Текст книги "Код Адольфа Гитлера. Финал"
Автор книги: Владимир Науменко
Жанр: Книги о войне, Современная проза
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
12 часов 00 минут
Стенограмма совещания у фюрера
Присутствовали: Геббельс, Борман, Кребс, Бургдорф, Вейдлинг, Аксман, фон Белов, адмирал Фосс, Хавель, Лоренц, Монке, Раттенхубер, Г. Больдт, адъютант Гюнше и камердинер Линге.
В этот полдень оно происходило в рабочем кабинете фюрера. Как обычно, доклад стал делать Кребс, и всех присутствующих удивило то, что фюрера не взволновали печальные донесения генерала с мест боевых действий. Казалось, он ни к чему не проявлял интереса, был само бесстрастие, а его опустошённые глаза не могли сказать окружающим ровным счётом ничего. Гитлер, как многие делали свои выводы из наблюдений, кто находился в бункере, всё более тяготел к уходу от реальности.
– Мой фюрер! – говорил Кребс. – В Берлине идут ожесточённые бои на внутреннем обводном кольце обороны. После того как они провели ожесточённую артиллерийскую подготовку, русские, которых поддерживала и авиация, стали наступать по обеим сторонам Гогенцоллерндамм. В воздухе Берлина стоит кирпичная и каменная пыль. Сегодня утром русские атаковали наши позиции в районе Тельтов-канала. Нами полностью утрачен контроль над районами Райникендорф и Тегель. На улицах Берлина везде наблюдаются воронки и куски кирпичей, наши солдаты перебежками добираются до метро, чтобы укрыться от огневого налёта русских миномётов. На Франкфуртерштрассе подбито много неприятельских танков, но Беренфенгер просит о подводе новых сил и о новых боеприпасах. Для обороны широко используются подземные сооружения, метро, бомбоубежища, коллекторы, водосточные каналы. Мой фюрер! Все опорные пункты обороны связываются между собой подземными ходами, при выходе из них защитники столицы устанавливают железобетонные колпаки. Десятки таких колпаков, к сожалению, стали переходить к русским. По подземным переходам наши солдаты, верные присяге и фюреру, уходили во вражеский тыл, а затем целыми отрядами появлялись на улицах и в переулках и вновь они завязывали бой за дома, которые уже попали в руки к русским. Автоматчики, снайперы, гранатомётчики и фаустники превращаются в диверсионные группы, и устраивают противнику засады. Они ведут огонь по автомашинам, танкам, пушкам, обрывают провода связи – проявляют героизм и выдержку перед лицом врага. Но увы! Такие меры, мой фюрер, оказались не очень эффективны.
– Поясните нам, генерал, почему? – Гитлер подозрительно покосился в сторону Кребса.
– Мой фюрер! У русских наступательные действия продуманы самым тщательным образом. К примеру, артиллерия сопровождения находилась в боевых порядках штурмовых групп и прямой наводкой уничтожала все препятствия, помогая продвижению пехоты.
– Вы правы, генерал! – простодушно сознался Гитлер, от себя добавив: – Нам сейчас как никогда нужна поддержка извне!
– Должны же наконец англо-американцы понять, чем им в первую очередь грозит оккупация русскими рейха! – от себя сделал словесный укор доктор Геббельс. – Пока Берлин наш, этот символ решающей борьбы всей нации, мы войны не проиграли.
– Мой фюрер! – далее продолжал доклад Кребс. – Американцы могут быстро преодолеть те девяносто километров, которые отделяют их от Берлина. В этом случае всё изменилось бы в лучшую сторону.
– Не предавайтесь опасным иллюзиям, генерал! Да! Эта война скоро закончится, но где гарантия, что не начнётся новая бойня, ещё более кровавая, нежели эта! Этим сраным заокеанским демократам теперь сто лет придётся самим сокрушать славянскую тушу, поскольку у них не хватило ума помочь, но даже терпения дождаться, когда мы доберёмся до сердца этой туши – Москвы – и разделаем его.
Вперёд выдвинулся Монке, сказав:
– Мой фюрер! Я приказал целой роте моряков, чей десант высадился вчера в парке Тиргартен, занять оборону в парке, чтобы не допустить появления русских у здания МИДа на Вильгельмштрассе. Перед ними мной была поставлена задача нести оборону массивного здания, которым по праву считается рейхстаг. Он укреплён множеством стоявших на площади пушек. У самого здания сторожевую вахту несут танки, зенитные батареи.
