Текст книги "Лучший возраст для смерти"

Книга вторая
Ханна

Пролог

За девяносто семь лет до описываемых в первой книге событий

– Позвольте представить вам «Миротворца»!

На экране возникло изображение двойной спирали.

Генерал Карсонн поправил очки, сползавшие с мясистого носа, и скрестил руки на груди, остальные военные даже не пошевелились. Впрочем, гражданские, приехавшие вместе с министром обороны, тоже не проявляли никаких эмоций – их не интересовала преамбула, они ждали конкретики.

И тогда доктор Александр Сигал перешел к конкретике.

– «Миротворец» создан в нашей лаборатории на основе вируса гриппа методами генной инженерии. Он абсолютно резистентен ко всем противовирусным препаратам, распространяется быстрее гриппа и поражает любой человеческий организм, достигший восемнадцатилетнего возраста. Для тех, кто моложе – совершенно безопасен.

– Они даже не заражаются? – спросил мужчина в штатском, сидящий слева от генерала.

Бейджа на нем не было – ни имен, ни фамилий, чтобы не нарушать информационную безопасность. Все присутствующие – консультанты Министерства обороны, имеющие все возможные допуски, вплоть до TS. Лишь один генерал имел имя и фамилию: Грег Карсонн, руководитель программы, но он так часто появлялся на страницах прессы и на ТВ, что играть анонима было бессмысленно.

Секретности проекта «Миротворец» уделялось огромное внимание – многоступенчатые системы безопасности, имплантированные под кожу чипы-ключи, секторальный ограниченный доступ, доступ по уровням. Даже люди, полгода работающие в соседних помещениях могли не знать друг друга в лицо, и если этот мужчина в штатском, но с военной выправкой сейчас сидел здесь, в свите Карсонна, то он точно имел право спрашивать о деталях.

– Ну почему? Заражаются, конечно, и являются носителями. «Миротворец» невероятно вирулентен, сэр, он заражает 100 % живых организмов, с которыми соприкасается, но убивает только те, которые достигли восемнадцати лет.

– Проверяет их ID? – пошутила женщина в мундире полковника.

– Нет, – Александр показал рукой на экран, где двойная спираль продолжала свое вращение. – Как видите, у него нет ни рук, ни глаз, ни зубов, но перед вами самый совершенный убийца в мире. Он ориентируется по длине молекулы ДНК. В общем, если объяснить проще, определенному возрасту соответствует определенная длина теломер в ДНК. Попав в организм, вирус определяет длину теломер, и, если она меньше эталонной, дает организму команду стареть…

– Ну и что? – спросил еще один штатский.

Он был в джинсах и футболке, сидел, закинув ногу на ногу, демонстрируя яркие подошвы модных «Найки». Молодой. Наверное около тридцати пяти, не более.

– И после инкубационного периода организм его слушается! – Александр повернулся к собеседнику.

– То есть?

– Стареет. Стремительно.

– Насколько стремительно?

– От получаса до часа. В некоторых случаях до трех часов. Не спрашивайте меня почему все так по-разному. Я не знаю. Никто не знает! Но мы работаем над тем, чтобы знать об этой сволочи все!

– И что потом? – спросила полковник, изобразив улыбку. – После того, как три часа пройдет?

– Потом – уже ничего, мэм. Как известно, в армии служат с восемнадцати лет. Через три часа максимум у противника не будет армии. Все они умрут от старости.

– Но если ваш совершенный убийца заражает 100 % тех, с кем соприкасается, – продолжила мысль полковник. – И убивает всех тех, кто старше восемнадцати и заражен, то как мы его остановим за линией соприкосновения?

– Наша армия воспользуется антидотом. Обычная внутримышечная инъекция. – Александр продемонстрировал полковнику шприц-тубу, и та довольно кивнула. – Мы вели его разработку с первых дней, как начали создавать «Миротворец», и вели успешно. Антидот, попав в организм, обманывает вирус, демонстрирует ему длину теломера человека, не достигшего восемнадцати. Считайте, что это маскировочная сеть, прикрывающая объект.

