Текст книги "Битвы цивилизаций"

Император Август

Отношение римлян к деньгам можно выразить фразой Горация из его «Посланий»: «Деньги бывают царем иль рабом для того, кто скопил их, им не тащить ведь канат, а тащиться за ними подобает». Однако этот поэтическо-философский эвфимизм не исключал того, что народ в действительности «тащился за деньгами», словно раб на привязи. Ради этого шли на различные ухищрения и махинации. При императоре Каракалле знаменитый римский серебряный денарий изготовлялся из сплава, в котором серебра было не больше половины. Преемники Каракаллы, в свою очередь, значительно уменьшили количественное содержание серебра, так что вскоре эта монета представляла собой, в сущности, лишь посеребренный кружочек из сплава меди, цинка и олова. При императоре Аврелиане дело дошло до открытого и громкого скандала: управляющий монетным двором Фелициссим – это имя, означающее «счастливейший», не принесло успеха его носителю, – наладив выпуск серебряных денег с преобладающим содержанием меди, сберег тем самым немало драгоценного металла, но не для императорской казны, а для себя лично. Совершать подобные операции в монетной сфере в одиночку ни тогда, ни сейчас невозможно, и управляющий действовал в сговоре с должностными лицами империи, среди которых, выяснилось, были и сенаторы. Проведенное по приказу императора расследование выявило широкую картину злоупотреблений, от которых пострадали множество людей.

Фальшивая римская монета

Главным центром фальшивомонетчиков, как полагают, во времена расцвета Древнего Рима являлся Египет. Интересно отметить такой малоизвестный, но очень характерный факт. Когда Антоний прибыл в Египет и посетил Клеопатру, в его свите были опытные, как мы бы сейчас сказали, специалисты – эксперты по борьбе с изготовителями фальшивых монет. Но и Рим не отставал в этом способе обогащения от ловких египтян. Известен фальшивый древнеримский денарий – subaeratus. Изготовлена была монета из обычного металла, но на нее чрезвычайно искусно наносился тонкий слой серебра. В результате получилась довольно тонкая подделка подлинной монеты. Известно два метода «государственного фальшивомонетничества»: либо правительство ставило на монетах меньшего веса и объема обозначение старой, более тяжелой монеты, либо оно уменьшало вес благородного металла, базы монетной ценности, примесью дешевого металла. Царская Россия не раз использовала эти методы, чтобы спасти страну от финансового краха. М.И. Боголепов в труде «Государственный долг» (1910) отмечал: «В 1801 г. на заседании Государственного совета читалась записка «Об уменьшении в России золотых и серебряных монет», в которой говорилось: «Крайнее истощение, в которое государство приведено было в начале минувшего столетия шведской войной, заставило Великого Монарха прибегнуть к непозволительному средству для наполнения своих недостатков. Испорчена была медная монета в количестве, в каком она никогда не была прежде»». Эта практика и позже была широко распространена. Немецкий финансист Эренберг писал:

Наполеон-фальшивомонетчик

«Фактически ухудшение монеты большинством государств совершалось безостановочно как в Средние века, так и в XVI и XVII веках».

В германских государствах начала XVII в. в порче монет замечены были местные князья. Причем они бесцеремонно отказывались принимать «уцененные деньги» от населения при уплате налогов и пошлин, требуя монет прежних выпусков, более качественных. Как раз в те времена и родилась поговорка: «Легкие деньги для страны – худшее наказание, чем тяжелые войны». Истинным «наследником Рима» в сей области, как ни странно, был Наполеон. Император очень хотел подорвать финансовую стабильность России и приказал создать в Париже специальную мастерскую, где лучшие мастера выпускали фальшивые рубли, которые были даже лучше оригиналов, – именно по хорошему качеству их потом и распознавали. В России этими фальшивыми рублями французы расплачивались с русскими, с теми, кто продавал им фураж и провиант. Во время бегства из Москвы кипы фальшивых ассигнаций следовали в обозе за «Великой армией», и замерзшие французы разжигали ими костры. Часть фальшивок еще долгое время продолжала гулять по стране, создавая помехи развитию экономики.

