Текст книги "Чудеса в решете"

– Не надо мне выкупа, это тебе подарок от меня, – поспешно проговорил Антон, испугавшись, что Эрзай откажется от своих слов, и ему придется искать нового мужа для девочки.

– Спасибо, сэр, я не забуду вашу доброту.

– Не за что, Эрзай. Так сегодня и забирай ее, а то все сестры уже разобраны. Сегодня вечером будем справлять торжество.

– Уже сегодня?.. Ну ладно… только Кили предупрежу.

Антон кивнул.

– Хорошо, пойду девочку обрадую.

Пять сестер, услышав, что и меньшую пристроили, радостно заверещали. Маленькая запрыгнула Антону на шею и, потершись об него бугорками сисек, стала прыгать и скакать.

«Ну, прям дитя малое, – подумал Антон, – ей в школу ходить надо, а она замуж собралась… Стоп! – остановил себя Антон. – У меня же еще грек остался! А с ним как быть?»

Антон задумался, решая новую проблему – определение дальнейшей судьбы ученого мужа, встретил погрустневшую Кили.

– Кили, стой! – Женщина остановилась. – Знаешь, Эрзай женится.

– Знаю, милорд.

– Что делать будешь? – Та пожала плечами.

– Работать.

– Ты грека видела?

– Видела.

– Очаруй его, и я тебя замуж за него выдам.

– Правда? – взгляд ее сразу повеселел.

– Правда. Замуж хочешь?

– Очень хочу.

– Тогда старайся.

– Ага, милорд, я буду стараться.

– Ты кому здесь служишь?

– Вам, милорд.

– Так вот, не забывай этого, и когда я тебя о чем-то спрошу, ответишь мне правду. Поняла?

– Поняла, милорд.

– Где грек?

– В деревню ушел.

– Зачем?

– Он мне про это не говорил.

– Хорошо, ступай… Нет, стой! Что про меня говорят в замке?

– Кто говорит?

– Слуги, Франси, Эрзай… Что про меня они думают и что говорят?

Кили на секунду задумалась.

– Франси говорит, что вы посланы небом за все их страдания. Как утешение. Флапий говорит, что вы дурень каких поискать, но умней отца, хотя вас греки испортили. Эрзай говорит, что вы надежный и справедливый. Ключница молчит, но вслед вам плюет. Свинарь только со свиньями разговаривает, и то, когда выпьет…

– А ты что про меня думаешь? – с улыбкой спросил Антон.

– Что вы красавчик, милорд, и хотела бы греть вам постель… вместо дурехи Радки.

– Ладно, ступай, – отпустил ее Антон. Он понял, что открытых врагов у него тут нет, но успокаиваться рано. Впечатление на обитателей замка он произвел неоднозначное. Кто-то видит его дурнем, так оно и есть. Он простых вещей не понимает. Кто-то оценил его как лучшую замену Робарту. Уже хорошо.

Антон уселся на нагретое солнцем крыльцо. Рядом прилег, уткнувшись ему в ноги носом, Патрон. Они просидели около получаса, и появилась Рада с мешком. Когда она проходила мимо, от нее пахнуло болотной тиной. Патрон зарычал и спрятался за Антона.

– Что, брат, тебе тоже этот запах не нравится? – потрепал он спаниеля по вздыбленной шерсти.

Торжество прошло буднично. Невесты сидели в своих старых нарядах, закутанные в платки. Антон, Торвал и грек налегали на настойку.

– Вот скажи мне, грек, – Антон уже хорошо подвыпил.

– Я не грек. Я эге. й… эге… й. Ой… – Аристофан тоже хорошо «принял на грудь». Язык у него заплетался, и он не мог закончить свое предложение.

– Батюшки! Гей! – изумился Антон. – До чего же пали нравы у греков. Ай, яй, яй! Аристофан. Как я разочарован. А я хотел тебе найти жену… А тебе нужен муж….

– Я, эге-ец, господин, – наконец справился грек. И, моргая, уставился на Антона. – Какой муж? Какая жена?

– Да теперь уже не важно. Вот ты знаешь, эгеец, что быть геем хуже, чем быть колдуном?.. Это… противоестественно.

– Я не гей… Я эгеец.

– Правда? И ты не любишь мальчиков? – У Антона тоже плохо слушался язык.

– В каком смысле?

– Ну, в прямом! Ты с кем спишь, с мужчинами или женщинами?

