Текст книги "Время перемен"

– Вот вам, кстати, возможность убедиться, что волшебство все-таки существует. Ни одну книгу из этой библиотеки никто без моего ведома не может унести. Система защиты тотчас срабатывает – и одновременно срабатывает сигнал, оповещающий меня о том, что кто-то пытается совершить кражу.

– Или просто взять книгу к себе в комнату, чтобы почитать, – ворчливо добавил Максим. – К чему такие сложности? Насколько я понимаю, среди ваших слуг нет воров. Или вы держите здесь какие-то особо тайные манускрипты? Почему же тогда я не видел ни одного?

Мэрком засмеялся:

– Ну, на то они и тайные! Если же серьезно, то в жизни бывает всякое. А многие книги, собранные здесь, слишком уникальны, чтобы рисковать. Я бы не хотел потерять ни одну из них. Поэтому, уж извините, вам придется читать их в библиотеке. Правило есть правило.

– Ладно, забудем про книги. – С помощью чародея Максим положил «О природе…» на место. Присев на подоконник, он покачал головой: – Меня другое волнует. Когда вы планируете вернуть сюда моего друга?

– Какого?.. – потом он догадался. – Создателя? Ну, Он, вероятно, будет теперь жить в столице. Господин Гулладвэн утверждает (и я с ним согласен), что это лучшее решение сложившейся ситуации.

– Вполне возможно, что вы оба правы. Но в таком случае мне необходимо тоже попасть в столицу.

– Боюсь…

– Не бойтесь! Хотите сказать, что поблизости нет ни одной меганевры, которая бы отнесла меня туда? Пусть так. Просто дайте мне в спутники кого-нибудь, кто знал бы дорогу. Я и на своих двоих смогу добраться ничуть не хуже, чем на стрекозе, поверьте.

– А как же ваша дочь?

– Кажется, от меня сейчас здесь ничего не зависит. Двое Гулладвэновых эльфов, насколько я понимаю, вполне компетентны. Простите, но мне нечего делать в вашей башне. А в столице…

– О, вот вы где! – воскликнул вошедший Кэвальд. – Мэрком, я решил, знаешь ли, прогуляться. До Бурина. Хочу удостовериться, что твоя ученица на самом деле умеет обращаться с меганеврами.

Чародей повернулся к Максиму:

– Ну вот вам и провожатый.

Киллах о переменах

Благодаря своему путешествию к Граничному хребту, Клеточник не только обзавелся волшебным мечом. Он еще и увидел, как живут кхарги в самых разных уголках того, что после стало Державой Сынов Господних. Многому научился он – но еще больше предстояло ему узнать по возвращении в Гунархтор.

* * *

Тленуракка («Гнездо Смелых») – город большой и богатый – находился в стороне от их пути, но Желтоклыкий настоял на своем.

– Ты же сам хотел, чтобы я рассказал тебе про мои догадки насчет планов господина Миссинца. А теперь отказываешься, – ворчал он. – Не бери в голову, пару дней потеряем, зато потом, возможно, выиграем много больше.

После того, как Желтоклыкий же настаивал, чтобы они двигались к Гунархтору с максимально возможной скоростью, слышать это было странно. Рокх с досадой припомнил, как приходилось тащить еще не до конца выздоровевшего надзирателя на носилках, меняясь с кхаргами-зверьми. А теперь вот…

О случившемся в пещере по молчаливому согласию обоих не было сказано ни слова. Просто в отношениях между воспитанником и надзирателем наметились определенные перемены. Вот, например, раньше Желтоклыкий никогда сам бы не взялся что-либо рассказывать Рокху, а теперь буквально настаивает, еще и в Гнездо это затащил.

Правда, что вылупляются здесь исключительно смелые, заметно не было. Скорее уж, сытые. Вообще прежде всего било в ноздри здесь то, что болезнями или гнилью в Тленуракке не пахло – вот такой парадокс. Чему Рокх несказанно удивился: в любом из городов, виденных им прежде, эти две составляющие являлись непременными, даже в Гунархторе.

Желтоклыкий фыркнул:

– Я же говорил, что тут есть к чему принюхаться.

Они сняли комнату в холме для дорожников, а кхаргов-зверей, как обычно, устроили в общем загоне.

