Текст книги "Время перемен"

Резникович смущенно кашлял в кулак, дерганно глядел по сторонам, делая вид, что не замечает, как на него смотрят. И с преувеличенной заинтересованностью слушал Мэркома.

– Башню построили не так давно, по моей просьбе, – объяснял старик. – В основном все тут сориентировано на мои нужды, если точнее, на проведение особо опасных экспериментов – я уже говорил… Прислуги здесь живет немного, ровно столько, чтобы поддерживать ее в нормальном состоянии. Часть переезжает со мной, когда я переселяюсь в город, и возвращается, когда я еду сюда, но в ближайшее время я, разумеется, никого забирать с собой в город не стану. Да и сам первые дни поживу здесь, помогу вам освоиться. – Они подошли к массивным двустворчатым дверям – те, распахнутые, ожидали, пока гости войдут. «Банально, – подумал Журский, – но мне они напоминают челюсти чудовища». – Для вас, – продолжал тем временем Мэрком, – я отвел весь третий этаж. Собственно, «весь» здесь не вполне уместно, поскольку он не так уж велик. Тем более, вас двое… – он смущенно кашлянул и улыбнулся Максиму: – Извините, кажется, я не совсем точно выразился. Вне всяких сомнений, мы только рады, что вас двое…

– …просто этаж готовили для одного, – подытожил тот. – Я, если честно, тоже не планировал навестить вас. Но так уж получилось. Так что мы квиты.

– У моего друга весьма своеобразное чувство юмора, – отозвался Резникович.

– Послушай, Мэрком, а почему все выглядит так, как будто о нашем визите знали заранее? Эти свечи, – он указал на множество зажженных свечей, стоявших в зале, куда они сейчас вошли, – ковры, слуги… Все как-то очень уж торжественно. Не верю, что они каждый раз встречают тебя с прогулки подобным образом.

И правда, зал сиял, на лицах слуг застыло праздничное выражение, а лестница, ведущая на верхние этажи, была застелена яркой ковровой дорожкой, явно не предназначенной для ежедневного пользования.

– Они знали, что я жду важных гостей, – признал Мэрком. – Поэтому приготовились.

– Но кто мы такие, вы им не сказали, – уточнил Журский.

Старец насмешливо взглянул на него:

– Разумеется, не сказал. Тем более, что я ведь не знаю, кто вы такой. Вы не эльф, – добавил он, чтобы смягчить свои слова, – и уж подавно не гном и не тролль. Кто же тогда?

– «Зовите меня Никто», – пробормотал Максим. – Или, если угодно, человеком-загадкой.

– А что такое «человек»?

Кажется, старик был искренен – он на самом деле не знал, что такое человек.

«Можно подумать, я знаю!» Спас положение, как всегда, Резникович:

– Думаю, у нас еще будет время поговорить на отвлеченные темы. Прошу тебя, пойдем-ка наверх, где никто не сможет нам помешать. И расскажи наконец о том, что здесь происходит. Я имею в виду Нис.

Старец молча кивнул и указал на лестницу. Все четверо – Элаторх, хоть и не принимал участия в «многомудрых беседах», но не отставал – поднялись на третий этаж и прошли в небольшую комнату, наспех оборудованную в гостевую. Как ни старались слуги, им так и не удалось полностью завесить гобеленом ярко-синее пятно, появившееся, вероятно, в результате каких-то опытов; опять-таки, столь массивные решетки вряд ли установят на окнах гостиной. Журский хотел было высказаться по этому поводу (решетки ему совсем не понравились, поскольку придавали комнате сходство с богато меблированной тюрьмой), но смолчал. И так в последние часы он вел себя не лучшим образом, слишком часто давая волю своему языку – и кому какая разница, что тому причиной? Его переживания по поводу того, что с ними происходит, да из-за оставшейся в лесу Надежды вылились в едкие замечания по поводу и без повода и, кажется, не вызвали симпатию ни у старика-чародея, ни у наследного принца.

«А, может, еще тебе не нравится, что Дениса боготворят здесь, а тебя считают довеском к нему – и только». Мысль была жестокой, но в чем-то справедливой.

