Текст книги "Русь между Югом, Востоком и Западом"

Н. Рерих. Сходятся старцы

Идеализация государственного деятеля никоим образом не является нашей задачей, но при всех присущих ему недостатках князь никогда не допускал резкой смены существующего порядка вещей. Все историки единодушны в признании за ним выдающихся талантов правителя и высокого для того времени образования. Недаром же его называли «чудом своего века».

Н. Кургузова-Мирошник, К. Мирошник. Владимир Мономах

Он старался сделать свое правление «сносным для народа», выискивая любую возможность для удовлетворения желаний не только знати, но и простого человека. Известно, что он «не давал сильным обижать ни худого смерда, ни убогой вдовицы», чем в немалой степени снискал всенародную любовь. В то время как многие внуки и правнуки князя Владимира стремились к безудержному накоплению, выжимая из народа каждую гривну («с тягостью для народа»), он вел более разумную экономическую политику. Например, князь выступил в поддержку мелкого и среднего купечества, найдя его благодарность. По духу и стилю правления это уже был не «византиец» и даже уже не киевский, а русский князь. Так, он сохранил в сердце любовь и признательность к Смоленску, куда был некогда посажен отцом-батюшкой, а затем и к городу Курску. О пребывании князя в этих землях писатель Ф. Панов рассказывает… Невелик по площади был в те годы Курск, но зато стоял он, как богатырь на посту, на высокой горе, омываемой рекой Тускарь. Со всех концов везли сюда товары мастеровитые русичи. Край этот считался более безопасным, потому что с севера и запада его прикрывали так называемые черневые (лиственные) леса и хвойные заросли поднимались со всех сторон. Привыкшие кочевать по степным просторам половцы побаивались этих лесных мест и предпочитали простор, чтобы дороги просматривались на десятки верст вперед и по сторонам. Если нет опасности нападения половецких ханов, то и торговать можно спокойно. И потому везли купцы в Курск по большим и малым рекам товары со всей Киевской Руси, а также из других мест.

Вс. Иванов. Заброшенный волок

Не беда, что многие версты приходилось переволакивать предназначенное на продажу добро по сухим дорогам. Например, от Северского Донца к Сейму товары везли на лошадях в ладьях, поставленных на колеса. Юный князь удивлялся обилию товаров на месте Курского торжища. Здесь можно было купить многое: меха, изделия из кожи и дерева, не говоря уже о зерне и тканях. Этого товара тоже было в достатке. Большой интерес представляют и таможенные книги. Как отмечает В. Базилевич, в г. Касимов привозились: золото, шелк, мишура, бумага, москательный товар (краски, сандал, белила). Иностранный товар поступал преимущественно с Востока, но часть, несомненно, ввозилась из Западной Европы (золото и сандал). Торговля иностранными товарами встречается во многих южных и юго-западных городах, даже самых небольших. Благодаря тому значению, которое имел Курск для Белгородского укрепленного района, расположенный вблизи польско-литовской границы и пунктов турецко-греческой торговли, город получал восточные (турецкие и персидские товары) и европейские товары, причем, последние поступали как из ближайших украинских городов, в особенности из Могилева, так и кружным путем – через Ярославль. Среди восточных товаров: шелк, турские сафьяны, персидские и турские килимы, турские подпояски и др. К европейскому ввозу принадлежали: сукно разных сортов (английское, яренги, кострыш), золото, краски, анис, ладан. Привоз товаров иностранного, в основном, восточного происхождения отмечают и таможенные книги Тамбова, Ст. Оскола, Яблонова да и других, более мелких городов «Белгородской черты». В Сибирских таможенных книгах содержится огромный материал, свидетельствующий о торговле европейскими и азиатскими товарами во всех сибирских городах.

