Текст книги "Записки из детского дома"

P.S. Чем чёрт не шутит?

Да, у меня была идея написать книгу о детском доме, основанную на реальных событиях. Но разрабатывая проект, я подумал, что выпустить целую книгу о том, как я работал в одном из детских домов нашей огромной страны – идея не очень справедливая, объективная и полезная.

Если Ф. М. Достоевский сам побывал в Сибири и на себе испытал все страдания от каторги, то я воспитанником детского дома не был. Поэтому, какие у меня могут быть записки? К тому же, я работал только в одном учреждении, а по всей России подобных мест около четырех тысяч! Четыре тысячи приютов, реабилитационных центров, школ-интернатов, детских домов и прочих учреждений, которых объединяет одно – в них живут брошенные дети.

Во время своей работы в детском доме я понимал, что во многих газетных статьях, телевизионных передачах, книгах и фильмах об интернатах, все представлено либо слишком хорошо, либо слишком плохо. Постоянно что-то прикрыто, что-то недопоказано, а что-то совершенная ложь. То же самое понимали и мои воспитанники, когда мы вместе знакомились с подобным материалом.

И тогда моя идея трансформировалась следующим образом. Я решил, что проведу интервью с выпускниками и сотрудниками детских домов. Через интернет и специализированные журналы организую сбор эссе по всей стране от самих воспитанников об их судьбах. И все эти реальные истории объединю с сюжетом о своей работе. Вот это и будут настоящие записки из одного, большого и общего концерна России под названием Детский Дом.

Когда я прибыл на форум «Таврида», некоторое время размышлял и сомневался, стоит защищать проект или нет. Идея стала казаться мне слишком простой. К тому же я узнал, что некоторые намеренно используют в проектах тему сиротства, чтобы надавить на жалость и выиграть грант. Мне этого делать категорически не хотелось.

Все же я решился проконсультироваться хотя бы с одним экспертом, послушать, что он мне скажет. Им оказался поэт Арсений Молчанов, который известен по творческому псевдониму Арс-Пегас. Он молча листал страницы с разработкой проекта, хмурил брови, качал головой, потом вдруг спросил:

– И неужели статистика по стране действительно такая? Неужели 90% сирот после выпуска никогда не адаптируются к жизни?

– Ну, так написано, в общедоступной информации, – ответил я. – Но по своему опыту могу сказать, что если и не 90%, то 80% точно.

– Зря ты сомневаешься, я думаю, что проект стоящий и очень полезный.

– Спасибо, – уже более бодро сказал я.

Еще некоторое время он изучал смету проекта.

– Только вот, может, заявленную сумму сократить? – спросил Арс-Пегас, сделал паузу, о чем-то поразмышлял, а потом добавил, – хотя, оставляй все как есть! Чем черт не шутит?!

Из пары сотен проектов, эксперты выбрали в финал всего лишь двадцать четыре. Первая пятерка получает самый крупный грант – тот, на который была составлена моя смета. Только вот мой проект оказался в списке шестым…

Исправить ситуацию могло только народное голосование. Все двадцать четыре финалиста стоят на площади со специальными коробочками, участники форума ходят и кидают в них свои фишки для голосования. Мало кто верит в чудеса и еще меньше тех, кто верит в справедливые выборы. По ходившим слухам, я понял, что народ практически ничего не решает. Только вот в моем случае, действительно, черт решил пошутить.

Спустя несколько минут после начала голосования кто-то мне сообщил, что у меня фишек уже намного больше, чем у остальных финалистов. Но и на этом еще не все. Люди не останавливались, они продолжали подходить и отдавать за меня свои голоса. «Это что-то невероятное!» – думал я. Когда вскрыли коробочку с надписью «Записки из Детского Дома», фишек в ней было настолько много, что они посыпались на пол.

– Это рекорд всех смен форума! – объявили в микрофон после подсчета голосов.

Часть II
Кукушата из инкубатора

И чудовища кормят своих детенышей, а дочь народа моего стала жестока подобно страусам в пустыне. Язык грудного младенца прилипает к гортани его от жажды; дети просят хлеба, но никто не подает им.

