Текст книги "Полезный Груз"

Рассказ четвертый. Касп

Юридиси. Ю-ри-ди-си. Ударение на втором слоге. Ю … РИ! … ди … си. Юридиси, тебе хорошо? Тепло? Сладко тебе, Юридиси? Томно?

Влага обволакивала, сочилась из пор, горячая, густая. Юридиси понимала, что спит. Она не хотела просыпаться – она осознавала, что радуется в первый раз за долгое время, и боялась, что радость кончится, если она проснется. Она не знала, от чего именно происходит радость. Было невыносимо приятно, и даже как-то грустно, от этой радости.

Теплая волна прокатилась по телу от шеи к пальцам ног, и за ней еще одна, после чего живот, бедра, ягодицы, половые губы – поймали эту волну, задергались, заметались, заворочались, и мощными толчками начали выбрасывать горячую влагу из тела, толчок за толчком, и влаги этой было очень много.

Юридиси открыла глаза, и снова их закрыла, и завозилась, поглаживая себя по груди, по половым губам, по животу. Радость не ушла – осталась, и даже усилилась. После долгого перерыва Юридиси снова почувствовала себя женщиной. На это она совершенно не надеялась, махнула рукой – и нынешняя неожиданность дополнительно усилила радость.

Юридиси выгнула спину, сделала глубокий вдох, потянулась – давно она не потягивалась. Откинула покрывало. И тщательно себя осмотрела, временами вздрагивая остаточно.

Волдыри на боках и на бедрах не проходили по понятным причинам – проточную воду следовало экономить, а протираниями поры не откроешь. Ногти на ногах твердые, неприятные. Ее это все время угнетало. Но может теперь пройдет? Кожа на коленках противная, шершавая. Волдыри на шее. Прыщи на лице. Прыщ на переносице. И привычная боль в спине.

Юридиси соскользнула на пол и потянулась к протертым неопределенного цвета «пижамным» штанам и такой же «пижамной» куртке. Влезла в штаны, чуть не упав – равновесие поддерживалось с трудом – накинула куртку, вышла в циркуляр, оперлась о стену, и некоторое время смотрела на «горизонт» циркуляра, туда, где пол, задираясь вверх, смыкался с потолком, который тоже задирался вверх, но медленнее.

Звунонепроницаемость дверей и стен циркуляра совершенно бессмысленна. После двух лет в пространстве, в удалении от Солнца, в одной кастрюле люди начинают чувствовать друг друга телепатически, духовно, спинным мозгом, и еще многими разными способами. Прямо по ходу, за второй дверью справа, совокуплялись. Не в первый раз. Первый раз был позавчера. Тогда Юридиси подумала было, что просто теряет рассудок. Но нет. Все правильно. Возможно половые функции возвращались ко всем выжившим, и возможно она, Юридиси, просто оказалась последней в очереди. Она прикрыла глаза. Совокупление началось только что. Еще не поздно.

Она толкнула вторую дверь и вошла.

Кларетт сидела на Грейви верхом и качала бедрами вверх-вниз, а Грейви лежал неподвижно, и только придерживал черную женщину за талию. Восстановился он явно не до конца, ему нужно было еще какое-то время, и поэтому на второй круг его не хватит – так показалась Юридиси. Она сдернула с себя пижамные штаны, подошла, и за волосы стащила Кларетт с Грейви. Кларетт завизжала и задергалась, а Юридиси с размаху залепила ей по уху, снова схватила за волосы, сжала кулак, и прицельно ударила дуру в глаз. Кларетт схватилась за глаз, осела на пол и отползла в сторону. Возможно она хотела доползти до угла, но не хватило сил, и она прилегла посреди помещения и свернулась в клубок. Юридиси по деловому влезла на банкбед, уперлась коленом, перекинула ногу, потеряла равновесие, оперлась рукой, восстановила равновесие, и схватила Грейви за не очень напряженный член. Поводив по нему рукой, она пихнула член в себя. Член начал твердеть, но медленно и неуверенно. Восстановление требовало времени. Грейви никак не отреагировал ни на драку, ни на смену женщин на нем. Глаза смотрели на Юридиси безучастно, и в нормальных обстоятельствах это помешло бы акту. Сейчас акту ничто не могло помешать. Юридиси продолжала себя в этом убеждать, поскольку до следующего оргазма оставалось ей всего-ничего, какие-то миллиметры, микросекунды. Лицо Грейви исказилось неприятной гримасой. Несмотря на усилия, уговоры, и даже поцелуи (вчера она была уверена, что как бы не сложилась жизнь в дальнейшем, она никогда больше не поцелует мужчину), Грейви ослаб, увял, притих, энергия ушла. Юридиси разозлилась, и эта злость ее обрадовала – злость после многих месяцев апатии. Я чувствую, я раздражаюсь, я радуюсь – я живу.

