Текст книги "Жили люди"

Резолюция по А. Плюте (2.07.31 г.):

«Восстановить, так как дочь учительница и (неразборч. слово) не кулачить».

Воспользовался ли Арсентий Демидович таким подарком со стороны власти? В Успеновке его больше не видели.

Постановление РИКа: «В части раскулачивания Бащенко Василия Исааковича – подтвердить, а семью исключить из списка кулаков. Возвратить ей часть имущества умершего отца Василия Исааковича».

Бащенко Влас Никифорович получил официальную характеристику:

«До революции имел 30 десятин арендной земли. Постоянных 3 и 10 сезонных работников. Кабальный труд. Имел сложный сельхозинвентарь: жатка, культиватор.

После революции 29 га арендной земли и 20 десятин, скрытой от сельхозналога, арендованной у бедноты на кабальных условиях».

Влас Никифорович вступает в колхоз. Сдаёт добровольно имущество, подлежащее обобществлению. Выплачивает хлебопоставку за 1930 год: ржи 5 ц. 52 кг., проса 1 ц. 53 кг. Участвует в колхозном весеннем севе.

На 1931 год комиссия по хлебопоставкам даёт новое твёрдое задание: уплатить 2 ц. хлеба, 2 кг. шерсти, 10 кур.

Сын Михаил иждивенец, жил с отцом. В ноябре 1930 года его взяли в армию.

Служил по адресу: гор. Воронеж, 33, авиапарк. Его семья обложена твёрдым заданием на 1931 год. Михаил обращается за помощью и разъяснением к политкому парка. Потребовалась справка – характеристика на его отца, Власа Никифоровича.

Из Марьевского сельсовета (2.07.31 г.) в воинскую часть прислали ответ за подписью председателя Ушакова, уполномоченного Крутских и представителей бедноты (7 человек). В нём указано, что В.Н.Бащенко до революции имел уже (50)! десятин земли, (25)! сезонных работников…

Влас Никифорович обратился в РИК с ходатайством снять твёрдое задание. Через месяц комиссия ответила: «Отказать. А сына Михаила… отозвать из армии».

Марьевский сельсовет (председ. Сухоруков) сообщил в РИК, что Бащенко Михаил «вычищен из колхоза 25.05.31 года как кулак – арендатор 40 десятин земли. Имел работников. Лишён избирательных прав».

Справка: «Три брата Бащенко Михаила участвовали в гражданской войне. Старший умер в 1922 году. Два других где-то на советской службе.

Бащенко Карп Власович, 1900 г.р., выбыл неизвестно куда».

3.07.31 г. Секретарь Макаров.

Из своего дома Влас Бащенко изгнан. Отобрали корову, трёх овец, хлеб, описали имущество. Часть утвари выставили на продажу или увезли в «Коммуну». Дом разрушен. Кирпич растащили местные и соседних деревень жители. Развалили часовенку.

Влас Никифорович слепил из самана избушку и жил в ней до смерти (лето 1940 г.) Последние жильцы в ней его дочери, Агния и Мария.

Власть определила на перевоспитание и семью Козубов. Глава, Владимир Григорьевич, видимо, уцелел. Успеновцы помнят его перед войной, одиноко проживавшего в землянке. Часто сидел возле своего разрушенного дома. А родные, Александр, Кирилл Владимировичи и внук Владимир Александрович, угодили на спецпоселение.

Прав оказался деверь Дунюшки, Пётр Власович, посоветовавший ей не спешить с покупкой сруба для дома: «Неизвестно, что впереди?». По «наводке» одного местного деятеля (вдова не ответила ему взаимностью) прибыли в её полубедняцкий дом уполномоченные грабители. Забрали единственную лошадь, корову, четырёх овец. Руки Дунюшка не опустила. Стала думать, как жить дальше. И вновь подсказал Пётр Власович:

– Напиши, Дунюшка, письмо Калинину. Объясни, твоя семья трудовая. Наёмный труд не применялся. Раскулачили по ошибке.

Так она и поступила. Пришёл ответ из Москвы: «Разберитесь с семьёй Бащенко Е. В. по справедливости».

С московским письмом поспешила в В. Хаву, в заготскот. Корова её уже стояла на весах, готовая отправиться в общее стадо таких же отнятых у крестьян кормилиц.

– Опоздала, тётка. Корову забирай, а лошади, овец уже нет. Судись с нами, если хошь! – лыбились скотоначальники на весовой.

