Текст книги "Дом с розовыми наличниками. История про странных обитателей"

34.Куда направляется всадник?

После обеда, когда тень, наконец, догоняет усталого путника и идёт вровень с ним, я сидел в беседке, под её заботливой сенью спрятав понадёжней собственную тень, и размышлял о непостижимой сути природы любовных отношений. Несомненно, что скрепляющей составляющей этих отношений является верность. Бедняга Дон Кихот все свои блистательные подвиги совершил во славу возлюбленной Дульсинеи Тобосской, несмотря на испытанные самим при этом немыслимые страдания. Несчастный Ихтиандр навсегда унёс с собой в океан тайну несбыточной любви к прекрасной Гутьере. А безобразный уродец Квазимодо с каким неистовым отчаянием защищал красавицу Эсмеральду! После её гибели он не вынес страданий собственного духа и последовал в райские кущи вслед за своей единственной. Хотя, если брать этот последний случай, то… И совсем не понятно как может благородная роза любить безобразную жабу? Однако, есть лебединая верность и это бесценный дар богов, коим наделяют избранных. Его нельзя ни отнять, ни похитить. И даже ценой самой жизни не приобретается сие сокровище.

В самый пик моих глубокомысленных размышлений мимо беседки вдруг резвым галопом пронёсся верхом на растрёпанной метле дворник Панкрат. Затравленно озираясь на небо, он спешил к своей коморке, где немедленно и скрылся.

– Наверное кто-то ему рассказал про Плюшкина, который тоже скрывал несметный недуг свой от посторонних взглядов, вот наш дворник и заторопился перепрятать своё потаённое подальше от чужих помыслов.

А в этот момент, рассекая грудью встречный ветер, по небу промчался запылённый всадник – это сразу было заметно по серому цвету его амуниции. Прискакал он несомненно издалека раз столь обильно запылился его походный костюм. Как только всадник достаточно приблизился, из-под копыт его скакуна на меня полетели кусочки земли, опавшие листья, оброненные бумажки. Когда же наездник совсем поравнялся с беседкой, то на её крышу и вокруг посыпались крупные горошины горячего пота с крупа его коня.

– Куда так торопится всадник? – недоумевал я. – Неужели он не понимает, что этак может до смерти загнать своего иноходца?

И я позвал незнакомца погостить в нашем дворе. Пусть его конь переведёт дух и отдохнёт чуть-чуть.

Всадник любезно принял приглашение:

– Вы, уважаемый, пожалуй, правы. Моему коню действительно не помешает слегка отдохнуть. Да и скакать нам осталось совсем недолго. До темна поспеем ещё. Вон, видите гряду гор? Туда и лежит мой путь.

– Да это же совсем близко, – успокоил я путника. – Только я не знаю правильно ли поступил, задержав вас?

Но воспитанный всадник ладонью тактичности поспешно развеял выдохнутую мною едкую струйку сомнения:

– Я совсем не долго побуду у вас. В своей походной сумке я везу Долгожданную Весть. От долгой дороги её совсем растрясло и укачало – пусть придёт в себя, иначе привезу её адресату, а она не сможет вымолвить даже слов приветствия.

После таких речей мне удалось преодолеть барьер смущения, и я любезно предложил:

– Здесь вы можете утолить свою жажду. У нас есть глубокий колодец. Только там Панкрат прячет Тайну и когда будете пить, будьте очень осторожны и не проглотите случайно её кусочек, чтоб не поперхнуться ненароком.

К счастью, всё обошлось благополучно. Гость утолил жажду и напоил верного друга. Только в самом конце маленькое недоразумение немного омрачило запылённый лик моего гостя. Да и конь от смущения сник головой и опустил ресницы.

– Ну, что поделаешь? – рассудительно решил я. – Такова неизбежность, раз в этом заключается смысл удовлетворения естественных потребностей.

А вслух я успокоил сконфуженного небесного посланца:

– Это вполне органично, что ваш утомлённый иноходец оставил о себе весьма тёплое воспоминание, источающее тончайшие флюиды гурманской изысканности. Сей столь ёмкий дар уже вполне оценили проживающие под крышей нашего Дома с розовыми наличниками вездесущие воробьи. Вон с каким упоением они извлекают из источающей аппетитные струйки пара массы золотистые ячменные зёрнышки.

– Но… – с перечисленной в неписанном перечне намерений решимостью гость ринулся было к оставленной конём горячей лепёшке. – Право, мне так неловко!..

