Текст книги "Осторожно, история! Мифы и легенды нашей страны"

Власть и народ

2 марта 1917 года император Николай II передал Александру Гучкову Манифест об отречении от престола. Трехвековое правление дома Романовых закончилось революцией, полным истреблением царской семьи и гражданской войной.

А ведь за три столетия до этого начиналось все максимально демократически для своего времени, когда 21 февраля (3 марта) 1613 года Земский собор избрал на царство Михаила Федоровича Романова, закончив этим Смуту и положив начало новой династии.

Конец XVI и начало XVII веков стали в русской истории периодом социального, политического, экономического и династического кризиса, получившим название Смутного времени. Начало Смутному времени было положено катастрофическим голодом 1601–1603 годов. Резкое ухудшение положения всех слоев населения привело к массовым волнениям под лозунгом свержения царя Бориса Годунова и передачи престола «законному» государю, а также к появлению в результате династического кризиса самозванцев Лжедмитрия I и Лжедмитрия II.

«Семибоярщина» – правительство, образовавшееся в Москве после свержения в июле 1610 года царя Василия Шуйского, заключило договор об избрании на российский трон польского королевича Владислава и в сентябре 1610 года тайно впустило в столицу польское войско.

Патриотическое движение под лозунгом избрания «исконного» государя привело к формированию в рязанских городах Первого ополчения (1611), начавшего процесс постепенного освобождение страны. В октябре 1612 года отряды Второго ополчения (1611–1612) во главе с князем Дмитрием Пожарским и Кузьмой Мининым освободили столицу, принудив к сдаче польский гарнизон. Земское правительство ополчения («Совет всей земли») начало подготовку к Земскому собору.

В начале 1613 года стали съезжаться в Москву выборные «всей земли». Это был первый всесословный Земский собор с участием посадских и даже сельских представителей. Число собравшихся в Москве «советных людей» превышало 800 человек, представлявших не менее чем 58 городов.

Земский собор начал свою работу 6 января 1613 года. Представители «всея земли» аннулировали решение предыдущего собора об избрании на русский престол королевича Владислава и постановили: «Иноземных принцев и татарских царевичей на русский престол не приглашать».

Происходили соборные заседания в обстановке ожесточенного соперничества различных политических группировок, оформившихся в русском обществе за годы десятилетней Смуты и стремившихся упрочить свое положение избранием своего претендента на царский престол. Участники собора выдвинули более десятка претендентов на престол. В разных источниках в числе кандидатов называются Федор Мстиславский, Иван Воротынский, Федор Шереметев, Дмитрий Трубецкой, Дмитрий Мамстрюкович и Иван Борисович Черкасские, Иван Голицын, Иван Никитич и Михаил Федорович Романовы, Петр Пронский и Дмитрий Пожарский.

Избрание в итоге на царство Михаила Романова просто обречено было покрыться толстым слоем мифов, как старый парусник ракушками. Здесь и государственный императорский заказ, и светлая вера самого народа в Царя-Батюшку, и вера еще самых первых демократов в чистоту и святость народного избрания. И, наконец, конечно, религиозные мотивы: за первым царем Михаилом Романовым не мог не маячить облик его отца, властного митрополита Филарета. Наконец, столь трагические для России времена, как Смута, и особенно выход из такого тяжкого периода, просто не могли не обрасти легендами.

Самый точный анализ избрания юного Михаила Романова дал Василий Осипович Ключевский – без всяких чудес, просто избирательный процесс, который только и был возможен по тем временам. Во многом он напоминал избирательный процесс, который нам хорошо знаком – да, спросили, конечно, и народ, были посланы по городам специальные люди, чтобы выяснить, кто из кандидатов людям больше нравится. Но это уже после того, как царя выбрали те, кто и имел в стране реальную власть – представители крупнейших боярских родов, лидеры победного ополчения и казаки, как наиболее подготовленная на тот момент военная сила.

В конце концов, решающее слово на выборах сказала группа поддержки рода бояр Романовых. Сам Филарет был тогда еще в плену у поляков, а будущий царь сидел в Костроме. Их поддержали и казаки, которые голосовали не столько за Михаила, сколько за митрополита. А народ просто спросили – не возражает ли он. Народ, естественно, не возражал. После голода и Смуты он был готов принять любого государя.

