Текст книги "Слухи, образы, эмоции. Массовые настроения россиян в годы войны и революции (1914–1918)"

За это Кассо пользовался дурной славой среди либеральной профессуры и студентов не-академистов. Когда началась Первая мировая война, в печати появились сообщения, что Кассо, застигнутый событиями в Берлине, был избит на вокзале немецкой полицией. Однако столичное студенчество упорно повторяло слух, что избит он был не немцами, а в одном случае – узнавшими в нем ненавистного министра-реакционера русскими эмигрантами, в другом же случае – ехавшими с ним в одном вагоне русскими попутчиками586586
  ГА РФ. Ф. 102. Оп. 265. Д. 978. Л. 48 об.


[Закрыть]. В ноябре 1914 г. Кассо умер, два месяца его место занимал ближайший помощник барон М. А. фон Таубе, пока в январе 1915 г. его не сменили, в том числе и из‐за начавшейся в стране германофобии, либерально настроенным П. Н. Игнатьевым. Последнего невзлюбили уже академисты, прозвав «жидовским министром» по причине предложенной им реформы образования, предусматривавшей демократизацию средней школы, в частности создание при гимназиях общественных комитетов. При Игнатьеве возрождались многие из закрытых студенческих союзов, открывались новые высшие учебные заведения.

Студенты не прекращали проводить акции протеста против ущемления прав товарищей-евреев вплоть до начала второй российской революции. В марте 1916 г. в Московском университете состоялась летучая сходка студентов, выразивших протест по поводу призыва студентов-евреев в действующую армию простыми рядовыми без права поступления в военные училища и школы прапорщиков. Сообщалось, что при выходе из университета студенты собирались в группы и пели революционные песни, по поводу чего был вызван наряд полиции, разогнавший молодежь587587
  ГА РФ. Ф. 102. Оп. 246. ДП-ОО. 1916. Д. 59. Л. 17.


[Закрыть]. Антисемитствующий обыватель писал из Киева 12 декабря 1916 г.: «На этих днях у нас произошел в высшей степени грустный инцидент, свидетельствующий о глубоком упадке нашей русской интеллигенции. Произошли студенческие беспорядки. И знаешь на какой почве? Представь себе, студенты, готовящиеся в школе прапорщиков, заявили, что они не желают посещать школу, если евреям не дадут равноправия…»588588
  ГА РФ. Ф. 102. Оп. 265. Д. 1066. Л. 1652.


[Закрыть]

Таким образом, патриотические настроения части студенчества не были тождественны верноподданническим чувствам. Студенческому расколу и полевению способствовала политика властей относительно представителей оппозиции. Так, например, сильный резонанс в студенческой среде вызвало «дело Бурцева». В. Л. Бурцев приобрел широкую известность в 1908–1909 гг. благодаря сенсационным разоблачениям тайных агентов Охранного отделения Департамента полиции в боевой организации эсеров, ЦК РСДРП, революционных организациях российской эмиграции: Е. Ф. Азефа, Р. В. Малиновского, З. Ф. Гернгросс-Жученко, А. М. Гартинга, А. Е. Серебряковой и др. С началом Первой мировой войны Бурцев, находившийся в политической эмиграции, занял «оборонческую» позицию, заявил о поддержке российского правительства и в августе вернулся в Россию, где был тут же арестован. Студенты, возмутившиеся тем, как власти поступили с оппозиционером, протянувшим им руку, включали в прокламации требование немедленного освобождения В. Л. Бурцева589589
  ГА РФ. Ф. 102. Оп. 265. Д. 997. Л. 1630.


[Закрыть].

Еще больший раскол произошел в студенческой среде в ноябре 1914 г., когда правительство обвинило пятерых депутатов Государственной думы, представителей социал-демократической фракции, в антигосударственном заговоре. Они были лишены депутатской неприкосновенности, арестованы и в начале 1915 г. приговорены к ссылке на поселение в Туруханский край. Во время студенческих сходок требования всеобщей амнистии перемешивались с антицарскими лозунгами. Иногда студенты настолько распалялись, что пускали в ход кулаки. Так, в ноябре состоялась манифестация, а затем политическая сходка студентов Харьковского университета, на которой выступали как с революционными, так и с патриотическими речами. Студенты не-академисты заметили, что член Союза русского народа студент Белый записывал в блокнот все, что говорили его оппоненты. Председатель сходки потребовал от Белого огласить свои записи, тот отказался, тогда студенты принялись его бить. Правда, блокнот так и не был отобран и в результате на следующий день два наиболее одиозных оратора были арестованы590590
  ГА РФ. Ф. 102. Оп. 265. Д. 979. Л. 3.


