Текст книги "Без срока давности"

Глава 17
Когда лопнул тормозной трос

Мнение Гельмута Шредера о России как непредсказуемой стране разделяла сорокалетняя американка Шейла Робинсон, занимавшая угловой полулюкс. Ее второй муж, известный автогонщик, привнес в жизнь Шейлы пьянящий привкус риска. Когда в конце концов на скорости 200 миль в час он не вписался в поворот извилистой трассы «Хунгароринг» под Будапештом, Шейла одна вернулась в свой штат Юта и два года провела в обществе кошек и собак.

Тоска по острым ощущениям погнала ее по свету. Но ни бой быков в Испании, ни сафари не принесли утоления. Встреча в Найроби с подругой по колледжу дала мыслям новое направление.

«Моя дорогая, – уверяла та, – проехав десять остановок в московской подземке в час пик, ты получишь острых ощущений больше, чем если бы спустилась в пиро́ге по Ниагарскому водопаду».

Шейла начала изучение России с Выборга, где не было метрополитена. Зато, к великому удивлению, здесь имелись велорикши. Решив прокатиться после ужина в экзотическом экипаже, госпожа Робинсон села в коляску напарника Дымова, известного по кличке Чума.

Прогулка превзошла все ее ожидания!

Тормозной тросик лопнул на спуске. Ни раньше, ни позже, а именно когда Чума направил свой трехколесный экипаж вниз по узкой улочке, круто спускавшейся вниз. Коляску нещадно мотало, потому что улочка была вымощена булыжником, и пассажирке да и самому велорикше казалось, будто они попали в стремительно несущийся по камням поток.

Ой, что сейчас будет!

Но нет, Чума не бросил руль, не выпрыгнул на ходу, когда скорость была еще не больше тридцати в час. Кто помнил бывшего призера чемпионатов бывшего Союза, победителя в многодневных международных велогонках, тот знал: Силкин сражается до конца. На трассе, в картежных баталиях и с бутылками за столом.

Вот и теперь Чума хладнокровно соображал, как уцелеть самому и не расшибить вдребезги иностранноподданную, еще не чующую беды.

В прозрачных сумерках волшебной белой ночи желтая коляска летела под уклон. Пассажирка помещалась впереди, так как коляска была классической конструкции. Справа у колеса есть в коляске ручной тормоз, но седоком на этот раз была женщина, да еще иностранка. Такой объяснять – не поймет все равно, особенно сейчас, на ходу. Опять же, не знал Чума других языков, кроме русского и матерного.

– Эхма! – громко прокричал Витя Силкин и, повернув руль, притер правое колесо коляски к высокому поребрику тротуара. Из-под стального обода снопом полетели искры, и первый раз взвизгнула пассажирка. Восемь пудов ее живого веса увлекали экипаж вниз с нарастающей скоростью.

Чума привстал на педалях. Перегнулся через руль, пытаясь достать ручной тормоз. И в ту же секунду заметил голубой капот поливальной машины, наперерез выезжавшей из переулка.

Глава 18
Судьба Шарля Сориа

– Я понял, что тебе пришлось многое испытать, – сказал Гельмут Шредер. – Еще раньше догадался, на шоссе.

– Почему? – спросил Герка, начавший уставать от нескончаемого вечера, от воскресших воспоминаний и даже от Эрики.

– В нашей любительской гонке ты был словно гладиатор, для которого проигрыш равен смерти. Баловни судьбы так не могут. Они не могут долго терпеть. А шоссейную гонку выигрывает тот, у кого хватает сил дольше терпеть усталость, зной, жажду. По Афганистану это все тебе знакомо. Правильно?

Апартаменты Шредера состояли из просторной спальни и гостиной, не считая ванной комнаты и небольшой прихожей. Гельмут и Герка вдвоем сидели за журнальным столиком, потягивая пиво. В номер Шредера они поднялись после перепалки Дымова с Золтановым.

