Текст книги "Лучший возраст для смерти"

Глава вторая
Еще пятьдесят миль

Выезжая из Парка, Ханна не думала, что на свете может быть что-нибудь страшнее пережитого ею за последние несколько дней, но она ошибалась. Всегда может случиться что-то хуже того, что было.

Эти двести миль, которые надо было преодолеть…

Три с половиной часа по Интерстейт, если не спешить – и это всего неделю назад. Ерунда, не о чем говорить! Эти двести миль стали самым длинным путешествием в ее жизни. Самым длинным и самым жутким.

Двинулась ли она в путь, если б знала, что предстоит увидеть и что надо будет делать, чтобы дойти? Ответа на этот вопрос у нее не было. Ханна не понимала, откуда берутся силы сохранять рассудок и продолжать движение к цели, потому, что сойти с ума было самым простым решением проблем. Просто выключиться. Выйти из гонки.

Вот как сейчас… Лежать на заднем сиденье автомобиля, стоящего на паркинге огромного торгового молла, пить из горлышка обжигающий горло виски и смотреть издалека, как какие-то очумевшие от спиртного подростки громят «Мейсис». Пить до тех пор, пока не уснешь…

 
И в смертной схватке с целым морем бед
Покончить с ними? Умереть. Забыться.
И знать, что этим обрываешь цепь
Сердечных мук и тысячи лишений,
Присущих телу. Это ли не цель
Желанная? Скончаться. Сном забыться.
Уснуть… и видеть сны?[1]1
  Ханна вспоминает монолог Гамлета из одноименной шекспировской трагедии.


[Закрыть]
 

Машину, в которой она устроилась на ночлег, Ханна присмотрела себе на утро – огромный джип «Лексус» с полным баком – до дома точно хватит с головой, даже если кругами ездить.

После того, как ее путешествие едва не закончилось в обломках авиалайнера, она сообразила, что машина должна быть большой и мощной, даже если ее придется менять каждые двадцать миль. И плевать на экономию! Лучше всего подошел бы танк или «Хаммер», вот только ни танк, ни «Хаммер» по дороге не попадались. На малолитражке ни от погони не уйти, ни протаранить кого, если нужно, а мысль о путешествии на скутере не казалась ни удачной, ни даже смешной – самоубийственной. Здесь брошенных машин было меньше, дороги свободнее и размер снова приобрел значение.

Из багажника изуродованного «Поло» она взяла только бутылку воды да несколько шоколадок и пошла вперед через сотни метров, усеянных обломками самолета, остатками багажа и трупами пассажиров, оставив все еще живого преследователя – того, кто в шлеме, – умирать мучительной смертью. Она поступила так не из жестокости, а потому, что не смогла его добить. Просто не хватило духу. Ханна дважды тыкала стволом ему в забрало и оба раза убирала руку. Пристрелить беззащитного человека, каким бы дерьмом он ни был, было выше ее сил.

Она шла через обломки авиакатастрофы пригнув голову, и старалась не запоминать деталей, не видеть их, но все-таки увидела достаточно, чтобы не спать и хлестать виски из горлышка в надежде забыть и уснуть. Но ни уснуть, ни забыть не получалось. Та пожилая пара в креслах – это были еще цветочки.

Триста с лишним человек, погибших в крушении, перемешанных с металлом и стеклом, обгорелых, размазанных по бетону, превращенных в фарш ударом о землю – вот настоящие ягодки!

Шаг за шагом. Не дышать. Не смотреть. Не слышать, как жужжат мириады насекомых.

Воздух дрожал над раскаленным шоссе, размывая прямые линии и углы, скрадывая расстояния.

Рано или поздно это кончится, говорила сама себе Ханна. Рано или поздно.

За обломками лайнера она нашла пустой «Навигатор» с ключом в зажигании, но бензина в баке оказалось на дне и в ближайшем городке «линкольн» пришлось бросить.

Следующей машиной Ханны стала «Хонда Пилот» золотистого цвета, из которой пришлось вытащить высохшее до хруста женское тело. В небольшом супере, возле которого «Хонда» была припаркована, удалось восполнить утерянные вместе с «Поло» запасы воды и еды. Витрины мародеры разбили, но полки почти не тронули, хотя соседнюю с супермаркетом ликерную лавку разгромили основательно. Оттуда Ханна забрала две чудом сохранившиеся бутылки виски – на всякий случай.