Для борьбы с фальшивыми деньгами царь Александр избрал самый дорогой способ: велел принимать их в банки как настоящие, а затем изымать и уничтожать. Банкирам, как красивым женщинам, прощаются порой такие грехи, за которые простых смертных просто разорвали бы на части. Они говорят, что экономика и валюта крепки, – им так хочется верить. Не так ли верим словам женщины, говорящей, что она вас страстно любит?!

Деньги грабили не только пираты, бандиты, разбойники, но и римские чиновники. Иные из них были высокого ранга и приходили «сверху», от императора… Пожалуй, одним из наиболее известных случаев эксплуататорской и жестокой политики имперского Рима на покоренных землях стала деятельность квестора, легата в Азии, Памфилии, наместника Сицилии, управлявшего Сицилией в 73–71 гг. до н. э., пропретора Гая Верреса. Деятельность этого редкого плутократа и вора вызвала такую ненависть у сицилийской общины, что та обратилась к Цицерону с просьбой защиты в суде ее интересов. Веррес, будучи консулом (губернатором) Сицилии в течение трех лет, успел так ее разорить и ограбить, что привести ее в прежнее состояние было уже нельзя. Огромные деньги взысканы с крестьян на основании небывалых, несправедливых распоряжений. Веррес грабил все, что попадало под руку, в том числе и государственную казну.

На покупку хлеба в Сицилии было ассигновано 12 миллионов сестерций в год. Эти деньги были мошеннически расхищены консулом (сейчас мы называем это «нецелевым использованием»). Он потребовал от городов «впятеро больше того, сколько ему позволено взять». Земли эти показались Цицерону, когда он вернулся на Сицилию через 4 года, «как бы вынесшими жестокую и продолжительную войну». Цветущие поля и долины опустошены и брошены, а земледельцы действительно бросали свои земли, не видя смысла в труде. В своей речи Цицерон назвал наместника цезаря циничным грабителем. Во всей Сицилии «не было ни одной серебряной, коринфской или делосской вазы, ни одной геммы или жемчужины, ни одного произведения из золота или слоновой кости, ни одной статуи из бронзы или мрамора, ни одной картины, будь то писаная или вышитая, – словом, ни одного произведения искусства, которого бы он (Веррес) не разыскал, не рассмотрел и – если оно ему нравилось – не взял бы себе». Он грабил не только частные собрания, принадлежащие гражданам, но похищал и вещи царей, фактически украв бесценный золотой канделябр, осыпанный драгоценными камнями, как и другие золотые вещи, принадлежавшие сирийскому царю Антиоху, проездом остановившемуся в Сиракузах. Не щадил и храмов, что было особенно возмутительно. Храм Минервы Веррес обобрал и ограбил так, что, казалось, его опустошил даже не враг Рима, готовый щадить на войне святыню и уважающий обычаи, а какой-то дикий разбойник. Ограблены были и другие храмы (Эскулапа, Вакха, Юпитера), из которых исчезли ценные вещи.

Легат Максимус. Рим II век н. э.

