Текст книги "28 мгновений весны 1945-го"

Черчилль на протяжении многих лет рассматривал Югославию как сферу интересов Великобритании. Но к концу войны ситуация стала разительно меняться, на Балканах советские интересы проявлялись все явственнее. Позиции СССР подкреплялись наличием мощной партизанской Национально-освободительной армии во главе с Иосипом Броз Тито, насчитывавшей 300 тысяч человек. Еще в ноябре 1943 года Антифашистское вече народного освобождения Югославии провозгласило себя верховным органом власти, запретило жившему под крылом Черчилля в Лондоне юному королю Петру II возвращаться в страну до конца войны и решило определить будущее страны плебисцитом после освобождения от немцев. Тогда же был сформирован Национальный комитет освобождения Югославии во главе с Тито – с функциями временного правительства. Советский Союз дал добро на формирование на своей территории югославских воинских частей.

Весной 1944 года в Москву прибыл руководитель югославской военной миссии НКОЮ генерал-лейтенант Терзич. Его сопровождал и генерал Джилас, коммунист, который в будущем стает ярым антисоветчиком.

19 мая Джиласа принял Сталин, который сразу перешел к отношениям с королевским югославским правительством в эмиграции, спросив Молотова:

– А не сумели бы мы как-нибудь надуть англичан, чтобы они признали Тито – единственного, кто фактически борется против немцев?

Молотов усмехнулся:

– Нет, это невозможно, они полностью разбираются в отношениях, создавшихся в Югославии.

Джиласа «привел в восторг этот непосредственный обнаженный подход, которого я не встречал в советских учреждениях, тем более в советской пропаганде. Я почувствовал себя на своем месте, больше того – рядом с человеком, который относится к реальности так же, как и я, не маскируя ее».

Черчилль вел с Молотовым интенсивную переписку по югославским делам, в которой центральным было желание Лондона примирить Петра II и Тито. Молотов отговаривал от вовлечения короля во внутриюгославский процесс. Король и сам не оставлял попыток наладить отношения с Москвой.

Джилас запомнил, как в ночь накануне высадки союзников в Нормандии он ужинал со Сталиным на Ближней даче. «Сущность его мыслей состояла, с одной стороны, в том, что не надо “пугать” англичан, – под этим он подразумевал, что следует избегать всего, вызывающего у них тревогу в связи с тем, что в Югославии революция и к власти придут коммунисты.

– Зачем вам красные пятиконечные звезды на шапках? Не форма важна, а результаты, а вы – красные звезды! Ей-богу, звезды не нужны! – сердился Сталин…

– А вы, может быть, думаете, что мы, если мы союзники англичан, забыли, кто они и кто Черчилль? У них нет большей радости, чтобы нагадить своим союзникам, – и в Первой мировой войне они постоянно подводили и русских, и французов. А Черчилль? Черчилль, он такой, что, если не побережешься, он у тебя копейку из кармана утянет. Да, копейку из кармана!.. А Рузвельт? Рузвельт не такой – он засовывает руку только за кусками покрупнее».

На карте «Сталин провел рукой по Советскому Союзу и воскликнул, продолжая свои высказывания по поводу британцев и американцев:

– Никогда они не смирятся с тем, чтобы такое пространство было красным – никогда, никогда!»

В эти дни немецкой разведке удалось вычислить местонахождение штаба Тито в боснийском местечке Дрвар, где его попытались захватить. Но в ночь на 4 июня Тито удалось спастись на советском самолете, который доставил его в Бари. Оттуда англичане переправили его на остров Вис в Адриатическом море. Там Черчиллю удалось организовать 16 июня подписание соглашения между Тито и главой эмигрантского правительства Шубашичем.

Москва проводила в отношении Югославии осторожную политику. Обращения Тито о встрече в Кремле оставались без ответа.