И все-таки эти решетки на окнах…

– Раньше здесь была одна из моих лабораторий, – пояснил Мэрком, косясь на ярко-синее пятно, выглядывающее из-под гобелена. – Опыты, которые я тут проводил, закончены, оборудование разобрано и перенесено в мою «городскую» башню, а вот кое-какие последствия… Уж не обессудьте. Это лучшее, что я пока могу предложить вам.

Максим повнимательнее оглядел это «лучшее». В принципе, если не придираться к пятну и решеткам, комната выглядела на «отлично». Как номер в многозвездочном отеле для господ толстосумов, в отеле, максимально стилизованном под средневековье. На полу – роскошные ковры, перехватывающие каждый ваш шаг, впитывающие в себя звуки, как губка – воду. На стенах – парочка забавных гобеленов. У окна – письменный стол, еще один, но журнальный («Хотя вряд ли здесь читают журналы») – в центре комнаты. Плюс стулья, подсвечники и прочее в ассортименте. «Вот именно, „в ассортименте“. Здесь нету какого-нибудь одного выдержанного стиля. Скорее это смесь, словно оформитель, подбиравший мебель воплощал свои самые бредовые фантазии из снов».

Ряд дверей соединял эту комнату с другими, в которых, вероятно, и предстояло жить двум «дорогим гостям». «Если, конечно, – мысленно добавил Максим, – мы не сбежим отсюда». А таковое желание у него давно уже возникло и с каждой минутой становилось все сильнее.

– Отличная комната, – сказал Резникович. – А теперь, пожалуйста, расскажи нам… – он не закончил; и так было понятно, о чем именно.

Мэрком вздохнул:

– Даже не знаю, с чего начать. Наверное, следует прежде всего обратиться к событиям четырехсотлетней давности. Именно тогда я впервые заметил, что происходит нечто необъяснимое. Но, как водится, сначала значения этому не придал. Даже обрадовался. Решил, Ты возвращаешься.

Резникович смущенно кашлянул. А Максим с легким раздражением отметил, что его старинный приятель, похоже, во всем, что здесь происходит, винит исключительно себя. Плохо, очень плохо. Отвратительно!

– Я хотел вернуться, – вымолвил Резникович (и Журский не сомневался, что он лжет). – Но никак не получалось.

– Сейчас это уже не имеет значение. Ведь Ты вернулся, – ответил Мэрком с мягкой улыбкой. Он, наверное, привык, что люди… вернее, эльфы обращаются к нему за помощью, самой разной. Если этот старик прожил более семи сотен лет!.. Пожалуй, за такой срок даже дурак поднаберется мудрости. «И если, – мрачно подумал Журский, – если уж Мэрком чего-то не понимает и не знает, как бороться с чем-то, вряд ли вообще отыщется кто-нибудь, способный на такое». – В общем, сперва я упустил время. То, что созвездия поменяли свой узор, можно было истолковать по-разному. Равно как и события, начавшие происходить после века Пляшущих Созвездий.

– И разумеется, их толковали прежде всего так, как было удобнее и спокойней людям… то есть эльфам, – предположил Максим.

– Да, к сожалению. И к сожалению, я слишком поздно сообразил, что к чему. А ведь так просто было догадаться! – он с досадой ударяет ладонью по столешнице, стол дребезжит, мозги Журского дребезжат в ответ: «Просто? Может быть… Но нам, с сорокалетним-то опытом, увы, сложновато за вашими логическими выкладками угнаться. Ты б попонятней, старик, объяснял». Тот, будто мысли читать умеет: – Суть в том, что в нашем мире созвездия – не просто украшения в небе. От них напрямую зависят, если так можно выразиться, нити судеб. Я не силен в астрологии, но с основами этой науки знаком достаточно хорошо, чтобы попытаться изложить… Как Луна управляет приливами и отливами, так и другие небесные тела оказывают влияние на окружающую их реальность, в том числе и на то, что творится с нами. Все у нас, от рождения до смерти, связано с воздействием небесных тел. Понимаете, все!

– И когда «заплясали» ваши созвездия, они тем самым изменили ваш мир, – догадался Журский.

– Вот именно! А поскольку первоначальное их расположение было результатом мудрого провидения Создателя, то всякое изменение могло привести лишь к ухудшению.

– И привело?