В Курске уже имелись православные храмы и шел сбор денег на соборную церковь. Именно из Курска ушел юный Фео-досий, чтобы в Киеве принять монашество, и, уже будучи настоятелем Киево-Печерского монастыря, он не забывал о земляках, заботился о том, чтобы обращенные в христиан жители здешних селений освобождались от языческих нравов быстрее. Православие во многом изменило жизнь здешних поселян, но в чем-то и присланные Феодосием монахи не сразу смогли продвинуться вперед. Время показало, что языческие праздники «березок» так и остались жить в народных обычаях, как и игрища вокруг костров. Отныне старые праздники мирно соседствовали с новыми, такими, как Троица или Рождество Иоанна Крестителя (Иван Купала). Однако и речи православных проповедников даром не пропали. Мономах всю жизнь стоял на страже интересов родной земли. Утвердившись в Киеве, он бился за землю Русскую, не щадя живота, – одних дальних походов совершил 83, проявив организаторские способности воина и мужество при разгроме кочевников-степняков. Киевская Русь не раз подвергалась набегам половцев, бывших страшнее печенегов (за полтора века более 50 крупных набегов на земли и города только в среднем течении Днепра). Он не поспел к трагической битве отца с половцами, но именно Мономах взял приступом и сжег внешний город изменивших отцу черниговцев. В жестоком сражении 1078 г. половцы и изменники были разбиты. Всеволод Ярославич стал князем Киевским, а сын его Владимир – Черниговским. Многолетняя борьба с половецкими ханами была кровопролитной, но завершилась победой русичей. И вот: «Никто не посмеет посягнуть на Русь. Во всех княжеских конюшнях стоят. боевые кони. Разбойные племена далеко загнаны в степи, рассеяны, как листья, которые гонит в полях осенний ветер. Но сколько это стоило трудов, крови и сколько золота!.. А сколько он сам пролил крови на своем веку в горячности или в ожесточении битвы в те годы, когда враги считали, что могут безнаказанно разорять Русскую землю.» Мономах на десятилетия приостановил процесс феодальной раздробленности Киевской Руси. В ряде случаев и ему приходилось быть суровым, коварным и жестоким. Историки указывают на эпизод взятия им города Минска, когда он не оставил там в живых «ни челяднина, ни скотины». И все же у русских людей он заслужил имя «доброго страдальца за Русскую землю» и «собирателя земель»!

Торговля в Киевской Руси

В заслуги Мономаху нужно поставить и его шаги по улучшению положения челяди. Все письменные памятники, трактующие о ней, о рабах, указывают: «Рабство в Киевской Руси не развивается, не растет, а идет на убыль». Вскоре на смену холопам-рабам приходят смерды. Особый интерес представляет то, что церковь, лучший хозяин во всех странах Европы и в Византии, владевшая рабами и пользовавшаяся ими, отказывается от рабства первой. В итоге же рабов на Руси, как отмечает Б.Д. Греков, становится все меньше и меньше.

Владимир Мономах – русский князь

Показательно и то, что варианты «Пространной Правды» уделяют положению челяди или холопов более внимания, чем ранее. «Наибольший интерес представляют статьи, написанные после совещания, созванного Владимиром Мономахом, так как они, как мы уже видели, вносят в жизнь холопов много нового. Кроме статей, уже рассмотренных выше, об источниках холопства, где явно обнаруживается намерение законодателя сузить круг этих источников и сделать их менее опасными для людей свободных, мы можем наблюдать и расширение правоспособности и судебной дееспособности холопов. Мы видим здесь холопа торгующим по полномочию своего господина, вступающим в денежные обязательства, выступающим на суде в качестве послуха, имеющим собственность» («Аже пустить холопа в торг, а одолжаеть.»). Как известно, он старался прислушиваться к гласу простого народа и помогать ему в случаях, когда это было возможно. На Руси власть, к сожалению, не часто находила такую возможность.

Шапка Владимира Мономаха

Последние 12 лет его жизни, с 1113-го по 1125, он княжил в Киеве. Его подвиги против половцев воспевал и Боян, «Соловей старого времени», а народные эпические песни, былины Владимирского цикла, относят не только к Владимиру Святому, но и к Мономаху. Костомаров, другие русские историки назвали это время самым благополучным временем эпохи Киевской Руси. И великой бедой для Руси посчитали дружинники и все мирные хлебопашцы смерть князя Владимира II. Прекрасно сказал об этом событии поэт XIX столетия Аполлон Майков в стихотворной балладе «Емшан», для написания которой он почерпнул сведения, судя по всему, из Волынской летописи:

И шли года… Гулял в степях лишь буйный ветер на просторе… Но вот – скончался Мономах, и по Руси – туга и горе…