Когда Веррес стал уверять, что он якобы купил все это у храмов, оратор обвинил его в том, что эта мнимая, притворная покупка хуже даже, чем обычная кража. Во всей Азии и Греции нет города, который добровольно продал бы ему хоть одну статую, картину и украшение. Среди произведений искусства, по сути, украденных Верресом, были работы знаменитых скульпторов античности – Праксителя и Мирона. Знаменателен общий вывод Цицерона – подобные Верресу наместники отнюдь не единичное явление в ту эпоху: «…сколько лиц оказывалось виновными в Азии, сколько в Африке, сколько в Испании, Галлии, Сардинии, сколько в самой Сицилии.» Таковы источники богатства в Древнем Риме. Веррес вывез из Сиракуз огромное количество золота, серебра, слоновой кости, пурпурных тканей, массу ковров, ваз, хлеба, меда и т. п. При этом он, естественно, не заплатил никакой пошлины. В это же время солдаты армии Рима и матросы, которых он нанял для борьбы с пиратами, не имели ни денег, ни оружия. Римские воины и матросы вынуждены были питаться пальмовыми корнями. Тем не менее Веррес заставил идти сражаться совершенно не обученных бойцов и флот. А перед этим делец распродал припасы и оружие пиратам, которыми кишели тогда моря, и его флот был тут же разбит. За это Веррес приказал обезглавить капитанов, возложив всю вину на них. О том беспределе, который установил губернатор Сицилии, говорит случай с неким Гавием, римским торговцем, который вел дела в Сиракузах. Веррес посадил его в тюрьму, тот сбежал. Не чувствуя за собой вины, он грозил пожаловаться на претора императору. Веррес вновь арестовал его, велел бить розгами и распял на кресте свободного сына Рима. Несчастный в смертельной агонии повторял, как заклятие, фразу: «Я – римский гражданин!» А претор кричал, откровенно издеваясь над римлянином: «Посмотри-ка оттуда, сверху на Италию! Посмотри на отечество! Посмотри на законы и свободу!» Когда Веррес убрался из «захваченной» провинции, греки, обитатели Сиракуз, в гневе низвергли все его статуи, поставленные в публичных местах (и даже в храмах). Резонно задать вопрос: а как же центральная власть отреагировала на действия вора и узурпатора? К чести Рима, а точнее, Цицерона, Фемида постановила удовлетворить иск сицилийцев и возместить убытки, понесенные ими, из имущества Верреса. Скрыв часть состояния, Веррес добровольно ушел в ссылку (перевел деньги, спрятав их за рубежом). Верреса в итоге все же прикончили (за его «коринфские бронзы»). А ведь сколько награбил! Но и богатство не помогло. Прошли столетия и даже тысячелетия, подчас другими стали внешние проявления явлений, но по существу дела почти ничего не изменилось.

И. Репин, 1888 г. Николай Мирликийский избавляет от смерти трех невинно осужденных

Вчерашний герой, оратор, демократ, а ранее доносчик, политический деятель и богач, Аквилий Регул, чья карьера началась при Нероне, сошедший с политической арены лишь при Траяне, содержал для своего сына-подростка виварий и птичник, мало чем уступавшие орнитонам Лукулла и садам Гортензия. Когда мальчик умер, Регул перебил у погребального костра всех животных и птиц, что отнюдь не в римских обычаях, а, скорее, демонстративно контрастировало с ними. Письмо Плиния Младшего, из которого мы обо всем этом узнаем, раскрывает ту систему связей, в которой описанные факты только и обнаруживают свой подлинный смысл. Как содержание животных, так и их уничтожение было прежде всего демонстративным, престижным актом: «Это уже не горе, а выставка горя». Своеобразный зоопарк входил в число тех владений Регула, что выражали богатство в неразрывной связи его с искусством: «Он живет за Тибром в парке; очень большое пространство застроил огромными портиками, а берег захватил под свои статуи». Все эти особенности Регула характеризовали особый период, означавший разрыв с традициями римской gravitas. Возникала плеяда «новых римлян», покровителей искусств. Они неврастеничны, наглы, расчетливы, непоследовательны, талантливы, подлы, патологически тщеславны и беспредельно алчны (Plin. Epp., I, 5, 20, 14; II, 20; IV, 7; VI, 2, 1–6; Tac. Hist., IV, 42). Это был тот же «комплекс Верреса», еще один вариант cultus.

Термы Каракаллы. Реконструкция

Но и Плиний Младший строил свою купальню так, чтобы, плавая в горячей воде, он мог видеть холодное море, – идея, в точности повторяющая описанную нами выше идею орнитонов Лукулла (Plin. Epp., II, 12, 11); купальня императорского отпущенника Клавдия Этруска закрывалась стеклянной крышей, которая была «фигурами испещрена, рисунками переливалась» (Stat. Silv., I, 5, 42–43); Сенека описывает купальни «простых граждан», где «стены блистали драгоценностями», а вода текла из серебряных кранов; такие краны обозначались греческим словом «эпитонион» и были, следовательно, заимствованы с другими видами комфорта с эллинистического Востока (Sen. Ad Lucil., 86, 6–7). Прославились и знаменитые термы императора Каракаллы. Таким образом, римляне предпочли богатство и процветание идеалам 460-летней Республики. «Век простоты миновал. В золотом обитаем мы Риме», – писал поэт.