Убедившись, что ее помощь не требуется, Эрика встала у открытого окна. Вечерний легкий ветерок отдувал занавеску.

– Зной, жажда больше на долю пехоты выпадали, – заметил Герка. – Беззаветные ребята. Если бы еще знать, за что воевали… Но дурные наши политики всегда подставляют армию. Англичане, те аж сто лет назад поняли, что в Афганистане ничего не сделать оружием, а мы… Эх! Вот и америкосы теперь встряли. Но первой гадит всегда англичанка…

Дымов сделал еще глоток пива. С отвычки немного шумело в голове.

– Мертвый солдат, стрелявший в меня из пещеры, был в мундире английского экспедиционного корпуса, – сказал он.

Шредер понял фразу по-своему:

– Да, англичане производят хорошее сукно. Служит без износа. В телерепортажах из Кабула я видел мальчишек в старых английских френчах. Говорят, моджахеды и старинное оружие использовали?

– Да, случалось. Английские винтовки «Ли-Энфилд». И вот пример эффективности этой «пушки», – криво усмехнулся Герка, постучав по протезу.

Шредер прижал его ладонь своей:

– Гера, мы оба спортсмены, и я тебя не подведу. Кто тебе сделал этот протез?

– Протез обычный, Гельмут. Заводской.

– Не верю! Не может обычный человек с обычным протезом танцевать и ездить на велосипеде!

– А я и есть необычный меня зовут здесь Афганский Борзой.

Шредер подошел к холодильнику, достал новую коробку с баночным пивом. Дымов покачал головой:

– Я пас. Завтра на работу.

– А где ты работаешь?

– Я – велорикша, – не без вызова сказал Герка. – Работаю через день с напарником. И теперь нас уже не считают придурками.

– Велорикша? – замер Шредер. – Бедная моя голова! Где я – в Индии или в России?

– Господин Шредер, – вмешалась в разговор Эрика, – именно Россия – Страна чудес, а вовсе не Индия. И с протезом… Насколько я могу догадаться, тут сам господин Дымов что-то схимичил. Правильно, Герка?

– Да нет, протез стандартный, только чуть облегченный. Все дело в креплении. Вот оно действительно моей конструкции.

– И твое изобретение признали? – спросил Шредер.

Герка опустил голову. Мудрецы из научно-исследовательского института никак не могли согласиться, что «крепление по-Дымову» превосходит их более сложные разработки. Все тянулась и тянулась канитель, бесцельная переписка. А тысячи людей, которым новое бедренное крепление протеза могло бы подарить свободу передвижения, маялись с костылями.

Гельмут Шредер недолго раздумывал, узнав печальную историю изобретения.

– Господин Дымов, делаю официальное предложение. Я помогу вам получить патент на ваше крепление в Германии, и моя фирма спортинвентаря тут же разворачивает производство.

– А потом вы за валюту продаете в России мое же крепление, – продолжил Герка. – Гельмут, мы с тобой как будто подружились, но… Принять твое предложение я не могу!

– Пятьдесят тысяч евро плачу сразу. А в качестве декларации о серьезности намерении – мой «шевроле». Завтра же отдаю ключи.

Слышали бы это предложение в НИИ протезирования! Дымов улыбнулся и покачал головой.

– Но почему?! – взорвался невозмутимый Шредер. – Разве я предлагаю мало?

Эрика Тынсон фыркнула как рассерженная кошка на которую никто не обращает внимания, и насмешливо пояснила:

– Ему за Отечество обидно!

– Не пойму, что в этом плохого? – обернулся к ней Дымов. – Уже и так Россию поносят все, кому не лень. Действительно обидно.

– А мне обидно за тебя, Дымов, – сказала Эрика. – Если крепление в самом деле настолько простое, у тебя могут позаимствовать идею. Повторишь судьбу изобретателя спичек Шарля Сориа, который не получил ни гроша. Хорошо, что его однокашник стал президентом Французской Республики и пристроил Шарля на старости лет заведовать табачным бюро. А у тебя, Дымов, есть в друзьях потенциальный президент?

