Текст книги "Союз нерушимый: Союз нерушимый. Страна мечты. Восточный фронт"

Тогда я вспомнила про платье. Оно было мне чуть велико, но совсем незаметно, если стянуть на талии пояском, юбка – такое же «солнце», как у Анны, длиной до середины голени, ну чуть-чуть ниже. Материал – легкая шелковая ткань с рисунком из цветов. И это шло мне куда больше, чем мой прежний полувоенный костюм! Ну, а туфли вместо солдатских ботинок, как и все, что должно надевать под – нашлись в моем багаже. Теперь бы еще плащ, как у Анны, или легкое пальто, и, конечно, шляпку – и был бы полный гардероб!

Вот только куда деть пистолеты? Один, так же, как у Анны, в кобуру под юбку, на пояс от подвязок – поскольку «беретта» была крупнее, чем браунинг Анны, то пришлось отпустить почти до колена, а чтобы не болтался, еще и прикрепить к ноге. Ну, а парабеллум придется класть в карман моего старого жакета, хотя он к платью категорически не подходит! Но я утешала себя тем, что так одеваться придется лишь на улице, а внутри дворца я могу себе позволить быть принцессой.

Анна, оглядев меня, согласилась, что это платье очень мне идет. И пообещала, что как только приедем домой, «в место постоянной дислокации», она подберет мне все остальное, «оденет меня с ног до головы». А пока мы отправились по кабинетам – Анна не слишком любила собирать заседания штаба у себя, а предпочитала присутствовать и смотреть, как работают другие, каждый на своем участке. В тот день мне запомнилось, что кроме пропаганды мы занимались еще «заброской невода», как назвал это мой муж. Создать по всему городу сеть наблюдательных постов со связью, рациями или телефоном (поскольку АТС на Крещатике была еще наша, там засели курсанты НКВД, отбивая атаки бандитов), и непрерывно давать войскам информацию о положении и действиях врага, чтобы действовать не вслепую! Вплоть до того, чтобы просить у военных самолеты, чтобы низко летали и радировали, что видят. И собрать воедино сведения от наших добровольных помощников – все узнанное в итоге наносилось на огромную карту, расстеленную на столе. Пока сплошь почти утыканную булавками с синими флажками – но красный цвет господствовал по краям, словно сжимая вражескую территорию в тиски.

А затем мы зашли в туалетную комнату – довольно большое помещение, белые умывальники, зеркала, ну и все прочее. Какая-то женщина стояла и приводила в порядок прическу – увидев нас, поспешила исчезнуть. А когда мы уже собирались выходить, она вошла, и с ней ворвались трое военных, двое оттеснили Анну к стенке, один подступил ко мне, и в руке у него был нож.

Я поняла, что это бандиты – такие же, как были в «Национале», тоже переодетые в нашу форму. И уже после я узнала, что им было указано, как узнать Анну: «фифа в нарядном платье, она там одна такая». И будь я одета как прежде, все было бы кончено, меня бы убили сразу, а Лазареву увели бы с собой – и наверное, кроме платья у негодяев был и словесный портрет Анны, раз на нее набросились сразу двое, но возникла все же и неясность, и женщина-главарь решила, что секунда ничего не изменит.

И это дало нам шанс. Всего одна секунда – вот странно, мы с Анной не проходили совместных тренировок, но начали действовать одновременно. Сдавленный крик одного из бандитов, что были возле Анны, и тот, кто напал на меня… нет, не отвернулся, но скосил взгляд. Я даже не видела, что там произошло, но знала, что другого шанса не будет. И Мадонна хранила меня и вела мою руку – потому что этот прием даже у моего мужа выходил в восьми случаях из десяти! Когда на тебя вплотную наставляют пистолет или нож, поднять руки, будто сдаваясь, и очень быстро хлопнуть в ладоши. Так, чтобы (если оружие врага в его правой руке) твоя правая ладонь бьет по его стволу или клинку плашмя, а левая по его кисти снаружи – и оружие мгновенно выворачивается из чужой руки и переходит в твою, причем острием или стволом на врага!