Библия

Плач Иеремии, Гл. 4, 3—4

Глава I
Рожденные выживать

Мы можем проезжать мимо здания детского дома и, провожая его взглядом, думать, как же жалко детей. Это будет длиться с полминуты. Мы можем приехать в детский дом с благотворительной акцией и провести какое-то мероприятие. И думать, как же жалко детей. Это будет длиться час-два. Мы можем устроиться на работу в детский дом и каждую смену думать, как же жалко этих ребят. И это будет длиться сутки. Двое-трое суток в неделю. Примерно сто двадцать в год. Около тысячи суток за десять лет, учитывая больничные и отпуска. Со временем, конечно, жалость стирается, и мысль эта мелькает не каждые сутки, но через двое-трое. Как же жалко этих детей.

Для нас детский дом – это временное явление. Мы видим его только в ограниченных рамках. Потому и жалко. А что чувствуют сами дети? Неужели кто-то всерьез считает, что они каждую минуту, каждый час, день, неделю, год думают: «Как же плохо, какие же мы жалкие, как же нам не повезло?». Нет. Все эти чувства стираются из-за постоянного пребывания в одном месте. Детский дом становится привычной средой, домом в самом прямом значении слова. Ребята не ходят и не обсуждают постоянно свои проблемы и как им трудно там живется. Более того, они не любят постоянных разговоров о своей «тяжкой доле» и «нелегкой судьбе». Нет! Они гоняют мяч по двору, они ходят в школу, знакомятся, общаются со сверстниками, влюбляются, отмечают праздники, участвуют в конкурсах. Живут полноценной жизнью!

Они приняли исходные данные как условия игры. Умеют играть с той картой, которую раздали. По-моему, это пример великого смирения и умения приспосабливаться к изменчивым условиям. Взрослые люди, педагоги, воспитатели пытаются их учить жизни. Но чаще, всё, чему мы можем научить – это набор скудных человеческих знаний, фактов и цифр. Больше половины из чего не пригодится в жизни. И мало кто догадывается, что наоборот, мы сами у них можем многому научиться. Чему-то большему, чем цифры и факты. Тому самому смирению, принятию жизни такой, какая выпала, и умению приспосабливаться к ней как советовал один великий классик: «Каждый день, хотя бы понемногу вставая с колен».

Кто-то скажет, что очень многие ребята так и не встали с колен. Они после выпуска из детского дома спились, стали наркоманами, сели в тюрьму, загнулись, сломались. И я сам знаю, наверное, около сотни таких примеров. Также, я знаю, что чаще всего таким образом «ломаются» самые сильные из нас. Алкоголизм или наркомания становятся неким побегом из реальности. А эта реальность и есть мы с вами. Тогда спрашивается, какой же нужно быть реальностью для того, чтобы сломить таких людей? Кто виноват в том, что самые сильные и умеющие выживать губят свою жизнь?

Пока я ждал писем от ребят, чтобы попытаться разобраться во всех этих вопросах, я решил сам лично провести беседы с некоторыми выпускниками. И первой оказалась девушка, по имени Наталья Ч., которая выпустилась из детского дома примерно на седьмом году моей работы. Было интересно, как сложилась ее судьба после выхода из кирпичных стен нашего «инкубатора».

Наташа – очень жизнерадостная и умная девушка. Ее история поразила меня от начала до конца. И больше всего то, с каким спокойствием она описывала свой, мягко говоря, нелегкий выпуск из детского дома. Могло бы показаться, что такая спокойная манера рассказа вызвана тем, что прошло несколько лет с того времени, и все переживания уже забылись. Но нет, я понял, что девушка даже тогда со смиренным спокойствием и железной выдержкой преодолевала трудности с жильем, отсутствием денег, нормального питания и теплой одежды в холодную осень. В такой ситуации, многие из нас, наверное, запросто бы сломались. Если бы вообще дожили до этого момента в нормальном психическом состоянии.