Воистину князь был умным государственником, патриотом, или как говорили тогда, «страдальцем» за Русскую землю. Итог его княжения феноменален: за 47 лет нахождения у власти Мономах был князем Смоленским, Черниговским, Переяславским, Киевским. Главное другое – именно Мономаху за годы правления удалось собрать три четверти всей Древней Руси. Слава о Владимире II Мономахе «произиде по всимъ странам». Народ русский, не только киевский, искренне «по немъ плакахуся, якоже дети по отцу или по матери.». Когда же Мономаха не стало, половцы воспряли духом. К тому же, с 1150 г. в их руках оказался южный отрезок Балтийско-Черноморского речного пути. Киевским и русским купцам дорога к Византии, лежавшая в степи и по рекам, была перекрыта. Однако уже во второй четверти XII в. троюродные Ярославичи не смогли удержать Русь в единстве. Случилось непоправимое. Громадное государство всего за одно поколение превратилось в объединение слабых, полузависимых, зачастую и враждебных друг другу уделов-княжеств. Зато в каждом из них свой князь, свой епископ, собор, летописец, чиновники, войско и прочие атрибуты «независимости», которые, разумеется, никого не могли ввести в заблуждение. Историк А.В. Гудзь-Марков пишет: «Однако подобие уступало прообразу в десятки раз по всем показателям, и мощь отдельных русских княжеств была тенью Руси X–XI веков». И виной всему стали многочисленные междоусобицы независимых князей!

МЕЖДОУСОБИЦЫ РУССКИХ КНЯЗЕЙ. ЗАКАТ КИЕВСКОЙ РУСИ

Взлет Киевской Руси вызвал брожение среди всего славянского мира и в земле Русской, но итоги этого события были противоречивы. В X в. в России произошло объединение многих славянских племен (их было более тридцати) в единое Древнерусское государство. Однако большое число племен, умножение престолов, дух независимости и свободы вызвали брожение. Брожение словен, кривичей, мери имело первым следствием свержение варяжского ига: «И въсташа Словени и Кривици и Меря на Варягы и изгнаша я за море». Другим же последствием стало проявление политического обособления, что привело к образованию волостных центров. Видимо, об этом пишет новгородский бытописатель, когда вслед за известием об изгнании варягов сказал: «И начата владети сами собе и городы ста-вити». Конечно же, процесс выделения отдельных племен и частей будущей России из единой Киевской Руси имел и позитивный смысл. Ведь одновременно с ним шло создание того самого ядра земель, которые на более позднем этапе и составят единое государство. И в этом плане совершенно прав замечательный русский писатель и историк В. Кожинов.

Вадим Кожинов

Однако дадим слово самому писателю. В историографии, отмечал он, распространено, даже господствует представление, согласно которому, после правления Ярослава Мудрого и его эпохи в истории Руси наступает период феодальной раздробленности, распадения страны на ряд самостоятельных княжеств, то есть отдельных «государств». Между тем о действительном, имеющем негативные последствия распаде страны уместно говорить по отношению ко времени после монгольского нашествия. Что же касается периода второй половины XI – первой трети XIII вв. (1054-й, год смерти Ярослава, и 1240-й – окончательное покорение Руси монголами), едва ли Русь перестала существовать как определенная целостность. Писатель не разделяет мрачных диагнозов иных историков. Вот, мол, каковы эти русские: разбегаются по углам и устраивают свары с верховной властью и соседями. Он обращает внимание на то, что те же процессы присущи средневековой истории всех основных стран Западной Европы. Однако это никак не смущает «обличителей». Когда же речь заходит о последующем объединении страны (со времени Ивана III), те же господа готовы «клеймить» Русь за деспотизм, за подавление самостоятельности, вольности ее отдельных частей! Одним словом, «все было безобразие» в этой самой Руси (Л. Толстой). «Те, кто всячески «осуждает» период «феодальной раздробленности», – пишет Кожинов, – совершенно упускают из виду, что на определенном этапе развития в любой стране происходит более или менее значительное обособление отдельных ее областей, и, хотя этот процесс обычно ведет к тем или иным негативным или даже трагическим последствиям, он в то же время имеет и, безусловно, плодотворные результаты. Русь, как и каждая страна, складывалась вокруг центра, столицы, которая вбирала в себя материальную и духовную энергию, тем самым неизбежно обделяя составляющие ее земли. И в какой-то момент в этих землях возникало упорное стремление к самостоятельному историческому творчеству во всех его сторонах – от экономики до культуры, что в конечном счете неизбежно приводило к определенным конфликтам с центральной властью. Едва ли можно оспорить утверждение, что без самостоятельного исторического творчества в Новгородской, Псковской, Тверской, Рязанской, Ростовской, Черниговской и других землях не смогло бы создаться материальное и духовное богатство Руси. Но эта самостоятельность неизбежно порождала и определенную политическую обособленность, становившуюся нередко «чрезмерной», приводившую к острым коллизиям и так называемым усобицам. И историки, бичующие тех или иных князей за эти усобицы, исходят, в сущности, из чисто умозрительного «идеала», который, если вдуматься, являет собой убогую, примитивную моральную пропись, совершенно не уместную при изучении драмы Истории. Да, великие князья Руси были правы, подавляя «сепаратизм» отдельных княжеств; но по-своему были правы и «державшие» те или иные самобытно развивавшиеся земли Руси «удельные» князья. И те, и другие – полноценные герои русской истории, хотя, конечно же, многие из них несут на себе печать вины перед своими собратьями и самим народом Руси». Определенное единство страны сохранялось так или иначе в течение почти столетия (до 1146 г.), а позднейшее очевидное и резкое ослабление центральной, киевской власти было обусловлено не сепаратизмом отдельных княжеств, а как бы исчерпанностью общерусской роли самого Киева (о чем еще будет сказано подробно). С таким пониманием процесса феодальной организации Руси, казалось, можно согласиться.