– Учти, галчонок, что опытный боец никогда не сжимает оружие, как тонущий протянутое весло. А держит расслабленным хватом для лучшей подвижности – и при таком приеме должен удержать рукоятку одним большим пальцем против твоих двух рук и еще рычага.

По пальцам потекла кровь, я все же порезалась о лезвие. Но враг этого вовсе не ожидал, и мне удалось! Перехватив нож, я следующим движением резко дослала его вперед, в горло бандита! Он захрипел и стал валиться на пол, нож так и остался торчать в его шее. В руке женщины блеснул пистолет, но я тоже не стояла столбом – приседая, какое-то мгновение прячась за падающим телом, бросила руку вниз, затем одним движением задрать подол платья и схватить свое оружие. Я никогда не делала это в юбке, – но мой муж учил меня выполнять такое с застегнутой кобурой, когда таким же движением снизу вверх в долю секунды срывается клапан, выхватывается пистолет и еще пальцем отводится предохранитель. И как хорошо, что это был не парабеллум, а «беретта», которую, в отличие от люггера, можно носить с патроном в стволе – именно это сказал мне муж, когда я выбирала что-то для мгновенного и внезапного применения!

Анна Лазарева

Они не собирались стрелять, по крайней мере в первый момент, и это дало мне шанс. Короткий удар носком в голень, в кость тому, кто подступал справа, с тряпкой, смоченной хлороформом. Юрка говорил, что так можно сломать противнику ногу. У меня так не вышло, но было, наверное, очень болезненно, потому что рослый мужик согнулся и охнул. И сразу же захват левой за руку второго, с ножом, уйти с линии атаки влево, разворотом на пятках продернуть его руку вперед… эх, не получилось дотянуться этим же ножом, еще зажатым в чужой руке, до первого бандеровца. Зато успела подхватить кисть на болевой[53]53
  Прием кото-гаеси-омотэ, кто знаком с айкидо.


[Закрыть], и враг не только достать меня не может, но и своим телом закрывает меня от остальных. Теперь как можно резче, это не тренировка, противника не надо щадить, пусть будет перелом или разрыв связок! Он воет, это очень больно. Теперь его можно было бы положить мордой вниз, как Федьку Троля тогда – но тут еще один хромает, пытаясь вмешаться, да и женщину из виду упускать нельзя, потому поступаю проще. Выламываю из ослабевших пальцев врага нож и без всяких сантиментов втыкаю ему в печень. А затем с силой толкаю тушку прямо на хромого. Тот все же успевает отшатнуться в сторону – и закрывает собой меня от женщины, уже успевшей выхватить пистолет. Надвигается на меня, широко расставив руки – и получает ногой в живот (этот прием и стойку Смоленцев называл «кошка»), отбрасывается назад.

Я получаю мгновение – достаточное, чтобы выхватить из-под платья браунинг. Женщина тоже успевает обойти последнего оставшегося на ногах бандита. Это как дуэль, всего с пяти шагов! Я не успеваю нажать на спуск, у женщины разлетается голова от девятимиллиметровой пули. Позади нее Лючия держит «беретту». Хромой лезет в карман – стреляю сразу, увидев, что у него там даже не пистолет, а граната, после Юркиного спектакля в ресторане я подобных вещей очень не люблю. Четыре трупа и лужи крови на полу. А мы – живые и целые!

В коридоре шаги и голоса, выстрелы услышали. Я боялась, что там будет еще кто-то из бандеровцев на подстраховке – но с облегчением узнала Юрку и Валентина. И тут только мне стало страшно – так, что даже на миг потемнело в глазах. Я же не только собой рискую, но и сыном моим и моего адмирала – который не родился еще! Бандеры проклятые, ненавижу – а эта дрянь жаль, что сдохла так быстро, что даже понять ничего не успела!

Много позже мне сказали, что это опаснейшая была тварь, бандеровская «мата хари», агент Апрельская, втершаяся в доверие к нашему замнаркома ГБ Украины Карину-Даниленко, числилась нашим сотрудником, а наших людей сдавала бандеровцам, была самым ценным их шпионом. Именно она провела в горком группу боевиков СБ, сославшись на того же Карина-Даниленко – организовала охоту на нас, хорошо зная внутренний распорядок советских учреждений.