– И привело… Изменения в нашем мире поначалу казались незначительными, но постепенно… Постепенно до меня начало доходить, что за всем этим стоит некая сила. Которая действует с вполне определенными целями.

– И что ж это за сила?

– Как выяснилось, довольно… необычная. Вряд ли я докопался бы до истоков, но он сам в конце концов выдал себя.

– Он?

– Да. Он называет себя Темным богом. Прежде, до того момента, как он впервые появился, мы даже не знали такого слова – «бог».

– Понимаю. Кроме Создателя, никаких сверхъестественных существ, сил, стихий и прочего у вас не было, так?

– Собственно, Создатель тоже не «сверхъестественное существо». Он более чем естественен, а кроме того, мы, Нерожденные, хорошо помним времена Зари Мира, когда Он еще был с нами, до того, как ушел. Теперь Он вернулся, сидит рядом с нами. – Старец улыбнулся Резниковичу. – Разве Ты – сверхъестественен?

Тот покачал головой:

– Не наблюдал за собой такого грешка.

– Мы немного отвлеклись, – напомнил Максим. – Значит, некто Темный бог… А почему вы решили, что он – причина всего происходящего? Знаете, иногда люди приписывают себе разные вещи, порой утверждают, что они – причина катастроф и прочих глобальностей. А все дело в извращенном стремлению к славе – и, разумеется, ничего общего с истинными причинами случившегося такие заявления не имеют.

– Именно, «люди», – подчеркнул Мэрком. – Вы правильно сказали. Ведь Темный бог не из нашего мира. Теперь я в этом окончательно убедился. У него ваш акцент, он одет подобно вам.

– Не хотелось бы вас разочаровывать, но не все мы, люди, способны менять рисунок созвездий. Далеко не все.

– Вполне допускаю. Но Темный бог – способен. И на многое другое тоже. Он доказал.

– Если можно, с этого места – поподробнее.

– Извольте. Доказательств предостаточно. Пожалуй, самое убедительное (и одно из самых трагических) – случай с драконами Ивла, нашего северного материка.

– Значит, здесь есть и драконы? – полувопросительно пробормотал Максим. – И что, они выдыхают пламя, кушают эльфов и собирают сокровища?

Старец удивленно уставился на него:

– С чего вы взяли?! Впрочем, сокровища они собирают, даже в большей степени не собирают, а несут в себе; но эти сокровища – мудрость Ниса, знания. И если дракон умирает, не оставив после себя ученика, часть мудрости уходит из мира. Кстати, именно поэтому драконы были изначально наделены невероятно сильной тягой к жизни – чтобы ни капля мудрости не покинула мир по нелепой случайности.

– Хвала Создателю, – облегченно вздохнул Журский. – Я-то, грешным делом, думал… Так что там за случай с драконами Ивла, связанный с Темным богом?

Мэрком сморгнул, видимо, чем-то здорово обескураженный, но вопросов задавать не стал:

– Случай страшный. Однажды в Эндоллон-Дотт-Вэндре, столице драконьей державы Эхрр-Ноом-Дил-Вубэка, в Зале Короля появилось чашеподобное углубление с большим многогранным кристаллом в центре. По внешнему кругу этой чаши была выжжена – черная на сером – следующая фраза: «Отныне ежегодно чаша сия будет наполняться кровью существ разумных, в противном же случае все вы умрете». Как я уже говорил, в драконах изначально заложена сильнейшая тяга к жизни, поэтому ничто не могло вызвать в них такого дикого, бесконтрольного ужаса, как угроза скорой смерти. Тем более, что одновременно с появлением чаши в Зале Короля, всем драконам державы приснился один и тот же сон – сон о рождении Камня (так назывался кристалл) и о наложении на всех их заклятия, суть которого и была изложена в той фразе. Ну а чуть позже в Зал явился и сам Темный бог, который лишь подтвердил, что отныне все они, драконы Эхрр-Ноом-Дил-Вубэка, обязаны выполнять условия либо умереть.

– И они согласились?

– Да. Но вместе с тем начали искать способ избавиться от власти Темного бога. Такой способ они отыскали – и хоть дорогой ценой, но все-таки, я считаю, победилиnote 9Note9
  Подробнее об этом см. в книге «Отчаяние драконов».