Междоусобицы русских князей обескровили Русь

Однако подобный хладный взгляд на историю трудно воспринять человеку, если он возьмет на себя труд познакомиться с конкретными событиями. Последующие годы стали годами величайшей трагедии и печали. Наступила фаза надлома и инерции, период некой «об-скурации» (Гумилев). За бесчисленными междоусобицами, спорами, распрями и разборками стоят не просто чьи-то личные амбиции, хотя оных хватало, но сама практика воцарения и утверждения власти – и не только на Руси, а повсюду. Ключевский, как всегда, точно нашел то главное место, откуда начинает наматываться кровавый клубок страшных противоречий. С возникновения первых центров и утверждения военно-торговой знати и возникли понятия и привычки, питавшие бесконечную усобицу русских князей. И опять-таки видим, как в Киеве, а затем в Новгороде и в других городах сталкиваются интересы военно-торговой аристократии. Кто сидел в центре, в Киеве, тот держал в руках и нити русской промышленности. В.О. Ключевский продолжает: «Отсюда соперничество между конунгами за этот город. Бродячие искатели торговых барышей, хороших кормов за военные услуги или военные добычи, они перебивали друг у друга ратных людей, доходные города, выгодные торговые пути. Киев по своему значению для русской промышленности более других городов вызывал это соперничество. Олег Новгородский за него погубил Аскольда и Дира киевских; потом другой новгородский конунг, Владимир, истребив конунга полоцкого Рогволда с сыновьями, погубил другого конунга киевского, Ярополка, собственного брата». Иначе говоря, уже с приходом варягов и начались раздоры.

К. Лебедев. Убиение Аскольда и Дира Олегом. 882 г.

Тема княжеских междоусобиц – одна из самых трагических, если не самая трагическая страница русской истории. «Где многовластие – там неразбериха», – говорили и опытные византийцы. Именно это-то и случилось на Руси. Если б не междоусобицы, иной была бы судьба России: раньше встала бы она на ноги, окрепла, возмужала – и немцам, полякам и татаромонголам была бы не по зубам. Понятно, что эта часть истории привлекала особое внимание летописцев и писателей древности. Среди них и «Слово о полку Игореве», и «Слово о погибели Русской земли», и «Повесть об ослеплении Васильки Теребовльского», и «Повесть о разорении Рязани Батыем», да и «Житие Александра Невского». Страшным бедствием для Руси стал порядок наследования князем земель по роду. Земли давались по личному произволу князей, происходила постоянная путаница. Все вело к междоусобицам и политическим и военным распрям. О законе уже не было и речи, и хотя преподобный Ила-рион в «Слове о законе, благодати и истине» уверяет, что великий князь Владимир «жил и справедливо, твердо и мудро пас землю свою», мы-то знаем: не всегда так было.

Св. Борис и Глеб. Икона XIV в.