Днём позже, продав знакомому мужику корову по дешёвке, ночью с детьми отправилась в Свирино. Затем на Тресвятскую, оттуда в Воронеж. Временно поселились на улице Рабочий городок у сестры Евдокии (жены Бориса Венедиктовича).

Семьи Штанько, Бойченко, Минченко не столь зажиточны, чтобы их причислить к врагам советской власти. По одной лошади имели. Однако в покое не оставили. Имущество Штаньков описали. Оно подлежало изъятию. Но до этого не дошло. Помогло обращение одного из братьев Штанько в Москву.

У Якова Тарасовича отобрали и разорили мельницу. (Ни себе, ни людям).

Не случайно в те дни родилась и такая пословица: «Колхоз – дело добровольное. Желаешь вступить – вступай. Не хочешь – посадим». Именно так поступили с семьёй Василия Семёновича Минченко, не пожелавшего записываться в колхоз.

Его дом, пристроенный к родительскому в виде буквы «г», разломали. Общую крышу разворотили пополам. Много лет она зияла чёрной огромной дырой. Погромщики и не думали устранять следы своего вандализма. Самого с семьёй в 1931 году отправили на спецпоселение, на перевоспитание в посёлок Сой-ю Печёрского района Коми АССР.

Справка.

Минченко Василий Семёнович (1893 – 1975 годы жизни).

Жена Мария Григорьевна (1898 – 1931).

Сын Сергей Васильевич (1923 – 1942).

Дочь Раиса Васильевна 1924 г.р.

Дочь Любовь Васильевна 1931 г.р.

Сын Евгений Васильевич 1935 г.р.

Ко всем применено Постановление СНК и ЦИК от 1.01.1930 г. – «кулаки».

В конце 20-х годов на работу в Бендюговку прибыл школьный учитель Ружейников Сергей Андреянович, 1906 г. р. Родом из-под Урюпинска, из семьи хопёрских казаков. Окончил Воронежский педагогический институт. Поселился молодой учитель в квартире М.Т.Рыбака. Хозяину учитель понравился. Отцу хотелось отдать ему в жёны Феодосию, но молодой человек выбрал младшую, Наталью. По настоянию мужа Наталья окончила педучилище. Затем училась в пединституте. Обучала детей в Успеновке, В. Хаве, Хреновом.

Молодые педагоги свидетели ломки крестьянской жизни, раскулачивания, создания в Успеновке колхоза. В его организации участвовал беспартийный активист С. Ружейников. Вероятно, название колхоза принадлежит ему. Молодой учитель запомнился и тем, что имел велосипед. Жители с интересом и завистью рассматривали это чудо техники, когда Сергей Андреянович с дочкой Зиной катался на диковинной веломашине.

Кара советской власти не миновала семьи М. Рыбака. Дети Михайлы Тимофеевича разъехались, разбежались. (Дал он сельсоветскому уполномоченному полпуда сала. Обещал тот защиту от активистов, сельсоветских погромщиков). «Защитник» в Успеновке больше не показывался.

Дом М. Рыбака поломали. Долго потом успеновские ребятишки приходили сюда подбирать для игрушек глазурованые плитки. Самого хозяина не сослали. Как-никак без руки, дочь, зять учителя. Михайло Тимофеевич соорудил себе саманное жильё. Точь – в – точь как у Власа Бащенко. По одному проекту! Доживал в ней свой век с бабкой Катей, её дочерью да двумя внуками. Умер осенью 1943 года.

Погром продолжается

Новая власть (ОГПУ, РАО, сельсовет, местный актив) не обошли вниманием Венарцев хутор. На очереди оказались братья Ющенко. И у них уполномоченные пересчитали, переписали строения, инвентарь, рабочий скот, имущество. В результате «проделанной работы» сельсовет подготовил справки:

Ющенко Захар Трофимович

«До 1917 г. арендовал 50 десятин земли. После революции – 15. Эксплуатировал граждан Успеновки.

В 1930 г. у З.Т.Ющенко молотилка 4-сильная, подержанная. Куплена в 1927 году. Сезонных рабочих на молотилке 10—12 человек. Наёмного труда, аренды не было.

Член группы махрового кулачества, выступавшей против коллективизации. Весной 1930 года готовила налёт (?!) на коммуну «Завет Ильича» и колхоз «Красный Октябрь».

Хозяйство обложено индивидуальным налогом 466 руб. Налог не уплатил. Изъято имущество на эту сумму.