Когда Красная армия через Румынию и Болгарию нахлынула на границу Югославии, Тито тайно сбежал с острова Вис. 21 сентября – в роскошной, шитой золотом шинели от итальянских кутюрье – он вступил на московскую землю. Незадолго до этого был опубликован указ о награждении Тито орденом Суворова. «Во время этой первой встречи со Сталиным царила довольно напряженная обстановка, – писал Тито. – Мы, так или иначе, спорили по всем вопросам, которые обсуждали… Сталин начал меня убеждать, что надо вернуть на престол короля Петра. Мне кровь ударила в голову: как он нам может советовать это! Я взял себя в руки и ответил ему, что это невозможно, что у нас народ взбунтовался бы, что в Югославии король является олицетворением предательства…»

Тито просил, чтобы советские войска были введены в те районы Восточной Сербии, где действовали его боевые отряды. Чтобы не осложнять и без того непростое положение Тито, вход советских войск в Югославию был представлен как инициатива исключительно советского военного командования. На что югославская сторона соглашалась при условии, что «на территории расположения частей Красной армии будет действовать гражданская администрация НКОЮ». Прямо из Москвы Тито направился в штаб 3-го Украинского фронта маршала Толбухина в Крайову, где готовился план Белградской операции. В ночь на 29 сентября 1944 года советские войска из Болгарии вступили на югославскую территорию.

Вся тщательно выстроенная англичанами система влияния на Балканах шла прахом. Черчилль пытался форсировать встречу на высшем уровне. Помощник Рузвельта Роберт Шервуд писал: «Вопрос о контроле над Юго-Восточной Европой приобрел особую актуальность, и Черчилль был так обеспокоен этим, что считал необходимым созыв нового совещания Большой тройки без всяких отлагательств. Рузвельт, конечно, не мог предпринять длительную поездку в разгар политической кампании, но Черчилль занял неуязвимую позицию, утверждая, что продвигающиеся русские армии не станут ждать, пока будут получены результаты голосования из Мичигана, Южной Дакоты и Орегона. Он предложил, чтобы он и Иден выехали вместе в Москву и попытались договориться со Сталиным о разделении “сфер влияния” на Балканах».

Результатом стал и визит Черчилля в Москву в октябре 1944 года, и известная нам «процентная сделка», по которой советские и британские интересы в Югославии были определены как 50:50. Но дальше этот баланс явно начал смещаться в сторону СССР, а ялтинские договоренности только помогли Москве укрепить свои позиции в Югославии.

Сталин 13 декабря 1944 года писал Тито: «Первое. Мы готовы снабдить Вас вооружением как трофейным, так и русским, но мы не можем осуществлять снабжение Вашей армии в порядке неожиданных заявок, без заранее составленного плана… Второе. Вам нужно также сговориться насчет плана организации сухопутных вооруженных сил Югославии, насчет количества дивизий, насчет количества офицерских кадров, способных управлять этими дивизиями. Третье. Нужно также сговориться насчет русских инструкторов для югославской армии, насчет их прав и обязанностей».

По решению ГКО от 10 февраля 1945 года СССР начал передачу НОАЮ советского и трофейного оружия, которого оказалось достаточно для вооружения 20 пехотных дивизий, нескольких полков связи, инженерных и автомобильных частей.

Тито 7 марта сформировал Временное народное правительство Демократической Федеративной Югославии, Тито стал премьером и министром обороны, Шубашич – министром иностранных дел, вице-премьерами были назначены от НКОЮ – Кардель, а от эмигрантского правительства – лидер Демократической партии Грол. Правительство было тогда же признано Большой тройкой. Но Запад не устраивало, что НКОЮ получил 22 портфеля из 28. Кремль, напротив, призывал Тито действовать жестче, критикуя за уступки при формировании правительства. Молотов назвал первую правительственную декларацию «бледной».

Свой первый официальный визит в новом качестве Тито 5 апреля нанес в Москву в компании Шубашича, министра по делам Черногории Джиласа и других. Сталин принял Тито уже на следующий день, а Молотов провел переговоры с Шубашичем. 11 апреля Молотов и Тито подписали в Кремле Договор о дружбе, взаимной помощи и послевоенном сотрудничестве.

Шубашич вскоре убыл на конференцию в Сан-Франциско, а Тито оставался в Москве, где Сталин дважды приглашал его к себе на дачу вместе с коллегами, представлявшими компартию. Джилас запомнил, что Сталин при встрече сказал, что предпочитает называть Тито товарищем, а не господином, но при этом заявил:

– Нет, у вас не советская власть – у вас нечто среднее между Францией де Голля и Советским Союзом.

А потом добавил:

– Если славяне будут объединены и солидарны – никто в будущем пальцем не шевельнет. Пальцем не шевельнет!

Черчилля такое положение дел явно не устраивало. Отсюда и послание Идену от 18 апреля.

На Западном фронте американские войска в тот день закончили сражение с германскими соединениями, оборонявшими Рур. В плену окажется 21 дивизия – 325 тысяч немцев, в том числе 30 генералов.