– Правда, генерал, на месте не наблюдается его председателя, Германа Геринга! – язвительно заметил Геббельс. – Наш жирный боров заблаговременно, как у нас говорят в народе, сделал ноги, оставив на произвол судьбы как рейхстаг, так и самого фюрера. И мы уже не слышим его реплик, обнаруживающих нам полную неосведомлённость в военных делах. И этот предатель и коррупционер захотел заменить нашего фюрера? Скажу вам, господа! У нас только один фюрер – Адольф Гитлер! Человек должен признавать авторитет. Фюрер, воплощающий авторитет, неприкасаем. Всё, что говорит фюрер, всегда верно. Что сделал фюрер, когда установил в Германии образцовую диктатуру? Мой фюрер! – Геббельс обратился к Гитлеру. – Если вы не возражаете, я напомню почтенной публике, что необходимо диктатуре. Для диктатуры, господа, требуются три вещи: человек, идея и последователь, готовый жить ради человека и идеи и, если необходимо, отдать за них жизнь. При отсутствии такого человека диктатура безнадёжна; при отсутствии идеи – невозможна; если же отсутствует последователь, то такая диктатура – просто неудачная шутка. Всегда будет править меньшинство, оставляя толпе только один выбор: жить под властью диктатуры смелых или вырождаться при демократии трусов. Большевики говорят, что их войска приходят в страны Европы как освободители; но везде, где они оказываются, воцаряются бедность и страдания, разорение, хаос и разруха, безработица, голод и болезни, и провозглашённая свобода оборачивается жалким прозябанием, подобным жизни отсталых племён в глубинах Африки, где не знают, что такое жизнь, достойная человека.
– Благодарю вас, доктор, за верность и точность наблюдений! – сказал Гитлер. – Эта жирная свинья – Геринг! У бесчестного властолюбца не хватило мужества умереть вместе с нами!.. Продолжайте, Кребс!
Кребс продолжил сообщение о положении на фронтах, но у участников совещания его неудовлетворительные объяснения вызывали лишь молчание.
– Мой фюрер! – сказал Кребс. – Я должен сообщить, что противник часто преодолевает нашу оборону и заходит в тыл нашим войскам, используя для этих целей туннели городского метро. Русские уже достигли станции метро «Лейпцигштрассе». Она соединяется со станцией на Унтер-ден-Линден и представляет непосредственную угрозу Имперской канцелярии.
– Я отдаю приказ открыть шлюзы на Шпрее и затопить все туннели к югу от рейхсканцелярии.
Все участники, понимая бесчеловечность приказа, от ужаса замерли на месте.
– Мой фюрер! – пытался что-то объяснить Кребс. – Но там же берлинцы!
От этих слов лицо Гитлера приняло жёсткое выражение, ни один мускул на нём не дрогнул, оно сделалось рубленым, как на многочисленных бюстах в его честь:
– Открыть шлюзы!
– Будет исполнено, мой фюрер! – безропотно согласился Кребс.
– Вот так-то лучше, генерал! – молвил Гитлер. – Вы обязаны научиться ненавидеть, все вы. Вы чересчур сентиментальны, так нам не удастся выжить. Запомните это, господа. Мы должны задержать русских, дорога каждая минута. Я верю в храбрость и стойкость наших солдат и я выражаю признательность господам Аксману и Монке, чьи солдаты защищают от красных ближние подступы к рейхсканцелярии.
– Мой фюрер! – сделав шаг вперёд и глядя на Гитлера глазами преданного фанатика, сказал Аксман. – Молодёжь, что сражается на улицах Берлина, предана вам как никогда! Ты приказываешь, наш фюрер, – мы повинуемся. Юность не признаёт властей, только вождей. Ничего для себя, всё для Германии. Шесть русских танков было уничтожено, осуществив они только внезапный для нас прорыв к рейхсканцелярии! Как вы правильно вчера заметили, мой фюрер, мы будем стоять насмерть до того момента, пока большевики и англосаксы зубами не вцепятся друг другу в глотки. Все члены гитлерюгенда, мой фюрер, готовы погибнуть, но спасти вас.
