Текст книги "Битвы цивилизаций"

Колосс Родосский

Знаменательное обстоятельство… Примером такой помощи Дройзен назвал помощь государств Древнего мира Родосу при землетрясении, которое низвергло знаменитый колосс, дома, стены и верфи. Родос занимал важное положение «в качестве республики и складочного места в торговых сношениях Запада с Востоком». Желая ускорить восстановление столь важного центра, государи помогли восстановить его, не извлекая никаких своекорыстных выгод из чужого бедствия. И. Дройзен прямо называет экономическую необходимость в качестве главной причины помощи: «Откуда же такое рвение к подаче помощи? Нельзя же предполагать, будто языческая древность, и особенно во время эллинизма, наделена была более сильною любовью к ближнему, нежели современная нам эпоха. Утраты Родоса были, вероятно, не в пример громаднее; это, правда, побуждало помочь пострадавшему городу, но, помимо чувства сострадания, цари и города руководились еще иными мотивами для того, чтобы выручить родосцев из бедственного состояния. Можно приписать эти мотивы коммерческому значению Родоса; это значение и составляло вместе с тем главную сущность политической важности острова. Я смело утверждаю, что сообщаемые Полибием подарки царей могут служить приблизительным мерилом коммерческой важности Родоса… и там тоже следовало опасаться возможного потрясения общих торговых оборотов, а потому все сочли необходимым во что бы то ни стало предупредить эту беду».

Сирия. Дамаск

Если попытаться вывести общий интеграл борьбы и сотрудничества цивилизаций, то выходит: соперничающие стороны (а соперничают всегда, везде и во все времена) в каждом отдельном случае конкретно решают то, что для них будет выгоднее – воевать или торговать, может быть, воевать и торговать одновременно.

При всей значимости роли экономики геополитические, часто просто грабительские интересы продолжают играть главную роль в системе взаимоотношений в Древнем мире. Антиох III вел военные действия в Малой Азии, чтобы сокрушить власть Ахея. Сам Ахей был захвачен во время осады Сард и предан мучительной казни. Укрепив свою власть, Антиох III начал знаменитый восточный поход (212–205 гг. до н. э.), целью которого было восстановление власти Селевкидов над утраченными восточными провинциями. Базой для похода послужила Мидия. Для получения денежных средств по приказу Антиоха был ограблен храм Анахиты в Экбатанах, что дало ему огромную сумму – 4000 талантов. Результат похода: покорение Парфии и Греко-Бактрии. Правда, те сохранили свою государственность как вассальные по отношению к Селевкидам царства. Затем Антиох перешел Гиндукуш и вторгся в пределы Индии. С местным царем Софагасеном Антиох заключил договор, получив индийских боевых слонов. Обратный путь его армия совершила по земле Южного Ирана. Антиох укрепил позиции своего государства в Персидском заливе, из Персиды он осуществил экспедицию в Аравию. Он придавал столь большое значение походу, что по его завершении присвоил себе имя «Великий». Затем Антиох III вернулся к проблеме взаимоотношений с Птолемеями. Опираясь на союз с Македонией, он смог захватить Южную Сирию, Финикию и Палестину, а позднее и ряд принадлежавших Птолемеям городов в Малой Азии. В это время Антиох III столкнулся с Римом. До этого он захватил Фракию, поддерживая в Греции всех тех, кто был недоволен римской властью. Римляне начали готовиться к схватке с Антиохом, ведя дипломатическое и пропагандистское противоборство. Римская дипломатия, правда, оказалась успешнее, ведь союзниками Рима стали Пергам, Родос и, что особо важно, Македония, недавно потерпевшая поражение от римлян, на поддержку которой и рассчитывал Антиох.

Можно сказать, что семена Греции упадут на почву, подготовленную успехами греческой культуры и походами Александра Македонского. Ушел один мировой властитель, вскоре объявился другой. И. Дройзен писал о всемирно-исторической роли эллинизма: «Этими выводами подтверждается высокое значение того охватившего весь мир единства, какое стало развиваться со времен завоеваний Александра и благодаря духу греческой цивилизации. это единство обрело свою энергию по преимуществу в космополитическом характере греческой культуры, сумевшей преодолеть прежнее кичливое разобщение между греками и варварами». Что же принесла миру смена мирового властителя?! Что происходит со странами и народами с появлением Римской республики? Что привнес Рим в мир вчерашний и в мир нынешний? И не являемся ли все мы, в хорошем и в плохом, его наследниками?! Не идем ли мы к тому, что народ предпочитает все чаще свободе и мыслям – хлеб и зрелища?! Разве приход к власти Цезаря не стал своего рода «римской революцией»?! Т. Холланд, автор книги «Рубикон. Триумф и трагедия Римской республики», признал, что, думая о Древнем Риме, обращался «к Москве не реже, чем к Лондону или Нью-Йорку».