И этот случай представился очень быстро…

Кусок металла пропорол покрышку «Пилота» и она свернула к парковке возле «Мейсиса», чтобы сменить машину. Авто она нашла, но выехать с парковки не успела.

Спиртное она не любила, но сейчас пила его как лекарство, не чувствуя ни вкуса, ни удовольствия, просто чтобы уснуть в медленно остывающей от жаркого дня машине. Но в голову лез зазубренный в школе Шекспир, воспоминания о родителях и брате. Как Джош сидит возле кровати в родительском номере и, как автомат, жует печенье из пачки и крошки фруктовой начинки падают на футболку и ковролин.

Ханна сделала еще глоток, ожидая отключки, но забытье не спешило с приходом. Просто теперь, если закрыть глаза, мир начинал кружиться вокруг, набирая скорость.

Ее «Лексус» стоял в конце парковки, и Ханна чувствовала себя в относительной безопасности. Никто из тех, кто сейчас громил «Мейсис», не мог разглядеть ее на заднем сиденье джипа, зато она видела, как за стеклянными витринами мечутся огни факелов и лучи фонарей. Несколько взрослых парней и девушек, близких к Ханне по возрасту, и стадо малолеток от десяти и старше развлекались, разрушая все вокруг. Совершенно безо всякого смысла и цели, просто получая от этого удовольствие.

Они подъехали к плазе уже после того, как Ханна перегрузила в новую машину свой скарб, перед самым закатом, на нескольких автомобилях, и перекрыли выезд с паркинга громадным пикапом «Додж Рэм», разукрашенным под дракона, и «Тундрой», такой же, как у папы, но дамского цвета – «голубой перламутр». Перекрыли не для того, чтобы помешать Ханне ускользнуть (они и не догадывались о ее существовании) просто бросили машины на выезде.

Незваные гости были вооружены (наверное, разграбили какую-нибудь оружейную лавку), на крепком подпитии, шумные, веселые, одеты в какие-то безумные тряпки, взятые из самых дорогих магазинов. Даже самые младшие выпрыгивали из кузова пикапа с пивными бутылками в руках.

Площадка перед магазином тут же наполнилась шумом и криками.

В пикап грузили ящики с консервами, бутыли с питьевой водой, сладости. Решетку, закрывающую витрину ликерного, легко сдернули джипом и принялись таскать оттуда спиртное. Звенели разбитые витрины магазинов одежды, летели оттуда наружу манекены и коробки с обувью, не потому, что были кому-то нужны, просто так было веселее.

Потом компания выпила еще и взялась за «Мейсис», начав со стрельбы по стеклам.

Ханна наблюдала за ними из своего убежища.

Она не боялась, хотя должна была бояться. Инстинкт подсказывал Ханне, что если бы кто-то из этих ребят заметил чужого, то судьба его была бы незавидна, но страха не было. Было удивление, брезгливость, отвращение и, как ни странно, сочувствие.

Она не могла понять, как и почему такие же, как она сама, подростки за несколько дней жизни без присмотра взрослых превратились в дикую стаю, в вандалов, и ей было их жаль – так здоровые стыдливо жалеют увечных и смертельно больных.

Беснующиеся подростки напоминали стадо бабуинов из передач канала «Дискавери», впрочем, такое сравнение могло оскорбить бабуинов.

Люди вели себя хуже обезьян. Гораздо хуже.

Внутри магазина пылал костер и вокруг него кружили тени. Опять посыпались стекла – кто-то изнутри выстрелил в одно из громадных окон и оно рухнуло вниз водопадом сверкающих осколков.

Ханна отхлебнула еще глоток и почувствовала, что больше пить не может – виски колом стояло в горле, вызывая позывы к рвоте. Но при том пьяной она себя не чувствовала: чуть шумело в ушах и пульсировал в висках бешеный ток крови. Сна не было ни в одном глазу, но одна мысль о том, что надо подняться и что-либо сделать, вызывала панику.

