Текст книги "Союз нерушимый: Союз нерушимый. Страна мечты. Восточный фронт"

– А вы не пробовали сами поставить эксперимент? – вступаю в разговор я. – Воображаемый, «что было бы, если». Написать о том рассказ, например в «Технику-молодежи», или в иной подобный журнал? Где изобразить в сюжете строго научную картину, какой может быть жизнь на другой планете. И как могут выглядеть инопланетные разумные существа.

– Отчего же рассказ? – спрашивает Ефремов. – Тогда уж монографию или статью.

А по глазам вижу – зацепило!

– Да потому, Иван Антонович, что полет фантазии легче, – объясняю я, – в научном труде ведь надо каждое слово проверить и подтвердить, и гипотеза там допускается лишь одна, которую вы этим трудом доказываете. А в художественном произведении вы сами свой мир творите – вот только закономерности и там должны быть, иначе читаться не будет.

– Точно! – вмешался Юрка. – «Если елки стали красными – значит, автору видней». Это так, к слову, товарищ профессор, песенка по поводу научных хулиганов. Вот слабо мне верится в динозавров на Венере, как у Беляева, «Прыжок в ничто», там же жарко должно быть, как в печи! А Богданов в «Красной Звезде» марсиан изобразил – тоже у меня большое сомнение. А если написать что-то такое – но правдоподобное, с научной точки зрения, ну о чем мы сейчас говорили? Чтобы – может, на Марсе и нет живых существ, но вот если есть, то они должны выглядеть так.

– Скажите, вы не думали о научной карьере после демобилизации? – ответил Ефремов. – У вас есть талант взглянуть на привычное под новым углом. И оригинальное, незашоренное мышление.

– К сожалению, дембель мне не грозит, – ответил Юрка, – служить мне, как при Петре Первом, «пока не увечен, глаз остр и рука тверда». И даже жена моя законная с этим смирилась.

И взглянул на Лючию. Она улыбнулась в ответ и взяла Юрку под руку. Будто показывая – не отдам.

– Простите за любопытство, вы – гречанка? – обратился к ней Ефремов. – Одесса, Крым? Хотя ваше произношение…

– Италия, Гарибальдийские бригады, – ответила Лючия и добавила гордо: – А теперь гражданка СССР.

– Морская пехота Средиземноморской эскадры, – сказал Смоленцев, – теперь вот прибыли за новым назначением и не знаем, куда пошлют. А война, товарищ профессор, это тоже такое дело – кто кого передумает, тот и победит.

– Война, – заметил Ефремов, – глотает самое лучшее. Поймите правильно, товарищи, то что вы совершили сейчас, дело святое. И готов даже признать, что военное дело толкает вперед технику. Но мне искренне жаль, что война, даже в мирное время, забирает у человечества умы. Тех, кто мог бы что-то открыть, придумать, изобрести.

– Не всем дано сделать выбор, как вы, между морем и наукой, – говорю я, – «иди, а море уже навсегда с тобой» – так ведь сказал вам Лухманов в двадцать пятом году?

– Откуда вы знаете? Вы знакомы с Дмитрием Афанасьевичем?

– Его знал мой отец, – отвечаю я (что истинная правда, он действительно виделся и разговаривал с Лухмановым, когда парусник «Товарищ» стоял у стенки Балтийского завода), – и позвольте, Иван Антонович, дать вам еще один совет.

Представляюсь еще раз – Лазарева Анна Петровна, не только супруга контр-адмирала Лазарева, но и инструктор ЦК ВКП(б), помощник члена Политбюро Пономаренко, отвечающего за идеологию и пропаганду. После мне с Пантелеймоном Кондратьевичем объясняться – думаю, поймет правильно, я ведь Тайну не раскрыла?

– Иван Антонович, прошу поверить: воспитание юношества (да и не только его) посредством приключенческих, исторических и даже фантастических книг значит для всей страны не меньше, чем научные открытия. Я сама почитаю за честь, что Яков Исидорович Перельман был одним из моих учителей. Попробуйте – вот отчего-то верю, что у вас получится. А партия вам поможет – если вы в Союз писателей пожелаете вступить.