– Сколько вы намерены пробыть в нашем заведении? – почтительно осведомился худощавый хозяин-южанин.

– Всего пару дней, – небрежно проронил Желтоклыкий. И так же небрежно высыпал на стойку сумму, требуемую за постой. После чего повернулся к Рокху: – Пойдем-ка, прогуляемся.

Тот мысленно зарычал, утомленный долгим переходом, но подумал, что Желтоклыкий знает что делает.

– Смотри по сторонам внимательно, – сказал надзиратель, когда они снова очутились на улице. – То, что ты увидишь… всего этого скоро не будет – если удастся задуманное господином Миссинцем.

– А если нет?

– Тогда тебе больше не доведется что-либо увидеть, – отрезал Желтоклыкий.

– Но не только для этого я привел тебя в Тленуракку. Я намерен на время стать твоим наставником, однако прежде давай-ка походим по городу.

И они с головой окунулись в это море запахов и звуков.

* * *

Когда возвратился Клеточник в Гунархтор, позвал его к себе Голос Господен

– и принял в своем личном кабинете. А был тот предназначен для самых важных встреч и оборудован соответственно: удобно и вместе с тем роскошно. И сказал Голос Господен: «Вижу я и так, что повеление мое ты выполнил. Теперь же настал срок узнать тебе о воле Одноокого, которую должен я воплощать среди кхаргов – в чем ты мне и поможешь».

* * *

Тленуракка был городом древним; за годы, а то и века своего существования он всерьез укоренился на этих землях. И власть свою тоже укрепил наподобие высоченных каменных стен – не подступишься!

– Обрати внимание, – говорил Желтоклыкий, – местных градоправителей давно уже не выбирают. Нет, конечно, прежде, как и везде, после смерти предыдущего очередного градоправителя выбирали из числа постоянных и наиболее влиятельных горожан – однако в те годы и речи не шло о наследственной передаче власти. Теперь – только так.

– Считаешь, это плохо? – спросил Рокх, дабы поддержать разговор. – Все-таки воспитанник, которого изначально готовят к тому, что он будет править городом…

Не договорил. Осекся. Посмотрел на собственное отражение на поверхности одного из рукотворных прудов, которыми славился Тленуракка.

– Вот именно, – со значением сказал Желтоклыкий. – Вижу, ты и сам догадался, мальчик. Воспитанник, которого изначально готовят к какой-либо определенной цели, разумеется, будет лучше исполнять свои обязанности. Правда, при том лишь условии, что оные обязанности не будут ему в тягость. Если сам он пожелает заниматься тем, чем назначено ему заниматься другими.

– А что же в противном случае?

– В противном случае даже управлять городом будет ему противно, уж прости за словопляску. Но Тленуракке жаловаться на градоправителя, пожалуй, не стоит. Хороший воспитанник хороших учителей; зубастый, с тонким чутьем.

– При чем здесь чутье? – не понял Рокх.

– А чтобы удерживать в подчинении город, одних знаний маловато. Нужна, мальчик, еще и интуиция. …Тем более, что Ядозуб управляет не только Тленураккой.

Рокх растерянно присел на бортик рукотворного пруда, смастеренный из гладких бирюзовых камней. Камни нагрелись на солнце и зло обжигали кожу, да к тому же еще пахли по-особому, остро и пряно. Угрожающе пахли.

«Я устал, – подумал Рокх впервые за время всего этого похода за мечом. – Я устал. И я не хочу ничего слышать, просто не желаю вникать во все тонкости…» Что-то напугало его, но он еще не мог понять, что именно; однако было какое-то предчувствие, чутье, как сказал бы Желтоклыкий.

Впрочем, надзиратель говорил уже совсем о другом: в отличие от своих коллег в иных городах, градоправитель Ядозуб властвовал и в Тленуракке, и в примыкавших к ней деревнях – и воля его распространялась на довольно обширную территорию.

