Текст книги "Случайный билет в детство"

– Да, Сереж, час назад Гена Ким заходил, спрашивал – когда тебя выпишут.

– Хорошо, мам, я понял.

Это значит только одно. Генка предупреждал – скоро у него выход в горы, и он с собой всегда берет гитару. И прежде чем я отнесу её Генке, надо сделать одно дело. Зашел в свою комнату, из стола достал тетрадь и вырвал чистый листок. Сверху написал – «Сны войны», а ниже весь текст сочиненной песни. Потом, прихватив инструмент, вышел в коридор.

– Ты куда? – выглянула из кухни мама. – Сейчас есть будем.

– Я к Киму, ненадолго.

Двери наших квартир находились рядом. Протянул руку и нажал на звонок. Из-за двери слышались голоса и музыка. Магнитофон, наверное, слушает? Нет, это не магнитофон – играли на гитаре. Мелодия была незнакома, я прислушался, но тут дверь распахнулась.

– Серега?! – удивился Ким.

– Привет, Ген, я к тебе, гитару вот несу.

– А что, наигрался уже? – и, спохватившись, отступил. – Ты проходи-проходи. Вот ребята обрадуются!

Что за ребята гостят у Генки, стало ясно в комнате. У Кима собрался почти весь состав «Палитры», не хватало только Андрея-ударника. Кроме того, на диване рядом с Григорьевым сидела Елена Михайловна.

– Смотрите, кто пришел! – сказал Ким и подтолкнул меня: – Проходи, Серег.

– Здрасть! – поздоровался я.

– О-о-о! – Все разом встали, но Витя, отложив гитару, шагнул ко мне первым.

– Здорово, боец! – он схватил мою руку, но увидев на ней ссадины, сильно жать не стал.

Елена Михайловна подошла следом и коснулась моей желтоватой щеки.

– Как же так, Сергей? Неужели так необходимо драться?

– Так было надо, Елена Михайловна.

– Эх, мужчины… – и Щупко со вздохом села на диван.

– Здравствуй, Сережа, – кивнула Надя, – а что у тебя с голосом?

– Горло. Болит немного.

– Это пройдет, – уверенно сказала Надя, – у меня уже прошло.

– Конечно, – согласился я, однако подумал – вряд ли я «Скучаю» по-прежнему спою, того голоса уже не будет.

Поздоровался с Алексеем и, наконец, протянул инструмент Генке.

– Спасибо.

Генка взял гитару и переглянулся с Витей.

– Мы… – начали было разом Ким и Григорьев, вновь переглянулись, затем Витя сказал, – я вот решил свою гитару тебе подарить, и вдруг узнаю, что Гена свою тебе уже дал…

– Ненадолго, – уточнил я.

– Ну, дружище! – укоризненно посмотрел Витя.

Генка виновато пожал плечами, а Григорьев поднялся, взял у меня инструмент Кима и вручил хозяину.

– Так как у тебя она в единственном экземпляре, то в поход пойдешь со своей, а у Сергея будет вот эта. – И Витя протянул свою гитару мне.

– Спасибо, – я от неожиданности выставил руки перед собой, – не стоит…

– Бери, пока дают, – строго сказал Григорьев.

– Не волнуйся, Сережа, – улыбнулась Елена Михайловна, – у Витюши еще две есть.

Я взял гитару, взял пару аккордов. Гитара звучала изумительно. Кстати!

– А что за мелодию вы тут играли?

– Да так… – вдруг смутился Григорьев, – вариации на свободную тему.

– Засмущался-то! – улыбнулась Надя, затем повернулась ко мне. – Это мы песню сочиняем. Витя играет, а мы стихи пытаемся сложить.

– И как, выходит? – спросил я.

– С середины-наполовину, – поморщился Григорьев. – Трудно писать стихи на готовую мелодию.

«Ага, – подумал я. – обычно наоборот, сначала стихи, потом мелодия». И попросил:

– Наиграй-ка.

Витя взял гитару у Кима и начал играть.

Слушал, чуть прикрыв глаза. Очень красивая мелодия…

– Стой, – остановил я Григорьева, – Начни-ка сначала.

Витя удивленно поднял брови, но вопросов задавать не стал. Остальные тоже промолчали, заинтересовавшись. Дело в том, что есть у меня стихи, которые написаны давно, даже на музыку когда-то наложить пытался, но не получалось, и я оставил это дело, зато сейчас…

Вновь звучит музыка, а я отбиваю такт, про себя пропевая куплет. А что, нормально получится!

