Текст книги "По волнам жизни. Том 2"

7. Черные дни

Погром

К началу октября ржевский гарнизон являлся не чем иным, как разнузданной бандой. Власть из рук начальника гарнизона фактически выскользнула. Властью был комитет гарнизона, который возглавлялся большевиком – унтер-офицером Алексеевым.

Нарастало тревожное настроение в связи с вопросом о ржевском винном складе. Это был громадный склад, обслуживавший большой район. Сейчас же наличие склада играло роль порохового погреба, вот-вот могущего взорваться и в связи с этим натворить бед. Что-то надо было предпринять, но что? Вывезти хранившиеся в нем запасы водки и спирта можно было не менее, как на четырех грузовых поездах. Но вывозить нельзя было и рискнуть. Тронуть запасы водки не позволили бы жадно следившие за складом водки, как за своим завоеванным добром, многие тысячи солдатских глаз.

Некоторую тревогу вселял и местный пивоваренный завод. Он был, впрочем, небольшой и охранялся военным караулом.

Охранялся и водочный склад, но для этой цели поочередно командировалась целая рота. Охрана была для очередной роты бенефисом. Быстро установился такой порядок, что дежурившая рота пила и на дежурстве и уносила при смене водку. С этим, как с неизбежным злом, акцизная власть поневоле мирилась, потому что, напиваясь сама, караульная рота не позволяла расхищать водку другим. А толпы жаждавших напиться солдат уже каждый день осаждали с улицы склад. Но дежурившая рота пока охраняла неписаную привилегию караула.

– Отчего бы вам не выпустить водку в канаву, что ли? – спрашиваю акцизного надзирателя.

– Невозможно! Ведь сколько же времени придется лить! А пока перебьешь всю посуду, соберутся толпы и перепьются.

Хмурый осенний день. Толпа солдат, окружившая жадной толпой пивной завод, вдруг набросилась на караул. Этот последний был смят, – а может быть, и сам охотно дал себя оттеснить.

Пивной завод доступен всем солдатам. Массы солдат хлынули, при радостной вести, отовсюду. Гомерическое пьянство. Гарнизон быстро перепился. Пьяные плохо удерживали равновесие, иные сваливались в чаны с пивом. Не беда, вновь подходящие не брезгуют черпать пиво из чанов, из которых торчат трупы утонувших[46]46
  Пивной склад Я. И. Клейна в Ржеве был разгромлен 28 сентября 1917 г., после чего начался трехдневный грабеж винного склада (см.: Беспорядки в Ржеве // Трудовая мысль (Ржев). 1917. № 20–22. 1, 3, 4 окт.).


[Закрыть].

Город наполнился толпами перепившихся христолюбивых воинов. Как магнит влек к себе эти толпы винный склад. Пивной завод – мелочь! А вот винный склад…

Положение становилось угрожающим.

К вечеру созвали экстренное совещание начальников разных ведомств. Председательствовал уездный комиссар временного правительства, член Государственной думы Крамарев, бывший раньше уездным предводителем дворянства. Милый был он человек, мягкий, деликатный, но ни в какой мере не соответствовал моменту.

На совещании всеми признается нависшая серьезная опасность. Никто не думает, что катастрофы можно было бы избежать.

Взоры направлены на начальника гарнизона. Но генерал Голынец держит себя и кисло и нерешительно. Говорит, что на самом деле вся власть у комитета:

– Комитет возглавляет унтер-офицер Алексеев. Это очень почтенный человек.

От ответа на вопрос:

– Что же предпримет военная власть? Будет ли дан отпор, в случае нападения на склад? –

Голынец старается увильнуть. Он или трусит сам, или действительно ни в чем не уверен.

Храбрее держит себя начальник недавно прибывшего с фронта во Ржев артиллерийского дивизиона. Это – тяжелая артиллерия особого назначения. Он решительно высказывает намерение сопротивляться.