Вспоминаю – там рекомендацию в Союз писателей успел дать Ефремову Алексей Толстой, уже тяжело больной, но прочитавший его рассказы. В этой истории все может сложиться по-другому – так что лучше подстраховаться. Пономаренко доложу обязательно, чтобы дело на карандаш взял, чтоб у писателя лишних проблем не возникало. Тем более мы в какой-то мере уже виноваты перед ним – очень может быть, что «Лезвие бритвы», Сталину понравившееся, гораздо раньше издадут, конечно же, в измененном виде, убрав явно «будущее». И вполне может быть, что курировать Ивана Антоновича придется мне же – зная подход Пономаренко «кто вопрос поднял – тот и решает».

А за окном солнце, дождь кончился, ветер стих. Можно уже и домой ехать. От нашего отпуска еще полсуток осталось.

Лазарев Михаил Петрович.

Москва, 9 июля 1944 г.

В наркомате с утра просто продлили командировку, не сказав ничего. У Анюты то же самое. И что интересно, у ребят так же.

А днем позвонил Пономаренко. Сказав, что нам четверым – мне, Анюте, Смоленцеву и, как ни странно, Лючии – к восемнадцати ноль-ноль надлежит в парадке быть… «в общем, машина за вами заедет за час до».

Анюта удивилась, она вчера вечером с Пантелеймоном Кондратьевичем говорила. И ничего не было сказано про сегодняшний день.

У нас сборы недолги – парадный мундир вычищен, побриться-умыться, и готов. У женщин сложнее – поскольку даже у Анюты парадки капитана ГБ не было, а Лючия вообще воинского звания не имела, однако же платья, в которых наши красавицы-жены уже неделю как наш взор услаждают, на мой взгляд, вполне подходят на официальный прием. Накладные плечики смотрятся непривычно, как и длинный рукав летом – привык все же к совсем иной картине за большую часть моей жизни, прошедшей в веке двадцать первом. Материал – что-то шелковое, легкое, все выпуклости обрисовывает очень наглядно. Длина до середины голени, но если ветер дунет, то на короткий миг сразу в мини превращаются, как чьи-то брюки в том фильме с Никулиным. Стиль в целом как «Карнавальная ночь», вот только любопытно, он такой и был в это время, или уже с нашей подачи? Не помню я, чтобы в старых фильмах женщины накидки-пончо носили, у нас это с Пугачевой появилось, а здесь такие плащи и пальто Анюта и ее «стервы» ввели как «американскую моду», ну и поехало. Говорю о женских тряпках потому, что на обновление своего гардероба здесь наши женушки уже вытрясли добрую треть наших денежных запасов, с учетом коммерческих цен в ателье и модных магазинах. И сейчас побежали туда же, решив, что время еще есть. Сказали, шляпки им нужны вместо ветром унесенных вчера – так подозреваю, этим не ограничатся! Ну, пусть красивыми и нарядными будут.

А нам пока делать нечего. Сижу вот, вспоминаю. Я ведь до отпуска здесь в Наркомат ВМФ как на работу ходил. Решали стратегические вопросы – каким нашему флоту быть. Ведь если отбросить победную эйфорию и взглянуть реально, то чем мы на морях располагаем?

Два с половиной линкора еще царской постройки. Половина – это искалеченный еще в сорок первом «Марат», но если подумать, то прочие два недалеко от него ушли. Самоходные плавбатареи огневой поддержки приморского фланга армии – вот максимум на что они годятся. В принципе немало, если считать, что даже хваленые «Айовы» за всю свою службу в знакомой нам истории всего один раз стреляли по японским кораблям, зато выпустили огромнейшее количество снарядов по берегу, что в эту войну, что в Корее, Вьетнаме, на Ближнем Востоке (здесь они, правда, еще и с адмиралом Тиле успели повоевать, но общую картину это не сильно меняет). Так что на слом старички, может, и не пойдут пока, но выпускать их дальше Балтики и Черного моря в настоящей войне нельзя категорически, утонут! Поскольку поставить на них серьезную батарею ПВО нельзя в принципе – из-за расположения башен главного калибра, на палубе места нет.