Жестом радушного хозяина мне пришлось заградиться от поспешного движения курьера, чтобы ненароком не рассыпалась из сосуда моего внутреннего содержания хранящаяся там толика гостеприимства.

– Вы очень любезны! – уже издали донеслось до меня. И удаляющийся вестник вскоре скрылся за ближней кромкой горизонта.

 
Суровый всадник на коне…
Высоких гор стена…
И поднимается во мне
кипучая волна!
Преодолеть бы тот рубеж —
мерещится во сне.
Не проскользнуть никак промеж
стеной и стражем мне…
 

* * *

– Поэт, кто это был? – подступился ко мне с расспросами вездесущий Магистр Осени, лишь только запылённый всадник покинул пределы нашего двора.

– Он вёз в дорожной сумке Долгожданную Весть, – опечаленный расставанием, грустно ответил я.

– Я всё видел в окно, когда вы вдвоём здесь беседовали, – потупив глаза, смущённо признался Магистр.

– Но я всё сделал как подобает радушному хозяину и у всадника не будет причин корить наш Дом с розовыми наличниками в негостеприимстве.

– Я знаю, – смиренно ответил мой собеседник. – Только меня беспокоит одно: может быть Долгожданная Весть совсем задохнулась в тесной курьерской сумке?

– Как жаль, что я не догадался проверить, – печаль наложила клише озабоченности на мой замутившийся лик. – Теперь Долгожданная Весть не принесёт кому-то душевного успокоения.

– Да-да! – продолжил мои сомнения Магистр, но тут же спохватился. – И всё-таки в этом случае остаётся вариант – уповать на добрую надежду.

Пока мы так рассуждали, совсем непонятные манипуляции свершились с солнечным диском. Он совсем исчез за горной грядой. Там, куда ускакал всадник. Самого диска уже не было видно за горами, будто его зашвырнул туда атлет-дискобол, только ещё наблюдалось меркнущее малиновое свечение. Ночь распустила крылья, густыми мягкими перьями окутав притаившуюся округу. Лишь надсадным кашлем заядлого курильщика иногда чей-то пёс разрывал бронхи ночи, неумышленно изгоняя сонную дрёму из устоявшейся заводи покоя, и в её кромешных недрах обречённо тонула обессилевшая заря прошедшего дня.

– Вот и всё! – подвёл итог я закончившемуся сегодня.

– Да-м! – печально подтвердил мои опасения друг. – Это трагедия, когда задыхается Долгожданная Весть, а сопровождающий её всадник в действительности вовсе не оказывается её надёжным хранителем.

А люди разное думают, глядя на скачущего мимо запылённого курьера, пытаясь догадаться о цели его визита по положению в седле самого наездника, по характеру цокота, издаваемого скачущими копытами, или по рисунку отбрасываемых завихрений с развевающегося плаща конного вестоносца. Но это уже их право и нас вовсе не касается. Каждый может относиться к всаднику так, как ему заблагорассудится и об этом совсем не обязан уведомлять остальных.

И стук копыт приглушит биение неугомонных сердец.

* * *

После долгой дороги может быть я не приду к той же двери, от которой отправился в путь. А путь мой лежит через страну, которая не нанесена ни на одну карту, это единственная страна, где нет заблуждений и нет иллюзий. Все побывавшие в той стране, так или иначе причастны к заговору молчания, неукоснительно хранят приверженность клану искусительных соблазнителей в условиях тоталитарного насилия над человеческой природой. И тот, кто на коне, погоняет бредущего пешим ходом.

Облачённые в стальные латы всадники надёжно защищены от назойливой досягаемости пеших. И взирает безучастное небо на творящиеся под его необъятной сенью произвол и насилие, лишь иногда гнев свой вымещая, низвергнув на землю геенной огненной разящие молнии грома, завихрив зловещие спирали торнадо либо наслав гигантскую разрушительную волну цунами.

Но всадников совсем не страшит это. Они возомнили, что на них не распространяется гнев небесный и позволяют себе даже насмехаться над бессилием неба. А когда распоясавшийся конный тычет копьём в небесный свод, тот кровоточит обильными потоками дождя. Всё это небо безропотно сносит до поры.

Пешие ропщут на всадников. Так уносимые с ветром мгновения невольно набиваются в нишах и пустотах Леты, скапливаясь таким образом в ненужную свалявшуюся массу.