Среди них не было Вальтера Моделя. Генерал-фельдмаршал предпочтет застрелиться – в лесу под Дуйсбургом…

В Италии главный удар союзных войск был направлен на Болонью, началось сражение за Арджентский проход – к востоку от этого города. Британская 8-я армия прорвала немецкую оборону. Тяжелая артиллерия Польского корпуса подошла настолько близко к Болонье, что могла доставать германские оборонительные позиции в ее предместьях.

Успехи на Западном и Итальянском фронтах подталкивали западных политиков к все новым смелым решениям. Неугомонный Черчилль добивался теперь ужесточения позиции Соединенных Штатов по еще одному немаловажному вопросу и писал Трумэну: «Ваши армии, а вслед за тем и наши вскоре могут войти в соприкосновение с советскими войсками… Оккупационная зона, согласованная мною с президентом Рузвельтом… должна быть оккупирована в определенный промежуток времени после дня победы в Европе, и мы должны будем с достоинством отойти с гораздо большей территории, завоеванной союзными войсками благодаря их мужеству и энергии… Я вполне готов придерживаться оккупационных зон, но я не хочу, чтобы в каком-либо пункте местный русский генерал грубо требовал быстрейшего отхода наших союзных войск или Ваших американских войск. Это следует предусмотреть, заключив соглашение между правительствами, чтобы дать Эйзенхауэру возможность урегулировать вопросы на месте удобным для него способом.

Оккупационные зоны были определены несколько поспешно в Квебеке в сентябре 1944 года, когда никто еще не предвидел, что армии генерала Эйзенхауэра зайдут так далеко в глубь Германии».

То, что они определялись еще и в Ялте, Черчилль не вспомнил.

Аппетит приходит во время еды…

Днем Берлин сильно бомбили.

К вечеру бомбежка стихла, и Гитлер предложил ожидавшему в бункере Вольфу выйти на воздух. Фюреру принесли шинель, появились Кальтенбруннер и Фегелейн. В воздухе стоял запах гари. Здание Рейхсканцелярии было сильно повреждено, большая часть окружавшего ее парка – перепахана бомбами, но на террасе еще сохранилась вполне пригодная для прогулок дорожка.

Гитлер делился планами на будущее:

– Скоро, без сомнения, русские и англо-американцы встретятся где-то на этих открытых пространствах. И если я хоть сколько-нибудь знаю русских, они никогда не остановятся на линии, согласованной в Ялте. А американцы – ни при каких обстоятельствах – не смогут с этим примириться. Поэтому они будут вынуждены отодвинуть русских назад силой оружия.

Гитлер остановился и уставился на Вольфа пронзительным взглядом.

– И это будет момент, с которого я буду участвовать в окончательной войне – на одной стороне или на другой. Я способен держаться в Берлине против Востока и Запада по крайней мере шесть, может быть, даже восемь недель. Поэтому и вы обязаны столько же держаться в Италии. За это время произойдет конфликт между западными союзниками и Россией, а тогда я решу, на чьей стороне мне выступить.

– Мой фюрер, есть ясность в том, чью сторону вы примете в таком конфликте? – поинтересовался Вольф.

Гитлер посмотрел на него, немного подумал и ответил:

– Я приму решение в пользу той стороны, которая предложит мне больше. Или той, которая первой установит со мной контакт.

– У врагов ошеломляющая мощь, а Германия ежедневно несет большие потери…

– Это вообще не имеет никакого значения, – заявил Гитлер. – Человек, который обязан принять окончательное решение, не должен допускать, чтобы на него влияли страдания и ужасы, которые война приносит отдельным людям на фронте и в тылу. Возвращайтесь в Италию. Поддерживайте свои контакты с американцами, но проследите за тем, чтобы получить лучшие условия.

Вольф не просто спасся. Он теперь мог продолжить свои сепаратные переговоры чуть ли не на законном основании. В сумерках Вольф вылетел в Мюнхен, а на рассвете следующего дня – из Мюнхена в Бергамо в Северной Италии. Оттуда на машине доехал до своего штаба в Фазано, где тут же потребовал шампанского и поднял бокал:

– За то, что моя голова еще на плечах.

