Текст книги "Наваринское сражение. Битва трех адмиралов"

– Еще бы, – кивнул Кодрингтон, – никто и никогда так их не лупил, как русские!

В тот день Кодрингтон оставил на бумаге свое впечатление от российской эскадры: «Русские суда все такие чистенькие и, думаю, в весьма хорошем порядке… кажутся совершенно новы, и как медная обшивка у них с иголочки, то имеют прелестный темно-розовый цвет, что много содействует красивой внешности судов… Русский флот, по-видимому, находится в хорошем боевом состоянии, хорошо управляем и расположен охотно идти с нами рука в руку…» Характеристика весьма обстоятельная и столько же лестная. Поверьте, что в устах старого моряка нельсоновской школы она значила не так уж мало!

Так по счастливой случайности почти в одно время и в одном месте встретились все союзные эскадры. Впоследствии Гейден писал об этом чрезвычайно важном событии: «Сие последовало случайно, но по обстоятельствам случай сей примечания достоин…»

В довершение всего откуда-то из полосы тумана вывернул и маленький греческий бриг. Греки трубили в сигнальные трубы и радостно размахивали руками, приветствуя прибытие своих заступников.

– Посмотрите на вест, Михайло Петрович! – передал Лазареву зрительную трубу стоявший вахтенным лейтенантом Нахимов. – Никак еще гости!

На горизонте, то появляясь, то исчезая, держались суда королевства Сардинского. Королевство держало строгий нейтралитет, но в то же время желало быть в курсе всех событий.

С остовых румбов тоже белело. Там затаились в мглистой дали австрийцы, союзникам далеко не дружественные. Вена держала в Средиземном море эскадру графа Дандоло. Граф имел личную инструкцию Меттерниха повсеместно помогать туркам и вредить русским.

Вахтенный лейтенант «Азова» Нахимов доложил командиру о сложившейся диспозиции:

– Всех в избытке, и даже венцы в гости пожаловали!

– Нет, Павел, – опустил трубу командир «Азова». – Это еще не гости, но уже и не зрители!

– Что пирог слоеный! – удивлялись наши моряки, затылки почесывая. – Почитай все флоты европейские в единую кучу сгреблись, а что далее делать, никто и не знает!

Из воспоминаний: «…Английский адмиральский корабль привел на левый галс и лег в дрейф… К кораблю “Азов” тотчас же пришла шлюпка с корабля “Азия”. Потом на “Азове” спустили катер, на котором сам адмирал (т. е. Гейден. – В.Ш.) ездил на английский корабль…»

Встреча двух командующих была радушной. Кодрингтон, правда, осторожно заметил, что ждал русских раньше. Гейден сослался на запутанные инструкции. Затем оба отправились обедать. За дружеским столом российский командующий узнал много нового для себя, и прежде всего о том, что три союзных посла в Константинополе передали в диван совместную декларацию о своем посредничестве в греческом вопросе.

– Ну и что турки? – спросил Гейден.

– Пока ничего! – развел руками Кондрингтон. – Молчат!

– Стоит ли понимать молчание как отказ?

– Во всяком случае, не как согласие!

Расстались адмиралы вполне довольные друг другом, но не на шутку озабоченные политической ситуацией.

* * *

Прибытие российской эскадры сразу придало Кодрингтону уверенность в его намерениях. Прежде всего, теперь он мог не бояться угрожать туркам открытием огня. Кроме этого, вице-адмирал сразу понял, что Гейден имеет самые радикальные инструкции, которым он готов следовать неукоснительно, не вмешиваясь ни в какую большую политику.

Вечером в письме к жене Кодрингтон писал, характеризуя своего союзника: «…Этот прямодушный человек, готовый, даже слишком, довести дело до конца».

Офицеры со всей эскадры вслух завидовали «азовцам». Еще бы, те сейчас в курсе всех новостей, а тут гадай, что да как.