– Но вирус остается внутри зараженного? – спросил штатский и облизал губы. Ему явно было не по себе.

– Несомненно. Вирус становится частью вашего организма. Но он не может убивать, не получает команду. Грубо говоря, он всю вашу жизнь будет вашим спутником, но находящимся в плену иллюзий…

– А что делать с гражданскими? – вмешался молодой. – Тут, как я понимаю, антидотом не поможешь? Даже если мы вакцинируем всех своих, то убьем всех некомбатантов противника! Всех, кто старше восемнадцати лет? Всех, до последнего человека? Так?

– Да, это проблема, – Алекс присел на край стола и положил шприц с антидотом рядом с собой. Он чувствовал себя усталым, несмотря на то, что вся презентация и последовавшая за ней беседа длились полчаса. – Пока это проблема. Но мы работаем над решением вопроса…

– Но он не решен? – настойчиво повторил молодой.

Александр кивнул.

– Да. Это так. Вот почему мы ищем дополнительное финансирование для продления исследований и просим Министерство обороны выделить на это средства! Мы должны сделать вирус живущим ровно столько, сколько длится сам процесс старения – это один вариант решения проблемы. Вирус должен умереть внутри носителя. Таким образом мы поставим под вопрос возможность распространения, носитель просто не успеет передать его на большие расстояния. Но вы должны понимать, господа, что любое наше решение по изначальному ограничению вирулентности, создаст уязвимость в проекте «Миротворец» и противник сможет ею воспользоваться. Если честно, – Алекс едва сдержал вздох разочарования, – пока мы не справились с задачей…

– Вы хотите сказать, что создали убийцу, но не знаете, как держать его на привязи? – Штатский посмотрел на генерала, и тот медленно кивнул в знак того, что вопрос одобряет.

Алекс пожал плечами.

– Весьма категоричное заявление. Я бы сказал, что пока у нас в руках только часть алгоритма. Мы создали совершенное оружие и, несомненно, создадим совершенное противоядие от него. Но на сегодня мы не имеем универсального решения. Только антидот, который влияет на генетическую структуру, но и это очень большой прорыв в проекте. Не все сразу, господа и дамы!

– Доктор, – сказал штатский, кривясь, словно лизнул лимон, – ваша лаборатория засекречена, вас не существует для всего мира и финансирование мы можем провести только через секретные фонды. Я не могу просить Конгресс выделить на ваши исследования деньги. И Министерство обороны не может просить.

– Я это знаю, сэр, – отозвался доктор Александр.

– Вы обещали результат полгода назад. Где он?

– Мы не готовы. К сожалению. Но сильно продвинулись вперед.

– Не сомневаюсь. Но двигаться вперед и достичь цели – разные вещи, сэр. И как долго еще вы будете не готовы?

– Не знаю.

– По крайней мере, честно, – прогудел генерал, вставая. – Ну что ж… Мы впечатлены. Вы получите финансирование. Что там у нас по плану? Покажете нам Хранилище, доктор? Оно надежно?

– Абсолютно надежно, сэр. Ничто, что там содержится, не может выбраться наружу!

– Отлично. Может быть, я уговорю вас разместить там мою жену?

Все сдержанно рассмеялись. Шутка немного сняла напряжение, но воздух остался слегка наэлектризованным.

– Нам придется воспользоваться лифтом, – доктор шагнул к кард-ридеру, висевшему на стене, и вставил в приемник красную, как кровь карту доступа. – Лаборатории находятся в нижних ярусах – четвертый и пятый уровень. Хранилище под ними.

Раздвижные двери лифта распахнулись, в кабине вспыхнул яркий свет.

Александр пропустил в лифт всех и снова воспользовался картой доступа, направив кабину вниз.

Молодой человек в футболке, зайдя в лифт, оказался рядом с ним, и теперь они смотрели друг другу прямо в глаза, пока металлические створки дверей кабины съезжались с мелодичным звоном.

– Вы хорошо спите, доктор? – внезапно спросил молодой, перекатывая за щекой жевательную резинку. От него тянуло мягким мятным запахом чуинг-гам и еще освежителем для белья, в котором полоскали футболку при стирке.