Мгновение 8
19 апреля. Четверг

Рассерженная Франция

Войска 1-го Украинского фронта Конева 19 апреля только ускоряли темпы своего наступления на Берлин. 3-я гвардейская танковая армия Рыбалко в этот день продвинулась с боями на 30–35 км. 4-я гвардейская танковая армия Лелюшенко наступала еще стремительнее, продвинувшись к вечеру на 50 км. 13-я армия Пухова, обеспечив ввод в прорыв танковых армий, успешно подтягивалась вслед за ними. «В течение 19 апреля войска 5-й гвардейской армии закончили прорыв третьей полосы вражеской обороны на рубеже Шпрее и вместе с частями к исходу дня окружили шпрембергскую группировку противника», – отмечал Конев.

Жуков краток в изложении событий того дня: «19 апреля, понеся большие потери, немцы не выдержали мощного напора наших танковых и общевойсковых армий и стали отходить на внешний отвод Берлинского района обороны. За эти три дня И. В. Сталин мне не звонил. Не звонил и я ему».

Наступление шло не так хорошо, как хотелось бы. Самойлов написал в дневнике: «Ночевали в полуразрушенном фольварке.

В штарме встретил подполковника Д. На вопрос, как идут дела, он развел руками и сделал мину, из которой следовало, что дела идут неблестяще.

– Но продвигаются?

– Продвигаются. Но это не то что на Висле.

– Говорят, две танковые армии подошли.

– Подошли, – неохотно сказал он. – Мешают переправе. Там все время пробки. И местность здесь – озера. Вот когда их пройдут…

Ночью не умолкает грохот колоссальной машины боя. Бой мне представляется огромной машиной убийства. Это чудится сквозь сон».

Английские войска 19 апреля вышли на Эльбу в районе Данненберга, где остановились, ограничившись лишь очищением района между устьем Эльбы и устьем Везера от отступивших туда остатков немецких частей. В то же время 1-я канадская армия частью сил и во взаимодействии со 2-й армией овладела районом между реками Везер и Эмс до побережья, а также Северной Голландией и, кроме того, окружила 25-ю немецкую армию в Западной Голландии.

Еще быстрее англичан, преодолевавших на своем пути местами упорное сопротивление, после разгрома немецкой группировки в Руре шли американские 1-я и 9-я армии. Однако, когда они попытались захватить плацдармы на восточном берегу Эльбы, обе неожиданно натолкнулись на сильную немецкую оборону. Это была разворачивавшаяся 12-я армия Венка.

Обратим внимание на сражение, которое, может, и не сыграло большой роли в истории Второй мировой войны. Но было важным для одной из ее участниц – Франции.

19 апреля 1-я французская армия генерала Жана де Тассиньи брала Штутгарт. Командир 2-го корпуса генерал Жозеф де Монсабер повел на город с пфорцгеймского и фройденштадтского плацдармов 3-ю североафриканскую дивизию Гийома, 2-ю марокканскую Линареса, а также 1-ю и 5-ю танковые дивизии Сюдра и Шлессера.

Глава Временного правительства Французской Республики генерал Шарль де Голль бросил войска, пожалуй, на самую крупную самостоятельную операцию французских вооруженных сил в войне с Германией.

Информация к размышлению

Де Голль, Шарль Андре Жозеф Мари. 54 года. На тот момент беспартийный. Председатель Временного правительства Французской Республики.

Родился в Лилле в патриотичной католической семье. Отец – профессор философии и литературы в школе иезуитов. После года подготовительной учебы в парижском колледже Станислас поступил в Особую военную школу в Сен-Сире. Служил в 33-м пехотном полку под началом полковника Филиппа Петена. Первую мировую войну начал лейтенантом в 5-й армии, был трижды ранен. Раненым попал в плен в сражении под Верденом. В тюрьме Ингольштадт отбывал срок в одной камере с Михаилом Тухачевским. С 1919 года де Голль преподавал в училище императорской гвардии в Варшаве, участвовал на польской стороне в войне с Советской Россией, войсками которой командовал Тухачевский.

В 1921 году женится на Ивонне Вандру, сына называет Филиппом в честь Петена. С 1922 года капитан де Голль преподает в школе Сен-Сир, поступает в Высшую военную школу. Рождаются дочери Элизабет и Анна, страдавшая синдромом Дауна.

В 1932–1936 годах – генеральный секретарь Высшего совета обороны, в 1937–1939 годах – командир танкового полка. Полковник де Голль становится известен как военный теоретик и последовательный критик военной политики французских кабинетов за недостаточное внимание к проблеме укрепления армии перед лицом немецкой опасности. Его книга «На острие шпаги» – фактически учебник по курсу лидерства.