Ханна слышала крики и стрельбу – стая веселилась, как могла и умела. Смех, визг, ругань, девичьи голоса… Неприятный хохот, напоминающий вой койота…

Она прикрыла глаза, но отблески пламени пробирались и под веки. Мир кружился так, что она ощущала себя в свободном падении. Падать в бесконечную пропасть было очень страшно, и тогда Ханна сползла с заднего дивана на пол, свернулась на коврике между сиденьями, как усталая собака, прижимая к груди выпитую до половины бутылку.

Нет, она не уснула! Просто кто-то без спроса выключил звук и свет…

* * *

Ей снился пожар.

Тесная комната, маленькая, душная, с неприятным запахом пыли – это ее последнее пристанище. Вокруг бушует пламя. Ханна не видит его – пламя за дверями, но на дверной коробке кипит и пузырится краска.

Пот заливает глаза, волосы мокрые, словно ее обдали водой, но слышно, как они хрустят, высыхая от жара.

Она хочет закричать, но раскаленный воздух врывается в гортань, сжигая голосовые связки…

Пить… Воды…

Ханна открыла глаза.

Белый и горячий солнечный свет заливал паркинг, и воздух над раскалившимся асфальтом струился и дрожал. Джип внутри разогрелся градусов до ста, не меньше. Ханна чувствовала, что задыхается, белье пропиталось потом и прилипло к телу.

Она лежала между сиденьями в неудобной позе – перекрученная, измятая, с затекшими конечностями и страшно хотела одновременно и пи́сать, и пить.

А от вида ополовиненной бутылки спиртного, валявшейся под сиденьем, к двум мучительным нереализованным желаниям добавилось третье – ее затошнило. Дико болела и кружилась голова. Вода облегчила страдания, но заставила ее тут же, невзирая на опасность, выскользнуть из джипа на улицу и присесть у заднего колеса.

Пока моча чертила замысловатые узоры на асфальте, Ханна, насколько это позволяла ее позиция, попыталась осмотреться.

Стоянка, на ее удачу, уже обезлюдела, пикап, перегораживавший вход, исчез. Со второго этажа «Мейсиса» тянуло дымом, внутри явно тлел пожар, готовясь сожрать все содержимое коробки черного стекла. Всюду валялись разбитые бутылки, какие-то грязные тряпки, совершенно новые вещи с этикетками, растоптанные упаковки с чипсами, обертки…

Ханна поднялась и застегнула джинсы. Ее слегка покачивало и продолжало тошнить. Стоило поесть что-нибудь, но для начала стоило убедиться, что стая ушла.

Держа оружие наготове, она двинулась от «Лексуса» к основному зданию молла.

Несколько машин, стоявших ближе к магазину, зачем-то расстреляли – их изрешеченные кузова на спущенных покрышках стояли в нескольких ярдах от остатков шлагбаума. Ханна пыталась вспомнить, слышала ли она сквозь сон стрельбу, и не могла – ее ночное беспамятство было глубоким, как смерть и таким же опасным. После спиртного она чувствовала себя ужасно, но ощущение, что она вот-вот рухнет в безумие, исчезло – словно эти полбутылки виски заставили разжаться мощную пружину в ее груди, которую каждый прожитый в этом мире день взводил все сильнее и сильнее.

Если бы еще не так сильно болела голова!

Она переступила порог двери, ведущей на первый этаж торгового центра.

Тут отчетливо пахло пожарищем, сверху по эскалаторам скатывался удивительно густой белесый дым. Никого.

Битое стекло, разгромленные магазины, перевернутые бочки с кофе. Несколько тел умерших взрослых – к ним Ханна начала привыкать, как деталям пейзажа. Сброшенный на пол кофейный автомат типа «ретро», который выглядел так, будто по нему проехал поезд.

Здесь стая тоже погуляла вволю.

Можно было возвращаться назад и уезжать.

В деликатесной лавке Ханна нашла запечатанные в вакуумную упаковку мясные нарезки, бруски твердого сыра, несколько вяленых итальянских колбас. Стая не искала здесь еду, потому что паштеты и мраморные стейки в отключенных холодильниках испортились и воняли так, что Ханну, несмотря на мокрый платок, которым она прикрывала рот и нос, все-таки вырвало на входе. Зато припасы пополнились хорошими продуктами, которым жара была не страшна.