– Взгляни на эти деревья, – указал Желтоклыкий на чей-то приватный сад, огражденный внушительным забором. – Каждое из них отбрасывает тень. И тень тех, что больше, перекрывает тени ростков или тени, отбрасываемые травой. Мы привыкли к тому, что власть, которой может обладать один кхарг, распространяется на круг своей семьи, на деревню или город. Как видишь, в Тленуракке династия здешних градоправителей добилась большего. Тогда скажи мне, что мешает кому-либо достичь еще большего? Нет границ для властителя, сумевшего добиться подчинения от своих подданных, сумевшего силой и лаской заставить их признать свою власть.

– И еще, – добавил он некоторое время спустя, когда они оставили позади и рукотворный пруд, и забор приватного сада – и зашагали дальше. – Чтобы властвовать над отдельными элементами, прежде нужно соединить их, объединить. Если, разумеется, они уже не объединены. Возьмем деревенских старост. Те, над кем они властвуют, объединены общей деревней, в которой живут.

– А в городе – городскими стенами, – хмыкнул Рокх.

– Да, – Желтоклыкий не счел нужным обращать внимание на насмешку. – Но в этом суть: то, что объединяет, не должно быть надуманным, искусственным. Иначе ничего не получится.

– И что же объединяет жителей Тленуракки и его окрестностей?

– Династия, из которой происходит Ядозуб. Согласно здешним легендам, Одноокий лично помогал пра-пра-правоспитателю нынешнего градоправителя. И того, кстати, тоже звали Ядозубом. У них вообще у всех одно и то же имя.

– Но это… во-первых, неудобно, во-вторых, просто отвратительно! Не иметь возможности выбрать себе имя – как такое допустили?!

– С одной стороны, конечно, неудобно, а с другой – очень даже удобно. Тленураккцы считают, что душа Ядозуба воплощается всякий раз в его воспитанника – разумеется, после смерти предыдущего градоправителя. А самого первого Ядозуба, повторяю, поддерживал Одноокий.

– Хорошо, почему в Тленуракке существует династическое правление, я понимаю. Они, конечно, с перевоплощением явно что-то напутали: как в уже сформировавшегося кхарга может вселиться кто-либо? Ладно, допустим, это как-то объясняется. Но с какой радости всем этим Ядозубам подчиняются окрестные деревушки?!

Желтоклыкий довольно усмехнулся:

– А ты сам посуди. Всякий раз Ядозуб предыдущий выбирал себе воспитанника не непосредственно из тех нововылупленышей, которые еще оставались на Плато. Он ездил по деревням и подыскивал себе замену среди чужих воспитанников. Конечно, молодого кхарга, приглянувшегося Ядозубу, отдавали безо всяких разговоров, еще и благодарили, что, мол, снизошел. Ведь тем самым деревня становилась избранной, все в ней как бы семейные друг другу

– а теперь один из круга их семьи входил в круг большей семьи, целого Тленуракки.

Рокх с досадой ударил хвостом по выкатившемуся из мостовой булыжнику – продолговатому, очень похожему на яйцо, которое вот-вот треснет и разродится новым кхаргенышем. Булыжник с глухим стуком покатился по улице и в конце концов упал в канавку водостока.

– Узы подобного рода крепки – но только до тех пор, пока они выгодны для обеих сторон. В противном случае цена им – обломок скорлупы.

– Несомненно, так оно и есть, – согласился Желтоклыкий. – И выгода существует для обеих сторон. Для Тленуракки (и в частности для чреды ее Ядозубов) она заключается в том, что подвластные городу деревни выплачивают дань мясом, бляшниками, древесиной и другими ценными объектами торговли. Для деревень же – тем, что местные Хранители Порядка следят за оным не только в пределах городских стен; по сути, здесь существует несколько отрядов Хранителей, которые отвечают за мир и спокойствие в каждом из районов, подчиненных Тленуракке: охраняют поселян от бандитов, от набегов соседних воинствующих кланов и так далее.

– Почему мне ни разу ни один наставник не рассказывал об этом.

– Так велел господин Миссинец. Он считал, что еще не пришло время знать вам об этом. Теперь – пришло.

– Он хочет сделать то же самое с Гунархтором? – догадался Рокх.

Желтоклыкий издал резкий отрицательный запах:

– Нет. То же самое он хочет сделать со всеми кхаргами.