Улыбнувшись Аксману, Гитлер обеспокоенно посмотрел на Бормана. Привыкший с одного взгляда понимать своего фюрера, Борман заметил:
– Ваши мальчики своими жизнями доказали преданность фюреру, Аксман. Но их священный долг перед немецкой нацией состоит в том, чтобы они победили, оставшись живыми, – пусть погибнут наши враги, но не они.
– Да, пока я не забыл, генерал! – обратился к Кребсу Гитлер. – Где сейчас находятся войска генерала Буссе?
– Мой фюрер! – ответил Кребс. – Вы прозорливо опередили мои слова! Войска генерала Буссе в количестве двухсот тысяч человек, что были окружены в лесах юго-восточнее Берлина, частично прорвали кольцо, двинулись в район Барута и пошли на соединение с войсками генерала Венка. – Кребс, говоря это фюреру, умолчал о том, что было прорвавшаяся, но вновь окружённая русскими группировка Буссе двигалась на запад, а не к Берлину. И реальной помощи от неё генерал Кребс не ожидал.
– Я так давно ждал этого известия! – в Гитлере всеми замечался приступ оживления. – Венк – самый одарённый из моих генералов. А как держится «Юг»?
– У них оборона построена прекрасно! – ответил на этот вопрос Кребс.
– Это хорошо! – удовлетворённо произнёс Гитлер – Я знаю! Шёрнер является единственным человеком, показавшим себя истинным военачальником на всём Восточном фронте. А что вы скажете нам, генерал, о боевых успехах Штайнера?
– Мой фюрер! – неуверенным голосом произнёс Кребс, глядя в устремлённые на него глаза. – Наступление, предпринятое 3-й армией Штайнера, окончательно провалилось.
От этой новости Гитлер оцепенел на месте.
– Это что же получается, генерал?! – гневно произнёс Борман. – Гиммлер и Йодль, вы хотите нам сказать, сознательно задерживают дивизии, марширующие нам на выручку? Так следует всем нам понимать это ваше сообщение? – Рейхсляйтера трясло так, как будто он был болен.
– Мой фюрер! – сказал Кребс. – Но туда же направился группенфюрер Фегеляйн!
– Вызовите Фегеляйна! – приказал Гитлер.
Кребс не нашелся что ответить, на выручку ему пришёл Линге:
– Мой фюрер! Мы не знаем, где он.
– Но он адъютант Гиммлера! Он должен быть здесь!
– Мы уже несколько дней его не видели! – сказал камердинер.
– Он нужен мне немедленно! – по лицу Гитлера пробежала нервная дрожь. Отсутствие Фегеляйна Гитлер воспринял как сигнал к измене. Рассвирепев, Гитлер воскликнул: – С полным отчётом!
Линге и Гюнше, лучше других понимавшие, чем это грозит Фегеляйну, вытянув руки по швам и воскликнув «Яволь, мой фюрер!», удалились из кабинета выполнять новое распоряжение.
– Благодарю вас, генерал, за доклад! – вставая с места, сказал Гитлер. – Совещание окончено!
Все разошлись. Гитлер было собрался выйти, как дверь в кабинет снова открылась и на пороге показались Гюнше и мальчик.
– Мой фюрер! – сказал Гюнше. – Мы доставили этого мальчика в бункер затем, чтобы доказать вам, как верны вам малолетние солдаты. Этот паренёк только что на Потсдамерплатц подбил русский танк.
– Храбрец! – произнёс Гитлер. На его лице появилась любезная улыбка. – А таких ожидает награда!
Взяв из рук Гюнше Железный крест, фюрер собственноручно прикрепил его к большому, не по росту, пальто юнца. Мальчишка, вне себя от восторга, без слов тихо повернулся и вышел в коридор, где свалился на пол и моментально заснул.