– Неплохо, – отреагировал Александр, силясь понять, серьезен собеседник или просто спрашивает от нечего делать. – Никогда не жаловался на сон! А что?

Кабина бесшумно падала вниз, отсчитывая подземные этажи Лабы. Генерал, полковник и штатский зачем-то поглядывали вверх.

– Вы счастливый человек… – сказал молодой задумчиво. – А я вот не уверен, что теперь смогу спать спокойно.

Двери лифта со звоном разъехались, открывая вход на пятый уровень, этаж «D», и гости вслед за Алексом вышли в помещение шлюза.

– Попрошу надеть костюмы, господа, – доктор Сигал снял халат и принялся облачаться в защитный комбинезон.

Остальные последовали его примеру.

Шуршали «липучки», закрывая соединительные швы, вжикали молнии. Все – и гражданские, и военные – постепенно превращались в салатовых чудищ с квадратными головами. За прозрачными щитками виднелись озабоченные лица.

Александр проверил костюмы, подачу воздушной смеси из встроенной системы жизнеобеспечения и удовлетворенно кивнул головой.

– Проходим в камеру дезинфекции.

Его голос прозвучал в наушниках шлемов и комиссия послушно двинулась за доктором, как стадо за пастухом.

Уровень «D» был пятым подземным и строился в строгом соответствии с правилами возведения объектов такой защищенности. Все кабельные сети были проложены в бронированных рукавах и гарантированы от повреждений или перегибов двумя миллиметрами стали, места соединений прикрывались специальными сверхпрочными коробами.

Но миром всегда правит не продуманный порядок, а случайность.

Причиной короткого замыкания приведшего к гибели человеческой цивилизации, стал крот, попавший в кабельный канал на первом уровне и соскользнувший вниз по вентиляционному желобу.

В месте проникновения он никак не мог повредить блок управления клапанами, обеспечивающими герметизацию бокса, где проводились основные работы с вирусом штамма «Миротворец».

По большому счету, проползи крот вверх или вниз тем же каналом, в который он первоначально попал, и никаких последствий бы не было. Но он пополз налево и угодил прямиком в рукав, ведущий к уровню «D». Уплотнительный манжет из армированной резины должен был задержать его, не дать животному проникнуть в распределительную коробку, но при установке манжета его закрепили с незначительным перекосом и, неправильно закрутив болты, притягивающие крышку к корпусу короба, оставили щель, в которую испуганный крот легко прошел и замкнул клеммы, погибнув на месте.

Но и это не привело бы к трагическим последствиям, только – надо же было тому случиться! – именно в этот момент доктор Сигал с комиссией заказчика вышел из шлюза биологической защиты в главный зал лаборатории, и автомат включил принудительную вентиляцию, направив электрический импульс как раз туда, где мертвое тельце крота образовало роковую перемычку.

Обратный клапан не закрыл трубопровод, а, наоборот, открыл его, а нагнетающий насос, получив искаженную команду, благополучно сработал на выброс воздушной смеси из рабочей зоны лаборатории за доли секунды до того, как автоматика отключила пораженную коротким замыканием сеть и запустила резервную.

Культура вируса хранилась в специальных сосудах с двойной оболочкой, содержащей едкий хлор, чтобы в случае нештатной ситуации уничтожить содержимое внутри и снаружи хранилища. И они остались надежно запечатанными. А вот образец культуры вируса, находивший в исследовательском блоке, вылетел наружу через клапан впрыска, который на миг стал клапаном сброса давления. Всего на миг, но этого хватило – несколько кубических миллиметров зараженного газа оказалось распылено в воздухе. Давление в лаборатории было выше давления в комнате для работы с препаратами, чтобы предотвратить попадание вирусных культур из помещения, где возможно соприкосновение с ними, в чистую комнату, где работали над вакциной, но доктор Алекс как раз и хотел показать комиссии помещение и оборудование для манипуляций с препаратами.