Наверное, трудно предположить, что в те годы могла быть какая-то более «продвинутая» демократия. Как могли избрать царя, так и избрали. Но интересно, что если посмотреть на те выборы повнимательнее, создается впечатление, что они положили начало многовековой традиции. Вообще, в той или иной степени в России словно намертво сохраняется монархическая форма правления, как бы она ни называлась – президентской республикой, социализмом или империей. Во главе нашего государства всегда есть такой человек, на котором словно бы все замкнуто. И трудно понять – это традиция, которую невозможно побороть, или просто еще один из российских мифов, поддающихся хладнокровному анализу и разрушению.

Конкретное название этому придумать непросто – моноцентризм? авторитаризм? или, может быть, даже тоталитаризм? – система, когда вся власть в руках одного человека. При этом совершенно неважно, как он зовется – царем, императором, президентом или генеральным секретарем. Главное, что вся полнота власти сосредоточена у одного человека, и он является «наместником Бога на земле» или «жрецом верховного культа», кем фактически и являлся Сталин. В терминах Александра Дугина это называется «идеократическое государство»: когда есть господствующая идеология и представитель этой идеологии является одновременно и государственным лидером. Можно говорить про «чучхеизм» в Северной Корее, про «аятолл» в Иране – это все связано с тем, что есть одна несокрушимая идеология, и тогда те, кто этой идеологии не следуют, являются, с одной стороны, еретиками, которых надлежит наказать, а с другой стороны, антигосударственными личностями.

С другой стороны, Россия эту фазу уже миновала, идеократией ее уже трудно назвать. Даже в современной нашей версии демократии – так сказать, «протодемократии элит», есть несколько групп влияния, некоторые, так или иначе, представлены в Думе и в региональных элитах, и между ними идет конкуренция. Конечно, многим людям, которые находятся во власти, хотелось бы законсервировать эту ситуацию, не допустить полноценной политической конкуренции, с вовлечением в нее широких народных масс. Для этого предпринимаются определенные усилия, в том числе создается политизированный миф, что страна окружена врагами и поэтому необходимо вновь сплотиться, чтобы дать им отпор.

Стремление создать новый мобилизационный миф определяется простыми, достаточно очевидными интересами людей, которые заняли властную вертикаль и не хотят проститься или даже просто поделиться преимуществами, которые она им дает.

Можно ли это назвать монархией? Конечно, уже нет. Другое дело, что в общественном мнении есть тяга к «сильной руке». Но общество вряд ли может четко сформулировать то, чего хочет. Например, когда говорят «Сталина не хватает» – это на самом деле не о Сталине мечта, а ощущение пустоты, слабости и неэффективности власти. Многим людям кажется, что новый Сталин был бы эффективнее, что он навел бы порядок. Это в значительной степени миф, самообман, но это реальная часть общественного мнения.

Что касается идеи монархии для современной России, то монархия, на самом деле, – это не хорошо и не плохо. Теория о том, что формы правления развиваются от патриархального родового строя, через монархию к коммунизму – это сильно устаревшая марксистская позиция. На самом деле это вовсе не так. Если вспомнить даже классиков политической теории, например Аристотеля, то он называл шесть форм правления, из которых три хороших и три плохих. Причем к хорошим он относил монархию, аристократию и демократию. А плохими формами он называл, соответственно, тиранию – то есть извращенный вариант монархии, олигархию – как бы аристократию в ее худшем проявлении, и охлократию – вырожденную форму демократии, власть толпы.

Поэтому, говоря об избрании Михаила Романова на царство Земским собором, не стоит иронизировать – в условиях 1613 года это была максимально возможная демократия. Скорее можно гордиться тем, что у нас царя избирали на некоем подобии Съезда народных депутатов. Ибо Земский собор, несомненно, был более представительным органом народовластия, чем британский парламент или французские Генеральные штаты той эпохи, которые к тому же никогда монарха не избирали. Этими выборами был создан хороший задел для развития демократических начал.

