку.

Калве сидел за столом, опустив голову. Он даже не повернулся на звук открываемой двери.

– Ты что, заболел, Лаймон? – спросил Коробов. Голос его гулко прозвучал из динамика: Коробов еще не успел снять шлем и говорил через рацию.

Калве открыл пустые глаза, облизал губы.

– Знаешь, почему погибли Сенцов и Раин?

– От недостатка кислорода, – глухо ответил Коробов, сразу рассердившись на Калве за то, что он заговорил о том, о чем говорить пока не следовало. – А ты что – сомневаешься?

– В конечном итоге – да, от этого. – Губы Калве скривились, он умолк. – В конечном итоге… – снова начал он после паузы. – Недостаток кислорода – это был топор… А ударили топором – мы с тобой.

Коробов быстро подошел, обнял его за плечи. Калве, дернувшись, сбросил его руку.

– Нет, я в своем уме, – сказал он внезапно очень спокойно и устало. – Я не бредю… Не брежу, да… – Он протянул Коробову тонкую пластину с крупинкой серой массы, уже покрывшейся сверху каким-то странным, коричневого цвета налетом. – Ты говорил… Я рассмотрел. Ты знаешь, что это?

– Ну, питательное вещество или что там… Нет? Что это?

– Нет, не питательное вещество. Это – ткань, можно даже сказать – живая ткань, состоящая из клеток, подобных клеткам головного мозга…

– Да черт с ней, с этой тканью! – закричал Коробов. – К нам-то она имеет какое отношение?

– Мы знаем, что здесь должен быть кибернетический центр, – продолжал Калве. – Мы его нашли – только не догадались, потому что все там было слишком не похоже на наши земные кибернетические устройства. Вот эти прозрачные ящики и есть машины – очевидно, с высочайшей степенью надежности… Вместо наших микромодулярных или молектронных схем у них работает органическое вещество, понимаешь? Мы с тобой повредили какую-то часть схемы, мы…

– Искусственный мозг, что ли?

– Ну не мозг, конечно, все это гораздо примитивнее… Не мозг, но большая кибернетическая машина, решающее устройство. А мы…

– А какое отношение все-таки это имеет к нашим? – мрачнея, спросил Коробов.

– Туда они вошли, очевидно, свободно: судя по следам, они не топтались у дверей, не так ли? А назад не вышли. И мы не смогли открыть. Они повредили что-нибудь? Сенцов осторожен, и Раин тоже очень осторожен. И все же – поломка.

– Ну а мы-то…

– Ну как можно не понимать… Здесь, очевидно, вся автоматика управляется из центра – это облегчает работу и контроль. Об этом я догадывался и раньше… Так вот, мы испортили ближайший к выходу блок машины. Помнишь красный свет? Он указывал на неисправность. Мы не знали. Но надо было предвидеть, надо… Возможности техники ведь не исчерпываются нашими земными схемами – ах, как глупо, как глупо…

Калве умолк, спрятал лицо в ладони. Коробов снова положил руку ему на плечо.

– Давай одевайся… Придется тебе идти – без тебя я не разберусь. Посмотрим вместе, что там можно сделать. Хоть так…

Калве понял недосказанное: хоть так мы их вновь увидим, сможем отдать последний долг…

Он молча пошел за скафандром. У Коробова кожа туго обтянула скулы, губы пересохли, глаза не мигая смотрели в пространство. Таким и застал его Азаров.

– Куда вы собрались? Калве совсем больной, да и ты… Что с тобой случилось? В таком виде идти нельзя…

Коробов молча отстранил его. Азаров отскочил к стенке, схватился за маховичок аварийного закрывания, крикнул:

– Не выпущу, клянусь! Отдохните хоть час, полчаса…

Коробов остановился, удивленно, как будто впервые увидев, посмотрел на Азарова; понял – действительно, не выпустит, он прав…

– Ладно… Отставить выход, раздеваться. Тридцать минут отдыха.

Уже из каюты Коробов угрожающе предупредил: «Но – чтобы через полчаса!..» Азаров плотно затворил дверь, включил электрический сон и, вернувшись на место, стал пристально смотреть в микроскоп на крохотную частичку серого вещества. Но, посмотрев минуту, не выдержал, плечи его задрожали. Глухо гудела включенная рация, серые крупинки сиротливо валялись на пластмассе стола…