Герка задумался. Перед глазами промелькнули лица боевых товарищей, однокашников по Сызранскому училищу военных летчиков. Мужественные парни, они направляли свои винтокрылые машины сквозь мрак арктической ночи, проникающую радиацию Чернобыля, сквозь песчаные смерчи и свинцовую метель Афганистана. Скромные пилотяги в капитанском звании, готовые к выполнению самого гиблого задания… Нет, не пройдут друзья Герки Дымова кандидатами на высокий пост!

О чем он и сказал Эрике, добавив;

– Мои друзья пилоты. А президент – Верховный главнокомандующий.

– Значит, не заведовать тебе табачным бюро, – констатировала Эрика.

– Тем лучше, – сказал современный Шарль Сориа. – Я и на дух не переношу табачного зелья, к которому приучил Россию Петр Первый. Это была единственная ошибка императора.

– А твоя ошибка в том, что отказываешься от предложения моего шефа, – убежденно сказала Эрика Тынсон и зябко повела плечами: – Что-то прохладно.

– Сквозняк, – заметил Дымов. – Это просто сквозняк.

Эрика прислушалась. Дверь номера тихонько скрипнула. В этом она могла поклясться. Но вот шаги в коридоре: почудились они ей или прозвучали на самом деле?

Шредер устало откинулся на спинку кресла и задумался. Эстонская переводчица и одноногий русский летчик. Откуда вдруг у них взаимная симпатия? Что может быть между ними общего? Хотя… Еще не так давно они жили в одной стране. Да и мать у Эрики русская. Все здесь перемешалось, все.

В эту минуту Шредер не испытывал к твердолобому упрямцу Дымову дружеских чувств.

Глава 19
Похищение американской вдовушки

На конкурсе «пышек» Шейла Робинсон заняла бы первое место, будь там главным судьей велорикша Чума. При своем росте метр с кепкой он обожал крупных женщин. Ну а эту, конкретную, вообще спас от смерти. Честно, без дураков.

Сейчас благодарная пассажирка вертелась рядом с Чумой, который пробовал срастить лопнувший тормозной трос. Одновременно он следил, чтобы между ним и Шейлой была велоколяска. Еще раз оказаться в благодарных объятиях американской медведицы? С удовольствием!.. Только Чума за себя не ручается. И придется снимать вторую серию фильма «Грандиозное похищение американских девушек».

Шейла расстегнула молнию на сумке и решительно обогнула трехколесное сооружение. Сумка была внушительных размеров, как и сама владелица, чей мощный бюст заслонил Силкину перспективу площади. Впрочем, что мог там он увидеть, кроме фасадов с освещенными окнами? За окнами тоже сплошная скука: унылые горожане балдеют у телевизоров, втайне мечтая о серо-зеленых купюрах с портретами американских президентов.

Внезапно Чума понял, что лично его доллары сейчас мало волнуют. Как велорикша, он «бомбил» интеротель «Спутник», поэтому валюта имелась. Да и как без нее, если любимые им малосольные огурчики в туристский сезон продаются на рынке только за «конвертируемую». Но разве можно оценить малосольным огурчиком тот страх и отчаянный напряг, когда Силкин уходил от столкновения с выскочившей наперерез поливальной машиной? Он принял нестандартное решение: вместо того чтобы прижать ручной тормоз, крепче налег на педали. Коляска просвистела в сантиметре от голубого капота и понеслась дальше. Остановилась только на площади, где и разворачивалось сейчас действо под названием «Награда нашла героя».

Силкин с удовольствием отметил, что зрителей не было. За исключением долговязого пижона в светлой курточке, что нагло остановился в двух шагах. Мало ему фонарей на площади, захотел еще один, под глазом?

Шейла извлекла из сумочки… слава богу, не доллары, а малоформатную брошюрку и быстро заговорила на своем американском языке. Чума беспомощно хлопал глазами.

