Текст книги "Особая необходимость"

– А если… Ведь нет же баллонов!

– А если – тогда… Э, тогда ты еще раз спасешь меня.

…Через несколько минут оба, с надетыми шлемами, уже стояли перед входным люком. Странно – кислород в скафандры поступал, хотя никаких баллонов и не было.

За ними захлопнулась дверь, закрывая вход в ракету. Потом стал медленно втягиваться люк.

– Смотри! – вскричал Раин. – Смотри – свет!..

Сенцов его не услышал: радиосвязь в этих скафандрах – если она вообще была – включить они не сумели. Раин не видел и лица Сенцова: снаружи шлемы казались непрозрачными, хотя изнутри все было отлично видно. Но Сенцов и сам увидел свет и порывисто поднял обе руки, словно вместо этого неверного, дрожащего сумеречного освещения появилось настоящее земное солнце.

Медленно они пересекли зал. Руки и ноги тонули в складках скафандров. Оба думали об одном и том же: раз есть свет – почему бы и дверям не оказаться в порядке?..

И действительно, дверь открылась легко, словно это и не она заставила их пережить нелегкие минуты. Сенцов бросил прощальный взгляд на чужую ракету.

– Ну, – сказал он ей, – пока…

Но, конечно, он не думал, что свидание состоится так скоро и таким образом. Иначе он, возможно, и не стал бы говорить «пока».

– В общем, я забыл, ребята, – повторил Сенцов. – Да что об этом… А вот что интересно: из ваших объяснений я понял, почему мы оказались взаперти. Но отчего механизмы снова начали действовать?

Коробов взглянул на Калве. Тот по-прежнему сидел с закрытыми глазами, нельзя было сказать – спит он или слушает разговор. Коробов потянул его за рукав. Тогда Калве медленно, как сквозь сон ответил:

– Что же удивительного? Машина такой мощности имеет возможность вместо неисправной подключить другую секцию… А может быть, это вещество регенерирует. Не разобравшись, трудно сказать.

– И все же так ли уж она мощна, эта машина? – усомнился Раин. – Ведь и мы теперь умеем в небольших объемах сосредотачивать миллиарды ячеек; и все же результаты…

– Дело не только в объеме, – откликнулся Калве, – и не только в количестве. Дело в том, что у нас пока еще каждая ячейка имеет только одну функцию, очень мало вариантов соединения. Если же у них здесь действительно подобие нервных клеток, то они обладают таким громадным количеством вариантов и функций, что у них каждая ячейка работает за сотню наших.

Вот когда сюда прилетят наши специалисты…

Он умолк, и все тут же подумали о специалистах, которые сюда все-таки прилетят.

– Да… – протянул Коробов. – Но каким образом ваш счетчик оказался в ангаре совсем в другой стороне? Он ведь и сбил нас с толку…

– Какой счетчик? – недоуменно спросил Сенцов.

– Да вот этот! – ответил Коробов, доставая злополучный приборчик из кармана.

– Мы не брали никакого счетчика, – сказал Раин. – Или, может, ты брал?

– Нет, я не брал. Постой-ка, постой… Ну конечно!

Он сжал счетчик в руке, выпрямился.

– Действительно, наш… Ленинградская марка… Но как он… А может быть, вы сами? А? Петро? Лаймон?

– Дай-ка… – сказал Раин. Взял счетчик, приблизив его к глазам. Осмотрел. Усмехнулся.

– Нет, не наш…

– По-твоему, марсиане пользуются земными счетчиками?

Вместо ответа Раин указал на чуть заметную метку на торце прибора.

– Читай: «А-4»… Четвертая автоматическая, – торжествующе сказал он. – Это счетчик с автоматической ракеты. Только как он сюда попал?

– Глаза астронома, – медленно проговорил Сенцов, и голос его был грустен, и взгляд печален, хотя в словах и крылась ирония. – Твоему зрению позавидуешь… И любознательности тоже: как же он сюда попал, счетчик? Попал-то просто – значит, до нас здесь побывала хотя бы одна из автоматических ракет. Да, конечно, понимаю: это ведь событие, это опять открытие – проясняется судьба автоматических ракет… Но ведь это были корабли… Какие корабли: мощь и устремление! Погибли… – И, помолчав секунду, закончил уже другим тоном:

– Еще одна задачка… Вот и работа нам нашлась: разузнать, что стало с той ракетой.

