Текст книги "Дом с розовыми наличниками. История про странных обитателей"

Автор – к читателю

 
Бытие оставляет в сознании нашем в залог, —
будто след колеи, – бороздящую память годов.
Несомненно, что жизнь – это только к чему-то иному пролог, —
но конкретно к чему я пока что сказать не готов:
мне постичь предстоит ещё только понятие БОГ…
 

По праву автора я позволю себе на этой последней странице романа высказать сокровенные мысли, которые ни коим образом не вписались в сюжет данного произведения, но имеют к нему самое непосредственное отношение. Иными словами, я предвижу вопросы, которые у читателя могут возникнуть по прочтении «Дома с розовыми наличниками». В общем, эта заключительная статья есть исповедь-размышление автора по поводу затронутых (и не затронутых тоже!) в произведении вопросов, касаемо нашего бренного существования.

…Вот я выхожу из дома и вижу над собой небо. Оно голубое и необъятное. Я рад ему и безумно счастлив от того, что видел Его таким. Затем, набегает мрачная туча и собой заслоняет небо. Здесь, внизу, со мною рядом, округляя глаза и быча шеи, исступлённо кричат какие-то странные люди:

– Ах, какое небо голубое!..

– Но, позвольте, – говорю я, – вовсе оно сейчас и не голубое.

На меня немедленно начинают злобно шикать и больно толкают в бока. Грубо втискивают в какую-то мрачную подворотню, где затхлый воздух насыщен резкими запахами настоявшейся мочи и собачьих фекалий. Два исключительно интеллигентных примата долго, терпеливо, неторопливо и, я бы сказал, весьма методично принялись объяснять очевидную (для них, конечно) истину, что небо, как абстрактная величина, возведённая в степень Абсолюта, является значением постоянным и неизменным. Теоретически!

– Однако, согласно теории относительности, имеет право на существование и такое альтернативное мнение, – пытаюсь я отстоять свою точку зрения, – что относительно объекта, наблюдающего в данный момент, небо не является голубым, ибо между точкой обзора и значением абсолютным находится некое постороннее тело, пренебречь присутствием которого никак невозможно.

– Это чистейшей воды декадентство, – решают меж собою мою незавидную участь приматы и, надавав мне крепких тумаков, изгоняют прочь, чтоб не дискредитировал добропорядочных обывателей. Забившись в отведённую индивидуальную малогабаритную келью, я принимаюсь усиленно размышлять:

– Как же так? Люди верят каким-то приматам. У толпы убили чувства и оставили одни инстинкты. Масса не ведает о том, что она масса. Аморфная масса исполняет только то, что подсказывают инстинкты в целях самосохранения. Люди стали бездумной толпой, животным стадом. Они подвержены повальной эпидемии и диагнозом заболевания является поголовная закомплексованность масс.

Иногда, пребывая в смятении чувств, порой меня одолевают дикие приступы противоречий:

– А может всё-таки не общество больно, но инфицирован я сам? Возможно, это у меня что-то атрофировалось в мозгу, оттого и не позволяет видеть Прекрасное, Доброе, Вечное в бытующей серой повседневности, абсолютно не воспринимает сознанием розовую часть спектра, болезненно реагирует на мрачные тона цветовой гаммы?..

Так или иначе, именно борьба противоречий непрестанно толкает меня к поиску истины в бренном мире жестокой действительности. Я для себя пытаюсь разобраться: где пролегла та невидимая грань между разумом и безумием? Неужели столь разительны различия между изолированными за Китайской стеной героями моего романа – странными обитателями Дома с розовыми наличниками и прочим здравомыслящим сообществом людей?

Именно это я хотел установить в своём романе. Только и всего.

Мудрый Сократ проронил однажды замечательную фразу:

– Я знаю, что я ничего не знаю!

И она не затерялась в веках. Те знания, что за период своего существования накопило человечество, являются лишь малой толикой необъятного сущего, его незначительной крупицей, сопоставимой, разве что, – подобно пылинке со вселенной. Однако, есть складки в пространстве и времени, довольно густо испещрённые вереницею человеческих следов, весьма обжиты и успешно исследованы разумными особями, населяющими землю. Но все эти знания беспечно развеяны по заплесневелым ларцам людских черепных коробок и зачастую их ветреные владельцы, уходя в мир теней, уносят с собой это богатство. И канули бы безвозвратно сокровища в Лету, недоступны для живых обитателей светлого мира. К счастью, в недосягаемых недрах потустороннего мира живёт некий Горбун, который весьма скрупулёзно и систематично компонует почерпнутые от явившихся в мир теней обладателей этих ларцов драгоценные крупицы знаний в один всеобъемлющий манускрипт – ларь.

…В сырой непроветриваемой келье, куда никогда не проникают вихри земных страстей, сидит в одиночестве безобразный Горбун. Предоставленная его проницательному взору и терпеливому упорству, лежит толстая книга в кожаном переплёте с серебряными застёжками, на обложке которой золотым тиснением выведено название «Ал-Хови». Горбун заполняет лист за листом в манускрипте, а мерцающее пламя свечи отбрасывает вокруг загадочные блики и колышет на стенах уродливые тени, которые то хищно набрасываются друг на друга, то, внезапно сломавшись, покорно падают ниц. Горбун поглощён своим занятием, он составляет трактат судеб, сверяясь в работе со звёздным небом. Хотя из подземной кельи не видать ни звёзд, ни неба, но это совсем не значит, что ложен его прогноз, ибо Горбун антипод Звездочёта: один орудует в преисподней, второй – обитает меж звёзд.

Пишущий Книгу Судеб и читающий Книгу Неба – как злобный неистовый рок и романтичный мечтатель, тотчас же уравновесив на чашах весов мирозданья любые людские деянья, сурово накажут порок.

 
Материя есть всё и есть ничто,
а человек лишь сгусток той материи.
Грядущее предсказано Христом,
но прозябаем и поныне мы в неверии.
Бег лет стремим, торопим в никуда,
из ниоткуда ждём желанной встречи.
И отгораем, как во мраке свечи.
Года бегут, как талая вода.
Ведь сказано же: бес живёт внутри —
любой из нас грехам его подвержен.
Бог не таким Адама сотворил:
не оправдал!.. и САМ теперь рассержен…
И мы идём безропотно в костёр,
из нечто обращаемся в ничто.
Над нами крылья ангел распростёр,
а нам взирать юродивым смешно.
Не избежать того, что суждено, —
наш путь судьбой давно определён.
И крутит Ткач своё веретено
отнюдь ничем ничуть не удивлён.
 

Краснодарский край, г. Горячий Ключ, 1998 год