[Закрыть]. В архиве имеется письмо того самого Белого с его версией произошедшего: он отрицал свою связь с полицией, а сделанные заметки объяснял сбором материала для издания брошюры, разоблачавшей антипатриотическую позицию студентов-евреев591591
  ГА РФ. Ф. 102. Оп. 265. Д. 997. Л. 1657 об.


[Закрыть].

Ноябрь был месяцем традиционного брожения студенческой среды, так как 7 и 10 ноября студенты отмечали день смерти и день похорон Л. Н. Толстого, что имело политическую окраску. В эти дни студенты, как правило, пропускали лекции, устраивали массовые шествия, пели «Вечную память», а также революционные песни, что приводило к столкновениям с полицией. В период Первой мировой войны «толстовские дни» активно отмечались в 1914 и 1915 гг. Киевский студент писал в декабре 1914 г.: «В Институте и вообще во всех высших учебных заведениях Киева и всей России спокойно. Только в юбилей Толстого в Коммерческом институте и на высших Медицинских курсах были небольшие волнения. Медичкам Совет курсов дал выговор, а нас Директор только просил не предпринимать ничего, указывая на военное положение Киева. Причина волнений – смертные казни военного времени. Я впервые был свидетелем студенческого брожения и приходится отметить, что студенты действуют серьезно и чересчур смело… Я решил, согласно твоим просьбам и советам не предпринимать в беспорядках активного участия»592592
  ГА РФ. Ф. 102. Оп. 265. Д. 980. Л. 21.


[Закрыть].

10 ноября 1914 г. в Петрограде проходили массовые акции студентов, сопровождавшиеся пением «Рабочей Марсельезы», «Варшавянки», собирались пожертвования в пользу политических ссыльных, распространялись карточки с портретами революционных деятелей, в частности «бабушки русской революции» (Е. К. Брешко-Брешковской), картинки ленского расстрела рабочих593593
  ГА РФ. Ф. 102. Оп. 265. Д. 979. Л. 16.


[Закрыть]. 7 ноября 1915 г. в ряде крупнейших университетов России в Петрограде, Москве, Юрьеве были сорваны занятия по причине неявки студентов594594
  РГИА. Ф. 733. Оп. 201. Д. 509. Л. 29, 30.


[Закрыть]. Другим днем студенческих акций был «Татьянин день» – день основания Московского университета, который студенты отмечали 12 января в качестве своего «профессионального» праздника. Студент Владимир писал из Москвы в январе 1915 г.: «12 января была назначена студенческая вечеринка в университетской столовой „Трезвая Татьяна“… Пели песни. Потом читали рефераты врачи и кое-кто из профессоров университета. Часов около 12 все собрание, человек 300–400, двинулось по улицам Москвы с пением, представь себе, русской революционной марсельезы и „Вихри враждебные веют над нами“. Пошли к памятнику Пушкина, пропели вечную память ему и Толстому, а заодно и градоначальнику Адрианову и с криками „долой Адрианова“ двинулись по Тверскому бульвару. Часов до 4–5 ночи шествие продолжалось все возрастая и возрастая, так как все, кто попадались навстречу, должны были присоединяться к нему. Произносились очень и очень горячие революционные речи, покрываемые ураганами аплодисментов и пением все новых и новых революционных песен… И представь себе, полиция, бывшая при этом, даже намека не делала, что она что-нибудь видит и слышит»595595
  ГА РФ. Ф. 102. Оп. 265. Д. 1003. Л. 74.


[Закрыть].

Опасным сигналом для властей была начавшаяся консолидация студентов и рабочих. Если участие тех и других в беспорядках октября 1914 г. в Москве, закончившихся немецким погромом, можно считать стихийным, то с осени 1915 г. устраиваются организованные совместные акции протеста. Часто это происходило благодаря родственным связям: курсистки – жены рабочих поддерживали мужей, призывая сокурсниц и студентов присоединяться к рабочим манифестациям. В письме из Петрограда за подписью «Лена» от 5 марта 1916 г. читаем: «Вчера мы, а сегодня и все другие высшие учебные заведения бастуют. Стоит Путиловский завод и много других. Дело очень сложное. Не знаю, чему верить, чему нет, но наша делегатка – курсистка, жена рабочего, и многие другие освещали дело так: на Путиловском заводе, не говоря уже о материальном положении, были недовольны тем, что там полно немцев-инженеров; что за малейшую провинность отправляют на позиции без оружия в руках, а на место хороших, нужных мастеров ставят лакеев графа и поваров князя и пр. Тогда рабочие вывезли на мусорных тачках нескольких инженеров и главных мастеров, одного даже убили камнем. Их схватили, расстреляли человек 20 и теперь идут аресты, а завод делают казенным, причем все рабочие будут туда приходить через воинского начальника. Словом, они будут на положении солдат»596596
  ГА РФ. Ф. 102. Оп. 265. Д. 1044. Л. 46.