Ни одно из последовательно случившихся событий не должно было привести к заражению сотрудников и гостей базы вирусом «Миротворец», но обычно в жизни все идет по самому худшему варианту.

В тот момент, когда дверь в комнату для работы с препаратами открылась, чтобы пропустить вовнутрь гостей, штамм 03-VPM4055-16 вырвался из своей рукотворной тюрьмы им навстречу. На Земле сразу стало на пять миллиардов людей меньше, просто они еще об этом не знали.

– Это самая чистая комната на базе, господа и дамы, – сказал Сигал, снимая шлем. – Шестой уровень безопасности. Можете разоблачиться, по крайней мере, частично, как я. Я расскажу вам о работе с нашим дорогим, можно сказать, очень дорогим убийцей…

Через четыре с половиной часа доктор Александр Сигал проводил взглядом взлетающий самолет с секретной комиссией и сказал водителю:

– Теперь домой, Роберт. Поздравляю тебя, переводов и сокращений не будет. Кажется не будет, – добавил он.

– Спасибо, сэр!

Солнце уже клонилось к закату, на ВПП базы выкатывался транспортный «Джамбо» – С-130, в полетном листе которого пунктом назначения значилась Киншаса – он был готов отнести в Африку груз и шестьдесят инфицированных несколько минут назад морпехов.

– Завтра утром приезжать за вами, как обычно? – спросил сержант, поправляя на носу солнцезащитные очки.

– Завтра семейный день, – улыбнулся Алекс, устраиваясь на заднем сиденье джипа. – Я обещал детям поездку в Парк развлечений… Так что придется вам обойтись без меня!

Глава первая
Перекрестки

Источник звука Ханна нашла далеко не сразу. Странно, что она вообще смогла расслышать слабый детский плач на таком расстоянии, да и плач не был похож на плач, скорее уж на мяуканье маленького котенка.

Ханна сначала остановилась, потом определилась с направлением и пошла по шоссе, заглядывая в стекла машин.

Пахло ужасно, но к этой вони Ханна успела притерпеться за последние два дня. Жара. Все было бы легче, если бы не жара.

Густой сладковатый запах разложения пробивался через пропитанную одеколоном повязку и от этого очень хотелось блевать, но было уже нечем. Свой завтрак Ханна оставила в четырех милях отсюда еще утром, когда…

Она помотала головой, стараясь не вспоминать увиденное. Это было как самозащита. Не вспоминать, не думать, не смотреть…

Но как можно не смотреть, если вокруг, куда ни кинь взгляд, были мертвецы. Тысячи мертвых в машинах на шоссе. Десятки тысяч в городке, через который она выходила на хайвэй. И страшно подумать, что ожидало девочку в городе, до которого она хотела дойти.

Ей было шестнадцать. Еще три дня назад она с родителями и младшим братом приехала в Парк развлечений на уикенд, а сегодня…

Казалось, что в воскресное утро ей просто приснился кошмарный сон. Невероятно реалистичный, но все-таки сон. Только это была реальность. Новая реальность. Как в «Ходячих мертвецах», которые она недавно досмотрела, когда Рик просыпается в больничной палате, а мир, в котором он жил, уже другой. Тут по улицам не бродили ходячие. Мир просто умер, как мама с папой, которых нашел Джошуа.

Ханна еще спала (а что еще можно делать в полседьмого утра на выходные?), когда он вернулся в их номер и тронул ее за плечо.

Ханна фыркнула от злости, она ненавидела, когда ее будили в такую рань, села в кровати и уже открыла было рот, чтобы сказать этому малолетнему идиоту, что она думает о его дурацких привычках, но увидела глаза брата и слова застряли у нее в горле.

Он был бледным, как потолки в классе, казалось, тряхни его – и со щек начнет обваливаться известка, а в широко распахнутых зрачках плескался такой ужас, что Ханна сразу поняла: случилось нечто страшное.

По-настоящему СТРАШНОЕ.