Москва. Кремль
«Писать историю войны надо, но только через пятьдесят лет. Тогда страсти улягутся, это сейчас они будут кипеть после окончания войны с Гитлером, и можно будет спокойно и взвешенно взглянуть на события тех лет, что я и страна прожили, прилагая неимоверные усилия для нашей победы. Я не вечен. Я смертный человек. Из Гори, что означает «холм». Город, сжатый платановой бурей, тополя, как зелёное пламя, здесь и ветер звучит, как пандури, тонкозвонный – рождён ледниками. Велик и могуч русский язык! Его я знаю отлично и люблю употреблять образные литературные сравнения, примеры, метафоры. Я считаю себя русским человеком и знатоком русской литературы и музыки. Поймут ли это люди следующих поколений? В истории всегда найдётся масса примеров, когда после смерти творца истории восторженное отношение к нему меняется, а его самого будут обвинять во всяческих бедах. Я знаю, что, когда меня не будет, не один ушат будет вылит на мою голову. На мою могилу нанесут кучу мусора, но ветер истории безжалостно развеет её. Жизнь покажет моему народу, что в конечном счете победит историческая правда».
Сталин медленно поднялся, обошёл стол, в размышлениях прошёлся по кремлёвскому кабинету и возвратился на своё рабочее место, осенённое портретом Ленина. Время промелькнуло неуловимо быстро. Кровью советских солдат возвращены было потерянные территории, Красная Армия достойно выполняла великую освободительную миссию в Европе. Как они сладостны, берущие за душу эти мгновения предстоящей победы! Таких впечатляющих военных успехов в русской истории, кроме него, не добивался ни один из правителей этой страны. Вождь мог быть доволен текущими событиями, что имели место в Берлине, и не сомневался, что Берлин, этот центр мирового катаклизма, покорится ему. За четыре года этой мясорубки советский народ, поднявшийся на борьбу с иноземными захватчиками, это заслужил, а сам он являлся лидером державы, что защитила мир в который раз. Возглавляемый им народ не скатился в болото, не унизился, а оказался на высоте своих великих задач. Нас должны бояться и уважать, иначе откат в рабство для советского народа неизбежен. Ждать начальника Генштаба долго не привелось, так как генерал Антонов сам явился в точно обговоренное по телефону время.
– Здравствуйте, товарищ Сталин!
– Здравствуйте, товарищ Антонов!
Поднявшись с кресла, Сталин подошёл к генералу, несколько раз задумчиво пыхнул трубкой и строго посмотрел на Алексея Иннокентиевича.
– Как скоро падёт Берлин, товарищ Антонов? – с подчёркнутым спокойствием спросил Сталин, где генерал уловил неброскую корректность.
– Всё зависит от нашего солдата, товарищ Сталин!
– Правильно говорите, товарищ Антонов! – сказав, Сталин одобрительно кивнул – Красная Армия есть величайший аппарат, товарищ Антонов, соединяющий партию с рабочими и беднейшим крестьянством. Успехи нашей армии в пока что не взятом Берлине я объясняю, прежде всего, сознательностью и дисциплиной.
– Полностью с вами согласен, товарищ Сталин!
– Это замечательно, что мы думаем и говорим на одном языке, товарищ Антонов! – продолжал говорить Сталин. – Теперь же мне хотелось бы услышать от вас оперативную обстановку, что на данный день вырисовывается в Берлине! Скоро Первомай, а он ещё в руках Гитлера. Что я, генерал Антонов, в своё оправдание буду говорить советскому народу?