[Закрыть].

Вероятно, самой трагичной совместной акцией студентов и рабочих стали московские манифестации сентября 1915 г., вызванные целым рядом факторов: досрочным роспуском четвертой сессии Государственной думы IV созыва 3 сентября 1915 г., неудачами на фронте (потеря в конце августа – начале сентября Польши и Виленской губернии), призывом рабочих в армию, усугублением продовольственного вопроса и топливного кризиса. В начале сентября в Москве прошла трамвайная забастовка, 10 сентября начались забастовки рабочих-призывников, которые срывали свою злость на городовых и околоточных, били стекла в казармах. Однако всеобщий бунт начался с инцидента, случившегося 14 сентября в 6 часов вечера на Страстной площади. В трамвае разбуянился подвыпивший раненый солдат, и кондуктор попросил постового городового вывести его из вагона. Городовой вывел солдата, но тот не унимался и между ними произошла потасовка, во время которой городовой оторвал солдату рукав и орден Св. Георгия. Собравшейся к тому времени толпе это показалось достаточным поводом для того, чтобы выплеснуть на городового накопившуюся ненависть к полицейским. Два других городовых с трудом отбили у толпы своего избитого товарища, но всем троим пришлось отступить и укрыться в трамвайной станции, которую толпа взяла в осаду. Людей пытался успокоить наряд конных городовых, но когда это не удалось, был вызван эскадрон жандармов, открывший стрельбу. В результате более 10 человек были убиты, несколько десятков ранены. Среди пострадавших были представители разных сословий и профессий, в том числе и студенты. Однако последние восприняли убийство нескольких студентов именно как провокацию против них, и студенты Московского университета, Женских высших курсов и других заведений объявили трехдневную забастовку. В учебных заведениях распространялись следующие прокламации:

Товарищи студенты.

Глубоко возмущенные неоднократными дикими расправами наших товарищей, мы не можем больше переносить возмутительных выходок обнаглевшего правительства, потерявшего всякое понимание серьезности момента, привыкшего обагрять руки кровью невинных и достигшего апогея наглости расстрелом безвинной толпы 14 сентября. Кровь жертв призывает Вас к единодушному протесту в знак чего объявляем забастовку до 21-го597597
  РГИА. Ф. 733. Оп. 201. Д. 509. Л. 22.


[Закрыть].

Товарищи.

14 сентября погиб наш товарищ студент-юрист Н. С. Лашкевич, убитый полицией во время расстрела ею беззащитной толпы на Страстной площади. 16 сентября Студенчество вынесло свою резолюцию протеста по этому кошмарному делу и теперь призывает товарищей не забыть исполнить свой долг перед невинной жертвой правительственной провокации: возложить на его гроб венок и почтить его память своим присутствием на похоронах598598
  Там же. Л. 24.


[Закрыть].

К весне 1916 г. «патриотизм» российских студентов заметно иссяк. В Московском университете в марте 1916 г. пришлось проводить жеребьевку для отправки на фронт лишенных отсрочек студентов, так как на весь вуз нашлось только 17 добровольцев599599
  ГА РФ. Ф. 102. Оп. 265. Д. 1044. Л. 61.


[Закрыть]. 13 апреля в Харькове произошла массовая манифестация студентов первого и второго курсов, призванных для отбывания воинской повинности. Толпа студентов двинулась по главным улицам города с пением «Рабочей Марсельезы» и с плакатами «Долой полицию!», «Долой жандармов!», «Требуем для товарищей-евреев прав поступать прапорщиками в ряды армии!». Конные городовые пытались нагайками разогнать студентов, но манифестации продолжались до позднего вечера600600
  ГА РФ. Ф. 102. Оп. 265. Д. 1045. Л. 16.