После полудня спустилась по ветру и французская эскадра. Флаг контр-адмирала де Реньи был поднят на фрегате «Сирена». Фрегат подошел к «Азии» и «Азову» и также лег в дрейф, остальные же французские суда продолжили движение к Занте.

Затем по горизонту будто мазнули белой краской. То, пуча паруса, догонял своих фрегат «Константин», успевший выяснить, что Кодрингтона давным-давно уже нет на Мальте. Хрущев боялся не успеть к возможному столкновению с турками, а потому выжимал из своего судна все, что только можно. Найдя английскую эскадру, он на всякий случай отправился проверить юные румбы и вот теперь тоже возвращался к месту общего рандеву.

Закончив выяснение отношений с египтянами, русская и британская эскадры двумя кильватерными колоннами взяли курс к берегам Мореи. Французы последовали туда же, но несколько поодаль, в гордом одиночестве. Вдалеке в наступивших сумерках осторожно скользили тенями сардинцы с австрийцами. Всех интересовал порт Наварин, где уже собрал свой немалый флот упрямый и деятельный Ибрагим-паша.

Из воспоминаний участника событий: «…Французский адмиральский корабль снялся с дрейфа, прошел у нас под кормою и направился вслед за своей эскадрой. За ним последовал английский корвет и фрегат… Мы же, снявшись с дрейфа, легли вдоль берегов Мореи, по одному направлению с английской эскадрой… Курс наш ведет к Наварину…»

Так состоялась знаменитая демонстрация флагов у острова Занте 1 октября 1827 года.

* * *

Британская Средиземноморская эскадра вот уже несколько месяцев, как покинула благодатную Мальту и начала свое крейсерство в восточной части моря. Корабли под сине-красным «Юнионом Джеком» устало качались в бесконечных проливах Архипелага.

Во главе эскадры – вице-адмирал Эдуард Кодрингтон, один из лучших флотоводцев Соединенного Королевства. За плечами 57-летнего вице-адмирала была большая полная событий жизнь и служба. На флоте с двенадцати лет. Впервые он отличился, будучи еще лейтенантом на линкоре «Квин-Чарлотт», в далеком 1794 году у французских берегов. Затем командовал брандером и корветом, фрегатом и, наконец, линейным кораблем «Орион». Именно на «Орионе» Кодрингтон принял участие в знаменитом Трафальгарском сражении, пленил три французских линкора, за что был награжден золотой медалью. Потом в 1810 году Кодрингтон участвовал в защите Кадиса от французов, успешно командовал эскадрой у испанских берегов и даже отличился в сухопутном сражении при Вилла-Сукка, командуя сводным отрядом моряков. Уже контр-адмиралом в эскадре сэра Кокрэйна воевал в Северной Америке при Балтиморе и Новом Орлеане, крейсировал в Мексиканском заливе. С 1821 года он вице-адмирал, а в 1826 году получает назначение командующим Средиземноморской эскадрой. Счастлив был вице-адмирал и в браке, имея от своей жены Иоанны Халл двоих сыновей и трех дочерей. Многим позднее российский биограф Кодрингтона напишет о нем следующее: «Как воин, он оставил по себе блестящий пример для службы, которую любил безгранично и в которой считал священною обязанностью выставлять заслуги своих подчиненных. Открытый и благородный характер его никогда не выражал скрытности, и хотя откровенность его часто была неблагоприятна для его личных выгод, но, несмотря на то, прямой и твердый характер его всегда будет глубоко уважаем всеми». Ныне, став флагманом, Кодрингтон был призван решать дела не столько военные, сколько политические. Три десятка лет назад у берегов Италии подобную задачу решал его знаменитый учитель, теперь же его ученику предстояло повторить нельсоновский успех у скал Мореи.

