Текст книги "Предназначение: освободить Константинополь"

Предложение Бронеславу

Разговор с бывшим воспитанником получится непростым. Еще со времен интерната Пастырь видел потенциал, заложенный в мальчике. Плохо было то, что модель поведения Бронеслава исказило отсутствие любых родственных отношений. С матерью он не общался. Если остальных детей брали на каникулы, праздники, или даже усыновляли, то он провел почти всю жизнь в интернате, за исключением времени, когда сбегал путешествовать. Клуб был для него семьей, он явно старался подражать руководителю группы скалолазов и не стеснялся признаться себе в этом. После интерната парень окончил производственное училище, отслужил в армии и пошел работать на завод. В этом году впервые пришел на историческое занятие. Неспокойный характер и непохожесть на других часто провоцировали его на конфликты с окружающими. Местная милиция взяла парня на заметку и похоже просто ждала случая отправить его в колонию. Осенью, после очередной драки, Пастырь сам выяснял у начальника городского управления внутренних дел причины неправомерных действий его сотрудников. Те заставляли участников потасовки утверждать, что зачинщиком конфликта был только Бронеслав. Пришлось даже грозить местному милиционеру неприятностями, чтобы не трогали парня, хотя было проще дать взятку.

– Как жизнь Бронеслав?

– Все хорошо, Владимир Алексеевич.

– Что с деньгами?

– Жизнь дала трещину, денег остался последний мешок. Не волнуйтесь за меня, мне дядя Сева начал давать подработку. На заводе с задержкой, но платят.

– Как лекция? Интересная? Раньше ты нас не баловал своим присутствием.

– Скучно было и пришел, а че, нельзя?

– Приходи в любое время, раз скучно, я всегда рад тебя видеть. Хочешь, могу еще книги хорошие дать, фантастику любишь?

– Если интересная. А так я больше политические детективы люблю или про войну.

– Рекомендую Хайнлайна «Космический десант», два в одном. На заводе как, нравится или так себе?

– Нравится, только мастер сука тупой, придирается.

– Придирается говоришь. Почему? Расскажешь? Может работаешь плохо или сам мастером хочешь стать?

– Впрочем, неважно. Бронеслав, не будем долго ходить вокруг да около, я считаю тебе нужно учиться дальше. У меня появилась возможность устроить тебя в институт.

– Я же уже выучился, на хлеб хватает, зачем еще?

– Ты можешь узнать больше интересного и полезного. Хочешь учиться в Санкт-Петербурге на факультете электроники?

– Нужна мне ваша электроника как зайцу стоп-сигнал, жить на что буду? Да и не хочу я уезжать в Россию.

– Наш завод заключит с тобой контракт и все по учебе оплатит. Форма обучения почти заочная, уезжать будешь не часто, на сессии. Основные лекции будут доступны онлайн, это сейчас модно.

– Помнишь, что выпускал наш обанкротившийся приборостроительный завод? Раньше, в советские времена, он входил в систему Министерства обороны и подчинялся Ленинградскому управлению. Производил электронное оборудование для подводных лодок. Это был секрет, но все в городе знали. Я слышал, что производство скоро вернут, поэтому радиоэлектроника в нашем городе будет перспективной. Специалисты твоего завода будут участвовать в возобновлении производства. Условие твоего счастья простое, с драками завязал, лезут, не лезут, терпи. Конечно, разные ситуации бывают, если убивают тебя или обижают слабого, но постарайся пределов самообороны не превышать. И, конечно, нужно будет хорошо учиться. Договорились?

Что не отнять было у парня так это способности мыслить быстро и здраво.

– Ннууу, спасибо вам, Владимир Алексеевич, я же все понимаю, что вам пришлось просить за меня. И в милиции тогда еще помогли.

– Второй раз предлагать не буду.

– Я согласен.

– Не подведи.

Участие в легальном производстве военного оборудования открывало вход в закрытый клуб поставщиков войны. Компании Ордена уже имели бизнес, связанный с производством и продажей оружия. Но собственный завод позволял существенно усилить свои позиции в этом бизнесе. Этот проект готовился лет десять. Восстановление завода и получение заказа стоило около десяти миллионов долларов США. Выводить деньги из основного консалтингового и посреднического бизнеса было неразумно, поэтому значительная часть средств была взята в кредит, под залог личного имущества членов Совета. Несколько миллионов долларов уже перечислили в Украину. Преимущества такой инвестиции для исполнения Предназначения существенно превышали затраты.