[Закрыть]. Серьезные студенческие беспорядки повторились в Харькове осенью 1916 г. К этому времени еще явственнее обозначилось противостояние студентов с полицией. Здесь к известному политическому фактору добавилось и то, что призываемых в армию студентов возмущало освобождение полиции от мобилизации. Рабочие, которым в случае участия в забастовках грозил расчет и отправка на фронт, консолидировались со студентами и устраивали совместные акции протеста. Студент писал 11 октября 1916 г.: «У нас здесь ужас что делается. Происходят большие митинги. Призывают студентов 1‐го курса. Вот уже третий день идет забастовка во всех высших учебных заведениях. Дня 3–4 тому назад были большие манифестации, чтобы забирали полицию в войска. Полиция разгоняла нагайками. Побоище было сильное. Много избитых стражников, одного чуть не убили… На днях готовится новое выступление студентов и курсисток с рабочими»601601
  ГА РФ. Ф. 102. Оп. 265. Д. 1046. Л. 93.


[Закрыть].

Студенческие беспорядки в Харькове проходили с 6 по 17 октября и, возможно, продлились бы дольше, если бы «слабым звеном» не оказались харьковские курсистки. Следует отметить, что в отличие от крестьянок или работниц, чьи акции протеста по жестокости нередко превосходили мужские, курсистки в своей массе заметно уступали в революционном энтузиазме товарищам-юношам. Это объяснялось рядом объективных факторов, например более ущемленным по сравнению со студентами-юношами правовым положением слушательниц: в памяти было свежо исключение из женского медицинского института всех слушательниц за «неблагонадежность». Внутривузовская политическая деятельность курсисток, как правило, велась тайно: в уборных разбрасывали прокламации или, когда желали сорвать лекцию, часто рассыпали в аудиториях нюхательный табак. Так поступили слушательницы Петроградских женских курсов 11 февраля 1915 г., когда решили сорвать занятия в знак протеста против суда над членами думской социал-демократической фракции. Правда, акция не удалась, так как по соседству оказалась пустая аудитория, куда и была перенесена лекция602602
  РГИА. Ф. 733. Оп. 201. Д. 509. Л. 9.


[Закрыть]. Для сравнения скажем, что студенты-юноши открыто организовывали митинги-летучки прямо в коридорах между занятиями, врывались в аудитории, где шли лекции, пытаясь снять с них своих студентов-товарищей, могли бросить в лицо реакционно настроенному профессору мокрую тряпку. Принципиальную позицию по недопущению курсисток Харьковских высших женских курсов к студенческим манифестациям заняла администрация учебного заведения, пошедшая на некоторую хитрость: 7 октября, зная, что курсисток попытаются «отбить» студенты, руководство курсов закрыло двери здания и заблаговременно предупредило полицию. Когда около 13 часов к главным воротам явились студенты и обнаружили их запертыми, они отправились к черному ходу, у которого их перехватили конные стражники. Все это время курсистки смотрели из окон аудитории на своих товарищей; когда же они увидели, как студентов теснят конники, да еще услышали звуки выстрелов, то, как написал попечитель Харьковского учебного округа в донесении министру просвещения, «произошла форменная паника, раздались крики „избивают“, „стреляют“ и некоторые слушательницы упали в обморок»603603
  Там же. Л. 38.


[Закрыть]. Хотя администрации удалось не допустить слушательниц до участия в манифестациях, из‐за всеобщей их взволнованности занятия были отменены и девушки разошлись по домам. Вплоть до 17 февраля занятия на курсах проходили с перебоями.

Тем не менее, хотя в своей массе курсистки представляли менее агрессивную и деятельную среду, чем студенты, современники обращали внимание на появившийся новый типаж студентки: эмансипированной, уверенной в себе, нередко фанатично преданной революционному делу девушки. Многие из них умели со вкусом одеваться, превосходно владели искусством спора, последовательно отстаивая свои тезисы. В Петрограде в модных кафе, ресторанах вокруг них формировались группы преданных поклонников-студентов. М. Палеолог наблюдал одну из таких групп на Васильевском острове: «Наблюдать за студентками, которых здесь достаточно много, не менее поучительная задача. Я обратил внимание на одну, выходившую из кафе в сопровождении четырех молодых людей: они остановились на тротуаре у выхода из кафе, продолжая начатый спор. Высокого роста, очаровательная девушка с живым и твердым взглядом глаз, блестевших из-под каракулевой шапочки, она говорила авторитетным тоном, не допускавшим возражений. Вскоре из трактира вышли еще два студента, которые присоединились к группе, окружавшей девушку. Здесь перед моими глазами предстал, возможно, один из самых самобытных типов русской женственности: миссионерка революционной веры… Как объяснить ту притягательную силу, которую революционная деятельность имеет для русских женщин? Очевидно, что они находят в ней нечто такое, что удовлетворяет сильнейшие инстинкты их души и темперамента – их потребность в возбудительных стимулах, их сострадание к невзгодам простых людей, их склонность к самопожертвованию и лишениям, их обожествление героизма и пренебрежение к опасности, жажда сильных эмоций, стремление к независимости, вкус к таинственности, приключениям и к волнующему, экстравагантному и мятежному существованию»604604
  Палеолог М. Дневник посла… С. 235–237.