РИМСКОЕ ПРАВО КАК «ПРАВО» ПОБЕДИТЕЛЯ

Римские магистраты должны были разбирать споры, возникающие из отношений субъектов права, вырабатывать нормы для разрешения этих споров. Старое римское национальное право для этой цели не годилось; необходимо было новое право, которое было бы свободно от всяких местных и национальных особенностей, которое могло бы одинаково удовлетворить римлянина и грека, египтянина и галла. Создавая империю, Рим проникся идеей универсальности: требовалось не национальное право, а право всемирное, универсальное. Римское право впитало реалии и обычаи международного оборота, которые вырабатывались веками у народов, вовлеченных в орбиту его господства. Рим придает им юридическую ясность и прочность. Так возникло то римское право, которое стало затем общим правом всего античного мира. По существу, вклад в него внесли все народы. Рим же переработал и обобщил обычаи международного оборота и слил их в единый кодекс, известный как Corpus Juris Civilis, кодекс Юстиниана.

Одним словом, говоря о Риме как о крупнейшей империи древности, как примере и образце «самого цивилизованного строя», этой смеси популизма и диктатуры, надо признать, что в основе права римского народа (ius gentum) – право сильного, куда входят в качестве компонентов войны, захват городов, земель, грабеж, убийства людей и рабство. Цицерон ясно дает понять, какова система законодательства античного мира, Рима, на которой и зиждется право. В основе этой системы – выгода, экономический, корыстный интерес. И достигается эта выгода отнюдь не гуманными или благородными средствами. Говоря о благе и пользе государства, Цицерон указывает, что на самом деле в государстве не справедливость управляет всем, а выгода: «А если человек пожелает следовать справедливости, не будучи при этом сведущ в божественном праве, то он примет законы своего племени, словно они являются истинным правом, законы, которые при всех обстоятельствах придумала не справедливость, а выгода. И в самом деле, почему у всех народов приняты различные и отличающиеся одни от других законы, но каждое племя установило для себя то, что оно признало полезным для себя? Но в какой мере польза расходится со справедливостью, дает понять сам римский народ, который, объявляя войны при посредстве фециалов, нанося обиды законным путем и всегда желая чужого и захватывая его, завладел всем миром (Лактанций). Ведь всякая власть или империй, если я не ошибаюсь, добываются посредством войны и распространяются путем побед. Но война и победы основаны более всего на захвате и разрушении городов. Эти действия неизбежно связаны с оскорблениями богов, таковы же и разрушения городских стен и храмов; им подобно и истребление граждан и жрецов, и с ними вполне сходно разграбление сокровищ священных и мирских. Следовательно, римляне совершили святотатств столько же, сколько у них было трофеев; триумфов по случаю побед над богами они справили столько же, сколько и по случаю побед над народами; добыча их столь велика, сколько до сего времени у них остается изображений плененных ими богов (Тертуллиан).» Из сказанного следует: законы грешного мира созданы так, что своей целью ставят вовсе не критерии справедливости, а цели выгоды, выгоды для государства, которое создало их для себя, для своих элит. Эти законы оправдывают грабительские захваты и войны – и при этом законодатели легко принимают подобные законы.

Как скажет Цицерон: «Что же относится к праву народов, то и должно быть признаваемо цивильным» (Quod autem gentium, idem civile esse debet). Но в этом случае получается, что можно числиться в ряду самых заядлых законников, причислять себя к так называемому цивилизованному миру – и при этом нападать на другие страны, убивать их граждан, разрушать их города, вторгаться в храмы, пленять богов и вообще совершать самые непотребные действия, но при этом уверять: именно это-то и есть подлинная, чистая, как слеза, демократия. Двойная мораль вошла в плоть и кровь западного мира со времен античности, когда законы фактически были производной или составляющей от богатства и силы. А поэтому и старый латинский девиз «Vi et armis!» («Силой и оружием!») плавно и быстро перешел в девиз нового, капиталистического мира: «La raison du plus fort est toujouirs la meilleure!» («Сильнейший всегда прав!») Сила заменила ум и потенцию.