Опять попросил начать заново, и сам приготовил гитару. Витя проиграл маленькое вступление, я подхватил мелодию своей гитарой и, чтобы не захрипеть, тихо запел:

 
Мы были разные с тобой.
Из часа в час, из года в год.
Я тень, рожденная луной,
Ты греешь солнцем небосвод.
 

Все вокруг оживленно задвигались. У Нади в руках появилась нотная тетрадь, в которую она начала быстро записывать слова песни.

 
Бывает раз за сотни лет,
Сошлись светила среди дня,
Луны и солнца слился свет,
И ты увидела меня…
 

Мне играть было больно, пальцы плохо слушались, но я терпел.

 
С небес ты ангелом сошла,
К тому, что тенью был рожден.
Любовь ко мне тебя вела,
А я был грустью утомлен.
 

Боль в пальцах стала невыносимой, и, видя, что мне играть трудно, Ким отобрал у меня гитару.

 
Ты согревала душу мне,
А я тебя не замечал,
Ты приходила и во сне,
А сны я сразу забывал.
Твоих трудов я не ценил,
Твою заботу отвергал.
Печаль свою запоем пил.
Чего искал и сам не знал.
 

Елена Михайловна начала раскачиваться в такт мелодии. Заметив, что я на неё смотрю, улыбнулась и подмигнула.

 
Я говорил тебе – люблю,
Но от любви своей бежал.
Свободу я ценил свою,
И вдруг… тебя я потерял.
Ушла ты в утренний туман,
Опала чистою росой.
Взлетела в синий океан,
Исчезнув высохшей слезой.
И сердце сжалось от тоски.
За лед в груди себя коря,
Прося прощенья у любви,
Везде я стал искать тебя.
 

Надя уже не успевала записывать слова. Алексей принялся ей помогать.

 
Взлетая к синим небесам,
Среди полей, болот, лесов,
Горячим ветром по горам,
Искал тебя средь облаков.
Горел звездой, горел огнем,
Но тщетны поиски мои,
Под ярким солнечным лучом,
Мне лунной тени не найти.
Остался в небе я звездой,
Все тени отгоняя прочь,
Лишь стоит солнцем мне взойти,
Уходишь ты в седую ночь.
 
 
И вот опять из года в год,
Мы замыкаем круг земной:
Я грею солнцем небосвод.
Ты – тень, рожденная луной.
 

Когда песня закончилась, я оглядел присутствующих.

– Ну как?

– Отлично! Думаю, пойдет на ура, – отложив гитару, потер руки Григорьев. И вдруг спохватился: – Кстати, на дискотеках «Скучаю» хит! В заявках только на эту песню запросы. А вчера с одним знакомым созванивался, в киностудии звукооператором работает, так он предложил её записать. Пока на ленту, а там, глядишь и до винила недалеко. Что скажешь?

А что говорить? Приятно, когда твое творение так всем нравится. Конечно, плагиат голимый, но никто же об этом не знает.

– Записывай, – пожал плечами, – я не против.

– А сам чего? – удивился Витя. – Это же твоя песня, неужели не хочешь спеть?

– Нет, – ответил решительно я. – Охрип я надолго. Записывайте сами, чего уж.

– А…

– На авторство, – отрезал я, – не претендую.

На меня посмотрели как на идиота. Впрочем, я сам понял, что глупость сморозил. Стараясь перевести разговор на другую тему, повернулся и спросил у Кима:

– Ген, а военные песни в походах поете? Афганские там…

– Поём, конечно, – удивился он, – а что?

Я вынул из кармана сложенный лист и протянул его Ким. Тот развернул и прочитал:

– «Сны войны». Это песня?

– Ага.

Ребята сгрудились за спиной Ким.

– А мелодия? – одновременно спросили Гена и Витя.

Блин, если честно, про неё я как-то забыл.

Забрал гитару у Ким. Закрыл глаза, вспоминая мелодию дождя… и начал играть. Через боль. Не открывая глаз.

 
Нам мирных снов уж не видать…
 

Я пропел два куплета и припев.

– Вот так, как-то.

В дверь кто-то позвонил. Ким пошел открывать и вернулся с моей мамой.

– Ну вот, поет он тут, – всплеснула мама руками, – а там ужин остывает.

– Счас, мам, иду. – И повернулся к Ким. – Ну как?

– Принято, – кивнул Генка.

* * *

Из открытого окна веяло теплом. Первая мысль была – проспал, и уже время к обеду. Глянул на будильник – нет, не проспал половина шестого, еще полчаса до звонка. Спать уже не хотелось, поэтому протянул руку и отключил будильник.