Назначая Кодрингтона командующим эскадрой в столь щекотливый для Лондона момент, кабинет учитывал, казалось, все: боевой опыт и личный авторитет, количество наплаванных миль и мнение общественности. Упустили из вида лишь одно. Ошибка эта впоследствии будет стоить многим, в том числе и самому вице-адмиралу, карьеры. К досаде Уайт-холла, сэр Кодрингтон окажется не только боевым моряком, но и честным человеком…

Итак, британские корабли уже затаились в ожидании последнего решительного приказа. Уайт-холл, после долгих раздумий, все же бросил свою эскадру на чашу весов! Кабинет лорда Каннинга теперь балансировал на острие ножа. С одной стороны, нельзя было отставать от союзных России и Франции, с другой – жаль было отпугивать от себя давних друзей – турок.

С Кодрингтоном же сложности начались с самого начала. Еще будучи на рейде Ла-Валетты, знакомясь с присланными инструкциями, адмирал поднял шум:

– У этих умников наверняка белая горячка! Чем больше читаю, тем меньше соображаю!

– Такое иногда бывает, когда всю жизнь не отрываешь зада от кресла! – поддержал командующего командир флагманской «Азии» желчный Джон Курцион.

– Вы послушайте, джентльмены, я цитирую! – обратился к своим капитанам Кодрингтон. – «Вы не должны брать ничьей стороны. Ставьте свои корабли меж ними и сдерживайте их в спокойствии рупором. В нем я подразумеваю и силу». Мне что, рупором их по головам лупить?

– А ну их…! – вице-адмирал в сердцах швырнул бумаги в угол салона. – Будем думать сами и надеяться лишь на свои головы и сердца!

В своих выводах командующий нисколько не преувеличивал. Если в одном из правительственных посланий ему рекомендовалось делать все возможное для чести флага, то в другом (лежащем тут же) объявлялось, что официальный Лондон желает только посредничества между враждующими сторонами без нарушения мира.

– Пиши ответ! – велел в конце концов Кодрингтон адъютанту. – Я сомневаюсь, что смогу остановить возможное столкновение. Я верю лишь в пушки – только они способны сохранить мир, честь и славу британского флота!

Корабли еще не успели выбрать становые якоря, как те вновь шумно упали в воду.

– Я не двинусь ни на фут, пока мне не будет разрешено прекратить греческий спор пушками, а не мифическими переговорами! Я боевой адмирал, и мне нужна ясность!

Наконец Лондон невразумительно, но все же подтвердил права командующего на открытие огня в случае крайней необходимости.

– Вот это другое дело! – щелкнул пальцами сэр Кодрингтон. – А теперь скорее в море, пока в Уайт-холле не передумали!

Несмотря на непогоду и противный ветер, британские корабли стремительно снялись с якорей и растворились за окоемом. Попробуй теперь их отыскать!

Появление у греческих берегов союзных эскадр, конечно же, не осталось без внимания повстанцев. В те дни храбрый корсар Якобо Италес доносил своим вождям: «Я узнал, что Ибрагим-паша, встретив у берегов Греции европейские военные суда, должен был остановиться, пришел в бешенство, вернулся в Наварин и на шлюпке прибыл в Модон. Его войска, двинувшиеся вперед сухим путем, также вернулись. Ибрагим впал в меланхолию, никого не слушает и хочет со всеми войсками напасть на проход Армиро с сухого пути, так как с моря нельзя теперь».

25 сентября к Кодрингтону подошли французы. Корабли обменялись положенной в таких случаях салютацией. Однако на палубах обошлось без особых восторгов. Память о недавнем кровавом двадцатилетнем противостоянии была еще слишком свежа. Французский контр-адмирал де Реньи был настроен по отношению к союзнику прохладно. Последний отвечал тем же.

Де Реньи было тогда сорок семь лет, из которых он прослужил во французском флоте более трех десятков лет. Все Наполеоновские войны он пробыл в чинах не слишком больших, а капитаном стал уже после реставрации Бурбонов. Особых подвигов за де Реньи на числилось, но все признавали его как опытного моряка и осторожного начальника. Контр-адмиралом де Реньи стал всего полтора года назад, когда в Тулоне была сформирована «летучая эскадра», для действий в греческих водах. Как и подавляющее большинство французов, де Реньи англичан не терпел, два десятилетия непрерывных войн не прошли для него даром, а потому относился к новым союзникам с недоверием и подозрением, видя подвох в каждом действии или неосторожном слове. Но прошлое – прошлым, а теперь обоим адмиралам предстояло действовать сообща.