Родители, вернее то, что от них осталось, лежали в кровати – две мумии, два высохших старческих тела. Если бы не медальон на ссохшейся груди матери и не перстень (мамин подарок) на птичьей лапке, в которую превратилась рука отца, Ханна не поверила бы, что это ее родители. Она увидела бурую от запекшейся крови подушку, желтые зубы мамы, лежащие на плече отца, и потеряла сознание.

Потом был коридор, полный плачущих детей самого разного возраста, распахнутые настежь двери номеров, в которых лежали трупы – высохшие до неузнаваемости тела людей, которые еще вчера вечером были живы, смеялись, любили друг друга…

Мертвые в вестибюле, в подземном гараже, на улицах, в Маке, что через дорогу…

Мир мертвых, в котором остались только дети.

Ханна не знала, что делать.

Никто не знал, что делать.

Это вранье, что люди, оказавшиеся в пропасти, сразу начинают строить лестницу, чтобы из нее выбраться.

Первые несколько часов Ханна рыдала в номере родителей, а Джошуа, как оказалось, сидел в их с Ханной номере, прямо на полу, возле кровати, и ел печенье из мини-бара – две пачки с фруктовой начинкой, приторной до «не могу». Ел и запивал кока-колой, которую ему запретили врачи из-за диабета, доставшегося ему по наследству.

«Никакой сладкой газировки, Джошуа. Никаких конфет, кроме специальных. Эта сладкая гадость тебя убьет, – говорил доктор Данский, – ведь твоя поджелудочная железа не умеет воспроизводить инсулин».

Он разговаривал с Джошуа, как со взрослым, говорили, что так ребенок лучше воспринимает правила, которым учит его лечащий врач.

Отель плакал и рыдал на разные голоса. Везде лежали тела взрослых и бродили испуганные до смерти, растерянные дети.

Когда зареванная Ханна пришла за братом, Джош бился в судорогах на ковре и изо рта у него шла белая пена. Инсулин не помог, просто было поздно. Она не могла плакать. Слезы высохли внутри так и не найдя выхода наружу. Она осталась одна.

Электричество исчезло на следующий день, к вечеру.

К этому времени Ханна уже нашла еще нескольких подростков своего возраста, они взяли лопаты с пожарных щитов и начали хоронить своих мертвецов. Но мертвых было гораздо больше, чем сил.

Ночью, в темном и душном без кондиционирования номере отеля Ханна принялась обзванивать друзей из записной книжки своего смартфона. На звонок отозвались только Вероника и Грегори. Вероника оказалась во Флориде у бабушки, и не могла говорить – постоянно срывалась на крики и причитания. Все было плохо. Совсем плохо.

Грег нашелся дома, в Маунт-хилл, они в шутку называли город Вайсвиллем, и говорил нарочито спокойно. Во всяком случае, он старался говорить спокойно и иногда у него получалось.

Дома умерли все взрослые, и парни из колледжа сегодня кремировали часть трупов. Тут есть студенты-медики, они говорят, что трупы обязательно надо кремировать, чтобы избежать распространения заразы…

– Какой заразы? – спросила Ханна.

– Говорят, – ответил спокойно Грег, – и я склонен им верить, что это все пришло с нашей военной базы.

Он помолчал.

В трубке поскрипывали эфирные волны, что-то тихонько щелкало, отсчитывая секунды.

– Пришло из лаборатории, вроде той, в какой работали наши отцы, – наконец-то закончил он. – Извини, Ханна… Но это правда – виноваты военные.

Грегу в марте исполнилось семнадцать.

Он был умный, высокий, красивый, играл правого крайнего нападающего в команде школы по соккеру и знал понемногу обо всем. Они познакомились в школьном кружке ораторского мастерства, много болтали друг с другом на переменах (каждый делал вид, что все это несерьезно, просто дружба и совпадение интересов) дважды ходили на свидание, ездили в кино в Рейстер и один раз целовались, но это было в другой жизни.

– Мы пытались пройти на Базу, – продолжил он. – Ворота запечатаны наглухо. Электричества в городе нет, но их системы безопасности работают. Людей не видно.

Он помолчал, а потом добавил слегка изменившимся голосом:

– Совсем не видно.