Да, есть еще флот Народной Италии, но про него отдельный разговор. Прихватизированный в Тулоне битый «Ришелье», за который сейчас идет тяжба, де Голль упорно требует вернуть французское достояние, наши не соглашаются, ссылаясь на то, что стоящий в доке линкор был захвачен наступающей Советской армией, а «что с бою взято, то свято», как и «Страсбург», получивший от нашей К-25 торпедный залп и едва дотащенный до итальянской Специи. Но оба линкора в разной степени битости, и найдутся ли у СССР ресурсы на их восстановление, пока неизвестно – от чего на самом деле вопрос и подвис. Если решат не чинить, то отчего бы не уступить французам, выторговав с них что-то за наш жест доброй воли?

Еще недолинкор «Диксон». Он же в девичестве «Шеер». Несмотря на огромную дальность и автономность, ясно, что в современных условиях работать рейдером, как было задумано, не может – обнаружат и потопят. Но может быть использован как «броненосец береговой обороны» и плавбатарея на северном театре – а также, в перспективе, служить артиллерийским крылом авианосной группы, если таковая у нас появится. Так что быть ему в строю, тем более что «родные» заводы в ГДР под нашим контролем, и проблем с запчастями не предвидится.

Шесть крейсеров типа «Киров», он же 26-й проект. В целом хорошие корабли, но именно этой, уже прошедшей войны. Главная слабость – недостаточное ПВО. Но могут работать опять же на ближних морских театрах. Есть еще два старичка: «Красный Крым» и «Красный Кавказ». С ними ясно – или в учебные, или в памятники на вечную стоянку, или списать.

Эсминцы и лидеры. Тип «Ленинград» и «семерки», в том числе «улучшенные». То же, что с крейсерами – для середины этой войны еще на уровне, но новейшим американским «гирингам» уступят на голову. Не в прямом столкновении, тут-то как раз у них неплохие шансы – и огневая мощь, и скорость. Но как комплексная часть флота американец сильнее намного – и ПВО, и ПЛО, и радиолокация, и надежность механизмов, и обитаемость (важнейшее качество в дальнем походе). И если радар еще можно поставить, что делать с неуниверсальной артиллерией? А лишние зенитные автоматы на кораблях Средиземноморской эскадры вызвали увеличение экипажа настолько, что в кубриках стало недопустимо тесно, – а предстоит еще аналог штатовского «сквида» куда-то впихнуть и, конечно же, обслуживающий его расчет. У англичан и американцев эсминцы – ровесники наших «семерок» все пошли на слом сразу после войны, так что основным противником для нас будут именно «гиринги» и британские «бэттлы». Итого – с японцами еще повоюют, а дальше во вторую линию, в учебные или на слом.

Подводные лодки. Все аналогично. Если британский и американский ВМФ (после списания металлолома) будет включать только корабли постройки конца войны, уже с учетом ее опыта, то у нас – предвоенные и еще более ранних проектов. С субмаринами, правда, есть очень хороший задел – наш «проект 613», первая пара которых уже достраивается на Севмаше, и немецкие «XXI», доставшиеся нам вместе с заводами, КБ и персоналом. Но пока все только «в будущем», а если завтра война, реально ничего и нет.

Москитный флот и десантные корабли. Наше отставание от вероятного противника просто катастрофичное. И главная причина в том, что наши основные центры судостроения, как Ленинград и Николаев, очень сильно пострадали в войну. Фронт прокатился по всем судостроительным мощностям Балтики и Черного моря – а на Севере и Тихом океане, считай, и не было ничего серьезного. И это на фоне огромного количества верфей США и Британии, в том числе и малых, которые с яхт легко переключились на боевые катера, охотники ПЛО и десантные средства, штампуя их сотнями и тысячами! В то время как, например, для Балтфлота десяток торпедных катеров был очень значимым пополнением. Что-то можно было получить с заводов на Волге по внутренним водным путям, катерная верфь обходится куда дешевле – но все равно разница в производственных возможностях у нас и у них даже не в разы, а на порядок, если не на два.