Из нашей беседы с Наташей я восстановил следующую историю:

Родилась я в 1996 году в Южно-Сахалинске. В 97-ом году мы с мамой переехали к бабушке в Сызрань. Детство проходило обычно, как и у всех детей. Я очень любила свою семью. Но в какой-то момент все переменилось. Мама стала выпивать, отчим поднимал на нее руку. В 2001 году умерла бабушка и я стала принадлежать только себе. Когда мне надоело то, что всем на меня плевать, я решила по собственной воле попасть в детский дом. Но одного желания было мало, поэтому я придумала следующее. Во время учебы во втором классе, я устроила драку, получила побои, а придя в школу, классному руководителю сказала, что меня избила мама. Долго ждать не пришлось, вскоре за мной приехали две женщины с водителем и перевезли меня в детский дом. Сначала я радовалась. Добилась своего! Но потом поняла, что жить с родителями, какими бы они ни были, гораздо лучше.

В детском доме было слишком много детей, и почти каждый из них норовил обидеть, чем-то задеть. Кормили невкусно, никаких сладостей. И там я постоянно делала то, что хотели воспитатели, а не то, что хотела сама. Например, заставляли убираться в спальне, в туалетах, в коридорах, в столовой, на территории. Носить одежду, которую дадут, а не то, что ты выберешь. Нет, я не хочу сказать, что к нам слишком уж плохо относились. Люди старались, как могли, на выделенные государством деньги нужно накормить пару сотен человек, одеть их, содержать в чистоте и в целости-сохранности – тут уж не до выбора, и все средства хороши. Только вот от этих объяснений все равно не легче. Да и, наверное, не хватало материнской заботы, ведь нас было много, а воспитательница одна.

К маме меня не пускали. Я была слишком маленькая. Боялись, что сбегу. А когда я стала взрослее, мать переехала в другой город. Начала работать и осталась там жить. У нас всегда были с ней сложные отношения. Пару раз меня забирали к себе родственники. Но у них в это время мама не появлялась. Последний раз меня забирали на каникулы в Белгород, когда мне было одиннадцать лет. А потом я поняла, что начинаю расти, становлюсь взрослой и никому не нужной, кроме детского дома. Взрослые и чужие дети никому не нужны. Хотя, я неплохо училась и уже умела правильно себя вести в обществе.

Мать перед отъездом стала сдавать свою квартиру. Наняла хорошего риелтора, чтобы та могла осуществлять сделки без ее присутствия. Ведь ездить каждый раз она не могла. Как точно это произошло, я не знаю, но знаю то, что эту квартиру «купила» работница паспортного стола, а опека дала разрешение на продажу. Хотя не имели права, ни при каких обстоятельствах, потому что я была там прописана. Около шести лет судились, но все безуспешно. Договор о купле-продаже квартиры незаконен и по сей день. Директора детского дома на судах не бывало. Только представители опеки, прокуратуры и наш соц. педагог. Сама я была там только пару раз. Никаких решений мне, маленькой девочке, на руки не выдавали. О чем там вели речь, мне было непонятно. Из последнего запомнила только то, что мне предлагали комнату в общежитии на окраине города. Это вместо трехкомнатной в центре! Естественно, я отказалась. Дело, как всегда, отложили. Казалось бы, что тут откладывать? Договор незаконен, ребенку после выпуска жить негде. Выдали бы квартиру, наказали виноватых, и все дела. Но уж больно это сказочно звучит, да? И в принципе, все мы к такому «порядку» привыкли.

На деле ведь все происходит вот как. Я выпускаюсь из детского дома… Хотя, «выпускаюсь» – громко сказано. Я ухожу после 10 класса, потому что мне в детском доме предлагали идти в ПТУ, но я хотела другой диплом. Взяла документы и по конкурсу подала документы на экономиста. Вскоре мне позвонили и сказали, что я поступила! Только необходимо принести оригиналы документов. Но я находилась в летнем лагере, поэтому позвонила в детский дом и попросила, чтобы мои документы доставили в колледж. Но так как «всем было некогда», по приезду из лагеря я узнала, что документы в колледже так и не появились. Когда я понесла их сама, было уже поздно. Я очень хотела поступить уже хоть куда-нибудь и переписала заявление на то, что осталось. Теперь я технолог литейного производства черных и цветных металлов.