Российская империя на самом деле дала удивительные примеры как развития демократических институтов, так и строительства вертикали власти, которое чаще всего ни до чего хорошего не доводило – даже при самых благих начинаниях. Такую вертикаль, например, хотел построить император Николай I, которого в России прозвали «Николаем Палкиным». Он был честным офицером, действительно хотел как лучше, боролся с бюрократией и со взяточничеством. В семье его называли «Честный Ник», потому что он говорил правду, да и не готовился никогда быть императором, поскольку имел старших братьев. И тем не менее, он потерпел в жизни огромную неудачу, пытаясь построить новую эффективную систему управления с жестким подчинением. Ходили даже слухи о его самоубийстве из-за поражения в Крымской войне. Старший брат – Александр I ничего подобного «вертикального» не строил, а всю Европу прошел за два года. А Николай мучился тридцать лет, и в итоге потерпел фиаско – его система не работала.

«России без „сильной руки“ не быть».

«Не только Россия, а вообще никто не может без нее обойтись».

«Россия – огромная страна, очень трудно управлять ею. Власть должна быть жесткой».

«Российское государство без „сильной руки“ потеряет авторитет, накопленный веками».

«Нужна сильная рука, человек – Сталин – побольше жесткости».

«России необходима „сильная рука“ в лице независимого руководителя государства».

«Нужна сильная голова».

«Эти „сильные руки“ только убивать могут».

«Любое государство должно иметь умную голову и сильную руку, и только вместе».

«России нужен умный руководитель».

(Из комментариев к опросу о необходимости для России «сильной руки» на сайте «SuperJob»)

В вопросах развития демократии и государства надо очень четко понимать реальность. Власть находится в очень жестком и узком коридоре, и есть масса заданных факторов, в рамках которых власть должна держаться и не может резко и произвольно поворачивать вправо-влево. Это география, история, климат, традиции и прочее.

Например, можно представить себе демократию в бывшей Британской империи – миллиард человек Индостана и, собственно, сама небольшая Англия. Если все граждане обладают равными правами голоса, то индусы – чисто в силу идейных и национальных предпочтений – решительно проводят, условно говоря, Индиру Ганди в премьер-министры Великобритании. А та начинает проводить политику в той системе ценностей, в которой она выросла – в том числе с кастовыми предубеждениями, и так далее. В результате Британия становится придатком Индии. Конечно, такое развитие было бы абсолютно невозможным. Имперская система правления не может быть полностью демократической. И поэтому, когда в 1948 году распалась Британская империя, это было в некотором смысле прагматическим решением Великобритании. Потому что ей не хватало ресурсов, чтобы поддерживать развитие в той же Индии, не говоря уже про Африку – слишком много ресурсов надо было тратить на поддержание мира между исламской частью населения и индуистами.

Схожая ситуация в современной России. Если будет действительно свободное волеизъявление населения, например на Северном Кавказе, то вряд ли можно будет решить проблему сепаратизма. Есть также опасность прихода к власти религиозных радикалов, например ваххабитов. Нам необходимо отчетливо осознавать, что в Москве одни представления о демократии, а в странах с преобладающей исламской культурой и даже в исламских регионах – совсем другие. И любой руководитель России стоит перед тяжелейшим выбором – ведь если установить настоящую демократию, то очень легко получить совершенно не то, на что при этом рассчитываешь.

В силу этих опасений либо же для защиты своих групповых интересов, сейчас в России правящей группой продвигается так называемая «суверенная демократия», которая исходит из того, что народ еще «не дорос» до нормальной полной демократии западного типа. Что нашему народу нужна «сильная рука». Сам термин «суверенная демократия» появился для того, чтобы отгородиться от «оранжевых» процессов на Украине, которые были на прошлых президентских выборах (2004 года). Смысл его в том, что демократия может и должна быть своя, и не обязательно копировать западноевропейскую традицию в деталях, а тем более доводя ее до полного абсурда, когда трижды отменяются итоги выборов. По словам кремлевских идеологов, это совсем не означает недодемократию.

Другое дело, что электоральная стратегия или механизмы, заимствованные из Дагестана, где просто рисуют выборы, или из Чечни, где обеспечивают явку и в 100 %, и в 103 %, если понадобится, все больше распространяется на Москву и другие российские регионы. А проблема в том, что если един электоральный закон для всех территорий страны, то власть получает то, чего она больше всего боится – сильные, достаточно независимые самоуправляемые территории. Вот с этим власть никак не может согласиться, поскольку из прошлого унаследована именно такая система ценностей – что государственная цельность важнее демократии. От этого же и тоска по Сталину, потому что он решал эти проблемы «легко» – взял, и все «неправильные» народы выслал в Казахстан и Сибирь – «и никаких проблем».