– Товарищ Сталин! – приступил к докладу Антонов. – В районе Берлина мы расчленили войска вермахта на две изолированные части: большую, окружённую в Берлине, и меньшую, окружённую в районе острова Ванзее и Потсдама. К сожалению, действия нашей авиации, а это свыше 8 тысяч самолётов, затруднены из-за многочисленных пожаров, облаком дыма которых окутан весь Берлин. Как нам показывает опыт боёв за Берлин, товарищ Сталин, крупные населённые пункты обладают значительной оперативной ёмкостью. Как для их обороны, так и для штурма потребовалось большое количество войск и боевой техники. Мы обеспечили себе решающее превосходство наших сил над силами противника. В штурме Берлина участвуют свыше 13 тысяч артиллерийских стволов, которым противостояло порядка 3 тысяч стволов берлинского гарнизона. С самого начала Берлинской операции мы применили правильные методы боевого использования войск в виде усиленных стрелковых подразделений, предназначавшихся для атаки отдельных объектов. Мы отказались от метода наступления со сплошным «прочёсыванием» фронта наступления. Наступление нами предусматривалось по отдельным направлениям. Наступавшие подразделения при этом стремились как можно быстрее и глубже врезаться в расположение противника, чтобы затем осуществлять маневр охвата или окружения целых кварталов или их групп. Что касается боёв, то они ведутся за город Потсдам правым флангом 1-го Белорусского фронта. К этому часу центр города наш – дворцы Сан-Суси, Цицилиенхоф, гарнизонная крепость. Гарнизон крепости частью был уничтожен, но продолжает обороняться. Я думаю, что к исходу сегодняшнего дня они или сдадутся в плен, или сбегут на юг, где их ждут не дождутся танкисты Лелюшенко. В Берлинской операции, товарищ Сталин, участвуют 6300 танков и самоходных установок. Как показал опыт боёв в Берлине, для прорыва современной заблаговременно подготовленной глубоко эшелонированной обороны требуется большая насыщенность танками боевых порядков наступающей пехоты. В среднем до 50–60 танков и самоходных установок на один километр фронта. Берлинская операция показала нам, что использовать танки в боях в самом Берлине нецелесообразно. Мы ввели танки в город только потому, что Берлин являлся основной стратегической целью операции, завершавшей войну. Приняв участие в боевых действиях в Берлине, танковые армии на продолжительное время лишаются возможности участвовать в осуществлении оперативного манёвра. Танковые армии, получая самостоятельные полосы для наступления во вражеской столице, не имеют достаточного количества пехоты, чтобы сформировать необходимое число подразделений для штурма объектов. Я считаю, товарищ Сталин, что для усиления же танками подразделений, выделяемых для штурма объектов стрелковыми частями, наиболее целесообразно использовать отдельные танковые батальоны, полки и бригады. И сегодня, товарищ Сталин, я распорядился о том, чтобы все танковые и механизированные корпуса были переподчинены командующим армиями, за исключением 8-го гвардейского танкового корпуса, составлявшего фронтовой резерв. В течение прошедшей ночи и с утра этого дня дивизии 79-го стрелкового корпуса, накануне потерпевшего неудачу в форсировании реки Шпрее, очистили от противника кварталы юго-восточнее Сименштадта. До рейхстага, товарищ Сталин, осталось всего две тысячи двести пятьдесят метров. Задачей корпуса Бабаджаняна является овладение юго-западной частью парка Тиргартен.
– Если я вас правильно понял, товарищ Антонов, – сказал Сталин, улыбнувшись генералу мягкой улыбкой, – корпус Амазаспа Бабаджаняна должен пройти мимо рейхсканцелярии и выйти к рейхстагу?
– Так точно, товарищ Сталин! – подтвердил Антонов. – Гвардейцам Катукова поставлена задача овладения железнодорожным узлом южнее Ангальтского и Потсдамского вокзалов, а затем танковым корпусом форсировать канал западнее Потсдамского вокзала и нанести удар по рейхстагу.
– Можете идти, генерал. – Сталин, нахмурившись, видимо, что-то старался припомнить, словесно позволил Антонову покинуть кабинет. – И запомните: наша задача и наш долг – добить врага, принудить его сложить оружие и безоговорочно капитулировать. Я верю. Эту задачу перед нашим народом и перед всеми свободолюбивыми народами Красная Армия выполнит до конца. И доставьте мне Гитлера живым!..
Берлин. Бункер Гитлера
Постучав в дверь, Гюнше, впервые почувствовав себя в роли мальчика для битья, твёрдым шагом вошёл в кабинет Гитлера. Миссия по поиску Фегеляйна с треском провалилась, и Гюнше возложил на себя неблагодарную задачу довести это до сведения, стоявшего перед ним фюрера. Отвлекаясь от чтения страницы книги, кажется, это был «Государь» Макиавелли, фюрер молчаливо и пристально просозерцав адъютанта, проявляя неловкость в движениях, сел в кресло, тем самым предоставляя Гюнше возможность изложить причину своего прихода. Гюнше медлил, собираясь с духом.
– Мой фюрер! – от этих слов лицо Гюнше посерьёзнело. – Мы не можем найти группенфюрера Фегеляйна! В бункере его нет!
Гюнше ошибался, когда думал, что строго смотрящий на него Гитлер из его слов поймёт всю тщетность поисков и отступится. Не тут-то было. С Гитлером эти фокусы не проходили. Шеф ещё раз показал ему, как непредсказуемо его поведение.
