Текст книги "Секс и город Киев. 13 способов решить свои девичьи проблемы"

Анатомия героя

Известно – женщины любят героев. Лучший способ понравиться девушке – защитить ее от хулиганов, спасти от разбойников, вызволить из лап бандитов. Раз, два, три: удар шпагой, пара метких выстрелов, бросок через плечо и… враги лежат поверженные, а она – в твоих объятиях. По этому принципу строятся все сказки мира, все романтические истории, все love story. Начиная с легендарных рыцарских турниров, когда победитель короновал свою даму сердца, связка герой – любовь столь же неразделима, как рифма «любовь – кровь».

Но это план-минимум, для начинающих суперменов. Больше всего женщины любят Героев с большой буквы. Тех, кто клянется завоевать мир и бросить его к твоим ногам. Они и только они способны осуществить исконную женскую мечту, объяв две ее необъятные крайности от «плюс» до «минус» бесконечность – царить и покоряться.

Фраза: «Герой, я не люблю тебя!» – прозвучала лишь раз. И то Пушкин описал в «Руслане и Людмиле» парадоксальное исключение, подтверждающее нерушимое вековое правило – герой венчается любовью вместе с лавровым венком. Очередь в его постель не меньше, чем в мавзолей Ленина. Им и только им достаются все прекрасные принцессы, Клеопатры и пани Валевские.

Анатомия героя проста. Ему не обязательно быть красивым, галантным, образованным и богатым. Факт, что Наполеон со своим ростом 152 сантиметра едва доставал бы большинству из нас до подмышки, а Робин Гуд был необразованным крестьянином и благоухал отнюдь не французским одеколоном, – несуществен. Главное – герой может все, несмотря ни на что. Он в состоянии совершить невозможное. И если нужно, сделает это даже ценой собственной жизни.

Здесь, однако, и зарыто главное противоречие. Злополучное копье о двух концах. Мы, женщины, предполагаем наличие у героев той жертвенности, которая свойственна нам (и которой, увы, не обладает большинство представителей сильного пола). Готовность все отдать ради наших прекрасных глаз.

Ан нет, не тут-то было!

Погибать от великой любви – исконно женский удел. Мужчины согласны идти на эшафот исключительно за великую идею. Несмотря на повышенное количество смертности в их славных рядах, едва ли наберется хоть один процент героических личностей, умерших ради своей возлюбленной. Ради власти, успеха, покорения космоса, победы коммунизма, гениального открытия и высшей справедливости – сколько угодно. Всегда пожалуйста! Но не ради женщины. Слишком мелко. Женщина всегда была в лучшем случае поводом для подвига. В худшем – трофеем. Бесплатным приложением к лавровому венку.

Да, из-за Елены Прекрасной разгорелась целая Троянская война. Но на самом деле она стала для ее мужа всего лишь делом чести – вернуть свое похищенное добро. Да, Богдан Хмельницкий собрал войско, когда у него украли жену. Но потом так увлекся своим национальным делом, что супруга пошла побоку, а он – завоевывать мир. Тот, который нам обычно только обещают. Вместе с луной и звездами.

Эта великая ложь началась еще с эпохи рыцарей прекрасной дамы, которые отправлялись за тридевять земель совершать подвиги в ее честь. В то время как сама она оставалась одна лет на двадцать, предварительно закованная в пояс верности. И не только мира – даже любимого не видела словно собственных ушей.

Так с тех пор и повелось. Быть избранницей героя – худшая из бабских судеб. Молча смотреть на него в кафе, подобно жене Штирлица. Урывать спешные поцелуи, тщетно стараясь втиснуться между тысяча первым и тысяча вторым подвигом во имя человечества. Ждать, ждать и ждать с войны, с ответственной работы, из тюрьмы. Зная, какой бы трижды раскрасавицей ни была, всегда будешь для него на втором месте. Ибо, как сказал Евтушенко: «Обнять человечество – это красивей, чем просто жену». И поспорить тут трудно.