[Закрыть].

– Откуда вам известно обо всем этом?

– Это отдельная история. Я получил письмо без обратного адреса, ну а тот, кто обращался ко мне, называл себя «доброжелателем». В письме он изложил всю эту историю, добавив от себя, что услышал ее от существа, которому доверяет, но имени которого (как и своего имени) раскрыть не может. Разумеется, я проверил, как мог, то, о чем пишет мой «доброжелатель». Все сходится, увы.

– Но ведь это не единственное доказательство существования вашего Темного бога?

– Вы правы, есть и другие. Во-первых, Прэггэ Мстительная, правительница горных гномов с того же Северного, видела его, и не раз. Во-вторых, в последнее время по всему Нису (но в основном – опять-таки в Ивле) расплодилось несметное количество тварей, о которых в Книге Творения ничего не сказано… – Он запнулся, задумчиво постучал пальцами по столешнице, потом извинился за паузу и продолжал. Журский, которого так и подмывало поинтересоваться, слышал ли старик что-нибудь о такой штуковине, как «эволюция», все же сдержался. – Твари эти и внешне, и нравом своим словно опровергают всякие законы природы, они будто выпрыгнули из чьих-то кошмаров. Они – явно порождения Темного бога. Есть подозрение, что некоторые из них даже разумны.

– А что насчет Топи, о которой упоминал Элаторх?

– Топью ее назвали мы, и это на самом деле болотистый участок суши, хотя такая характеристика не слишком точна. Когда говорят «участок суши», то подразумевают, что этот участок – просто кусок земли. Топь же… как бы невероятным вам это ни показалось, Топь – живая. Во-первых, она растет. Во-вторых, видоизменяется – и видоизменяет тех существ, которые туда попадают. А также порождает новых, своих, которых раньше в Нисе не существовало.

– Поэтому вы считаете, что она живая? – уточнил Журский.

– Когда вы увидите ее, то поймете, почему я так говорю.

– Ладно, предпочитаю поверить вам на слово. Итак, Топь, живые существа неизвестной природы, наконец – Темный бог. Ах да, еще созвездия, поменявшие свое положение на небе. И чтобы разобраться во всем этом, вы решили вызвать Создателя.

– Если не Он, то кто же тогда сумеет спасти мир?

– Максим…

– Подожди, Денис. Скажите, Мэрком, вам никогда не приходила в голову мысль, что ничто не бывает статичным? «Все течет, все меняется», говорил один наш мудрец. Понимаете? Не исключено, что то, чего вы так боитесь, всего лишь перемены. Не к лучшему или к худшему, просто перемены. Естественные.

– Это на самом деле перемены. Но они не естественные, вот в чем дело! Впрочем, давайте не будем торопиться с выводами. Сегодня я всего лишь рассказал вам о кое-каких аспектах… проблемы, назовем ее так. Думаю, со временем у вас появится возможность составить собственное мнение о происходящем. Тогда мы вернемся к нашему разговору, а пока что, – Мэрком поднялся и обвел руками комнату, – располагайтесь. Завтрак вам занесут примерно через полчаса. Если что-нибудь понадобится, вот колокольчик на стене, позвоните, и слуги поднимутся к вам.

Вслед за мудрецом поднялся и наследный эльф, так за время разговора и не сказавший ни слова.

– Отдыхайте – и когда сочтете возможным, позовите меня, чтобы я продолжил вводить вас в курс дела.

– Ну, – сказал Журский, когда они остались одни, – ну ты и придумал мир, ничего не скажешь.

– Ты не веришь всему, что он рассказал.

– Верю, очень даже верю. И именно поэтому, дружище, собираюсь взять тебя подмышку и сбежать отсюда обратно, в наш уютный, рутинный, но такой безопасный мирок!

4

От Максима этого следовало ожидать – этого или чего-нибудь подобного.