Вот только интересно, зачем им нужно было меня живой захватывать? Неужели Кук решил, что просто удавки для меня мало? Когда поймаем, обязательно его спрошу.

Людмила Фоя Перелесник

За ридну Украину? Да хоть за черта. Важно лишь, что она есть – идея, за которую не грех и умереть.

Но в двадцать лет о том как-то не думаешь. Первое увлечение не забывается – к идеям это относится тоже. В Киеве «под немцем» выбрать сторону – советские или ОУН. Она, студентка мединститута (работавшего и в оккупацию – немецким хозяевам был нужен местный персонал), выбрала второе. Отчего у одних панов может быть мечта «от можа до можа», чем Украина хуже?

Ей везло. И была, конечно, увлеченность идеей – родись она восточнее, вполне могла бы стать советской партизанкой-героиней. Ее заметил Микола Козак, тогда еще референт СБ, и выбрал для особого задания. Якобы сдаться москальским, выдать им какие-то секреты и не слишком ценных людей – ради того, чтобы войти в доверие. Ей это блистательно удалось, самые большие начальники киевской госбезопасности верили ей, даже выдали удостоверение полноценного сотрудника ГБ.

Ее ценили и берегли. Именно благодаря ей удалось раскрыть целую сеть москальских агентов в ОУН. А она осталась вне подозрений – информация, которую она давала, была гораздо ценнее, чем личное участие в акциях, на то хватало расходного материала. Она была своим человеком в ЦК, обкоме, горкоме, знала там многих, а также внутренний распорядок. Именно она узнала и донесла Козаку, какую подлинную роль сыграла Ольховская в измене Кириченко. Потому она не удивилась, получив приказ, выполнить который могла лишь она. В боивке СБ не было тупых селюков, туда набирались люди с образованием, умеющие, если надо, сыграть роль советского или немецкого офицера. Но лишь она была своей – там, где предстояло работать.

Войти в горком было просто – ее там знали, а значит, и трое боевиков, переодетых в мундиры НКГБ и могущих показать удостоверения (подделка, но различимая лишь экспертизой – для проверки на глаз сойдет), были вне подозрений, главное тут – это идти с уверенным деловым видом. Она сама выбрала место засады – кто упрекнет даму за то, что она слишком задерживается перед зеркалом в туалетной комнате? А при появлении объекта достаточно времени, чтобы сбегать за боевиками, курящими на лестнице в ожидании отлучившегося командира.

«Женщина в нарядном платье – не ошибетесь, она в горкоме одна». Сведения были свежие, вчерашние. И был словесный портрет Ольховской – жаль что не удалось взглянуть на фото, оно должно ведь быть у Карина-Даниленко. И все вышло так, как задумано – оставалось лишь упаковать объект и аккуратно вынести наружу.

Трое опытных боевиков СБ, с немецкой еще школой, отзывающиеся на клички Крюк, Жало, Мирон. И она сама, тоже обученная при необходимости быть ликвидатором. Ей приходилось уже убивать – и немцев, и русских, и своих предателей. Объектов оказалось два, и обе в платьях – вроде та, что слева, больше подходит под описание? Ну, а вторая, секретарша, телохранитель, просто подруга – должна была умереть. Хотя стоит все же удостовериться, кто из них та, которую приказано было доставить живой.

Пистолет, немецкий вальтер, был наготове. Но мешали свои же, спинами закрыв обе цели. Да и стрелять можно было лишь в самом крайнем случае, почти наверняка поставив крест на успехе операции, а то и на собственных жизнях. Но неужели трое здоровых, сильных мужчин не смогут справиться с двумя женщинами? Даже если одна из них – обученный телохранитель. У нее не было видно оружия.

И тут Крюк охнул и отшатнулся, припадая на ногу. И началась какая-то возня, из-за широкой спины Мирона не было видно, что там происходит. Но ситуация все еще казалась под контролем – ну, сопротивляется москальская дрянь, сейчас ее скрутят. А может, все же эта – телохранитель? Справа слышно хрипение и бульканье – Жало уже успел, а если ошиблись?