Глава восьмая Отставка

А он, мятежный, просит бури,

Как будто в бурях есть покой!

«Парус», Михаил Лермонтов.

Тяжелый разговор

– Здравия желаю, вызывал? – Крепко сбитый, коротко стриженый мужчина неопределенных лет в форме полковника российской армии обратился к капитану в приемной.

– Сейчас доложу, ждите.

– Пусть заходит, стервец! – заревело из кабинета.

– Полковник Васин по… – договорить Воин не успел.

– Проходи!

Кабинет был солидный и мрачный, под стать находящемуся в нем человеку.

– Расскажи, полковник, что ты творишь! Какая, твою мать, досрочная пенсия! У нас каждый специалист по Востоку на учете, японский городовой. Сейчас сложная политическая ситуация, а ты себе такое позволяешь?

– Российское законодательство предоставило мне такое право, как участнику боевых действий, как проходившему службу в тяжелых условиях, как имеющему… – снова не успел договорить Борис.

– Что!? – зарычал начальник.

– Садись Боря, давай просто поговорим. Объясняй внятно, что случилось? – взял себя в руки и вдруг решил сменить тактику владелец кабинета. – Не поверю я, чтоб боевой офицер, с твоим опытом, знаниями, перспективами, загубил себя на гражданке. Ну, ты куда собрался?

– Ничего не случилось, мне сорок лет, семью не нажил, денег не скопил. Если я хочу, что – то поменять, сейчас то самое время.

– Заработать значит хочешь, а почему же раньше не пришел, не поговорил? Я бы, что-то придумал. У меня для тебя работа интересная всегда найдется.

– Представительство ООН предложило мне должность главного советника специального комитета на Ближнем востоке, ранг P-5, годовой оклад от 100 тысяч долларов плюс компенсации.

– Вот ты значит какой! Тысячи долларов ему платят! А кто твою мать Родину защищать будет, если все американские деньги пойдут получать?

– Я буду защищать, но сейчас у нас тихо, а там, вы знаете, что там творится. Воюют и еще долго будут воевать.

– А если нам там, будет нужна твоя помощь?

– Я готов! Надеюсь о том, что я не смогу сделать, не попросите. Я сам свяжусь с нашим резидентом в регионе, мне также не помешает некоторое содействие.

– Застоялся значит конь в стойле. Ты хорошенько подумай, могу ведь не выпустить, подписка то еще действует?

– Пять лет с последней тайной операции истекло на прошлой неделе.

– Продумал все значит! Бывает и продлевают, еще лет на пять, самым умным, чтоб за границу не сбежали. Ну оставайся, придумаем, что для тебя сделать.

– Я принял решение…

Решение отправиться на Ближний Восток могло привести к потере друга, исключению из членов Совета Ордена и уже привело к завершению военной карьеры. Но кто определяет, что этот путь хуже пути Пастыря. Он Воин, мужчина, сам принял решение и должен его выполнить. Его выбор борьба, читать лекции не для него.

Судьба Воина

Был еще человек, которого Борис считал необходимым поставить в известность о своем отъезде из страны – его дочь. Воспитанный в интернате, он трепетно относился к факту родства – этого у меня не смогут отнять, мы с ней одной крови, считал он.

В детстве, приезжая на каникулы к тетке, он не хотел замечать неловкость, вызванную своим приездом. Играя с двоюродными братьями, воспитанник интерната выглядел щенком, радостным только от того, что рядом его семья. А сам, невольно напоминал родственникам об отказе взять его к себе после смерти родителей. Глядя на Бориса, тетка вспоминала свою погибшую сестру, мать мальчика. Вспоминала, как не смогла уговорить своего мужа взять ребенка к ним. Вспоминала, что сдала его, двенадцатилетнего в интернат и, что соседи, видя мальчика, осуждают ее. Деньги, заработанные отцом Бориса на Севере, она положила на книжку в Сбербанк. Вырастет парень, придет с армии, решит жениться и будет молодым на хозяйство. Повзрослев, Борис понял, как действуют его приезды на родню и свел их приезды к минимуму. Когда он, в 1990 году, выбрал военную карьеру и остался жить в Российской Советской Социалистической Федеративной Республике, родственники вздохнули с облегчением.