[Закрыть]. Очевидно, что война стала вдохновляющим фактором для молодых эмансипированных курсисток, пытавшихся в тылу заменить ушедших на фронт политически активных студентов.

В 1916 г. политический протест российского студенчества еще более возрастает. Как педагоги, так и сами учащиеся отмечали, что заниматься становилось крайне тяжело по психологическим причинам, вызванным внутренними социально-политическими и экономическими событиями. Студент Боря писал из Москвы в Саратов 12 ноября 1916 г.: «До последних дней почти все время проводил за учебниками, готовясь к декабрьским экзаменам. Хотя я не бросаю это делать и теперь, но, вследствие общей политической атмосферы последних дней, которая особенно сильно чувствуется здесь в Москве и проявляется положительно везде, где только встречаются несколько человек и начинают о чем-то говорить, выдерживать „учебный дух“ стало чрезвычайно трудно. И в частных кружках, и в организациях только и разговоров, что о думских речах, которые разошлись по всей Москве и дальше, и построение выводов на них… По слухам, в Саратове настроение в общем такое же, как и здесь»605605
  ГА РФ. Ф. 102. Оп. 265. Д. 1047. Л. 33.


[Закрыть].

Показательно, что именно студенты в ноябре 1916 г. печатали и распространяли поддельную речь П. Н. Милюкова, в которой содержались прямые обвинения царской фамилии в государственной измене. В конце 1916 г. происходило объединение студенческих организаций под революционными лозунгами. В Москве «коллектив представителей ста студенческих организаций» в начале декабря распространял прокламацию, в которой заявлял, что российское правительство ведет войну против собственного народа, и призывал студенчество возглавить революционное движение «малосознательных масс»606606
  ГА РФ. Ф. 102. Оп. 246. ДП-ОО. 1916. Д. 59. Л. 99 об.


[Закрыть].

Таким образом, российское студенчество, готовое поддержать правительство летом – осенью 1914 г., вернулось к прежней революционной риторике. Причиной этого послужили антидемократические действия властей: арест депутатов думы, роспуски думы, запрет призванным евреям-студентам поступать в военные училища. Кроме того, связь студентов с рабочими организациями, возмущение освобожденными от призыва полицейскими также способствовали революционизации российского студенчества. Изучение истории вовлечения молодежи в революционную деятельность показывает значимость морально-этических факторов, когда политический протест начинается с осознания несправедливости политической системы. Исследователи отмечают, что часто личностная мотивация революционной борьбы превалировала над идейно-политической607607
  Три брата (То, что было): сборник документов / Сост., авт. предисл. и коммент. К. Н. Морозов, А. Ю. Морозова. М., 2019. С. 29.


[Закрыть]. В некоторых случаях подпольная работа и вовсе приобретала форму семейного подряда, когда младшие братья «наследовали» деятельность старших (примером чего могут служить семьи Ульяновых, Савинковых, Цедербаумов и др.). Все это наполняло студенческое движение высокой степени экспрессивностью и эмоциональностью, что нередко приводило к пограничным состояниям психики.

Детское восприятие войны: героическая эйфория или психотравма?

Патриотическую пропаганду 1914 г. нельзя себе представить без эксплуатации детской тематики. Главным сюжетом в ней было бегство детей на фронт и их последующее героическое служение Отечеству. «Летопись войны», «Огонек», «Нива» и прочие иллюстрированные периодические издания публиковали на своих страницах фотографии юных героев, награжденных медалями, сопровождая портреты рассказами о подвигах молодых бойцов. Подобная пропагандистская стратегия была направлена не только на закрепление тезиса о всеобщем единении и сплочении общества, но должна была вызвать эмоциональный отклик читателя/зрителя, подвести под идеологическую базу Отечественной войны чувственный фундамент. Визуальная пропаганда эксплуатировала не только образы детей-воинов, увешанных медалями, но также тиражировала фотографии раненых детей608608
  Жердева Ю. А. Чрезвычайная следственная комиссия сенатора А. Н. Кривцова и ее роль в формировании визуальной культуры войны // Россия в годы Первой мировой войны, 1914–1918: материалы Международной научной конференции. М., 2014. С. 539.