Что-то повернулось и замкнулось в ее мозгу – включилось что-то – и запахи помещения предстали ей во всем своем широком спектре, удушающие, невероятно густые, смрадные. Это не вызвало отвращения – а только порыв затаенной грусти. И вспомнился Дубстер. Почему Дубстер? Юридиси вспомнила почему. Она отерла правую щеку тыльной стороной руки, почувствовала отвратительную саднящую боль в прыщах на щеке, и сползла с Грейви. Встала.

Проходя мимо Кларетт, она увидела расползающуюся из под ягодицы долговязой дуры лужицу крови. Не может быть. Я ведь била ее в глаз. Нахмурившись, Юридиси попыталась сфокусировать мысли, и это ей удалось. Менструация. Незавершенный половой акт открыл в дуре шлюзы – годичное скопление плотских отходов вытекало на линолеум. Новый запах оказался мощнее всех остальных в помещении. И уж этот запах показался совершенно отвратительным. Юридиси обошла Кларетт полукругом и вышла в циркуляр.

Значит, у меня тоже скоро начнется, подумала она. Вся одежка будет в кровище. Из пятнадцати фильтров работают два, и те с перебоями, их нужно беречь. Драгоценную влагу нельзя тратить на то, с чем можно мириться. Возможно человечество так и поступает всю историю – когда не достает воды, сперва перестают мыться, затем стирать одежду, затем белье, и только после этого перестают пить. Нельзя переставать пить.

В пятнадцати метрах по ходу мигнула зеленая лампа вызова на связь. Во всех помещениях сейчас мигали эти лампы. В жилых помещениях мигание сопровождалось звуковыми позывными.

Юридиси решила проигнорировать сигналы, но вспомнила (вчера бы не вспомнила), что из всех выживших в данный момент лишь она одна способна – добраться до операторской, ответить на сигнал, переговорить с подонками на Земле. И что если она этого не сделает, и без того сложная ситуация усложнится дополнительно, и ей лично это совершенно ни к чему.

Она пошла в операторскую. Два раза по пути пришлось останавливаться и отдыхать. Дошла.

В операторской запахи наличествовали только остаточные. Выжившие проводили здесь очень мало времени. Полукруг с пультами мигал огоньками, как площадь в районе красных фонарей в провинциальном городе. Юридиси подошла к центральному вертящемуся креслу, укрепилась в нем, и потянула рычажок связи на себя.

– Айвенго, говорит Йоганнесбург. Прием. Айвенго, говорит…

– Прием, прием, – откликнулась Юридиси.

– Как слышите?

– Прекрасно слышим, красавец. Что нового, как дела?

– Юридиси Камбанеллис?

– Бывали времена, когда я выглядела привлекательнее.

– Почему не выходили на связь раньше, по программе?

– Забегались. Дела неотложные.

– Уважаю. Через пять часов у вас начинается изменение курса и торможение. Посему проверка готовности. Поправь меня, если ошибаюсь … Прием?

– Слышу, слышу.

– Кларетт Мейсон.

– Здесь.

– Манфред Жерве.

– Здесь.

– Юридиси Камбанеллис.

– Уехала к родственникам на викенд, но скоро вернется.

– Капитан Алекзандер Доувер.

– Все еще не работоспособен.

– Медикаменты абсорбирует?

– Абсорбирует.

– Хорошо, Юридиси. Значит, во время изменения курса в операторской будут трое. Вам следует всем делать абсолютно все … каждое движение … в соответствии с получаемыми инструкциями. Не хочу показаться занудным, но это так. Мне неловко лишний раз об этом напоминать, но это очень важно. Понимаешь, Юридиси?

– Понимаю.

– Включи видео.