Самое главное, что из детского дома меня до сих пор никто не собирался выпускать, так как у меня не было опекуна. Мне пришлось там прожить еще два месяца, прежде чем нашлась женщина, которая была готова взять меня. И вот в один прекрасный день, мне дали в колледже письмо, где подтверждалось то, что колледж готов взять меня под свою ответственность, до тех пор, пока не будут готовы все документы. Помню, была достаточно холодная осень. Меня выпустили без одежды и без денег на существование. Так как я еще числилась в детском доме, деньги (прожиточный минимум) я не получала. Первый раз я их увидела только 30 декабря! Очень долго мы ждали письмо с опеки, которое давало право патронатному воспитателю вместе со мной раз в месяц снимать не больше положенной суммы. На руки мне дали 15 тысяч рублей. Я сразу же купила себе теплые вещи. И так как письмо было действительно только один месяц, остальные деньги мы решили сэкономить, чтобы я не осталась без средств. Мне хватало.

После «выпуска» меня поселили в студенческое общежитие, где Марина Николаевна была комендантом. Жила спокойно, поначалу никто не знал что я с детского дома, но слухи по общаге ходили, что «Мариночка кого-то усыновила»… Когда я сказала, что это я, меня начали побаиваться. Не знаю, почему все так реагируют на детдомовских. Потом я все же сдружилась почти со всеми, а потом и вовсе старостой сделали.

За квартиру я еще продолжаю судиться. А пока живу со своим молодым человеком, в его квартире. Я нашла довольно неплохую работу и доучиваюсь на последнем курсе. Парень у меня военный, живем мирно и тихо, всех все устраивает. Я стараюсь научиться готовить. Его семья относится ко мне хорошо. Правда, сначала, когда узнали, что я с детского дома, не хотели чтобы мы дружили. Только после знакомства все поменялось. Родители даже помогали делать ремонт. И финансово, и физически. Каждое утро мне звонит мама Ильи и спрашивает, как у нас дела. Бабушка его души не чает во мне, а отец был самым первым, кто начал его «выгонять» из родительского дома, чтобы мы поселились вместе. А самое главное, что никто из них меня не жалеет и не спрашивает о детском доме.

Признаюсь, что даже с самыми близкими воспитанниками после выпуска рано или поздно связь теряется. Некоторые время они, будто привязанные пуповиной к детскому дому, возвращаются, навещают воспитателей и оставшихся там друзей. Но постепенно эта связующая нить как будто тает, растворяется, и выпускники окончательно отрываются во взрослую жизнь. Кто-то начинает «отрываться» в прямом, слэнговом значении этого слова. Таких товарищей легко встретить шляющимися по городу в нетрезвом состоянии, читать о них в криминальных сводках. Но некоторые все-таки, не смотря на давящую и подталкивающую к этому среду, стремятся вверх. К лучшей жизни.

Когда я работал в детском доме, а Денис был воспитанником, он был младше меня всего-то лет на пять. Мы часто общались, хоть и воспитывался он в другой группе. Запомнил я его как довольно умного парнишку, стремящегося к саморазвитию и успеху. Он всегда хорошо учился, занимался спортом, участвовал во всех и интеллектуальных, и спортивных мероприятиях. Это один из тех редких выпускников, с которым мы до сих пор поддерживаем связь. С Денисом нас объединял спорт, поэтому после выпуска мы продолжили дружбу. Временами мы устраивали совместные пробежки по стадиону, занятия в спортзале.