Великий князь Ярополк, которому отец Святослав завещал трон, был убит Владимиром, ставшим потом великим князем. После смерти Владимира великим князем в Киеве станет не Борис, а Святополк. Налицо полнейшее беззаконие, но все средства хороши для захвата власти. «Избью всю братью свою и прииму руськую един». Чтобы обезопасить место на троне, Свя-тополк убивает Бориса и Глеба, подослав к ним убийц. Борис не пожелал биться с братом: «Не стану я поднимать руку на брата своего старейшего. Если умер отец мой, то сей (Святополк) будет мне вместо отца». Этому событию посвящено анонимное «Сказание» о святых мучениках Борисе и Глебе. Кто знает, не убей Владимир отца Святополка, может, тот и не предал бы жестокой смерти Бориса и Глеба. Сколько мучений претерпит земля Русская из-за раздоров князей. Не вдаваясь во все обстоятельства и причины оного события (видимо, киевляне не захотели видеть князя Бориса на престоле, ибо и тела убитого не приняли), скажем только, что за этот страшный грех они да и Киев вскоре поплатились. Ярослав решил вернуть себе трон в Киеве и стал в Новгороде готовиться к битве со Святопол-ком. Началась первая русская смута 1015–1018 гг. В ходе Любечской битвы Ярослав разгромил войско Святополка, который после неудачной битвы бежал в Польшу, к своему тестю – князю Болеславу I Храброму. Кончил же Свято-полк худо. На Альтинском поле, неподалеку от места убийства Бориса, он потерпел поражение от Ярослава, бежал и сгинул где-то в пустыне «между Ляхы и Чехи», и от его могилы, как говорят, исходил «смрад зол». Правление Святополка в итоге завершилось катастрофой, а он в истории Руси получил прозвище – Свято-полк Окаянный. Заметим, что вопрос об «убиении святых новоявленных мучеников Бориса и Глеба» остается открытым, ибо в хронике мерзебургского епископа Титмара (умер в 1019 г.) говорится, что Свя-тополк не мог быть узурпатором трона и убийцей его братьев, будучи заключен в тюрьму еще своим отцом, Владимиром I, и смог освободиться лишь спустя некоторое время после смерти отца. Иные же полагают, что настоящим убийцей Бориса и Глеба был не Святополк, а Ярослав. Другие называли убийцами «варягов» Эймун-да и его товарищей. В пользу сей версии говорит то, что имя Святополка Окаянного, казалось бы, табуированное и преданное проклятию церковью, в XI и XII вв., все же употребляется как в княжеских семьях Руси (Святополк Изяславич, Свято-полк Мстиславич, Святополк Юрьевич), так и за ее пределами (Святополк, боярин галичский). По словам А. Никитина, эти «факты, безусловно, снимают со Свя-тополка Владимировича обвинение в смерти его братьев (если они действительно являлись его братьями), перенося вину на Ярослава.».

Заметим, то, что происходило на Руси, отнюдь не было неким исключением.

Съезд удельных князей

В любом народе и государстве в тот период истории схватки за власть происходили прежде всего меж самыми близкими родственниками, поскольку те являются главными претендентами на короны и троны. Так, легенды X в. говорят о чешском святом князе Вацлаве, убитом дружинниками по приказу его брата Болеслава, и хотя существуют версии того, кто был истинным виновником, но, как пишет Б.Н. Флоря, главными носителями зла, по одной из версий, являются «чешские мужи». Одержимые дьяволом, они натравливают друг на друга членов княжеской семьи. По другой версии, главными виновниками являются мать и брат убитого святого. В любом случае, корни вражды всегда лежат в близком кругу князя и его семьи. «Раздробление Древнерусского государства на так называемые уделы объясняется тем, что на Руси к известному времени успели образоваться области, достаточно крепкие, чтобы не только не нуждаться в помощи киевского князя, но и осознать свою местную выгоду в отделении от Киева. Такова судьба всех так называемых раннефеодальных монархий. Отсюда неизбежные распри. Первая распря возникла еще в 973 г. между Яропол-ком, великим князем русским, и Олегом из княжества древлян. Меж ними вспыхнула вражда, закончившаяся военной схваткой. В самом деле, если вдуматься, ну к чему вмешиваться Новгороду, Смоленску, Полоцку и др. в запутанные дела Киева, зачем ему платить дань, когда и деньги, и войско нужны им самим, т. е. новгородским, смоленским, полоцким боярам, для осуществления их собственных задач, с которыми они в случае полной независимости, как им казалось, могут справляться и самостоятельно, без помощи Киева?» – писал Б. Греков в «Киевской Руси». Примерно таков же, полагаем, ход мысли многих из князей.