– Не могу.

– Почему?

– Каждый джоэль на счету.

– Совершенно верно.

– Кроме того, я превратилась в инопланетянку, внешностью напоминающую, пусть и отдаленно, Медузу Горгону. На Земле к таким не привыкли. Боюсь тебя шокировать, Айвенго.

– Ничего, я привычный. Через пять часов двенадцать минут всем быть в операторской. Не опаздывать. Иначе пролетите мимо и влепитесь в Солнце вместе с грузом.

– Не грози, Айвенго. Груз нужен вам больше, чем нам. Нам уже за все заплачено.

***

Все в сборе. Включены дисплеи. Грейви, влажный, грязный, со спутавшимися остатками волос, с мутными глазами. Продолжающая буйно менструировать Кларетт. И Юридиси, в правом крайнем кресле. Пока что не начавшая менструировать.

– Левая пропулька, три с половиной градуса к правому борту, – говорят из Йоганнесбурга.

– Есть, – говорит Кларетт с подбитым глазом, в левом кресле.

– Траектория восемьдесят восемь.

– Да, – откликается Грейви в центре.

– Курс относительно каспа?

– Отклонение примерно восемь градусов, – подала голос Юридиси.

– Точнее, пожалуйста.

– Семь и девяносто три сотых … девятьсот тридцать четыре тысячных…

– Следующие три цифры, пожалуйста.

– Один, один, четыре.

– Принято, Айвенго. Слушайте внимательно. Пропульки восьмую, девятую и одиннадцатую выставите на пять и восемь десятых. Парус в том же состоянии, что и вчера?

Трое в операторской промолчали.

– Прием?

– Да, – ответила Юридиси.

– К сожалению, сделать ничего нельзя, Айвенго. Нужно чинить. Тросы с одиннадцатого по пятнадцатый необходимо укрепить. Послезавтра они должны быть в полной готовности, иначе по хутеням вы не попадете. Понятно?

Молчание в операторской.

– Я спрашиваю – понятно? – повысил голос Йоганнесбург.

– Понятно, – мрачно сказал Грейви.

– Тормозилки включите в назначенное время. После того, как изменится курс, выйдем на связь, и либо я, либо один из моих коллег, проинструктирует вас по поводу…

Все смолкло.

– А? – осведомился Грейви.

– Что-то происходит, – заметила Кларетт.

Проверили антенны. Антенны стояли на месте в рабочем состоянии.

– Нет связи, – заметила Кларетт, и Юридиси странно на нее посмотрела.

– Грейви, сбегай в соседнее помещение, – попросила она.

Грейви сполз с кресла и потопал вон, и вскоре вернулся с безучастным выражением лица.

– Везде одно и то же, – сообщил он. – Возможно грохнул распределитель. Не знаю.

– А выход в крутилку проверил?

– Да. Там шумно очень.

– А связь?

– Нет. Говорят тебе – нет нигде связи.

– Нужно чинить.

Грейви втиснулся в центральное кресло и затосковал.

– Правильно, – сказала Юридиси. – Нет времени. Сделаем, как нам велели, а потом…

– Тебя кто-то в капитаны назначил? – спросил Грейвз мрачно. – Такое событие. Шампанским, наверно, увлажнили, паштет из гусиной печенки поднесли.

– По необходимости принимаю решения, – сухо ответила Юридиси.

– Почему именно ты?

– Потому что я единственная, кому не все равно.

– Мне тоже не все равно.

– И мне тоже, – заметила Кларетт, ерзая и менструируя в кресло, и ужасно обиделась.

– Вот, вот. Посмотрите друг на друга. Вот поэтому.

– Можно также сходить в перчаточник … – начал Грейви.

– Сходи, – предложила Юридиси.

Грейви пожал плечами.

– Так вот, – Юридиси с некоторым напряжением поймала предыдущую мысль. – Сделаем, как велели, а потом займемся – ты, Грейви, займешься связью, а душка Кларетт напялит бальное платье и полезет в бесконечность – монтировать тросы.

– Почему я?

– Потому что в связи ты ничего не понимаешь, сколько тебе не объясняй, а инструмент в руках держать почему-то умеешь.

– А почему не ты?