ПОЯВЛЕНИЕ НА МИРОВОЙ АРЕНЕ РИМСКОЙ ДЕРЖАВЫ. СХВАТКА РИМА И КАРФАГЕНА

История – гениальный режиссер драмы, возможно, трагедии, носящей название «Развитие человечества». Каждый народ, отмеченный судьбой, имеет свою собственную роль в многовековом спектакле. В урочный час на смену Греции явился Рим. Плутарх не случайно рассматривает Грецию в связке с Римом. Говорят, что в его трудах видно «желание уйти от печальной действительности», когда ни на минуту нельзя забывать, что над головой правителей греческих городов навис римский топор, и когда римским эллинофилам приходилось убеждать своих соплеменников в том, что, как ни жалки «грекосы» (graeculi), «их не следует презирать, помня их прошлое». Хотелось чувствовать себя представителем величайшего, храбрейшего, одареннейшего из всех народов, когда-либо живших на земле (С. Лурье). Да и кого еще могли взять римляне для сравнения, кроме греков?

Структура сочинений Плутарха понятна. Греция представляла собой идеальный материал, в сравнении с которым можно более или менее объективно и разносторонне показать преимущества великого Рима, его достоинства. Предпочтение отдано римлянам, ибо те оказались сильнее и эффективнее не только на войне, но и в государственном управлении, в геополитике… И дело тут не только в преклонении перед силой, хотя и это играет роль, но и в уважении к истории… Историческую правомерность завоевания Греции Римом отмечал и Полибий, хотя, возможно, в таком подходе историка нашли отражение и тактическо-коньюнктурные моменты. С. Аверинцев в работе «Плутарх и античная биография» предполагал, что если бы Плутарх написал только биографии великих греков, то это могло бы быть истолковано иными как выпад против Рима, и совсем другое дело, когда каждому греку противопоставлен alter ego, великий римлянин. В любом случае Рим – наследник Греции. В дальнейшем перечень героев «Сравнительных жизнеописаний» стал своего рода каноном великих мужей греко-римской древности, где читателю были предложены нравственные образцы для подражания.

Плутарх

Плутарх создает новый тип биографии – биографию как моралистико-психологический этюд. Это имело историко-литературные и историко-культурные последствия для Европы нового времени. Концепция канона великих людей была с жадностью воспринята родившимся в XVIII–XIX вв. историческим сознанием европейских наций, отсюда характерные заглавия – «Немецкий Плутарх», «Французский Плутарх», «Плутарх для дам» и т. д. Влияние Плутарха видно и в романах – от «Принцессы Клевской», «Манон Леско», «Тома Джонса», «Вертера», «Давида Копперфилда» до «Анны Карениной» и «Жан Кристофа». По словам О. Мандельштама, «мера романа – человеческая биография или система биографий». Вспомним, что шекспировские «Кориолан», «Юлий Цезарь» и «Антоний и Клеопатра» являют собой не что иное, как гениальную инсценировку трагедий Плутарха. Херонейский мудрец в этих произведениях дал ключ к пониманию роли личности.