В 1931 году лишён избирательных прав. Раскулачен. Взят под арест органами НКВД и В.-Хавского райадмотдела».

…С такой характеристикой прямая дорога в ссылку.

Активисты нагрянули в хозяйство Ющенко Михаила Трофимовича.

В «обвинительный» список внесли и железную кровать, и сбрую, и сапоги, и десять кур, и трёх уток, и прочее. На 861 рубль.

Справка сельсовета.

«Ющенко М. до революции имел купчей земли 40 десятин, сложный сельхозинвентарь. Имел постоянных и сезонных работников. После революции – арендной земли до 10 десятин, скот. Подготавливал разгром (?!) «Коммуны»1212
  Товарищество «Коммуна» само развалилось через год от нищеты, неумения, нежелания коммунаров работать коллективно. * *Родился в ссылке.


[Закрыть] и колхоза. Облагался индивидуальным налогом – 283 рубля.

Избирательных прав лишён в 1930 году. В настоящее время скрылся».

12.01.31г. Сухоруков.

Через неделю заседала сельская избирательная комиссия по восстановлению избирательных прав у ряда лиц: Ющенко З. Т., Ющенко М. Постановили: «Оставить в силе прежнее постановление избиркома».

…Зимняя картинка глазами 5-летней дочери Пелешенко Макара и Татьяны – Лиды:

– Зима была холодная, морозная. Мы с мамой сидели дома. Катя и Люба маленькие. Люба ещё не разговаривала. Заскочил в дом отец, взволнован, напуган:

– Таню! К Юшкам приихалы, забирають!

Мы выбежали на улицу. Возле дома дяди Наума (он мой крёстный) стояли две лошади, запряженные в сани. Возле них двое или трое мужчин. Злые. Покрикивали на дядю Наума, чтоб скорее собирались. Ребятишки, Вера, Валентин, Вася в обуви на босу ногу мотались рядом. Погрузили всех быстро и укатили.

Впоследствии Владимир**, сын Наума Захаровича и Анастасии Владимировны Козуб, рассказывал:

– Родители успели взять с собой лишь небольшие узелки в руки. Привезли в В. Хаву. Там сборный пункт. Дальше поездом в Коми Республику. Железная дорога лишь до Котласа. От Котласа ехали подводами. С собой ничего, мёрзли, голодали.

Высадили на голом берегу Печёры. Начали делать шалаши, хвоей накрывали. Потом землянки. Пол земляной. Печка из самодельных кирпичей. Часть стен и крыша из брёвен в накат. На другой год стали строить бараки. В одной комнате две семьи. Потом родители получили отдельную комнату.

В 14 лет я метко стрелял из ружья, умел ловить рыбу, собирать грибы, хорошо управлял лодкой. Эти умения, навыки помогли нам выжить в тех суровых северных условиях.

Власть не оставила без внимания и семью Остролуцких. Дом их, как и соседские, поломали и растащили. Глава семейства Даниил Семёнович оказался в селе Абрамовке. Сын, Николай Данилович, с матерью и своей семьёй перебрался в село Горки Новоусманского района.

Дочь Александра Даниловна (Шура) приехала в Воронеж. Ни родных, ни знакомых. Случайный мужчина обратил на неё внимание, одиноко сидящую вечером на скамейке, на улице Мира. Разговорились. Добрым человеком оказался прохожий. Пригласил к себе домой, приютил. Определил на рабфак мединститута. По окончании работала медсестрой. Обзавелась семьёй (вышла замуж на дитэй).

Бездомный Семён Данилович с женой Марией Фёдоровной, двумя детьми вырыл (знакомые мужики помогли) возле успеновской мельницы землянку. Водил коз, пас их поблизости и кое-как жил здесь несколько лет.

Макара Пелешенко в колхоз не приняли – «кулак». Боясь ареста, высылки, стал уходить из дома, скрываться у знакомых в Свирино, Самбикино, на станции Тресвятской. Пережидая беду, ночевал у них, брал подаяние.

На станции был сборный пункт выселенцев. Издали видел Макар, какие тут разыгрывались семейные трагедии. Без хозяина семью в ссылку не отправляли. Приходившего сюда отца, мужа увидеть своих родных насильно заталкивали в вагоны. С плеч иных женщин срывали одежду. Крик, плач, стон стоял на станции.