А ведь флот – это не только и не столько корабли! Это единая система, для нормальной работы которой требуется еще много чего. И то самое «чего» также или сильно пострадало в войну, или надо вообще создавать заново! Считайте. Обустройство ТВД для нужд флота – даже если это наш, ближний морской театр. Система базирования – со всей необходимой логистикой и обороной. А снабжение каждой боевой единицы (даже мореходных торпедных катеров) и значительной части вспомогательного флота системами точной навигации? С развертыванием радиомаяков в каждой береговой дыре, пока нет навигационных спутников. Необходимость качественно поставленных океанографических исследований, без которых дальние выходы ПЛ просто опасны, даже без войны. Каким все ж подарком был от нас полный комплект карт Мирового океана из двадцать первого века – так его надо к текущим реалиям привязать, на той же Балтике береговая линия и глубины местами поменяться успели! Медицинское обеспечение, вплоть до наличия плавучих госпиталей, с операционными, с квалифицированным персоналом и холодильным оборудованием для хранения запасов крови и медикаментов (этого у нас даже в восьмидесятые не хватало катастрофически).

А налаживание взаимодействия всех корабельных соединений с авиацией? Чему так и не сумели научиться итальянцы за всю войну. При том что ВВС – это другой вид вооруженных сил. И работа «сухопутных» полков над морем в эту войну была обычным делом, хотя очень не любили этого и моряки, и летчики, тут и вероятность «дружественного огня» по своим больше в разы, и «прилетели слишком поздно», и «вылетели, не нашли», – но не всегда морской авиации хватало и была она под рукой.

А обучение личного состава для всего этого хозяйства? При том что даже береговой персонал флота требует специфической подготовки. Значит, и учебная база нужна? Как и, само собой разумеется, для плавсостава. Ладно, часть можно взять от Осоавиахима, от торгашей и рыбаков – но и тут нужен учет, взаимодействие, а то в сорок первом бывало, когда матросов из запаса ВМФ или с торгфлота по призыву гребли в пехоту. Или запасного, отслужившего на подплаве, гнали на тралец – и ладно бы от нехватки людей, но ведь от элементарного бардака: флотский – так будь доволен, что во флот, а там все равно, на какое корыто. А ведь для подводников особенно два сменных экипажа на одну лодку – это не роскошь, а необходимость, по крайней мере в эпоху атомарин!

Ну, и такая мелочь, как юридические вопросы режима мореплавания…

– В итоге выходит, что флота, способного отстаивать наш государственный интерес перед англо-американцами, у нас просто нет, – сказал Николай Герасимович Кузнецов, – и встанет тогда вопрос, а зачем в таком случае отдельный наркомат ВМФ нужен?

– Для того, чтобы решить задачи, встающие перед СССР, – отвечаю я, – если рассматривать Третью мировую не обязательно как ракетно-ядерный Армагеддон. А предусмотреть и тот вариант, из нашей реальности, когда противник, не решившись на полноразмерную войну, начнет широкое наступление по периферии. И пойдут локальные войны косяком – за государственные интересы, ресурсы и рынки сбыта. Если мы не хотим оказаться в положении осажденной крепости, то нам придется быть готовыми отстаивать свои интересы не только у наших границ. А вот для этого иного средства, чем флот, у нас не будет!

– Лет через пятнадцать-двадцать, – сказал Кузнецов, – а сейчас такая задача не стоит. И нет еще подлодок с «поларисами», главный мыслимый противник флота – это американская авианосная эскадра у наших берегов. То есть задача на ближайшие годы – это ближние моря за собой удержать. Какой-то аналог доктрины двадцатых. Флот береговой обороны – все равно на большее ресурсов нет. Что вы предлагаете, Михаил Петрович?

– Да то же самое, – отвечаю, – береговую оборону – пока. Но с самого начала уделить внимание именно комплексному развитию: не только корабли, но и прочие элементы, что перечислены, и, наверное, не только они. И принять эту доктрину именно как первый этап! Четко отслеживая как необходимость перейти к следующему, исходя из международной политической ситуации, так и наличия внутренних возможностей, в том числе и научно-технических. А отдельные элементы развивать уже сейчас. Как, например, самонаводящиеся торпеды, противолодочное оружие. И, конечно, атомный флот.