– Подожди, не суетись. Я понимаю, что Мэрком наговорил больше, чем ты способен «заглотить», но…

– Ты не понимаешь, Денис. Ущипни-ка себя за руку. Ущипни-ущипни, не жалей! Больно? Больно. Если б сильней, небось и кровушка б твоя пролилась. А то, что нам здесь с тобой твой мудрец семисотлетний рассказывал, отнюдь не сюжет книжонки a la Толкин. Темный бог – кем бы он ни был – явно покруче нас с тобой будет, если способен заколдовать целую страну драконов. Ну, обо мне-то вообще речь не идет, я тут так, в роли Спутника Главного Героя, но ты, Денис, если не забыл, являешься Создателем этого мира. Ты ж этих драконов сотворил, так? Ну вот, а он их сумел поработить. Из чего я делаю (может, не спорю, несколько скоропалительный) вывод о том, что Темный бог могущественнее тебя. Тварей напридумывал – это ладно, их вон пускай твои эльфы отстреливают… кстати, у них хоть луки или арбалеты имеются? О, это чудесно. Вот из них пускай и отстреливают. Но Топь… но созвездия… Денис, мне почему-то кажется, что ты давно уже разучился передвигать созвездия…. даже если когда-либо умел. – Журский выставил перед собой ладони, защищаясь: – Нет, не горячись, выслушай. Я ни минуты не сомневаюсь, что ты сам свято веришь в рассказанную тобой историю про то, как ты создавал Нис. Но… Был такой термин, сейчас его, кажется, стали реже использовать – «визионерство». Суть его заключалась в том, что кто-то по тем или иным причинам сознанием своим «протыкал» границу нашей реальности и «взирал» на другую реальность. А потом все «завизированное» описывал.

– Я понимаю, о чем ты…

– Денис, допуская то, что возможности человеческие до конца не исследованы и приближаются к показателю «бесконечность», все-таки представить тебя, себя, да кого угодно в роли создателя реально существующего мира!.. извини, не могу. Фантазии не хватает. Проще уж предположить, что когда ты лежал в больнице и бредил о Нисе, ты…

– …"проткнул» границу нашей реальности и стал «визионером», – Денис даже не пытался скрывать горечь в своем голосе.

– Согласись, это звучит более похоже на правду.

– Для тебя – да. Для меня – нет. Между прочим, они ведь меня узнали – и Элаторх, и Мэрком…

– Вот-вот, «узнали». А скажи мне, Денис, ты, когда прошлый раз здесь был, как выглядел? Неужели, таким же взрослым и представительным, как сейчас?

Журский поднимается из-за стола и шагает по комнате – кажется, совершенно бесцельно. Как будто дает приятелю время осмыслить сказанное и поискать ответ на заданный вопрос. А он, мол, разомнет пока «затекшие члены». Вот шагнул к письменному столу, что у окна, выглянул в набирающее мощность утро, качнул головой, словно удивляется: смотри ж ты, и здесь солнце так же ярко светит, кто бы мог подумать!.. Присел у неразожженного камина, даже внутрь по плечи залез, то ли в поисках не до конца сожженных тайных документов Мэркома, то ли собираясь через дымоход подстрелить на завтрак утку-другую. Поднялся с колен, отряхнулся как ни в чем не бывало, вопросительно взглянул на Резниковича: чего молчишь?

– Конечно, я тогда был другим, – признает Денис. – Только, знаешь, каким я был, сказать тебе не могу. Не знаю. Это как во сне – ты ведь во сне редко в зеркала смотришься, правильно? Вот и я… Я просто был самим собой. А как я выглядел – спроси у Мэркома или у кого-нибудь еще из Нерожденных.

– Ладно, думаю, ты и так понял, к чему я веду, – а сам все шагает по комнате, взыскательно оглядывает стулья, открыл одну из дверей, заглянул в соседнюю комнату, закрыл дверь, теперь гобелены рассматривает.

– Да понял, конечно. Но все равно… Ведь они помнят меня, помнят, что и когда происходило. Нет, Макс, ты перегибаешь палку.

– Ничего подобного! Может, у них «ложная память» какая-нибудь сработала! Ты заметь, что твой разлюбезный Элаторх, встретивши в лесу мальчишек, опознал тебя по фотографии на книжке. Кстати, все время забываю спросить, это ты сам выдумал им такие имена? – рассеянно спрашивает Журский, теребя краешек одного из гобеленов, пробуя ткань на ощупь, словно приценивается.

– Да. Согласен, глупо получилось…

– Это почему же?

