Текст книги "Случайный билет в детство"

– Из ин… э-энциклопедии, – чуть не брякнул про Интернет, – Большой Советской.

– Про такой опыт я не слышал, – Коротов пристально на меня посмотрел, – ты продолжаешь всех удивлять, Сергей, – он усмехнулся, – и этим других заразил. Тоже фокусы показывать начали, – и глянул на последнюю парту. При этом Савин густо покраснел.

– Ну что ж, садись, Сергей. Ставлю пять, а за год четыре.

Шел к парте и думал – ну что меня всё время за язык тянет? Хорошо хоть обошлось. В который раз себе говорю – надо думать, прежде чем что-то сказать. Опять детские гормоны влияют. Как только сел, Савин наклонился ближе и прошептал:

– Все секреты выболтал, суперагент, или ещё остались?

Но я ему не успел ответить, так как с первой парты прилетела записка. Разворачиваю и читаю: «Удивляет с каждым разом, наш герой Электровязов».

– Ха, как подкололи-то! – прокомментировал Олег.

Пихнул Савина локтем и показал на ровные строчки:

– Тот же почерк, кстати.

Я вынул из кармана первую записку и сличил написанное на обоих.

– Всё ясно, это Морозова писала.

– С чего ты взял?

– Я когда мимо проходил, в её тетрадь заглянул.

– Значит, ещё и Морозова, – хмыкнул Олег. – Однако!

Урок прошел как-то быстро, но исправить оценку успели все желающие. После звонка на перемену Василий Владимирович поднялся и сказал:

– Ну, ребята, встретимся завтра. Вам будет нужна ясная голова и хорошее настроение. Так что сегодня постарайтесь хорошенько отдохнуть. До свидания.

Последним уроком в этом учебном году была история. У меня по ней всегда пятерки были, но если вдруг чего по предмету спросят, тоже смогу удивить, особенно по древней Руси.

Кабинет истории находился в другом конце коридора, как раз напротив школьной библиотеки. Практически всем классом сразу направились туда, учебники сдать, но библиотекарша на нас замахала руками, потребовав выйти и входить по одному. Тогда мы отправились в класс. Библиотека напротив – куда спешить? Когда прозвенел звонок, вместо учителя по истории в кабинет зашла Щупко.

– Ребята, – сказала она, – истории не будет. Посидите этот урок тихо, ладно? Учебники можете пока сдать.

Классная вышла, а ребята сразу оживились. Последний урок и без учителя, а потом домой! Все радовались. Странно, а я нет. То есть рад, конечно, но… будучи взрослыми, мы часто мечтаем вернуться в свои школьные годы. И вот он, этот фантастический случай, а проучился я только два дня…

Учебники мы сдали и, не дожидаясь, фактически, последнего звонка, потихоньку потянулись к выходу. Завтра придем на линейку, на которой и прозвенит символический «последний звонок», но уже сегодня у всех «чемоданное» настроение. И ничего, что ещё предстоит написать пару контрольных – каникулы впереди!

Мы уже шли к выходу по главному коридору, как со звонком школа взорвалась диким и радостными криком, который вместе с ребятнёй младших классов выплеснулся из кабинетов в школьные коридоры. Счастливая малышня, от осознания того, что все уроки наконец-то кончились и целых три месяца они не будут ничего учить, с криком: «Ура!» понеслась к выходу. Толпа ребятни быстро увеличивалась и набирала скорость. Она была похожа на сёлевый поток, вперемешку со снежной лавиной, а ещё на штурмующих Зимний дворец матросов, только бегущих в обратную сторону. Олег, как более опытный, сразу отпрыгнул и прирос к стене, а меня этим потоком подхватило и поволокло на улицу в первых рядах. Удачно вырвавшись, перевёл дух и, стоя около колонны, стал поджидать Савина. А из школы вылетали ученики и, не останавливаясь, бежали дальше. Они мчались сломя голову, как будто их сейчас схватят и опять засадят за парту на всё лето. На миг показалось, что сейчас этот поток иссякнет и вслед ему выкатится глобус, как в одной из серий «Ералаша». Похоже, я был единственный, кого вынесла на себе малышня. Остальные ребята нашего класса выходили сами. Наконец появился Олег с слегка ошалевшим видом.