За все это время я никогда не позволял себе расспрашивать его о жизни, как он попал в детский дом. Я вообще довольно редко задавал такие вопросы, считал, что если нужно будет и если зайдет речь, воспитанник сам обо всем расскажет. Денис сам предложил дать интервью для проекта, будучи выпускником в возрасте 22 лет. И когда я его выслушал, я понял насколько крепкая передо мной личность. Я раньше даже подумать не мог, что общался с таким сильным человеком. Дело даже в не в том, что теперь он КМС по боксу. Дело в том, как он добился этого звания.

Для этого нужно было начать свой путь с пеленок через пять приемных семей с периодическими заездами в детские дома и приюты. А после выпуска, преодолевая финансовые трудности, проживая в общежитии, совмещая учебу в техникуме с посменной работой, успевать регулярно посещать тренировки по боксу! И не просто посещать, а одерживать победу за победой на соревнованиях!

Но если хорошо подумать, то все вполне логично. В спартанских условиях ты либо летишь со скалы вниз, либо становишься воином. И вся история Дениса, повествует именно об этом каждодневном выборе.

В детском доме я оказался с самого рождения. Я помню, интересовался родителями постоянно, но мне ничего не говорили. В общем, я с «Малютки» там. Ну, там, правда, жестко было. Вот случай с зубом надолго запомнил. Попросил таблетку в медпункте от зубной боли, ответили: «Нет у нас ничего, и зуб это не рука, перевязать нельзя». Ушел, расплакался. Или после того, как подрался с мальчишкой каким-то, привезли в травмпункт, а перед входом велели: «Только ты не говори, что подрался, скажи, с крыльца упал». Ну, что еще? Ставили в угол на ночь, мы стояли. За то, что кто-то один обоссался. Но, вообще это все раньше было. Сейчас уже не так все жестко, контроля больше. Радовало, когда верующие из Америки приезжали, подарков много привозили. Машинку большую на пульте управления запомнил больше всего.

С «Малютки» меня сразу в семью забрали. Это был примерно третий или четвертый класс. Прожил там года полтора. Было нас там четверо приемных, я там был самый младший. И первое время все внимание мне отдавали, чтобы мне у них понравилось. А потом другие трое приемных начали делать все так, чтобы меня выгнали. У Катьки, например, кофту разрезали, а ножницы мне подкинули, сказали, типа я. Один раз вообще жестко подставили. С Катей в магазин нас отправили, а она не хлеба купила, а жвачек и шоколадок. Мы вместе все это съели, а фантики, нет бы на улицу выкинуть, но она предложила их между окон покидать. Ну, приехали мачеха с отчимом и вставили нам: «Где хлеб?». А Катя спокойно: «Это он все придумал!».

После этого меня странным образом в больницу положили, типа на обследование отправили. А на следующий день туда подъехали ко мне мои приемные родители. И как ни в чем не бывало такую тему завели: «Ну, что Денис? Не жилось тебе у нас?». А я хоть и маленький был, но все равно все понимал.

Так что с больницы отправили уже в детский дом для взрослых. Но там я прожил недолго. Почти сразу же отдали меня в следующую приемку. В село. У них я ровно год прожил. Там было своих детей двое. И четверо приемных. Ну, в селе было трудновато. Свиней не покормил – хана тебе. Спали в коридоре. Один раз помню, не засыпали долго, разговаривали. Старший сын родной зашел к нам с кувалдой. Говорит, руки выставляйте, сейчас успокаивать буду. Ну, нашему одному пальцы отбил. До меня не дошло дело. После этого мы сбежали от них. Мы вообще пару раз сбегали. Находили. А радовались мы, когда у них какой-нибудь праздник был, застолье. Все напьются, до нас дела нет. Зато последний раз меня прям жестко избили, кнутом. Это я воду корове не поставил. В школе спрашивали: «Откуда синяки?». Уже привык отвечать, еще с «Малютки»: «Упал». Но долго все равно не смог терпеть, классной руководительнице наплакался. Забрали нас оттуда сразу всех. А семейство это тут же собрало все хозяйство и на север уехали.