О том, как вели себя римляне в покоренных ими странах, нет нужды распространяться особо, но можно привести некоторые примеры, ярко свидетельствующие о морали так называемого западного человека. Пожалуй, наиболее злободневен пример того, как римляне повели себя с царем Югуртой, главой Нумидийского царства, что было расположено в Африке… В годы самых трудных испытаний для будущей империи, в годы борьбы Рима и Карфагена, римляне охотно и с благодарностью прибегали к услугам прекрасных нумидийских воинов-кавалеристов, которые внесли свой вклад в победу союзников над сильным и грозным противником. Но после разгрома Карфагена и образования провинции под названием Африка положение изменилось.

Нумидийский всадник

Теперь римляне, чувствуя себя победителями в великой войне, более не церемонились с союзником. Они грубо и откровенно вмешиваются во внутренние дела Нумидии. В нумидийских городах, и прежде всего в столице Цирте, объявилось огромное число разного рода советников, римских ростовщиков, финансистов, спекулянтов, понаехавших в эту «страну варваров», чтоб научить «жалких аборигенов» «демократии», на деле же обобрать до нитки и подвергнуть жестокой эксплуатации, а Нумидию Рим решил разделить на три части. Один из наследников на нумидийский престол, Югурта, понимая, что сокровенной целью римлян (которую те скрывали за покровительственными фразами и фальшивыми улыбками) является лишение Нумидии независимости, восстал. Он убил марионеток и предателей Нумидии, которых посадили в разных частях государства римляне, уничтожил торгашей-компрадоров, италийских коммерсантов и ростовщиков в нумидийских городах. Вряд ли это был правильный шаг, но он сделал то, что так и не решились сиракузцы проделать с гнусным Верресом. «По существу, это было объявлением войны самому Риму», – пишет историк. Более того, Югурта не только блокировал римские легионы в Нумидии, но и нанес им чувствительное поражение в битве при Сутуле (109 г. до н. э.): военный лагерь взят, армия капитулировала, римляне вынуждены были пройти «под ярмом», чтобы сохранить себе жизнь.

Римский военный лагерь

Такого позора Рим уже давно не знал. И хотя в конце концов Югурта был побежден, а точнее, коварно схвачен и привезен в оковах в Рим, его мужественная битва против жестокого Рима будет потом подхвачена многими народами Африки, Европы, Азии. Югурта был прав, говоря, что «римляне несправедливы и ненасытно алчны, что это общий враг всех людей». У них и одна причина для войны с народами, «а именно – страсть к господству». Говоря о Риме, он произнес фразу, вошедшую в историю: «Какой продажный город! Он сгинет бесследно – пусть только найдется покупатель!» Вещие слова, их заслужили в истории человечества и другие города, столицы ведущих империй.

Эту же истину вскоре осознали и древние евреи, чья страна подпала под власть Рима. Помпей подчинил власти территории в Восточном Средиземноморье. Только короткое время, пока туда еще не добрались откупщики, народ жил относительно сносно. Учитывая, что Сирия была одной из богатейших провинций, сюда зачастили те, кто хотел нажиться. В отношении этих районов Рим проводил известную всем политику «разделяй и властвуй», учитывая взаимную неприязнь друг к другу евреев и сирийцев. Сириец Антиох Епифаний объявлял еврейские законы «враждебными человечеству» и приносил свинью в жертву на еврейских священных книгах. В 133 г. до н. э. советники горячо советовали правителю из Селевкидов Антиоху Сидетскому разрушить Иерусалим и истребить еврейскую нацию, так как евреи не хотят общаться с остальным человечеством. Римляне одно время относились к ним довольно лояльно и даже даровали еврейским общинам в городах определенные привилегии, хотя вскоре их отношения стали портиться.