– И вы настаиваете на необходимости получения от американцев авианосца? – спросил Кузнецов. – Даже при том, что буквально через пару лет он станет устаревшим. Нам могут дать лишь эскортник, тип «касабланка». С которого лишь «хеллкеты» могут взлетать, а уже реактивные нет. А я думаю, что авиаконструкторы не подведут – и будут у нас уже лет через пять полки на МиГ-15 и Ил-28, или что-то вроде.

– И вертолеты тоже, – говорю я, – штатовцы многие свои авианосцы, даже не эскортники, после в «вертолетоносцы ПЛО» переводили. Так что еще лет десять послужат. И еще важно. Пока они нам союзники, да еще общий интерес имеют, получше познакомиться с их новинками. Пусть хоть всю Камчатскую флотилию из ленд-лиза сформируем. А наши офицеры на стажировке у Хэлси, когда он будет Иводзиму штурмовать?

– Уже решено, – отвечает Кузнецов, – Зозуля, по-вашему, куда готовится? Группа из наиболее надежных, квалифицированных и знающих английский товарищей. Американцы уже согласились, так что отправляем через Мурманск. А дальше в Филадельфию и с пополнением их эскадры на Тихий океан. Причем предполагается, что будут не наблюдатели, а именно стажеры. Под предлогом подготовки наших офицеров к войне с Японией. Поскольку слабость нашего Тихоокеанского флота есть наша официальная для них причина пока войну не начинать – под угрозой японских десантов, утраты северного Сахалина, Камчатки и Чукотки. Примерно так их представителям было сказано.

Итогом же стал документ «Предварительные предложения по военно-морской доктрине СССР, на 1944–1954 годы». С которым должен был ознакомиться и одобрить сам товарищ Сталин. Но если бы это было причиной, то мне не Пономаренко, а нарком ВМФ передал бы приглашение на ковер?

– А что гадать: спросят, ответим, – сказал Смоленцев, – совесть наша перед кем угодно чиста, косяков на нас не висит. Так что я лично хоть к самому Сталину на доклад, пусть задачу ставит, кого еще ему притащить: Гиммлера, Бормана? Да хоть Черчилля. Я уже, после всего с нами случившегося, ничему не удивляюсь. И представляю, как те «зеленые человечки», что нас сюда отправили, щупальцами за башку хватаются – тут вся история вразнос пошла. Только бы ядерной войной не завершилось – а все остальное точно хуже не будет, чем та версия!

Мы сидели в моем номере. Смоленцев зашел, здраво рассудив, что Анюта и Лючия вместе уйдя, так же и вернутся. Мне казалось, он нервничает – никогда прежде свою итальянку от себя далеко не отпускал, «а вдруг с ней случится что», ну разве на базе в Киеве оставлял, как рассказывал, и то под Аниным надзором. Но здесь женщины были решительны: «Тут рядом совсем, вам неинтересно, и что может случиться?» Хотя я его беспокойство понимал – нет тут сотовых телефонов, и не позвонишь, чтобы убедиться, все ли в порядке. На что Юрка ответил, что если они не явятся через час, то он берет Валентина как знатока Москвы и сам идет искать пропавших.

Искать не пришлось. Вернулись наши красавицы, слышу их голоса. А вот и они влетают, иначе не скажешь, аж платья развеваются, так что даже сквозняком веет. Анюта первой вошла и скромно мне улыбнулась, а Лючия, своего рыцаря Смоленцева увидев, прямо расцвела и крутнулась на каблуке, давая себя разглядеть со всех сторон. Девчата, вот не знал, что сейчас шляпы с вуалями носят! Да, выглядят эффектно. И еще какой-то объемистый, но легкий сверток, «так, мелочь всякая». Два больших прочных зонтика – по опыту грозы вчера, очень полезная вещь – да не уныло-черные, а нарядные, цветные, с белой каймой. Ну, а перчатки летом вам зачем? Что, и это принято? Сколько вы потратили, дипломатично спрашивать не будем. Вот только эта красота надолго ли – ветер дунет, и все улетит, как вчера?