31 августа 1939 года – за день до начала Второй мировой войны – назначен командующим танковыми войсками в Сааре. С 14 мая 1940 года командует 4-й танковой дивизией, временно исполняет обязанности бригадного генерала. С 6 по 16 июня 1940 года – заместитель военного министра Франции. Улетел в Лондон, не желая участвовать в капитуляции. «18 июня 1940 года, отвечая на призыв своей родины, лишенный какой-либо помощи для спасения своей души и чести, де Голль один, никому не известный, должен был взять на себя ответственность за Францию», – напишет он.

Лидер эмигрантской «Свободной Франции». С сентября 1941-го по июнь 1943 года – председатель Французского национального комитета, председатель Совета обороны Французской Республики. В 1943–1944 годах – председатель Французского комитета национального освобождения. С июня 1944 года – глава Временного правительства Франции.

Основатель и первый президент французской Пятой республики.

Парадокс Франции заключался в том, что с момента прихода к власти Гитлера ее правительства, полностью сознавая угрозы от нацизма и его чудовищную природу, побоялись или не захотели сделать ровным счетом ничего, чтобы его сдержать, и все сделали, чтобы его умиротворить.

Когда французский премьер Деладье в 1938 году приехал из Мюнхена, где только что отдал Гитлеру на заклание Чехословакию, он «был встречен восторженной толпой, аплодировавшей ему как человеку, который сохранил мир. Он побледнел, его лицо исказилось.

– Идиоты! – сказал он, оценивая катастрофический характер этой капитуляции». Полагаю, называть «идиотами» людей на улице человеку, который сам же и капитулировал (и еще не раз капитулирует), не стоило.

Полковник Шарль де Голль тогда пророчески замечал: «Французы просто, как скворцы, испускают крики радости, в то время как немецкие войска триумфально входят на территорию государства, которое мы сами же образовали. Оно было нашим союзником. Мы гарантировали его границы, мы привыкаем к унижению и отступлению до такой степени, что это просто становится нашей второй натурой, поэтому и выпьем свою чашу до дна».

Франция вслед за Англией проводила политику «умиротворения» агрессоров в надежде направить их разрушительный потенциал против Советского Союза. И Москва не рассматривалась в Париже как государство, с которым «приличные» страны могут вступать в союзнические отношения. От Деладье, который неоднократно встречался с Гитлером, подписывал с ним соглашения, находился с ним на прямой связи, Сталин так и не дождался ни одного телефонного звонка, ни одной строчки посланий. Французскую военную миссию на военных переговорах в августе 1939 года возглавил не обремененный высокими должностями в армии генерал Жозеф Думенк, не имевший полномочий на подписание соглашения.

После нападения Германии на Польшу Деладье объявил всеобщую мобилизацию, затем и войну Германии. В ночь на 6 сентября французские войска по приказу главнокомандующего Мориса Гамелена перешли границы Германии. Масштабы впечатляли: по фронту 15 миль на глубину 5 миль с захватом десятка покинутых немецких деревень. К 10 сентября французские вооруженные силы закончили развертывание по штатам военного времени и насчитывали около 5 млн человек. Немецкая группа армии «Ц», обеспечившая тыловое прикрытие операций в Польше от англо-французского вмешательства, не превышала 915 тысяч человек, без единого танка. 110 французским и английским дивизиям противостояли 23 второсортные германские, имевшие запас боеприпасов на три дня. Но 12 сентября во французском Абвиле Чемберлен и Деладье пришли к выводу о бесполезности усилий по спасению Польши и приняли конфиденциальное решение не приступать к активным боевым действиям против Германии, а судьбу Польши решить позднее.

Гитлеру не придется снять ни одного солдата с Восточного фронта. Начался отвод французских частей из Германии на исходные позиции. Окончательно они покинут немецкую территорию 3–4 октября.

Зато Франция заняла решительную и непримиримую позицию против СССР во время советско-финской войны. Во многом по инициативе Франции Советский Союз изгнали из Лиги Наций, а 16 декабря Лига приняла резолюцию, призвавшую членов организации оказать помощь Финляндии, что давало правовую основу для подготовки военных действий против СССР. Англия и Франция разработали стратегический план войны с СССР – на севере и на юге. Для отправки в Финляндию уже грузились французские и польские части.