[Закрыть]. Очевидно, та и другая группа детских образов были направлены на решение разных задач. К. Келли обращает внимание на два распространенных в разных культурах мифа о ребенке – символе нации: один миф о ребенке-спасителе, другой – о ребенке-мученике. Во втором случае ребенок представлялся квинтэссенцией национальных страданий609609
  Келли К. Об изучении истории детства в России XIX–XX вв. // Какорея. Из истории детства в России и других странах: Сб. статей и материалов / Сост. Г. В. Макаревич. М.; Тверь, 2008. С. 27.


[Закрыть]. Образы растерзанных или распятых мальчиков и девочек оказывались исключительно актуальными, мотивационными символами, призванными поднять нацию на бой с врагом. Однако в конце концов такая навязчивая пропаганда приводила к противоположным последствиям – выработке острого чувства неприятия, брезгливости от псевдопатриотической пропаганды.

История детства уже стала заметным историографическим направлением, в рамках которого проводятся исследования в социальном, антропологическом, психологическом и культурном ключах. При этом исследователи обращают внимание на сохраняющуюся недооценку вопросов детства, связывая это с тем, что «история детства находится за рамками интеллектуальной истории, поскольку связь детства с „бытом“, который относится к исследовательской проблематике „истории повседневности“, делает ее не очень значимым объектом научных изысканий, второстепенным для исследователей политической и социальной истории, поскольку дети в ряду социально-экономических понятий маргинальны и их трудно классифицировать»610610
  Келли К. Об изучении истории детства… С. 18.


[Закрыть]. Вместе с тем история советского детства, особенно раннего времени, периода социальных трансформаций, оказывается наиболее востребованной, так как позволяет преодолеть кажущуюся «рутинность» исследования за счет погружения в «бурлящую» эпоху. Быт советских детей в контексте политики власти, столкновение официальной и реальной картины детства, демографические вопросы изучаются в работах Т. М. Смирновой, С. В. Журавлева, А. К. Соколова, Э. М. Балашова, В. Б. Жиромской, Н. А. Араловец, А. А. Сальниковой, отражены в западных исследованиях К. Келли, Л. Киршенбаум, К. Кройзигер, Л. Бернстейн и многих других611611
  Смирнова Т. М. Дети страны Советов: От государственной политики к реалиям повседневной жизни. 1917–1940 гг. М.; СПб., 2015; Журавлев С. В., Соколов А. К. Счастливое детство // Социальная история: Ежегодник 1997. М.: РОССПЭН, 1998. С. 159–203; Балашов Э. М. Школа в российском обществе 1917–1927 гг. Становление «Нового человека». СПб., 2003; Жиромская В. Б., Араловец Н. А. Российские дети в конце XIX – начале XXI в.: историко-демографические очерки. М., 2018; Сальникова А. А. Российское детство в XX веке: история, теория и практика исследования. Казань, 2007; Kelly C. Children’s World: Growing Up in Russia 1890–1991. Yale University Press, 2007; Kirschenbaum L. A. Small Comrades: Revolutionizing Childhood in Soviet Russia, 1917–1932. London: Routledge, 2003; Creuziger C. G. K. Childhood in Russia: Representation and Reality. Lanham, Maryland: University Press of America, 1996; Bernstein L. Fostering the Next Generation of Socialists. Patronirovanie in the Fledgling Soviet State // Journal of Family History. 2001. Vol. XXVI. № 1. P. 66–89.


[Закрыть]. В историографии существует дискуссия о том, какой именно период в истории российского детства можно считать наиболее значимым, и если К. Келли выделяет здесь 1890‐е гг.612612
  Келли К. Об изучении истории детства… С. 21.


[Закрыть], то Т. М. Смирнова обращает внимание на то, что октябрь 1917 г. открыл новый этап в истории России и тем самым истории детства. При этом исследовательница отдельно отмечает, что «нельзя забывать также и о том влиянии, которое оказали на положение детей, их менталитет и отношение к ним общества Первая мировая война, а затем революция и Гражданская война, которые, как любые социальные катаклизмы, наиболее сильно ударили по самым социально незащищенным слоям населения, в первую очередь – по детям, вне зависимости от их социального происхождения»613613
  Смирнова Т. М. Дети послереволюционной России, 1918–1922 гг. Историография и источники // Россия в годы Гражданской войны, 1917–1922 гг.: очерки истории и историографии. М., 2018.