* * *

«Посмотри, – сказал Голос Господен Клеточнику, – посмотри вокруг. На землях наших – беспорядок и смятение, грабежи и беззаконие царят на них. Но не оттого возникают они, что Одноокий не достаточно добр к детям своим, к воспитанникам своим. Нет, все дело в нас самих. Кхарги привыкли считать своим гнездом лишь малую часть земли, дарованной нам Господом. Все же остальное для них – чужое и чуждое. И готов сосед поднять оружие на соседа в ослеплении своем».

«Как же ты намерен поступить с этим?» – вопросил Клеточник.

«Всего лишь заставлю кхаргов повнимательнее принюхаться и посмотреть по сторонам. Земля, где мы живем, на самом деле – одно большое гнездо наше. И негоже ссорами и смертями осквернять его, тем самым выказывая неуважение к Одноокому. Настало время объединить деревни и города – сделать то, что будет естественнее разброда в поступках и мыслях наших кхаргов».

«Но все и всегда боятся изменений. Пожелают ли сами кхарги, чтобы с ними произошло то, что ты задумал?» «Это задумал не я, но Одноокий, – отвечал Голос Господен. – Сможет ли кто воспротивиться воле Его?»

* * *

– Но это же глупо! – раздраженно притопнул ногой Рокх. Проходивший мимо кхарг-зверь инстинктивно оскалился и отшатнулся.

– Глупо кричать посреди базарной площади, – невозмутимо ответил Желтоклыкий. – Разумеется, – добавил он, – если ты не выкрикиваешь зазывалицы.

Словно желая подтвердить правоту надзирателя, прямо над его ухом какой-то плешивый кхарг с выломанными клыками завопил: «А вот пирафки, кому свешие пирафки, ифчо с кровью, ифчо только сегодня бегали!..» Десяток, да нет, сотня других голосов тотчас взвилась в воздух встревоженными стрекозами, стремясь заглушить друг друга. Рокх раздосадованно зарычал и замотал головой, дабы отыскать Желтоклыкого. После чего шел за ним уже молча, даже не пробуя спорить или возражать.

Наконец надзиратель вывел молодого кхарга из рыночной толчеи-водоворота на самый край площади – здесь было поспокойнее и значительно тише. Не задерживаясь, Желтоклыкий нырнул в покосившийся дверной проем, над которым гордо реял вымпел «Лучшая харчевня».

Называлось сие заведение «Пристанище смелых» – не слишком оригинально, но созвучно с именем города. Всем здесь заправляла мощная, словно вырубленная из гранита кхаргиня. Она тотчас заметила новых посетителей и отдала знак кхаргам-зверям, выполнявшим роль разносчиков, чтобы позаботились о клиентах. Желтоклыкий сделал заказ – и лишь когда на столике перед ними появились блюда из молодого прожаренного летунчика да две порции пряных грибочков, кивнул Рокху:

– Ты, кажется, говорил о глупости, когда нас прервали. Хочешь продолжить?

– Хочу, – угрюмо кивнул Рокх. Ему не нравилось, что приходится говорить о таких вещах в таверне; хотя здесь и было мало кхаргов, но все же рядом всегда могли оказаться лишние уши. Еще больше ему не нравились пряные грибочки – потреблять их воспитанникам позволялось лишь по большим праздникам: вкусив этого блюда, кхарги, как правило, начинали плохо контролировать свое поведение, в том числе, и то, что говорили. На этот счет существовала масса пословиц, например, «Что у трезвого на уме, то у грибанутого на языке».

– Я тебя внимательно слушаю.

– То, что замыслил мой воспитатель, глупо. Скажи, Желтоклыкий, часто ли на твоей памяти власть имущий уступал свое право и свою силу повелевать другому?

– Нечасто, – беззаботно отозвался тот. – Но вспомни, этот замысел принадлежит не твоему воспитателю, а Господу нашему. Ты не веришь, что задуманное Им осуществится?

– Каким образом? Одноокий явит нам чудо и заставит градоправителей исполнять волю господина Миссинца?

– Откуда я могу знать, как? – искренне удивился Желтоклыкий. – Все в руце Господа.

– Перестань. У господина Миссинца наверняка припасено несколько трюков… на всякий случай.