– Я сплю один. Э… не совсем один, с Сильтаком…

– О бог мой, и он тоже такой? …

– Какой? – вступил в разговор Торвал.

– Такой… нестандартный… А я вот Сильтака женил. Может, он исправится? А? Как думаешь, Торвал?

– Я тоже хочу жену, – с пьяной тоской произнес грек.

– Хочешь жену? Зачем? Если ты геец и спишь с Сильтаком.

– Я с ним не сплю, – ответил Аристофан. – Мы живем вместе с солдатами… Вы что подумали? Что я … извращенец?

– Я? Не-ет. Я ничего не думал, – пошел в отказ Антон. – Я просто спросил. А уж что ты подумал?.. Давай выпьем за то, что ты не геец.

– Я эгеец!

– Так ты гей или грек?

– Я эгеец!

– Как у вас все сложно… – Антон оглядел зал трапезной и увидел Кили.

– Кили, – замахал он рукой. Служанка быстро подошла.

– Вот, Кили, тебе муж. Береги его и воспитывай, а то он сам не знает, кто он такой. И сделай так, чтобы он к мужикам не лез… Будь с ним поласковей… Садись к новым женам… Ик!

– Аристофан, нарекаю вас мужем и женой. Чтоб в радости, значит, и в горе… Как там?.. – Затем Антон пьяно, глупо захихикал. – Горько! – крикнул он и, заметив, что его никто не поддержал, махнул рукой. – Ну и не надо.

Антон здорово набрался. Напряжение последних дней взяло свое. Он хотел забыться и не думать о своей судьбе. Несмотря на то, что его постоянно окружали люди, он хотел выть от гнетущего чувства одиночества.

Он не помнил, как добрался до своей комнаты. Сел на кровать и тупо уставился на свои ноги. Затем, удивившись, понял, что их четыре. Одна пара в сапогах, а одна пара голая. Поднял глаза и увидел стоявшую в одной ночной сорочке Раду.

– Рада? Ты? Помоги мне раздеться.

Девушка сняла с него сапоги, потом помогла стянуть штаны и так же быстро стащила подштанники. Навалилась всем телом и повлекла Антона на себя. Ее хватка была крепкой и страстной. Последняя мысль, которая промелькнула в мозгу Антона, была о том, что о предварительных ласках тут не слышали.

«Да и хрен с ними, с ласками», – подумал он.

А затем он вошел во влажную податливую плоть, и его накрыл с головой экстаз. Рада была неистощима и не отпускала его. Он уже несколько раз опустошился, но только разгорался все сильнее и сильнее. Пот заливал их ручьями. Антон стянул с себя промокшую насквозь рубаху и разорвал сорочку на девушке. Как коршун, упал на нее, и в этот миг вопль боли и злобы, словно рубящий топор, ударил по всему его естеству. Руки, до этого крепко державщие его, подняли его, и ноги с силой оттолкнули. Антон пролетел всю комнату и врезался спиной в стену. Ошеломленный, он сполз на пол. Хмель прошел. Он застонал от боли в спине и поднял голову. Как-то мгновенно пришла способность мыслить.

«До чертиков напился!» – укоризненно подумал он. Зажмурился и замахал руками. Открыл глаза, но видение не исчезло. На кровати стояла на коленях, и задрав широкоскулую голову на тонкой шейке к потолку, пронзительно верещала зеленая образина. По комнате поплыл гнилостный болотный запах. На худом, обтянутом зеленой кожей теле висели тонкие сосульки, которые с натяжкой можно было назвать женской грудью. Большой, выпирающий, словно у беременной женщины, живот колыхался от крика. Выше груди у образины темнело пятно в форме креста.

– Сгинь, нечистая! – перекрестился Антон. Но видение нечистой опустило голову и разинуло широкий безгубый, как у лягушки, рот, полный мелких острых зубов. Большие зеленные глаза уставились на Антона.

– Ты кто? И где Радка? – больше удивившись, чем испугавшись, спросил Антон.

– Ра-адка? – протянула образина. – Твоя Радка гниет в болоте, куда и ты скоро отправишься.

Ее тонкие дистрофические руки с большими мосластыми локтями потянулись к нему. В них появились длинные водоросли, и она, размахнувшись, хлестнула ими по Антону. Его на мгновение закрыл серый сумрак, и хлыст рассыпался. Второго удара Антон ждать не стал, он откатился в сторону и оказался около открытой двери, ведущей в комнату с наковальней. Пятясь задом и упираясь ногами в пол, он, перебирая руками, стал туда быстро ползти. Тварь встала с постели и на тонких рахитичных ногах, пошатываясь, пошла за ним.