Конечно, при случае он всегда отобьет вас от хулиганов. Но так, походя. Просто потому, что привычка у него такая – совершать подвиг. Каждый день с восьми до десяти утра, по примеру барона Мюнхгаузена. Того самого. Старой, доброй захаровской картины о неразрешимости конфликта между женщиной и героем.

И это единственный гордиев узел, который не в состоянии разрубить ни один из них. Ибо чтобы составить счастье любимой, он должен перестать быть самим собой. Умереть, как герой, – но не на поле брани, а на семейной кухне. И тогда… женщина уходит. Поскольку на самом деле любила в нем именно героя. И есть лишь один способ вернуть ее – снова совершить подвиг.

Сейчас мы все дружно разыгрываем эту гениальную сагу по сценарию Григория Горина.

Всеобщая феминизация идет рука об руку с глобальной дегероизацией всей страны и ближайших ее окрестностей. Нам не перед кем опускать голову. Герои вымерли словно мамонты в диапазоне от Павла Корчагина до Юрия Гагарина. Нам некем восторгаться. И если самыми романтическими профессиями стали киллер и бандит, то лишь потому, что женщина скорее полюбит мужчину, способного на все что угодно, чем вообще ни на что не способного.

Но это исключение, лишь подтверждающее общее правило: наши избранники измельчали. Таких не берут в космонавты! Такие не летают на ядре. Они стали слишком домашними, осторожными, хозяйственными. Куда ни глянь – сплошные садовники Миллеры.

А мы…

Мы ностальгически вздыхаем, глядя зарубежные фильмы, где Брюс Уиллис, Леонардо Ди Каприо и Кеану Ривз по-прежнему спасают мир и своих возлюбленных. Потому как, честно положа руку на сердце, Ромео, умерший от любви к Джульетте, – никогда не был воплощением женской мечты. Женщины любят героев. Этих хамов, которые ради всеобщего счастья на земле в первую очередь всегда жертвуют нами. Сумасшедших, врывающихся в нашу жизнь и наполняющих ее острым запахом пороха и крови. Едва успевающих сказать: «Я тебя люблю» и вновь мчащихся неведомо куда на глас слышимой ими одними трубы, взывающей: «Подвиг! Подвиг! Подвиг!». Сильных, отважных, самоотверженных. Мужчин, которыми можно гордиться и восхищаться.

Их нет. Но мы хотим любить именно таких. Несмотря ни на что. Вопреки всему.

И готовы ждать их хоть всю жизнь.

Война полов

Мужчины и женщины не любят друг друга.

Парадокс?

Тем не менее, это так. Не знаю, что тому виной – воспитание или природа, – но славноизвестное ребро Адама, обещавшее сделать его с Евой единым целым, как-то не прижилось в организме. «Инь» и «Ян» представляют собой два противоборствующих класса. Явно ли, подсознательно ли – всегда делят друг друга на «Мы» и «Они». И вовеки веков находятся по разные стороны баррикады.

Несмотря на легализированное равноправие, эмансипацию, феминизацию и сексуальную революцию, между нами идет война. Необъявленная и бесконечная. Война за право считать свой пол лучшим. Более того – за право называться человеком.

На первый взгляд этот спор кажется смешным, глупым и до неприличия архаичным. Но, несмотря на весь бурно-кипящий прогресс цивилизации, никто еще не выкинул на свалку истории высокомерные крылатые фразочки типа «Курица – не птица, баба – не человек», «Мужчина – не человек, а грубое животное», «Все бабы – дуры», «Все мужчины – сволочи».

Всплывая тут и там, они режут уши и самолюбие. И это отнюдь не застарелые патриархальные пережитки гегемона, культурно заплесневающего где-то по деревням и селам. «В душе я азиат и считаю женщину существом второго сорта», – спокойно говорит в своем интервью режиссер Никита Михалков. «Женщина должна молчать и рожать», – как-то в процессе бурного застолья заявил мне певец «Иванушка». Чем заслужил мою лютую ненависть, которая жила и процветала ровно до тех пор, пока он не покончил жизнь самоубийством, выбросившись из окна.