– Ты думаешь, что там все умерли? – спросила Ханна, вытирая катящиеся из глаз слезы.

– В городе нет никого старше восемнадцати, Белль. Все остальные стали мумиями.

– Мне страшно, Грег… Ты звони мне, пожалуйста…

– Послушай, – она вдруг поняла, через какое нечеловеческое напряжение эти спокойствие и сдержанность даются Грегу. Он не хотел, чтобы она боялась. Не хотел, чтобы услышала, что он тоже до смерти испуган, а он был испуган. – Я не смогу тебе звонить. Никто никому не сможет звонить. Нет электричества. Скоро сядут пауэр-банки на вышках связи и телефоны тоже перестанут работать. Бери машину и приезжай сюда, слышишь?

– Двести миль?

– Да хоть тысяча, – отрезал он. – Найди машину и приезжай. Возьми с собой пустые канистры с ближайшей газ-стейшн, найди шланг – заправляться не получится. Нет энергии, значит, не работают насосы. Надо будет или сливать бензин, или каждый раз менять машину на авто с полным баком. Поспеши с выездом, пока не началось…

– Что началось, Грег?

Он вздохнул.

– Мир умер, Белль. Мы дозвонились в Германию, к Генри – в Мюнхене еще вчера было электричество, теперь уже нет. Так вот, там то же самое, что с минуту на минуту начнется здесь – в городе беспорядки, пожары, грабят дома в богатых районах, разносят магазины. Он говорит, что и в России все точно так же, даже хуже. И в Африке. Мы пытались связаться с Австралией – связи нет. Так что надеяться не на что, только на самих себя. Наступило время сильных, Белль, а это страшное время! Приезжай, я защищу тебя. Но я ничего не смогу сделать на расстоянии…

– От кого защитишь?

Трубка замолчала.

– Грег, – позвала Ханна и всхлипнула. – Грег… Ты где?

На экране замигала надпись: «Нет сигнала» и Ханна уронила бесполезный теперь смартфон на постель. Черная, удушающая волна отчаяния захлестнула ее с головой.

Двести миль.

Еще три дня назад папа говорил: «Всего двести миль! Да это же ерунда! Я давно обещал Джошу!»

Целых двести миль, подумала Ханна и сглотнула слезы.

Успокойся. Не плачь. Борись.

Она глубоко вздохнула и медленно выпустила воздух сквозь сжатые зубы.

Собираться и ехать.

Лицо все еще горело, но слезы высохли, словно вода на раскаленном камне. Сердце перестало трепыхаться и билось ровно.

Сопли и слюни еще никогда и никого не спасли.

Где папины ключи от пикапа?

* * *

Ребенок был жив до сих пор только потому, что в машине были приоткрыты задние окна.

Ханна подергала за ручки дверей – заперто. Стекло разлетелось только с третьего удара, брызнуло во все стороны мелкой слепящей крошкой, обдав осколками трупы на передних сиденьях.

Прикрыв нос тряпкой, Ханна сунула голову в машину и разблокировала дверцы.

Ребенок совсем ослабел. Он уже не плакал, а мяукал, словно котенок – синюшный, с закисшими глазками, с присохшей рвотой на рубашечке. Сжатые в кулачки крошечные ручки двигались рывками, словно у игрушки, у которой садились батарейки.

То, что он не умер от обезвоживания и голода, было чудом. Настоящим чудом. Малыш был пристегнут к креслицу, рядом с ним стояла сумка с детскими вещами и бутылочками.

Ханна вынесла младенца наружу и поставила креслице в тень.