«Боже! Я это трахал?» – с ужасом, перемешанным с отвращением, подумал он и вслух, не сдерживаясь, проговорил:

– Меня сейчас вырвет. Да уйди же ты отсюда! – Он пятился, пока не уперся спиной в наковальню. Пошарил руками и нащупал молот. Не задумываясь, ухватил его рукой и почувствовал себя более уверенно.

– Пошла, говорю! А не то получишь! – он неожиданно легко, словно простую палку, поднял молот и погрозил им.

Зеленая образина подошла к наковальне и оперлась о нее руками. Противно дребезжаще, рассмеялась:

– Ты что, красавчик! Не хочешь меня больше?

– Да не такая уж ты и привлекательная, и я протрезвел. Шла бы ты туда, откуда пришла.

– Только с тобой, мой красавчик. Я много икры отложу. Деткам нужна еда. И ты ей станешь. Идем! – она протянула руку с тонкими длинными пальцами, между которыми виднелись перепонки.

– Сама иди, – отмахнулся он молотом, – и без меня.

Молот задел руку и с легким хрустом ее сломал. Вновь дикий, невыносимо громкий вопль ударил Антона по ушам. Он размахнулся и врезал молотом по второй руке, на которую она опиралась.

– Н-на! – произнес он с выдохом. Зеленая тварь затряслась. Из ее рта вылез длинный раздвоенный язык, и она плюнула в Антона. Тот инстинктивно прикрылся молотом, и их обоих озарила вспышка света. Антона она только резанула по глазам. А зеленую образину охватил огонь. Тварь орала и билась о наковальню. Антон, не в силах больше выдерживать этот крик, вскочил и с размаха опустил молот ей на спину. Раздался хруст, и молот глубоко погрузился в тело. С чавкающим звуком он его вытащил и вновь размахнулся, но тварь неожиданно прервала на высокой ноте крик и затихла. Огонь, пожирающий ее, погас.

Антон несколько секунд смотрел на страшилище, затем его все же вырвало на пол, после чего он выбежал из комнаты и заметался, не зная, что делать. Ударился коленом о каретку кровати и остановился, потирая ушибленное место. Боль дала ему возможность начать думать.

«Как эта тварь прошла в замок и как она могла принять образ Рады? Или это Рада? И ее подсунули мне?.. У-у! Как все сложно!.. Тогда надо отсюда бежать… Бежать? Куда?.. Убью всех!.. На хрен! – Он крепко сжал в руке молот. – Найду и поубиваю… Нет, сначала схожу к Торвалу. Ему единственному можно доверять, он не человек… Покажу эту тварь и расскажу, что было!»

– О-о! Боже, за что мне все это! – простонал он. Если он расскажет, что трахал эту… Ему снова стошнило. Что тот подумает?..

«Да пусть думает, что хочет!.. – отмахнулся он от навязчивой мысли. – Надо что-то делать! Торвал подскажет. Он умный и давно живет». Антон натянул штаны, влез в сапоги и, держа наготове молот, вошел в комнату с наковальней. На ней мордой вниз лежало тело твари, из которого обильно вытекала желтоватая слизь. Он брезгливо схватил ее за волосы, больше похожие на водоросли, и потащил вон из подвала. Протащил по двору, напугав Патрона, и ногой распахнул дверь в кузницу.

– Торвал, вставай! – заорал он с порога и затащил тело твари внутрь.

Из закрытого занавеской угла выглянул сонный шер, зевая, посмотрел на Антона и тут же спрятался.

– Ты где это взял? – не пряча страх, спросил он. – И не подходи…

– Торвал! Мать твою… мне нужна помощь, а ты кричишь «не подходи!» Эта тварь мертва…

– Если мертва, зачем ты ее сюда притащил?

– Потому что я ее убил у себя в подвале.

– В подвале?

– Да, представь себе, в подвале, в моей комнате… И я хочу знать, что это и кто ее мне подсунул.

– Ты ее убил?

– Как видишь, она мертвее мертвого. Торвал, что здесь творится? Ты давно тут живешь и многое знаешь…

– Я что она у тебя делала?

Антон на секунду замялся. Дернул тварь за волосы.

– Трахаться приходила. – сознался он.

– Что делать?