В самом деле, даже Новгород две трети дани («повоза») вынужден был отдавать Киеву, куда стекались главные торговые потоки, что, безусловно, наносило серьезный ущерб всем другим торговым городам и землям. Князь Владимир завел и новый обычай – «обескровливать даже самые отдаленные земли, созывая, а то и набирая для вечной службы на южном побережье лучших воинов отовсюду». Согласно правилам того времени, если великий князь шел на войну, то за ним должны были последовать удельные со своими людьми. Тем самым он ослаблял другие земли, подставлял их под удары (что было ему на руку). Естественно, это в корне противоречило интересам удельных князей. С точки зрения экономики, дипломатии, рассудка, да и государственной логики (логики малого государства) удельные князья в чем-то были правы, выступая против такого неравноправного единства. Кстати, даже небольшие русские княжества были поболе всей Греции, а потому эти войны и распри ничем не отличаются от всегреческих.

Б.Д. Греков

Повторяем, стремление князей быть менее зависимыми от великого князя понятно, но негативной стороной этой независимости, походившей на анархию, стало безудержное проявление эгоизма всеми. Великий князь думал о своих интересах, удельные князья не желали поступаться своими.

С.В. Ермолин. Вражда между княжествами

Интересы зачастую конфронтационны и разрешить их можно было лишь путем столкновений, заговоров, козней, измен, жестоких войн. Это толкало их неизбежно дальше по пути междоусобиц, в споры за земли, княжеские титулы, торговые преференции, наследства, дани, города и т. д. и т. п., за властные и экономические рычаги господства и влияния. Летописец отмечает: «И въсташа сами на ся воевать, и бысть межи ими рать велика и усобица, и въсташа градъ на градъ». Позже в Южном своде, т. е. в Повести временных лет, вместо «градъ на градъ» появляется выражение «родъ на родъ». Киев сцепится с Новгородом, к битве за единое государство подключатся Тверь и Москва. Достаточно вспомнить, что в одном лишь стольном Киеве поочередно с 1154-го по 1159 г. сидят Ростислав Смоленский, Изяслав Давидович, Юрий Долгорукий, и вновь Изяслав Давидович, и вновь Ростислав. А сколько таких смен власти происходило по всей Руси!!! Да и едва ли тогда было княжество на Руси, которое не принимало бы участия в схватках за первенство, лидерство, господство и дань. Тут уж вцеплялись в горло, словно волкодавы, не зная пощады, не ведая чести и совести, напрочь забыв все христианские заповеди и внушения. Церковь была бессильна, она ничего не могла поделать. Как писал Ключевский, «при низком уровне нравственного и гражданского чувства у тогдашнего русского княжья церковь не могла внести какого-либо существенного улучшения в политический порядок. Когда между князьями затевалась ссора и готовилась кровавая усобица, митрополиту по поручению старейшего города Киева не оставалось ничего иного, кроме как произносить внушительные речи: «Молим вас, не погубите Русской земли: если будете воевать между собою, поганые обрадуются и возьмут землю нашу, которую отцы и деды наши стяжали трудом своим великим и мужеством; поборая по Русской земле, они чужие земли приискивали, а вы свою погубить хотите». Добрые князья, подобные Мономаху или Давиду черниговскому, плакали от таких слов, но дела шли своим стихийным чередом…». Опыт истории учит, что Русь живет, когда железной хваткой, под страхом дыбы и топора центральная власть держит своих чиновников и княжеские роды на Руси!