Как-то к отцу, Гавриилу Степановичу, вечером зашёл Владимир, постаревший, осунувшийся. Застал дома Макара. Присели на кухне, свет не зажигали. Тетянка с тремя детьми притихла в комнате. Не стала мешать разговору мужчин. А разговор сводился к одному: как быть дальше?

Говорили вполголоса. И сошлись на предложении Владимира: «Кое-что надо заховать1313
  Спрятать


[Закрыть]. Разобрать рушку по частям. Попросить Константина Дмитриевича («он ближе всех живёт») оставить у него мешок зерна. («Скоро посевная»). Отдать кому-либо из «лапшей» на время постели, одежду, обувь. («Например, Семёну Попову. У него детей куча мала»). Пусть пока пользуется.

В следующий день дома находился Гавриил Степанович да Тетянка с детьми. Лида с Катей сидели на печке, тихо переговаривались. В зыбке, укрытая лоскутным одеяльцем, покачивалась их меньшая сестра, Люба. Тетянка ещё не совсем оправилась от родов, береглась от простуды. Надела

валенки, на плечи тёплый платок. Она только что покормила малышку, баюкала её.

В сенях что-то загремело. Кто-то, ругаясь, шарил рукой по двери, нащупывая скобу. Дверь скрипнула, через порог перевалился житель «лапшей», хромой Даниил, сутулый, большеротый.

Слышала Тетяна о нём разговоры: «Был он у дяди Михайлы Рыбака. Срывал со стен иконы, топтал их („потому и охромел“). Забрал тулуп и ходил в нём зимой. Тулуп велик. Клином волочился сзади на негнущейся ноге, загребая снег. Посмешище…».

Прошелся из угла в угол, окинул злыми глазами комнату:

– Ишь, хохлы. Шали понадевали, одеялами понакрывались… Попользовались, хватит. Теперь мы попользуемся! Наклонился перед Тетянкой:

– Скидывай валенцы. Не замёрзнешь!

Сдёрнул одеяльце с крохи Любы. На печке заплакали девочки, Лида с Катей.

Тетянка посунулась было к зыбке защитить ребёнка, свёкор остановил:

– Мовчи, мовчи, дитятко. Хай тащит поганец. Оцёго гада Бог накаже. Отольются йому наши слёзки.

Со дня на день семья Пелешенко ждала решения своей участи: «Если власть не вышлет куда-либо, просто так не оставит».

Начиналась весна 1931 года. Ярко светило солнышко, парила прогретая земля. Двое молодых ребят, один успеновский, сын Константина Дмитриевича, Михаил, другой по найму из посёлка Верное Иван Веденеев, пахали за огородами хохлов колхозное поле. Конь Михаила вислопузый старый Пегарь плуг тащил вяло, часто останавливался. Раздражал пахаря, потому получал то и дело кнута.

В перекур Михаил подошёл к коню вплотную, осмотрел изношенную сбрую. Под хомутом заметил сильную потёртость. Ранка сочилась. От боли конь морщил кожу, неспокойно топтался в борозде.

«Надо полечить». Видел, как отец дома лечил у своих лошадей ушибы, порезы. Заваривал на костре сучья, ветки осины. Остужал варево и смазывал у коней болячки. Помогало.

Напарник Ваня стал готовить костёр, собирать ветки, прутья. За посудой Михаил пошёл к дому Гавриила Степановича. Сенная дверь была не заперта, но Михаил постучался. На порог вышла Татьяна. Стройная, аккуратная, кареглазая. Удивлённо вскинула брови, увидев парня.

«Красавица, – подумал Михаил. – У нас в деревне таких нет». И смутился своей мысли. Не смог внятно объяснить, зачем пришёл.

Татьяна принесла ему из сарая старое помятое ведёрко.

Пахари принялись готовить конское «лекарство».

А тем временем со стороны Марьевки к хутору Венарцева приближалась подвода с тремя мужиками. Переехали плотинку, поднялись на косогор и остановились у дома Гавриила Степановича. Обошли кругом, стали разглядывать крышу.

– Покупатели что ли? – предположил Веденеев Ваня.

– Какие купцы? – возмутился Михаил. – Ломатели!

Смазав коню ранку, пахари продолжили работу. Не завершили и одного прогона, как от дома Гавриила Степановича послышался перестук молотков, грохот кровельного железа. Его срывали с крыши и сбрасывали на землю.