– Должно быть, то же самое, что с нашей, – сказал Азаров. – Эти автоматы, по-моему, специально натренированы – приготовлять из всех ракет, что попадают им под руку, колбасную начинку.

– Но зачем? – спросил Сенцов.

Никто ему не ответил. Калве опять закрыл глаза, лицо его стало суровым, как будто он целиком выключился из этой обстановки и думал о чем-то важном и очень отвлеченном. Коробов встал, снова начал расхаживать по каюте, подходил то к одной, то к другой стене, внимательно разглядывал головки, кнопки, пустые рамки, что-то бормотал или даже напевал под нос. Насупившийся Азаров следил за ним глазами, не поворачивая головы. Наконец, когда Коробов запел особенно громко и особенно фальшиво, Азаров, не вытерпев, сказал:

– Ну, маэстро, нельзя же… Не мелькай перед глазами и не пой – тут и без твоего музицирования нехорошо…

Коробов, ничуть не обидевшись, тотчас же умолк.

– Ну что ж, так и будем молчать? – спросил Сенцов. – Положение наше, как говорится, не самое веселое. Но вот мы с Раиным, например, вообще думали, что конец пришел! И все же на этот раз автоматы нас не одолели…

– Но в будущем это не исключено! – заметил Азаров.

– Ну-ну, не так-то это просто, – успокаивающе сказал Сенцов. – В конце концов нас пятеро – это больше, чем тысяча автоматов.

– Но пока счет не в нашу пользу…

– Все это было слишком неожиданно. При подготовке космонавтов на Земле пока еще не читают курса поведения в чужих мирах, – проговорил Сенцов.

– Скоро начнут, – заверил Коробов.

– Да, если мы сможем добраться до Земли или хотя бы сообщить на Землю обо всем случившемся, – сказал Сенцов. – Мы не имеем права подвергать риску другие корабли, которые, безусловно, еще пойдут к Марсу.

Так сформулировал он две основные задачи, вставшие перед космонавтами: задача-максимум – спастись самим, добраться до Земли; задача-минимум – сообщить на Землю о случившемся, хотя бы в самых общих чертах, чтобы следующая экспедиция не повторила ошибок.

– Но в чем же, в чем заключаются наши ошибки? – спросил Раин. – Ну хорошо, мы с тобой могли и не выйти на поверхность. В таком случае мы все пятеро оказались бы вместе с ракетой в ангаре. Ну а потом? Чем объяснить нападение роботов? Опять нашей ошибкой? Какой?

– Не знаю… – ответил Сенцов. – Но это-то нам и надо установить, чтобы на нашем опыте учились другие. Трудно, конечно, сказать, чем руководствуются роботы и логические устройства другого мира…

– Программой, – внезапно, не открывая глаз, сказал Калве. – Только программой…

– А почему у них должна быть такая программа, чтобы уничтожать чужие ракеты? Ведь на такой редкий случай вряд ли могло быть выработано руководство?

Калве открыл глаза, сел прямо.

– В том-то и дело, что такой программы не было, – нехотя проговорил он. – В том-то и беда…

– Что-то уж очень туманно… – откровенно сознался Сенцов. – Ты, Лаймон, давай-ка без загадок и иносказаний.

Калве хмуро посмотрел на Сенцова.

– Вспомни, – обратился он к Раину, – ты по дороге сюда упоминал, что в поисках входа в этот корабль сначала наткнулся на другой люк и открыть его тебе не удалось.

– Ну, действительно так и было, – сказал Раин. – А при чем…

– Подожди минутку… – Калве резко вытянул руку. – На каком расстоянии этот люк находился от кормы корабля?

– На каком? Ну… приблизительно метров десять, двенадцать, – сказал Раин.

– Ну вот… А вы обратили внимание, в каких именно местах автоматы прорезали оболочку нашей ракеты?

– Погоди, погоди! – Сенцов внезапно приподнялся с места. – Два отверстия… Одно в носовой части, другое…

– На расстоянии приблизительно двенадцати метров от кормы, – закончил Калве. – Теперь вам ясно? Автоматы не имели такой программы – разрушить ракету. Наоборот…

– Починить, что ли? – с ехидцей спросил Азаров.