Конечно, был еще один достойнейший соперник у римлян, это Александр Великий. В этой связи стоит упомянуть и о римской депутации к Александру Македонскому… Д.В. Бубнов считает, что это посольство позволяет раскрыть первые шаги римской дипломатии, но и, что гораздо важнее, помогает понять и оценить отношение римлян ко всему тому, что назовут эллинистическим миром, «в тот период, когда Рим еще находился в начале пути к мировому господству». Известием о посольстве римлян в Вавилон к Александру мы обязаны Клитарху. Текст сообщения сохранил и донес до нас Плиний Старший. Говорят, Александр предсказал римлянам их будущую мощь. Арриан, говоря о планах дальнейших предприятий царя, сообщает, что тот намеревался якобы совершить поход в Сицилию, так как его начали беспокоить распространявшиеся слухи о римлянах. Ливий, приводя сравнение сил и возможностей Александра и римлян в случае возможной войны, высказывался в том смысле, что в Риме в то время не слыхали даже и имени великого завоевателя. Излагая сведения о римском посольстве, Арриан осторожнее в суждениях и лишь на основании молчания о послах и римских, и наиболее авторитетных с его точки зрения греческих авторов (Птолемея и Аристобула), имея в виду свободный дух Римского государства, приходит к выводу о невероятности упоминаемого события. Арриан и Ливий не находят подтверждения достоверности известия о посольствах в римских источниках. Римский историк Ливий говорит, что нельзя даже сравнивать успехи человека, которому сопутствовала удача в течение нескольких лет, «с деяниями народа, воюющего уже четыре столетия». Ливий, ставивший вообще невысоко способности азиатов к войне, писал: «И будь даже начало похода успешным, все равно не раз бы пришлось Александру, вспоминая персов, индийцев и смирную Азию, признать, что до сих пор ему доводилось воевать с женщинами. Именно это, говорят, промолвил эпирский царь Александр, когда, смертельно раненный, сравнил поход этого юноши в Азию со жребием, выпавшим на его долю». И. Дройзен приходит к заключению, что делегация Рима к Александру вполне могла иметь место. Эта аргументация была повторена и Дж. Р. Гамильтоном, сделавшим тот же вывод. И это говорит о многом. По крайней мере ясно, что эти два центра силы рассматриваются в истории как равновеликие.

Конечно же, и нам не миновать Рим, который является самым ярким и самым величественным памятником западной цивилизации. По сути дела, мы говорим – Европа, подразумеваем – Рим, говорим – Pax Romana, подразумеваем – Pax Europea! Это единственная всемирная империя, точнее говоря, всеевропейская империя, которой в момент наивысшего ее подъема никто не мог сопротивляться (ни Карфаген, ни Сирия, ни Египет, ни Митридат, ни иудеи). Рим – древняя объединенная Европа во всем величии могущества, в блеске славной, неувядаемой культуры. И, конечно, философ Ш. Монтескье был прав, призывая нас не пропускать ничего из того, что «может послужить к познанию духа римского народа».

Капитолийская волчица

В начале римской истории видится фигура Энея, который, как гласит легенда, после захвата Трои покинул горящий город и в итоге прибыл на земли своих предков – в Италию. Рим в стремлении к мировому господству сумел достичь тех границ, которые даже и не снились Александру Великому. В период наивысшего могущества Римской империи подвластная ей территория простиралась от Британии до Северной Африки и от Пиренейского полуострова до Персидского залива. Расположение на Апеннинском полуострове давало римлянам большое преимущество, так как они занимали удобные как стратегически, так и экономически позиции, позволявшие им утвердиться в Европе и даже частично в Азии. Эксплуатация рабов, мелких землевладельцев, а также крестьян являлась экономической основой государственного строя Древнего Рима. Борясь за существование, маленькая civitas Roma постепенно растет, поглощая соседние civitates, и вместе с тем крепнет внутренняя организация Рима.

Эней – пегендарный основатепь Рима

Чем далее, тем более расширяется территория Римского государства, распространяется на Италию, захватывая близлежащие острова, затем все побережье Средиземного моря, и вот на исторической сцене появляется огромное государство, объединяющее под своей властью почти весь тогдашний культурный мир. Рим и становится синонимом мира… Вместе с тем Рим изменяется и внутренне: старый патриархальный строй рушится, примитивное натуральное хозяйство заменяется более сложными экономическими отношениями, но унаследованные им от древности социальные перегородки стесняют. Новая жизнь потребует наивысшего напряжения всех сил, способностей каждого отдельного индивида. В соответствии с этим римское право меняет свой характер. Начала индивидуализма, свобода личности, договоров и завещаний стали теми понятиями, что легли в основу римского права и правовой культуры. Эти фразы часто можно услышать и сегодня из уст поклонников римской культуры.