Призвали его в 1988 году. Направили служить на границу, в Таджикскую ССР, охранять Памир. Крепкий парень, альпинист, сирота, идеально подходил для опасной службы в горах. СССР воевал в Афганистане. Для усиления охраны границ создавались Десантно-штурмовые манёвренные группы пограничных войск, подчиненные Комитету государственной безопасности. В такую ДШМБ он и попал, а т.к. группа создавалась для ударов по противнику в труднодоступной горной местности, то и служба его проходила по большей мере там, где и был противник, в Афганистане. Сначала удивлялся Воин службе в горах: «Где тут граница? Бескрайние вершины». Ему казалось, что как будто вчера его, молодого пацана, с ребятами клуба «Византия», водил по Памиру Пастырь. А потом привык к службе. Горы такие же, да только война, в руках автомат. Ценности стали другие, ведь когда приходится убивать, отношение к жизни меняется.

После службы, когда возвращаться было некуда, сам попросил своего командира об одолжении и был рекомендован, а затем зачислен в Московское высшее пограничное командное ордена Октябрьской Революции Краснознаменное училище КГБ СССР им. Моссовета. Позднее училище переименовали в Московский пограничный институт Федеральной службы безопасности Российской Федерации. За время учебы потерял Родину – распался Союз, и Борис вышел уже российским офицером. В Москве встретил симпатичную девушку. Показалось любовь с первого взгляда, женился через полгода знакомства.

После обучения его направили выполнять долг на военный объект с тяжелыми условиями службы, затем на крайний Север. Борис смог стать образцовым военным. Неоднократно поощрялся за отличную службу. Благодаря полученным связям и послужному списку командование согласовало его обучение в Академии внешней разведки. Закончив академию, стал разрабатывать и сам принимал участие в специальных операциях на территории Российской федерации, стран Ближнего востока, Средней Азии и Северной Африки. За мужество и героизм, проявленные при выполнении специальных заданий, неоднократно награждался правительственными наградами.

Жена Ирина бросила Бориса после двенадцати лет брака, из которых совместной жизни еле набралось на пару лет. С удивлением капризного цветка смотрела Ира на будни закрытых гарнизонов, скромных представительств в странах третьего мира, строгих военных объектов. После перевода Воина в Москву она старалась забыть наивность девятнадцатилетней девушки, потерявшей голову от молодого курсанта. Фраза – «говорила мне мама» теперь часто слетала с ее губ. С каждой новой многомесячной командировки его встречала все более чужая, расчетливая женщина. Пока в один момент Борис не узнал, что жена чужая в полном смысле этого слова, и приняв как должное, переехал в офицерское общежитие.

С непонятной ему злобой она попыталась вычеркнуть его из своей жизни и жизни их дочери Оксаны. Но если за, что и благодарил судьбу Борис, так это за дочь. При ее появлении на свет он увидел в младенце часть себя и вытребовал ей имя Оксана в честь своей матери. Уверенная, гордая девочка, с характером, закаленным буднями военной службы отца, с недоумением смотрела на жизнь матери, решившей наверстать двенадцать потерянных, как ей казалось, лет жизни.

Основные качества человека формируются в детстве. Воспитанная примером Бориса девочка, не приняла новый стиль жизни семьи: кричащих нарядов, стремления к богатству, подбора правильного круга общения. К скрытой радости матери она, выиграв олимпиаду и самостоятельно договорившись об обучении в Ленинградском педагогическом университете, решила уехать. Девушка захотела стать логопедом. Теперь бывшая супруга, почувствовав себя молодой свободной обеспеченной женщиной, готовилась в полной мере вкусить вкус жизни.

Разговор с дочерью

Воин предупредил девочку о своем приезде и попросил прийти утром на их любимое место.

В тихом цветущем весеннем парке было приятно. В Москве Борис мало где любил проводить свободное время. За много лет столица так не стала ему близка. Пусть это жесткий и красивый град, но сила, скрытая в нем за веселой молодежью, показной роскошью, возней политиков с чиновниками, концертами и пробками, была ему непонятна. Проводя восемь месяцев в году в местах, где, чтобы выжить, опасность приходилось чувствовать даже спиной, он привык с настороженностью оценивать любую непонятную силу. Особенно ту, которую он не мог контролировать. Со временем, полковник привык к своим ощущениям и даже стал испытывать симпатию к странному городу, как к живущему по чужим законам непонятному артефакту, в котором его ожидала дочь и пристанище.