А однажды я провела целую ночь в остервенелом споре с владельцем одного из самых интеллектуальных московских изданий, утверждающим, что женщина не имеет никакого отношения к понятию homo sapiens и должна слушаться мужчину, как собака. Он верил в эту истину так свято и искренне, что поначалу мое возмущение не вызывало у него ничего, кроме вящего удивления. Лишь где-то к утру, когда официантка круглосуточного кафе принесла нам сто первый счет, мужчина, кряхтя, сдал свои позиции. «Да, пожалуй, тебя тоже можно считать человеком, – устало согласился он. И тут же добавил: – Но только потому, что ты рассуждаешь не как женщина…»

Впрочем, наш женский шовинизм ненамного уступает мужскому. «Мужчина – это неприкаянный ребенок, который всю жизнь ищет мамину грудь», «Все мужчины – мазохисты. Они валяются у твоих ног, только если ты регулярно топчешь их этими самыми ногами» и т. д., и т. п. И наконец, самый крупный перл, высказанный моей родной одноклассницей, причем о собственном сыне: «Я воспитываю своего двухлетнего ребенка и пытаюсь опровергнуть истину, что мужчина скотиной рождается. Не получилось девочки, будем из мальчика делать человека!»

Лишь только представители разных кланов собираются в узкотусовочные «девичники» или «мальчишники», они традиционно начинают перемывать кости друг другу, упражняясь в уничижении противоположного пола: «Они – не мы. Мы – не они», «Мы – умницы-красавицы, а они – самодуры и развратники», «Мы – мужественные и смелые, а они – лживые и недалекие»…

Самое обидное, что все эти штампы – лишь «слова, слова, слова». Расхожие, замусоленные (и мусорные) мифы. Протерев не одну юбку в дискуссиях с дамами и господами на тему: кто кому «человек», – я прошла все фазы шовинизма. Была и жено-, и мужененавистницей, презирая глухое «бабство» так же, как кондовый натурализм. И в результате кончила тем, что смирилась с обоими явлениями. Поняв: оба они далеко не всегда являются признаками пола.

Существуют недостатки, стереотипно приписываемые женщинам: слабость, склочность, ограниченность. Есть «чисто мужские» качества: блудливость, агрессия, деспотизм. Но и теми и другими благополучно страдают обе половины. Глупых мужчин не меньше, чем деспотичных женщин. Все мы большие дети, все боремся, как можем, со своими инстинктами, все бываем нечестны и неверны, все нуждаемся в снисхождении и понимании. Мы равны в своем несовершенстве. Равно как и в своей гордыне, заставляющей мужскую и женскую сборную земного шара непрерывно бороться за пальму первенства и на мировом стадионе, и на собственной кухне.

Так о какой любви между нами может идти речь, если каждый роман превращается в поединок? В дуэль. В одну из битв всемирной войны полов. Где любовь становится оружием. Где всегда есть победитель и побежденный. И где, как говорил мне уже постаревший, переживший пик своей славы Анатолий Кашпировский, в десятый раз безрезультатно пытающийся дозвониться в Америку своей молодой жене: «Кто первый полюбит, тот и проиграл».

Зачастую, завуалированная флером самых благополучных супружеских союзов, эта перманентная война длится всю жизнь. Он и она поочередно идут в бой, смакуя свои мелочные победы. «Я заставила его вымыть посуду», «Я заставил ее отказаться от покупки этого платья», «Я ему сегодня так вмазала! Стал как шелковый», «Я ей показал… Теперь ходит по струнке».