Поднялся, но сесть как-то со скрипом вышло. Вновь все тело болит, а больше всего ныли руки – по ощущениям, будто на кистях резиновые перчатки, и не просто одеты, а приклеены намертво. Это от вчерашнего музыцирования. Потому что играл через не могу. Мазохист. Но надо было закрепить мелодию в памяти. Однако меня постоянно прерывали…

Сначала пришел отец, послушал немного и попросил спеть песню полностью.

Спел.

– Когда ты играть-то научился? – спросил меня отец.

– Недавно, пап.

– А знаешь, – задумчиво сказал он, – я тоже когда-то играл. В училище на спор за неделю научился.

Вот это новость, даже рот от удивления раскрыл. Никогда не видел отца с гитарой. Но то, что он на спор начал играть… я ведь тоже в училище поспорил, что за несколько дней научусь! Как это назвать? Преемственность поколений, или петля времени?

Отец усмехнулся, закрыл мне рот и спросил:

– Песню-то сам сочинил?

Кивнул.

– Отлично, сын! Раз хорошо выходит, значит, не стоит это дело забрасывать.

– Не заброшу. – А про себя подумал, что если даже захочется, то не всегда получится.

Он ушел, а потом начались звонки…

Я сидел на кровати и смотрел через окно на небо – там мелкие клецки облаков медленно заплывали за срез крыши. Значит – ветер поменялся, потому и нет привычной свежести.

Подниматься не хотелось, даже просто двигаться было влом, не говоря об утренней зарядке, но назло бунтующей лени поднялся. Потягиваясь, еще раз посмотрел в окно. Уже с утра над городом висел смог. Ветер со степей сухой и горячий, и он выдавливал сероватый кисель ближе к горам. Это значит – день будет особенно жарким. Хорошо, что мы заранее договорились провести его у речки.

После умывания и чистки зубов оделся, пристегнул на руку часы, матерясь про себя из-за боли в пальцах. Затем осмотрел заживающие ссадины, подвигал пальцами, пару раз сжал их в кулаки и полез в нижний ящик стола – где-то там у меня был кистевой эспандер. Эспандера не нашел, но зато обнаружил теннисный мяч. Давно уже пора кисти тренировать.

Выходя из подъезда, с удивлением обнаружил сидящего на лавке и отчаянно зевающего, словно бегемот, Олега. Вспомнив вчерашний вечер, захотелось вложить мячик ему в рот. Но, как будто прочитав мои мысли, Савин громко щелкнул зубами и уставился на меня.

– Кого я вижу! – деланно удивился я. – Не верю своим глазам!

– А че, – подавив очередной зевок, ответил Олег, – думал, я пустомеля? Сказал – буду бегать, значит – буду!

– Ладно. Скажи-ка, чего ты вчера раззвонился?

– А что? – удивился Олег.

– А то! – разозлился я. – Ну позвал ты Ульского, договорился с Переходниковым, еще с кем, но зачем каждый раз меня извещать? По каждому лицу отдельно звонить! Какая мне разница в том, что Васильчиков пойдет с нами на речку, а Толиной, видите ли, родители не разрешили?

Савин только плечами пожал. Бывает он порой странен. Обычно мы не созванивались, и если надо было поговорить, то просто шли друг к другу домой, а тут Олег начал названивать через каждые пять-десять минут и сообщать, что с нами на речку пойдет такой-то или такая-то. В конце концов, мне это надоело и я в очередной раз, уверенный, что это опять звонит Савин, вместо «але», сказал басом: «База торпедных катеров. Слушаю вас». Поначалу в трубке молчали, затем послышался голос Марины: «Извините», и гудки отбоя. Проклиная энтузиазм друга и свою поспешность, я долго пялился на телефонную трубку, ибо телефонного номера Марины не знал. Именно это меня окончательно разозлило.

– Я думал этим тебя поддержать, – пожал плечами Савин.

Психолог доморощенный, эх, надо было ему мяч в рот сунуть.

– Кстати, и Марине я звонил, – спокойно сообщил Олег, доставая из кармана кубик жвачки «Сагыз», – она тоже пойдет.

И вновь позевал, а я подкинул в руке мячик, но злость уже улетучилась.

Надо бы у Марины номер узнать. Буду звонить… как же сотового не хватает!

– Ладно, террорист телефонный, прощаю.

– А то, – хмыкнул Савин и, выкинув обертку, собрался отправить жвачку в рот.