Тогда я потребовал немедленного назначения военной охраны для банка. Генерал Голынец замялся, но начальник артиллерии предложил мне своих людей. Я охотно и с благодарностью согласился: артиллеристы были наименее развращенной в гарнизоне воинской частью.

На собрании поговорили, поговорили… Ни к чему не пришли, ни на каких мерах не остановились.

Возвращаюсь в банк – принимать необходимые меры осторожности.

Очень скоро является команда артиллеристов. Во главе – молодой штабс-капитан Сергей Сергеевич Николаев, бывший студент петербургского Технологического института.

И вдруг, с молниеносной быстротой, распространяется известие:

– Караульная рота на винном складе сдала перед осаждавшими! Склад уже во власти солдат!

Мы с Николаевым подготовляем оборону. Подъезжает верхом артиллерийский подполковник. Проверяет принятые меры.

– Не поставить ли у вас пулемет?

Я поддерживаю эту мысль. Но подполковник заколебался.

– Пожалуй, зря пропадет пулемет… Против солдат никто из артиллеристов стрелять не станет.

– Никак нет, будем!

– Но кто же?

– Я, господин полковник! – взял под козырек Николаев.

Подполковник пообещал прислать пулемет, но не прислал.

Поднимаюсь в служебный кабинет, велю созвать всех низших служащих.

Собрались.

Указываю им на происходящее в городе и на возникшую для банка опасность. Теперь все ложится на них, на охрану:

– Никогда еще в Государственном банке не бывало такого срама, чтобы честные банковые служащие, которым поручено охранять достояние народа, сами попользовались награбленным! Ничего нет зазорного в том, чтобы в подобающее время и выпить. Но для нас будет стыдом, позором, если кто-либо попользуется краденой водкой.

Просил их поддержать нашу честь и воздержаться от соблазна – не пить все то время, пока в городе происходит пьяный погром. А когда все утихнет, – в добрый час!

– Обещаете ли вы мне это?

– Так точно!

– Обещаем, господин управляющий!

В подавляющем большинстве они, особенно солдаты, честно исполнили свое обещание. Не сдержались только двое: наш электротехник да один из грубых мужиков – ржевских банковых сторожей.

Кошмар

Ночью начался кошмар.

Дорога к винному складу от князь-дмитриевской стороны, где помещалась в бараках большая часть гарнизона, шла мимо нашего банка, как раз под окнами моей квартиры.

Потекли две солдатские реки. Одна – от казарм к складу; другая, нагруженная награбленной водкой, – обратно в казармы.

Около полуночи телефонирую Крамареву.

– Он уже лег.

– Пожалуйста, побеспокойте все же его, попросите к телефону.

– Алло! Это вы, Всеволод Викторович?

– Это я! Простите, что поднял вас с постели. Сами понимаете, как серьезно положение. Что же вы думаете предпринять дальше? Ведь скверно…

– Скверно? А что такое?

– Да со складом же!

– Разве что-нибудь случилось?

– Да вы что же, разве не знаете? Ведь уже несколько часов идет погром.

– Что вы? Да неужели? А мне никто ничего не сказал…

Разговаривать дальше было бесполезно. Хорошие же порядки у новой власти. Да и что может сделать старшее начальство, если подчиненные считают излишним даже осведомить его о погроме.

Спускаюсь в семью, вырабатываем план действий на случай нападения. Ворота и вход в банк на солидном запоре и охраняются и нашим, и военным караулом. Нападение пьяных может произойти только через окна моей квартиры, занимающей весь нижний этаж. И оно произойдет, вероятно, в мое отсутствие. Сговорились, что жена, по тревоге, наденет простонародное платье, дочь девушка – одежду реалиста, сын – в естественном виде. Выйдут из банка через малозаметную калитку в глухой части двора, в поле. А там – что бог даст.