– Чуть не затоптали! – Савин бросил пустую сумку рядом с колонной и начал отряхивать брюки.

– Сами такими были, – и показываю на его левую штанину, где четко отпечатался след от ботинка, – по тебе кто-то потоптался.

– Ага, – смеётся Олег, – это мамонты из четвёртого «А». Правильно нам на биологии говорили – даже лев уходит с пути несущегося стада антилоп.

– Так антилоп или мамонтов? Ты уж определись, лев затоптанный.

– Какая разница? Бегут как антилопы, а топчутся как мамонты. – Олег пытается стереть отпечаток, но след все же остается. – Фиг с ним, так дойду.

Оглядываемся на школьные двери. В этот момент выходят Зеленина и Морозова, как-то угадав ослабление потока младших классов.

– А вот и твоя любимая сеньорита… – говорит Савин и успевает увернуться от подзатыльника. – А чо?

Марина глянула в нашу сторону, попрощалась с подругой и подошла к нам.

– Серёж, давай прогуляемся?

– Давай, – опережает меня Савин, сводя зрачки к носу. Клоун! Но Марина на него и не смотрит. – «Па-адумаешь!» – бормочет он.

Медленно идём вдоль школы. Олег плетется следом.

– Это моя записка была, – сказала Марина, – ну, та где про встречу…

– И твой стишок, – киваю я.

– Как ты догадался? – сделала удивленные глаза она. – Я не хотела, чтоб ты сразу после уроков куда-нибудь ушел.

– Зачем такие сложности? Можно на перемене сказать.

Марина идёт рядом, за ней Олег. Вижу, как Савин делает большие глаза и губами имитирует поцелуй. Показал ему кулак. В ответ он изображает пантомимой движение прочь, но потом все-таки опять идет следом.

– Прогуляемся по скверу, – предлагает Марина.

– Давай.

Олег молча пожимает плечами и оглядывается. Свернули за школу и прошли к забору. В этом месте не хватало нескольких досок. Через эту дыру мы и проникли в сквер. Пропуская Марину, заметил, что Савин все-таки куда-то тихо свинтил. Тактичный у меня друг. Марина тоже замечает, что Олега нет, и тут же берет меня за руку. Эти гормоны меня когда-нибудь доконают. Спокойно, Вязов, спокойно. А Марина тянет дальше по тропе.

Идём под ручку вдоль забора. Тропинка петляет между деревьями и кустарником. Тут будто островок природы в большом городе. Тишину нарушает только птичий щебет и еле слышный шелест листвы. Моё смущение потихоньку уходит, но все равно иду и молчу, как бука. Никогда со мною такого не было, а Марина как будто чувствует это и улыбается, ещё больше смущая меня.

– Хорошо тут, – говорит она, – я здесь по вечерам с Чарли гуляю.

Чарли – это американский кокер-спаниель. Очень симпатичный кобелёк абрикосового цвета. Приветливый и ласковый, хвост с мизинчик постоянно пропеллером вертится, когда пес встречает знакомых людей. А если очень хороший друг встретится, то Чарли от радости может и счастливую лужу напустить.

Мы вышли к полянке с беседкой.

– Это здесь ты с Громозекой дрался? – спрашивает Марина.

– Да, именно тут.

Она отпускает мою руку и медленно обходит поляну. Останавливается около яблони.

– А нож… правда был?

Врать ей совсем не хочется, даже во благо, поэтому киваю.

– Был.

Я подобрал полуметровую палочку и начал крутить её пальцами. И почему я так робеть начал?

– Страшно было?

– Конечно.

– Странно, а я думала, ты ничего не боишься.

– Нет, человек всегда боится. Страх – это такая защитная реакция. Но его надо перешагнуть, тогда, кажется, что страха нет. Так что все боятся. Даже сам Громозека боится.

– Ну да, – улыбается Марина, – после всего-то…

Из кустов сирени, что росла рядом с яблоней, чинно вышел большой рыжий котяра и остановился, глядя на нас.

– Кис-кис-кис, – присев, позвала его Марина.

Но кот вдруг злобно прошипел и кинулся под куст сирени.

– Вот видишь, – смеётся Зеленина, – тебя теперь все боятся.

– А ты?