– Уже летали! – улыбнулась Анюта. – Но я специальные булавки купила, прикалывать буду, когда волосы отрастут. А до того шляпку успеть рукой придержать в порыв – хорошее упражнение для скорости реакции. Не хуже, чем с котом в «цап-царап» – Лючия подтвердит.

И дамы ушли в соседнюю комнату, плотно закрыв дверь – разбирать трофеи, примерять и обсуждать их в домашней обстановке. «Комсомолки, спортсменки, красавицы»: одна инструктор ЦК и капитан госбезопасности, бывшая партизанка и снайпер, вторая же, по рассказу Юрки, вполне подготовленный боец спецназа уже с боевым опытом. И просто женщины, двадцати двух и девятнадцати лет.

Ну что, все в сборе, готовы? Ждем, пока Пономаренко машину пришлет.

Анна Лазарева.

Москва, вечер 9 июля 1944 г.

Я – и у самого товарища Сталина?!

Мы все на ближней даче, как нам уже после Пономаренко сказал. Где эта дача, я не запомнила. У товарища Пономаренко машина – лимузин, похоже американский, он велел окна шторками завесить и сам с нами сел.

– А то после Киева еще и моего порученца за переодетого бандеровца примете. Кстати, у ОУН к тебе счет, Аня, так что отнесись с полной серьезностью.

Ну и где они меня найдут? Я, раз уж такой разговор зашел, спросила, куда едем. Пантелеймон Кондратьевич лишь хмыкнул – увидите. И лишь когда мы подъехали к КПП, сказал, что это дача Сталина. И мы приглашены на особый разговор.

Мне стало страшно. Не потому, что какую-то вину за собой чувствовала. А потому, что товарищ Сталин точно не будет никого просто так приглашать. И вдруг я его надежды не оправдаю? Или адмирал мой? Или Юра Смоленцев? Или, не дай бог, Лючия – вот решат, что она к носителю Тайны и близко подходить не должна? Хотя тогда бы ей и гражданство не дали, и брак бы уже у нас не зарегистрировали, и политика опять же – зачем его святейшество обижать?

Себя критически оглядела со стороны – все безупречно. Не в форме, а в платье – так я из Киева в Москву, домой не заезжая, с теми вещами, что с собой. И не предупреждал никто, что мундир обязателен, да и нет его у меня, если честно. Могут, конечно, вуаль и перчатки признать «буржуазным излишеством», так я все вместе с плащом оставила. Платье чистое, отглаженное, вот только пистолетик, под юбкой спрятанный, сдать пришлось. Про охрану и все прочее промолчу, тем более что не имеет это отношения к теме моего рассказа. Главное – что мы вчетвером у товарища Сталина. И еще Пономаренко, а вот Берии и Кузнецова нет. Это странно, если разговор будет о моих киевских делах и работе моего адмирала в наркомате флота.

– Скажите, товарищ Лазарэв, а отчэго вы так и нэ вступили в партию?

Тревожный сигнал. Я уже слышала, что товарищ Сталин говорит с грузинским акцентом, лишь когда волнение скрывает. Значит, для него очень важен этот вопрос?

– Товарищ Сталин, а чем бы это мне помогло фрицев топить? Или вот помогать товарищу Кузнецову? Я считаю, каждый свое дело делать должен.

– Свое дело – это хорошо. Вот только гражданин Герасименко, бывший командующий Киевским округом, на допросе сказал то же самое. Считая своим дэлом лишь оборону от внэшнего врага, ну а то, что враг изнутри вошел, это его нэ касается. А там, у вас, да, армия и флот сыграли свою роль, вас не бомбили, как сербов, это хорошо. Вот только результат для страны и народа вышел немногим легче – и потому, что каждый делал лишь свое дело и не вмешивался в чужое. Зачем, если есть кто-то, кому видней?