Взяв ведёрко с остатками конского варева, Михаил отправился к дому. На пороге с двумя девочками стояла Татьяна. Щуплый кривоногий мужичонка отдирал рейку топором. Топор держал некрепко. Рейка с гвоздём на конце выскользнула из его рук и наискосок пошла вниз. Гвоздь царапнул темя меньшей девочки. Капля крови поползла к подбородку. Крик, плач ребёнка, ужас матери.

– Что ж вы, гады, делаете? Не смотрите, куда бросаете? – не сдержался Михаил.

– Ты, малый, не лезь, куда не просят. Знай вон, паши! – заругался кривоногий мужик.

Таня успокоила дочку. Мягким лоскутком убрала с лица девочки кровь. Михаил сухим концом лоскута макнул в лужицу конского лекарства, приложил к ранке девочки. Очень было больно. Катя терпела. Другого лекарства не было.

Вечером корова Гавриила Степановича Мушка не пришла из стада. Оказалось, её перехватила и угнала домой Подвигина Агафья:

– Хохлы проживут и без коровы!

Стало ясно: семье Пелешенко надо уходить. Покидать родной дом.

…(В середине 90-х годов мои старшие сёстры пытались получить компенсацию за раскулачивание, за конфискованное имущество. Ничего не вышло: нет подтверждающих документов.

К сожалению, грабители в 1930 году никаких справок, расписок не выдавали – (авт.).

К началу 1931 года с бендюговскими эксплуататорами было покончено. Советская власть одержала очередную победу. Одних сослала, других «вычистила» из колхоза, третьи сами разбежались кто куда.

Архивный документ сообщает:1414
  Архив Верхнехавского р-на, Ф1, оп.1, д.98.


[Закрыть]

1.Минченко Фёдор Семёнович – «бежал с семьёй неизвестно куда».

2.Минченко Василий Семёнович – «взят ОГПУ, семья выслана».

3.Плюта Абрам Арсентьевич – «сбежал с семьёй, по слухам, в Сибирь».

4.Плюта Арсентий Демидович – «арестован РАО, семья выселена».

5.Рыбак Михаил Тимофеевич – «дома в Бендюгах, семья разъехалась».

6.Штанько Даниил Иванович – «лишён избирательных прав».

7.Ющенко Захар Трофимович – «осужден нарсудом, семья неизвестно где».

8.Ющенко Михаил Трофимович – «сбежал с семьёй неизвестно куда».

9.Ющенко Наум Захарович – «выселен с семьёй на Север».

10.Бащенко Исаак Никифорович – «раскулачен, выслан».

11.Бащенко Василий Исаакович – «выслан с детьми».

12.Бащенко Влас Никифорович – «раскулачен, вычищен из колхоза».

13.Бащенко Борис Венедиктович – «лишён избирательных прав, семья вычищена из колхоза».

14.Бащенко Михаил Власович – «лишён избирательных прав, семья вычищена из колхоза».

15.Пелешенко Владимир Гаврилович – «раскулачен, осужден».

16.Козуб Владимир Григорьевич – «раскулачен, в районе Марьевского сельсовета нет».

17.Остролуцких Семён Данилович раскулачен.

Хождение по мукам

Большеприваловские переселенцы к этому времени уже крепко обосновались в Успеновке. Вели домашнее хозяйство, держали огороды, прилаживались к новой колхозной жизни.

Селиванов бок был полностью «укомплектован» саманными избушками. Новых жильцов не предвиделось. В крайнюю на н о в о м порядке попросилась бездомная семья хохлов Пелешенко. Гавриил Степанович уже был вдов. Супруга, бабушка Татьяна, оставила его года за два до колхозной эпопеи. В избушку к Зайцевым он пришёл с Макаром, Таней и тремя малыми девочками. Власть потребовала как можно скорее убраться из своего дома: в нём надо разместить правление колхоза.

Что-либо припрятать мужчинам Пелешенко не удалось, не считая крупорушки. Владимир Гаврилович разобрал её ночью, части побросал в копанку за огородами. Экспроприаторы обнаружили их и свезли на колхозный двор. Никому не нужная крупорушка ржавела за амбаром, пока не сдали в 50-е годы в металлолом.

Мешок зерна прятать у Константина Дмитриевича не пришлось: было не до сева. Постели, подушки без ведома хозяев в скором времени оказались в многодетной семье Попова Семёна. Посуда – у Кириллычей. Одежду свою Татьяна позже узнавала на марьевских, успеновских тётках. Носили без зазрения совести.

Большая утрата для Гавриила Степановича жеребёнок – однолеток. Отдал он его на сохранение в Перовку Таниной сестре, Анне и её мужу Ивану Сергеевичу:

– Может, Ваня, он у тебя будет цел?