На полках «Радиошека» Ханна разжилась батарейками и еще одним диодным фонарем, в корзине у кассы валялись уцененные диски, разная мелочь вроде средств для чистки компьютерных экранов, бесполезных теперь флешек и универсальных зарядок, которыми теперь было нечего и незачем заряжать.

Ханна пошла вглубь – искала генератор, такой, как стоял у них в подвале дома, на случай неполадок в электросети, но не нашла. Ходьбою она укротила утренний страх, а после рвоты и еще литра выпитой воды ей полегчало и с похмельем.

Пора было убираться отсюда, проехать последние пятьдесят миль и оказаться дома. Хотя какой может быть дом без мамы, папы и брата, Ханна не понимала. Но там ждет ее Грег, и можно будет не волноваться о том, что по дорогам носятся взбесившиеся сверстники на джипах, мотоциклах и с оружием.

К выходу! К выходу!

По пути попался небольшой «РайдЭйд» со взломанным хранилищем рецептурных препаратов – искали наркотики и, как видно, нашли, – судя по опрокинутым стойкам и разбитым прилавкам фармацевтов, но Ханна все же подобрала несколько банок аспирина, упаковку «Тайленола», перевязочные пакеты и – о, чудо! – большую нетронутую упаковку прокладок, которые должны были стать для нее спасением в ближайшие несколько дней.

Толкая перед собой загруженную тележку, Ханна завершила круг по первому этажу и вышла в вестибюль, с которого начала свой поход по моллу. Тут стало совсем дымно, но ветер выносил вонючие серые клочья через выбитые пулями окна и оставлял возможность видеть и дышать.

Вышла и замерла.

Возле эскалатора лежало тело.

Не высохшая мумия, высосанная болезнью, а тело убитого человека.

Когда Ханна входила в молл, этого тела не было. Она внимательно огляделась перед тем, как пройти вовнутрь.

Ханна отпустила тележку и сжала рукоять пистолета так, будто бы от силы ее рук зависела жизнь.

Шаг, еще шаг, еще… Ладони стали мокрыми, оружие неподъемным.

Мертвец дымился.

Ханна уже могла рассмотреть опаленную до мяса кожу, остатки одежды, вплавившиеся в плоть, и обгорелые остатки волос… Это была девушка.

Ханна сделала несколько быстрых шагов, разыскивая стволом возможную цель, и остановилась над трупом.

Трещал и ухал разгорающийся на втором этаже пожар, орало воронье снаружи… Никого.

Ханна наклонилась над мертвой и осторожно перевернула ее на спину, стараясь касаться остатков куртки, а не тела, и в тот момент, как труп оказался лицом к ней, она поняла, что это не труп, а обгорелая, но все еще живая девушка, держит ее за руку железной хваткой.

Ханна заорала так, как еще никогда в жизни не орала, рванулась прочь и, отлетев на пару ярдов, упала, больно ударившись задом о пол. Ей и в голову не пришло воспользоваться пистолетом: она сидела посреди вестибюля с оружием в руках, не в силах укротить дыхание, а сердце, ошалев от страха, пыталось выбраться из груди через горло.

Девушка смотрела на Ханну единственным уцелевшим глазом (он был пронзительно голубой на красном фоне обнаженной плоти) и что-то говорила, приоткрывая щель рта. Пыталась сказать. Хрипела.

Медленно и с опаской, на четвереньках, Ханна поползла к умирающей, повинуясь этому хрипу и протянутой руке, похожей на освежеванную звериную лапу. Голубой глаз, полный ужаса и боли, смотрел на нее из лишенной век глазницы. Дрожа от ужаса и отвращения, Ханна заставила себя склониться над девушкой, чтобы расслышать слова…

Но хрип оборвался, так и не став словами. Девушка была мертва.

* * *

На 64-м съезде Ханна покинула шоссе и переехала на хорошо знакомую ей второстепенную дорогу, ведущую к Маунт-хилл. Развязка в этом месте была огромной, широкой, она успешно объезжала брошенные машины и выбралась из лабиринта разъездов достаточно быстро.