– Мне стыдно, – сказал Калве вместо ответа. – Я должен вам признаться, что мне больно и стыдно за себя. Я ведь считаюсь специалистом в этой области, как вы знаете, участвовал в разработке многих систем – кибернетических систем самого разного назначения…

– Это мы знаем, – подтвердил Сенцов.

– Ошибка, о которой вы говорите, – это моя ошибка. Я не предусмотрел, хотя, если бы нашлось время поразмыслить, я бы наверняка догадался…

– К сожалению, у нас этого времени не было, – вмешался Коробов. – Не так развивались события, чтобы сидеть и размышлять…

– Когда я увидел эти автоматы, шнырявшие вокруг ракеты и подававшие какие-то сигналы, – продолжал Калве уже более твердым голосом, – я должен был задать себе вопрос: а что им нужно? Зачем они тут и что их интересует?

– Мы задавали себе такой вопрос, – сказал Коробов.

– Да. Но нас тогда интересовало другое: не нанесут ли они какого-либо вреда ракете. Мы подождали и убедились, что никакого непосредственного – подчеркиваю: непосредственного вреда они ракете не наносят… И мы успокоились за ракету…

– И еще больше забеспокоились о вас, – сказал Коробов Раину.

– Мы не стали ломать голову над вопросом: а чего же все-таки ищут эти лягушки? – продолжал Калве. – И напрасно…

– Я начинаю понимать… – пробормотал Сенцов.

– Вот-вот… Логически рассуждая, что должно произойти с ракетой, когда она возвращается на свою базу из космического рейса? Вы – пилоты, вы лучше знаете…

– Ну, естественно, она должна подвергнуться осмотру, контролю…

– Вот именно. И ее подвергли осмотру. Ее осматривали автоматы. Осматривали, конечно, не в буквальном смысле слова. Очевидно, в их ракетах – хотя бы в этой самой – в определенных точках вмонтированы какие-то датчики, которые в ответ на запрос автоматов-информаторов дают сведения о состоянии ракеты, о работе ее отдельных узлов и механизмов. Это ведь понятно: при их технике люди, очевидно, избавлены от всякой скучной работы, они давно достигли того, к чему стремимся и мы. Так допустим, что эти автоматы требовали таких сведений…

– И они их, естественно, не получили, – сказал Сенцов.

– Конечно – потому что наша ракета устроена совершенно иначе и на такой контроль не рассчитана… Но при программировании действий автоматов, как я уже сказал, прибытие чужих ракет предусмотрено, разумеется, не было. А какой вывод должно было сделать из этого логическое устройство, управляющее автоматами?

Калве сделал паузу. Все сумрачно молчали.

– Вывод, что ракета неисправна. Если кибернетическая централь получает от своих рецепторов сплошные нули, то… Далее автоматы, очевидно, отметили, что в ракете не открылся ни один люк.

– Как же не открылся? – сказал Коробов. – А мы с тобой что – сквозь оболочку вышли, что ли?

К его изумлению, Калве кивнул головой.

– Вот именно. Для них – именно сквозь оболочку, это ты очень хорошо сказал. Ведь автоматы искали люки именно в тех местах, где они расположены у их ракет: в носовой части и у кормы – на расстоянии…

– Десяти – двенадцати метров! – вставил Раин.

– Совершенно правильно. Ведь даже такое мощное кибернетическое устройство – это не мозг… Оно повинуется программе, а в этой программе могло быть предусмотрено что угодно, кроме того, что люк из определенного места ракеты переместился на десяток метров в сторону!

– Да, это незачем было предусматривать, – признал Сенцов.

– Вот видите! Зато можно было предусмотреть другое: что люки – очевидно, такие случаи у них бывали – при пролете корабля сквозь атмосферу чужой планеты или вследствие иных причин могли выйти из строя…

– Завариться или заклиниться от удара метеорита, – сказал Коробов, – или…

– Это не важно. Факт тот, что в таких случаях киберустройства, очевидно, должны были попытаться вскрыть люки, чтобы помочь выйти экипажу или хотя бы чтобы дать возможность проникнуть в ракету снаружи, извлечь материалы экспедиции, заняться ремонтом корабля… И вот в действие были приведены автоматы, которые начали вырезать люки.