«Там» – это в будущем СССР девяносто первого года? Ой, если сейчас о Тайне разговор пойдет, так ведь Лючия еще не знает, не допущена! Хотя товарищ Сталин неужели о том забыл?

– А вы, товарищ Смоленцев, воюете отлично. Даже великолепно делаете дело, на которое вас поставили. «Как товарищ Сталин скажет, так и будет – а прочие все пусть лесом идут» – это ваши слова сказаны были? А если завтра не будет товарища Сталина, умрет он, ведь не вечен? Кого вы тогда будете слушать – какой-нибудь объявившийся «комитет»?

– Обижаете, товарищ Сталин! – резво ответил Юрка. – Многие лета вам, но уж если, тогда слушал бы тех, кого знал как надежных товарищей. Да и совесть тоже есть, и свой ум – как лучше стране и народу.

– Граждане Рясной и Слонь, из НКВД Украины, Кириченко слушали, его считая надежным, – заметил Иосиф Виссарионович, – а Карин-Даниленко с бандеровцами якшался, искренне полагая, по собственному уму и совести, что так будет лучше. И что вышло в итоге? А то же самое, что у вас – ну, вы понимаете, товарищ Лазарев, о чем я говорю? Первый принял решение предать, а все, кто мог и должен его остановить, или ему в рот смотрели, или считали, что это не их дело! Масштаб и результат не тот – но суть та же самая. И что имеем? Что держится все на «За Родину, за Сталина», но и рухнуть может так же легко, причем многие и не поймут, как получилось. Хорошо, дурак Кириченко не подумал, с кем связался, с явными фашистами! А если в следующий раз кто-то будет умнее? Вы что-то хотите сказать, товарищ Смоленцев?

– А что, уже кто-то намерен? – спросил Юрка. – Так вы только укажите, кого… Мы его, как фюрера, оприходуем.

– А подумать? – спросил товарищ Сталин. – На кого укажу, того и убьете, не рассуждая, или живым притащите. А если не укажу, не успею? Тогда – кого? Сколько таких, как вы, товарищ Смоленцев, там, у вас, в августе было? И они что-нибудь сделали? Говорите, приказа не было? А вот товарищ Большаков, ваш командир, рассказывал, что был приказ! И отдал его, как там того, кто за Лаврентий Павлыча был – Крючков? Но командиры «Альфы» и еще одного спецотряда злостно не подчинились, предпочтя остаться с чистыми руками. Хотя в сложившейся обстановке бунтующая толпа на улице должна однозначно рассматриваться как оружие врага, по крайней мере до того, как ее не разгонят – даже независимо от того, есть в ней вооруженные боевики или нет. А в итоге вместо Тянцзамыня получили… Не оказалось у вас под рукой никого – в отличие от Франции 1795-го, когда тамошний «Горбачев» – Баррас, сообразив, что его сейчас будут свергать, привлек некоего генерала Бонапарта, а тот позвал артиллеристов, которые, как вы, товарищ Смоленцев, политикой были сыты по горло, а за своим командиром были готовы куда угодно – и покрошили толпу перед дворцом картечью так, что после лопатами сгребали, чтобы похоронить. Да и всегда ли приказ нужен? Товарищ Лазарева!

Ой! Он ко мне обращается?

– Ведь вам, товарищ Лазарева, был отдан приказ лишь посмотреть и доложить. Опознав Кука, вы имели полное право ничего не предпринимать, и в ту же ночь, под охраной группы товарища Смоленцева, бежать в Борисполь, а там на самолет и в Москву. Однако же вы сами решили иначе. Сначала сфотографировали сборище врагов и изменников, хотя это в дальнейшем повлекло для вас прямую угрозу. Зная, что за вами придут убийцы, вы приказали Смоленцеву устроить засаду, взять пленных – и лишь после следовать на аэродром. Там вы, однако, отправили пленных и свой рапорт в Москву, а сами остались – добровольно! – и фактически взяли в Киеве всю политическую власть, заставив даже предателя Кириченко выполнять ваши приказы. Целых три дня вы исполняли обязанности первого секретаря ЦК КП Украины – благодаря чему мятеж был подавлен относительно быстро и с меньшими потерями, чем ожидалось. Вы находились в горкоме, реально – на передовой, на вас даже было совершено второе покушение, когда вы лично, вместе с товарищем Лючией Смоленцевой, уничтожили четырех хорошо подготовленных боевиков УПА. И вы вылетели в Москву лишь после подавления мятежа и по прямому приказу. Товарищ Пономаренко, я все правильно перечислил?