Дылда в светлой куртке подошел вплотную и кивнул на Шейлу:

– Как я понял, дама – президент Общества защиты животных. От имени бездомных кошек и собак штата Юта она благодарит вас за благородный поступок и дарит свою книгу.

Шейла расписалась на обложке и тут же извлекла из своей торбы вторую книжку и протянула ее непрошеному переводчику. Они обменялись улыбками. Чума почувствовал укол ревности и сказал на чистейшем русском!

– Хватит братаний. Погнали, Шурочка, ко мне на хату?

На удивление, Шейла-Шурочка все поняла без переводчика.

– Хата – ноу, отель – йес, – сказала она и, нежно прижав Чуму к необъятной груди, добавила: – Май лав.

Держа в руках подаренную экстравагантной американкой книгу, младший оперуполномоченный Виктор Непейвода, неожиданно выступивший переводчиком, смотрел вслед коляске.

Да, в странный город занесла его судьба!

Шестым чувством выпускник Стрельнинской школы милиции угадывал, что и преступления здесь могут совершаться необычные. Под стать обстановке, где перемешались языки и валюты, где ночь светла как день и где американские миллионерши эксплуатируют российских велорикш.

Задумчиво насвистывая, Непейвода двинулся обратно в горотдел милиции, откуда выскочил минут пятнадцать назад за пачкой сигарет. Дежурство обещало быть спокойным – понедельник не пятница. Но сигареты все равно могут пригодиться: в школе милиции учили, что предложенная собеседнику сигарета позволяет быстрее установить психологический контакт. Правда, для начала Непейводе предстояло самому научиться курить.

Рубиновые катафоты велорикши исчезли за углом средневековой улочки.

Гуд бай, май лав, гуд бай…

Глава 20
«…Ему было о Чем помолчать»

Пожелав Шредеру и Дымову спокойной ночи, Эрика прошла в свой номер и, сев у открытого окна, пыталась воедино собрать впечатления беспокойного дня… Залитое полуденным солнцем шоссе и мчащиеся по нему велосипедисты. Желто-синяя машина ГИБДД, высланная навстречу всесильным Золтановым. Он сам – вальяжный толстячок в костюме за три тысячи долларов. Изменившееся лицо Герки Дымова – интересно, что произошло между ним и Золтановым в Афганистане? И кто же такой на самом деле этот Всеволод Борисович, с легкостью необыкновенной предложивший Шредеру на корню купить городской стадион?

Вопросы, вопросы. Не слишком ли их много для переводчицы со смазливой мордашкой, в чьи обязанности входит единственно ублажать посланных ей милостью Божией и диспетчером туристического бюро клиентов?

Но такая уж она была с детства – любопытный и въедливый белобрысый чертенок, к тому же упрямый. Упрямство помогло ей поступить на филфак университета, куда принимают в основном блатных, и не затеряться в цветнике разодетых фифочек. Но то же упрямство и сильно осложняло ее жизнь.

Вот и сейчас вместо того, чтобы скинуть тесное платье и, приняв душ, нырнуть в постель, Эрика поднялась с кресла. Полминуты внимания, контроль функционирования: спина прямая, беззаботная улыбочка на лице, грим чуть смазан, но для бара сойдет.

Аллес ин орднунг: всё в порядке. Ну, подруга, вперед. Там, в табачном дыму полутемного бара, ты, возможно, найдешь ответы на свои вопросы.

– Коктейль?

– Знаю я ваши коктейли, – отказалась Эрика. – Наболтаете всякой дряни, чтобы «финики» сразу встали на рога. Не суетись, милый!

– Xa! Человек соображает, – сказал бармен прыщавому мальцу в красной бейсбольной шапочке, тянувшему через соломинку мутное пойло. Затем кивнул Эрике: – Меня зовут Боб. Может, тогда джин с тоником?

– Эрика. Лучше тоник без джина.