– Вырезанные ими отверстия были уже люков этой ракеты, – возразил Азаров.

– Это как раз понятно, – вмешался Сенцов. – И я бы так поступил. Они вырезали отверстия в крышках люков: крышку потом легко заменить.

– Ну вот, – сказал Калве. – Вот, я считаю, разгадка того, что произошло с ракетой. Возможно, все это не так просто. Не исключено, что…

– Подожди! – прервал его Азаров. – А почему эти автоматы начали действовать с таким замедлением?

Калве помолчал.

– Я думаю, – сказал он затем, – что тут сыграли роль… мы сами. Автоматы, безусловно, реагируют на присутствие людей – или как по-вашему надо их называть… Возможно, люди нашли бы другой выход. В таком случае в кибернетический центр была бы послана соответствующая команда. Недаром у меня все время было такое чувство, что за мной наблюдают… Это была выжидательная пауза. Ведь автоматы и управляющий ими центр не могут мыслить. И они не могут понять, что мы появились именно из ракеты, а не извне. Вот почему они ждали! Но программа не была изменена…

Калве умолк. Никто не продолжал разговоров. Всем стало вдруг по-настоящему страшно: если уже один факт их появления здесь привел в действие целую когорту механизмов, то чего можно ожидать в дальнейшем? Какой может быть реакция на каждый их шаг? Невозможно ведь заранее предусмотреть все последствия, к тому же объяснять уже происшедшие события все-таки куда легче, чем предугадывать новые… И вообще всегда ли будет понятна и доступна людям логика хозяев спутника, переданная или завещанная ими своим механизмам и приборам? Это – если даже предположить, что сейчас космонавты объясняют все правильно…

– Мы должны научиться предсказывать, – упрямо сказал Калве, отвечая своим мыслям. – Логика – это математика, а математика во Вселенной одна.

Но Сенцов медленно покачал головой. Математика одна, но как далеко она могла уйти? Нет, верить спутнику нельзя…

– Как понятие – математика одна, да… – задумчиво произнес и Раин. – Но конкретно. Кто знает? Кто скажет, что именно может произойти в этой каюте через минуту? Может быть, нам следовало что-то сделать? Где-то доложить, чтобы не вызвать никаких нежелательных действий? Но что? Лаймон, как ты думаешь?

– Это очень важно, – тихо проговорил Калве. – Но я не могу… Если бы хоть знать, кто они, какие… Пока можно сказать лишь, что они были живыми. Признаюсь откровенно: теперь мне будет немного страшно выйти из ракеты…

Соглашаясь, все молча наклонили головы.

– Так нельзя… Нельзя, товарищи… – проговорил Раин, и голос его был умоляющим. – Неужели нам не постичь машинной логики? Ведь все, что произошло до сих пор, нам понятно… Будущее? Если мы не выйдем – гибель неотвратима. Подумайте! Лаймон, ты же специалист (Калве выразительно пожал плечами). Ведь все здесь, так сказать, сделано почти для нас! По нам! А это значит, что в общих чертах они действительно были похожи на нас. Кстати, об этом же свидетельствуют скафандры!.. Марсиане они или не марсиане, но они должны быть очень близки нам по строению. И поступать надо так, словно они – это мы…

– Это и странно, – сказал Сенцов. – Ведь все-таки трудно предположить, что форма бытия Разума исчерпывается человекоподобными.

– Соображения целесообразности… – начал Коробов.

– Ну и что? Мы ходим на двух ногах, животные – на четырех. Четырех ног хватает с избытком… А у насекомых – шесть, у пауков, крабов, осьминогов – восемь, у других членистоногих – и того больше. При чем же тут целесообразность? Очевидно, все зависит от конкретных условий…

– Разумеется, – сказал Раин. – А это значит, что на той планете, откуда они родом, условия в основном не отличаются от наших…