На третий день местная власть кулацкого жеребёнка конфисковала.

Начался грабёж средь бела дня брошенных домов. Небольшой марьевский начальник, Бочаров, мебель вывозил на дрожках. «Лапшонковы» жители бросились вырубать сады. Какие были сады!

Позже, когда между успеновскими женщинами вспыхивали ссоры, одна другую непременно уличала:

– Крохоборка! Ты у хохлов все чугуны да вёдра повытаскала!

– Кто б говорил… У тебя во дворе потеперь лежат кулацкие яблони да груши!

Ефанова Маша так усердно рубила и таскала деревья, что надорвалась и скончалась, не дожив века.

Макар лишился дорогой для него вещи – двухрядки. Показывал грабителям охранный документ на личную собственность. Не помогло. Швейную машинку1515
  ^* Швейная машинка сохранилась до настоящего времени.


[Закрыть] не тронули. Возможно, экспроприаторы оставили её «до следующего раза» и забыли?

Размещать в доме Пелешенко правление колхоза начальство передумало: «Не с руки, далеко». Дом разломали и перевезли в «Коммуну». Из хозяйственных построек сделали для колхоза конюховку. В ней хранили конскую сбрую, хомуты, сёдла, дуги и прочие принадлежности.

…Каково живётся квартиранту, давно известно. Тем паче с малыми детьми. Однако Татьяна выкручивалась как-то из нужды да нищеты. Добрые люди не давали погибнуть. Один принёс ковригу хлеба, другой – глэчек1616
  *Глэчэк – кувшин, горшок.


[Закрыть] молока, третий – старенькое платьишко, одежонку.

Молока хозяйка тётка Дуня наливала в миску с краями, крошила хлеб. Дети свои и квартиранты дружно поедали тюрю. Липа Сычёва по выходным брала старших Татьяниных девочек домой, купала, подстригала им волосы, кормила домашней едой. По вечерам хозяйка бросала на пол охапку ржаной соломы, сверху раскидывала какую-нибудь ряднушку, и малышки сладко спали, как котята.

В летнее время много дел в поле. С согласия начальства

Татьяна стала выходить на полевые работы. Макар по-прежнему жил неприкаянно. В колхоз его не брали. И сам он туда не очень жаждал. Не мог перенести нанесённой ему обиды – раскулачивания.

Труднее стало зимой. Колхозная жизнь замирала. Лишь теплилась на скотном дворе. А семья просила еды. Старшая сестра Татьяны, Марина Мироновна, обосновалась в Воронеже. Нашла ей временную работу в детском приюте. Это устраивало Татьяну. Неделю проводила с сиротскими детьми. Кормила, поила, укладывала спать. Выводила во двор на прогулку. Словом, помогала расти. На выходные дни ночным поездом с «20 – го километра» возвращалась к семье.

Стало ясно, надо искать другой кров. Выручил земляк, Михайло Тимофеевич Рыбак:

– Гавриило Степаныч, Макар, приходьте до мэнэ. Дэ дисять чоловик, там одиннадцатый не заважит. Потеснимося…

Семья Пелешенко с благодарностью согласилась. На новом месте так же скученно, тоже скудная еда, зато родная хохлячья мова1717
  Мова – речь, слово.


[Закрыть], добрые соседи – хохлы. На печке грелись по очереди. Все одновременно не помещались. Гавриил Степанович и тут не оставил любимого занятия, чтения церковных книг.

– Диду, шо вы всё читаете да читаете? – интересовалась старшая внучка Лида.

– Настанет, дитятко, такий час, всё покроется паутиной. Железные птицы станут литать по нибу. Людям нечем будэ дышать, – отвечал дедушка.

С каждым днём всё дольше задерживался дедушка на тёплой печке, грел натруженные кости. Сдавать стал.

В том году Лида пошла в школу, в первый класс. В один из зимних дней иззябшая школьница, придя домой, поспешила на печку, где сёстры грелись возле дедушки.

– Таню, — позвал дедушка сноху. – Звары мэни субчику с чесноком.

На лежанке в крошечной махотке Таня приготовила картофельного супа. Из патоки напекла лепёшек. Скипятила чаю, заварив смородиновыми ветками. Дедушка аппетитно поел и заснул. Долго не просыпался.

– Девочки, будите дедушку, – перед вечером попросила Таня.