Черт, Жало оседает с ножом в горле, а вторая русская прячется за его телом. И тут же крик слева – очень неудобно, что она оказалась как раз посредине, приходится оборачиваться за спину, чтобы оценить, где опаснее! Та, которую приняли за Ольховскую, бьет Мирона ножом в бок! Эта русская оказалась неожиданно сильным противником… надо стрелять и немедленно убегать – если успеть выскочить, и кричать про убийц. Есть шанс перевести все на этих идиотов, лишь бы никого не взяли живым! Мешает Крюк, снова закрывший цель. Может, выстрелить ему в спину и тут же – по открывшейся москальской стерве? Нельзя – если найдут одни трупы, то поймут, что был кто-то еще. Так что Крюк умрет чуть позже – сейчас убить этих русских тварей и выскакивать в коридор, а когда этот болван появится в дверях, всадить в него пулю, вот и алиби – хорошо, если кто-то еще успеет стать свидетелем этой сцены!

Она умерла мгновенно. Страшный удар в затылок – и пустота. Дальше была лишь безвестная могила и забвение. Ведь памятники ставят лишь героям выигранной войны.

Юрий Смоленцев «Брюс».

Киев, горком, 24 июня 1944 г.

Вот бог его знает, что это было? Только что сидели на базе, то есть в выделенном нам помещении, чаи гоняли – вот не принимаю я спиртного в боевой обстановке, поскольку дело наше совсем не то, что для обычной пехоты – наркомовские сто грамм принял, и в атаку не так страшно – я лучше ясную голову и скорость реакции сохраню, а со страхом как-нибудь справлюсь. А страшно на войне всем, ну кроме явных психов – и вопрос лишь, сумеешь ли ты этот страх так глубоко загнать, чтобы он тебе не мешал.

Сидим, значит, беседуем с новоприбывшими, со снайперами нашими – во второй паре старшой, младлей Тищенко, оказался приятелем Пилютина, они друг друга называли уважительно Егорыч и Вениаминыч. Обсуждаем боевую задачу, для чего, собственно, я снайперов и вызвал. Рассказывал мне один чел, уже в возрасте, по Кавказу знакомый, как там в перестройку было: толпы абреков наши воинские части захватывали, «русские, убирайтесь вон», и бабы с детьми в первых рядах – а истинные главари со стороны наблюдают. Так командир одной в/ч додумался – приказал лучшим стрелкам (особо доверенным, кто болтать не будет) замаскироваться и выцеливать в толпе, кто на главарей похож: стоишь чуть в стороне, чтоб видно было хорошо, доклады к тебе и приказы от тебя идут (связные бегают), фото– или киносъемку ведешь – ну, значит, ясно, бей! И молчок – не знаем, не видели, какая стрельба по гражданским, а докажите? И было так несколько раз – а после перестарались ребята, журналистов завалили, причем вроде даже кого-то забугорного, так что скандал был, мало не показалось.

Но опыт, однако, остался – которым я теперь воспользоваться хочу. Тем более здесь в толпе точно никаких «правозащитников» не будет. Ну, а если и попадется писака из британского консульства (бегают тут такие, вынюхивают – предупредили нас), так сам виноват, нефиг было куда не надо лезть! У меня даже мысль была, а что если это консульство (на Житомирской, тут рядом) будет разгромлено и разграблено группой неустановленных лиц, кричащих «Слава Украине»? Кобулов ответил, что ничего интересного там нет, игра свеч не стоит, и кроме скандала, ничего не получим. Нет тут явных британских шпионов – лишь журналисты (настоящие, не агенты). Другое дело, что после все, что они увидят, очень внимательно прочтут в СИС. А так Британия к беспорядкам отношения не имеет!

– Егорыч, все же просто! Увидел в толпе кого с оружием – бей! А также кто командовать пытается, чего-то организует.

– А если я в кого рядом попаду? Да и пуля из винтаря с такой дистанции запросто навылет – и еще кого-то?