– Возможно. Но я о них ничего не знаю. А как ты сам думаешь, что можно сделать?

«Испытывает», – решил Рокх, наполняясь бешеным азартом. Он, незаметно для самого себя, принялся за истребление мяса – так лучше думалось.

– Он не должен сразу же замахиваться на власть старост и тем более градоправителей. И вообще не давать им понять, что такое в принципе возможно.

– Каким образом? Большинство из них, знаешь ли, довольно сообразительны.

– Нужно придумать такую цель, которая бы показалась им убедительной.

– Например?

Рокх долго размышлял, но в конце концов вынужден был сдаться.

– Ладно, подойдем с другой стороны, – предложил ему надзиратель. – Как по-твоему, вот если градоправители и старосты номинально признают над собой власть господина Миссинца, что потребуется ему, чтобы впоследствии на самом деле взять ее в свои зубы?

Где-то на улице возмущенно завопил кхарг, у которого срезали пояс с деньгами. Судя по крикам, вора поймали прямо на месте преступления и намеревались всерьез проучить, да вмешались Хранители.

– Сила, – проворчал Рокх. Вопрос показался ему слишком простым. – Вон, что-нибудь наподобие их, – и он указал в сторону бушевавшей на улице сварки. – Например, стражи порядка, которые будут подчиняться только господину Миссинцу.

Желтоклыкий хитро облизался:

– Ну-ну. Думаешь, власть имущих не насторожит появление этих «специальных стражей»?

Да, задачка оказалась не такой уж и простой! Рокх с досады проглотил целую горсть пряных грибочков и даже не поморщился.

– А что, – пробормотал он, – что же тогда? Ответь мне, надзиратель, что тогда?!..

– Неважно, – отрезал вдруг Желтоклыкий. – До Гунархтора не так уж далеко – подождешь, пока вернемся. Господин Миссинец тебе все расскажет. А ты лучше расскажи-ка мне кое-что.

Рокх неуклюже взмахнул руками:

– О надзиратель, неужели есть хоть что-то, что укрылось от твоего внимательного взгляда, что-то, чего ты не знаешь обо мне?

– Есть. Я не знаю, чего хочешь ты сам, Рокх.

– В каком смысле?

– Если завтра тебе предложат стать старостой, или градоправителем, или… словом, если тебе дадут в зубы власть – возьмешь ли ты ее? Вернее, захочешь ли взять?

– Вот, – веско произнес Рокх. – Вот именно, – поводил он в воздухе пальцем. – Захочу ли. Интересно, а почему раньше никто не задавался этим вопросом, а-а? Почему ты задаешь мне его только сейчас, надзиратель?

Желтоклыкий отвернулся и долго рассматривал засохший вьюнок на стенах.

– Ты оставил мне жизнь в пещере. Я решил отплатить тебе тем же.

– Кто-то намерен совершить покушение на меня? – искренне удивился Рокх. – Кто же?

– Никаких покушений. Во всяком случае, убивать тебя никто не собирается. Но бывают ситуации, когда жизнь становится в тягость.

– Да-а? И какие же?

– Когда ты вынужден делать то, чего делать не хочешь. Не день, не месяц, не сезон дождей – всю жизнь делать то, от чего у тебя встает на загривке шерсть. Воспитатель, каким бы хорошим кхаргом он ни был, всегда… почти всегда хочет сделать из воспитанника свое подобие. Случается, воспитанник лишь рад этому. Но бывает и наоборот.

Не слова Желтоклыкого, но тон, которым они были сказаны, отрезвили Рокха.

– Допустим, – произнес он медленно, – я понимаю о чем ты. Допустим, я хотел бы пойти собственной дорогой. Как ты можешь мне помочь?

– Я отпущу тебя. Вот прямо сейчас встану, развернусь и уйду. Господину Миссинцу скажу, что ты сбежал. Может, он и не поверит, но и поделать ничего не сможет. Правда, тебе придется скрываться от него… а в скором времени, возможно, власть его станет непомерно велика. Но… выбирай сам.

– Благодарю. Роскошное предложение, нечего сказать. Ты только об одном забыл упомянуть: в этом деле замешан Одноокий. И если я нужен Ему, никуда мне не скрыться. Да и с побегом… если уже уходить, то будучи при власти. Которая, возможно, в скором времени станет непомерно велика.