[Закрыть].

Центральным вопросом истории военного детства является вопрос о степени влияния войны на психику подраставшего поколения. А. А. Сальникова констатировала факт раннего «взросления» детей в 1914–1922 гг.614614
  Сальникова А. А. Конец сказки: Первая мировая и Гражданская войны в восприятии детей-современников // Опыт мировых войн в истории России: сб. ст. / Ред. И. В. Нарский, О. С. Нагорная, О. Ю. Никонова, Ю. Ю. Хмелевская. Челябинск, 2007. С. 418–437.


[Закрыть] Однако указанные хронологические рамки «эпохи войн и революций» слишком широки. Очевидно, что они распадаются на три этапа (Первая мировая, революция и Гражданская война), в отношении каждого из которых уместно задуматься о степени влияния на детскую психику. Сальникова справедливо полагает, что «милитаризация» детства имела место и до 1914 г., а многократно усилилась в войну гражданскую. А. Б. Асташов считает возможным говорить о формировании именно в 1914–1916 гг. двух когорт нового поколения, которые были по-своему травмированы войной. Первая когорта 13–17-летних детей (1901–1906 гг. рождения) пошла по стопам отцов в годы Гражданской войны, отмечаясь явной склонностью к разного вида насилию: самовольным обыскам и реквизициям, злоупотреблению служебным мандатом, растратам вверенных казенных сумм, изнасилованию задержанных женщин, служебным подлогам и пр.; вторую когорту составили дети, родившиеся в 1905–1910 гг., на формирование личности которых большое влияние оказало отсутствие отцов и тяготы военного времени: «Усталые от потрясений детства и начала юности, эти люди мечтали о сытости, удобствах, спокойствии, в целом были склонны к консерватизму. Для этого сознания характерна установка не на изменение, а на сохранение существующих социальных отношений, вообще культивирование ценностей семьи, образования, достатка, патриотизма. Думается, что именно эти установки и стали основой поведения поколения, которое называют „сталинским“. Это поколение вышло на арену жизни, когда внесемейное влияние выполнило свою революционную роль по переделке нового человека»615615
  Асташов А. Б. Военное детство Первой мировой войны как фактор социальной истории России первой трети ХX в. // Труды Историко-архивного института. Т. 38. М., 2011. С. 61.


[Закрыть].

При всей обоснованности данной гипотезы представляется, что проблема воздействия экстремальных условий на детскую психику требует более тщательного исследования. В первую очередь необходимо учитывать особенности возрастной психологии, которые предполагают различные реакции детей на внешние раздражители. Те обстоятельства, которые могут травмировать взрослых, для детей могут проходить совершенно безболезненно. Ссылаясь на психологов и специалистов в области международного права, А. А. Сальникова обращает внимание, что наблюдаемые детьми военные действия как таковые не могут привести к серьезной психологической травме ребенка, если рядом с ним находится взрослый защитник, которому он полностью доверяет616616
  Сальникова А. А. Конец сказки… С. 418.


[Закрыть]. В психологии используется понятие зоны комфорта, которая для детей связана с семейным кругом. Пока зона комфорта ребенка не нарушена, что бы ни происходило за ее границами, какие бы тревожные сигналы внешний мир ни посылал, ребенок будет чувствовать себя в безопасности. Внешний мир не так реален для него, еще не дан ему в опыте, как мир семейного, внутреннего круга. И только процесс взросления заставляет ребенка пугаться внешнего мира за счет выстраивания более сложных причинно-следственных связей, осознания тесного взаимодействия малого и большого миров.

Война сильно сказывалась на жизни детей: в прифронтовой зоне особенно быстро росло количество сирот и беспризорников, тяжелым оказывалось положение семей с детьми, бежавших, эвакуированных или депортированных с театра военных действий. Их повседневная жизнь принимала экстремальные черты. В статье В. М. Левитского «Беспризорные дети и война» указывалось на то, что источником беспризорничества в годы войны стали солдатские семьи, в которых дети вынуждены были идти работать617617
  Левитский В. М. Беспризорные дети и война // Дети и война. Сб. ст. Киев, 1915. С. 9.