Пантелеймон Кондратьевич кивнул. Ой, а как я теперь Михаилу Петровичу объясню – я же ему рассказывала, что в тылу была, без всякой опасности, а про два покушения и что врагов видела лицом к лицу, не говорила вовсе!

– Товарищ Лазарева, так отчего вы поступили так, а не иначе? Можете не вставать!

Ну, все! И что я отвечу?

– Товарищ Сталин, когда я увидела такого вражину, как Кук, то сразу поняла: это война! А на войне надлежит сделать все, чтобы сорвать планы врага и нанести ему максимальный вред. А не выходить из боя при первой возможности – тем более что смертельной угрозы все-таки не было, люди Смоленцева меня очень хорошо охраняли. Мне показалось важным сначала добыть сведения, сфотографировать – может, я ошиблась? Затем добыть «языка» и доложить в штаб, в Москву. И продолжать выполнение боевой задачи, поскольку находилась в нужное время в нужном месте.

– В нужное время в нужном месте, – повторил товарищ Сталин, – но позвольте, задачу ведь вам не ставил никто? Значит, вы поставили ее себе сами – какую?

– Чтобы Киев остался советским городом, а Украина – советской землей, – отвечаю я, – ну а проклятые бандеровцы и предатели болтались в петле! Видя в этом свой долг советского человека и коммуниста.

– Долг коммуниста, – произнес Сталин. – Товарищ Пономаренко, сколько на товарища Лазареву доно… сигналов поступило? Что именно она своим поведением и внешним видом подрывает авторитет партии и является в ней чуждым элементом – ну а эти, значит, настоящие коммунисты?

– Восемь, – ответил Пантелеймон Кондратьевич, – правда, в пяти случаях доносители квалифицированы в подозреваемых по делу об измене Родине, так что их писульки пойдут им еще одним обвинением – в клевете. А с остальными тремя мы еще разберемся. Ведь что пишут, мерзавцы – хоть стой, хоть падай!

Товарищ Сталин протянул руку, взял листок из папки, протянутой Пономаренко. Усмехнулся в усы и передал мне. Читаю – а имя-то знакомое: Д.Г. Брекс. И что эта дура обо мне пишет? Чтооо?!

– Товарищ Сталин, это гнусная клевета!

– Анна Петровна, – Сталин отчего-то назвал меня так, – успокойтесь! Мы все понимаем, что приписывать вам какие-то особые отношения с товарищем Смоленцевым – это полный абсурд, учитывая, что рядом с вами постоянно находилась этого товарища законная жена. А уж фраза «принудила меня вместо себя к разговору с иностранным журналистом, чтобы переложить на меня возможное обвинение в шпионаже» – этому и слов нет. Когда я товарищу Берии показал, он сначала смеялся, а затем спросил, неужели даже партийные работники считают, что простой разговор с иностранцем уже есть причина для обвинения и ареста, ведь сейчас не тридцать седьмой? Ну, а что скажете насчет своего «некоммунистического» вида?

А, была не была!

– Товарищ Сталин, я считала и считаю, что коммунистки совершенно не обязаны выглядеть как монашки. У нас уже был там с этой Брекс разговор – ее утверждения, что «у наших женщин коммунистические убеждения и духовный мир должны привлекать мужчин больше, чем внешность», сродни тому, как если бы бойцам РККА сказали бы: не нужно лучшее оружие и хорошая выучка, побеждайте одними убеждением и патриотизмом. Да и, простите, много ли мужчин согласятся взять в жены убеждения, а не красоту? И с кем тогда детей растить? Лично про себя же могу сказать – я сумела сделать то, что сделала в Киеве, потому что выглядела именно так!