От младенца пахло не лучше, чем от покойников, его надо было помыть и переодеть. Его надо было покормить хоть чем-нибудь. И его надо было нести с собой. Ханна не знала, когда шоссе расчистится от этой жуткой многокилометровой пробки, от битых, смятых и просто стоящих в беспорядке машин. Папин пикап пришлось бросить еще на въезде, продвигаться на «Тундре» по шоссе было невозможно в принципе. Лучше всего для передвижения среди тысяч препятствий подходил бы хороший скутер, Ханне доводилось водить такие – это проще, чем ходить. Горючего почти не потребляет, едет шустро, маленький, юркий, но для того, чтобы такое чудо найти, придется сначала обнаружить какой-нибудь автосервис или автомобильный магазин побольше. В Парке развлечений автомагазина не было, а вот на въезде в любой более-менее крупный городок таких автосалонов и не сосчитать. До городка, судя по указателю, двенадцать миль, до толла, где местное шоссе вливается в большой федеральный хайвэй – две мили. Дальше должно быть свободнее, и, вообще, две мили – не двести. Две мили Ханна пройдет и с малышом на руках.

Над раскаленным шоссе висело марево, солнце нагревало бетон шоссе так, что он обжигал ступни даже через подошвы кроссовок, в тени дышать было легче.

Сначала Ханна налила воды в пустую бутылочку для питья, найденную в сумке, и ребенок впился в соску с неожиданной силой, чуть ли не рыча. На то, чтобы его отмыть (во время мытья выяснилось, что нашла она мальчика), ушла полуторалитровая бутылка питьевой воды – на этом запасы жидкости кончились. Благо, в полумиле справа виднелся въезд на рест-эрию, а там можно было найти и питье, и какую-нибудь еду, потому что в детской сумке, кроме двух баночек детского пюре и испортившейся молочной смеси, ничего существенного не нашлось.

Борясь с тошнотой, Ханна заставила себя обыскать карманы мертвецов на переднем сиденье и бардачок авто. Водительская лицензия, кредитные карты, семейная фотография…

При взгляде на нее Ханне серьезно стало не по себе.

Супругам было лет по двадцать пять, не более. Счастливые, улыбающиеся, с новорожденным на руках. Дэнис. Мальчика зовут Дэнис. Женщину на фотографии звали Хлоя, мужчину – Джек. Это они сейчас лежали на передних сиденьях.

Ханна поежилась.

Фото счастливого семейства сделано полгода назад, в Луивилле, Кентукки. Что делали они на этом шоссе так далеко от дома? Куда ехали? Неужели в Парк?

Теперь все это не имело значения. Ни один вопрос и ни один ответ более не имел значения.

Баночка с пюре наощупь казалась горячей, но содержимое пахло хорошо, и Ханна дала ребенку несколько ложек фруктовой смеси. Дэнис проглотил их мгновенно.

– Прости, Денни… – сказала Ханна малышу. – Но больше пока нельзя. Давай-ка мы с тобой за водой сходим.

Спасая младенца от безжалостного солнца, Ханна прикрыла кресло одной из пеленок и двинулась вдоль ограждения, стараясь держаться ближе к краю дороги. Вонь была убийственна, Ханну постоянно тошнило. В других обстоятельствах она бы пробежала эти полмили до зоны отдыха вприпрыжку и не заметила бы, но сегодня каждый шаг давался ей с трудом.

На въезде в рест-эрию мертвые туши грузовиков сбились в кучу. Не меньше тридцати штук длинномерных красавцев, перегородивших проезды, не давали шансов проехать во внутрь. От двух замерших на газонах рефрижераторов несло тухлятиной так, что просто валило с ног. Ничего удивительного в этом не было – на бортах обоих красовались логотипы «Вкусной курочки» и Ханна обошла траки по дуге, зажимая нос свободной рукой.

Дальше, у здания ресторанчика, стояли брошенные легковушки, а возле газ-стейшн кверху колесами лежал полицейский автомобиль. Ханна рассмотрела в салоне ссохшуюся мумию в голубой форменной рубашке – мертвец висел на ремнях вниз головой, поблескивая нагрудным жетоном из глубокой тени.

Ханна остановилась.

Запах мгновенно стал гуще и ей пришлось несколько раз глубоко вздохнуть через стиснутые зубы, чтобы подавить рвоту.

Потом она поставила креслице с малышом на бетон и решительным шагом пошла к полицейской машине.

Нужно просто не дышать, словно в бассейне, где отец учил ее плавать. Набрать полную грудь относительно чистого воздуха и постараться не израсходовать его пока…

Она задержала дыхание и нырнула в салон машины шерифа.