Помнится, эти жвачки местного производства по твердости не отличались от камазовской резины, поэтому я перехватил её и кинул в мусорную урну.

– Челюсть потом потренируешь. Побежали, или пойдешь досыпать? Обзевался весь.

– Ну, уж нет! – вскакивая, возмутился Олег. – Я же говорил – буду с тобой бегать.

– Тогда вперед!

Я побежал обычным маршрутом, вокруг дома, по дороге вдоль сквера. Дыру в заборе заделали…

М-да, лучше бы другим путем побежали…

Весь путь до школьной спортивной площадки Олег старался держаться рядом, даже в ногу угадывал. Лишь у самого школьного стадиона слегка отстал. Я, вбежав по лестнице, повернул направо, решив еще немного пробежаться по дорожке. На полкруга обнаружил, что Олег от бега сачканул, уже находится у турников и как-то странно дергается. То ли прыгает, то ли танцует, и только уже подбегая, понял, что имитирует Савин. Подскоки и прыжки в стороны сопровождались ударами и резкими выдохами. Никак боксера изображает.

– Что «Рокки» на ночь насмотрелся? – спросил я, тщательно разминая руки.

– Ага, – не переставая скакать и молотить воздух, выдохнул Олег. – Тыц – тыц… х-х-ха-а!

Проследив за перемещением друга, резюмировал:

– Хреновый из тебя бабапчел. Завязывай колбаситься.

– Что? – не понял Олег. – Какие бабы и пчелы? Ты это про что?

– Поговорка Мохаммеда Али – порхай как бабочка, жаль как пчела.

– А это кто? – остановил свою «пляску» друг. – Каратист?

– Боксер известный, – вздохнул я и знаком показал на турники.

Начал как всегда с подтягивания. Подпрыгнул, зацепился за перекладину и подтянулся пять раз. Затем спрыгнул и отошел к лавке, так как следующим обычно я качал нижний пресс. Сел и взглянул на Олега. Тот пока висел на турнике и изо всех сил тянулся к перекладине, но только до уровня глаз, он бессильно повис.

– Олег, сколько раз осилил?

– Вось-мой, – сквозь зубы прошипел он, явно собираясь попытаться еще раз подтянуться. Сейчас он выдохнется, и прощай зарядка.

– Завязывай и иди сюда.

Савин спрыгнул, подошел и плюхнулся на лавку.

– Не стоит на зарядке выкладываться до конца, – начал объяснения я, – если твой предел на турнике семь раз, значит, надо повторять пять, а лучше три раза, затем менять упражнение. То есть подтянулся – качай пресс, пусть руки отдыхают. Потом повтор…

– Понятно. Тогда по пять раз, как ты.

Пять так пять. Только бы нагрузку держал.

Я завершал силовой комплекс растяжкой. Начал приседать, постепенно увеличивая нагрузку на паховые мышцы. Савин, топтался рядом, наблюдая мой не совсем идеальный шпагат. Неидеальный только из-за того, что держать его пока трудно и больно, но прогресс имеется.

– Чего смотришь? Делай то же самое, только не усердствуй.

– Ага! – Кивнул Олег и сразу переборщил, почти роняя себя на разведенные ноги. – Ой! У-у-у!

– Олег, вместо каратиста ты станешь мазохистом.

– У-у-у…

– Поприседай, на пяточках, а потом отдохни, болезный, – посоветовал я. – Вот, блин, лучше бы не предупреждал…

Савин скакать на пятках не стал, сразу плюхнулся на лавку и сунул руки меж ног. Я отошел к турникам, начиная новый подход, а Олег принялся тереть растянутые паховые мышцы. Причем очень комично. И вдруг он замер, затем вскочил и как ни в чем не бывало начал руки разминать.

Понятно, что эти понты неспроста. Я, подтянувшись пятый раз, спрыгнул и обернулся. Прямиком через стадион к нам бежал Ильяс.

– Физкульт-привет!

– Здорово! – поздоровался я и сел на лавку.

– Тоже заряжаться прибежал? – пропыхтел Олег.

– Ага, – кивнул Ильяс, – и не только за компанию.

– А как понял, что мы здесь?

– Догадайся с одного раза, – хмыкнул Расулов и повис на турнике. Он подтянулся десять раз, потом уселся рядом со мной и тоже принялся качать пресс.

Некоторое время мы занимались молча. Ильяс, глядя на нас, все повторял. Когда я закончил прокачивать шпагат, сел рядом и спросил:

– А почему все по пять раз?