Н. Зубков. Русские доспехи

В междоусобной кровавой резне никто не был чист, праведен, безвинен. Каждый князь норовил подчинить себе другого, сделать данником, слугой, «младшим братом». Такова была участь Рязани, хотя и она не исключение. Историк Ю. Лубчен-ков так характеризует политику московских князей в отношении Рязанского княжества: «Большое, богатое княжество с хорошим войском, а подчас с союзниками-половцами было вынуждено почти постоянно вращаться в орбите политики своего северо-восточного соседа. Рязанские князья – всегда «младшие братья» и «дети», другими словами, «вассалы» у своего кузена, «старшего брата» и «отца» Всеволода. Малейшее нарушение подобной зависимости и порядка приводило к подавлению силой сопротивления и восстановлению прежнего положения. В 1180 г. владими-ро-суздальские войска неожиданно вторглись в пределы Рязанского княжества. Столица земли без боя сдалась Всеволоду. Через семь лет, в 1187 г., поход был повторен, Рязанское княжество снова потерпело поражение. Только через 20 лет рязанские князья попытались освободиться от гегемонии Владимира. Но Рязань была вновь захвачена и вновь лишена призрачной самостоятельности, на столе оказался сын Всеволода, Ярослав. Последовавший затем мятеж не принес победы рязанцам. Город был окружен. а затем Рязань на глазах победителей и побежденных была сожжена». В 20—30-е годы XIII в., когда необходимо было единство в борьбе с врагом, ря-занцы ухитрились поссориться с великим князем владимирским и с черниговским князем. И такое между князьями-соперниками случалось нередко. Благие призывы и христианские нравоучения повисали в воздухе. Сказывались и старые разбойничьи инстинкты. Нестабильность и отсутствие твердой государственной власти вели к тому, что немало желающих, используя распри, стремились приумножить свои богатства или расширить владения. Все воевали против всех, и призывы к миру никого не убеждали. В те времена было немало вояк, сорвиголов типа бродников, которые готовы были «под чьими угодно знаменами броситься на Русь в надежде грабежа». Те же бродники не раз выступали на стороне врагов Русской земли.

Степь ты, степь моя – степь привольная…

В конце XII – начале XIII вв. перед Русью остро встал вопрос защиты южных и восточных рубежей. Историк писал: «Варварская Азия стремится отнять у Руси все пути, все отдушины, которыми та сообщалась с образованною Европою». Под угрозой отторжения были земли Южной Руси. По границам Переяславской, Киевской, Черниговской областей часто тогда «садились» толпы недругов из «своих поганых» (как называли их в отличие от независимых, диких степняков и половцев). Эти вели себя еще более нагло и вызывающе. Нам не раз придется еще сталкиваться с той Великой Степью, что нашла отражение в работах Гумилева, пишущего о вариации соотношения Руси и Степи. Другие источники проливают свет на историю степных народов Евразии и их соседей («Великая Степь в античных и византийских источниках. Сборник материалов»). Открывают антологию выдержки из трудов Гомера, Эсхила, Пин-дара, Геродота (его «Скифского логоса») и его предшественников, в которых приведены в хронологическом порядке выписки почти из 500 произведений 150 авторов – историков, географов, этнографов, писателей, филологов и государственных деятелей, писавших на греческом (115 авторов) и латинском (35 авторов) языках. Авторов, писавших в то или иное время о Великой Степи, не менее 400.

В тех междоусобицах активнейшую роль будут играть племена и народы, вошедшие в Российскую империю. Русские – часть обширного славянско-туран-ского суперэтноса. В ходе миграций и ассимиляции они заложат основу мощной державы, имеющей выходы к океанам и морям, превратят ее сначала в Киевскую, а затем в Московскую Русь. Процессы шли много веков, и шли очень трудно. Хотя надо отметить и иное. Мы не только воевали со Степью, но вступали с ней в тесные военные, дружественные союзы, что понятно, ибо земля была общим домом и местом обитания и тех, и других. В отношениях Руси и Степи, к тому же, присутствовал немалый экономический интерес. Место разбоя чаще занимала выгода от торговли. Живя рядом с оседлым населением земледельческих районов, кочевники предпочитали получать постоянную выгоду от мирной эксплуатации степи. В такой стабильности были заинтересованы те и другие. Номады получали немалые выгоды от взимания с купцов пошлин за транзит товаров. Степнякам не было смысла блокировать днепровские или другие торговые пути полностью. Ведь степь – это арена оживленных международных и торговых связей. Постепенно до ума кочевника да и князей доходила простая, очевидная мысль: «Торговать лучше, чем воевать да грабить!» Социоантрополог О. Латтимор писал: ««Чистый» кочевник вполне может обойтись только продуктами своего стада, но в этом случае он оставался бедным. Номады нуждались в изделиях ремесленников, оружии, шелке, изысканных украшениях для своих вождей, их жен и наложниц, наконец, в продуктах, производимых земледельцами. Все это можно было получить двумя способами: войной и мирной торговлей. Кочевники использовали оба способа. Когда они чувствовали свое превосходство или неуязвимость, то без раздумий садились на коней и отправлялись в набег. Но когда соседом было могущественное государство, скотоводы предпочитали вести с ним мирную торговлю».