– Нет, – она поднялась и шагнула ко мне, – я нет…

– …ко мне!..! – Заорал кто-то за беседкой матом. Раздался громкий лай и опять трехэтажный мат. Почувствовав недоброе, я сказал:

– Марин, пойдём-ка отсюда.

Но не успели мы сделать и шага, как за беседкой заорали:

– Фу, Рекс, фу, ну куда ты прёшься?

Потом кусты рядом с ней зашевелились, и из веток показалась огромная черная овчарка. За ней, держась за в струну натянутый поводок и ругаясь, появился… Громин.

Он ещё раз «фукнул», затем посмотрел на нас, его брови поползли вверх, а на губах заиграла улыбка.

– Какая встреча! – воскликнул он, а черная овчарка нацелила на нас свои пирамидки ушей.

– З-здравствуйте… Андрей М-михайлович… – пролепетала Марина.

Я стоял молча. Андрей Михайлович, значит? Не знал, да и плевать, как его зовут. Плохо, что Громин с собакой, пусть на поводке, но что ему мешает снять его? Просто так не убежать. Я знаю, как противостоять собаке. Учили как-то. Но я сейчас не сорокалетний мужик, а подросток, и рядом подруга, которую не бросить.

Бывший физрук одернул овчарку и скомандовал: «сидеть». Собака, не отводя от нас взгляда, медленно села. А Громин немного посмотрел на меня, перевёл взгляд на Зеленину.

– Вот так повезло мне, только одного не хватает…

Он намотал поводок на правую кисть, второй перехватил её в полуметре, довольно подергав его, затем сделал маленькую петлю и выразительно посмотрел на меня.

– Ну что, сучонок, – скривил в усмешке рот, демонстрируя петлю, – теперь поговорим по душам?

– Давай поговорим, – я шагнул вперёд, загораживая Марину от овчарки. – А что, без собаки боишься?

– Она не помешает, – хмыкнул бывший физрук. – Наоборот, поможет, если ты сбежать попытаешься.

Марина испуганно вцепилась в мои плечи.

– Все-таки ты трус, Громин. С младшими связался. Не боишься, что засмеют?

– Мне плевать – что там кто скажет.

– Месть сладка?

– Ты прав, сучонок. – Скалится он в ответ.

Мститель хренов. Что же делать? Как выпутаться? Палка всё ещё была у меня в руках. Как дубина она не подходит, слишком легкая. Палка и есть палка…

– Мариш, – еле слышно зашептал я, – я сейчас овчарку палкой отвлеку, а ты сразу беги к забору.

И обратился к Громину:

– А собачка-то не очень хорошо слушается.

– Молодая, – Громин усмехнулся и начал сматывать поводок с руки, – но дрессуру прошла.

– А мы сделаем так… – и я кинул палку в сторону. – Апорт! Взять!

Но овчарка равнодушно проводила её взглядом. Громин презрительно хмыкнул, а Марина никуда и не побежала. Так и держалась за мои плечи, стоя сзади. А палка влетела в куст сирени, оттуда выскочил давешний котяра и, тут же застыв в форме подковы, зашипел на собаку. Вот этого овчарка не перенесла и, как только кот кинулся прочь, рванула следом. Овчарка настигла бы этого извечного раздражителя собак, но она тащила за собой по траве матерящегося хозяина, который от неожиданности не устоял на ногах и теперь пытался высвободить руку от поводка.

Тем временем, кот подбежал к двум растущим рядом березам, слету прыгнул, но сорвался и, не повторяя попытки залезть на дерево, кинулся дальше, так как овчарка уже была рядом. А она, повторяя путь кота, пробежала меж двух деревьев. Следом, между березами влетел её хозяин и тут же в них застрял. Овчарка взрыла землю и, взвизгивая от обиды, залаяла вслед коту. Она рвалась дальше, дергая поводком, чем мешала подняться Громину. А тот, похоже, застрял капитально и теперь материл собаку, кота, долбаный поводок, ну и меня с Маринкой до кучи.

Марина, глядя на это, звонко рассмеялась. Громин, пытаясь выбраться, орал на собаку, а та, не понимая команд, начала носиться вокруг деревьев, все больше опутывая хозяина длинным поводком. В конце концов, поводок запутался окончательно. Картина примотанного к дереву Громина мне что-то напомнила.

– Как Карабас-Барабас, – смеясь, сказала Марина.