Под массивными опорами развязки лежало несколько перевернутых лекговушек, сгоревший до остова грузовик стоял в лужах застывшего металла от расплавленных дисков.

Далее на обочине лежали тела.

Ханна проехала мимо них, снизив скорость. Не больные – убитые. Подростки, девять человек – шестеро юношей, три девушки. Трупы были совсем свежими. Судя по следам на одежде и по позам, в которых они замерли, их расстреляли.

Ханна на миг прикрыла глаза и ощутила, что руки снова начали дрожать, как после утреннего бегства из «Мейсиса».

Мертвые, мертвые, мертвые… Которых не стоит бояться.

И живые, которых следует бояться до поноса.

Не бежать навстречу – люди, дорогие, как я рада вас всех видеть! – а искать место, где тебя не заметят. Она читала о событиях во время «Катрины», и имела представление о том, что демоны всегда находятся рядом и только и ждут возможности выбраться наружу. Но то, что произошло в реальном мире, было в тысячу раз страшнее «Катрины». И даже страшнее всех этих «Войн Z», «Ходячих» и прочей фантастики. Те, кто убил лежащих на обочине, не был Чужим или зомби с разложившимся мозгом, он был таким же человеком, как все. Как вожаки той стаи молодняка, что устроили файер-шоу в молле – обычные парни и девушки, которым нравится сила и безнаказанность.

Ханна посмотрела на свои пальцы. Они почти не дрожали.

Правая сторона шоссе была свободна. Если получится беспрепятственно проехать до правого поворота на Рейстер, заехать в город и без приключений его пересечь, то до Вайсвилля останется всего лишь десяток миль по двухрядке.

Она чуть прибавила газа и громадный «Лексус» довольно заурчал мощным мотором, проезжая мимо знака «Рест-эрия» 3 мили.

Чтобы попасть в Вайсвилль, надо было свернуть на Рейстер-Вест сразу за зоной отдыха, проехать по Оак-стрит до конца (она короткая, полторы мили), перевалить через мост над железнодорожными путями, ведущими к Базе, и уйти вправо вместе с дорогой, петляющей через смешанный лес до самого городка. Ханна знала эту дорогу на зубок – в Рейстер их возил школьный автобус.

В начале рест-эрии, сразу за въездом, стоял разбитый о защитную стенку экспресс-бус «Грейхаунда», его пришлось объезжать потихоньку, хрустя колесами по битым стеклам. Дальше полотно было сравнительно чистым, Ханна проскочила выезд с заправки «Шелл», располагавшейся в конце зоны отдыха, щит с расстояниями до ближайших городов, и увидела долгожданную надпись «Рейстер-Вест, 0,5 мили».

Это было так прекрасно, что захотелось закричать во весь голос! Дома! Она смогла! Она преодолела! Ханна засмеялась, застучала ладонями по рулевому колесу…

Но улыбка замерзла на губах: в зеркале заднего вида возникли два знакомых со вчерашнего вечера пикапа, вывернувших с заправки ей вослед. Перламутровая «Тундра» и «Рэм»-дракон – ошибки быть не могло. Эти машины стояли ночью возле «Мейсиса». Вслед за пикапами, как мелкие рыбы-прилипалы за акулами, на шоссе вылетели несколько джипов и спортивных машин, набитых визжавшим молодняком. Пересчитывать их Ханна не стала – она уже давила на газ и «Лексус» ввинчивался в поворот, визжа шинами и накренившись под опасным углом – подвеска работала на пределе. В конце дуги Ханна зацепила бортом небольшую «Хонду» и та, отскочив от отбойника, словно мяч, перекрыла половину поворотной полосы.

Двигаясь по Оак-стрит Ханна пустила джип ровно посредине полотна, разбрасывая мелкие машины бампером во все стороны. В зеркало она видела, как «Рэм» вышиб «Хонду» из проезда, словно молот стеклянную игрушку, расколошматив на части, и выпрыгнул на серый горячий бетон улицы, как настоящий дракон – огромный и кровожадный, угрожающе переступая зубатыми лапами-колесами. Он возглавлял погоню, он красовался, словно чувствовал, что один вид его радиаторной решетки приводит беглянку в дрожь.