Полагаем, что дело не столько в отказе евреев проявлять некоторые знаки внимания императору, но и в том, что Рим все активнее вмешивался в их экономическую и политическую жизнь. Клавдий обратился к евреям Александрии, где те составляли значительную и самую влиятельную часть населения, с просьбой быть лояльнее к власти и другим национальностям. Если же те будут проявлять нетерпимость, он отнесется к ним как к народу, «который сеет в мире чуму». Можно, конечно, говорить о росте греко-еврейской взаимной ненависти, но и Рим стал подозревать евреев в шовинизме, расизме и национализме. Тацит, к примеру, писал: «Большинство евреев были убеждены, что, согласно старинным священным рукописям, придет время, когда Восток обретет свою мощь, а те, кто придет из Иудеи, овладеют миром». Вспомним слова Талмуда: «Зарождающаяся ссора подобна пробивающемуся сквозь плотину потоку: как только он пробился, ты его уже не удержишь».

Рельеф на Триумфальной арке Тита

То, что римский наместник управлял провинцией неэффективно, вряд ли является решающим фактором, вызвавшим восстание. Спокойствию не способствовало и то, что прокураторов Иудеи подбирали из грекоговорящих районов. В результате возникших противоречий вспыхнул Великий мятеж 66 г., начавшийся в Цезарии из-за судебного спора между греками и евреями. Суд выиграли греки и отметили это погромом в еврейском квартале. Известие вызвало восстание в Иерусалиме, запалом к костру восстания послужили деньги. Прокуратор Рима Флор изъял из Храмовой казны деньги, и в ответ националисты-евреи набросились на богачей и стали их избивать, сожгли архивы Храма с целью уничтожить все записи о задолженностях. Началась кровавая битва за Иерусалим. Одним из руководителей восстания являлся Менахем, сын основателя зелотского учения Иуды. Итог этой схватки было трудно предугадать, ибо в Италии разгорелась гражданская война и римлянам было не до восстания в далекой провинции. Евреи же не смогли использовать передышку, а затем началась беспощадная схватка между знатью и зелотами. В 70 г. Тит взял штурмом Иерусалим, уничтожил десятки тысяч жителей, взял в плен и обратил многих в рабство. На живых наложили тяжелейшие налоги. Земли евреев конфисковали, передав императору в собственность.

Гонения на евреев

Иосиф Флавий

Разрушение Храма в Иерусалиме

Историк Флавий, бывший руководитель иудейских войск в Галилее, был взят в плен Веспасианом, стал рабом, но за верную службу Риму освобожден и стал писателем Иосифом Флавием. В «Иудейской войне» он писал: «Уже когда войску нечего было грабить и некого убивать и всеобщему ожесточению этого казалось мало, – Цезарь приказал им и Храм, и весь город до основания срыть, оставив самые высокие из башен… Так из-за безумия мятежников пришел конец Иерусалиму, городу прекраснейшему и прославленному перед всеми народами». Тит стал благодарить и награждать воинов. «Тотчас же он приказал назначенным для этого лицам зачитать имена тех, кто совершил что-либо выдающееся за время войны. И, вызывая их поименно, он хвалил подходивших к нему, радуясь при этом так, словно это были его собственные подвиги; он надевал на них золотые венки и знамена, сделанные из серебра, и возводил каждого в высший чин. Кроме того, он щедро наделил их золотом и серебром из награбленного и одеждой из остальной части добычи. Почтив всех так, чтобы самолично оценить заслуги каждого, он благословил все войско, при общем ликовании сошел с трибуны и приступил к победным жертвоприношениям». Затем он перевез в лагерь «несметную добычу», взятую у убитых, но не покоренных евреев.