Однако, известно, что наступает момент, когда приходит Чистильщик и начинает удалять весь скопившийся мусор, грязь, свалявшуюся массу. Его задача – навести порядок, всё остальное не имеет смысла. Он-то и попросит всадников спешиться, дабы почистить их доспехи. И когда те спустятся со своего возвышенного положения на землю, они уже не будут являться всадниками. Наступит миг всеобщего уравновешивания. И провизорские весы пришельца Феди непременно зафиксируют этот факт равнозначным положением своих чашечек.

Всё в жизни преходяще. Вот так, в один момент изменяет русло бегущий весенний поток, преображаются города и континенты, народы низвергают в провал бездны навязанные им чуждые идеалы. И обращается в прах и тлен то, что совсем недавно казалось достоянием. А как же всадники?.. Их народится новая когорта. Всему своё время!

 
Ну и пусть на пороге зима.
Что с того, что осыпались листья?
Жизнь моя – всё равно каземат,
а года – след, оставленный слизнем.
 
 
Заметёт белым снегом дома
и преграды, и все направления —
только трубы печные дыма
распечатают в знак противления.
 
 
Весь мой город похож на Содом
и должно что-то скоро случиться…
Оказаться могу за бортом
тройки той, что к заветному мчится.
 
 
Не начать новой жизни с листа,
распочатого в новой тетради:
срок наступит – под сенью креста
вступишь в вечность
при полном параде.
 

35.Вот и пришла зима

 
Разлапистые хвойные узоры
мороз чеканит лихо на стекле…
Сугробов нескончаемые горы
наводят на раздумья о тепле.
Весенняя шумливая погода
приветы шлёт, уклад зимы поправ:
шифруясь лабиринтом дымохода, —
печной использует при этом телеграф.
Фрагменты затаившихся капелей
скрывает льдом окованный пейзаж.
Закон пересеченья параллелей
сезонной сменой подтверждает вывод наш.
…Закономерен, выверен природой
порядок бесконечной смены форм.
– Капризной переменчивой погодой
вписалась вечность в рамки строгих норм.
 

Снег выпал совершенно неожиданно ночью, когда мы спали. А утром, проснувшись, первое, что мы ощутили – это необычайную наполненность помещений дневным светом.

Случайно взглянувшая за окно Мальвина буквально опешила в первый момент от увиденной картины. Когда состояние потрясающего столбняка сменилось неуёмным восторгом, девушка неожиданно вдруг завизжала:

– !!!

Мы немедленно бросились к окну и тесно облепили его, прислонившись изумлёнными лицами к прозрачному стеклу, от чего соприкоснувшиеся места стали похожи своей уродливой приплюснутостью на физические недостатки и снаружи казалось будто какие-то нелепые существа наблюдают из окна за тем, что творится снаружи.

– Какие пушистые снежинки! – восхищённо прошептала Мариет.

– …и такие нарядные, – вторила ей Мальвина.

– А как густо сыплет снег, словно невесомый лебяжий пух, – немного погодя отозвалась Оксана.

– Да, будто кто-то там наверху специально высыпал пух, чтобы им можно было дополнить те детские подушки, на которых давно уже не спишь, – задумчиво произнёс Искандер.

– А мне сейчас весь этот мир напоминает белый-белый лист, на котором хочется непременно написать что-нибудь такое!.. – шаловливо размечтался легкомысленный Васёк.

– Пусть напишет Поэт, – моментально распорядился Магистр Осени.

– Просим! Просим! – подхватили все остальные хором.

Мне оставалось только подчиниться большинству:

 
Надевай
скорей
лыжи,
Что пылятся
с весны
в нише!
Выходи
вопреки
стуже
Проявить
себя,
друже.
Разверни
плечо
круто,
Чтобы знали:
не ты
трутень.
Завихри
за собой
шлейфы
Под мелодию
снежной
флейты.
Пусть
звучит
её голос
звонко,
Воскрешая
в тебе
ребёнка.
Не забудь,
отправляясь
в зиму:
Все дороги
ведут
к Риму.
Посему
и снега
эти
Непорочно
вокруг
светят!
 