«Лексус» едва ли был быстрее «Рэма» на прямой, но, несмотря на свои внушительные габариты, управлялся лучше длиннющего «Доджа». Спасение надо было искать не на прямой трассе, а на извилистой дороге, идущей через лес, где ее джип имел небольшое, но преимущество. Ханна стрелой пронеслась по улице, ушла резко вправо и влетела на мост над железнодорожной веткой на скорости 65 миль в час. «Лексус» подбросило на подъеме, он пролетел по воздуху дюжину ярдов, приземлился на передние колеса, но подвеска приняла удар на себя и ничего не отлетело.

Вниз. Влево. Теперь вправо.

Теперь Ханна боялась, чтобы ее не занесло. Она совершенно не знала, что делать, если все-таки занесет, но автоматика пока помогала ей справляться с машиной. Трещали системы стабилизации, педаль то становилась ватной под ногой, то наливалась неестественной упругостью, и в такие моменты «Дракон» и его перламутровая подруга сокращали расстояние.

На очередном прямом отрезке дороги что-то простучало по корпусу пригоршней мелких камней, а потом с треском обрушилось заднее стекло, и Ханна сообразила, что по ней стреляют.

Еще поворот. Еще. Она прошла связку виражей на предельной скорости, не отпуская газ.

Бэнг!

В лобовом со стороны пассажира образовалась окруженная трещинками дырка.

Где же эта развилка на Вайсвилль? Почему же так бесконечно долго тянутся эти десять миль?

Снова горсть камней хлестнула по багажнику.

Ханна в отчаянии направила ствол пистолета назад и дважды выстрелила. «Дракон» не обратил внимания на попытки жертвы огрызаться, тем более так беззубо. Зато пуля, выпущенная в ответ, снесла «Лексусу» боковое зеркало напрочь. Ханна не обратила на это внимание – она наконец-то увидела развилку. Вправо от дороги уходила бетонка на КПП, а влево…

«Лексус», ревя своими четырьмя сотнями лошадиных сил, прыгнул влево, выходя на финишную прямую. «Рэм» и «Тундра» ринулись за ним, ведя за собой стаю мелочи, вообразившую себя героями «Безумного Макса». Им нравился этот мир, мир ревущих машин, крови, пламени и насилия, пахнущий бензином и горелой плотью. Он принадлежал им – этот дивный новый мир, в котором нашлась такая славная замена IMAX и компьютерным шутерам. Теперь все взаправду – и кровь, и смерть! Они преследовали добычу, и добыча была на расстоянии протянутой руки. Куда ей теперь деваться?

Под колеса Ханне внезапно метнулась огромная змея, появившаяся на дороге из ниоткуда. Внизу что-то хлопнуло, а потом в подвеску замолотило так, что джип заходил ходуном, запрыгал, как конь на родео, и Ханна больно ударилась о руль, несмотря на застегнутые ремни безопасности. Скорость упала и машину по дуге вынесло на обочину.

«Рэм» и «Тундра» попробовали тормозить, но не успели и тоже проехались по заградительной ленте всеми колесами. В стороны полетели куски рваных покрышек.

Ханна выскочила из кабины и бросилась бежать, но тут с другой стороны дороги, из-за низкого кустарника, выкатился, плюясь сиреневым выхлопом, «Хэмви» военного патруля, и она метнулась обратно, прячась за кузов своего «Лексуса», чтобы не попасть под колеса пятнистому монстру, и с разбегу врезалась в какого-то человека.

Со стороны «Дракона» ударили выстрелы – били из автоматического оружия, тут же огрызнулся крупным калибром «Хэмви», метко, если судить по металлическому грохоту от попаданий. Очередь буквально распилила пикап напополам, его пассажиры брызнули в стороны, как мыши из затопленной норы, но и по ним хлестнул прицельный свинцовый дождь.

Ханну схватили в охапку вместе с визгом и пистолетом, и потащили в сторону, через подлесок, бросив на плечо, словно мешок с мукой. Сзади снова басом заговорил пулемет, перекрывая напрочь жалкую автоматную трескотню, и кто-то завизжал отчаянно и пронзительно.

Ее усадили на землю, совершенно шальную, так и не сообразившую, что погоня закончилась. Она дышала, словно не ее несли, а она бежала по пересеченной местности с неподъемным грузом на плечах.