– Чтоб не надорваться. Как почувствуешь, что можно увеличить нагрузку, можно прибавить повторений, или подходов. Главное не сачковать и выдержать первые недели.

– Это понятно, – кивнул Расулов. – Я выдержу.

– Вот и отлично, заодно за Олегом приглядишь.

– А ты чего? – удивился Савин.

– Я послезавтра с родителями улетаю.

– Как улетаешь?! – выпалил Олег. – Куда?

Я посмотрел на Савина, но не стал шутить, просто пояснил:

– В Горький, точнее в область. К дедушкам и бабушкам.

Лица друзей погрустнели.

– Чего скисли, через месяц вернусь.

– Целый месяц, – проворчал Олег. – Чего я один тут делать буду?

– Ладно, – поднялся я, – закругляемся. Ильяс, я думаю лимонада прикупить…

– Не, пацаны, – перебил меня Расулов, – вы ничего не покупайте. У нас яблочного сока с того года море осталось, его на речку возьмем.

– Хорошо.

Мы попрощались и побежали по своим домам.

* * *

Не думал, что будет так жарко. Асфальт будто отражал солнечные лучи, и казалось, что печет со всех сторон. Хотелось побыстрее нырнуть в холодную воду, или хотя бы в тень. Вдоль тротуара только подстриженные фигурно кустики, а до тенистых аллей идти и идти. И как назло, на небе ни единого облачка, а та мелочевка, что с утра плыла по небу, давно скрылась за горными вершинами. Вместе с облаками попрятались и люди. Микрорайон как будто вымер из-за жары. Сиеста, до самого вечера.

– Пустыня на берегу моря, – я рассказывал очередной в тему анекдот, – из-за бархана выползает изможденный человек и бросается к морю с одурелым воплем: «Вода-а-а!», а с другой стороны к берегу плывет дряхлый плот, на котором худой бедолага хрипит: «Земля-я-я!»

Марина звонко смеется, сзади хмыкает Олег, а кокер-спаниель замирает впереди, внимательно смотря на хозяйку, но видя, что все в порядке, опять начинает «идти по следу». Похоже, ему это пекло нипочем. Он, больше похожий на мочалку с ушами, то нарезал круги вокруг нас, то убегал вперед, чтобы обязательно отыскать кота и непременно загнать его на ближайшее дерево.

– Ну и пекло, – вздохнул сзади Олег. – Хоть бы воду в арыки пустили…

– Олег, хорош страдать, на речку же идем, – хмыкнул я. – Кстати, еще анекдот. Ползет мужик по пустыне. Пить хочет, изнемогает. На последнем издыхании заползает на бархан и видит впереди колодец. Радостно бежит к нему, крича: «Вода-а!» Из колодца мигом появляется рожа с диким ревом: «Где?!»

– Ну тебя, – под смех Марины бурчит Савин. – Я и в колодец бы сейчас нырнул!

– Окочуришься, в колодце вода ледяная.

– Не холоднее, чем в нашей речке, – парировал друг. Тут он прав, в нашей речке долго не поплещешься, посинеешь.

Глухо тренькнула гитара. Я обернулся и увидел, как Олег переложил инструмент на левое плечо, закрываясь им от солнца. Друг сам изъявил желание нести гитару, так как я её брать вовсе не хотел, и если бы не Марина, уговорам Савина не поддался бы. Без музыки мы бы не остались, у Ильяса хорошая магнитола с приемником имелась, но как сказала Марина, живого исполнения она не заменит.

– А почему именно база торпедных катеров? – спросила вдруг Марина. – Я поначалу вообще оторопела – какая еще у нас база катеров?

– У-ха-ха! – засмеялся Савин. – Уй, уморил, торпедная…

Покосившись на хохочущего друга, ответил:

– Это я так Олега отшить хотел. Просто он мне вчера ну очень горячую телефонную линию устроил.

– Я как лучше хотел. – Хохочет Савин. – Ой!

Мы обернулись. Олег морщился и держался за живот.

– Ты чего? – спросила Марина Олега.

Не успел Савин и рта раскрыть, я ответил за него:

– Это он перезарядился утром, теперь в растущей трудовой мозоли жир болит.

– Серег, хорош подкалывать! – возмутился друг. – Не будет никакой мозоли. Пресс будет!

– Ага, прогресс будет, если Ильяс проследит.

– А при чем тут Ильяс?

Пришлось сказать Марине, что я скоро уеду.

– А когда вернешься? – поскучнела она.

– Через месяц.

– Долго… – вздохнула Марина.