Вильгельм фон Каульбах. Разрушение Иерусалима

Евреи заплатили чудовищную цену за сопротивление воле Империи. Масса пленных евреев была продана в рабство, хотя 40 000 были отпущены, потому что на них не оказалось покупателей. Евреев отправили в разные места, в том числе и в египетские рудники. Положение оставшихся в живых было не лучше, чем у мертвых. Физические страдания не были тем единственным, что разрывало их сердца. Теперь не было ни Храма, ни города. Гордые евреи не могли вынести таких страшных последствий. 12 000 умерли в один день – частью от недостатка пищи, частью потому, что отказались принимать ее, предпочитая смерть. По подсчетам, за время войны были взяты в плен 97 000 человек, а погибли около 1 млн человек. Тит отпраздновал день рождения Веспасиана в Берите тем, что отдал пленных евреев диким зверям или заставил зарубить друг друга в схватках гладиаторов. Иудея стала римской провинцией, и в честь победы Тит изобразил ее на монетах в виде плачущей женщины, сидящей в горе под пальмой. Пали последние крепости, все защитники погибли, Елеазар и зелоты собственноручно убили своих жен и детей. Правда, к счастью, евреям удалось выжить («выжить как реликту», по словам А. Тойнби), но за это им пришлось заплатить гибелью Храма и государства, а также рассеянием их народа по всему миру.

Другим народом, испытавшим на себе последствия римского нашествия, был армянский народ, имеющий одну из древнейших культур. Как известно, более ста лет, с 612-го по 520 г. до н. э., в Закавказье вокруг озера Ван существовало самостоятельное Армянское государство. В IV веке до н. э. возникли независимые рабовладельческие армянские эллинистические государства (Айраратское – 330–190 гг. и Малая Армения – 321–112 гг.). В 189 г. до н. э. объявила о независимости и Великая Армения. С этого времени армянские земли объединились в одно общеармянское рабовладельческое эллинистическое государство, существовавшее около шести столетий (до установления феодализма). В I веке до н. э. армянская эллинистическая монархия, опиравшаяся на рабовладельческий строй, переживала расцвет. Возникновение в Армении профессионального театра, связанное с именем Тиграна II (царствовал с 95-го по 56 г. до н. э.), – одно из свидетельств древней культуры. И вот Древний Рим проник на территорию Армянского государства, а также и на территорию нынешней Грузии. Народы Армении и Грузии оказались меж двух огней – с одной стороны давит могущественная Парфия, с другой – еще более могучий Рим (конец I в.). Два этих народа, как и многие другие, вынуждены были делать выбор.

Церковь Рипсиме в Эчмиадзине. 618 г.

Меж двух направлений

Если знать Южной Армении, более развитая в экономическом отношении, к тому же основательно затронутая влиянием эллинизма, тяготела к Западу, то основная масса армянского народа и знатные роды центральных и северных областей Армении ориентировались на Парфию. Дело в том, что два государства, Армения и Парфия, имели немало общих черт как в государственном устройстве, так и в нравах, и в религии. Кроме того, между армянами и соседней страной были довольно распространены смешанные браки, а ничто так не сближает народы, как породнение родов и крови. Во второй половине II в. Армения стала почти независимой. Попытки же армянской знати найти опору в западном колоссе, «мировом гегемоне», успеха не принесли. У римлян в отношении закавказских государств были свои стратегические соображения. Известный римский полководец Помпей хотел заставить обитавшие на южных отрогах Кавказа народы – от Черного до Каспийского моря – признать римское превосходство и верховную власть. Тем самым, с одной стороны, были бы ликвидированы опасности, которые исходили от этих, в то время очень воинственных народов, прежде всего из Армении, с другой стороны – создавался своего рода защитный вал против мощи Митридата, которая в будущем могла бы усилиться на территориях к северу от Кавказа. Однако все это было лишь одной из промежуточных целей Римской империи. Кавказ интересовал Рим только в одном плане – как плацдарм, с которого можно вести военные действия против серьезных противников. Поэтому римский полководец Помпей и вернулся из Албании назад в Армению. После дипломатических и военных мероприятий, прежде чем сконцентрировать свое внимание на Сирии, Иудее и Аравии, он придал созданным им отношениям официальную форму: позаботился об их долговременной законной силе и несколько помпезным способом преподношений все-таки сумел добиться для армян всеобщей известности и уважения в соответствующих областях. Зимой 65–64 гг. до н. э. он созвал многочисленных князей и царей в Амис и роздал им, насколько они в его глазах того заслужили, дары и почести, были определены и политические компетенции. Однако все эти политические «игры» и маневры ставили перед собой далеко идущие цели – сделать армян проводниками политики Рима в Закавказье и Азии. Когда этого не получилось, римляне показали свое истинное лицо, а именно – захватили царя Армении Валараша II со всей его семьей, заключили в оковы и отправили в Рим. Видимо, армянский царь излишне доверчиво отнесся к заверениям Рима, поверил в честность и благородство западного мира, дав согласие на участие войск в походах армии Рима. Нет ничего опаснее излишней доверчивости.