– Постель мне согреть, вот что, – закричал почти в истерике Антон.

– Антей, не кричи так громко. Всех разбудишь… И ты что, не видел, кто к тебе пришел?

– Не знаю… мне показалось, что это Рада…

– Это Рада? Антей, она на Раду совсем не похожа…

– Я и сам вижу, что не похожа. Я не знаю, что на меня нашло… Может, я был сильно пьян?.. А может, меня околдовали… и эта Рада, она ведь колдунья и может приворожить. Ее ко мне подослала Франси, Торвал… Почему она хочет меня убить?

– Не говори чепухи! Я знал Франси еще девушкой. Да, она владеет даром голоса. Может заставлять других подчиняться. Таких находят и обычно убивают. Кому из властей захочется, чтобы ими управляли. Они опасны. Но Франси не пользуется своим даром.

– А Робарт знал о ее даре?

– Знал. И ничего не делал. Твой отец, я уже говорил, был странным и непоследовательным… Послушай, Антей. Надо позвать Франси, она поможет во всем этом разобраться. Побудь здесь, а я за ней схожу.

Шер по широкой дуге обошел Антона, осторожно перешагнул дорожку из слизи и шмыгнул в дверь.

– Ты только, Торвал, не пропадай! – крикнул ему вслед Антон.

Шер не пропал. Он вернулся буквально через пять минут и привел с собой Франси. Та вошла первой, в ночной рубашке, растрепанная, с платком на плечах. В руках она держала свой мясницкий топор. Лицо ее было жестким. Обострившиеся скулы делали его каким-то угловатым и жестоким. Складки вокруг рта, плотно сжатые губы и холодный пронзительный взгляд, которым она окатила его, заставили Антона прикрыться молотом.

– Ей надо отрубить голову! – сказала она с порога. – Брось ее на пол! От прежней предупредительности Франси не было и духа.

– Что ты хочешь? – Антон покрепче сжал молот. Он был готов ко всему. «Маски сброшены! – подумал он… Но я без боя не сдамся!»

За спиной женщины показался шер.

– Антей, брось эту тварь. – попросил он. – Сделай, как просит Франси.

– Я не слышу тут просьбы, – Антон усмехнулся и прищурился. – Мне приказывают…

– Франси сжала кулак и резко выбросила руку вперед. Антон, не зная, чего ждать, вновь инстинктивно прикрылся молотом. Но ничего не произошло. Франси облегченно опустила топор.

– Простите, милорд, слава всем богам, это вы.

– Конечно, я! Кто же еще. … Кого ты думала тут увидеть?

– Я подумала, это Орлик…

– Орлик? Кто такой Орлик?

– Я потом расскажу… А сейчас позвольте, я отрублю кикиморе голову.

– Зачем? Она сдохла.

– Эх, милорд, не знаете вы этих тварей…

Антон на всякий случай отошел подальше. Молот держал возле груди. Уж больно странно развивались события. И странное поведение обитателей замка тоже вызывало подозрение. Чего шер прячется за спину женщины? А та идет к нему с топором. Может вжик, и голова с плеч. Только не у кикиморы, а у него. Сейчас прикажет: «Стой где стоишь!» – и все, он замрет. Антон сделал еще два шага назад.

Но Франси с негромким хеканьем резко опустила топор на тонкую шею твари, и голова отделилась от тела. Франси подхватила голову за волосы и подняла. И тут у Антона глаза полезли на лоб. Он вытаращился и испуганно охнул. Кикимора открыла глаза и прошипела:

– В болото хочу, домой.

– Да как же это? – Антон топтался у стены, не решаясь подойти к Франси. – Ей же голову отрубили!..

– Это, милорд, кикимора… – Она прервалась на полуслове. Мертвенно побледнела и в упор уставилась на Антона. – Милорд, – совсем тихо, еле слышно спросила она. – У вас с ней что-то было?

– У нас с ним де-етки… – просюсюкала голова.

– О боги Рассвета и Заката!.. Топор выпал из рук женщины. – Ну почему так все в жизни несправедливо! Слезы потекли из ее глаз и, скользя по суровым складкам у рта, стали капать на грудь.

– Так это по пьяни, – стал оправдываться Антон, – Да-а! Совсем чуть-чуть, На полшишечки… И вообще, она мне показалась Радой, а так бы я, – он затряс головой, – никогда бы не позарился…

– Это понятно, милорд, – тихим, безжизненным голосом отозвалась Франси. – Она приняла образ служанки и проникла к вам. Только вы в беду попали… Очень большую беду.