– И что? Нет там невиноватых – раз того же хотят, что и бандеровцы! Кто по глупости затесался – сам и виноват.

И вдруг как толкнуло меня что-то! Вскакиваю, «стечкин» хватаю, Вальке кричу: «За мной!» и вылетаю в коридор. На лестнице слышу выстрел, где-то этажом сверху. Туда через три ступеньки – там у двери в санузел уже кто-то, и еще подходят. Кричу через дверь, что там – и слышу в ответ голоса Ани с Лючией. Ну и картинка же там внутри!

Туалет большой и вполне смотрелся бы даже по меркам двадцать первого века. Комната довольно просторная, сантехника белоснежная, зеркала, лишь плитка не кафель, а гранитная. Наш, этажом ниже, который «М», уже успели засрать, народу в горкоме сейчас в разы больше нормы – а тут все идеально чисто… было! Четыре трупа на полу в лужах крови. И наши женщины над ними стоят со стволами в руках, на платьях кровь, но вроде целые обе. На Лючии вообще лица нет, белая вся, как бумага, меня увидела, «беретту» уронила и мне на шею бросилась, и дрожит вся! Галчонок, успокойся, все уже хорошо!

Говорю так, а сам думаю, а ведь у бандеровцев вполне мог кто-то для контроля быть, читал и здесь уже слышал, у них это было принято! И не только для контроля, но и чтобы добить, если у основной группы неудача – примерно так, как народовольцы царя Александра Второго убили. Значит, прежде всего эвакуация женщин в безопасное место! И разобраться с зеваками – тут незнакомые засланные казачки есть?

Очень кстати Кобулов нарисовался со своими орлами. Головой покачал и спрашивает, как же это живым никого взять не могли, очень кстати было бы. Я, едва сдержавшись, чтобы не по матери в ответ, популярно объясняю ситуацию. И, уже тише, про возможного контролера из присутствующих. И черт возьми, они ж не пешком отходить собирались, если с пленными – значит, транспорт их где-то внизу стоит? Будут вам сейчас «языки»!

Дураков в сталинском ГБ на высшем уровне не бывало – так что чекисты немедленно приступили. Проверить присутствующих и оприходовать тела – а я, Мазура и Финна увидев, им приказываю женщин доставить к нам, и от них ни на шаг, головой отвечают! И вниз – разбираться, кто там от бандер приехал. Со мной Валька Скунс, снайперы (все четверо), один из кобуловцев и еще кто-то из охраны горкома. На выходе спрашиваю у постовых и у десантуры, кто тут приехал не слишком давно – да вроде вон тот «додж», сказали, и ГБ Украины. Сколько там народу было, кто-нибудь видел? Сержант-десантник вспомнил – трое офицеров и одна женщина, красивая, он внимание и обратил.

Ну, с красотой ее пусть теперь черти в аду милуются! И этих положить уже можно спокойно – дистанция метров сто, ставлю задачу снайперам, а как стреляет Петр Егорыч, я уже не раз видел. «Додж» похожий на наш, сидят двое. А вообще странно: ну, приехали, ждут, пока старшие дела решат, и ноги размять не выйти? Стоите вы так, чтобы удобно сразу газануть и ходу – вот только ехать вам еще не меньше сотни метров по простреливаемой зоне, от четырех снайперов никак не укрыться! Но это на случай крайний – надо ведь нам узнать, что вы задумали, чего это к нашим женщинам привязались?

Так что иду я один, к нашему «доджу», стоящему метрах в двадцати дальше. В руке у меня какой-то длинный предмет, завернутый в газету, явно не оружие. Вожусь для вида в кузове, а когда иду обратно, то несу тот же, или другой предмет, обернутый тряпкой. По своему делу, по сторонам не смотрю, но вот путь мой аккурат мимо той машины. Сидят двое, у того, кто справа, петлицы пехотные, старший сержант; что у водилы, различить не могу.

– Эй, махра! У вас колесо спустило – резины не жалко?