Гней Помпей Великий

Митридат VI Евпатор. Монета II–I вв. до Р.Х.

Нога римлянина вскоре ступила и в Колхиду, место, куда, по легенде, отправился за золотым руном Ясон. Западная Грузия, ранее вошедшая в состав Понтийского царства, после поражения Митридата VI стала зависимой страной и вошла в состав Римской империи. Правителей ее назначали в другой стране, народ страдал, налоги стали непосильными, исчезла даже видимость политической свободы. Все делалось по указке Рима, а зарубежные эмиссары и торговцы вели себя в этих странах как подлинные хозяева.

Т. Рейнах в «Митридате Эвпаторе» дает описание этой публики, что вторглась в районы Азии из Рима: «Ниже этого официального мира администраторов и финансистов копошилась целая толпа разного рода дельцов, которые набросились на Азию, явившись туда вместе с завоевателями. В течение 40 лет более 100 000 италиков или римлян устроились в этой несчастной провинции. Если в их числе и были несколько честных купцов и трудолюбивых ремесленников, то сколько было таких, которые рассчитывали разбогатеть лишь при помощи далеко не бескорыстной снисходительности римской администрации! В скольких из них под маской банкира скрывается бессовестный ростовщик, под видом торговца – похититель рабов! А как много среди этих бессовестных спекулянтов было подставных лиц и тайных компаньонов самых выдающихся и знаменитых лиц в столице!» Азия, где правят «ничтожные деспоты», явившая признаки «дегенерации», стала главным источником доходов для Рима. Т. Моммзен заявил: «По многим указаниям, главной опорой римских государственных финансов были доходы из Азии. Вполне правдоподобно утверждение, что остальные провинции в среднем стоили Риму почти столько же, сколько приносили ему». Европа уже пользовалась преференциями в области финансов и налогообложения. Однако Рим не пощадил даже Грецию… Ее пример особенно интересен для нас, так как показывает, что может ожидать страну высокой науки, культуры и образования, если та вдруг по тем или иным причинам окажется неспособной отстоять свою национальную независимость и отдаст себя в руки чужой, вроде бы «цивилизованной» империи. В 146 г. до н. э., когда Рим объявил Грецию римской провинцией, та уже ничем не напоминала Грецию эпохи расцвета и давно катилась вниз, «по наклонной плоскости к общему упадку». Наука и искусства были в забвении, былые сухопутные и морские владения отпали, источники богатства иссякли, исчезли кузницы и мастерские. Не стало денег на то, чтобы поддержать армию и флот, а любая страна без этих двух опор государства ничего не стоит. Сначала сократились, а затем и вовсе исчезли подати союзников, и стало ясно, что процветание закончилось. Некогда цветущий город Афины, метрополия обширной империи, центр торговли, стал захудалым городком, столицей небольшой страны, в 40 квадратных миль. Однако привычки богатой элиты жить красиво, любовь к роскоши, желание блистать и поддерживать былую славу философских школ, атлетических соревнований, уровень былых оргий и наслаждений – все это осталось. Такая частная и публичная роскошь при отсутствии средств заставляла влезать в долги, несла нищету в дома бедняков, заставляла страдать население, губила поля и земледельцев. И вот эту, уже деградирующую и обнищавшую страну в этот период и подчинил процветающий Рим. Казалось, можно было предположить, что великая держава сделает все, чтобы вернуть Греции, ее «духовной матери», если не былую славу, то хотя бы некий достойный ее судьбы уровень жизни и благополучия. Не тут-то было… Рим продемонстрировал все черты Запада, который почувствовал себя победителем.