Всю ночь движется непрерывный людской поток. Тридцать тысяч солдат, не смыкая глаз, тащат свою добычу. Сначала несут штофы и более мелкую посуду в руках, заполняют ею карманы. Этого оказывается мало: штофы связывают за горлышки веревкой, и такие гирлянды перевешиваются через плечи до ног. Но и этого мало, уносят ведь и другие, жадность и зависть… Солдаты снимают штаны или кальсоны, связывают внизу. Образующиеся мешки заполняют посудой с водкой. Полуголые, но сгибаясь под тяжестью добычи, тянутся к себе в казармы. Отнесут партию и вновь спешат на грабеж.

Иные, совсем уже пьяные, не выдерживают, сваливаются. Падая с бутылками, разбивают их. Валяются, с голыми ногами, в лужах водки. Встать уже не могут, только барахтаются в загрязнившейся жидкости.

А мимо струится людской поток, не озираются на барахтающихся… Времени нет, надо нести еще и еще…

Изредка проскачет по улице разъезд казаков, они еще крепятся. Выстрелят для острастки в воздух. Грабители, при виде казаков, шарахаются в сторону. Падают на свои бутылки, слышен звон стекла. Но казаков слишком мало, да и действуют они вяло.

Тяжелая ночь, глаз сомкнуть не привелось. Нас, однако, пьяные пока не трогали. Только один солдат запустил пустой бутылкой в окно моей квартиры, выбил стекло.

Начало светать. И в туманном рассвете мерзки были пьяные фигуры, особенно – с голыми ногами и мешками из штанов, с высовывающимися из них горлышками штофов.

И всюду, точно трупы после сражения, пьяные недвижные тела в лужах.

Но только одних солдат… Ни горожан, ни рабочих к складу не подпускают. Водка – добыча только солдат, делиться ею они не желают.

День второй

Рассвело, настал день. Но улучшения не пришло. Казаки, наводившие в начале ночи если не порядок, то страх, – исчезли.

Поток солдат по-прежнему льется мимо банка все тою же непрерывной струей. Бледные, невыспавшиеся пьяные лица. Несут и несут водку, хранящиеся запасы еще далеки от истощения.

Пьяные крики. Возгласы, матерная ругань…

Редко кто из офицеров пытается бороться. Офицер-артиллерист Литвинов геройствует: нападает на солдат, вырывает штофы, бьет их о землю… Солдаты рычат, но руки на офицера еще не подымают. Напрасное геройство!

Хмурые стоят артиллеристы за железной решеткой ворот. Их дразнят проходящие солдаты:

– Товарищи, нате и вам водочки! Попейте!

Держатся сначала артиллеристы. А потом – не выдерживают.

Солдат нашей охраны меня останавливает:

– Господин управляющий, у нас неблагополучно. Артиллеристы стали принимать водку через ворота.

Говорю об этом Николаеву. Он как раз, вместе с пришедшим ему на помощь Литвиновым, спускались к нам на обед.

– Я сейчас, – говорит С. С.

Долго отсутствует. Мы тревожимся. Возвращается, наконец. Ничего не рассказывает, но очень бледен.

После обеда уводит меня в кабинет. Сюда он снес все холодное оружие артиллерийского караула.

Потом банковые служащие рассказали:

Обыскивая своих солдат, Николаев почти у половины из них нашел спрятанные в штанах или за пазухой бутылки. Стал отнимать и разбивать. Момент был тревожный. Как говорили, один из подвыпивших уже артиллеристов чуть было не убил Сергея Сергеевича. Все же ему удалось обезоружить солдат, их оружие было снесено в кабинет.

Вера в артиллерийскую охрану у меня упала.

А в городе положение еще ухудшалось. Перепившиеся солдаты, в поисках закуски, начинают грабить. Стали нападать на гастрономические магазины, иногда на частные дома. Большевицкая агитация идет вовсю. Опять пущена мысль о разграблении после склада и банков.

Настал вечер, а просвета в положении не видно никакого. Ждали воинской помощи из Твери, Москвы или Вязьмы. Помощи нет никакой. Бездействие воинских властей полное.

В банк приходит смена артиллеристов, свежих людей. Я на них более уже не надеюсь. С. С. Николаев добровольно остается в составе нашей охраны.