– Хм, что за беда?

– Вы станете кормом для ее детей. Из ее живота вылезут миллионы икринок, тысячи станут головастиками, и вас сожрут.

– Как это? – не понял Антон. – С какого перепугу им меня жрать?

– Сами придете на болото, чтоб вас съели, милорд, инстинкт отцовский потащит…

– Чей инстинкт? – переспросил Антон. – Отцовский? Да какой я отец? У меня и детей еще нет.

– Есть детки, полный живот, – как то необычно довольно проговорила кикимора. Детки кушать хотят… Хочу в болото.

– Это у нее там, в животе, образовалось? – нерешительно показал пальцем Антон на вздутое брюхо болотной твари. – И ты хочешь сказать, что я отец всему этому? Не-ет… Это бред… Когда? Это не я! Это кто-то другой постарался… Не могло так быстро… Ты… ты шутишь? Киньте ее свиньям, они с радостью ее сожрут вместе с икрой…

– Нельзя, милорд, они ее есть не будут. А если брюхо расползется, вся земля на десятки льга будет заражена. Все живое умрет. Тело нужно выкинуть в болото.

– В болото? Ты шутишь… Давай закопаем ее, глубоко. – И, увидев, как Франси отрицательно качает головой, неуверенно добавил: – Или сожжем.

– Только в болото, милорд. А потом вы начнете меняться… толстеть, и когда появятся головастики, прибежите к болоту, чтобы ваши дети вас съели.

– Дети? Какие дети, Франси! – вскричал пораженный Антон, до глубины души возмущенный, тем, что его называют отцом икры. Он затряс молотом. – В гробу я видел этих детей вместе с их мамой… Выкиньте ее в речку… Пусть плывет в море.

– Милорд, простите, но ее можно выкинуть только в болото, откуда она пришла. Тогда она уйдет в свой мир.

– Да что же это такое! Тварь! Что ты со мной сделала?

– Она вас заразила своими выделениями, милорд. Теперь вы начнете меняться…

– Меняться? Да хрен ей! Куда Радку дела! – заорал Антон. Говори, сволочь!

– Радка в болоте гниет, я на нее икринки отложу. Хорошее мясо, живое…

– Так она еще жива? – удивился Антон.

– Живое мясо, хорошее мясо.

Антон потряс молотом. – Показывай, тварь, где она.

– Зачем вам она? – удивленно спросила Франси.

– Франси, ты че? – запальчиво прокричал Антон. Он не был еще лишен человеческого сострадания. Чувства его не огрубели и не отмерли, как это приходит с годами службы у многих сотрудников-правоохранителей. – Она же еще жива! Ее спасти надо. Собирайтесь, пойдем на болото… Нет! – остановился он. Так пойдем. Некогда нам, Рада еще помрет там. Забираем тело с икрой, голову, и пусть показывает, где Рада. Торвал, ты со мной?

– С тобой, Антей.

– Франси?

– Я с вами, милорд.

– Тогда пошли, – Антон решительно подошел к телу, ухватил за ногу и потащил к выходу.

Глава 8

– Торвал, прошу как друга. Если ты увидишь, что я стал меняться, убей меня быстро и небольно.

– А как я узнаю Ант… – Торвал, шагавший рядом с Антоном, запнулся, поглядев на Франси, – сэр Антей, что ты изменился?

– Не знаю, я толстеть начну… Франси, какие изменения у меня произойдут?

– Точно сказать не могу. Такой случай у нас был лишь один, когда Орлик обрел силу повелевать тварями. Тогда деревенский парень… пастух, стал сильно толстеть и убежал на болото. Когда его нашли, он был еще жив, сидел в болоте, облепленный мальками, и счастливо улыбался. Он приговаривал: «Ешьте, детишки, ешьте…» Только от него остались… а не важно. Вспоминать не хочу.

– И как скоро это произойдет? – хмуро спросил Антон.

– Через три-четыре десятины, милорд.

– И что, шансов выжить никаких нет?

– Я не знаю, милорд, простите.

– А если меня привязать и не отпускать? Может, они передохнут… с голоду.

– Я не знаю, милорд.

– Что ты заладила! «Я не знаю, милорд! Я не знаю, милорд…» А кто знает?

– Орлик, думаю, знает.

– Орлик. Я это имя слышу уже не в первый раз. Кто это?