– Пистолет отдай… – попросил ее знакомый голос. – Он все равно пустой!

Голос был знакомый, но навести резкость на говорившего она не могла.

Потом заскрипели тормоза и рядом остановилась машина. Хлопнула дверца и над ней нависла тень. Она по-прежнему не видела черты лица, только силуэт.

– Все кончилось, Белль… – сказал Грэг. – Это я. Все кончилось, ты дома…

Она почувствовала, как он обнимает ее, прижимает к себе.

И только тогда Ханна позволила себе зарыдать в родное плечо.

* * *

На третий день пребывания в Вайсвилле Ханна перестала шарахаться от резких движений окружающих, громких звуков и встречных прохожих. Ночью она спала тяжелым и беспробудным медикаментозным сном – по распоряжению Грэга вечером к ней приезжала на байке Лиз и делала укол, после чего можно было и свечи не задувать.

Ханна пробовала возражать, но Грэг и слушать не стал.

– Белль, у нас нет настоящих врачей и выводить тебя из нервного срыва, если он случится, некому. У нас уже были самоубийства и поехавшие крышей. Хватит. Поэтому потерпи пару дней, приходи в себя и включайся в работу… Каждый человек на счету. Все! Сейчас помогай, чем умеешь, если хочешь и можешь, а вечером – укол и спать!

Сам Грэг и еще несколько человек из его команды работали на износ – по двадцать часов в сутки, превращая некогда беспечный Вайсвилль в настоящий укрепленный район.

Пустых домов в городе было гораздо больше чем тех, где остались обитатели, поэтому Грэг принял решение следить за периметром, располагая точки наблюдения и несколько мобильных групп в отселенных домах, расположенных на окраинах. Выжившим же предстояло устраиваться в центре города, там где можно было организовать ограждение из колючей проволоки, баррикады на улицах, присмотр за младшими, нормальное питание и складирование продуктов.

В Вайсвилле остались в живых 323 подростка в возрасте до 18 лет, из них 67 человек перешагнуло 16-летний рубеж – 32 юноши и 35 девушек. 112 жителей города были в возрасте от 12 до 16 лет, остальные – младше 10. Не очень хороший расклад, но что случилось, то случилось.

Теперь предстояло охранять весь этот детский сад, лечить, кормить, организовать поиск припасов, охоту… Чтобы все это скоординировать, спланировать и, в конце концов, воплотить планы в реальность, нужен был человек, способный взять ответственность на себя.

И таким человеком для Вайсвилля стал Грегори Стаховски – главный умник школы, хавбек школьной футбольной команды, который в конце этого лета должен был уехать учиться в Принстон. Должен был, но, к счастью для Ханны и остальных жителей Вайсвилля, уехать не успел.

Ханна Сигал и Грегори Стаховски знали друг друга с детства, как и все дети в Вайсвилле, чьи родители работали на правительство и военный проект «Миротворец» или просто связали свою жизнь с Лабой и Базой. Маунт-хилл, он же Вайсвилль, был научным городком, обитатели которого так или иначе имели отношение либо к какой-то из научных программ Министерства обороны, либо к охране Базы и ее секретов.

Отец Грега Фред Стаховски возглавлял отдел компьютерной безопасности Базы, отец Ханны Алекс Сигал вел проект «Миротворец». Мама Грега, Сибилла, создала бухгалтерскую фирму, обслуживающую все мелкие бизнесы в округе, мать Ханны, Тэсс, работала на юридическую фирму в Рейстере и еще консультировала жителей Вайсвилля по субботам.

Сначала познакомились между собой матери Грега и Ханны, потом их отцы, а потом подружились и дети.

Это у отца Ханны Грег перенял называть ее семейным прозвищем – Белль.

– Белль – это красавица, прекрасная по-итальянски… – объяснял папа Алекс, улыбаясь. – Хоть мы и не итальянцы, но уж больно хорошо звучит! Вот послушай: Белль!

Он словно пробовал слово на вкус.

– Белль!

– Я тоже буду называть тебя так, – сказал ей Грег целую вечность назад.

– Ты же не итальянец, – улыбнулась Ханна. – Вы же поляки…

– Ну и что?