– А знаешь, – помолчав, добавил Рокх, – что больше всего заставляет меня отказаться от твоего щедрого предложения? Любопытство. Мне оч-чень интересно, как господин Миссинец решит задачку, о которой мы сегодня говорили.

* * *

«Воспитатель мой, – молвил тогда Клеточник, – в беде и в радости, в ливни и в засуху – я всегда буду с тобой. Ибо вижу в тебе промысел Одноокого и не смею противиться воле Его!» «Но готов ли ты к испытаниям, которые ждут нас?» – вопросил Голос Господен.

«Никто не может ответить на этот вопрос. Но я готов к тому, чтобы смело шагнуть им навстречу!..» И прослезился тогда Голос Господен, и сказал…

* * *

– Привет. Что ж вы так долго-то?

Голос Господен был занят, поэтому прибывшие наконец в Гунархтор Рокх и Желтоклыкий получили возможность отдохнуть. Надзиратель, презрев свои прямые обязанности, отправился куда-то по делам, а Рокх, само собой, в «камеру». Где и обнаружил Ллурма, корпевшего над широченными сухими листьями, испещренными письменами.

– Ну как, удачно?.. – Быстряк заметил наконец ножны и то, что в них покоилось. – Поздравляю. – Он принюхался, одновременно разглядывая меч. – Да, внушительная вещь. Годится.

– На что годится? – не понял Рокх.

– С возвращением! – дверь «камеры» распахнулась, на пороге возник Голос Господен. Он был явно только-только после изнурительного сеанса занятий: шерсть измялась, единственный глаз лихорадочно блестел, и пахло от воспитателя болезнью или даже смертью. И, похоже, сам господин Миссинец знал это, просто не давал другим понять, что сие хоть немного беспокоит его.

– Хор-роший меч! Отличный! Ты справился, Рокх, я горжусь тобой. Правда, подзадержался дольше, чем я рассчитывал, но все равно успел к сроку.

– К какому сроку?

– К завтрашнему дню. Сегодня можешь отдыхать, только в город не выходи, а завтра займемся делом. Пробил час великих свершений! Наступает время перемен!

Неожиданно Рокху стало стыдно за этот дешевый балаган, за эти выспренные фразы, которыми сорил господин Миссинец. Вспомнился Тленуракка и он, грибанутый после доброй порции мяса с пряностями. Знатно они тогда поговорили с Желтоклыким, по душам. …А может, лучше было принять его предложение и сбежать? Если господин Миссинец намерен претворять в жизнь свою идею, находясь в таком состоянии, то, сколь бы гениальной ни была идея…

– А ну-ка пойдем пройдемся, – воспитатель как будто догадался, о чем думает Рокх.

В коридоре было пусто. Двери «камеры» с воспитанниками давно перестали охранять, а больше в этой башенке никто не жил, здесь и комнат-то не было, одни окна.

– Я обещал тебе все объяснить, – сказал господин Миссинец. – И я сдержу свое слово. Начну прямо сейчас. Завтра я намерен заложить круг огромной семьи, которая вскорости появится у нас на глазах. Я называю это Державой Сынов Господних. В нее будут входить все земли, на которых сейчас обитают кхарги – и возможно, со временем не только они. Я знаю, что ты можешь мне возразить. Я не намерен – пока не намерен – замахиваться на власть градоправителей и старост. Я возьму то, что издревле оставалось вне сферы их интересов. Вера, религия. Я создам единый храм для всех наших земель. И в этом ты должен мне помочь.

– Как? – спросил ошеломленный Рокх. О да, теперь он понимал, что замысленное Голосом Господним вполне способно воплотиться в жизнь.

– Об этом я скажу тебе завтра. Но сперва тебе придется выйти к гунархторцам и сыграть свою роль. Это будет несложно… конечно, при одном условии. Если ты сам захочешь помогать мне.