[Закрыть]. Юные труженики не выдерживали нагрузок, бросали работу и подавались в бега, из‐за страха физического наказания или морального осуждения не решаясь вернуться домой и признаться взрослым в том, что новые обязанности слишком тяжелы для них. Современники обращали внимание, что в крупных городах в первые месяцы войны возросло количество дел по малолетним преступникам618618
  Там же. С. 15.


[Закрыть].

Психолог и педагог М. М. Рубинштейн в 1915 г. в статье «Кризис семьи как органа воспитания» обращал внимание на то, как уход отцов на фронт вкупе с ухудшением материального положения провоцировал распад семейных уз и рост детской преступности: «При колоссальной дороговизне в городах, как и во всей современной жизни культурных стран, у огромной массы семейств уже нет возможности жить собственной семьей. Не говоря уже о том, что родители, а часто и дети рассеяны на весь день по фабрикам и заводам, мастерским и т. д., большинство живет в скверных сырых подвалах, где даже днем приходится сидеть при лампе; более того, – большинство не имеет возможности собственными силами нанимать отдельную комнату-квартиру и вынуждено делить ее на углы, которые сдаются, а это уже означает большой надрыв, а то и полное уничтожение семейной жизни: дети и родители не одни, между ними и рядом с ними становятся чужие и часто совершенно неподходящие люди»619619
  Рубинштейн М. Кризис семьи как органа воспитания // Вестник воспитания. 1915. № 3. С. 65.


[Закрыть].

Анализируя детские реакции на внешние раздражители, необходимо также учитывать такую особенность детского восприятия, как сильная впечатлительность. Последняя формирует в детском сознании фобии, непонятные взрослым. Советский писатель В. Шефнер вспоминал, как в раннем детстве, пришедшемся на конец Первой мировой войны, революцию и Гражданскую войну, он испытал сильный страх при виде зонтика. При этом появившийся незадолго до этого гроб в прихожей оставил его полностью равнодушным. Причина заключалась в том, что зонтик вызывал ассоциацию со страшным образом летучей мыши, однажды увиденной в книжке, покойник же никаких ассоциативных цепочек не запускал620620
  Шефнер В. Имя для птицы, или чаепитие на желтой веранде. М., 1975.


[Закрыть]. Левитский обращал внимание на то, что, по признанию детей-беглецов, они оставляли фабрики из‐за страха перед машинами: железные, гремящие они вызывали ассоциации с чудовищами, хищными животными. Сознание ребенка не сразу примирялось с тем, что мертвая металлическая махина может двигаться, работать. «Я как увидел, что машина крутится, так и убежал», – признался один из беспризорников621621
  Левитский В. М. Беспризорные дети и война. С. 10.


[Закрыть].

Дети, оказавшиеся в прифронтовой полосе, в местностях, по которым прошла война, а также ставшие «сынами полка», начали проявлять жестокость. А. Б. Асташов отмечает, что в районе театра военных действий (15-верстной полосы фронта) оказалось не менее 200 000 детей. Их психика и общее физическое состояние подверглись экстремальным испытаниям. Исследователь приводит примеры огрубения детских чувств, утраты ими эмпатии, а также проявления неприкрытого садизма: дети выкалывали глаза раненым австро-немецким солдатам и наблюдали за агонией жертв, с восторгом рассказывая затем об этом в своих воинских частях622622
  Асташов А. Б. Дети идут на войну… С. 108.


[Закрыть]. Современники, побывавшие на линии фронта, наблюдали, как местные дети играли с трупами убитых немцев и австрийцев, зимой втыкали их в сугроб и использовали как остов для лепки снежной бабы: «Я подошел ближе, заглянул в детские лица и ужаснулся. Я увидел их оживленными и радостными, и услышал смех… Значит – привыкли»623623
  Левитин С. Война и дети // Русская школа. 1915. № 7–8. С. 91.


[Закрыть]. Вместе с тем данные примеры показывают адаптацию ребенка к условиям агрессивной среды. Нет оснований утверждать, что безразличное отношение к смерти, трупам, свидетельствует о полученной психологической травме. Скорее верно обратное: веселье играющих с трупами детей свидетельствует о том, что вид смерти не стал травматическим опытом. Признаком психотравмы является психическое или неврологическое расстройство, усиливающееся при повторной встрече с ее источником, вследствие чего источник вызывает у больного чувство бессознательного страха. Отсутствие страха говорит об отсутствии психотравмы, вместе с тем не исключает травму моральную. Однако в этом случае разговор из области психологии следует перевести в область этики.