Мы подошли к месту, где тротуар расходился по двум направлениям – к магазину и к аллее вдоль длиной пятиэтажки и школы.

– Жарко, – опять пожаловался Савин.

Я посмотрел на Марину, оглянулся на Олега и свернул к гастроному.

– Куда ты? – удивился друг. – Нам же налево. Так короче.

– А там тень и газ-вода.

– А-а-а, – сообразил Савин, – это правильно. Я от газировки не откажусь.

Но нужной мелочи для газ-автоматов у нас не нашлось, пришлось зайти в гастроном. Однако с разменом не повезло. Тогда в отделе «соки-воды» мы выпили по стакану виноградного сока, потом в киоске напротив взяли три пломбира, а затем, обойдя магазин, вновь направились вверх по дорожке, вдоль которой росли тополя и клены, закрывая от палящего солнца.

Мороженое было очень вкусным, но таяло неожиданно быстро. Чтобы не запачкаться, пришлось поделиться остатками с Чарли. Пес быстро умял вафельные пластинки с остатками мороженого, догнал нас и умудрился, пробегая мимо, лизнуть мою руку. Затем он выбежал вперед на пару метров и вдруг замер в характерной стойке.

– Чой-то он? – удивился Олег.

– Не знаю. – Пожала плечами Марина. – Может, опять кот?

Кокер, рыкнув, умчался за угол пятиэтажки.

– Похоже, там два кота, – предположил Олег.

– По тому, как он помчался, минимум пять.

Впереди раздался звонкий лай и шипение вперемешку с кошачьим воплем. Дойдя до угла, мы увидели небольшой клен, вокруг которого носился кокер. С количеством загнанных на дерево кошачьих никто из нас не угадал – на нижних ветках дерева, словно экзотические фрукты, сидела дюжина кошек в высшей степени лохматости. Они вопили и шипели, при этом синхронно следили за собакой.

– Вот затейник! – усмехнулся Олег. – И не лень ему круги нарезать?

– Это он на кошек воздействует. Головы уже закружил, сейчас падать начнут.

Марина рассмеялась и позвала собаку. Чарли пометил дерево, взрыл лапами землю и победно потрусил к хозяйке.

– Сереж, – вдруг прошептала Марина тревожно.

В тени большого тополя, как раз напротив подъезда с «поганой» лавкой, увидел десяток пацанов, толпившихся аккурат на нашем пути. Среди них были те, с кем в сквере дрался. Трудно было не узнать, по явным-то отметинам на лицах. Прав Ильяс, хорошо я им «насовал». Особенно, если сравнить мою физиономию и фейсы этих гавриков.

Мы не сбавили шаг, но и пацаны с пути не уходили. На их лицах смесь испуга и растерянности. Не ожидали нас тут встретить.

– Что будем делать? – прошептала Марина.

– Ничего. Идем, как шли.

Чарли, видимо, почувствовав тревогу хозяйки, оббежал собравшуюся впереди компанию. Пацаны замерли, опасливо косясь на собаку. Кокер обнюхал чуть ли не каждого, но, не обнаружив угрозы, побежал дальше.

Я с безразличным выражением смотрел на враждебные лица. За три метра пацаны спохватились и освободили нам путь. Причем отошли на очень приличное расстояние. Один из «побитых» ну уж очень сильно сверлил меня взглядом. Поравнявшись с ним, я остановился и поднял бровь:

– Ты что-то хотел сказать?

Тот замотал головой, попятился и чуть не сел на «поганую» лавку.

– Я же говорил – кишка у них тонка! – весело сказал Олег.

– Конечно! – громко подхватила Марина. – На Сергея таких минимум дюжина требуется, а нас тут вообще трое.

– Четверо, – поправил Савин, – ты Чарли забыла.

Кокер, услышав своё имя, весело тявкнул. Мы засмеялись. Сзади что-то обиженно забурчали, но тут же заткнулись, когда я обернулся.

Наконец мы миновали пятиэтажку с номером один, и царство душного бетона и жаркого асфальта закончилось, дальше был только частный сектор с узкими тенистыми улочками. Осталось пройти до следующего перекрестка и повернуть направо, а там через два участка дом Расуловых.

– Ого! – удивился Олег, когда мы повернули на нужном перекрестке. – Они там что, той[7]7
  Той – название празднеств и торжеств у казахов, киргизов и узбеков.


[Закрыть] собрались устроить?

– Ага, и байгу[8]8
  Байге – это скачка по пересечённой местности на длинную дистанцию (5–15, а в прошлом и более 50 км), в которой важнейшую роль играет тактическое мастерство всадника.