Но в браке или без – «идет война народная». Мы мучаем друг друга, расставляем ловушки, берем сначала в плен – потом в рабство. Не терзаясь при этом ни малейшими угрызениями совести. Таковы правила игры. Правила войны, где каждый и каждая мечтает быть Наполеоном. Он – донжуаном, меняющим женщин, как перчатки. Она – роковой Кармен, перед которой мужчины валятся штабелями. И читая о том, скольким кавалерам разбила сердце луноликая Марлен Дитрих и скольких несчастных дам бросил Марлон Брандо, мы говорим: «Вот это была женщина! Вот это мужчина!» Нам и в голову не приходит осуждать их, упрекать в жестокости и вероломстве – мы преклоняемся перед ними. Мечтаем быть такими же. Иными словами – мечтаем заставить страдать как можно больше представителей противоположного пола.

Так о какой любви между нами может идти речь?!

Но, тем не менее, мы же как-то исхитряемся любить друг друга! Боготворить. Растекаться от нежности. Жертвовать жизнью наконец…

Парадокс? Но, тем не менее, это так. И потому две легендарные «платоновские половинки», находящиеся в вечном, мучительном поиске своего второго «Я», – всегда представлялись мне двумя пластинками магнита. Повернешь одной стороной – и ни одна сила в мире не способна преодолеть это отторжение. Развернешь другой – и они сливаются вместе, выпрыгивая у тебя из рук.

Мы слишком часто поворачиваемся друг к другу спиной. Или, быть может, иная, неведомая нам сила так глупо вертит нас в неумелых пальцах, наслаждаясь нашими нелепыми ужимками и прыжками. Бессмысленными кровавыми битвами, ранами, обидами…

И прав был, верно, философ Николай Бердяев, переосмысливший миф Платона: истинная любовь случается столь же редко, как гениальность. Но когда она возникает между людьми, двое объявляют «войну» всему окружающему миру.

Ибо, став единым целым, делят себя и все прочее человечество на «Мы» и «Они».

Тринадцать банальных женских проблем и оригинальных способов их решения

На барышню, разменявшую «четвертак», уже косятся с сомнением: «Кто она? Неудачница? Или старая дева?» Мы требуем от себя карьерных успехов по западным стандартам, оставаясь в душе советскими девочками. И наши сформированные в юности принципы орут в унисон со сформировавшими их мамами: «Быстро замуж и рожай!», в то время как новое, европейское «Я» возмущенно требует: «Работай! Работай!»

Мужчины – существа куда более полигамные, чем мы, и вполне способны ИСКРЕННЕ любить двоих. Их убеждение – это и есть гармония! – столь чистосердечно, природно и правдиво, что порой бедняжки годами не могут понять: почему жена и любовница не хотят принять столь милого положения вещей?

Честь стала понятием сомнительным и растяжимым. Никто нынче не может с точностью сказать, что позволительно для порядочной женщины, а что – не очень. Результат: проведя с тобой вечер в баре, мужчина бескомплексно предлагает отправиться с ним в койку.

И мы ценим себя так низко лишь потому, что по нынешним временам это стандартная цена!

Взращивать чужую ревность столь же глупо, как воспитывать в ванной крокодила! Ревнует – любит. Постоянно ревнует – ненавидит!

Сама по себе измена не есть плохо или хорошо. Просто, идя на подобный шаг, нужно задать себе вопрос: «А чему, собственно, я изменяю?» Ответ: изменять стоит только худшему. И желательно с лучшим!

Безапелляционные приверженцы «горькой» правды и фраз: «Я тебя предупреждал», «Сама во всем виновата», «Плачь, в другой раз неповадно будет» – занимаются не столько твоим воспитанием, сколько личным самоутверждением за твой счет.

Так уж устроен человек – его притягивают бури и штормы, страсти. А тишина, константность, покой постепенно перевоплощаются в скуку.

Но как бы ни был скучен роман, состоящий из бесконечного повторения одной фразы: «они жили вместе долго и счастливо», кто б отказался, чтобы каждый день был лишь вариацией на тему этих пяти слов?