Выпавший снег привнёс в наши души радостное возбуждение. Недоволен оставался лишь угрюмый Костик. Ему наваливший снег создал массу препятствий и невозможность для доступа к песочнице, чтобы выразить собственное отношение к реальности жизни новым нагромождением причудливых форм. Снегопад внёс смятение в сознание Костика из-за чего он не захотел, а может просто не смог выйти во двор. И пока мы лепили снеговика, одновременно забавляясь игрой в снежки, и покоряли девственную нетронутость снежного покрова, щепетильный Магистр оставался с Костиком и пытался помочь ему хоть как-то привести в порядок последовательность логических построений мятущегося сознания.

С наступлением зимы наш обособленный мир, ограниченный непреодолимой Китайской стеной, наполнился умиротворяющей иллюзией: мы вдохновенно рисовали пальцами на заиндевевшем оконном стекле солнце и пальмы, и бабочек на цветах; вспоминали весёлые истории из летней жизни; вдоволь лакомились заготовленным на зиму малиновым джемом; перекисшее вчерашнее молоко обращали в кефир и благоговейно попивали всей дружной компанией перед сном.

Кроме того, каждый в отдельности предавался и собственным увлечениям, которые способствовали восстановлению душевного равновесия. Магистр Осени, например, коллекционировал звуки. Ещё во время листопада он не успел довершить грандиозную симфоническую ораторию, посвящённую столь замечательному явлению в природе. Теперь он пытался обогатить своё произведение великолепием хрустального вокала, мелодично стекающего со свесившихся с карнизов крыш сосулек, напоминающих трубочки органных регистров.

«Что осень оплачет, весна заново воскресит!» – гласит древняя народная премудрость.

А пока газетный кулёчек заполнялся новыми, собранными зимой нотами, осенние же шаловливо скакали по лысому темени Магистра, непринуждённо щекоча его плешивый череп. И так отрадно было слышать, как звуки, подобранные ещё в сентябре, перекликаются с декабрьской метелью.

А пришелец Федя упорно изучал манускрипт «Ал-Хови», пытаясь обнаружить среди древних трактатов секрет избавления от обволакивающих мрачных теней, чтоб освежающий дневной свет наполнил комнату Чёрной Вдовы.

Рассчитывая исключительно на прагматизм достигнутого прогресса, современное человечество напрочь отмежевалось от накопленного векового опыта поколений в области оккультных наук. Отдав предпочтение материалистической идее мироустройства, основанной на законах точных наук, люди лишились возможности снимать порчу, изгонять бесов, вызывать духов, отводить напасти и отвергли знания многих других столь необходимых в быту вещей. Однако, при всём желании, современная наука не способна изгнать тень из комнаты Чёрной Вдовы, так как, по существу, вообще отвергает реальность подобного феномена. Сочинения же мудрого Абубакра Мухаммада ибн Закарии Рози в главе «О природе теней» на сей счёт гласили следующее:

«Когда пророк Иса спустился на Землю, в это время планета окуталась мраком, ибо солнце скрыло небесное тело, отчего все тени исчезли вдруг. И неведомо было кто свят, а кто грешен, поскольку тень человека есть отражение его земного пребыванья: чем тень чернее, тем более грешен её хозяин.

Таким образом, люди не признали пророка и отвергли его деяния, за что бог покарал их, наслав болезни. И освободить от страданий может только глубокое всеобъемлющее покаяние».

Угрюмый Костик предавался единственному увлекательному для себя занятию – он собирал цветные горошины со своей рубашки и целыми днями катал их по полу, наслаждаясь раздающимся при этом малиновым звоном.

Однажды Добрая Лошадь попробовал выяснить для чего Костик это делает:

– Зачем ты катаешь цветные горошины?

– Чтоб не забыть, – ответил тот.

– Не забыть о чём?

– О лете, – изумился Костик Серёжиной неосведомлённости.

– Разве это возможно? – опять спросил Добрая Лошадь.

– Вполне. Видишь как они мелькают, перемешиваясь разными цветами, распространяя краски лета? А раздающиеся весёлые звуки разве не напоминают птичье пение? Вот так я сижу и не расстаюсь с летом.

Такой исчерпывающий ответ вполне удовлетворил Серёжу, но подобное занятие ему представилось как невинные проказы доброго мага, пожелавшего вечно продолжать счастливые летние дни.

– Словно добрый маг! – задумчиво произнёс Добрая Лошадь.

– Что ты сказал? – переспросил Костик.