– Мой воспитатель, я…

– Не торопись. Не торопись уверять меня в своей преданности, ты ведь не кхарг-зверь. Я мог бы, конечно, просто потребовать от тебя то, что мне нужно, – в конце концов, я ведь и вправду твой воспитатель. Но в этом деле я не могу позволить себе такую роскошь. Мне требуется твое искреннее желание быть рядом во время строительства Державы – и участвовать в нем. Иначе толку и надежности в происходящем будет не больше, чем в прошлогодней скорлупе. Подумай хорошенько. Если ты откажешься, я смогу использовать Быстряка.

– Тогда ответь, почему ты готовил к той роли, о которой я даже не знаю, именно меня?

– Ты лучше подходишь, – отрезал господин Миссинец. – Но на этом этапе вы еще взаимозаменяемы. Я даю тебе шанс – завтра вечером пути назад уже не будет, учти это.

– Я выбираю служение тебе, – сказал Рокх. – Только… справлюсь ли я с тем, что ты уготовил мне?

– Если не справишься, все мы погибнем. Так что постарайся.

* * *

И в урочный час, в первый день неболивня, собрал Голос Господен всех гунархторцев на площади перед храмом, и сказал он им: «Вот пришел я и говорю: отныне и вовек быть нам единой семьей и единой державой! Каждый из нас отличается от другого, как и каждый семейный от других семейных, но вера наша, Господь наш, подобно кругу семьи, объединяет нас. Сколь же будем мы, ослепшие в заблуждениях своих, не замечать этого?..»

* * *

Столько кхаргов сразу Рокх еще никогда не видел. Казалось, здесь собрался весь город. Разглядывая площадь через потайное окно, Клеточник в который раз поразился тому, насколько продуманно действовал его воспитатель.

Еще несколько дней назад по городу поползли слухи – как о самом факте выступления, так и о его цели. Были они противоречивы до правдоподобности, поэтому в них охотно верили. В город начали сходиться кхарги, причем нередко – весьма подозрительной внешности. По просьбе пророка стражи порядка их не отлавливали и не выпроваживали из Гунархтора. Рокх был уверен, что присутствие сомнительных типов заранее продумано Голосом Господним. Может, и то, что сегодня начало сезона дождей, тоже не случайно? Правда, Рокх пока не понимал, какую пользу может воспитатель извлечь из этого факта. Да, с наступлением неболивня жизнь кхаргов менялась, они значительно больше времени уделяли особам противоположного пола и при этом становились агрессивнее, чем обычно. Но как сие связано с задуманным господином Миссинцем?

Рокх оглянулся на Быстряка и Желтоклыкого, стоявших рядом. Голос Господен велел надзирателю привести обоих воспитанников в храм с черного хода, спрятать в этой комнатке и до условленного сигнала никуда не выпускать. Разумеется, о самом сигнале не сказал ни слова, но, судя по уверенности, которой пахли Ллурм и Желтоклыкий, оба знали о нем; только Рокх пребывал в неведении. Но он не стал слишком переживать по этому поводу, зато принялся с интересом разглядывать саму комнатку. Она еще раз укрепила то презрение, с которым Рокх относился к святошам. Это так по-храмовничьи: устроить потайное окошко, чтобы наблюдать за толпой на площади! И продолжать обманывать народ.

О нет, к «народу» Рокх тоже не относился с пиететом; просто он вполне допускал, что, сложись судьба иначе, он мог бы быть любым из тех, кто стоял сейчас на площади: кхаргом-зверем, селюком, ремесленником, купцом, стражем порядка, а то и градоправителем. И Рокх бы не хотел быть обманутым какими-то храмовниками.

Он покосился на дальний правый край площади, который просматривался лучше всего. Там возвышался наскоро возведенный помост. Помост окружали стражники из личной гвардии градоправителя, сам же Хитромудрый сидел вместе со своими помощниками-заместителями в центре, выказывая этим свою близость к народу, но в то же время оставаясь надежно защищенным от назойливых просителей и наемных убийц. «Интересно, он тоже искренне верит в Господа и чудеса Его?» – лениво размышлял Рокх, наблюдая за Хитромудрым. Тот о чем-то переговаривался с одним из своих подчиненных и нервно поглядывал на площадку.