– Как это «не можете найти»? – недоумевая, Гитлер сопроводил свой вопрос лёгким пожатием плеч. – Значит, ищите лучше! Он нужен мне немедленно! – Гитлер говорил, и лицо его становилось всё жёстче. – Если он сбежал, – здесь фюрер движением левой руки изобразил перед собой волну, – он дезертир, предатель!
Все более распаляясь от своих слов, Гитлер встал с места, сильно сжал ладонь в кулак и стал им жестикулировать, будто забивал гвоздь.
– Приведите мне Фегеляйна! – сорвался он на истерический крик. – Фегеляйна!.. Фегеляйна!.. Фегеляйна!..
Измучив себя раскатами такого гнева, Гитлер упал в кресло, массируя рукой горло. Гнев Гитлера имел достаточно веские основания, являлся источником не только его жестокости, но и порывом кратковременного безумия. Гюнше, боясь повторения данной сцены, поспешил удалиться.
* * *
Во второй половине дня Мюллер долго вышагивал по кабинету, а потом, смотря на Стрелитца, перевёл мысли в слова:
– Ну, Оскар! Что скажешь? Как тебе звонок Бормана?
Действительно, несколько минут назад звонил рейхсляйтер, сообщивший Мюллеру о гневе Гитлера на Фегеляйна, «который, по всей видимости, дезертировал, и до сих пор не появился в бункере. Фюрер в великом негодовании, он неистовствует. Германа нет там, Мюллер, где он должен быть».
– Партайгеноссе Борман озвучивает волю фюрера, а это недвусмысленно означает, группенфюрер, что гестапо пора действовать и изловить беглеца.
– Молодец! – сказал Мюллер и хищно улыбнулся. – Фюрер сотворил себе радость из гнева. Выслушай то, что я хочу сказать, Оскар. Я ждал только сигнала действовать. Всему наступает пора в этом несовершенном мире. Ты, верно, знаешь, но я всё же решусь и скажу тебе, что многие решения принимаю самостоятельно, без оглядки на начальство. За это мне бы давно голову свернули, если бы не моя многолетняя, подчеркну, личная, дружба с фюрером. Одно время у меня и у фюрера был общий шофёр – Вилли Дойчер. Скажешь, везёт же некоторым? Но не всегда я иду на рискованные поступки. В нашем прискорбном случае чин дезертира ставит меня в тупик. Равный с моим! Без личной санкции фюрера я не имею права его арестовать. Могу тебе сказать, что не сижу сложа руки. Я уже поднял на ноги все ещё подотчётные районные отделения гестапо, они должны стать Фегеляйну поперёк дороги на Запад. Не сбежит же он, право, в Советский Союз? Имя Сталина для всех нас прозвучит набатом, а человек, служивший в СС, если выживет и умудрится попасть в плен, познает все прелести лагерей на необозримых просторах этой непостижимой для нас, немцев, страны. В ходе кампании на Востоке Фегеляйн показал себя во всей красе, да так, что верёвка с перекладиной давно приготовлена для его шеи. Хотел бы я посмотреть, как всё это будет происходить. Зрелище не для слабонервных. Так или иначе, Оскар, я хочу, чтобы всё разъяснилось – я должен видеть фюрера и Бормана! От них я должен получить ясное представление о том, что делать дальше. Остальное – дело карательно-репрессивной машины. Не пройдёт и суток, и строптивый жеребец, судя по всему, будет насильно приведён в бункер. Без погон, как клятвопреступник, невезучий «джентльмен ипподрома», подлежащий зачислению в штрафную роту. И пусть мерзавец на передовой, с утра до полуночи, слышит звук боёв, повоюет лицом к лицу с врагом, а там, чего доброго, глядишь, большевички его и пришлёпнут. Но будем благоразумны и до вечера отставим все эти дурно пахнущие рассуждения. Я только понял, что фюрер хочет видеть меня у себя. Поиски Фегеляйна пробуксовывают. Придётся к нему прокатиться, а заодно разведать обстановку. Поедешь со мной или будешь тратить время на допрос Анны? Можешь на этот вопрос не отвечать, но тебе придётся оставить её в покое дня на два, с ней и так скучно работать, и следовать за мной. Чем раньше мы тронемся в путь и зарядимся кислородом, тем лучше.