Я тоже улыбнулся – действительно, похоже. Вместо бороды поводок, собака хоть и черная, но совсем не Артемон, а Зеленина даже на киношную Мальвину немного похожа и смеётся так же заразительно. Только вот я вовсе не Буратино и не буду стоять как пень, пока Громин выпутается и возьмется за нас. А он возьмется. И за то унижение на уроке, и за его позор тут…

– Пойдем отсюда, Мариш, – сказал я смеющейся Зелениной, – тут опасно, покусать могут.

Это только добавило ей смеху. Подхватил Марину под руку и повел к выходу из сквера.

– Ты за все ответишь, сучонок, – донеслось мне вслед.

Обернулся и встретил ненавидящий взгляд Громина.

Глава 6

– Жарко было. Влажность невыносимая и при этом пекло страшное, как постоянно в парилке сидишь. Не климат, а наказание какое-то. У побережья прохладно, а как в глубь страны попадёшь… Там всего в избытке – и джунгли, и саванна, и пустыня. Самое интересное, что есть болота огромные, с тварями кусачими – комары и мухи, которые так цапнут, что тут же огромный фурункул вздуется…

Мы сидели на лавке, рядом с рукоходом. Я внимательно слушал Тихомирова. Голос его глухой, с оттенком горечи. Видно, что эти воспоминания ему радости не приносят, но за годы так наболело…

– Если что-то съешь, то не значит, что переваришь нормально. Чаще на толчке сидели. Таблетки горстями, чтоб не заболеть, спирт хлестали… но не очень помогало. Я дольше всех ребят продержался, но все равно малярией заболел. За один день восемь килограммов потерял, правда, оклемался быстро и сразу за работу…

Наша тренировочная база была в глубине страны, в десяти километрах от городка Уамбо. Там мы готовили местный контингент, опыт свой передавали. Нас, то есть советских специалистов, на базе было всего пятнадцать человек. Восемь военспецов, два медика и пять «переводчиков». Вот только по-португальски говорил один. Я тоже «переводчиком военного советника» числился, хотя на португальском – ни бум-бум. Разве только несколько слов – «си» и «нао», что значит – да и нет, «бемь» – хорошо и «побрементье» – плохо. До сих пор помню, – горько усмехнулся Тихомиров. – Наша группа «переводчиков», ставила охрану и оборону базы, заодно обучая местных всем премудростям. Военспецы по технике обучение вели. Наши в Анголу много отечественного вооружения поставляли. Помощь в обучении местной армии нам оказывал кубинский батальон. Совместно с ними часто выходили на учения. Полученные навыки на местности отрабатывать. Поначалу нам было запрещено участвовать в выходах и приказано всегда находиться на базах, – тут Тихомиров усмехнулся, – но потом руководство все-таки решило, что надо самим мастер-класс показывать.

Дядя Миша помолчал немного и продолжил рассказ:

– Перед отправкой в Анголу нас всех тщательно инструктировали – нельзя попадать в плен. Если вдруг случится, то мы – гражданские специалисты, оказывающие местному населению помощь. Но попадать в плен мы не собирались. У каждого на этот случай был специальный патрон или граната. Мы ходили в камуфляже без знаков различия. В документах наших были другие имена, чаще латинские. Меня называли Мигель Транквильо. За то время, что я провел там, так свыкся с этим именем, что даже стал забывать, как на самом деле меня зовут. Сашка Григорьев, единственный по-португальски говорящий, все смеялся: «Вернемся домой, родные позовут, а мы и не поймем…» Его самого ангольцы называли «Санчес Амиго», а мы шутили, вторя: «Друг Санчо».

И вот как-то учения проводили недалеко от черных скал. Были такие, странные очень. Ровное место, и вдруг – горы. Невысокие и черные, как будто чистый уголь. Склоны крутые, ровные. А вокруг них осколки камней с острыми краями, хоть сало режь.