Как вы считаете, нужна ли России «сильная рука»?

• Да, нужна – 65 %

• Нет, не нужна – 15 %

• Затрудняюсь ответить – 20 %

(По результатам опроса 1800 экономически активных граждан России старше восемнадцати лет на портале «SuperJob»)

При этом, хотя большинство, причем заметное большинство людей, высказывается за «сильную руку», авторитарное государство они в значительной своей части не имеют в виду – имеется в виду совсем другое: борьба с коррупцией, беззаконием и бардаком. Люди, которые говорят, что России нужна «сильная рука», на самом деле считают, что России нужна эффективная власть, которая добивается исполнения всех правильных теоретически решений. Если декларируется борьба с коррупцией, народ хочет, чтобы с ней действительно боролись и чтобы ее действительно побороли. Если говорится, что нужна модернизация, то люди хотят индустриализацию, модернизацию, компьютеризацию, и чтобы это было по-настоящему, по-честному, чтобы все это было сделано, а не ограничивалось только разговорами. Никто не хочет вернуть ГУЛАГ, НКВД, «воронки», расстрельные списки, «тройки», ЧОНы, переселение народов и все остальные истинные атрибуты настоящей «сильной руки», которые мы знаем по нашей истории.

Большинство людей согласится, что Уинстон Черчилль или Маргарет Тэтчер были «сильной рукой» для Британии или Рональд Рейган – для США. Но разумеется, это вовсе не то, что Иосиф Сталин или Иван Грозный. Сам Сталин в России вообще преимущественно мифологическая фигура. Ведь никто из тех, кто вспоминает о нем с ностальгией, не думает о том, что сам мог бы оказаться среди многих миллионов тех, кто стал жертвой сталинского порядка. Аналогичным образом некоторые говорят, что мечтали бы жить во времена Римской империи – красиво, по-имперски благородно, в древней демократии своего рода. Только желательно не рабом, конечно. Желательно, само собой, богатым патрицием.

Западные демократические страны часто вовсе не всегда такие, какими сами себя декларируют. У них много тяжелых проблем с демократией, равенством и справедливостью, о чем они сами много думают, говорят и пишут. Конечно, хоть и с крупными недостатками, но в тех же США есть демократия. Важно заметить, что эту демократию в США обеспечивает прежде всего сложная система сдержек и противовесов между ветвями и уровнями власти, а также свободная пресса. Это и есть два величайших достижения Америки за последние двести лет.

«Господа, наверное, уже всем известно, что в странах с устоявшейся демократической формой правления жизненный уровень и качество жизни значительно выше, чем в странах с авторитарной и тоталитарной формами правления. Зная это, я не могу понять, почему россияне практически добровольно отказались от уже завоеванных свобод».

(Из комментариев слушателей радио «Эхо Москвы»)

Есть система ценностей, в которой воспитано множество людей. Распад Советского Союза для большой части населения стал очень болезненной травмой. И когда началась пропаганда, что надо укрепить страну, надо усилить власть, и тогда мы «поднимемся с колен» – на эту риторику многие люди отреагировали и откликнулись. И это было неизбежно на самом деле, поскольку всегда после революции бывает либо реставрация, либо реакция. Просто потому, что сохранились устойчивые системы ценностей, которые были еще и до революции. Сейчас Россия и переживает этот самый период реставрации и реакции, когда людям пообещали крепкое государство для наведения порядка, для борьбы с коррупцией, для устранения олигархии.

И только пройдя длинный путь разочарований, народ начнет постепенно осознавать, что одно дело – разговоры про сильную власть, про наведение порядка, а совсем другое дело – бесконтрольность, неэффективность и коррумпированность той же самой власти. Что в результате укрепления и вертикализации теперь она от своих избирателей очень мало зависит – начиная от «мигалок» и других привилегий чиновников, которые раздражают абсолютно всех, и кончая фальсифицированными выборами.