Кризис тридцати лет

Вот уже год я самоотверженно борюсь с фобией «тридцати лет», охватившей моих подруг, подобно эпидемии.

Страх этот кажется мне фантомным и унизительным. Во-первых, мужчина к тридцати годам только достигает расцвета. (Чем мы хуже?) При этом выглядит он зачастую значительно старше дам-ровесниц. (То, что женщины стареют раньше, – пережиток прошлого, давно опровергнутый современной косметологией и медициной!) Ну а во-вторых, боязнь юбилеев – лишь обратная сторона столь же необоснованного культа круглых дат и цифр.

Но логика не работает. Как я отметила, «скоро тридцать» начинается аккурат с двадцати шести. Все оставшееся время женщина чувствует себя обреченным «Титаником», на который неумолимо надвигается кошмарный айсберг. Особенно, когда детей у нее нет, мужа тоже, и с карьерой до сих пор не сложилось…

Конечно, если быстренько подтасовать к юбилею поход в загс, рождение ребенка или повышение по службе, кризис можно и перепрыгнуть. (Тем паче, если родится двойня или начальник попадется въедливый, и у вас просто не останется времени забивать голову ерундой.) Но так получается не всегда. Жизнь наплевательски относится к нашим предубеждениям. Она идет своим чередом, не имея ни малейшей склонности приурочивать свои этапы к чьим-то дням рождений.

«Представляешь, я вчера читала книжку. И там написано: «Несмотря на то что ей было двадцать восемь, она ВСЕ ЕЩЕ нравилась мужчинам». Ужас, правда? Я проплакала целый час!» – хнычет по телефону моя подружка Инга. «Невротичка! – злюсь я. – Когда писался этот роман, двадцатилетние считались перестарками! Почитай лучше Агату Кристи. У нее каждая вторая – «молодая женщина тридцати лет».

Если отбросить логику и сосредоточиться на психологии – кризис «тридцати» легко объясним. В жизни, как и в театре, смена амплуа всегда чревата проблемами. Ты привыкла играть роли «юных девушек» и не уверена, что справишься с иными – «зрелых женщин». Ты внезапно понимаешь: пора постепенно менять манеру поведения, стиль одежды, цветовую гамму в косметике. Всю свою жизнь! Да и предложат ли тебе другие роли? Сможешь ли ты доказать свою состоятельность на новом уровне?

Снова звонок: «Я вспомнила – Анне Карениной было всего двадцать шесть! А она уже и замуж вышла, и сына родила, и с Вронским закрутила!..» «Анна Каренина для нас не пример – она плохо кончила», – безапелляционно обрубаю я.

В какой-то момент ты с ужасом сознаешь, что стала старше всех героинь книг твоего детства. Кажется, еще вчера они казались тебе «взрослыми тетеньками», а сегодня они малолетки в сравнении с тобой. Но в отличие от них, переживших кучу страстей и приключений и окончивших свою «романную жизнь» под венцом или под поездом, ты – все еще на положении девушки, ищущей свое место под солнцем.

Эта психологическая проблема неразрывно связана с социальной. За время, минувшее между нашими шестнадцатью и двадцатью шестью, сменилась эпоха, изменились правила, сместились приоритеты. Мы знаем: в Америке дама может преспокойно заниматься профессиональным ростом до тридцати и лишь затем перейти к этапу детей и брака. И общество сочтет ее поведение естественным, а гинеколог не обзовет «старой роженицей». Но мы живем не там, а тут, где на барышню, разменявшую «четвертак», уже косятся с сомнением: «Кто она? Неудачница? Или старая дева?» Мы требуем от себя карьерных успехов по западным стандартам, оставаясь в душе советскими девочками. И наши сформированные в юности принципы орут в унисон со сформировавшими их мамами: «Быстро замуж и рожай!», в то время как новое, европейское «Я» возмущенно требует: «Работай! Работай!»