И киваю на заднее колесо. Сержант оборачивается, дистанция до него метра два. Конец тряпки в сторону, и у меня в руке нунчаки. По голове, не со всей силы, а то бы я «сержанта» убил – лишь чтобы вырубить. Водила хочет достать пистолет. Придурок, вываливался бы влево, наружу, подергался бы дольше – а так я, успев еще сократить дистанцию, достаю нунчаками уже до его плеча, на этот раз капитально. Хорошо, что «додж» без тента и козырька кабины, иначе пришлось бы нож метнуть, что я в левом рукаве держал. Тент сняли, чтобы обзор был – вижу, в кузове пулемет лежит, немецкий МГ. Что ж, нам в трофеи сгодится! Водила еще не сдается, левой рукой лапает ППС, закрепленный на борту, ну несерьезно это – еще один удар, в голову, готов. Тоже не до смерти – вдруг малая вероятность, но все же свои?

Подбегают наши, хватают обе тушки и волокут в «застенки кровавой гэбни». Кстати, контролера тоже взяли – он пытался гранату из кармана рвануть, так ему аккуратно прострелили оба плеча. Так что Богомолов про «чистильщиков» не придумал, были в ГБ и СМЕРШ такие кадры, ничем не хуже нас – если только технические средства не учитывать. Скажу, что беспокоился я напрасно – вырубленные мной боевиками СБ и оказались. И что любопытно, приказ они имели доставить Аню не к Куку, а к Козаку – на предмет возможной измены генерал– хорунжего. Хотя просил (не приказывал) задействовать агентессу в ГБ Украины именно Кук!

Считаем – если у них в особой боивке СБ было тридцать наиболее подготовленных головорезов, так сейчас минус шесть, и еще трех мы в доме на Ворошилова подловили, и пара, как мы уже узнали, в больнице была, и менты в засадах по списку уложили еще кого-то – итого половины «спецназа» у бандеровцев уже нет? Отлично!

И был после разговор с Лючией. Ее дрожь била, даже когда я вернулся – снова на шею мне бросилась и плачет.

– Мой кабальеро, это куда страшней, чем было дома, в Италии! Когда совершенно внезапно, и вокруг враги… Тогда страшно не было – а после чуть сердце не разорвалось! Я плохой телохранитель для госпожи Анны, плохой боец! Ты будешь меня презирать за трусость?

Ну, успокойся, галчонок, это всего лишь адреналин! После первого такого боя бывает всегда – видел, как и здоровых мужиков ломает. Ты все сумела сделать как надо, а это главное. На автомате, не думая – так для того и тренировки.

А все же не для женщин война! Еще неизвестно, как такая нервотрепка на здоровье нашего будущего ребенка скажется. Так что при Ане останешься – но в дополнение кто-то из нас. Без обид, галчонок – поскольку одной тебя оказалось явно недостаточно. Ну, а после – пока не родишь, никаких фронтов!

А она плачет, ко мне прижимается и вся дрожит. И в эту минуту окончательно умерла та, кто все еще жила в моих мечтах, кого я рядом с собой видел – рослая, фигуристая, светловолосая, синеглазая. За своего галчонка – любому башку оторву!

Теперь бы еще отстираться, и будет совсем хорошо! Мы еще с ночи в крови, слава богу чужой, так измазались, что не только масккомбезы насквозь, но и форма, на мне сейчас запасное полевое хэбэ (без знаков различия – отчего за солдата-шофера и сошел). И у женщин платья ну просто до безобразия – им в чем ходить? А вот Леонида Ильича озадачу – пусть пока не целиной с возрождением займется, а бытовыми проблемами!

Василь Кук Лемех, генерал-хорунжий УПА.

Киев, день 24 июня 1944 г.

Снова провал. Красные вовсе не растеряны, играют против решительно и энергично, пытаются переломить ситуацию – и это им удается!

Проклятые листовки! Хлопцы упустили момент в самом начале, думали, обычная пропаганда типа «сдавайтесь, сопротивление бессмысленно». А когда прочли и куренные приказали решительно пресекать распространение – было уже поздно, большое количество бумажек успело разойтись по рукам! Причем там в конце мелким шрифтом было обещано, что весь следующий номер «Правды Украины» будет посвящен преступлениям бандеровцев на Украине и в Польше, с особым упором на роль перечисленных в листовке личностей и их фотографиями! Значит, не обманула интуиция, был у Ольховской фотоаппарат – и он, Кук, завтра может увидеть свою физиономию в газете. И что хуже, этот портрет будет у всех оперов ГБ, в райотделах и, может, даже у патрулей!