В период республиканского правления Рим и в самом деле мог быть назван «совершенным государством» для своего времени. В то время народ еще чувствовал собственную силу, не позволяя владычествовать над собой ни аристократам, ни олигархам. Примером того, что тогдашнее правление отвечало интересам большинства, является тот факт, что за 300 лет, от Тарквиния до Гракхов, по словам Никколо Макиавелли, «смуты редко-редко доходили до изгнаний граждан, а еще реже до кровопролитий». Дату основания Рима – 21 апреля 753 г. до н. э. – ныне римляне называют днем рождения отечества. Ромул и Рем, вероятнее всего, лишь легенды. Но ведь и легенды, как и древние мифы, несут в себе важную и глубокую информацию, являясь в ряде случаев ключом к пониманию судьбы страны. Но, учитывая, что Рим рассматривается как пример наиболее успешной западной модели правления древнего времени, никак нельзя забывать о том, что создатель Римского государства Ромул, герой, почти святой, начал правление с убийства брата – Рема… И еще замечательнее слова Макиавелли, этого классика государственно-правовой школы Запада, слова, оценивающие действия: «Итак, приняв все это во внимание, я заключаю, что необходимо быть одному, чтобы учредить республику, и что Ромул за убийство Рема и Тация (Тит Таций был избран ему в соправители. – Ред.) заслуживает извинения, а не порицания». При этом мыслитель западной школы называет Ромула не иначе как «основателем гражданского общества».

Над трупом врага

Итак, мы вынуждены сделать вывод, что для западного человека, т. е. для европейца эпохи накопления капитала, убийства соправителя, как и брата, если их осуществить успешно, не могут быть основанием для порицания, но извиняемы – с точки зрения «гражданского общества»… Представляется необходимым взглянуть на Рим не с парадной стороны его побед и захватов, увидеть не в золотой тоге триумфатора, а, так сказать, изнутри, оценивая социально-экономические последствия господства. Столь же показательна легенда о том, как один из царей Альба-Лонги, города, где якобы правили потомки Энея, умирая, призвал двух сыновей – Нумитора и Амулия – и сказал им: «Пусть каждый выберет себе, что пожелает. Один пусть возьмет корону и власть, другой – все мое богатство». Амулий взял себе все золото и вскоре сверг своего брата, захватил власть в городе. Так войны, погоня за властью и богатством станут историей Рима, станут опорой его могущества и основой философии Запада и его бед.

Финикийские торговцы

В истории Рима немало интереснейших страниц, но невозможность объять необъятное вынуждает нас сузить тему историей схватки Рима с Карфагеном, историей гражданских войн, эпохой правления Августа. И сделать главное: обратить внимание на экономические причины и итог всех этих завоеваний – как для победителей, так и для побежденных… С Пунических войн, войн против могущественного Карфагена, города-державы, расположенного на побережье Северной Африки, созданной некогда выходцами из Финикии, семитами с Ближнего Востока, строго говоря, начинается история Рима как имперской державы. Финикийцы были ханаанеянами, племенем, жившим между Ливанскими горами и морем, говорившим на семитском языке. Римляне называли их «поны» (слово трансформируется в «пуны», отсюда – «пунийцы»). Финикийцы были превосходными торговцами и торговали со всем миром, доставляя из Индии – драгоценные камни, пряности, слоновую кость и благовонное дерево, из Египта – лошадей, лен, хлопок, из Африки – золото, черное дерево, слоновую кость, черных рабов, перья страуса, из Испании – пшеницу и серебро, с островов Греции – медь, олово, мрамор, моллюсков, используемых для производства краски, из Ассирии – ценные ткани, ковры, благовония, финики, с Кавказа – металлы и рабов. Их рынки рабов поставляли невольников и слуг во все дворцы Ближнего Востока и Египта. Сей народ, имевший двухтысячелетнюю историю, был прекрасным мореходом и колонизатором. Итогом усилий этого народа стало основание ими на территории Туниса в XI в. до н. э. ряда городов, в числе которых был и Карфаген (основан в 814 г. до н. э.). По легенде, основательницей Карфагена стала царица Тира – Элисса (или Дидона). В дальнейшем финикийцы основали на островах Средиземного моря свои поселения и базы, а также города Гадес и Тартесс на Иберийском полуострове. Финикийцы разбросали колонии, словно сети в запруде, по всем морям. Их города, торговые фактории превратились в пункты сбыта множества товаров. Римлянин Саллюстий писал: «Впоследствии финикияне, одни – чтобы уменьшить численность населения на родине, другие – стремясь к господству, побудив простой народ и других людей, жадных до переворотов, основали на морском побережье Гиппон, Гадрумет, Лепту и другие города, и те, вскоре значительно усилившись, стали для своих городов одни оплотом, другие украшением». Финикийские колонии поддерживали связь со своей метрополией – Тиром, платя ему дань (Карфаген). Финикийский язык превратился в международный язык купцов («лингва франка»).