Дядя Миша встал, прошелся туда-сюда, остановился у рукохода и, взявшись за трубу, тихо сказал:

– Вот у этих скал и случился тот бой. Последний…

Кисти Тихомирова побелели, сжав перекладину. На миг показалось, что железо сейчас сомнется в его мощных руках. Дядя Миша выдохнул. Голос его стал ещё глуше:

– Шли колонной по дороге, вдруг стрельба впереди. Кубинцы и ангольцы сразу в бой вступили, а мы, всей группой, заняли оборону. Вместе с нами отделение кубинских товарищей, прикрытие наше. Нас всегда хорошо охраняли. И тут нам в тыл ударили, да так, что сразу половину прикрытия положили. Ухнуло два взрыва впереди. И пулеметы из зарослей огонь открыли. Стало понятно, что это засада именно на нас. Предупреждали же, что могут охотиться на советских военспецов. Вот они и отвлекли основные силы, а вторая часть в тыл нам ударила. Грамотно обложили. Пожар еще некстати…

Нас отжали к скалам. Вызвать бы помощь, но, как назло, рацию «шальной» пулей разбило. С нами к камням отошли трое кубинцев и ещё двое ангольских партизан. Укрылись за камнями. Командир кричит – отходим за скалы, но куда там… огонь со всех сторон, не высунуться. Зажали качественно. И непростые диверсанты из УНИТА, а юаровские коммандос. Гранатами по нам не работают, хотят живыми взять. Слышим, как где-то недалеко тоже бой идёт. Но нам деваться некуда и нас просто так не возьмешь…

От камней рикошет страшный, искры летят, осколки камня не хуже чем пуля. Острые, горячие. Патронов мало, а эти лезут…

Первый взрыв гранаты, и я понимаю – всё…

Это Сашка Григорьев первым подорвался. Слишком близко подобрались юаровцы. «Амиго» уже тяжело ранен был. И помочь ему не смогли…

Потом Антон Михайлов рванул свою последнюю…

Валера Свиридов, командир наш, кричит: «Держитесь, помощь идёт!» и тут же падает. Я к нему. Живот раскурочило, и горло пробито, но по губам читаю: «Помоги…», а я не могу в него стрелять. Не могу! Гранату в руку сунул, вернулся к своей позиции, а за спиной взрыв…

Я стреляю и реву. Да реву! А рядом что-то Рамон орёт. И тоже плачет. Из калаша по врагу поливает…

Когда меня ранило, не заметил. Просто уплывать начал. Пока в сознании гранату из подсумка тяну. Главное – живым в руки не попасть…

В себя пришел – тишина вокруг. На пальце кольцо от чеки. Это я с гранаты успел её сорвать. Как мне потом сказали – я пришедший на помощь кубинский батальон за юаровцев принял. Из всех наших ребят только я и Рамон Азуро в живых остались. Этот кубинец в последний момент гранату из рук вырвал и буквально грудью меня от осколков загородил. Можно сказать, жизнь спас. А мне как пусто всё стало – что живым быть, что мертвым. Ребята все полегли. Все себя подорвали, и хоронить нечего…

Дальше был госпиталь в Луанде, потом в Союз отправили. В контору вызвали и сказали жестко: «То, что было, забудь. И запомни – не в бою они погибли, а умерли от тропических болезней». Вот так. А я не забыл. Вот уж скоро десять лет тому будет, но как ночь, так все ребята мне снятся. Антон Свиридов, Сашка Григорьев, Паша Яневич, Юрка Агапов. Стоят на черном камне и смотрят… живые…

Тихомиров опять прошелся вдоль лавки. Остановился и сказал тихо:

– Десять лет никому не рассказывал. Даже жене. А тут…

Я вспомнил строки из когда-то слышанной песни. Там как раз про наших в Анголе пелось:

 
Куда нас, дружище, с тобой занесло,
Наверно, большое и нужное дело?
А нам говорят: «Вас там быть не могло»,
И кровью российской чужая земля не алела…
 

Дядя Миша тряхнул головой:

– Точно – быть не могло. Даже могилы не осталось. Только кровь на черном камне…

У меня на душе нехорошо стало, как будто часть вины на себя взял. Но если дяде Мише стало легче, то пусть. Ведь столько лет в себе носил.

– Ты не виноват, дядь Миш. Война виновата.

– Война, будь она проклята… не только жизнь, но и душу забирает.

Да, проклятая война. И чужая. И самое обидное, что об этом забудут официально. Останется только память таких вот ветеранов, которым запретили помнить своих друзей.