Друже Козак взбешен. Что ж, единственная хорошая новость – не одной же «жандармерии» нести потери? Так что если теперь дойдет до разборок, у меня и у него примерно поровну лично верных людей. Вот только когда выберемся, снова ведь будут разбираться, кто виноват в провале всей этой киевской авантюры. И ведь велика вероятность, что СБ в целом поддержит Козака – мне что тогда, самому удавиться, не дожидаясь?

А отчего, собственно, провал? Киев ведь захватили? Так же, как Коморовский Варшаву! И если тех панов лондонское радио объявило героями, то чем мы хуже? Дьявол, радиостудии у нас нет – москали там засели и держатся, а хлопцы, возбужденные победой, вовсе не желают нести потери! Насколько легче было ляхам, имея в тылу лояльное им население! Здесь же, из-за иезуитского хода московских, о том придется забыть – за фашистов в Киеве сейчас будет лишь сумасшедший! Может, какое-то количество бывших полицаев, старост и прочих замаравшихся и нашлось бы – вот только эта публика меньше всего желает класть голову под топор, из числа освобожденных с «фильтра» больше половины разбежалось в первый же день, вместо того чтобы сражаться за ридну самостийну не щадя живота своего. А запугать всех, принудить к сотрудничеству террором – не хватит ни времени, ни сил!

Значит, надо объявить поражение победой! И славно погибать в бою против неисчислимых москальских полчищ – а не сдохнуть в петле! Легко было немцам – отдал приказ, и яволь, будет исполнено! А как мне убедить это стадо, что оно должно помереть во славу Украины? И чтобы я, гораздо более ценный для нашего дела, сумел уйти?

Прикинем силы. У Верещаки, земля ему пухом, а душа в рай, курень делился на два отряда: «Ясень», три сотни, всего триста пятьдесят человек, и «Наливайко» (под псевдокомандира) – сто пятьдесят человек отдельной сотни, наиболее подготовленной и лучше вооруженной, вот только половина ее сгинула в той проклятой больнице вместе с Верещакой. В «Заграве» у Литвинчука из тысячи человек постоянного состава на Киев ушла лишь половина, отряд «Гамалия» – триста человек в трех сотнях и «Чорнота», сотня в сто двадцать боевиков с тяжелым вооружением, минометами и станковыми пулеметами, прочие же так и остались на Ровенщине. Олейник Эней фактически взял командование над куренем «Завихорст» вместо Стельмащука Рудого, у него пять сотен общим числом шестьсот человек. И есть еще резерв около семисот бойцов – остатки мелких отрядов и групп, в том числе призывники, кому удалось вырваться из казарм, а также те, кого удалось завербовать и поставить в строй уже здесь, в Киеве. Итого, со всеми прочими, выходит две тысячи триста активных штыков – вот только потери… лишь с «Верещакой» погибло, считай, сотня, в прочих стычках сотни полторы, плюс дезертирство. Так что под две тысячи бойцов в наличии, из тяжелого вооружения лишь минометы калибром 81, свыше тридцати штук, еще захвачены две 76-мм пушки и три броневика – этого мало, чтобы удержать Киев, обложенный со всех сторон!

Значит, оборонять Киев стратегически бессмысленно! Надо уходить, пока еще чувствуется вкус победы! Вот только неизвестно, сколько же войск красные успели стянуть сюда. Известно про 25-ю дивизию НКВД (здесь лишь один ее полк, всего четырехротного состава, задействован на охране железной дороги и ее сооружений), но могли подойти еще? Морская пехота, парашютисты, танковый полк, и, наверное, за окраинами Киева накапливаются еще силы? И когда они придут в движение – нас раздавят! Курени, еще кое-как привычные к налетам и засадам, не смогут выстоять против армейских частей с фронтовым опытом, артиллерией, бронетехникой и гораздо лучшим снабжением боеприпасами. И если сейчас, как докладывал Литвинчук, его хлопцы были на грани бунта, получив приказ штурмовать занятые москалями укрепленные объекты – то что будет, когда на этих улицах начнется берлин? И ведь, судя по всему, советские, получившие накачку от политруков, щадить никого не станут, «бандеровец – к стенке».