Договорившись о согласованности в действиях, вице-адмирал Кодрингтон и контр-адмирал де Реньи направились прямо к Наварину, где находился Ибрагим-паша. 84-пушечная «Азия» Кодрингтона и 60-пушечная «Сирена» де Реньи вызывающе бросили якоря в самой глубине бухты. Орудийные порты на обоих судах были открыты. Турки тоже выкатили свои пушки, да разожгли печи для накаливания ядер. Тагир-паша (командующий турецкий) и Могарем-паша (командующий египетский) спешно выстраивали свои суда в боевую линию.

Письмом адмиралы известили турецкого главнокомандующего о своем главном требовании – немедленно прекратить всякое кровопролитие в Элладе. Ибрагим послание отложил в сторону, а союзных флагманов пригласил к себе на переговоры.

* * *

В парадной зале Наваринского дворца душно и жарко. Сам турецкий паша возлежал среди вороха подушек, рядом в креслах – адмиралы. Белозубые нубийцы метались с огромными подносами: шербет, фрукты, плов. Ибрагим безучастно посасывал янтарный мудштук. То ли дремал, то ли внимательно слушал. Переговоры были в самом разгаре.

Кодрингтон с де Реньи горячо убеждали пашу воздержаться от войны, Ибрагим лишь наклонял свой огромный тюрбан, увенчанный алмазным пером:

– Якши! Якши!

За переводчика – турецкий драгоман. Кодринтон из осторожности своего оставил на корабле. После долгих уговоров паша все же согласился заключить перемирие с греками на суше и на море.

– Ваш флот и сухопутные войска должны оставаться в бездействии в Наварине, пока не будет получено подтверждений вашим действиям из Стамбула! – требовал командующий британской эскадрой.

Ибрагим вновь качнул в знак согласия тюрбаном. Затем щелкнул пальцами. Подбежавший драгоман, заглядывая в глаза своему владыке, перевел слова паши:

– Я согласен на все ваши требования, но в свою очередь требую, чтобы ваши корабли пропустили в бухту эскадру славного Ахмет-паши, что идет сейчас сюда от берегов Египта! Что касается моих действий, то я лишь верный воин своего султана и выполняю все его повеления! Сейчас мне велено продолжать наведение порядка в Морее и завершить это взятием острова Идра, и я исполню это, чего бы это мне ни стоило!

– Но ведь вмешательство союзных держав меняет раскладку сил, и как знать, что сейчас думает по этому поводу султан? – мягко заметил Кодрингтон.

– Так как Порта не предвидела вашего насилия, я немедленно отправлю гонцов в Константинополь и Каир и даю слово, что до их возвращения мой флот не покинет Наварина в течение ближайших двадцати двух дней!

Адмиралы переглянулись: позицию собеседника они поняли вполне. Шепотом Кодрингтон с де Реньи совещались. Французский командующий внезапно уперся, не столько по делу, сколько чтобы уязвить англичанина. Когда Кодрингтон изъявил желание, чтобы Ибрагим-паша скрепил условия перемирия своей подписью и печатью на бумаге, де Реньи сразу же высказался против:

– Ибрагим сочтет такое предложение обидным для себя, ведь слово мусульманина считается нерушимым законом верности!

– Что ж, попробуем поверить на слово! – неохотно согласился Кодрингтон.

Когда союзные командующие покинули дворец, Ибрагим-паша поднялся с подушек. Прошелся по залу, разминая затекшие бока.