Одним из мест, где ему было уютно, стал Екатерининский парк. Возвращаясь в Москву, Борис отпрашивал у Ирины дочь, и они подолгу гуляли, разговаривая и понимая друг друга с полуслова. Вместе им было интересно просто смотреть на озеро или скульптуры, обсуждать играющих в парке теннисистов или футболистов, даже молчать, думая о своем.

Сегодня он пришел намного раньше оговоренной встречи с Оксаной. В спокойствии прекрасного весеннего утра парк в центре Москвы представлялся ему парком на окраине маленького украинского городка, где прошло его детство. Все тоже – аллея, лавочки, стадион, теннисные корты, а в пелене, берег озера отдаленно похож на берег Днепра.

– Привет Пап, мечтаешь? – радостно поприветствовала его дочка.

– Привет солнце, да нам пенсионерам осталось только на лавочках мечтать, да внуков нянчить, про внуков это я пошутил, – строго предупредил Борис.

Но Оксана не обратила внимания на конец фразы, ее отец вдруг назвался, а может стал пенсионером и как-то сразу изменился в ее глазах. Она пристально вглядывалась в его черты пытаясь понять, что изменилась в человеке, еще вчера бывшим в ее воображении самым сильным мужчиной на свете.

– Шутишь, да? – спросила она с надеждой.

– Какие ж тут шутки, списали подчистую, пора подковы сдирать, как коню перед живодерней.

– Со здоровьем плохо, – участливо спросила девушка. – Папка, не переживай, целее будешь без своих командировок, что болит?

– Тут доча такое дело, климат мне не подходит. Сказали доктора, нужно чтоб тепло было, чтоб воздух чистый, пока не поправлюсь. На юг я решил переехать, – объяснение он приготовил заранее, как говорится «хорошая легенда, полдела в шляпе», хотя мысль о шляпе и легенде только, что пришла ему в голову.

– В Крым?

– Еще южнее.

– В Турцию, Египет?

– Вот, что значит дочь отличница, еще в школе, а институты ей уже места предлагают, ну разве не умница. Мне климат Средиземного моря больше всего подходит. Найду где подешевле и поселюсь.

– Пап, а ты точно на пенсии?

– Да точно, точно, документы показать? – улыбнулся Борис.

– Классно тебе, а где жить будешь? Разоришься на отелях.

– Да, имею я право после двадцати лет безупречной службы отдохнуть пару лет, пенсия то у меня теперь о-го-го. Я решил так, остаток ипотеки закрыл, вижу не пригодилось мне жилье в Москве. Оксанчик, присмотри за моей квартирой, сдай ее если хочешь. Ты же у меня теперь взрослая и деньги будут тебе на жизнь, а там, в Ленинграде, снимешь себе что-нибудь.

– В Петербурге, Пап. Не, я сначала в общагу, а потом, если, что, то тогда конечно. Спасибо, Па.

– Если будут проблемы – сразу пиши, почту мою надеюсь помнишь, я как устроюсь куплю местный номер и позвоню, хорошо?

– Так точно товарищ полковник, разрешите идти?

– Вот те здрасьте, а погулять?

– Папа! Вообще-то я еще в школе учусь, ты забыл? Мне на уроки бежать нужно, а то опоздаю.

– Эх, никому пенсионеры не нужны. Нам старикам торопиться некуда, пойду, погуляю.

– Не вздумай хандрить, ты у меня самый лучший папка на свете.

Прогуливаясь парком Борис сбросил вид пенсионера, разыгранного при дочери. И начал напевать про себя «Прощайте скалистые горы».

– Нам холостым еще жить тай жить. Мы еще повоюем. Пусть Пастырь лекции читает, – решил, улыбаясь себе, мужчина, уже на вид лет тридцати пяти, оглядевшись вокруг.

– А вы знаете чем знаменита скамейка, на которой вы сидите? – весело сказал тот же спортивный молодой человек, обратившись к симпатичной девушке с журналом. Борис вдруг захотел почувствовать себя беззаботным парнем, а может просто весна.

– Бабник, – услышав его, решила проходящая рядом женщина.

– Времени до отъезда еще достаточно, – подумал Борис.

Неизвестно, что подумала девушка, но вслух она произнесла: «Расскажете?».