На площадке вот-вот должен был появиться Голос Господен, во всем своем величии. Об этом свидетельствовал приближавшийся к площади устойчивый гул толпы. В отличие от воспитанников и надзирателя, господин Миссинец был намерен явиться к храму публично, посему вернулся в свой холм и теперь второй раз за сегодня приближался к холму Одноокого. «Очень умно. Не придется объявлять о начале выступления», – решил Рокх. И зябко повел плечами, вспомнив, что от оного выступления зависит не только его судьба, но и жизнь. В толпе хватало стражей порядка, так что если Хитромудрый решит пленить или казнить пророка и его воспитанников, приказ будет выполнен незамедлительно. И никакой Одноокий не поможет.

Наконец господин Миссинец ступил на площадь. Торжественно прошествовал сквозь взволнованное месиво из хвостов, клыков, взглядов, вздохов, надежд, опасений… прошествовал и медленно поднялся по ступеням на площадку, венчавшую парадную лестницу. Поднял руку, призывая толпу к тишине.

И – поистине чудо! – эта многоликая толпа замолчала.

Особенно громким в воцарившейся паузе показался голос Желтоклыкого, прошептавшего своим подопечным:

– Готовьтесь. Скоро…

А потом заговорил господин Миссинец.

– Когда Господь наш послал меня сюда, Он хотел, чтобы я принес в ваши жизни спокойствие и порядок. И я, да узрит Он сие, делал все, от меня зависящее. Но мы меняемся, меняются наши возможности. Теперь я могу сделать большее. И сделаю. Прежде всего – отныне и навеки – положу я конец распрям вашим, которые ведете вы из-за искреннего желания своего оказаться как можно ближе к Господу. Я говорю о молитвах. Господь наш указал мне способ, наиболее для Него приемлемый.

Здесь Голосу пришлось прерваться, ибо толпа у основания лестницы забурлила, послышались крики: «Долой Левачей!» и «Долой Правачей!» – почти одинаково громкие и яростные. Также кто-то орал о том, что господин Миссинец – никакой не пророк Господен, а просто прихвостень Правачей. Взволнованные же Правачи, водночасье вспомнив, что Голос никогда открыто их не поддерживал, начали в выкриках высказывать подозрения прямо противоположные – о том, что господин Миссинец – тайный сторонник и ставленник Левачей и вот теперь намерен…

– Молчите! – молнией ударило сверху. Сейчас пророк выглядел разъяренным настолько, что Рокх забеспокоился, не появится ли у воспитателя то самое занятие. Это могло бы стать крушением всех планов воспитателя (какими бы они ни были). Но Голос пока держался. – Замолчите и выслушайте меня, ибо говорю с вами от имени Его! Желает Он, чтобы молились вы отныне, закрыв оба глаза своих, – и никак иначе. Ибо в такой молитве вы окажетесь ближе всего к Нему…

Дальнейшие слова Голоса потонули в очередном всплеске криков толпища. Одни из кхаргов были обескуражены таким поворотом событий, другие – в отчаянном приступе неприятия вопили, что их обманывают; но все-таки больше всего было тех, кто с радостью и облегчением воспринял сказанное.

Когда отшумели-отбуянили особо энергичные, когда нескольких хулиганских личностей стражники, весьма вовремя оказавшиеся поблизости (еще бы! сам пророк просил приглядеть), увели куда-то, – тогда Голос Господен снова заговорил с кхаргами.

– А теперь, – сказал он им, – давайте помолимся Ему, как то Ему угодно.

– Опасный момент, – пробормотал Желтоклыкий, обращяясь скорее к самому себе, нежели к воспитанникам пророка. – Если откажутся, без резни не обойдется…

Но обошлось. Сегодня для господина Миссинца явно выдался удачливый день.

Разумеется, в толпе было достаточно сомневающихся, чтобы поднять бучу, но едва только отдельные выкрики недовольства прозвучали, тотчас прогремел гром – а потом дождь, первый в череде затяжных ливней этого сезона, обрушился на площадь. Разумеется, в этом углядели знамение свыше; да и градоправитель, знавший, похоже, о планах Голоса Господнего ничуть не больше остальных, наконец сделал выбор и опустился на колени, закрывая оба глаза. А за ним и вся площадь поспешила приступить к молитве, уже согласно новым канонам. «И как только им всем места хватило?» – мысленно хмыкнул Рокх.