– Потому что я буду сидеть здесь и координировать ваши никчемные усилия. И если кто-то из нас ошибется, мы либо влепимся в Солнце, как обещал нам Йоганнесбург, либо, как он подразумевал, залетим в касп без тормозов.

***

Душевая находилась в конце циркуляра – хотя «конца» у цирклуляра не было, он шел по кругу. Просто в этом месте кончались жилые помещения. Юридиси заперлась в кабинке. Ужасно хотелось есть, но она твердо решила сперва почиститься.

Встав перед «трубой», она скинула куртку и штаны, отворила заборник, макнула щетку, намылила, и тщательно растерла верхнюю часть тела. Затем снова намылила щетку, и растерла нижнюю, и осторожно ладонью прошлась по промежности. Щипало везде. Юридиси терпела, стиснув зубы. Отомкнув «трубу», она вступила в герметический тубус, затворила дверцу, и нажала спуск. Чуть теплые, не очень чистые струи ударили со всех сторон. Фильтр работал плохо, а как его чинить – никто не знал толком. Продувать, разбирать-собирать, менять какие-то части, лупить кувалдой? Юридиси подождала, пока вода не достигнет груди. Присела – вода поднялась до подбородка. Потерла себя тут и там. Включила слив. В считанные секунды вода ушла вниз, к фильтру. Юридиси вышла из тубуса, затворила его, взялась за рычаг механической колонки, и перекачала воду обратно в заборник. Снова зашла в тубус. Снова включила воду. Неприятно пахнущие мыльные струи окатили ее всю, кроме головы. Юридиси не стала дожидаться, пока тубус снова наполнится водой. Выключив подачу и снова нажав слив, она вышла из тубуса, намылила голову кремом, вытащила из настенного ящика бритву, и за три минуты сбрила короткий жесткий ежик с головы. Вытерла голову спиртовыми салфетками. Растерла полотенцем.

Судя по шуму под потолком и в стенах, время ее в душевой истекло. Мощные вентиляторы засасывали воздух вглубь фильтрационных каналов, отделяя влагу. Юридиси смахнула пену, состриженные волосы – и все, с чем пена и состриженные волосы смешались, с пылью, с отмершими клетками кожи, со спиртовыми салфетками – в «канистру». «Канистра» издала глубокий булькающий звук и тут же начала все принятое в себя шумно перерабатывать. Также над головой включился аппарат, который по идее должен был отделять углдерод от кислорода, и возвращать кислород в атмосферный наполнитель душевой – но не отделял и не возвращал. Строго говоря, его нужно было либо чинить, либо отключать во имя экономии энергетических ресурсов. Но ни у кого руки не доходили.

По соседству с душевой находилась кладовая. Выйдя голой в циркуляр, Юридиси толкнула дверь, бросила в бадью свою очень грязную пижаму, а из соседней бадьи вытащила «чистое» – такую же пижаму, но «обработанную». Обработана пижама была неважно, красовались на ней жирные пятна, черная полоса с внутренней стороны воротника, и прочая, и прочая, и остаточный запах пота пробивался через резкий запах хлорки. Не надевая пижаму, Юридиси направилась в кафетерий – помещение не многим просторнее кают.

Бортовой компьютер высчитывал рацион в зависимости от планируемой длительности путешествия. Порция оказалась больше, чем вчера. Очевидно смене курса сопутствовала переоценка компьютером материальных ценностей на борту. Юридиси вскрыла все консервы – банки из легких сплавов, тюбики из сверхтонкой и сверхпрочной пластмассы – и жадно стала питаться. Едой это назвать было никак нельзя. Содержимое консервов не отличалось вкусовыми качествами – никакими, и ничем не пахло. И выглядело – никак. Месиво и месиво. Гарантированная сохранность – пятнадцать лет, на пять лет меньше, чем «рекордные» пайки американской армии в пятидесятых годах двадцатого века. Кажется. Впрочем, кто их, американцев, знает. Может, наврали, может, несъедобно все. А это – съедобно, но не очень. Но сегодня все по-другому. Юридиси с аппетитом проглотила предоставленное. После этого она отсчитала себе порцию витаминов, две таблетки тридцатипроцентного антидепрессанта, и выпила литр отвратительной, вязкой, ржавой на вкус воды, не боясь, что ее вырвет. Приняла таблетку «содействия», чтобы все, что внутри, переварилось с максимальной пользой.