Я поднялся и сказал:

– Ты прав, капитан. Не дай бог испытать такое…

Шел домой не оглядываясь. Знал – не удивлён Тихомиров, не до этого ему сейчас. Только бы не сорвался. Уже и не уверен – хорошо или плохо я поступил, вызвав дядю Мишу на откровенность. Легче ли ему стало? По крайней мере – мне нет, даже тяжелей, чем до этого. А ведь совсем не собирался Тихомирова про войну спрашивать. Как и вчера, встал пораньше и в школьный городок побежал. Дядя Миша уже был здесь, раздетый по пояс на турнике подтягивался. А я, как только рядом на перекладине повис, так и увидел шрамы на теле. Пулевые сразу узнал. Были и другие. Страшные. Как будто тело сначала на куски разорвали, а потом обратно приставили и сшили.

– Ангола?

Ещё вчера я понял – где он воевал. Для Кореи и Вьетнама слишком молодой. Йемен тоже был раньше. Оставались Египет и Ангола. Но про Египет многие знали, а вот про Анголу…

Тихомиров, услышав вопрос, замер, затем медленно подошел к лавке и сел, смотря перед собой. И как только я присел рядом, начал говорить…

Да, судьба у него не позавидуешь. Не смог оправиться после такой встряски. Такое одним снятием стресса не вылечишь и не забудешь. Я бы точно не забыл.

На половине пути к дому остановился. В заборе сквера кто-то сделал широкий пролом, как раз напротив беседки. Видно заколебались ходить через центральный вход или лазить через забор. Надо же, а когда к школьному спортгородку бежал, не заметил. Заглянул в сквер. М-да, это место уже для меня символично стало. Две разборки, и обе с Громиными. Со старшим два раза получилось. Думаю, грядет и третья, решающая. Вчера нам фантастически повезло. Ушли без проблем. Марина, правда, смеялась долго. Успокоилась только у подъезда, и то, прощаясь, тихо хихикала.

Вот мне было не до смеха, хотя виду не подавал. Тот, громинский, взгляд ничего хорошего не сулил. Мстить за двойное унижение будет, я уверен. Только когда и как?

Нет, он не станет соваться во двор. Подловит где-нибудь в другом месте. Марине нечего бояться. Наверняка Громин-старший знает – кто её отец. А вот мне он обязательно отомстит. Самое странное, что я совсем не боюсь. В этом Марина права. Почему-то нет у меня страха перед бывшим физруком. Понимаю, что он очень опасен, но нет страха, и всё. Так что безвылазно у себя дома сидеть не собираюсь. По опыту прошлой жизни знаю – от проблемы бежать нельзя. Она, разрастаясь как снежный ком, обязательно тебя догонит, и может получиться только хуже. Поэтому нельзя прятаться, надо искать выход. Жаль, что со старшим Громиным не решить так же, как получилось с младшим.

Что же тогда делать? Рассказать родителям? Так они обратятся в милицию и увезут меня на всё лето на родину предков. И так вчера узнали почти всё. Вечером, когда я сидел у себя в комнате и готовился к контрольным, услышал что к нам кто-то зашел. Как оказалось, это был Василий Владимирович. Он и рассказал родителям то, что в школе произошло, то есть позавчерашнее утреннее происшествие с Максом и конфликт на физкультуре.

После ухода Коротова был серьёзный семейный разговор. Больше волновалась мама. Отец сидел задумчивый. Наконец он остановил взволнованный монолог мамы:

– Ладно, мать. Ничего страшного не случилось. Просто мы не заметили, как наш сын повзрослел. Если считает, что справится сам, то пусть.

Только потом, когда мама ушла в комнату, папа глянул на меня и сказал:

– Чую, что не все ты нам рассказал. Но я не тороплю. Помни, что даже если ты обратишься за помощью, это не будет считаться трусостью.

Отец всегда меня понимал. Он и сейчас понял, что не все так просто.

* * *

Школьная линейка с последним звонком – для учеников событие эпохальное. К концу учебного года даже самые отъявленные ботаники устают от учебы. Вот-вот зазвенит последний звонок и… свобода. Странное дело, похоже, я тут единственный из всех, кто сожалеет об этом. Если скажу кому из ребят, то никто меня не поймёт, ещё и пальцем у виска покрутят. Надо же такому случиться – попасть в самый конец учебного года. Хм, надо в будущем все свои желания формулировать точнее. А то получится, как с желанием в странной программе. Понимаю, что попадание было в один из поворотных моментов в моей судьбе. Вот и повернул судьбу, что не знаю, как дальше быть?