– Орлик хороссый, – просипела голова.

– Это долгая история, милорд. Когда-то он был рассветный целитель, ученик вашего отца. Потом между ними что-то случилось. Они поссорились, и Орлик стал мстить ему. Он наводнил болота и леса всякими тварями. Ваш отец извел их, но Орлика не нашли, он скрылся. Вот теперь, наверно, узнал, что Робарт погиб, и вернулся. Это он натравил кикимору на вас. Мстит. Ох, и тяжко будет. Нужно звать Рассветных, выводить нечисть, а где деньги брать?..

– А чего он добивается? – пройдя шагов десять в задумчивости, спросил Антон. – Ну, отомстил, допустим, а дальше что? Смысл его действий в чем?

– Власть, милорд! Он всегда мечтал о власти. Умер Робарт. Вас не будет, и он станет полным хозяином этих мест. Простите… я не хотела…

– Да ладно, – отмахнулся Антон. – Рано хоронишь меня. Я еще не кормлю мальков. И понимаю, что нужно найти Орлика и как-то с ним поговорить… ну, или убить его. – Кикимора, где Орлик?

– Не скажу.

– Франси, прикажи ей.

Франси подала голову Торвалу, но тот отскочил проворнее горного козла. Тогда она протянула голову Антону. Потерла ладони, потом виски.

– Скажи милорду, где Орлик! – стальным голосом приказала она, и кикимора, ойкнув, призналась:

– На острове, посредине болота… Ничего не скажу.

– Давно он там? – спросил Антон.

– Не скажу! Пять лун…

– Недавно, значит, – догадался Антон. – Ладно. Спасем Раду, будем разбираться с Орликом.

Они прошли мост через речку. Конь тянул за собой по земле безголовое тело. Торвал держал факел и освещал дорогу. Антон не расставался с молотом, а Франси несла свой мясницкий топор.

– Далеко еще? – спросил Антон.

– Через льгу будет лес по левой стороне реки, и там начинается Мертвая зыбь. Мы так болото называем. Оно большое. Про остров я слышала, но так далеко не заходила. Да и не знала, что там опять кикиморы завелись.

– Кикимора, ты откуда пришла? – спросил Антон.

– Не скажу. Орлик позвал.

– Откуда он тебя позвал?

– Из темноты…

– Из темноты она. Веди, тварь, к Раде!

Граница леса появилась неожиданно, как темная стена, выступающая из лунного сумрака ночи. На путников налетел порыв сырого, пропахшего прелой листвой и стоялой водой ветра. Кроны деревьев качнулись и сердито зашумели. Ощутимо потянуло прохладой. Стали слышны многоголосые кваканья лягушек.

Антон, оробев, прижался к коню. Над головой, почти касаясь волос, что-то быстро пролетело. Из чащи что-то ухнуло, и вдруг жалобно заплакал ребенок. Торвал повыше поднял факел.

– Сыч балует, – прошептала Франси, но сама шаг замедлила.

– В болото хочу. Домой хочу. К деткам хочу.

– Показывай, где дом! – затряс головой кикиморы Антон.

– Болото начинается почти сразу, – пояснила, понизив голос Франси. – Идите за мной.

Они дошли до кромки леса, и Франси, шагнув, скрылась за листвой. Антон поспешил за ней. Неожиданно ветка больно хлестнула Антона по лицу.

– Франси! Осторожнее. – прошипел Антон. – Не отпускай ветви. Он шел следом за ней. И, отогнув низко нависшую ветвь, прошел дальше. Отпустил ее и услышал за спиной шлепок и негромкий вскрик:

– Ант!.. Осторожней. Всю рожу мне располосовал.

– Прости, Тор… – Шлеп. – Твою же… Франси, осторожнее…

– Болото… Шлеп. – Дом… шлеп, – тьфу. В болото хочу-у… – завыла кикимора. Это Антон поднял голову кикиморы, защищаясь от стегающих по лицу веток. Он отошел в сторону от следующей впереди Франси, и его место занял Торвал. Он неосторожно близко подошел к ней и тут же поплатился. Ветка сильно стегнула его по лицу.

– Франси! – завопил он. – Ты нас всех убьешь тут.

– Уже пришли. Не кричи. Посвети повыше.