– Да потому! Знаешь, это ведь только в современных фантастических романах появилась такая мода – давать героям имена, составленные «от фонаря». Сейчас уже мало кто помнит, что настоящее-то имя всегда что-нибудь означает, что никогда имена не появлялись в результате простого подбора гармонично звучащих слогов, что всегда в имени был некий смысл! А то и несколько смыслов, наслаивающихся один на другой, когда самый верхний – явный, а остальные – скрытые, но от того не менее значимые.

– Например, «Денис», – подхватил Журский. – То бишь, ДЕмиург НИСа. Неплохое совпадение, а?

Резникович засмеялся:

– А что, вполне может быть. Видишь, ты сам подбираешь доказательства того, что я все-таки тот, кем меня здесь считают.

– Вообще-то мы очень уж далеко забрались от начала нашего разговора, – заметил Максим. – Даже если ты и впрямь – создатель этого мира, то скажи мне, как ты намереваешься выполнить свой долг, то бишь, устранять все те «неполадки», о которых тебе рассказал Мэрком?

– Не знаю. Но я ведь в ответе за тех, кого создал, так?

– Это не решение проблемы.

– Прости, но ничего другого я тебе сказать не могу. Надеюсь, пока не могу.

Журский жестко взглянул на него и покачал головой, то ли жалея, то ли удивляясь.

– Зато я могу тебе кое-что сказать. Я тебя, Денис, отлично понимаю: мир мечты, детство и так далее. Понимаю. Но. Дела здесь творятся недетские и даже на нас, взрослых мужиков, не рассчитанные. Надорвем животики, обязательно надорвем – и не от смеха. Сила печатного слова, конечно, штука серьезная – а слово печатное нас с детства учит, что нет занятия во вселенной более достойного и приятного, нежели спасать миры. Хотя кому я рассказываю, ты ж сам не раз о таких вещах писал, а я тебе – «печатное слово»! Только вот что: я еще не готов к роли спасителя миров. У меня жена и дочь в другом, моем мире остались. И ты, наверно, тоже не святым отшельником живешь. Да ладно! был бы хоть малейший шанс на то, что нам удастся что-нибудь сделать – тогда я понимаю! А так… Подыхать ни за понюшку табаку…

– Почему ж именно подыхать?

– А ты что думаешь, тебя посадят во дворце, на злотистом, на тронце – и будешь оттуда приказы отдавать? Сомневаюсь! Твоим приятелям эльфам по семьсот лет, если не больше! И они не могут справиться с тем, что происходит. А ты выйдешь в чисто поле, подмигнешь звездам – те мигом на прежние места станут, еще и извинятся; глянешь на Топь – она и скукожится, высохнет; зыркнешь на тварей Темного бога – исчезнут; ну а коли сам Темный против тебя выступит – ты его за шкирку и к ответу, мол, чего по чужим мирам шастаешь-балуешь?! – а он тебе в ноженьки бухнется: прости, господин, не знал, не ведал, на кого батонище свой черствый крошить посмел?! Так что ли, по-твоему, все будет?! – Журский почти вплотную подошел к Денису и невесело усмехнулся: – Нет, любезный, так не выйдет, так не будет, дорогой!.. И не взгреют, и не в утиль сдадут – мокрого места от тебя не оставят… и от меня заодно. Стоп! Только не нужно предлагать мне вернуться обратно одному. Не нужно! Во-первых, я ни в жизнь не соглашусь тебя здесь оставить – хотя бы потому что когда-то давно ты рискнул ради меня своей жизнью… вот такой каламбур выходит… Ну а во-вторых, представь, что твои хмыри долгоживущие связывают меня по рукам и ногам, не спросив моего мнения – или даже спросив и связав после того, как выслушали, – и волокут к Кругам Эльфов. Запихивают обратно в наш мир, ты же машешь мне ручкой и остаешься. И что дальше? Назавтра является ко мне наряд ментов и нежно так вопрошает: скажите, уважаемый, вот вы вчера в лес уходили вчетвером, а вернулись втроем; куда четвертый делся? И я им давай про тоннели между мирами рассказывать…

Представляешь? То-то!

– Что же ты предлагаешь?