Понюхала пижаму. Хлоркой пахло меньше, только потом. Надела пижаму.

***

Смена курса не обошлась без приключений – Грейви начал истериковать и сомневаться во всем подряд, в том числе в правомочности теории каспа и компетентности Йоганнесбурга.

– Размазня, – сказала ему Юридиси. – Если это тебя утешит, то – тебя и делать ничего особенного не просят. Все как всегда у тебя в жизни. Когда ты с дружками магазин грабил, тоже ведь стоял себе в сторонке с пушкой, пока остальные деньги из сейфа выковыривали.

– Тебе какое дело? – возмутился Грейви.

– Стоял в сторонке, молчал. А выстрелил только когда тебя сзади толкнули. По ошибке. Повязали тебя за убийство, и так бы ты и торчал в тутумнике, если бы дружок в лотерею не затащил. Делай, что велят. А если не согласен, так ночью я к тебе приду с отверткой и вставлю ее тебе в ухо с размаху. Понял?

– Ты меня не пугай, – огрызнулся Грейви. – Отверткой я и сам могу, тебя, превентивно, и ночи ждать не буду, если тебя это утешит.

– Не можешь. Те, кто могли, либо в отсеве остались, если притворялись плохо, либо там, далеко, – она махнула рукой в неопределенном направлении, – во благо населения. Так что вякай умеренно. Абсорбировал?

Грейви заворчал невнятно и отвернулся. Пропулька, не желавшая вставать под нужным углом, в конце концов приняла правильное положение, катализатор синхронизировали на славу, и корректировка курса закончилась благополучно. Грейви вооружился инструментами и выступил на поиски неполадок в системе связи. Кларетт пошла облачаться в бальное платье. А Юридиси, дополнительно перепроверив все данные, потушила лишние экраны и некоторое время посидела в кресле, закинув ноги на пультовую полку.

***

Поев, помывшись, и вооружившись трайдентом, разводкой, паяльником, пятью детекторами, и шестью отвертками, Грейви выступил на починку связи. Четыре дублирующие друг друга доски расположены были по длине циркуляра на равном расстоянии друг от друга. Прозвонив третью доску, Грейви наконец сообразил, что грохнул матерник возле крутилки. Следовало ретироваться в операторскую, не обнаружить там Юридиси, сделать вылазку к ней в каюту, и там сообщить ей, что следует остановить крутилку на некоторое время. Ее в любом случае нужно остановить – с крутилкой в действии Кларетт не вылезет наружу. Грейви поперебирал в уме возражения против этого плана.

Неизвестно, смогут ли они крутилку остановить, а если остановят – смогут ли снова запустить. В прошлый раз запустилась чудом. Без крутилки не будет гравитации, а до хутеня еще пилить и пилить, и не хотелось бы в дополнение к уже имеющимся проблемам, неприятностям, болячкам, страхам иметь невесомость и потерю мышечной и костной массы и, возможно, выпадение оставшихся зубов и волос. А также потерю оранжереи, в которой без гравитации ничерта не растет, сколько не удобряй. Вопрос – стоит ли риск невесомости на три месяца проверки матерника в узле связи возле крутилки – поскольку с большой уверенностью можно сказать, что это именно матерник грохнул, а не проводок отделился от клеммы. Дело в том, что запасные матерники остались на Ганимеде, и виноват в этом именно он, Грейви. А остальные выжившие ничего не знают, даже прикрученный к стояку в своей каюте капитан. Начнут спрашивать – куда делись запасные. И обязательно заподозрят. И так всю жизнь. Всегда Грейви в чем-то подозревают.

С крутилкой вопрос решился сам собой – Грейви специально медлил. Кларетт полезла на выход, Юридиси выключила. Ровное гудение крутилки нарушилось, забасило, погустело. Грейви заспешил к люку, распахнул его, и втиснулся в узкий тоннель. Гравитация убывала быстро, и вскоре Грейви пришлось вспоминать и подготовку, и время, проведенное на Ганимеде. Несколько раз он ударился головой о стену тоннеля, затем выронил все отвертки и долго не мог их поймать. В конце концов он добрался до поворота, отворил люк, и вырулил к матернику. Отомкнув дверцу, он с огромным облегчением увидел свешивающиеся с панели два проводка. Подсоединив паяльник, он поставил проводки на место и передвинул фуз. Мигнули контрольные лампочки.