Торвал поднял факел, и Антон увидел, что лес расступился. И впереди в отблеске факела чернела рябь воды. Ветер над болотом гонял клубы тумана, и они принимали причудливые очертания. Оглушительно трещали и квакали лягушки. Им вторили сверчки. Рядом раздался отчаянный детский крик:

– А-а! А-а! – И он заставил Антона вздрогнуть. Ему стало не по себе. Ему почудилось, что за туманом пряталось страшное чудовище.

– Помоги-итее! Люди-и! – справа раздался громкий крик о помощи, и Антон от неожиданности подпрыгнул.

– Люди! Я здесь! На помощь!

– Идем, Рада! – крикнула Франси. – Потерпи!

Она первой свернула направо, и Антон услышал тихий плач. Женщина рыдала.

Почти у самого берега по подбородок в топи стояла Рада. Лицо ее, искусанное комарами, распухло, руки были привязаны водорослями к двум большим кувшинкам.

– Вытащите меня, я уже не могу… – простонала Рада.

– Сейчас, милая, сейчас, – нежно и успокаивающе проговорила Франси. – Торвал, освободи Раду.

– Франси… это… я не могу, – шер попятился. – Там пиявки…

– Я ее освобожу, – вызвался Антон. Он подошел к топи, поколебался, но все же стал стягивать сапоги и, закатав до колен штаны, пошел к воде. Торвал в это время оправдывался перед Франси.

– Я не боюсь болот, Франси, но там змеи, пиявки… и я плавать не умею…

Антон, не обращая внимания на его лепет, вошел в холодную воду. Его ноги сразу по колено утонули в илистом дне. Он подгреб к женщине и оторвал ее руки от кувшинок. Схватил за руку и потащил к берегу. У самого берега ему помогла Франси. Она напряглась, и они выдернули Раду из крепких объятий болота. Девушка была голой, тело ее измазано грязью и облеплено пиявками.

– Мясо. Отдайте мое мясо! – завопила кикимора.

Обессиленная женщина упала на траву и осталась лежать. Антон нарвал травы и стал обтирать ее тело. Франси отрывала пиявок.

– Как тебя угораздило так попасться, девочка? – укоризненно спросила Франси.

– Я увидела милорда. Он приказал раздеться и идти к нему. А когда я пошла, то уже не помню, что произошло… Увидела лишь, что мой двойник стоит на берегу и надевает мое платье, а я уже в болоте и не могу выбраться. Я думала, что все, мне конец. – Женщина лежала и тихо рыдала.

– Скажи спасибо милорду. Это он убил кикимору и пошел тебя искать.

– Милорд, век буду служить вам, как собака буду преданна…

– Ладно, ладно, хорошо, Рада, потом поговорим, – Антон пригоршнями мутной воды поливал ее тело.

«Наверно хватит, – решил он. – В замке отмоем». – Он поднялся, подошел к разбухшему телу кикиморы, положил рядом голову. Ухватил тело за ногу и потащил к темной воде. Спихнул его, и оно, булькая, погрузилось в тину.

– К деткам хочу! – завопила голова.

– Перебьешься, тварь! – ответил Антон. Он поднял голову и в вопящую пасть сунул пучок травы.

– К де… бхрп-п-п пртфупр… задохнулась голова, а Антон палкой утрамбовал траву.

– Вы что хотите с ней сделать? – удивленно спросила Франси.

– Есть идея, но я расскажу о ней потом. Голову забираем с собой.

– Бркрб… голова кикиморы пыталась что-то сказать, пережевывая траву, но Антон подсовывал все новые и новые пучки.

– Только вы с ней поосторожней, смотрите, чтобы она вас не укусила. – предупредила Франси.

– Зараза к заразе не пристает, – отмахнулся Антон.

В замок вернулись под пение утренних птах и перекличку петухов. Восток заалел, окрасив надвигающиеся тучи в темно-розовый цвет. Франси поглядела на них и заявила:

– Гроза будет.

Антон сразу ушел к себе в подвал. Засунул голову кикиморы в кадку, в которой хранил отчеканенные монеты, и накрыл ковриком, лежащим у порога. Поставил молот у наковальни и надолго задумался. У него еще по дороге созрел план вызвать Закатную госпожу, но как это сделать, не представлял. Обстоятельства сложились таким образом, что он прекрасно понимал, без сверхъестественного вмешательства он запросто может стать кормом для прожорливых маленьких кикимор. Выбор был невелик, но очевиден: или стать ее слугой, или кормом для головастиков.

– Ох, госпожа Заката! – еле слышно проговорил он. – Как бы я тебя хотел увидеть….