Тогда общество осознает, уже на собственном опыте, что демократия, конечно, довольно скверный режим – об этом еще и Черчилль говорил, – но все остальные еще хуже. Он же совершенно правильно шутил, что лучший аргумент против демократии – это пятиминутная беседа с рядовым избирателем. Но зато любой рядовой избиратель очень хорошо понимает свой интерес. И если он видит, что жить лучше не стало, то на выборах он проголосует за кого-нибудь другого. Не факт, что за лучшего, главное – за другого, тем самым дав шанс изменениям положения дел в лучшую сторону. Поэтому демократия – хороший режим на стайерской дистанции. А на спринтерской дистанции иногда авторитаризм даже и лучше, особенно если речь о войне – когда надо сконцентрироваться на короткой дистанции.

Россия всегда была спринтером. Если посмотреть историю – Россия то и дело погружалась в некоторый провал или застой, потом делала рывок, часто со страданиями и кровью, пытаясь догнать ушедших вперед конкурентов, а потом опять погружалась в застой. Но социальный опыт постепенно накапливается, и уже сейчас люди меньше склонны прислушиваться к пафосной риторике о необходимости новой мобилизации и нового рывка, чем несколько лет назад.

В то же время говорить о том, что вся история России – это сплошные модернизационные рывки, – все же сильное упрощение. Таких рывков было четыре-пять за последние пятьсот лет. Но были и длительные периоды достаточно успешного поступательного развития – это те этапы, когда Россия развивалась нормально и даже показывала хорошие темпы и качество развития. Например, во времена Александра II и Александра III. Именно тогда у России было первое место в мире по приросту ВВП, первое место в мире по темпам роста промышленности и главное – первое место в мире по темпам роста населения.

Можно вспомнить еще и довольно спокойный период развития Александра I, при котором за двадцать пять лет правления было вынесено всего двадцать четыре смертных приговора. Всего четверть века покоя и нормального развития – и Россия стала гигантской континентальной державой, победительницей Европы.

Или если взять правление отца Петра I – Алексея Михайловича Тишайшего, то при нем территория страны почти удвоилась, со Степаном Разиным разобрались между делом и без надрывов. И самое главное – никаких репрессий, массовых казней, опричнины, НКВД. Страна развивалась спокойно, и именно тогда были начаты многие из необходимых реформ. Петр их потом просто резко ускорил, потому что ему казалось, что все идет очень медленно и надо провести ускоренную модернизацию.

Так что в истории России есть исторические периоды, на которые можно равняться и где нужно черпать позитивные исторические примеры. Но при этом, конечно, власть должна быть последовательной – она не должна отступать от поставленных задач.

Оглядываясь назад, также можно увидеть, что всегда существовало противоречие между идеей о едином, мощном моноцентрическом стиле власти и интересами развивающихся российских территорий и городов. Александр II, царь-освободитель, помимо отмены крепостничества еще провел фундаментальные судебную и земскую реформы. В то время над земскими реформами многие смеялись, но на самом деле в историческом масштабе это было очень важное решение, и последствия его не заставили себя ждать – начали строиться дороги, быстро расти города. Причем настолько быстро, что очень скоро эти города, городские торговые и промышленные слои, растущая интеллигенция почувствовали себя силой и стали выдвигать требования к царю. И уже Николай II почувствовал, что у него, как прежде у европейских монархов, абсолютная власть уходит из рук.

Он оказался перед выбором – либо допустить некоторое волеизъявление народа и, соответственно, ограничение самодержавной власти, то есть фактически перейти к конституционной монархии, либо подавить это движение в городах и остановить тем самым бурное экономическое развитие, чтобы сохранить свое полное и абсолютное монаршее полновластие. Можно вспомнить, кстати, как в переписном листе, когда в России в 1897 году проводили первую перепись, на вопрос о профессии он скромно написал «хозяин земли Русской».

Пойдя в итоге на очень ограниченные реформы, когда среди прочего зашла речь о подготовке выборов в Первую Думу, он потребовал, чтобы в ней были в первую очередь представлены классы, которые обеспечивают поддержку монархии, а именно: землевладельцы, помещики и лояльные престолу крестьяне. И что должно быть поменьше буржуазии и пролетариата. Вероятно, если бы Николай II так сильно не боялся поделиться своими полномочиями, развитие России пошло бы по британскому, бельгийскому, голландскому, шведскому пути. То есть – в сторону устойчивой и эффективной конституционной монархии. Однако этого не случилось, и дело кончилось падением монархии и революцией.

У современной российской власти та же проблема – она слишком боится самостоятельного общества, пугая и пугаясь бесконтрольности и экстремизма, а на самом деле – не желая потерять власть или даже просто поделиться этой властью с независимыми общественными силами. Поэтому боится и многих важных реформ, в первую очередь – политических.