– Рубка, говорит Жерве. Рубка, откликнись.

– Починил? Ну молодец! – удивленно откликнулась рубка голосом Юридиси.

В этот момент на панели что-то щелкнуло, сверкнула искра, и связь исчезла. Ругаясь сквозь зубы, холодея, Грейви осмотрел панель. Нет, ему определенно везло сегодня! Ничего страшного! Сгорели шесть предохранителей сразу – и черт с ними! В кладовой этих предохранителей – тонна. Нужно добраться до кладовой, вытащить предохранители, вернуться, и вставить.

– Нет, не починил, дура толстожопая, – объяснил Грейви потухшей панели. – Но скоро починю, чтоб тебе лопнуть, блядища, хонница.

Мелочи это все. Главное – мне двадцать шесть, и у меня стоит хуй. Я уж думал – прощай будущее. А тут вот какое дело. Мы это обсуждали, обсуждали … с ребятами … И что же – Дубстер оказался прав. Не у всех, не всегда, но у многих зависит всё от Солнца. Как далеко от Солнца. Незаменимый источник примоэнергии. На Земле меня ждут два миллиона звякалок, настоящих, вечноразменных, обеспеченных – и свобода. Куплю себе хутень в теплых краях, у прибоя, и переебу всех женщин в округе. Чтобы каждую неделю была новая женщина. Или две женщины. Всех возрастов и рас, всех телосложений, всех типов. Жрать буду только самое лучшее, пить тоже.

Однако нужно чинить, чинить … Починю, починю. Главные трудности позади. Я герой и спаситель суверенной страны и ее друзей. Во имя благосостояния человечества обеспечил я идиотов топливом на год вперед. Правда, есть одна заминка – капитан сидит там у себя, связаный. Все записывающие устройства у него в каюте я вывел из строя в самом начале заварухи. Это было необходимо, иначе мы бы все погорели. Капитан до Земли не добирается. Мы держим его на тот случай, если он нам понадобится в качестве технического консультанта. Так мы решили, не сговариваясь. А потом пошли спать, и проспали двое суток, и проснулись в полной апатии. Мы и раньше были в полной апатии, но какие-то промежутки наличествовали, когда нужно было что-то делать, и воля к жизни нас будила. А потом снова проваливались в апатию.

Грейви пихнул отвертку в кожух на поясе, развернулся, ударился плечом о стену, чудом избежал таранного удара лбом в панель – удар этот повредил бы ее перманентно – и нырнул вниз, к люку.

***

Кларетт очень тщательно, как учили, натянула, приладила, пригладила, застегнула, засупонила, задраила белый скафандр. Проверила, как учили, мунштук, подачу кислорода, прожектор. Проверила трос на поясе. Все элементы экипировки отозвались безупречно. Кларетт присела у двери и стала ждать, когда остановится крутилка. Она совершенно забыла, что когда крутилка останавливается, начинается невесомость. Начавшаяся невесомость слегка ее шокировала. В паху разлилось тепло. Если так будет продолжаться, подумала Кларетт, из меня вся кровь вытечет. И я стану бледной как белые люди, а глаза станут прозрачные, и я буду всех пугать в темноте.

С первого раза люк открыть не получилось, и Кларетт, неловко зацепившись за створку и дернувшись, отплыла от люка метров на пять. Вспомнив инструкции поведения в невесомости, она снова приблизилась к люку, осторожно его отворила, и заползла в трубу. Проследовав до поворота, Кларетт повернула налево, потом вспомнила, что нужно поворачивать направо, развернулась, и вскоре уперлась руками и лбом в люк выходной камеры.

Сперва она нашла кольцо, за которое следует цеплять трос. Зацепила. Затем, точно следуя инструкциям, нажала нужную кнопку (оранжевую) и повернула рычаг (белый). И стала ждать. Насосы напряглись и высосали из камеры воздух. Скафандр среагировал увеличением давления. Затем прошло еще двадцать секунд – ровно двадцать – и выходная створка поехала влево. Кларетт перепугалась, хотя все было, вроде, правильно. Осторожно оттолкнувшись, она доплыла до выхода и, держась за край створки, выпросталась в открытое пространство.