– Но капелька джина все же не помешает.

– Ладно. Капелька. И двойная порция льда.

– А ты не боишься после этого сама стать холодной, как ледышка?

– Не волнуйся, Боб, – призвала Эрика на лицо дежурную улыбку. – До сих пор никто не жаловался.

– Так, может?..

– Нет, не может, – решительно отрезала Эрика, но тут же сбавила обороты, поскольку бармены много знают и ссориться с ним не входило в ее планы. – Понимаешь, у меня был трудный день. Я просто хочу отдохнуть.

Бармен понимающе кивнул, и Эрика получила возможность спокойно слушать и смотреть. Теплая компания – Золтанов, Зигфрид и человек со смешной фамилией Брыкунов – сидела за столиком недалеко от стойки. Эрика с некоторым беспокойством подумала, что блюдечко соленых орешков – сомнительная закуска под семисотграммовую бутыль виски.

Хотя оно и лучше – пусть развяжут языки, а она послушает, бедной девушке всегда нужно быть в курсе того, что происходит вокруг.

От столика уже неслись возбужденные голоса.

– Главная задача свободной прессы – способствовать свободе торговли, чтобы было нас кому накормить…

– Ди кляйне кнайпе ин унзерер штрассе, – вторил журналисту Зигфрид, вспоминая «кнайпе», то есть забегаловку на своей улице. Надо заметить, что и на чужой улице в незнакомой стране он чувствовал себя как дома. Сейчас Зигфрид Фрош выглядел более трезвым, чем в ресторане.

Странная метаморфоза.

Лишь третий за шумным столиком не пил, не пел. Хранил молчание, по одному бросая в красногубый рот соленые орешки. Третий лишний или третий – главный?

Почему Золтанов выглядит озабоченным в теплой компании за дружеским столом? Наверное, ему было о чем помолчать.

Эрика допила тоник и вышла из бара. В коридоре уже выключили верхний свет, лишь плафоны в простенках да лампа на столике дежурной по этажу рассеивали темноту.

На несколько минут Эрика задержалась у стола: хотела попросить дежурную, чтобы та пораньше разбудила завтра утром. Но школьная подруга Герки Дымова не спешила на свой пост.

Эрика вернулась к себе в номер. В голове шумел коктейль из разнородных впечатлений: велорикши и недостроенные стадионы, средневековые площади Выборга и орешки на блюдечке.

Прохладный ветер, проникая в полуотворенное окно, мягкой кошачьей лапкой трогал кисейную занавеску. Она казалась частицей ночи, сестрой тумана, покрывалом ведьм…

Спать совсем не хотелось.

Глава 21
Мертвый хватает живого

На войне бывают чудеса. Бывает, что происходит невозможное. Но всякий раз за кулисами невероятного стечения обстоятельств отыщется пружина, которая привела их в действие.

…Капитан Дымов не делал резких движений, пока не рассеялся дым от выстрела, грянувшего ему навстречу из пещеры. Какие еще сюрпризы в запасе у мертвеца? На всякий случай Герка держал его под прицелом. К ногам Дымова льнула верная спутница – рыжая собака Минёрка.

Герка ощутил неудобство и тупую боль под коленом. Опустив луч фонарика, увидел на брючине черное пятно крови. Вот оно что – ранен. Кость не задета, иначе он не мог бы стоять. Герка выругался. Хорошо же учили стрелять английского пехотинца, если даже мертвым он не промахнулся!

Теперь, получив пулю от Дымова, тот вел себя тихо. Выстрелившая секунду назад винтовка лежала рядом на камнях. Герка присмотрелся к оружию и все понял. Выстрел прогремел, когда Дымов задел за верблюжью уздечку из конского волоса, протянутую у входа в ответвление пещеры. Свободный конец уздечки затяжной петлей охватывал спусковой крючок «Ли-Энфилда», поставленного на боевой взвод. Это и была та самая «пружина» – старая как мир уловка партизанской войны.