На линейку я опоздал. Слишком уж задержался на спортплощадке. Вернувшись домой, быстро обтерся намоченным полотенцем, времени на душ уже не было, переоделся и побежал в школу.

На площади все ученики выстроились классами по старшинству и алфавиту. Издалека эта организованная толпа напоминала каре, вывернутое наизнанку. Только у входа в школу был маленький разрыв в строю. У колонн, по краям крыльца стояли колонки и стол, накрытый красной материей. На нем стопкой лежали какие-то книги и поднос с медным колокольчиком. Рядом со столом выстроилось руководство школы. А впереди, с микрофоном, стояла завуч школы, та, что позавчера выходила посмотреть на «внезапно установившуюся тишину», и поздравляла учеников с окончанием учебного года.

Я вытянулся и приподнялся на цыпочках, выискивая своих. Седьмых классов было семь. «Семь седьмых» – шутили учителя. Увидел, что седьмой «ж» стоит как раз на углу «каре», а мой «а» – дальше. Протиснулся к ребятам, которые все стояли в глубине строя. Впереди стояли девчонки, все парадно одетые, с белыми бантами, совсем как на День Знаний. Наверно они сейчас нарядней смотрятся, чем первого сентября. Все-таки праздник последнего звонка! Почему бы не приодеться? Хотя мне только кажется, та же парадная школьная форма.

Встал рядом с Савиным.

– Чего опаздываешь, – покосился он на меня, – проспал что ли?

– Ага. – О Тихомирове и о разговорах с ним рассказывать не стоит.

– Не фиг допоздна сидеть, – буркнул Олег и сам сладко зевнул.

– Ещё пару часов помучаться, и мы свободны, – шепнул Переходников, – скорей бы дали этот последний звонок…

У микрофона уже стояла вторая завуч. Она торжественно называла фамилии, из строя выходили названные ученики, шли к столу, где им вручали грамоты и книги.

– Я тут случайно узнал, – зашептал мне в ухо Олег, – кто прятался за забором тогда.

– И кто?

– Алдар Кигаев из седьмого «г». Он и рассказал всем про твою разборку с Громозякой.

Седьмой «г» стоял от нас недалеко, но из-за учеников Кигаева я не разглядел.

– Вершина ему чуть челюсть за это не сломал, – продолжал рассказывать Савин, – теперь Алдар с ними не тусуется.

– А Ильяс?

– Какой Ильяс? – удивляется Олег.

– Расулов.

– А при чем тут Ильяс?

Я пожал плечами и счел нужным промолчать, так как вспомнил, что Кигаев и Расулов пока были просто приятелями и одноклассниками. Так, иногда ходили вместе. Вот если бы Ильяс был в тот момент с Кигаевым, то обязательно вступился бы за Алдара. Не любил он, когда несправедливо дрались. Вершина ведь старше…

Надо будет с Кигаевым поговорить насчет того дня. Кстати, Савину про вчерашнее стоит поведать, вдруг чего толкового посоветует. Потянул Олега в сторону от ребят и тихо, чтобы никто не услышал, рассказал вчерашние события. Он выслушал, постоял немного, взглянул на меня мрачно:

– Слушай, а ты что, совсем страх потерял? Он же теперь точно тебя прибьёт, – и, оглянувшись, добавил еле слышно. – Я слыхал у физрука «дура» есть.

– «Дура»? – переспросил я. – Ты уверен?

– Пацаны рассказывали, что видели как-то его в горах. С ним был какой-то мужик лысый, в спортивной форме. Они там пиво пили и по бутылкам стреляли.

– Что за пистолет?

– Фиг его знает, – пожал плечами Савин.

– А стрелял как, не перезаряжая?

– Вроде да. Пацаны говорили, что будто бы они обойму пару раз набивали…

Ох, не простой оказался этот Андрей Михайлович. Пистолет у него, оказывается, есть и явно не самоделка, и патроны имеются. Макаров, Токарев? Интересно, откуда он его взял?