Глава девятая Друзья императора

Канцлер, князь Виктор Кочубей

Войска союзников наказали властолюбца в «Битве народов», российские войска триумфально вошли в Париж. Но Наполеон изменил ход истории и на десятки лет откинул выполнение православными Предназначения об освобождении Константинополя.

В 1828 году сорок лет минуло с тех пор, как рассказал канцлер, князь Александр Безбородко, своему племяннику Виктору Кочубею, о заветах их предка. И уж тридцать лет как передал ему одобренный императрицей Екатериной Великой план восстановления Византийской империи. Надеялся светлейший князь, что вырастил себе из племянника достойную замену.

Был Виктор Кочубей казацкого рода, жил под Полтавой, мать сильно болела, и влиятельный дядя решил забрать его к себе в Петербург, под личное покровительство. Начал уму – разуму учить с самых юных лет. Для начала, обучил в частном пансионе и записал в элитный Лейб-гвардии Преображенский Его Величества полк. Затем, отправил набираться знаний и опыта в Женеву, Лондон и Стокгольм. Воспитателями назначил лучших людей государевых, чего только известный дипломат Андрей Италинский стоит. Даже вступил в спор с Екатериной Великой и согласовал назначение своего неопытного племянника на ответственный пост, послом в Константинополь. А для уверенности в будущей карьере воспитанника, подружил его с молодым наследником престола, будущим императором Александром I.

И что? В 1828 году Кочубею уже шестьдесят лет, а что достигнуто? Только положение и богатство, графское достоинство. Виктор руководил министерством внутренних дел, получил должность Вице – канцлера, стал председателем в могущественном тайном комитете при императоре, Госсовете и Кабинете министров, имел одно из величайших состояний мира того времени и все! Как мало всего этого по сравнению с освобождением Константинополя. А сколько утраченных возможностей. Может не зря его англофилом называли, может не нашел либерал себя при российском дворе. Ему императоры на выбор уж какие только должности не предлагали, а все не по нему. При огромном состоянии проще быть меценатом, это приятно, особенно в родной Полтавской губернии.

Вспоминал ли граф Кочубей наставления дяди, про независимость народов православных, про свободный Константинополь. А может вспоминал да думал – да зачем все это, уже враг не похищает по степи народ русский, не тянет шляхта жилы последние из Малороссии. А про Царьград, душу православия, решил мол, сказки все, казаком простым сочиненные. Пусть даже казак этот, сотник Иван Безбородко, и был его прапрадедом.

Портрет князя Виктора Кочубея. Художник Франсуа Жерар, 1809 год

Да и прошли времена, когда атаман Сирко одним своим словом созывал тысячи вольных людей для борьбы с бусурманами. Казаков, калмыков, донцов, поляков и французов, всех принимал Гетман. Проще все было, враги это те, кто с мечом к нам пришел, те, кто земли наши разоряет, в рабство народ угоняет, села палит, те кто веру свою чужеродную насаждает. Те враги, кто ростовщикам земли с людьми в рабство отдает. Сейчас огромная Российская империя живет по другим законам. И уж тридцать лет как одним из тех, кто писал эти законы, был Виктор Кочубей, племянник канцлера Александра Безбородко.

Вот уж два года как нет в живых императора Александра I. Трон по праву принадлежит Константину I, которому Екатерина II, с целью возвести его на константинопольский престол, дала имя Константин. Вот перст судьбы, кому как не Константину освободить Константинополь. К сожалению, избранных не назначают, избранными становятся, отказался от короны Константин, отдал престол младшему брату – императором стал Николай I.

Мир не стоял на месте, может не зря предки заветы пишут. Не смирились страны православные под Османским игом. Не захотели они судьбу Феодоро, Трапезунда, Константинополя, где только камни помнили о жителях прежних времен. Греция начала борьбу за независимость. Порта отказалась от заключенных ранее соглашений с Россией и запретила русским судам выход в Босфор.

Империи не могут прощать оскорбления, не прощали двести лет назад, не прощают и сейчас. Император Николай I объявил войну Османской империи. Теперь должны говорить пушки. Может вспомнит председатель Госсовета, Комитета министров и особого секретного комитета при императоре, граф Кочубей свой долг, вспомнит об освобождении православных земель, навсегда решит проблему Проливов, убедит теперь императора следовать утвержденному его бабушкой Екатериной II проекту освобождения Константинополя.