– Да так, ничего, – отмахнулся Серёжа, а сам подумал: душа человека как жаворонок – всю жизнь поёт гимны солнцу, но в конце концов однажды проваливается в чёрную бездну, так и живёт на границе света и тьмы…

Беззаботный Васёк с обкусанной шариковой ручкой в руке производил сложные математические расчёты срока следующего сезонного плодоношения тюльпанового дерева. Нам нужно было снова собрать немного самоцветов для ставшего грустным сантехника Коли, чтобы вновь сделать его весёлым.

Мариет же постигала привычный род занятий – усмирение изнуряющей страсти. На сей раз в сфере её бубновых интересов оказался наконец Искандер. Забытое чувство волнения, трепета и приподнятости вновь вернулось к девушке и стало совершенно ясно, что душа одобряет сделанный в этот раз выбор. Вскоре и возвратившаяся бабочка снова поселилась в её взгляде, а увядший алый тюльпан налился свежим соком.

Матильда с помощью чёрной накидки пыталась на полу научиться умению балансировать, чтобы легче было идти по лунной дорожке навстречу Кузе…

Наше спокойствие среди наступившей зимы нарушалось разве что скверными действиями дворника Панкрата, который с неистовым ожесточением препятствовал распространению на дворе пушистого снежного покрова. Он грубо сгребал огромной деревянной лопатой снег со ступенек и дорожек, проделывая внушительные бреши в целинной белоснежности двора. Иногда дворник со скрипом распрямлял сутулую спину и потрёпанным картузом утирал выступивший на лбу пот. При этом он, глядя в небо, недовольно бормотал:

– Ну и валит, ядрёна вошь!..

И невдомёк было ему, что снежным пухом можно наполнить столько много старых подушек из детства, на которых так приятно спать даже если ты уже стал взрослым.

А тем временем чирикающие серые воришки юрко вертелись под ногами у дворника, торопливо склёвывая крохи проступившей из-под снега преждевременной черноты.

Между тем, наступившее утро последующего дня проясняло всю бесполезность попыток мрачного Панкрата по уничтожению пушистой белизны. Зима за ночь непременно восстанавливала нарушенный снежный покров.

Стоило только затмению найти на вселенский источник света, как в наступившем мраке отчётливо обозначились контуры громоздящихся отдельных предметов: домов, деревьев, горной гряды… Кудрявая головка юной мадемуазель в платьице с ажурными оборками увенчалась огромным бантом… Неизвестный романист, устремлённый вдохновенным взоров в бесконечность, с душевным трепетом пребывал в надуманном мире грёз… По краю крыши дома мадам Кобылиной беззаботно прогуливался какой-то кот. Временами он дико верещал, беспокоя округу. Тень винно-водочного ларька безнадёжно поглотила господина Кобылина, поэтому, утонув в её недрах, он никакими индивидуальными признаками не проявил себя во мраке…

Вдруг в темноте раздались истеричные крики мадам Кобылиной:

– Откуда взялась эта темнота? Где солнце? Почему этот драный кот так бесцеремонно шастает по моей крыше?

– Сохраняйте спокойствие, – невозмутимо откликнулся из темноты незнакомый голос. – Некие злые силы вознамерились затенить наше светлое настоящее и проявить то кромешное, что скрыто от света.

– Паршивая идейка! – продолжала визжать мадам, несуразными подскоками и грозными взмахами рук тщетно пытаясь спугнуть нахального кота с карниза. – Что за вредное животное привязалось к моей крыше! Зюзя! Мы немедленно войдём в дом.

– Мадам, полагаю, вас это отнюдь не избавит от кошачьего верещанья, – расхохотался незнакомец и тут же цинично добавил:

– Но вы уж очень так не беспокойтесь. За рваную трёшку я найду какого-нибудь хмыря, и он прогонит пакостливого кота прочь. До следующего затмения паршивец не потревожит вашего драгоценного покоя своим гадким верещаньем.

Мадам Кобылина безнадёжно взглянула вверх и сварливо пробормотала себе под нос:

– Надо немедленно показаться сексопатологу…

 
…и осталась
в покинутом городе
забытая в спешке душа,
по гулким
пустынным улицам
плутала она
неспеша…
А плотью живого трупа
кого теперь удивишь?
Ни брата,
ни сына,
ни друга
присутствием
не утомишь
своим
и напрасны счёты
былых невольных обид.
Признаться, мы были моты
судьбы своей.
Жалкий вид
имеем уже сегодня:
мы – беженцы все
и бомжи.
Эх!..
Воля на всё господня…
– и точат над жертвой
ножи.