– Ну смотри! – услышал он тихий смешок и обернулся на голос. Удивленно открыл рот и уставился на видение. Над наковальней висела фигура, сотканная из тумана, с ног до головы закутанная в плащ.

– О-о! – непроизвольно вырвалось у него. – Вы здесь? А я думал ехать в обитель Заката.

– Я могу появляться где угодно… Где есть алтарь.

Антон тупо посмотрел на наковальню.

– Да, ты правильно понял, иномирец, это алтарь.

– Хм. Алтарь? Что-то не похож. Мы на нем… – он запнулся.

– Чеканили фальшивые монеты, – продолжила за него фигура. Я видела. Этот алтарь поставил рыцарь Рассвета…

– Но вы же госпожа Заката… или нет?

– Меня так называют люди. Но имени моего они не знают. Ты звал меня. Что хотел?

Антон пересилил себя и, понимая, что идет в вечную кабалу, которая неизвестно что ему принесет, с неохотой произнес:

– Хотел договориться, госпожа.

– Со мной? Интересно. О чем же?

Антон потупился. Признаться, что он имел связь с кикиморой, было трудно, но жизненно необходимо. И он решился:

– Я вам служу чем могу, а вы меня спасаете, чтобы я не был съеден мальками кикиморы.

– Ты спал с кикиморой? Очень интересно… и чем же она тебя прельстила?

– Она приняла образ служанки, а я был пьян. Все это подстроил некий Орлик…

– Белое братство… понимаю. Значит, ты хочешь мне служить?

– Если честно, не хочу, но заставляет необходимость. Так сказать, вы помогаете мне, я отрабатываю службой.

– Давай я тебе кое-что поясню, иномирец. Иначе ты не поймешь, что мне нужно. Этот мир разделился на светлых и темных. Но, как часто бывает, они забыли, что свет и тьма – это две половины единого целого. Света без тьмы не бывает, как и тьмы без света. Не зная света, не узнаешь, что есть тьма. И, не зная тьмы, ты не узнаешь, что есть свет. И часто светлый становится темным, потому что жажда подстроить все под себя заставляет сторонников света творить темные дела. Светлые или, как их здесь называют, Рассветные, ловят и убивают носителей магического дара без разбора. Они считают, что так очищают мир от скверны и в своем фанатизме не понимают, что творят темные дела. Темные тоже хотят власти и вербуют носителей дара, они дают им ложную надежду, что, став темными, они защитятся от гонений Светлых. Есть еще серые, такие, как братья Заката, они нейтральны. Не делают добра, но и не препятствуют злу. По сути, они защищают только себя. Равновесие в этом мире исчезло. Понимаешь?

– Не совсем. Какое место уготовано мне?

– Ты это должен определить сам. Ты иномирец. И носитель света и тьмы одновременно. Ты ни Светлый, ни Темный и не Серый. Удивительно, но ты можешь вместить в себя все оттенки света и тьмы. Твоя сторона определяется поступками, и ты стремишься к равновесию. Отчеканив на этом алтаре фальшивые монеты, ты сделал темное дело. Но ты стремился к тому, чтобы исполнить свой долг перед сюзереном и подданными. Ты творил темное дело во благо людей, а не для себя. И сохранил равновесие. Ты вступил в сговор с ворами – темное дело… И выкупил рабов, сделав их свободными. Осчастливив своих слуг браком, ты сделал светлое дело. Спасая себя, ты использовал артефакт Света. Молот. И он принял тебя. Темных он убивает, серых ранит. Ты хочешь найти Орлика и разобраться с ним, это стремление к равновесию. В твоих руках амулет Заката и молот Рассвета, и они не конфликтуют. Служи равновесию и стремись к нему. Это пока все, что тебе нужно знать.

– А как я узнаю, что служу равновесию?

Следуй за своими чувствами и желаниями. Делай то, что считаешь правильным.

– Даже если другие будут считать это злом? – уточнил Антон.

– Даже так. Но ты все же можешь послужить мне уже сейчас. Прикажи сделать крест из ясеня, положи на алтарь и поставь его там, где найдешь Орлика.

– А что мне делать с Орликом?

– Делай, что хочешь или сможешь.

– Хорошо, я это сделаю, – вздохнул Антон. – А как же мое спасение?

– Ты спас себя сам, использовав молот. Его свет выжег заразу из тебя и убил зародышей кикиморы.