* * *
… – Едем в бункер, – сказал Мюллер шофёру. – И пожалуйста, не слишком гони, приятель, по асфальтовому полотну, особенно на поворотах. Включи мозги и внимательно следи за движением, что будет на дороге, и при выезде на неё невзначай постарайся никого не задавить. Да, совсем забыл. Заметишь передвижение русских танков – не дрейфь, а если нам после этого повезёт остаться в живых, то дай знать.
Мюллер и Стрелитц уселись на задних сиденьях.
Не прошло и получаса, как они были в дороге, а Мюллер, крепко держа в руках служебный портфель, уже успел засыпать Стрелитца вопросами:
– Вот ответь мне, Оскар! Почему Фегеляйн повёл себя так? Гроза югославских партизан, инициатор спецкоманд СС на украинских просторах, правду говорят, что именно он в декабре 1942 года взял в плен целый советский штаб. Как могло такое случиться? Чем он руководствовался, решившись на подобный шаг?
– Как вам сказать, группенфюрер! – почувствовав себя неуютно под взглядом шефа, остром, как заточенный нож, попытался ответить Оскар. – На этот вопрос ответить сложно, но возьму на себя смелость, раз вы позволили, предположить, что во власти Фегеляйн искал способ выжить, найти в ней оправдание поступкам, по своей сути безнравственным, но просчитался. Жить неясно, ради чего. Увидев, что для немцев в Берлине всё скоро может закончиться, струсил и запаниковал. Жизнь доказывает, как легко можно обмануться в своих ожиданиях.
– Верно рассуждаешь, Оскар! – Мюллер одобрительно кивнул. – Обласканный властью, наделённый высоким доверием самого фюрера! Уютная жизнь в семье с достатком. Без пяти минут, считай, самого фюрера. Чего ещё желать офицеру его ранга! И в конце концов, обретя всё это, скатиться на путь низкого предательства. Где логика такого вероломного поступка?! В сохранении собственной жизни ценой смерти других. Отсюда возникают другие вопросы: «Куда бежим? Чего бежим? Зачем? От кого?» От фюрера сбежать – невеликая проблема, но от самого себя не убежишь. Не так ли, Оскар? Этим деянием, что он совершил, жизнь себе не купишь, не продлишь. Людям иногда всякое в голову взбредает – мало кто с этим поспорит. Я понимаю, все мы люди со своими причудами и каждому из нас свойствен страх. Человек слаб, жизненные обстоятельства у каждого из нас складываются по-разному, и неожиданности могут быть. Не исключение и тот год, в котором мы живём. На войне юнец способен очертя голову удрать с передовой, не выдержав нервного напряжения; или старик от страха из ума выжил, получив контузию на поле боя. Но Фегеляйн? Его не отнесёшь к этим типам, он элита. А та, как известно, состоит из избранных людей, преданных лично фюреру и рейхсфюреру. Гиммлер знал, кого подбирал на службу адъютанта СС в бункере. Он нравится и Еве, а к её словам фюрер всегда прислушивается. Я не сразу пришёл к этой мысли, но, видно, в эти дни всеобщего отчаяния, потеряв мудрую осторожность, Фегеляйн всё это «внезапно «забыл. Опрометчиво посчитав, что великая жизнь фюрера подходит к концу, он сам унизил и довёл себя до паники и, самовольно оставив бункер, определил свою судьбу. И вот отвратительный финал карьеры. В ней последнюю точку поставит гестапо, у нас существуют строгие понятия о чести. Мы точно знаем, кто предатель, а кто – патриот. В этом можешь не сомневаться.