Интервенции помешало советское наступление, сломившее сопротивление Хельсинки. Даже после подписания мирного договора СССР с Финляндией в Париже еще долго не могли успокоиться. Поль Рейно, сменив Деладье на посту премьера, 25 марта 1940 года предлагал английскому правительству предпринять совместные военные меры и в Скандинавии, и на Кавказе, чтобы «парализовать всю экономику СССР». Как справедливо замечал де Голль, во Франции были круги, которые оказались «больше озабочены тем, как нанести удар России – оказанием ли помощи Финляндии, бомбардировкой ли Баку или высадкой в Стамбуле, чем вопросом о том, каким образом справиться с Германией».

«Странная война» закончилась 10 мая 1940 года вступлением немецких войск на территорию Бельгии, Голландии, Люксембурга, а затем – и Франции. Она не смогла себя защитить, хотя, по словам Гудериана, «обладала самой сильной сухопутной армией и самыми крупными бронетанковыми силами в Западной Европе». А оборонительную линию Мажино он характеризовал как «самый прочный укрепленный рубеж в мире». 14 мая немецкие танковые части прорвали линию Мажино. Англо-французские соединения были прижаты к Ла-Маншу в районе Дюнкерка и 31 мая с большими потерями эвакуировались в Великобританию.

Франция капитулировала 22 июня. Спешно сформированное правительство маршала Петена подписало в Компьене акт о капитуляции. В Кремле не было оснований для радости: там никак не рассчитывали на то, что Франция падет столь стремительно и бесславно. Рушилась одна из основных установок Сталина и Молотова – на длительное противостояние двух империалистических блоков.

С поражением не смирился де Голль, заявивший по лондонскому радио:

– Франция воспрянет. Она станет свободной и победит.

Английское правительство 28 июня 1940 года объявило о признании де Голля главой «свободных французов». На территории Великобритании в тот момент находилось 50 тысяч человек, в основном прибывших из Дюнкерка. 1200 из них присоединились к де Голлю. Это стало ядром его организации, выбравшей девизом слова «Честь и Родина», а эмблемой – Лотарингский крест.

Правительство Петена обосновалось в небольшом южном курортном городке Виши. Одним из первых решений де Голль был приговорен к военному разжалованию, конфискации имущества и смертной казни за измену. Север Франции был оккупирован немцами, а экономический и военный потенциал всей страны – поставлен на службу рейха. Токио добился от марионеточного правительства Виши соглашения о размещении японских войск во Французском Южном Индокитае. Это создавало прямую угрозу интересам США и Великобритании в Малайе, Сингапуре, Голландской Индии и на Филиппинах.

Меж тем в Лондон к де Голлю потянулись французы с разных континентов, его стали признавать французские колонии, первыми – Новые Гибриды и Таити, а уже в августе – сентябре – Чад, Конго, Камерун, Убанги-Шари, Полинезия и Новая Каледония. «Свободная Франция» обрела собственную территориальную базу, где, как и в Британии, формировались ее первые военные отряды. Де Голль создал, по сути, альтернативный центр власти в лице «Свободной Франции» и Французского национального комитета.

С начала 1941 года «свободные французы» приняли участие в совместных с англичанами военных действиях против немецкой и итальянской армий в Эритрее, Ливии и Итальянской Сахаре.

Крайне амбициозный человек, де Голль теперь Францией считал себя. Живя в Лондоне в гостинице «Коннот», он оправдывал одно из своих прозвищ – «король в изгнании». Не меньший, чем Черчилль, борец за империю – только Французскую, – он серьезно испортил отношения с британскими властями своими претензиями на Сирию, Ливан и Мадагаскар. Американцы, поддерживавшие дипотношения с правительством Виши, изначально относились к де Голлю без симпатий. Зато в июне 1941 года его как лидера «свободных французов» признал Советский Союза, а де Голль в ответ выразил свое «восхищение непоколебимым сопротивлением русского народа, равно как мужеством и храбростью его армий и полководцев». В самой Франции начало расти движение Сопротивления, в котором наиболее активную роль играли вдохновляемые из СССР коммунисты.