И одет хорошо, я ещё на уроке заметил – костюм-то у него фирменный. Маде ин оттуда. Отец по своим связям достал? М-да, самый старший Громин сейчас шишка городского масштаба, а братья ведут себя аналогично сыночкам «больших» боссов, что появятся в будущем. Эдакие пионеры будущего класса крутых мажоров, которым все позволено. Макс вон, что творил постоянно – так в школе его терпели. Случай на физкультуре стал последней каплей, и Коротов, выгнав старшего брата, занялся младшим, а так как Макс не успевал практически по всем предметам, то просто оставил его на второй год. Таким образом директор решил обе проблемы, но это явно не останется без внимания главы громинского семейства. Так что всё не так просто.

– Слушай, а если с Расуловым побазарить? – прошептал Савин, видно, подумав о том же, что и я.

– Зачем?

– Ну, обрисуем ситуацию, тот поговорит с отцом…

Отец Ильяса сейчас возглавляет местный РОВД, и мог бы помочь, но…

– Не пойдёт, – качаю головой я. – Расулов отпишет нашему участковому, тот проверит – как такового нападения не было, у нас следов побоев нет. Дело закрыто, а мне ещё большие проблемы.

– Тогда я не знаю что делать.

В этот момент у микрофона встал Коротов и провозгласил:

– Ребята, давайте проводим прошедший учебный год последним звонком.

– Наконец-то… – прошелестело по школьному «каре». А из десятых классов вышел здоровенный парень, подхватил, посадив на плечо, отличницу-первоклашку, и пошел вдоль строя, а девчонка весело зазвонила колокольчиком. Площадь загудела. И как только старшеклассник вернулся к столу, все, кроме седьмых классов, сразу рванули по домам.

– Счастливые… – сказал кто-то из седьмого «б».

– Ничего, мы тоже обедать будем уже свободными людьми! – ответили там же.

– Вот так и тарабаним мы, от звонка до звонка! – буркнул Олег, провожая глазами убегающие младшие классы. – Только вот не сразу домой отпускают.

– Фу, Савин, – толкнула его Раевская, – что за выражения?!

– Нормальные выражения, – ответил тот, – а что, не так что ли? Все вон домой, а мы…

– Тоже пойдем, как контрольные напишем, – говорю я. – Мы ещё что, вот восьмые и десятые классы экзамены только через пару недель сдавать будут…

– Угу, могли бы и раньше контрольные эти сделать.

– Ребята, ребята – громко сказала подошедшая к нам Елена Михайловна, – сейчас все организованно идем к кабинету математики.

Значит, первой будет контрольная по математике. Некоторые из ребят тут же зашуршали маленькими листочками. Шпаргалки, куда же без них? Их прятали под рукава, передние карманы, но так, чтоб можно было незаметно достать, в шариковые ручки…

Мне шпаргалки не нужны. На память я не жалуюсь, вчера весь вечер готовился, повторяя все по тем учебным пособиям, что были у нас дома.

– Слушай, а если маринкиного отца попросить помочь? – зашептал вдруг Савин. – Как думаешь?

– Ага, и сказать, что бывший физрук на уругвайскую разведку работает, – ответил я, – Олег, успокойся, давай сейчас об экзаменах подумаем. Этой проблемой займемся поздней.

– Поздней… – пробурчал Савин, – ты хоть карате знаешь, а я?

Вошли в главное фойе. У самой двери стояла Зеленина, чуть подальше Смольнякова и Толина. Только они как бы отдельно друг от друга стояли. Меня, что ли, ждут?

– Привет, – весело поздоровалась Марина, – не устал сегодня?

– Привет, – улыбнулся я, – ты это про что!

– Я утром видела, как ты куда-то побежал, – пояснила она, – к будущим схваткам готовишься?

– Нет, обычная утренняя зарядка. А ты чего так рано встаёшь?

– Да проснулась просто, и больше не спалось, – Марина поправила пышный бант и взяла меня под руку. – Пойдем вместе?

Только мы пошли к кабинету математики, как сзади нас раздались удивленное гудение. Мне было все равно, а Марина тоже не обращала на это никакого внимания. Сзади шли недовольные Толина и Смольнякова. Кто-то из мальчишек начал было: «жених и невеста…», но тут же раздался шлепок, и продолжения дразнилки не последовало. Причём Савин шел впереди нас, значит, это или Ленка, или Верка дали кому-то подзатыльник.