– С каким наслаждением я лично отрезал бы обоим их никчемные головы! – горестно вздохнул. – Да нельзя, все на меня обидятся! То ли дело раньше было, когда с нечестивых кожу живьем сдирали, и ничего, все с пониманием относились! О времена, о нравы! Какие глупцы! Они наивно верят в мое честное слово, тогда как честное слово, данное неверному, не стоит ровным счетом ничего!

Утром следующего дня, когда «Азия» с «Сиреной» уже были готовы поднять паруса, к Кодрингтону прибыл посланец Ибрагим-паши.

– Мой повелитель только что получил печальное известие, что предводитель дерзких повстанцев генерал Кокрейн высадил свой десант на остров Патрас. Великий Ибрагим, любимец Аллаха и надежда всех правоверных, спрашивает тебя, дозволено ли ему будет выслать нужную силу для расстройства этих нечестивых планов?

Сэр Эдуард был суров и тверд:

– Все наши суда должны оставаться в бухте!

В зрительную трубу было отчетливо видно, как на египетских и турецких судах забегали матросы.

Кодрингтон вытер лысину батистовым платком:

– Я вижу оживление в вашем флоте. Должен ли я заключить из этого, что трактат, заключенный между нами, более не имеет силы?

Драгоман пожал плечами:

– Отвечать на столь серьезный вопрос я не уполномочен. Я могу лишь передать его своему владыке. Если через час я не вернусь с ответом, то вы должны считать заключенное соглашение в полной силе!

Спустя три часа при заходе солнца британский и французский корабли вышли в море. Посланец не вернулся, и оба адмирала вполне положились на честь Ибрагим-паши. На судах, стоявших в бухте, было тихо.

Оставив на всякий случай подле Наварина фрегат «Дартмут» для наблюдения за действиями турок, Кодрингтон отправил транспорты за припасами на Мальту, а сам с основной эскадрой взял курс к острову Занте, откуда он мог держать под контролем весь Архипелаг. Де Реньи повернул со своей эскадрой западнее. Оба адмирала были спокойны. Ибрагим-пашу им уже удалось уговорить, и теперь оставалось лишь удерживать от необдуманных действий мелкие отряды местных пиратов.

Тем большей неожиданностью стало для вице-адмирала Кодрингтона появление 2 октября у Занте спешащего на всех парусах «Дартмута». С фрегата призывно палили из пушек. Вице-адмирал в нетерпении ждал фрегатского капитана прямо у шторм-трапа. Едва запыхавшийся Томас Филлоус взобрался на палубу флагмана, он сообщил изумленному Кодрингтону:

– Турецкий флот внезапно снялся из Наварина и направляется на норд-ост к Патрасу!

– Но это же настоящее вероломство! – воскликнул честный Кодрингтон.

– Конечно, это не по-джентельменски! – согласились с ним его капитаны. – За столь вероломный обман надо б высадить в брюхо обманщику пару каленых ядер!

Времени для раздумий не оставалось. Присоединив к своей «Азии» все, что было у него в тот момент под рукой (два фрегата да бриг), Кодрингтон бросился на перехват целого флота. На качающихся палубах матросов призывали помнить о британской доблести и верности королю. Наконец с салинга передового «Дартмута» закричали:

– Много парусов! Впереди турецкий флот!

Кодрингтону подали подзорную трубу. Небрежно вскинув ее, вице-адмирал долго рассматривал колонны судов Ибрагим-паши.

– Сорок семь вымпелов! – объявил он, трубу от глаз отнимая.

– Поднимайте боевые флаги и открывайте орудийные порты!

Над «Азией» взлетели и заполоскались огромные синие полотнища – символ готовности к подвигу. Разом откинулись крышки портов, и из них выжидающе выглянули черные орудийные жерла.

– Три больших фрегата, восемь корветов и семь бригов! – подсчитывали на британских судах. – Это делает нам честь!

Повторяя маневр своего флагмана, британские суда плавно огибали турецкий флот, выходя на ветер. За «Дартмутом» – «Тальбот», за «Тальботом» – «Зебра».