Прежде всего, отстегнуть защелку ремня безопасности.

Замок сработал и мумия полицейского соскользнула с сиденья вниз головой. С хрустом и щелканьем разъединялись межпозвоночные диски, позвоночник разлетался на части, и от этого звука Ханне захотелось закричать.

Зажмурившись от отвращения, она нащупала на поясе шерифа кобуру и вытащила из нее пистолет, но кобура неожиданно оказалась у нее в руках вместе с ремнем – мумия просто переломилась пополам.

Ханна попятилась, вляпалась ладонью во что-то мерзко-липкое, отпрянула в испуге, больно ударившись коленом о край дверцы, но все-таки выбралась из машины.

Тут можно было перевести дух. Теперь у нее было оружие, правда, стреляла Ханна всего один раз в жизни, когда отец устроил ей экскурсию на военную базу, зато она бесчисленное количество раз видела, как это делают в кино.

Пистолет оказался тяжелым и черным. Более тяжелым, чем она могла предположить. Тот, из которого она палила в мишень под присмотром сержанта охраны папиной Лабы, был меньше и легче. Ханна покрутила оружие в руках, нашла предохранитель, выщелкнула и вставила обратно магазин с патронами.

Пояс кобуры был рассчитан на полного мужчину и она могла обернуть его вокруг талии дважды, поэтому находку пришлось повесить через плечо.

Малыш спал в своем креслице и стонал во сне, словно маленький старичок. Ханна внесла его в магазин, поставила ношу на стойку у касс, а сама прошла вовнутрь, к стойкам с продуктами. На полу лежали покойники, их было не так много, как ожидалось, но все-таки Ханне приходилось переступать через тела, и она сама удивилась тому, как спокойно это делает. Переносить запах, витающий повсюду, было гораздо тяжелее, чем научиться пренебрегать мертвыми. От вони кружилась голова и становилось не по себе до потери сознания, а покойники уже казались частью обстановки и не пугали совершенно.

Она нашла бутыли с питьевой водой и тщательно умылась, использовав жидкое мыло со стойки с химикатами. В рюкзак отправились влажные салфетки, пачка аспирина и жидкость для дезинфекции рук. Раньше она не понимала, зачем все это нужно продавать в каждом магазинчике на заправке, теперь бы с радостью набила бы этими мелочами пару тележек. Но…

Много унести с собой она не могла. Если после толла получится найти машину, тогда можно подумать о большем, а пока нужен самый минимум. Ребенку – вода, пара памперсов, какая-то фруктовая смесь или сок. Ей – вода и несколько шоколадных батончиков или пакетов с сушеными фруктами. Только то, что войдет в рюкзак и не поломает ей спину. Ничего лишнего, только необходимое.

В отделе с товарами для детей она обнаружила рюкзачок для переноски младенцев и полку с детским питанием, со стойки с фонариками взяла себе небольшой, но мощный светодиодный фонарь и запасные батарейки к нему. Все. Довольно. Можно идти дальше.

Она пошла через зал, толкая перед собой тележку с добычей.

Возле касс, где она оставила Дэнни, стояли трое мальчишек разного возраста, старший был, наверное, Ханне ровесником, остальные на год-два младше, и девочка лет четырнадцати – коренастая, плотная, с широким некрасивым лицом и неожиданно маленькими бесцветными глазами. Все четверо были одеты во все новенькое – джинсы, футболки, бейсболки, на ногах дорогущие кроссовки (Ханна хотела себе такую пару на день рождения и мама обещала подумать). Парни крутили в руках бейсбольные биты, а девочка – ее Ханна безошибочно определила как главную – держала пакет с шоколадными хлопьями и хрустела ими, разглядывая Ханну.

От подростков исходила настолько явная угроза и агрессия, что Ханна остановилась, пересиливая желание броситься наутек.

– Это наш магазин, – сказала девочка и бросила в рот горсть хлопьев. – Что ты тут делаешь?

– Взяла воду и несколько шоколадок, – отозвалась Ханна. – И пюре малышу…