– А предлагаю я, Денис, следующее. Мы сейчас оставляем здесь все свои вещички (их не так уж много и они не настолько дороги мне – думаю, и тебе тоже) и идем вроде как прогуляться. Прогуливаемся мы до Кругов – где и уходим обратно в свой мир. Ну а на столике этом, если хочешь, оставим записку: «извините, возложенная на нас ответственность слишком велика, не справимся» и все такое.

– Думаешь, так просто получится уйти? Неужели, по-твоему, никто бы тогда не шастал между мирами, если б…

– Но попытаться мы должны! Обязаны, понимаешь, попытаться! Ух, вашу… Достали эти добрые самаритяне! Слушай, ты-то откуда эту заразу подхватил, которая альтруизм называется?!..

– Угомонись, Макс. От тебя, наверное, и подхватил, – Денис положил руку на плечо друга: – Ты же первый вызвался идти сюда со мной. Я тебя не звал. …Ладно, хватит. Хочешь уйти – пошли. Ты, в конце концов, прав: я здесь не из-за них, а из-за себя.

Конечно, на самом деле все было по-другому. Но Журскому и впрямь следовало вернуться обратно, к семье. А раз один он уходить не хочет, придется Денису прогуляться до Кругов вместе с ним. Ну а там…

«В другие миры попадают не для того, чтобы тут же сбежать из них», – невпопад подумалось ему откликом какой-то другой, полузабытой фразы.

5

Выпустили как-то очень уж легко, что не могло не вызвать у Журского вполне закономерных подозрений. Ни один из слуг в башне не задал им вопрос, куда, мол, идете и что это вы намерены делать и т.д. Ни один вообще ничего не сказал; все изо всех сил пытались изобразить почтительную слепоту во взоре

– и отчаянно переигрывали, ибо косились вслед двум «гостям», аж жалко становилось бедняг-эльфов. То же и на выходе – двустворчатые двери, правда, уже закрыли, но когда Журский объяснил пробегавшему мимо слуге, что «гости изволят выйти прогуляться», тот понятливо кивнул и повел их к двери черного, а скорее всего – обычного входа; те же, которые «двустворчатые и массивные», явно предназначались для особо торжественных случаев или для протискивания в башню крупногабаритных мензурок для экспериментов Мэркома.

Прежде чем выйти во двор, Максим решил снагличать – и сообщил слуге, что они идут в сторону Кругов, мол, забыли там какую-то безделицу, обронили в спешке – а безделица-то дорога как память… Ну и вообще хочется свежим воздухом подышать, так что если хозяин будет спрашивать, передайте, что отлучаемся, но ненадолго, максимум на часок. И кстати, любезный, если не затруднит, распорядитесь, чтоб к этому времени к нам в комнаты подали чего-нибудь позавтракать; а вещи пускай не трогают, мы сами распакуем, когда вернемся.

– Ну ты жук! – восхищенно прошептал Резникович, когда они миновали хиленькую оградку и выбрались на тропинку, где их никто не мог услышать. – Так задурить голову бедняге – это уметь надо!

– Это-то я умею, – ворчливо отозвался Максим.

«А вот миры спасать – уж извини, старина», – но этого он вслух не сказал. Незачем в чужие раны раскаленным прутом тыкать.

– Ну что, пошли к Кругам?

Они молча зашагали по дороге, ровной, заметной – и захочешь – не заблудишься.

– Послушай, ты что, замерз?

Журский недоуменно уставился на приятеля, и тот объяснил:

– Ты же дрожишь, как будто только что вылез из полыньи. Дать тебе куртку?

Максим покачал головой:

– Спасибо, не нужно. И так скоро будем дома – там и отогреюсь.

На самом-то деле он знал: никакая куртка не поможет. Только сейчас он понял, насколько перепугался того, что с ними произошло – и, собственно, происходило до сих пор. Когда ребенок рождается, покидая утробу матери, оставляя тот уютный мирок к которому привык, – он кричит от ужаса перед неизвестным «нечто», представшим перед ним. Точно так же готов был сейчас заорать и Максим. Кажется, он даже меньше перепугался в прошлый раз, когда вместе со своим дядей, Дениской и еще несколькими людьми попал в «параллельное измерение « – а ведь тогда его жизнь подвергалась не меньшему риску.