– Тебе не нравится мое настоящее имя?

– У тебя чудесное имя, Ханна, библейское… Но Белль мне нравится больше. Оно звенит, как колокольчик! Белль!

– Это папино слово, – нахмурилась она, хотя ей нравилось, как он произносит ее семейное имя. – Наш секрет…

– Так я же не при всех, – улыбнулся он. – Только наедине!

Его отец на службе отличался строгостью, а вне работы был шутником и компанейским парнем, наверное, умел переключаться в домашний режим.

Сибилла Стаховски, нарочито сдержанная в проявлениях эмоций и чувств что в офисе самой крупной в округе юридической конторы, что дома, могла бы служить образцом деловой женщины и хорошей жены, но в городе хорошо знали, что душечке-милашке Сибилле лучше на пути не попадаться – съест вместе с костями.

Быть лидером в диспут-клубе или капитаном в футбольной команде в благополучное время и взять на себя ответственность за жизнь трехсот детей и подростков – совершенно разные вещи. Только сейчас Ханна увидела, что добряк Грег Стаховски мог по жесткости дать фору обоим родителям, и на поверку оказался не мягким интеллектуалом, а человеком, которому подчинялись и реально боялись ослушаться.

Для выживших детей Вайсвилля он стал предводителем, настоящим вождем, а вождь – это не только слова, это действия, на которые никто, кроме лидера, не способен.

От него пахло порохом (теперь Ханна знала этот особенный запах, связанный со смертью и опасностью) и немного по́том – день был удушающе жарким, как всегда в этих местах в начале августа.

Раньше она не чувствовала, насколько жарко в Вайсвилле. Теперь же, когда электричество исчезло и кондиционеры стали бесполезным металлическим хламом, даже в комнате стоящего в тени деревьев дома можно было задохнуться.

Температура под сто градусов и хьюмит делали свое дело – оставалось лишь привыкнуть к тому, что прохладных летних вечеров уже никогда не будет.

Грег обнял ее, поцеловал и уселся на стул рядом с диваном, взяв Ханну за руку. Лицо у Стаховски осунулось, юноша казался много старше своих семнадцати, прошедшие десять дней состарили его на годы.

– У меня есть полчаса, – усталый голос тоже звучал иначе, надтреснуто. – Сейчас нам принесут поесть и мы поговорим. Потом я уйду, прости, много дел, но мы увидимся вечером. Тебя проведут в мои комнаты. Жить будешь у меня, Белль.

Он не спрашивал, он говорил, как будет. И это было прекрасно.

– Чем там все кончилось? – спросила она, отведя взгляд. – Я спрашиваю о тех… Ну, кто ехал за мной…

– Победой, – коротко ответил он. – «Хамви» и его машин-ган нас пока выручают. Я, кстати, знаю твоих обидчиков, кое-кого опознал. Они из нашей школы, в Рейстере.

– Как из нашей?

– Ничему не удивляйся, Белль. Просто входи в курс дела.

В дверь постучали и двое ребят, мальчик и девочка лет десяти, принесли пакет с сандвичами, пару яблок, воду.

– С кухни передали, чиф Грег. Если нужно – скажите, мы принесем еще.

Девочка улыбалась, не сводя со Стаховски взгляда. Мальчик говорил серьезно, как взрослый. Совершенно по-детски щуплый, угловатый, с исцарапанной и не очень чистой мордашкой, и широко посаженными светлыми глазами под бесцветными бровями, он смотрел на Грега, как на Бога, буквально поедая его глазами.

– Спасибо, нам хватит, – улыбнулся Стаховски в ответ. – Присоединяйтесь к поисковикам.

– Ага, – кивнула девочка.

Она была совсем маленькая, темненькая, остроносая, с чуть неровными зубами и нечесаной копной волос, а ресницы – такие густые и пушистые, что глаз не отвести.

– Не «ага», – поправил Грег. – А «слушаюсь». Надо отвечать – слушаюсь. Понятно, юные дарования? Свободны!

– Слушаюсь, чиф Грег, – отчеканил мальчишка с видимым удовольствием.

Девочка тоже кивнула и дети вышли – серьезные маленькие солдаты.