Гасин-Лыцарь предложил план. Куреням скрытно сосредоточиться в окрестности Подола на высокой части и ночью атаковать с использованием минометов, прорываться через Подол к причалам «Ленинской кузницы» и уходить по реке на север, если удастся до Вышгорода, минимум – до железнодорожного моста. Там уже начинаются леса, по которым можно пройти на запад. Путь будет адовым – но может быть, кто-то спасется? Хотя по большому счету эту группу можно списать в неизбежные потери.

Плевать – лишь бы она отвлекла на себя максимум внимания и войск! Пока те, кому выбрано жить, собираются в Соломенке и по двое-трое-пятеро, даже поодиночке, без оружия, кроме пистолетов и ножей, уходят той же ночью на юго-запад! Точка сбора – зеленые массивы к востоку от Житомира. Затем – на Станиславовщину. Сейчас главное – это выжить. И понять происходящее, подготовиться к новому туру. Эту партию мы проиграли.

И передать наш меморандум в английское консульство. На большее они не согласятся, чистоплюи! Но пусть будет хоть какая-то замена тому выступлению Коморовского из захваченной Варшавы! Если не удалось победить – то хотя бы объявить на весь мир о победе! Ведь Киев целых два дня был наш!

А как заставить хлопцев, чтобы они шли в атаку, не жалея себя? Поскольку, по разведданным, на Подоле окопались уже не рабочие «отряды самообороны», а армейские части, пока не установленной точно численности, но явно фронтовики. Как убедить, чтобы курени рвались вперед не хуже ваффен СС, умирали, но ни шагу назад? Что ж, не одни советские владеют искусством пропаганды!

Главное – победителя ведь не удавят? Он, Кук, выполнил свой план – захватил Киев. А что не удалось удержать, так в том не его вина.

Еще один протокол допроса

Поль Ренье, аджюдан французской армии. По-вашему – фельдфебель. Служил в артиллерии Семнадцатой пехотной дивизии, был взят в плен у города Канев на Днепре.

Я не делал ничего предосудительного. Когда генерал де Голль набирал свои легионы, я лежал с лихорадкой и лишь потому не записался. Иначе входил бы сейчас в освобожденный Париж. А когда те, кого вы называете бандеровцами, приказали мне встать в их ряды – я подумал, что они имеют на то законное право как власть, в данный момент контролирующая эту территорию. Тем более что работа, которой нас заставляли заниматься прежде, была очень тяжелой – по двенадцать часов в день, без выходных, с очень плохой кормежкой, без обеспечения одеждой и обувью. И конечно, когда меня как военного пригласили служить в полицейском подразделении, как я полагал, то я согласился!

Конечно, мне не понравилось, что со мной обошлись по-варварски! Без всякого почтения к моему чину зачислив рядовым – и сказав, что я должен исполнять любой приказ «друже подхорунжего», который тотчас же набил мне морду за пререкания. Весь первый день и большую половину второго мы действительно несли полицейские обязанности, патрулировали улицы, подхорунжий приказал нам изымать листовки, а тех, у кого найдем, тащить в комендатуру – нет, я не знаю, что там с ними делали, я лично не расстреливал никого! А вечером нам было приказано идти куда-то строем, а затем готовиться к атаке. Нам выдали двойную порцию русской водки. И сказали – мы должны атаковать, если хотим жить. Потому что Сталин уже решил, что завтра Киев будет стерт с лица земли со всеми, кто тут находится. Как Гамбург или другие германские города – и мы поверили, потому что видели русские самолеты, летающие над городом в большом количестве. А когда бросали листовки, то прямо над крышами проносились эскадрильи штурмовиков, и это было страшно!