«Был бы Сталин у руля, все бы чиновники были бы уже у стенки».

(Из комментариев слушателей радио «Эхо Москвы»)

Мечты народа о «сильной руке» указывают прежде всего на то, что действующая власть кажется людям неэффективной. К тому же это знак того, что общественное сознание очень сильно мифологизировано – например, у тех, кто считает, что Сталин был «эффективным менеджером». Это глубокое заблуждение, которое можно опровергнуть, даже используя исключительно советские источники. Например, Ленин написал отличную книгу «Развитие капитализма в России», и там во второй части, которая касалась промышленного развития, указал, что Россия за двадцать пять лет в семь раз увеличила протяженность железнодорожных путей, причем указал и темпы строительства. Если взять среднегодовую цифру ввода железнодорожных путей, которой царская Россия достигла в пореформенные времена, то есть в последней трети XIX века, и сравнить с советскими временами, то окажется, что сталинская эпоха резко снизила темпы железнодорожного строительства. Возьмем, например, справочник «Советский Союз в цифрах» 1957 года, так там торжественно написано, что железнодорожная сеть увеличилась вдвое с 1913 года. Но, если бы сохранились темпы дореволюционного строительства железнодорожных сетей, она бы выросла минимум втрое. Можно вспомнить и сельское хозяйство. Урожая зерновых 1913 года в Советском Союзе «успешно» достигли где-то к началу 60-х – со всеми современными удобрениями, тракторами и комбайнами.

На самом деле единственное, что было эффективно в сталинские времена, это пропаганда. Люди до сих пор верят, что был осуществлен невиданный в истории индустриальный прорыв, не зная, например, что Днепрогэс, который стал символом победы социалистического строительства, был запроектирован русскими капиталистами еще в 1912 году и намечен к вводу в 1920 году. Ввели его в 1934 году – первую очередь, а окончательно – только в 1939 году, и никто ни слова не сказал о том, что это старый дореволюционный проект, да еще и осуществленный под руководством американского инженера. Также и ленинский план ГОЭЛРО был в деталях разработан при «проклятом царизме». Разрабатывала его Санкт-Петербургская электрическая компания, а большевикам он достался от работавшего так Кржижановского.

Когда Сталин закончил свой жизненный путь, в среднем на жителя СССР приходилось 6,7 квадратных метра жилья. То есть на комнату в 20 метров – три человека. Сейчас – 21 квадратный метр на душу, и жилья остро не хватает. Просто о том, в каких ужасающих условиях жил народ-победитель, никто не говорит и не вспоминает. Если бы действительно тогда были свободные выборы, если бы действительно была независимая пресса, которая могла бы описать ту ситуацию, в которой народ находился, то все было бы по-другому. Например, до сих пор люди не верят, или не знают, что восемь миллионов человек – это данные переписи, которую тот же Сталин засекретил и специалистов репрессировал, потому что она его не устраивала – были потеряны во время коллективизации. Не говоря уж о том, какие чудовищные потери были во время войны.

Это было очень похоже на времена Ивана Грозного, когда, например, служивший у него Генрих Штадин – опричник, немецкий наемник – писал так: «Убывали в числе земские бояре и простой люди, а великий князь, сильный своими опричниками, усиливался все более».

 
Власть исходит от народа,
Но куда она приходит
И откуда происходит,
До чего ж она доходит?
 

Бертольд Брехт, «Добрый человек из Сезуана».

«Власть исходит от народа» – это и есть демократия, в самом слове, в самом понятии это уже заложено. Но можно ли сказать, что в современной России власть исходит от народа? Или же Россия опять обречена на реформы и решения только «сверху»? В Москве в 2009 году реальная явка на выборы составила лишь от 22 до 25 %. Вероятно, раз народ пока не участвует в процессе борьбы за власть, значит, на данном этапе – к счастью для страны или к сожалению – это его устраивает[16]16
  В главе использованы материалы беседы на радио «Эхо Москвы» с политологом Дмитрием Орешкиным и депутатом Государственной Думы, профессором МГИМО Владимиром Мединским. А также материалы, подготовленные политическим обозревателем РИА «Новости» Петром Романовым.


[Закрыть].