– Тату, — будите вы, – обратилась Лида к отцу.

Дедушка всхрапнул два, три раза и затих. Разбудить уже

его не мог никто. Макар пошёл просить стариков помочь вырыть могилу.

В правом дальнем углу сельского кладбища огромные вётла. Место ровное, сухое. Тут хоронили хохлов. В левой части погоста – по обоюдному согласию – предавали земле успеновцев. Среди своих, земляков, упокоился на второй день Рождества украинский переселенец Гавриил Степанович Пелешенко.

Однако семья Макара Гавриловича меньше не стала. В 1933 году Бог дал родителям четвёртого ребёнка. Назвали Зоей. Повитуха оказалась рядом, бабка Агафья Минченко. Дело своё она знала отлично, роль исполняла умело, искусно. А крёстным новорождённой согласился стать сын Агафьи, дядя Володя.

…У Тараса Бойченко изба просторнее, жильцов меньше. Потому супруги Пелешенко согласились через какое-то время с предложением хозяина пожить в его хатыне. И снова жильё временное, чужое.

«Долго ль придётся им пользоваться? Как жить дальше?» – ломали голову родители большого семейства.

– Хорошо бы свою землянку иметь, – намекала мужу Татьяна. – Дядя Семён Остролуцкий третью зиму живёт в землянке.

Решено возле мельницы строить себе жильё. В одиночку Макар соорудить землянку бы не смог. Помогли добрые люди, Козуб, Рыбак, Иван Перов, сосед дядя Семён. Трудно давалась земляная работа. Наземная часть легче. По краям ямы вкопали столбики. Скрепили их жердями, оплели хворостом. Татьяна с Макаром изнутри и снаружи заделали плетнёвые стены глиняным раствором. Плоская на скос крыша, покрытая соломой, одновременно служила потолком.

Мелкие поделки Макар выполнял сам. Хотя был не совсем здоров. Сказалась полуподпольная жизнь по чужим сёлам, питание от случая к случаю, ветхая обувь в весенне-осеннюю распутицу. Не миновал простуды. Вставил два оконца, величиной в заслонку от загнетки. Одно смотрело на мельницу, другое на колхозный двор. Укрепил земляные порожки в шесть-семь ступенек. Впритык к печке сколотил невысокий деревянный настил для дневного отдыха.

С другой стороны печки судная лавка. Напротив, в свободный угол поместил небольшой столик со скамейкой из не оструганных досок. Под потолком иконка с ликом Николая Угодника. Не забыли взять, покидая свой дом.

Стали обживать новое место, завязывать знакомства с соседями. У девочек появляются подружки из ближних семей, кузнеца Петра Палыча, Акулины Поповой, Мякотина Фёдора («клыка»). И сама Татьяна подружилась с Мякотиной Марией Семёновной – «мушутурой», боевой, неунывающей женщиной. Обшивала её ребят. За работу «мушутура» приносила то коврижку хлеба, то полведёрка картошки. Как-то Мария Семёновна заглянула в землянку:

– Ой, Таня, как у тебя хорошо, светло, чисто.

– Хорошо, жить можно, – согласилась Татьяна.

Не пожаловалась, что после сильного дождя стала подтекать крыша, а зимой снегом заносило выше окон. Сосед дед Алёша не раз выручал из снежного плена, разгребая деревянной лопатой снег. И с питанием непросто… Об одном не умолчала: «Детишкам бы молока…».

– Найдём молока! – заявила Мария Семёновна. – Бери банку. Попросим у Подвигиной Гани. У неё твоя корова…

Ганя прикинулась «сиротой». Стала жаловаться Татьяне: «Корова твоя непослушная. Всё молоко не отдаёт. Надаиваю мало. Ты сколько раз её доила? В какие часы?..»

Просители ушли ни с чем.

Находились злыдни, которым в удовольствие было унизить, обидеть человека, сделать ему больно:

– Хохлы! Кулаки! Раскулаченные! Так вам и надо! – смеялись хамы.

Обидно было слушать такое.

– Тихо, тихо, девочки, молчите. Не слушайте глупых людей, – тревожилась Татьяна, успокаивая деток.

Наказывала, нигде никому не говорить «кто мы». Не раскрывать себя. И сама перестала общаться на родном, хохлячьем, наречии. Боязнь за себя, за детей быть наказанными (неизвестно за что) привилась у каждого из них и сохранилась до конца жизни.