И вот ты стоишь на распутье, как семирукий Шива, растерянно разведя всеми своими многочисленными руками. Ни в любви, ни в работе нет никаких однозначных результатов. За что хвататься? Куда бежать? К начальнику? (Надо выбить новый проект!) Или к личному брокеру? (Пора обзавестись собственной квартирой!) На улицу, искать первого встречного, или в магазин за норковой шубой? (Стыдно же до сих пор ходить в куртке, как девчонка!)

А может, бежать уже поздно? Ведь тебе скоро тридцать!

«Уже поздно» – один из самых опасных рецидивов, которым нередко осложняется кризис «тридцати». «Мне поздно начинать карьеру в другой стране, – убежденно заявляет моя вторая подруга – певица, которой на днях исполнилось двадцать семь. – Я слишком старая!» «Да, брак не удался, – безнадежно вторит ей все та же Инга. – Но теперь поздно уходить от мужа. Мне двадцать девять, боюсь, я больше неспособна понравиться ни одному мужчине. Мне кажется, жизнь кончена и впереди уже не будет ничего… Лучше просто застрелиться!»

Естественно, стреляться она не собирается, но сам образ крайне точно отображает ту самоубийственную покорность обстоятельствам, когда женщина внезапно останавливается и словно бы впадает в спячку, пассивно принимая факт: «Как бы там ни было, лучше уже не будет – мое время безвозвратно ушло!»

Что ж, если вопрос стоит столь кардинально, предлагаю нехитрый вариант – великоразумно обмануть саму себя. Например, заплатить несколько сотен баксов и выправить год рождения в паспорте. С точки зрения психологического самовнушения результат просто изумительный. Каждая женщина обладает таким врожденным талантом верить в собственную ложь, что через месяц не только сживется с юным возрастом, но и волшебным образом помолодеет ровно на то количество лет, сколько она себе «скостила».

Впрочем, лично я избрала другой способ, не менее продуктивный. Осознав, что заразная фобия окружающих постепенно подтачивает мое самообладание, решила использовать ее в корыстных целях. И составила увесистый список подвигов, которые должна свершить до судного дня рождения. Метод оказался крайне действенным. Ужас «Скоро тридцать!» помог расправиться с, казалось бы, неизлечимой ленью и привычкой откладывать жизнь на завтра, аккумулировать свои силы и рвануть вперед великолепным аллюром.

А в промежутках между свершением славных дел смеяться над порабощенным страхом!

Поскольку я абсолютно убеждена: в тридцать лет женщина только ступает на исходную точку будущего зенита. Лишь достигает полноцветия! Она все так же молода и прекрасна, но уже умеет выигрышно подчеркнуть свою красоту. Все так же полна энергии, но теперь точно знает правила игры. Все так же готова к любви, но вполне способна совместить ее с трезвым расчетом.

Потому-то большинство овеянных звездной славой дам были признаны умницами и красавицами именно в районе тридцати. В то время как вся их молодость была растрачена на неудачные романы и пробы пера, на то, чтобы изо всех сил карабкаться вверх, пробивая встречные стены лбом.

В двадцать восемь Таисия Повалий только начала свою карьеру. Любовь Орлова только встретила Александрова, который предложил ей первую звездную роль в фильме «Веселые ребята». А знаете, сколько было красавице Шерон Стоун, когда, сыграв в «Основном инстинкте», она стала секс-символом мира? Тридцать четыре! И до этого – ни одной серьезной работы, ни дома, ни денег, ни счастья в личной жизни…

Ну а теперь представьте комическую картину: тридцатилетняя Шерон мечется по квартире, в отчаянии заламывая руки и причитая: «Я старая! Моя жизнь кончена! Я больше неспособна понравиться ни одному мужчине! Мое время безвозвратно ушло!»

Представили?

Так вот, вы выглядите точно так же.