[Закрыть] заодно.

– Какая байга, – хмыкнула Марина, – тут же места не хватит.

– Я смотрю тут и без скачек весело!

Похоже, в приготовлении праздника принимали участие все соседи. Они сновали через улицу, нося продукты и посуду.

– Это не улица, – хмыкнул Савин, – это кухня какая-то!

– Ага, кухня в полквартала.

– А пахнет-то как, – прошептала Марина, – вкуснота!

Да, запах был обалденный. Рот тут же наполнился слюной. Особенно выделялся запах свежеиспеченного хлеба. Помнится, у Расуловых имелся тандыр, в котором пекли вкуснющие лепешки.

Неожиданно нам навстречу вышел Ильяс с ведром очищенной картошки.

– О, ребят, привет! – Он поставил ведро на асфальт и поздоровался. – Вы проходите, я сейчас картошку отнесу и к вам вернусь.

Ильяс подхватил ведро и побежал через дорогу.

Участок Расуловых был огромен по сравнению с соседними. В центре участка стоял каменный дом с мансардой, а вокруг него большой сад. Вдоль забора росли вишни и абрикосы, а в глубине участка яблони. Напротив дома имелась площадка, где уже были установлены накрытые скатертью столы, с расставленной посудой. Сбоку от дома курилась дымком летняя кухня, суетились женщины, а почти у забора стоял длинный мангал, заправленный дровами, но он пока был не у дел, зато рядом висели рядком три огромных казана, под которыми горел огонь. Возле них колдовал отец Ильяса. Мясом Датур Акылбаевич всегда предпочитал заниматься сам, оставляя право готовить гарниры своим домочадцам.

У ворот нас догнал Ильяс.

– Ата! – позвал он отца.

Тот обернулся, снял с плеча полотенце, вытер руки и подошел к нам.

– Гости в дом, радость в дом! – улыбнулся Расулов и повел рукой. – Чего стоишь, Ильяс, представь мне своих друзей.

– Это Марина, – спохватился тот.

– Очень приятно. – Расулов галантно пожал руку Зелениной.

– Это Олег…

– Это Сергей.

– Ну, здравствуй, джигит! – Наверное, мне досталось рукопожатие крепче и продолжительнее. Цепкий взгляд пробежался вниз-вверх, задержался на лице… Видимо, оценивал степень повреждений. Ну не приметы же он составлял?

Должно быть, я смутился. Если честно, мое внешнее состояние совсем не праздничное, и пришли без подарка…

– Воина и раны красят, – казахской поговоркой сказал Расулов, верно угадав мои мысли.

– Датур Акылбаевич, поздрав…

– Стоп! – прервал он меня. – Поздравления потом… и молодец, что гитару взял!

Я забрал у Олега инструмент. Права была Марина, и я знаю – что подарить Расулову.

Вдруг из-за мангала выскочил мальчишка с игрушечным автоматом.

– Ура! – крикнул он и прицелился в отца. Игрушка громко застрекотала.

Расулов вскрикнул и картинно схватился за грудь.

– Ох, я убит! Кто же теперь приготовит плов и зажарит шашлык?

– А ты на новенького, – засмеялся Рустам и тут же взял нас на прицел. – Руки вверх!

– Нихт шиссен! – Мгновенно поднял руки Савин. – Гитлер капут!

– Я-я, – поддакнул я, – совсем капут!

– Натюрлих, – добавила Марина, но рук в отличие от нас не подняла.

Датур Акылбаевич засмеялся и взъерошил сыну волосы.

– Рустам, проводи гостей в беседку. Ильяс, скажи матери, чтоб поесть ребятам собрала, потом вернись, с котлами поможешь…

Мальчишка дернул игрушечным стволом, показывая направление. Олег двинулся первым, не отпуская рук, следом пошел я, за нами Марина. Рустам отконвоировал нас в глубину сада к самой беседке. Надо сказать – беседка больше была похожа на навес над чайханой. В ней, сидя по-турецки, вели неспешную беседу два ветерана – Косен Ержанович и дед Ильяса.

Ветераны встретили нас удивленными взглядами. Оглядываюсь – оказывается, Рустам незаметно исчез. Вот партизан, испарился, оставив нас с поднятыми руками. Олег что-то бурчит в адрес мелкого шалопая, а в ответ из вишневых кустов раздается хихиканье.

– Здравствуйте! – одновременно поздоровались Олег с Мариной.