Жизнь не радует, коль в семье больной ребёнок или взрослый. Остальным ни радости, ни покоя. В семье Пелешенко болел, угасал хозяин, отец четверых детей, Макар Гаврилович. Простуду лечил паром от сваренной картошки. Наклонялся над чугунком. Таня укутывала ему голову старым шерстяным платком, и он дышал, пока не остывала картошка, да не утишались немного хрипы в груди. Иного лекарства не было. Где простуда, там нередко и туберкулёз.

Май 1935 года заканчивался. С яблонь осыпались последние цветочные лепестки. Намечалась завязь новых плодов. В один из последних майских дней завершилась короткая жизнь Макара Гавриловича Пелешенко. Вслед за отцом он проделал тот же скорбный путь «за вётла». Через колхозный двор, мимо кузницы, по косогору «военного городка». Похоронная повозка останавливалась напротив дворов, из которых выходили земляки: Михайло Рыбак, Яков Бойченко, Дуня Штанько… Прощались с тихим добрым человеком.

Старшие девочки шли следом. Люба сидела в уголке повозки. Отец ей запомнился «молодым, в белой рубашке и цветные ленточки на нём»…

Беды и напасти не оставляли семью Пелешенко, шли чередой. Помощи Татьяне ждать неоткуда. Близких родственников по отцу нет. Не очень дальние о себе не напоминали. Не спешили общаться с раскулаченными.

Болела у Татьяны душа за свою семью, за мать, сестру Анну, проживавших в Перовке. Муж Анны, Иван Сергеевич – искатель приключений, любитель приложиться к стакану. Попал в поле зрения милиции. Опасаясь её, уехал с женой и сыном в один из южных городов к родственникам. Тёщу, Марию Никитовну, привёз на жительство в Успеновку, к Татьяне.

Тесно было в землянке, голодно, но Татьяна, дети рады были приезду матери, бабушки Маши. Жить всем вместе стало спокойнее, надёжнее. Хорошей помощницей Мария Никитовна оказалась для дочери, воспитательницей – внучкам. Особенно в приготовлении еды была мастерицей.

Жидкую пищу – затирку, галушки, клёцки, мамалыгу – бабушка Маша готовила на воде или молоке (если кто-то приносил молока). Ставила на огонь воду. Замешивала и раскатывала тесто. Помещала его в миску. Отщипывала щепотками и бросала в горячую посоленную воду. Получалась затирка.

Приготовить галушки лишь в том отличие, что бабушка тесто брала не щепотками, а ложкой. Галушонок получался округлый, аппетитный. Сразу заполнял рот. Кипящую воду заправляла пережаренным луком.

Или раскатанное тесто резала на полоски, полоски на «бубнушки». Выходили клёцки. Опять желательно молоко.

Самая распространённая еда – мамалыга. В кипящую воду или молоко всыпать пару стаканов муки. Посолить на вкус. Закипит, размешать и еда готова. Такое блюдо могли сварганить и успеновские тётки.

Трудно было с хлебом. Зерна на трудодни колхоз выдавал мало. Хозяйки находили выход: в муку добавляли варёную картошку, свёклу.

Бабушка Маша, как могла, разнообразила еду. Пекла пирожки. Потёртую свёклу выжаривала до коричневого цвета, смешивала с толчёной картошкой и начинка для пирога готова.

Очищенную потёртую картошку заливала яйцом и на полчаса в печку. Получалась вкусная румяная «бабка». Порезать на дольки и можно ставить на стол. Охотно внучки ели картопляныки. В картофельное пюре горстку муки (пшеничной не было), сырое яйцо. Хорошо размешав и, обмакнув ладони в муку, бабушка принималась лепить оладушки.

Раз в году, в день великого праздника, на столе появлялись ватрушки. Для них нужен творог. Шматок теста, величиной с ладонь, бабушка раскатывала в блинушку, по бокам делала разрезы. В середину ложку творога, приправленного сахаром. Края по разрезам заворачивала на творожную массу. И в печку или духовку.

Знала бабушка, как приготовить любимый у хохлов напиток – узвар. Для него нужны сухофрукты.

Ловко бабушка расправлялась с сахарной свёклой. Хорошо промытые, средней величины головки слегка обваривала. Затем складывала в чугунок, переворачивала вверх дном и загребала жаром. Поджаренную, душистую выносила на улицу, угощала успеновских ребятишек, идущих в школу, из школы. (Они, став взрослыми, с удовольствием вспоминали это сладкое бабушкино печево).