Невероятное множество очень ярких звезд, очень красиво. Освещенная этими звездами поверхность нашей кастрюли. Вон пропульки, рядком, вон грань крутилки, а дальше – прицепом – груз. Темная поверхность.

Кларетт проследовала к корме, держась за скобы в корпусе. Затем повернула налево – там была дорожка из скобок, и первый ряд креплений тросов. И вот одиннадцатое крепление. Она еще раз убедилась, пересчитав крепления, показывая на каждое из них рукой.

Кларетт отстегнула от бедра кейс с магнитным дном и поставила на поверхность. Открыла. Вынула ключ, подключила с питанию. Простукала крепление.

Трос держался прочно, закрепленный в глубине обшивки. А вот напрявлялка, у самой поверхности, сильно пострадала. Четыре болта вырваны с корнем, клочья металла торчат в разные стороны. Кларетт вспомнила, что это очень опасно – рваный металл. Порежешь скафандр – умрешь. Но она не испугалась. Ей ведь не велели резать скафандр. Вот она и не будет его резать. И не умрет.

Работая кусачками, плоскогубцами, отверткой, и ключом с элетропитанием, Кларетт привела повержденное место направлялки в приемлемый вид. Затем вытащила из кейса электроклепалку, прицелилась, и поставила ее точно над центром направлялки. И нажала пуск. Почувствовав коленом вибрацию, Кларетт отвела рычаг клепалки в сторону и отодвинула аппарат. Получилось очень красиво, ровно. Удовлетворенно кивнув самой себе, Кларетт передвинулась к следующей направлялке – двенадцатый трос.

Ей начало нравиться. Выровняв еще четыре направлялки, Кларетт поискала глазами шестую, последнюю. Шестая, последняя, отстояла от нее метров на двадцать. Сложив инструменты в кейс, закрыв его аккуратно и пристегнув к бедру, Кларетт двинулась к шестой направлялке – скоба за скобой. За пять метров до места назначения она почувствовала, что трос на поясе натянулся и дальше не пускает.

Ничего страшного. В пространстве нет ни высоких волн с пенными гребнями, ни колдобин, ни крутых поворотов. Не качает, не бросает. Ровно так висит себе кастрюля. То есть, она не висит, конечно же, а летит, причем очень быстро – но на глаз это не определить. Ветра нет. Звезды стоят себе на месте – яркие, очень красивые. Вообще очень красиво кругом, когда успокоишься. Какие они все-таки яркие, эти звезды! Как эта стерва меня давеча с Грейви стащила, будто имела на это право, сука. Ну, ничего, мы своего не упустим. Она ведь в некотором роде хорошая, Юридиси наша. Оторва, но хорошая. Лицо теперь больно морщить, фингал здоровый получился. Ну, я ей прощаю. Черт с ней. Главное – живы, и, кажется, здоровы.

Трос вместе с поясом она укрепила на одной из скоб – просто намотала покрепче, а конец с зажимом сунула в намотанное – и пошла себе дальше по скобам к шестой направлялке. Сунула ногу в скобу. Отцепила от бедра кейс. Поставила, открыла.

Шестая направлялка оказалась повреждена больше других. Как же ее так умудрились разворотить, кто, где? Говорили – метеорит на Ганимеде. Какой такой метеорит – повредил шесть направлялок, а остальные не тронул? Он что, несколько раз бился в обшивку кастрюли, что ли? Врут, наверное.

Работая, Кларетт стала напевать себе под нос —

 
Поднялся он с места
И говорит – на-ко,
Возьми назад тесто,
Засунь себе в сраку.
Кругом стоят морды
В руках держа пики.
Какой роман бодрый.
Какой сюжет дикий.
 

Поворачивая осторожно последний болт, Кларетт задержала дыхание. И поняла, что болт идет слишком легко и останавливаться не собирается. То есть, сорвана резьба. Были бы в запасе болты чуть толще, она бы попробовала вогнать один в то же отверстие – вдруг сработает? Но все болты были одинаковые. Может, просто заклепать сверху листом? А вдруг не выдержит? И ее обвинят в том, что не выдержало. (О том, что, возможно, не успеют ее ни в чем обвинить, поскольку все погибнут, она не подумала). Нехорошо. А может, двойную заплатку поставить? Лист, а сверху еще лист, и вогнать клепок штук десять?