Дидона

Потребности торговли вынуждали мореплавателей находить путь по звездам, а это предполагало знание астрономии. Торговцу нужно было иметь также представление о способах производства товаров, которые он покупал, о разных ремеслах; он должен был уметь ориентироваться на местности, знать обычаи и, желательно, языки других народов. Купцы стремились дать детям разностороннее образование, обучая их математике, чтению и письму, а также иным наукам. Географ Страбон писал, что финикийцы «занимались научными исследованиями в области астрономии и арифметики, начав со счетного искусства и ночных плаваний. Ведь каждая из этих отраслей знания необходима купцу и кораблевладельцу». Называют и имя мудреца Санхуньятона из Берита (Бейрута), что «еще до Троянской войны» написал историю Финикии. В эллинистическую эпоху славились уроженцы Финикии – мыслитель Зенон из Китиона на Кипре (не путать с Зеноном из Элеи, автором известных парадоксов-апорий) и поэт Антипатр Сидонский, писавшие по-гречески. Финикийцы пытались обрести независимость, но сделать это в регионе, который постоянно подвергается нашествиям более сильных держав, было крайне затруднительно. В 350 году до н. э. они подняли восстание под руководством Теннеса, но силы оказались неравными. Семь лет спустя царь Артаксеркс III дотла разорил Сидон, истребив 40 тысяч жителей. Затем пришел Александр Македонский. В 332 году до н. э. он подверг не меньшим разрушениям Тир. Ничто не помогло финикийцам: ни мужество граждан, сопротивлявшихся завоевателям, ни кровавые жертвы богам, включая жертвы человеческие. Под башнями и воротами возводимых городов они закапывали младенцев, после военных побед закалывали пленных, а когда приходила беда, приносили в жертву собственных детей. В отрывке из Санхуньятона говорится: «Во время великих бедствий финикийцы приносили в жертву кого-нибудь из самых дорогих людей». Диодор Сицилийский сообщает о медной статуе божества, якобы из рук которого обреченное дитя и падало в священный огонь. Статую звали Молохом (по-ханаанейски «царь»), что и породило легенду о жестоком боге. Возможно, никакого Молоха не было вовсе, а жертву посвящали покровителям города.

Схема финикийской триремы

Финикийской колонией был Карфаген, ставший вскоре республикой. В итоге бурной деятельности Карфаген фактически подчинил себе все главные торговые пути в Средиземноморье, став самым могущественным финикийским городом на Западе. Никто не мог сравниться с ним ни по мощи флота, ни по размаху торговли. Риму по мере его усиления приходилось иметь дело с Карфагеном. Между ними были заключены мирные договора (в 508 и 348 гг. до н. э.), по которым за Карфагеном были закреплены Африка и Испания, а Рим получил право торговать с Сицилией и сохранять в неприкосновенности берега Италии. Но уже договор 306 г. до н. э. ограничил право Рима плавать в южной части Средиземноморья. Было ясно, что стратегические интересы двух держав, острейшая конкуренция между ними, необходимость контролировать торговые пути должны были неминуемо привести к вооруженному конфликту. Так в 264 г. до н. э. вспыхнула 1-я Пуническая война Рима с Карфагеном.

Мопох – жестокое божество

Причиной войны стал конфликт торговых интересов – вечная, как мир, истина. Война – это человеческое жертвоприношение, не столько даже идолу власти, сколь идолу золота и богатства. Столкнулись и не могли не столкнуться два крупнейших торговых города – Карфаген и Рим, порт Лациума, на гербе которого красовалась галера. В ходе двух жесточайших войн Карфаген потерпел поражение. И хотя при этом Ганнибал нанес Риму ряд сокрушительных поражений, в конце концов победа все же оказалась за Римом. Почему это произошло? Немецкий военный историк Г. Дельбрюк в труде по истории военного искусства подчеркивал, что излагать события этой войны подробно нет смысла, а важнее понять, почему даже стратегический гений