Вторая ночь… А склад все еще не разграблен до конца. Солдаты все еще тянутся, хотя и поредевшим потоком. Много свалилось… И откуда только у этих еще сил хватает? Ведь почти полтора суток идет уже грабеж склада.

В полночь телефонирую на почтово-телеграфную станцию:

– Передадите ли мою срочную телефонограмму в Москву?

– Передадим.

Диктую:

– Москва. Командующему войсками. Ржев вторые сутки во власти разграбившего винный склад пьяного гарнизона. Помощь свежими войсковыми частями не приходит. Опасаюсь разграбления двух вверенных мне отделений Государственного банка, финансирующих большой участок фронта и тыла. Прошу вашего приказания о безотлагательных мерах к восстановлению порядка.

Мне телефонируют, что телеграмма передана.

Такая же – опять бессонная ночь. Тот же пьяный солдатский разгул по всему городу.

Просвет

Утром радостная весть: только что прибыли высланные в экстренном порядке из Твери – езды два-три часа – казаки и полуэскадрон тверских юнкеров.

Тотчас же отбиты от пьяниц остатки винного склада. Неразграбленные запасы водки и спирта спускаются в канаву.

Картина сразу изменяется. Город по-прежнему полон солдат, но они более не движутся потоками от казарм ко складу, а толпятся на улицах. Появились разъезды молодцеватых, вооруженных до зубов юнкеров. С ненавистью смотрят на них солдаты, ругательства несутся им в спину.

Но, едва разъезд приближается, сотни солдат трусливо разбегаются перед несколькими юнкерами.

Нужно было отправить из банка крупную сумму в разные казначейства и еще большую сумму привезти с почты к нам. Почтово-телеграфная контора боялась, что у нее эти деньги ограбят, и все время телефонировала нам, прося поскорее их забрать. Но и я не рисковал их перевозить, пока город был во власти пьяных банд.

Теперь я протелефонировал командиру прибывшего из Твери отряда, прося прислать для охраны денежного транспорта шесть конных юнкеров.

Через полчаса передо мною уже стоял «старший» – милый юноша, с некрасивым перекошенным носом, но с выражением на лице глубокого сознания своего долга. Невольно им залюбовался, объясняя его задачу.

– Все формальности по перевозке, сдаче и приему денег выполнят наши служащие и наша охрана. Но на случай нападения наших сил недостаточно. Поэтому наружную охрану денежного транспорта в оба конца поручаю вам. Поезжайте. С Богом!

– Слушаю, господин управляющий!

Бойко повернулся по-военному.

Кортеж выехал. На двух линейках, в железных сундуках, везли деньги. В экипажах сидели наши чиновники и вооруженная шашками и револьверами банковая охрана. А вокруг, с винтовками в руках, цепь шести юнкеров на конях. Какой бравый, решительный вид! Эти даром транспорта не сдадут.

Денежный кортеж поехал крупной рысью, рассекая многолюдные толпы пьяных солдат.

С угрюмыми, злыми лицами смотрят они и на «вкусный» транспорт, и на славную скачущую вокруг молодежь. Но только облизываются.

Перевозка денег проходит вполне благополучно.

Задача тверичан скоро была выполнена: склад отбит, спирт и водка в нем – уничтожена. Их увезли обратно.

Офицеры

Однако положение в городе мало изменилось. Водки было награблено так много, что эта «ржевка», как ее прозвали, распространилась по всей округе и даже в соседние губернии. В казармах и в солдатских бараках шло непрерывное пьянство, и ему поддались все ржевские части, даже до того крепившиеся казаки и артиллеристы.

Большое испытывалось затруднение. Без военной охраны мы продержаться не могли, но артиллерийской охране больше я не доверял, а солдатам гарнизона – тем более. Пример, как они охраняли винный склад, был поучителен.

Попросили начальника гарнизона прислать караул только из одних офицеров.