«Вот странно: обычно, когда в книгах пишут о таких случаях, герой только и делает, что восхищается да радуется увиденному. Мне бы тоже, наверное, следовало. Ведь глупо же…» Он оглянулся: невероятных форм и размеров растения окружали дорогу. Раньше он видел их только на рисунках про доисторические времена да в экранизациях a la «Парк юрского периода». Теперь, что называется, узрел воочию. И куда же подевалось то ощущение романтики, которое возникало прежде, стоило лишь посмотреть на рисунок с каким-нибудь «динозавровым папоротником»? Никакой романтики – одно лишь чувство чуждости, опасности, таящейся в этих листьях и стволах.

«Да ты, никак, ксенофоб, дружище!» – впрочем, было несмешно.

Что же до эльфов… выглядят они как люди, поэтому сложновато поверить в рассказы Мэркома о его семисотлетнем возрасте. Глаза? Да, в глазах что-то такое есть, и нутром чуешь: «правда», но разум отказывается принимать такое. Может, они еще и колдовать умеют?!.. «Драконы. Здесь и драконы водятся. Эти точно на людей не будут похожи». Но нет, доводить дело до такого Журский не собирался, драконы – это уже перебор. У него семья, ему с такими воспоминания будет сложновато жить. Кое-кто, конечно, не задумываясь поменялся бы с Максимом местами – рыцарь Александр Сергеевич, например, – но Журский никогда эскапизмом не страдал, вот как в детстве переболел, так с тех пор и не думал даже. Его место – в зоопарке, в экспедициях, там, где он чувствует себя собой.

– Ты чего раскис? – обронил Резникович.

Максим аж обалдел: это кто кого утешать должен?!

А приятель продолжал:

– Если из-за дочки переживаешь, то зря. Я хоть с ней всего полдня знаком, но видно же – девочка самостоятельная, боевая. Ничего с ней не случится. Да и рыцарь наш – вполне приличный паренек. Если что-нибудь…

– Да перестань, Денис, я не по этому поводу.

Тот замолчал, пожав плечами, мол, как скажешь.

Но Журский ничего сказать не успел, поскольку они уже пришли к Кругам.

Менгиры по-прежнему тянулись к небу, здесь почти незаметному из-за обилия зелени. Максим мысленно сравнил их сперва со старым проржавевшим капканом, готовым вот-вот цапнуть вас за ногу, потом – с челюстями какого-нибудь гигантского «-завра», наконец посмеялся над собственной банальностью и кивнул в сторону камней:

– Ну что, погуляли и хватит?

Слова получились не веселыми, а скорее жалкими, звучавшими заискивающей попыткой оправдаться. В этот момент Журский был противен сам себе – и в то же время знал, что не отступит. Жена и дочь важнее, чем собственное душевное спокойствие.

– Идем?

– Макс, посмотри!.. – приятель шептал так, что Максима передернуло.

Он обернулся. Резникович тыкал пальцем куда-то в траву, что росла возле самой дороги.

Подбежал, глазами отыскал нужное – и отшатнулся.

Капли крови на листьях, они же – на чем-то белом, что флагом о капитуляции виднеется невдалеке. Журский подошел поближе и поднял с земли платок, заранее зная чей он.

«А ты говоришь, – подумал отстраненно, – „девочка боевая“. Да уж, куда боевитей!.. Только где мне ее теперь искать, мою „самостоятельную“?..»

Киллах о воспитании

– Ведь опять врет, – недовольно ворчит из темноты кто-то из слушателей. – Избавитель, ну скажи же…

– Пусть, – отмахивается тот. – Не мешайте.

Килларг благодарно кивает:

– Твоей мудрости нет предела. Равно как и терпению. С вашего позволения, господа, я продолжу.

* * *

Итак, как уже говорилось, отряд кхаргов, посланных Голосом Господним за будущими воспитанниками, благополучно добрался до Гунархтора. Они подошли к городу утром, когда народу на улицах было еще не слишком много, и посему Желтоклыкий, главный среди носильщиков, направил своих кхаргов кратчайшим путем. Они добрались к холму господина Миссинца примерно через полчаса; но хотя время было раннее, у ворот уже толпились многочисленные просители.