Автомобиль снизил скорость и выехал в узкий проезд сада, где находился бункер. Прибыв к месту назначения, шофёр остановил машину и обернулся к пассажирам со словами: «Мы на месте, группенфюрер!» В ответ он так и не услышал слов благодарности, приличествующих данному случаю, и вынужден был довольствоваться ролью стороннего наблюдателя. Впрочем, его так и воспринимали. Мюллер и Стрелитц, выйдя из машины и храня обоюдное молчание, пошли пешком по узкой дорожке из сада в бункер. В воздухе остро ощущался запах гари. Фронт невидимой чертой пролегал невдалеке от Имперской канцелярии. Им ничто не грозило, они чувствовали себя в безопасности. Их беспрепятственно пропустили. Оставив позади себя стремительный спуск по лестнице, Мюллер и Стрелитц, оказавшись во внутренних помещениях, обнаружили перед собой ряд комнат, где сидели или спали вооружённые эсэсовцы, – вместо схватки с врагом эти рослые и крепко сбитые парни предпочли растянуться прямо на голом бетонном полу. Они сделали вид, что не заметили генерала СС. Мюллер хотел было устроить им форменный разнос, но, поразмыслив, не стал останавливать себя из-за пустяков, а с Оскаром двинулся дальше. К Гюнше. Того он застал одного у входа в комнату, где находился фюрер, и, остановившись, вопросительно посмотрел на адъютанта. Оскару было интересно наблюдать за двоими. Мюллер заметил, как изменилось лицо Гюнше, когда тот встретил его взгляд. Но, справившись с охватившим было его страхом, он оживился и произнёс:
– Добрый день, герр Мюллер!
– Если он добрый, то здравствуй, Отто! – в свой черёд произнёс Мюллер. – Как продвигаются поиски Фегеляйна?
– Из рук вон плохо, группенфюрер! – ответил Гюнше. – От ярости фюрер не находит себе места битых два часа, он только что отчитал Раттенхубера за то, что тот проглядел бегство Фегеляйна.
– Что собираетесь предпринять? – поинтересовался Мюллер, придав лицу сердитую мину. – Время-то уходит, Отто. Русским, пусть и с боем, но Берлин сдаётся квартал за кварталом. Он может ускользнуть, пользуясь вашей нерадивостью, нерасторопностью. Предатели всегда этим и пользовались. Вы хотите, чтобы не мы, а русские допрашивали Германа?
Гюнше не нашёлся, что и сказать, но Мюллер, подобрев и по дружески похлопав штурмбаннфюрера по плечу, категорично сказал:
– Гестапо надо как следует организовать его поиски. Власть на то она и власть, чтобы контролировать действия других людей. Мы пленники наших обязательств. Этим займусь и допрашивать его буду лично я! Поэтому я, Отто, здесь! Потрудитесь доложить фюреру, что пришёл герр Мюллер.
– Я так и сделаю, герр Мюллер! – обрадованно произнёс Гюнше. – Вы, герр Мюллер, один из немногих, кто остался с фюрером до конца!
Оставив Мюллера и Стрелитца ожидать на месте, Гюнше стремительно исчез за бронированной дверью. Мюллер и Стрелитц обменялись понимающими взглядами. Гестапо имело вес и в стенах бункера. Через минуту Отто объявился, с улыбкой на устах сказав:
– Герр Мюллер! Фюрер ждёт вас!
– Спасибо за приглашение, Отто! Кто как не гестапо в эту трудную минуту придёт на зов фюрера. Чины СС уже бегут к нашим врагам, а мы как были, так и остаёмся преданными фюреру. Разве мы не орлы, Отто? У нас славится лишь тот, кто словом и делом выражает интересы фюрера. Не прощаемся. После беседы с фюрером мне надо с тобой поговорить.
И скрылся за звуконепроницаемой дверью, оставляя Стрелитца для разговора тет-а-тет с Гюнше. Им было о чём поговорить, посплетничать. Вошедший в комнату Мюллер застал фюрера в весьма возбуждённом состоянии.
– Это возмутительно, Мюллер! – увидев посетителя и задыхаясь от гнева, со злостью в голосе прокричал Гитлер. Он стоял за столом, а на стене у него за спиной висела картина Лукаса Краниха. – Эти ротозеи никак не приведут ко мне дезертира Фегеляйна. Подлец сбежал, бросив на произвол судьбы не только службу, но даже собственную семью. – Сказал фюрер, принимаясь расхаживать вокруг стола. – Я хочу, чтобы он живым предстал передо мной и рассказал всё, что за время отсутствия в бункере успел натворить. – Приняв такое решение, Гитлер отошёл от стола и возвратился к креслу. Сел. – Эту задачу я поручаю вам, Мюллер! – Он опять вскочил с кресла и заметался по комнате. – Да, да! Так оно и есть! Одна надежда на вас, Мюллер! Гестапо меня никогда не подводило.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?