Поравнявшись с англичанами, турки легли в дрейф. По приказу Кодрингтона от борта фрегата «Тальбот» отвалила шлюпка. Капитан фрегата Фридрих Спенсер, прибыв на адмиральское турецкое судно, изъявил удивление столь неожиданному нарушению трактата турецкой стороной и известил от имени своего командующего, что будет палить по всякому, кто решится пройти мимо «Азии».

– Если будет сделан хотя бы один выстрел, то он послужит сигналом к полному истреблению вашего флота! – доходчиво объяснил ситуацию посланец британского командующего.

Слушая посланца, грузный и важный Петрона-бей, ведший наваринский флот, лишь мрачно теребил крашенную хной бороду.

– Я лишь ничтожный исполнитель воли моего повелителя! – с притворным вздохом произнес он, когда Спенсер замолчал в ожидании ответа. – До нынешней минуты я пребывал в полнейшей уверенности, что сэр Эдуард дал моему паше позволение послать флот в Лепант для смирения потерявших разум!

Когда же Спенсер заявил, что Кодрингтон не только не разрешал Ибрагиму-паше такие действия, а наоборот, категорически против них возражает, Петрона-бей послал на «Азию» своего младшего флагмана Реал-бея, моряка опытного и человека рассудительного. Но и рассудительному Реал-бею в ответ на его просьбу пропустить флот паши было отказано. Едва же шлюпка с младшим турецким флагманом подошла к борту своего фрегата, «Азия» наполнила ветром грот-марсель и «выпалила пушку», демонстрируя решительность своих намерений.

Не испытывая более судьбу, Петрона-бей развернул свою армаду обратно на Наварин. Лишь несколько мелких судов, воспользовавшись неразберихой перестроений, попытались было проскользнуть мимо англичан к Патрасу, но были отогнаны решительным маневром.

Держась в кильватере туркам, Кодрингтон проводил их до южной оконечности острова Занте, а затем, наполнив паруса ветром, ушел вперед, чтобы скорее соединиться с держащимися где-то поблизости русской и французской эскадрами.

Тем временем к турецкому флоту присоединилось еще полтора десятка судов. На головных линейных кораблях капитанами были отставные французские офицеры Летеллье и Бонпар, оба многоопытные и до денег жадные. На грот-мачте линейного корабля развевался личный флаг Ибрагим-паши: месяц над опрокинутым крестом. Готовые к бою, турки вновь повернули свои форштевни на Патрас.

И снова маленький, но дерзкий отряд Кодрингтона преградил им путь. Над «Азией» подняли сигнал о желании начать переговоры. Но Ибрагим-паша встречаться с британским флагманом не пожелал. Развернув флот, Ибрагим повел его в Наварин. С палуб турецких судов грозили кулаками, многозначительно проводили ладонью по шее. Ибрагим-паша чувствовал себя оскорбленным.

Чтобы не допустить новых попыток прорыва из Наваринской бухты, подле нее оставили «Дартмут». «Азия» и «Тальбот», чтобы запастись углем и водой, встали на якоря у входа в Зантский залив. Кодрингтон нервничал:

– Де Реньи бродит где-то рядом, но где же русские? Без них я не могу твердо ударить кулаком по столу!

В это время французский дозорный фрегат «Армида» домчался до острова Мило и сообщил де Реньи о вероломном выходе в море турок. Тот поспешил на помощь Кодрингтону. Но во время налетевшего шквала линейный корабль «Сципион» навалило на корабль «Прованс». Оба получили тяжелые повреждения. А «Прованс» потерял даже мачту. Скрипя зубами, де Реньи пришлось отправить оба своих линейных корабля чиниться на остров Корфу. Боевая сила французов сразу же уменьшилась вдвое.

Линейный корабль «Сципион» починится довольно быстро и вскоре догонит свою эскадру, что касается «Прованса», то его повреждения оказались настолько тяжелыми, что линкор пришлось отправить на ремонт в Тулон, и больше никакого участия в боевых действиях он не принимал.