Явилось человек тридцать разных чинов, вооружены винтовками. Расставили часовых и снаружи и даже зачем-то внутри двора. Солдаты дивились этой непривычной для глаза картине. Свободным от караула я предоставил помещение в операционном зале на диванах и стульях.

Сначала все шло по-хорошему. Офицерские команды сменялись одна за другой. Приучил начальников караула являться с предъявлением предписания ко мне, – сначала они считали это излишним, но я объяснил, что никто, лично мне не известный, не может пребывать в банке, когда он закрыт.

Но понемногу распущенность стала проявляться и в офицерской среде. Начал я замечать, что состав офицеров получается все более случайный. Одни уходят с охраны, когда пожелают. Другие приходят на их место не по назначению, а кто захочет… Мне передавали об офицерских разговорах на улице:

– Пойдем, что ли, банк охранять…

– Да чего там делать?

– А там много нас! Весело…

Иногда в операционном зале я видел вдвое больше офицеров, чем их было командировано.

Присмотрелся я внимательно к этим господам. Разный был народ. Одни относились к своей задаче серьезно, как к боевой, обсуждали со мной, какие устраивать сооружения на случай нападения, для лучшей защиты. Другие шли просто, как в клуб.

Но одно стало мне ясным:

Все это – лишь комедия! В случае нападения солдат никакого сопротивления офицеры не окажут, как не окажут его ни банковые солдаты, ни сторожа. Рисковать собою, да еще из‐за казенных денег – никто из них не станет.

Единственное значение этой охраны – психологическое.

А тревожное настроение опять стало нарастать. По ночам город погружался в полную тьму. Отовсюду слышались беспорядочные ружейные выстрелы. Того и гляди, попадешь под шальную пулю.

Отдыхать по ночам опять не приходилось; если и ложился, то одетый, готовый вскочить по первой тревоге.

Несмотря на все меры, водка понемногу просачивалась в банк. Соблазняла дешевизна или даже даровщина. И бывало, что я ночью заставал часового у двери кладовой мирно храпевшим, с ароматом водки вокруг.

Вытащу у спящего шашку, сниму револьвер – он и не чувствует… Раньше за это часовой бы сильно поплатился. Теперь сделаю ему на другой день внушение – и это все! Часовые хорошо понимали, что никаких других мер я принять более не могу.

Так протекла тревожная неделя после разгрома.

Тревога

Засиделся я долго в банке. Уже час ночи. Работа кое-какая была, да и пример охране показывал.

Звонок в телефон:

– Алло! У аппарата управляющий банком.

– Говорит адъютант начальника гарнизона. Генерал приказал вас предупредить, что сейчас поднимается такой-то полк. Направляются громить ваш банк!

Так вот оно… Началось.

Нажимаю кнопку тревожного сигнала. Громкий пронзительный звон рассекает по всему зданию ночную тьму. Просыпаются недовольные люди, одеваются, вооружаются. Велю будить и старших служащих – контролера, кассира.

Собрались – злые, недоспавшие.

– Полковник, примите в командование банковую охрану. Передаю вам власть. Распоряжайтесь!

Старший из офицеров начинает устанавливать посты. Кое-где из скамей и столов спешно поставили баррикады. Весь гарнизон банка – человек пятьдесят.

Пятьдесят… А в резервном полку семь-восемь тысяч солдат. Ясно, что судьба банка предрешена.

Иду будить семью. Ведь нападение будет через нашу квартиру. Жалко поднимать среди ночи… Жена и дочь быстро вскочили. Но сына никак не разбудят. Поднимут, а он сваливается и опять засыпает. Насилу пробудили.

Семья готовится к бегству. Простился с ней. Трудно надеяться, чтобы пришлось увидеться.

Иду назад. Все на местах.

Разносится громкий стук копыт. Что такое?

Прискакал взвод казаков. Послан по тревоге защищать банк.

Казаки выстроились по улице перед банком.

Ждем, вслушиваясь в ночные звуки. Отголоски дальних выстрелов – но так бывает каждую ночь. Развлекаются спьяна.