Первый лист лег гладко. Правда, отверстие направлялки частично закрыл, и пришлось его выгибать. Положила второй. Раз клепаем, два клепаем, три … нет, здесь нужно по-другому подобраться. Вот с этой стороны. Кларетт завозилась над клепалкой, переменила позу, и неожиданно поняла, что никакая часть ее тела не касается обшивки. То есть, кастрюля отдельно, а она, Кларетт, отдельно. Сперва стало интересно, но вдруг, еще до того, как она успела осознать значение свершившегося, невероятно мощный заряд адреналина парализовал ее полностью. Она в несколько приемов справилась с ним, сжала зубы, и протянула руку – и не дотянулась до скобы. Какие-то сантиметры.

Она попыталась сделать плавательное движение – как учили, в невесомости – никакого эффекта. Кларетт с ужасом увидела, что медленно удаляется от поверхности кастрюли. Очень медленно. Но удаляется. Она стала вспоминать, как следуют поступать в таких случаях. Вспомнила. Главное – создать движение в сторону корабля. С помощью … ракеты. Ракету она с собой не взяла. Ракет на кастрюле вообще не было никаких. Что остается? Кислородный баллон за спиной. Трубка подачи кислорода в скафандр. Вот трубка. Нужно набрать побольше воздуху в легкие, отвинтить трубку, и направить ее от поверхности кастрюли – и это создаст … чего-то. Пропульсию. Пропульсия – наш друг.

Отвинчивать трубку нужно вот в этом месте. Туго затянуто как. Кларетт было потянулась расстегнуть рукав и стащить перчатку, но вовремя спохватилась. Нельзя. Кислород выйдет, давление выйдет, холод войдет, помру. Отвинчиваем в перчатке. Вот, пошло. Легче. Еще легче. Нет, оказывается, это просто шайба на резьбе, для контролирования длины трубки. Плохо дело. Что еще можно придумать? Поскольку до поверхности уже метра полтора, и скоро будет два.

Кларетт потрогала шлем. Прожектор. Она нащупала крепление и отцепила прожектор от шлема. Махонький совсем. Проводки. Она просто вырвала их с корнем. Теперь нужно – нацелиться на какую-нибудь скобу на поверхности. Прикинуть, примоститься, и швырнуть прожектор в сторону, точно противоположную этой скобе. Поскольку всякое действие вызывает противодействие равное по силе и так далее. Вот только массы – моя и прожектора, фонарика сраного – очень не сходны. Очень разные. Но поскольку вокруг нет воздуха, значит нет и сопротивления. Может, это как-то компенсирует … разность масс. Последний шанс.

Кларетт заплакала.

***

В операторскую заступил Грейви и объяснил, что к чему – нужно менять предохранители.

– Времени не осталось, – сказала ему Юридиси, отрываясь от рассчетов. Проверяет, перепроверяет, и вид ужасно умный. Ни дать, ни взять – капитанша.

– Как это – не осталось? – спросил он.

– Так. До первого торможения меньше двух часов.

– Успею.

– Кретин.

– А где Кларетт?

– На кровле, где ж еще.

– Еще не вернулась?

– Нет.

– Сколько нужно времени, чтобы два болта ввернуть? Идиотка.

Юридиси некоторое время молчала, а затем включила сразу три экрана. Поводила стилом. Еще поводила, передвигая камеры, лучи, сигналы, инфракрасный датчик.

– Вот она.

Грейви вгляделся, и лицо его исказилось презрительной, раздраженной гримасой.

– Вот же пизда тупая!

– Лезем за ней.

Грейви подумал – не возразить ли? Зачем двоим-то? И решил не возражать. Подумалось ему – вот чушка эта кровящая подохнет там, в пространстве, улетит, будет болтаться труп, а ведь недавно была здесь, и вся влага кожная и подкожная, моча, кровь – все это вобрали насосы, абсорбировали, переработали в воду, отфильтровали – и я буду мыться всем этим, частью Кларетт, и пить, а ее уже нет. Как-то противно. Нужно идти спасать дылду. Пусть Юридиси берет на себя инициативу, черт с ней.