– Хорошо, – прервал его Сенцов, которому новый научный спор сейчас вовсе не казался необходимым. – На досуге мы поговорим и о планете. А сейчас важно другое… Раз иной нет, примем как рабочую гипотезу: они – это мы. Хоть я и не очень… И наши ошибки и опасности, угрожающие нашим экипажам как во время облета Марса, так и при посадке на Деймос, нам теперь – будем считать – в общих чертах ясны. Значит, остается только решить те задачи, которые выдвигает обстановка: задачу отлета и задачу связи, а вернее наоборот: задачу связи с Землей и задачу отлета. Вот над чем надо думать…

В каюте воцарилось молчание. Но, очевидно, сразу решать столь сложные проблемы было не под силу даже им: никто не предлагал хотя бы пути, на котором следовало искать решение. Да и что можно было предположить? Корабль непоправимо выведен из строя, при нападении роботов пострадала и рация дальней связи, так что с ее помощью сообщить что-либо на Землю невозможно.

Поэтому Сенцов, видя, что товарищи немного отдохнули, приказал возобновить переноску снятых с земной ракеты грузов. Все выходили из ракеты медленно, с опаской. Но ничего страшного не произошло. Космонавты принялись за дело. Перетащили все, что еще могло пригодиться, и кроме того – катушки с результатами научных наблюдений, записями телемагнитографов, рулоны диаграмм, вычерченных самописцами за время полета, бортжурнал, некоторые уцелевшие приборы и даже личные вещи.

Затем они подкрепились, и Сенцов приказал отдыхать.

После тщательного осмотра коридора оказалось, что здесь на каждого приходилась одна каюта-лаборатория да еще семь оставалось пустыми. Впрочем, это не радовало: в своей ракете было «хоть и в тесноте, но не в обиде», как сказал Калве, очень уважавший русские поговорки.

Детальное обследование кают показало, что место для спанья находилось, очевидно, в одном определенном углу: там было несколько кнопок, особый свет.

Сенцову казалось, что едва доберется он до невидимого убаюкивающего ложа, как моментально уснет. Но стоило лечь, закрыть глаза, и сон ушел.

В конце концов все они уцелели. Потеря ракеты, конечно, значительно усложняла положение. Но, убеждал себя Сенцов, могло быть и похуже, если бы, например, в полете в ракету просто врезался основательный метеор. Будем считать, что случившееся пока не вышло за рамки тех неприятностей и неудобств, к которым следовало быть готовым каждому космонавту еще перед вылетом за пределы атмосферы. А космонавтам стоит только отдохнуть, и они обязательно что-нибудь придумают…

Сенцов лежал смертельно усталый и знал, что не заснет, пока не найдет хотя бы направления, в котором следует действовать. Но сейчас утомленная мысль бродила будто в темной пещере, и нигде, ни в одной стороне не виделось светлого пятна выхода. Всюду – глухая стена…

Космонавт встал, вышел из каюты. Подошел к прозрачной перегородке. Продолжавшийся за нею коридор через несколько метров упирался в дверь, – за ней, видимо, и находилась рубка. Воровато оглянувшись, Сенцов, вопреки собственному запрету, попытался как-нибудь сдвинуть перегородку. Это ему не удалось, и тогда он начал медленно ходить взад и вперед, стараясь ненароком не разбудить других.

У двери каюты, где поместился Раин, он прислушался: астроном всегда имел обыкновение похрапывать во сне. Действительно, из-за двери доносились едва уловимые звуки. Сенцов тихо приоткрыл дверь – и остановился, изумленный.

Раин вовсе не спал. Он сидел у стола и слушал Калве, что-то говорившего ему вполголоса.

Сенцов хотел было выругать их за нарушение приказа, но тут же спохватился: а сам?.. Ясно, мысль о спасении занимала не его одного и каждый искал выход. Он вопросительно взглянул сначала на Калве, потом на Раина. Раин грустно поднял брови, Kaлвe отрицательно покачал головой.

Сенцов присел рядом с Раиным. И тут же в открытую дверь заглянул Коробов и, усмехнувшись, вошел в каюту. За ним – Азаров. Все снова были в сборе.

– Ну раз пришли – предлагайте, – сказал Сенцов.

– Да мы тут думали… – сказал Раин. – Восстановить никак нельзя?

– Никак, – коротко ответил Сенцов.

– Мне все же кажется, – начал Калве несмело, – мне лично кажется, что мы могли бы воспользоваться этой ракетой, не так ли? В конце концов, это тоже космический корабль, и… – Он умолк, поочередно вглядываясь в лицо каждого пилота.