Меня снова на обследование в больницу. Из нее в реабилитационный центр «Островок», прям на пару дней. А оттуда меня забрали сразу в третью семью. Тоже село. Но это была, наверное, самая хорошая семья. Двое родных, двое приемных. Год там прожил…

Денис прервал свой рассказ и задумался, глядя в стену. Дальнейшие события он стал рассказывать урывками, с большими паузами отвечая на мои вопросы.

– А почему ушел? – спросил я, вернув его обратно в беседу.

– А… Просто уже начал понимать, что не место мне там. Подошел, сказал, что хочу назад. Чувствую себя не в своей тарелке. Нет, не били, ничего. Просто я уже взрослее стал. В детский дом вернулся. Оттуда меня в октябрьский приют отправили. Центр временного содержания. Там все ништяк было, даже за территорию отпускали. Там мне тоже предлагали в приемную. Но я с неохотой так, ездил-ездил по выходным к ним. С полгодика так поездил. Потом отказался. Даже не запомнил, как там и что было. И вроде уже все, решил, больше никаких приемных семей. Но все равно уговорили. Да, что там уговорили… Можно сказать, заставили. Не то что бы хочешь не хочешь, а просто сказали, езжай и все.

– Это уже какая семья по счету?

– Это была моя пятая семья. Родственники главного бухгалтера. Она мне, кстати, подарок на День рождения подарила… В смысле, это был мой первый подарок на днюху. В 14 лет, прикинь. Ездили в боулинг играли, потом в кафе. И там мне приставку игровую подарили. Но недолго она у меня была. Один выпускник приехал, влез в доверие ко мне: «Дай я поиграю, завтра привезу». Ну, я и дал. С концами, естественно. А в семью, когда меня все-таки уговорили, я приехал и с порога сразу же заявил, что не хочу там жить. Насмотрелся уже. Других желающих, говорю, хватает. Предложите им. Но так как приют закрыли на полгода, меня отправили снова в центр «Островок». Оттуда в Жигулевский приют. С Жигулевска обратно в Октябрьск. Недельки две побыл там. И снова – собирай чемоданы. На этот раз вот наш детский дом, окончательно. Я был в восьмом классе уже.

– Ну и все устаканилось тогда? У нас ты вроде нормально жил? – спросил я.

– Нормально, но хорошего мало чего помню. Все один негатив. В толчок заходишь – унитазы загажены, дым столбом. Убираться заставляли даже тех, кто не курит. Один раз выбили плитку. А в таких случаях, знаешь же, сразу детских денег лишают. Ну, мы чтоб вот не лишили, решили пошутить и приклеили ее временно столовской пюрешкой. Так она реально стояла и очень долго! А детских все равно лишали часто. Странным образом. Иногда мы даже об этом и не знали. Вроде ничего не сделал, а уже лишен.

– А сам-то косячил когда-нибудь? – решил я перевести беседу в более позитивное настроение.

– Да, ну конечно, было дело. Сам же, наверное, помнишь. Мы отдыхали в лагере. Рядом на турбазе диджейский пульт сперли. А мы всю ночь «гудели» с пацанами. И на нас начали гнать. Потому что нашли под кроватью полпузыря водки. Типа мы продали этот пульт, купили водку и пили. Еще мент кровать отодвигает, оттуда бутылка выкатывается, он говорит: «Ох, ничего себе у вас дети отдыхают!». И мы стоим, понимаем, что нам хана, что водку нашли. И от нервов мы втроем, как давай угарать! Ну, короче, так и повесили все это на нас. Даже скатали отпечатки пальцев. Потом нашли, что это левый чувак какой-то украл пульт. Никто даже не извинился. Это было в последний год, перед выпуском. Отдохнуть мы тогда решили…

– Эх, ладно. Давай, лучше вспомни чего-нибудь хорошее?

– Хорошего помню лучше всего, как нас в Казань отправили, вдвоем с еще одним воспитанником. Был какой-то конкурс. Мы даже не знали, что в нем участвуем. Вручили нам какие-то поделки, типа мы их сделали. И повезли. Поставили нас на сцену, выдали кучу призов. «Юрок, а что мы делали-то?» – спрашиваю его тихо, пока играет торжественная музыка. «Не знаю, Ден. Улыбаемся и машем. Выиграли же».