Москва установила прямой контакт с де Голлем в ходе визита Молотова в Лондон в мае 1942 года, что было как нельзя кстати. Незадолго перед этим британское правительство, не поставив в известность де Голля, высадило свои войска на контролируемом правительством Виши Мадагаскаре, в чем его поддержали США. А Вашингтон подписал с Петеном договор об использовании американцами острова Мартиника в Карибском море для военно-морского базирования. Де Голль воспринял эти события как прямое посягательство союзников на французские территории и игнорирование интересов Французского национального комитета.

В Москве это понимали, как и сложность характера генерала и отношений внутри французской эмиграции, что создавало почву для самостоятельной дипломатической игры. Молотов предлагал изначально скептически настроенным к де Голлю советским представителям в Лондоне (послу в Британии Майскому и послу при эмигрантских правительствах Богомолову) «прежде всего считаться с тем, что имя де Голля стало в известном смысле символом борьбы той Франции, которая не хочет мириться с господством гитлеровских захватчиков – угнетателей французского народа. При оценке отношений де Голля с англичанами надо учитывать, что его стремление оградить свою самостоятельность и не находиться в полной зависимости и подчинении у иностранного правительства является, с нашей точки зрения, положительной чертой де Голля».

При личной встрече с генералом Молотов заверил, что хорошо понимает чувства французского народа по отношению к тем территориям, которые принадлежат Франции. Что же касается вопроса о суверенитете французского народа, то советское правительство желало бы видеть этот суверенитет полностью восстановленным и Францию возрожденной во всем ее прежнем величии и блеске.

Де Голль пожаловался на слабость материальной поддержки со стороны англичан, Молотов обещал помочь. Как и рассмотреть предложение генерала «послать в СССР небольшую группу летчиков, чтобы принять хотя бы небольшое участие в той борьбе, которую ведет Красная Армия против Германии». Так появился авиационный полк «Нормандия-Неман». Де Голль весьма позитивно оценил ход переговоров: «“Свободная Франция” должна была толкать американских и английских союзников к скорейшему открытию второго фронта в Европе… Со своей стороны советское правительство соглашалось поддержать в Вашингтоне и Лондоне наши стремления, направленные на восстановление путем вооруженной борьбы единства Франции и империи».

В канун национального праздника 14 июля де Голль переименовывает «Свободную Францию» в «Сражающуюся Францию», которую ждало новое испытание.

В ноябре 1942 года началась высадка англо-американского десанта под командованием Эйзенхауэра в Алжире. Де Голля об этом даже не предупредили. При этом Вашингтон и Лондон – для облегчения хода операции – перетянули на свою сторону видных вишистских командующих – адмирала Франсуа Дарлана и генерала армии Анри Жиро, которые своими приказами остановили сопротивление французских войск правительства Виши. Американцы назначили Дарлана верховным комиссаром Северной Африки. Ответом немцев стала оккупация юга Франции, Корсики и Туниса.

Когда в декабре Дарлана застрелили, на его место американцы посадили Жиро, окружение которого состояло из вишистов. Когда Рузвельт и Черчилль в январе 1943 года встретились в Касабланке, туда был приглашен де Голль, которому было предложено подчиниться Жиро. Де Голлю идея не понравилась.

Приватно Черчилль сказал о нем: «Я взял его маленьким щеночком, но приучить к дому так и не сумел». И размышлял о том, как устранить де Голля с политической арены, назначив, например, губернатором Мадагаскара.

Кремль своих пристрастий не изменял. В постановлении Исполкома Коминтерна от 25 ноября говорилось: «Коммунистическая партия должна согласовывать деятельность уже организованных национальных сил, установить и поддерживать непосредственный контакт с де Голлем». Поддерживал его и созданный в мае 1943 года во Франции Национальный совет Сопротивления во главе с Жаном Муленом.

Запад был настойчив и добился того, чтобы Жиро и де Голль встретились и договорились о создании «нового органа французской власти», который и возник 3 июня 1943 года в лице Французского комитета национального освобождения (ФКНО). Сопредседателями комитета стали Жиро и де Голль. Первого поддерживали англо-американцы, второго – СССР. Молотов 16 июня писал Богомолову: «Мы даем предпочтение де Голлю, так как он является непримиримым к правительству Виши и гитлеровской Германии, тогда как у генерала Жиро отсутствует такая непримиримость».

В 1943 году Москва была готова признать Французский комитет национального освобождения законным правительством даже в одностороннем порядке. Но не стала в итоге обострять отношения с союзниками, дождавшись 26 августа извещения о готовности и Лондона с Вашингтоном признать ФКНО.