Всматриваемся в темноту улицы – не видны ли надвигающиеся тени?

Ничего пока не слышно. Время идет медленно. Только час прошел, а кажется, что куда больше.

Хотя бы скорее шли, что ли…

Бьет два часа.

Звонок в телефон:

– Адъютант начальника гарнизона. Ну, что, как у вас? – спрашивает генерал.

– Все готово.

– Начальник гарнизона приказал передать, что это была ложная тревога! Он хотел проверить подготовку к защите банка…

– Уффф…

Слышно цоканье копыт удаляющегося взвода.

Новая охрана

Чем дальше, тем хуже с офицерами. Ими заполняется уже весь банк. Собираются, точно в свой клуб. Со мною перестают считаться. Старшие по караулу более не считают нужным являться, при смене. Да это и бесцельно, они сами сменяются по несколько раз в день.

Стали появляться и карты. В банке это недопустимо, я делаю, однако, вид, что не замечаю. Но чем дальше, тем откровеннее банк обращается в игорный клуб. Это уже невозможный соблазн для наших служащих.

Призываю старшего, какого-то подполковника. Энергично требую прекращения на охране картежной игры.

На один день карты исчезают.

Игра затем снова возобновляется, но так, как будто это скрывается от меня. Что того хуже, позволяется и водка. Некоторые офицеры явно полупьяны.

Еще того хуже – офицеры привели вечером в банк каких-то неизвестных женщин. Раздается визг.

Мое терпение истощилось.

Звоню начальнику гарнизона:

– Прошу ваше превосходительство немедленно удалить весь офицерский караул из банка.

– Что у вас случилось?

– По телефону объяснять не могу. Думаю, что вы и сами догадываетесь.

Пауза.

– Да, я понимаю! Но как же вы будете без охраны?

– Буду защищать банк своими средствами.

Через час в банке не было ни одного офицера.

Было уже поздно. Но на вечерних занятиях сидело немало чиновников.

– Теперь, господа, банк остается безо всякой посторонней охраны! Защищать его, в случае нападения, буду я и те, кто захочет это со мною разделить. Кто не желает – может уйти! Остающихся прошу вооружиться револьверами.

Видны тени поспешно ретирующихся чиновников. Один из первых – Пекарский, контролер по Двинскому отделению.

– Не сердитесь на него! – говорят мне двинские служащие. – У Пекарского нервы слишком мягкие, женские…

Но контролер ржевского отделения А. П. Попов мужественно зачисляется в охрану. То же делает большинство чиновников.

Разбиваемся на очереди. Вооружаемся.

Было уже далеко за полночь. Раздается звонок у входа. Докладывают:

– Пришла военная команда! Прислана начальником гарнизона.

Отношусь подозрительно. Может быть, это – банда солдат грабителей, воспользовавшаяся отсутствием военной охраны.

– Пусть старший придет ко мне с предписанием.

Является молодой офицер. Предъявляет предписание – все в порядке.

Оказывается, только что пришел с фронта ударный батальон Нижегородского полка. Начальник гарнизона их немедленно прислал к нам.

Солдаты – в стальных касках, бодрые, подтянутые, совершенно иного вида, чем наши, ржевские. Да, на этих можно положиться.

Поблагодарил за помощь, отпустил чиновников-волонтеров.

Во главе ударников – молодой офицер с женоподобным лицом. Просил ему отвести для ночлега комнату под женской уборной. Все это вместе вызвало подозрения, не переодетая ли это женщина. Тогда как раз было увлечение формированием женских батальонов, и они участвовали в боях. Фигура у нашего офицера женоподобная, волосы как будто подстрижены.

Долго мы сомневались, но все же, кажется, это был юноша, а не женщина.

С этой охраной можно было вздохнуть спокойнее. Они пробыли у нас несколько дней.

Но город понемногу стал приходить в нормальное состояние. Запасы расхищенной водки частью выпиты, частью распроданы. Военный караул можно было и снять.

Наступило спокойствие. Увы, ненадолго.