– Знакомые истории, – улыбаясь, подтвердил я.

– Хотя, насчет призов и грамот, медалей, у меня и своих там было много. Но это же все отдавалось нашей Элбэшке, – вспомнил Денис прозвище нашей замдиректора Л.Б. – Складывалось у нее там все мертвым грузом в кабинете на полках. И все так там и осталось до сих пор, – с сожалением сказал он.

А после очередной небольшой паузы решил рассказать подтверждающую историю:

– Короче, мне нужно было портфолио для поступления в спорт-школу. Прихожу к ней, говорю: «Мне нужны хотя бы ксерокопии моих грамот». Говорит: «Мне некогда, приди завтра». Дня четыре я так походил, ничего не дождался. На пятый день уже срочно надо было. «Сейчас Денис, если все твои грамоты вытаскивать, ты половину и не будешь знать, за что тебе выдали». Я ей объясняю: «Мне не надо за то, что я не знаю. Мне отдайте мое». А она мне: «Это долго надо искать». Повторяю ей, что мне срочно надо, прошу поискать. Поясняю, что мне не нужны оригиналы, хотя бы ксерокопии! И знаешь, что она мне отвечает? Что это еще и бумагу тратить и краску на принтере! В итоге КМС по боксу пришлось получать за свой счет, без портфолио.

– Даже комментировать это не буду, – ухмыльнулся я. – Ты немного перескочил, расскажи-ка про свой выпуск?

– До одиннадцатого класса не доучился, потому что хотел идти поступать на пожарного. Мне сказали, что для того, чтобы туда поступить нужно 11 классов. Ну, я сказал, ладно, я останусь. И тут мне одноклассник пишет: «Ты чего это не поступил?». Говорю, так нужно же 11 классов. А он мне: «Ты чего Денис, я вот после девятого уже поступил. Говорят, тут после обучения вакансию находят!». Я психанул и сразу же после десятого решил свалить из детского дома. Мы вдвоем с Пашком на сварщиков документы подали, ксерокопии. В тот раз для нас не пожалели бумагу. Но и помогать больше ничем не стали, сказали, поступайте, как хотите. И так получилось, что мы прошли без всяких экзаменов по аттестатам. И до определенного числа нужно было сдать оригиналы документов. А приехали мы из летнего лагеря намного позже. И варианты для зачисления остались только для литейщиков. Втроем. Еще Наташа с нами туда же пошла.

– Да, кстати, совсем недавно с ней общался, похожую ситуацию про документы рассказывала, – вспомнил я. – Ну, и как начало учебы? Помню, ты, как ушел от нас, сразу и пропал, ни разу не появлялся.

– А в детском доме после выпуска лучше не показываться. Придешь раз, придешь другой. Потом начнут говорить, что есть нечего вот и приходит сюда. А нам и правда тогда есть нечего было. Долго не могли дождаться первых стипендий. А когда уже совсем прижало, я сидел в опеке с утра до шести вечера, пока мне не напишут разрешение на получение денег. В итоге номер лицевого счета, как выяснилось, был немного… перепутан, так скажем. В банке мои нервы уже не выдержали. Начал кричать: «Какие-то две цифры перепутаны, а вы мне денег не можете дать?». Охранники сразу же заломали и вывели на улицу. Ну, вот так весь первый курс и прошел, со всякими загвоздками. После первого курса, на лето сразу же устроился на работу. Фасовщиком овощей. Общежитие на лето закрывали, жить было негде. По правилам – меня нужно было определить в детский лагерь. Но долго я там не прожил, это ты помнишь, сам же тогда за мной и приехал, забрал оттуда. Так и продолжил работать все лето, а жил у друга.

– А сейчас ты уже охранником в магазине вроде работаешь? – решил уточнить я.

– Работал. Какое-то время, уволили вот недавно.

– За что?