Ганнибал

Карфагена и его богатства не смогли обеспечить ему превосходство. Тут приходится обратиться к статистике, вдохнув «жизнь в мертвые статистические данные». Выясняется, что у Рима, если даже не брать в расчет талант ее полководцев (Сципиона и проч.), были более значительные людские ресурсы и лучшее государственное устройство. Кроме того, и это мы считаем особенно важным, к тому времени существовал союз италийских государств, «союз нерушимый республик свободных». Только он и мог выдержать небывало суровое напряжение битв с Ганнибалом (поражение при Каннах и проч.). Была еще одна, возможно, наиважнейшая причина. Римляне защищали дом и собственность от нападения агрессора, каковым был в их представлении Ганнибал.

Публий Корнелий Сципион это и говорит Ганнибалу в ответ на его предложения мира римлянам. «Сами боги – свидетели в том, что даровали победу не той стороне, которая несправедливо нападала, но той, которая защищалась от нападения. Если бы ты предложил эти условия мира раньше, до перехода римлян в Ливию, и добровольно очистил Италию, ты не ошибся бы, я полагаю, в своих ожиданиях. Но тебя вынудили удалиться из Италии, а мы перешли в Ливию, так что положение дел сильно изменилось. Что остается делать? Вам остается или отдать себя и отечество ваше на наше благоусмотрение, или победить нас на поле сражения». В сражении Карфагена и Рима последний выступает обороняющейся стороной, хотя и преследующей свои определенные военно-политические и экономические интересы. Как и битвы греков против персов или как Пелопоннесские войны, походы римлян и карфагенян напрягали ресурсы не только самих воюющих сторон, но и множества племен и народов. В этой битве победитель, можно сказать, получал все, остальные были в проигрыше.

Сципион

Г. Дельбрюк пишет: «В Риме же условия были таковы, что из года в год на самых отдаленных театрах военных действий находились под оружием почти все боеспособные мужчины. Из рабов также большая часть посылалась в легионы или на морскую службу. Буквально непостижимо, как в таких условиях могли идти своим чередом хозяйственная жизнь страны и ее финансовое управление. Кроме налогов, должны были быть предоставлены, в особенности поставщикам, кредиты до конца войны. Сицилия была выжата до отказа, падение курса облегчало должников, денежные ресурсы таяли. И в то время, когда римская конституция таким образом предоставляла в распоряжение государства силы собственного народа, вырастала хорошо продуманная система союзного государственного устройства, которое увенчивал город на Тибре». При прочих равных условиях победителем оказалась та держава, которая сумела сплотить народы, входившие в ее состав. Как видим, не все оценивается только деньгами, передовой техникой, даже талантом полководца. Ключевую роль играет дух народов, вовлеченных в историческую схватку. Важен политический курс державы-гегемона.

Н. Пуссен. Великодушие Сципиона

Римские политики вроде Сципиона не жалели сил на разъяснение их позиций другим народам. Так, во время войны с Антиохом он писал много «открытых писем», где сформулировал основные принципы внешней политики Рима. Полибий, который пересказывает письма, говорит, что «римляне ни одного из наследственных царей не лишали власти, напротив, сами восстановили некоторых владык и пределы их могущества расширили». Рим вел себя так в Иберии, Ливии, Элладе. Обращаясь к сенату и народу Гераклеи, Сципион писал: «Мы дружественны ко всем эллинам, а так как вы отдались на нашу милость, мы постараемся сделать все возможное для вас и постоянно быть вам полезными. Мы даруем свободу вам и всем другим государствам, которые вручили себя нам, мы даем им автономию во всех делах, и во всех других отношениях мы постараемся постоянно вам помогать». Все это очень напоминает действия некой современной империи, которая готова предоставить «автономию во всех делах» всем тем странам и народам, которые только проявят «благоразумие», «отдавшись на ее милость». Но если нет – горе побежденным…