Дымов спрятал «макаров», поискал по карманам индивидуальный пакет. Черта с два! Ни бинта, ни шприц-тюбика, только влажный от пота носовой платок. Может быть, подполковник Золтанов, ожидавший у входа в пещеру, окажется запасливее?

Морщась от боли в простреленной ноге, Дымов склонился над английским пехотинцем. В карманах истлевшего френча документов не было. Рядом лежали пустая фляга и вересковая обкуренная трубка – последнее утешение солдата.

Герка разрядил его винтовку, смотал длинную уздечку и зачем-то спрятал ее в карман. Закрыл англичанина истрепанной шинелью и, опираясь на винтовку, поковылял к выходу из пещеры – светлому пятну во мраке и смертельном холоде. Впереди опять бежала Минёрка…

Герка Дымов вздрогнул, наткнувшись на перила, и с удивлением обнаружил себя стоящим на лестничной площадке в конце длинного коридора. Коридор был застлан зеленого цвета дорожкой с красной двойной полосой. Или это двоится в глазах?

Герка плохо держался на ногах. Правая, не отнятая войной, предательски подрагивала. Левая – не своя – болталась, словно кукла-паяц на ниточке. Что-то произошло с креплением. И с головой тоже. Ведь Герка раз и навсегда дал зарок не пить! И от Гельмута Шредера уходил в полном сознании. Но вот потом…

Черт побери! Похоже, враг рода человеческого действительно отобрал у Герки разум и память. Он сделал шаг, но, чуть не упав, опять вцепился в лестничные перила.

До этого, выражаясь жаргоном пьяниц, он «шел на автопилоте». Теперь, используя термин вертолетчика, случилась «вилка в оборотах»: левая нога не поспевала за правой. В подсознании как бы вспыхнула аварийная лампочка, пульсируя горячей красной точкой, прозвучал, остерегая, голос РИты. Вот только не разобрать, о какой беде предупреждает «Железная леди».

Герка решил взбодриться и прошептал слова песни, которую любил там, в Афганистане!

 
Эх, жизнь-копейка, судьба-злодейка,
А мне не надо многого от вас:
Была бы дружба крепка,
Была бы чарка полна
И чтоб в Союзе помнили о нас!
 

Но нет, не помогла песенка вертолетчиков. Сразу же вслед за ней пришла на память другая:

 
За перевалом, в глухом ущелье, опять стрельба.
Горящий борт упал на камни, ведь смерть глупа…
 

О нет, теперь-то Дымов знал: смерть хитра и она терпеливо ждет своего часа, чтобы сомкнуть на горле костяные пальцы. Вдруг повеяло на Герку холодом из полутемного гостиничного коридора, как из той пещеры в отрогах Гиндукуша. Бывает, что времена смещаются и отгоревший день встает из пепла. В тебя снова летят пули, давно просвистевшие возле виска. Оживает прежняя любовь: вернись и снова лги…

Дымов стоял на лестничной площадке, шестым чувством летчика, гонщика и солдата ощущая рядом опасность. Где-то он позабыл свою трость, и теперь инстинкт самосохранения подсказывал, что нельзя выпускать перила. Но так манил тускло светивший над дверью запасного выхода матовый стеклянный шар! Там, далеко внизу, в лестничном проеме. Скорее вниз, на свежий воздух!

Дымов снова вспомнил афганскую пещеру, по которой брел навстречу свету, опираясь на винтовку мертвеца. Он вышел как раз вовремя, чтобы увидеть в черном небе над ущельем проблесковый маячок вертолета, услышать знакомый гул двигателей…

Герка услышал за спиной крадущиеся шаги, приглушенные дорожкой с генеральскими лампасами. Обернулся, узнал преследователя и скривил губы в презрительной усмешке.

Здесь нужен даже не удар, достаточно пощечины. Пусть только подойдет поближе.

В ту же секунду дорожка выскользнула из-под ног Герки Дымова, и он полетел вниз.