Следующая ночь прошла относительно спокойно, но утром с «Дартмута» сообщили о новой попытке Ибрагим-паши пробиться к Патрасу. В шесть часов пополудни Кодрингтон вышел на пересечку курса туркам.

– Штурман, место! – не оборачиваясь, бросил вице-адмирал склонившемуся над картой лейтенанту.

– Траверз мыса Папас, сэр! – прокричал тот ему.

Кодрингтон подошел к стоявшему подле капитану Курцону:

– Вовремя успели. Еще час-другой, и ищи их по всем проливам!

В знак презрения к англичанам Ибрагим-паша велел не поднимать флаги. Это был уже вызов! Почитая себя за первых моряков, подданные Георга IV сочли это оскорблением небывалым. Ответом англичан был шквал ядер, которые Кодрингтон обрушил рядом с бортами турецких судов. Огромные султаны всплесков быстро образумили строптивцев, и турки флаги подняли и к Наварину отвернули.

– Где же де Реньи? Где русские? – терзался неизвестностью британский адмирал. – Еще один прорыв Ибрагима, и мне не останется другого выхода, как лечь костьми на его пути!

Можно представить себе восторг британских моряков, когда в туманной дымке просыпающегося моря они увидели спешащий к ним фрегат – то был наш «Константин».

Скоро капитан 2-го ранга Степан Хрущев, смело хлебая грог в кают-компании «Азии», уже делился последними новостями.

* * *

Несмотря на все переговоры, боевые действия между турками и греками как в Морее, так и в прибрежных к ней водах ни на день не прекращались. Война есть война, где каждый использует любой промах своего противника. Еще в начале сентября 1827 года в водах Патрасского (Коринфского) залива появился со своей греческой флотилией в двадцать три вымпела адмирал Кокрейн. Встав на якорь у Миссолунги, он стал ждать греческие войска генерала Черча. Когда после переговоров в Наварине с Ибрагим-пашой Кодрингтон посоветовал Кохрейну увести свою флотилию в Архипелаг, тот поступил вполне разумно. Главные силы адмирал увел с собой, но оставил в заливе «на всякий случай» вполне боеспособный отряд: паровой корвет «Картерия», бриг «Сувенир», две шхуны и пару канонерских лодок, под общим началом давнего добровольца – филэллина «командора» Гастингса. Корвет «Картерия», что значит в переводе с греческого «Постоянство», был первым пароходом греческих ВМС, построенным в Англии на деньги так называемого второго английского займа. Паровая машина была еще весьма несовершенна и часто выходила из строя.

Едва Гастингсу стало известно, что турки и египтяне продолжили уничтожение греческих деревень, было решено им отомстить. Отряд судов незаметно проник в глубь Патрасского залива и 18 сентября с ходу внезапно атаковал турецкую флотилию. Бой был недолог, но жесток. Корвет «Картерия», действуя новейшими бомбическими орудиями, сжег два турецких брига. Уже в самом начале схватки вышла из строя примитивная паровая машина, пришлось биться более привычно, под парусами! Враги сошлись вплотную, и ядра прошибали корпуса судов насквозь, вынося в море вместе с кусками борта остатки человеческих тел. По зеркальной глади залива клубился едкий пороховой дым. Пока турки смогли сориентироваться в обстановке, у них осталась только половина сил. Исход сражения был уже предрешен.

Вскоре турки обрубили канаты и стали по своему обыкновению выбрасываться на берег. Добычей победителей стали пять поврежденных судов и три невредимых австрийских торговых судна, попавшихся, так сказать, под руку. Имя победителя «при Патрасе» Гастингса стало широко известно в Европе. Спустя восемь месяцев «командор» Гастингс был смертельно ранен во время сражения у крепости Анатолико.

Греческий флот на глазах превращался из каперско-корсарского в регулярный. У него уже была своя славная боевая история и свои первые герои!