Рим будет преследовать стойкого врага до границ ойкумены, до полного уничтожения. После того как в серии сражений Ганнибал был разбит, он дошел до Тира и у основателей Карфагена был принят, по словам историка Ливия, как «прославленный соотечественник, со всеми возможными почестями». Оттуда он двинулся к Антиоху, правителю Сирии, где и продолжал с яростью и упорством вести борьбу с Римом не на жизнь, а на смерть. Ливий приводит и речь Ганнибала, обращенную к Антиоху: «Когда, Антиох, я был еще малым ребенком, мой отец Гамилькар как-то во время жертвоприношения подвел меня к алтарю и заставил поклясться, что никогда не буду я другом римского народа. Под знаком этой клятвы я воевал тридцать шесть лет, она же изгнала меня из отечества во время мира, она привела беглецом в твой царский дворец, и если ты обманешь мою надежду, я, ведомый все тою же клятвой, разузнавая, где еще есть военные силы, где есть оружие, по всему свету стану искать и найду врагов римлянам… Я ненавижу римлян и ненавистен им!» Первое впечатление таково, что перед нами какой-то безумный наемник, «солдат удачи», для которого просто нет в жизни другого смысла, кроме борьбы на поле сражения. Даже и Полибий называет его «единственным виновником, душой всего, что претерпели и испытали обе стороны, римляне и греки». Однако узкоперсона-листский взгляд на причины широкомасштабных исторических конфликтов крайне уязвим и неверен. Эту точку зрения обычно избирают, поддерживают вполне определенные политические и экономические круги, которые желают снять с себя ответственность как с главных виновников империалистических или гражданских войн.

Энгр. Антиох и Стратоника

Весьма удобная, выигрышная позиция: назвать одного козла отпущения – Ганнибал, Цезарь, Тамерлан, Наполеон, Гитлер, Чемберлен – и счесть проблему благополучно разрешенной. Но остаются в тени истинные виновники, монополисты, милитаристы, грабители, чьи финансово-коммерческие и военные интересы и ведут к войнам. У того же Ливия встречаем свидетельство, согласно которому, полководец римлян Сципион после боя «занял вражеский лагерь, разграбил его и вернулся с несметной добычей к морю». В другом случае, говоря на сей раз о македонских полководцах и хваля старых царей, он прямо говорит и о целях войн: «Что толку уничтожать то, из-за чего и ведется война? Ведь тот, кто это делает (уничтожает и истребляет добычу победителя. – Ред.), не оставляет себе самому ничего, кроме самой войны». Некой аксиомой являлось то, что войско в Риме, Персии, Македонии да где угодно, набиравшееся, как правило, из бедных граждан, рассчитывает не только на скромное жалованье, но и на щедрые подарки императора или царя. Так, известно, что Сулла насильственно отобрал для своих ветеранов земли у италийских крупных и мелких собственников, что обострило земельный кризис и экономическое положение в стране. Мы уже не говорим о постоянных грабежах и захватах добычи войском.

Война с Карфагеном

Подтверждением того, что в основе завоеваний лежали финансовые и экономические интересы захватчиков и победителей, служит и та контрибуция, которую возложил Рим на Карфаген после победы в 1-й Пунической войне и договора 241 г. до н. э. Контрибуция составила 2200 евбейских талантов, а после побед во 2-й Пунической войне – уже 10 000 талантов. Но самым жестоким ударом для карфагенян, нации торговцев, был приказ Сципиона сжечь все их корабли. Весь их флот, за исключением 10 кораблей, уничтожат на глазах потрясенных жителей Карфагена. Но и по завершении III в. до н. э. промышленно-торговое присутствие пунийцев в этом бассейне Средиземноморья, т. е. в пространстве «общего рынка» древности, прослеживается весьма заметно. Видимо, несмотря на все статьи договора, флот у Карфагена сохранился, ибо, по словам Аппиана, пунийцы стали строить новый порт в расчете на 220 военных судов. И это означало, что Карфаген не сдался, он готовился к реваншу. Стремление возродить боевую мощь и «цветущее состояние карфагенской экономики» заставят Рим нанести последний, смертельный удар. Карфаген будет уничтожен не только как экономический, но и как главный геополитический противник Рима, он лишится и своей политической независимости. Город был сожжен и разрушен до основания, а по его земле торжествующий цивилизатор провел межу как знамение того, что тут ничему впредь не быть.

Останки Карфагена

Говорят, что потрясенный Эмилиан, знаток литературы, философии и истории, смотрел на языки пламени, охватившего величественный храм, и вспоминал старое предание о царице Дидоне, основательнице Карфагена. Она шагнула в костер, предпочтя умереть, но не остаться в руках африканского вождя. Вспомним, как иной «цивилизатор» хотел сделать то же самое с Москвой и Петербургом – сжечь их! К счастью, ему это не удалось.