– Это действительно тоже космический корабль, – терпеливо ответил Коробов, – в этом ты прав. И велосипед, и гоночный автомобиль – транспорт. Но посади велосипедиста на гоночную машину и предложи ему ночью добраться, скажем, от Риги до Москвы. Учти, что он ни разу в жизни не управлял автомобилем. Учти, что он может пользоваться только картой мира в масштабе один к двадцати миллионам. У него из ста шансов – десять расколоть машину еще в гараже, и восемьдесят девять – свалиться в кювет на первом же повороте. При всем этом у него раз в десять больше возможностей добраться до цели, чем у нас.

– Куда в десять – в сто! – сказал Сенцов. – Он хоть знает, что автомобиль надо заправить бензином. А что мы знаем об этой ракете?

– К тому же Москва стоит на месте, – добавил Азаров. – Земля – нет.

– Число вещей, которых мы не знаем об этой ракете, очень велико, – продолжал Сенцов. – Как проникнуть в рубку? Как ракета управляется? Как выводится из ангара? Какие ускорения развивает? Этих «как?» очень много. Но главное даже не это… Будь мы сейчас в рубке, у пульта управления – все равно я бы не решился нажать хоть одну кнопку…

– Почему? – насторожился Азаров.

– Опять-таки по той же причине. Эту ракету строили не люди, а иные существа. Мы не знаем образа и ритма их жизни, привычек, потребностей. Может быть, для них являются естественными такие вещи, которые для нас смертельны. То, что мы пока ни с чем таким не столкнулись, еще ничего не значит. У нас все-таки нет доказательств того, что они мыслили и чувствовали так же, как мы. И пока мы таких доказательств не найдем, эти существа останутся для нас тайной за семью печатями. А мы их не найдем, если только не встретим кого-либо из хозяев, на что надежды, как вы сами знаете, мало…

– Так что же делать? – тихо спросил Калве.

– Отдыхать! А затем пойдем еще раз к нашей ракете и на месте посмотрим – не удастся ли все же смонтировать передатчик из остатков раций и запасных частей. Не забывайте, первая задача – связь! Ну, утро, как говорится, вечера мудренее… Унывать еще рано. И помните, братцы, космонавты – это люди, которые побеждают на кораблях, а если придется – и без кораблей!

Он встал, но никто не торопился расходиться. И тогда Калве тоже поднялся с места – высокий, тяжелый – он грозно навис над Сенцовым.

– Вы хотите доказательств? – спросил он резким тонким голосом. – Хорошо, вы их получите. Я их искаю, то есть ищу!

– Что же, – сказал Сенцов, серьезно глядя на Калве. – Я повторяю: никаких авантюр, никакого ненужного риска допущено не будет. В конце концов здесь немедленная гибель нам не угрожает, а работать для блага людей можно и на спутнике. Вот если будут действительно серьезные доказательства того, что полет на чужой ракете не грозит нам никакими опасностями – сверх обычной нормы, конечно, и если мы найдем способ управлять кораблем, – тогда мы, безусловно, полетим.

– Я найду! – твердо сказал Калве.

Странно – после этого заявления Калве, человека, казалось, меньше всех смыслившего во всякой технике, кроме кибернетических машин, у всех на душе стало как-то легче. Не выход, и даже не путь к выходу, а все же какой-то краешек надежды…

– Вот так… – сказал Сенцов. – А что ты думаешь насчет доказательств, Игнатьич?

Ответа не последовало: Коробов, улегшись навзничь, мгновенно уснул.

– Вот так… – сказал Сенцов и вдруг сам почувствовал, что больше не в состоянии бодрствовать ни единой минуты. Он тоже откинулся на спину. Приятно было лежать, когда рядом находились товарищи… Он зевнул и заснул, еще не закончив зевка.

Пример оказался заразительным, Калве лень было даже улечься, он уснул прямо так, сидя, откинув голову. Раин уютно похрапывал. Ровный голубой свет освещал пятерых спящих; ни единый шорох, ни одно движение не тревожили их. Шли часы, и Деймос все так же мчался вокруг Марса по своей веками исхоженной орбите.