– Да, за то, что выполнял свою работу, – рассмеялся Денис и пояснил, – мужик пьяный с утра, купил бутылку водки, подошел ко мне, начал тыкать в бэйджик и говорить: «Че, охранник, типа крутой?». Я уклонялся как мог, драться-то нельзя по правилам. А боксом я тогда уже занимался прилично. В общем, достал он меня, двинул ему пару раз. Он полицию вызвал. По камерам посмотрели, он действительно не прав. Но начальству охраны это неинтересно, мягко предложили покинуть работу.

– Да уж, ирония. А что с жильем у тебя сейчас?

– Оооо… – протянул Денис. – Это вообще отдельная история! Я вообще, когда выпустился на книжке у меня был ноль. Ни алиментов, ни стипендий, ни пособий всяких детских. Ничего не было. И квартиры тоже. В очередь на квартиру встал в 18 лет, как положено. Был 135-ым. Очень долго был 135-м. Пару лет. Пока мне не посоветовали в администрацию президента написать. Пришел в опеку, сказал, мол, это несерьезно, ребят, я выпускаюсь, иду в армию, прихожу с армии. А вы мне что скажете? Что я 135-ый в очереди? И куда мне ехать? Я к вам приду и буду на крылечке сидеть с рюкзаком, пока квартиру не увижу. Сказал, что написал в администрацию. В следующий раз пришел, стал 55-м в очереди. Ну, ничего. Уже можно дождаться, надеюсь, с армии приеду в свою квартиру.

Денис снова прервался, что-то вспоминая, а затем продолжил:

– А потом вообще даже прислали письмо, что опека должна мне выплатить штраф в 50 т.р. за задержку квартиры и одновременно просит, чтоб я им этот штраф простил. В итоге назначили суд, я прихожу. На меня смотрят странно, ты чего типа пришел? У них, я как понял, никто на такие заседания не является, и они удивились. Говорят: «Давай-ка, вот эту бумажку подпиши и иди». Я сначала чуть не подписал, но решил позвонить знакомому адвокату, он мне объяснил, что они время моего заседания хотят потратить на какое-нибудь чаепитие, а мне просто выпишут бумажку, что суд прошел и решение, что типа сделать они ничего не могут. Я бумажку демонстративно порвал, сказал, что не буду ничего писать, давайте суд.

– Ну, ты прям отважный, Ден, – улыбнулся я. – Не каждый бы так сделал. И что там, на суде?

– Понятно, что на заседании сидели все с недовольными лицами. Дали мне слово сказать. Я так и сказал, что они все обнаглели. Сказал еще, что каждый второй, кто не берется за жилье, как я не разбирается – уже на помойках живут. А кому нужно, через бой, но все равно получает свое. Вот вас если на мое место поставить? Живу у незнакомых людей, зарплата семь тысяч. И если бы не эти люди, у которых сейчас живу, я был бы каждым вторым из тех, что на помойке сейчас. Вот вы бы, что делали на моем месте? Мне этот штраф с вас не нужен. Мне дайте уже жилье.

– А они что? – спросил я, думая, что вот уж от таких-то слов точно должно не по себе стать.

– Молчат. А потом: «Вы все сказали?». Я все сказал. Решение в пользу администрации. Денег у них нет. По-другому и быть не могло.

– И как же теперь?

– Живу у друга с его мамой пока что, за что им очень благодарен. Они меня и на работу новую пристроили на завод. Комнату выделили. Говорят, не мешаю. Из колледжа-то меня отчислили.

– Так, вот этого я не знал. Как это? За что?

– За драку. Только не за первую, а за вторую. Первая, там несерьезно было, слегка подрался с парнем одним. У кого не бывало! Вызвали за это к директору, речи об отчислении и не шло. Поговорили, все выяснили, все уладили. Выхожу за дверь и тут физрук ни с того ни с сего: «Что, Денис, по стопам родителей своих пошел?». Нервы сдали. В итоге у физрука сломан нос, а меня отчислили.

– А с чего же он взял, что ты по стопам родителей пошел? Он их знал? Ты их нашел в итоге?