– Амансыз ба, аталар! – вспомнил я уважительное приветствие на казахском.

– Здравствуйте-здравствуйте, ребята, – закивали ветераны, – проходите, присаживайтесь.

Обычно под навесом стоял стол со стульями, но сейчас вся мебель, по известным причинам, сконцентрирована в одном месте, а вместо ее на полу беседки расстелен ковер и поставлен маленький столик на коротких ножках. На столике стоит фарфоровый чайник и маленькие пиалы с зеленым чаем.

Мы снимаем обувь и рассаживаемся у столика. Я, отложив гитару, сажусь по-турецки, Олег тоже, а Марина на предложенную Косеном Ержановичем маленькую подушку.

Почти сразу появляется мама Ильяса с подносом и начинает расставлять перед нами тарелки, точнее не тарелки, а крупные пиалы, от которых идет умопомрачительный аромат. Каждому достается по лепешке, еще хранящей запах и тепло тандыра.

– Кушайте, ребята, – говорит Расулова.

– Спасибо, – отвечаем мы хором.

С каждой ложкой я чуть ли не мурлыкал от наслаждения, при этом поглядывая на ребят – Олег тоже кайфует, жмурясь от удовольствия, лишь Марина ест с невозмутимым лицом, однако глаза блестят от восторга. Словом – вкуснота и великий праздник желудка!

А ведь по сути, лагман – это обычная лапша, пусть и приготовлена несколько иначе. Рецепт прост – отварить лапшу и добавить отдельно приготовленный мясной соус, и не просто соус, а с добавлением лука, редьки, сладкого перца и томатной пасты. Можно добавить тертые вареные яйца и обязательно зелень.

Когда-то давно, в прошлой жизни, мне пришлось научиться готовить. Холостяцкая жизнь иногда заставляет изменить обычное меню. Магазинные пельмени, банальная яичница и жареная картошка быстро приедаются и хочется чего-то не полуфабрикатного, вот и приходилось вспоминать – как это делала мама. Варил щи и борщ, готовил плов, иногда хватало терпения на голубцы или чебуреки. Готовил и лагман, но с покупной лапшой, однако никогда у меня не получалось именно ТАК. Хотя друзья говорили, что вкусно…

Не успели мы управиться с лагманом, как мама Ильяса принесла плов. Несмотря на то, что сытость почти наступила, мы с энтузиазмом принялись за новое блюдо, тем более что мясо и курага в золотистом рисе выглядели невероятно аппетитно.

М-м-м! На шашлык место не останется – подумал я. Ну и черт с ним! Отказаться невозможно. Руки так и тянутся…

– Ильясик! – проканючил кто-то.

От дома идет Ильяс и несет запотевший кувшин, а за ним семенит Рустам.

– Ну, возьми… ну, пожалуйста! – тянет плаксиво он.

– Нет! – решительно отвечает Ильяс брату. Потом ставит на столик кувшин и стаканы. – Приятного аппетита!

– Шашибо!

– Вот, – Расулов показывает на кувшин, – сок принес.

– Ну, Ильясик…

– Нет, говорю!

– Что он хочет? – спрашиваю я.

– Да с нами хочет идти.

– Пусть идет, – говорит Марина.

– Я не против, – пожимает плечами Олег.

А у меня сразу выстраивается цепочка – Рустам-плотина-поток-решетка-труба…

Смотрю на Ильяса и отрицательно качаю головой. Еле-еле.

– Нет! – решительно говорит Расулов брату. – И не проси.

Тот топает ногой, нацеливает свой автомат на Ильяса, выдает: «та-та-та», а затем, увернувшись от подзатыльника, отбегает к кустам вишни.

– Я все равно пойду! – выкрикивает Рустам.

– Только попробуй! – грозит кулаком Ильяс.

– Ребят, вы чего? – удивляется Марина. – Пусть идет.

– А кто за ним смотреть будет? – в ответ спрашивает Ильяс.

– Вдруг случится чего, – добавляю я, – на глубину потоком затащит, например?

– Да ну! – удивляется Олег. – Чего у самой плотины делать-то?

– Мало ли, – отвечает Расулов. – Ну что, ребят, вы поели?

– Ага.

– А где шашлык жарить будем, – спрашивает Олег, разливая по стаканам сок, – прям на камнях или кирпичи расставим.

– Зачем кирпичи? Там мы старый мангал притащили.

– А что мы туда понесем?

– Я все приготовил, – говорит Ильяс. – У калитки поставил сумки с соком, ведро с мясом и прочим. Только забрать.