Текст книги "Между прошлым и будущим"

3

Мне исполнилось шестнадцать лет – возраст, в котором девушку начинают готовить для дебютного выхода в свет. Мачеха с ленивой обреченностью дала мне несколько уроков «правил поведения в высшем обществе» и пригласила лучших швей для моих будущих бальных туалетов.

Во время примерки платья Милада как-то высказалась:

– Испанку как не наряди, все равно ее смуглая кожа не привлечет ни одного завидного жениха!

Мачеха, пожав плечами, ответила:

– Почему же? Алиса – признанная дочь графа и любой знает, что его светлость ни за что не простит какую – либо фривольность в ее адрес. К тому же, у нее великолепное приданное.

– Вот – вот! Приданное! – Не унималась та, – А ты уверенна, что его светлость дает не меньше за Анну?

Графиня смерила сестру тяжелым взглядом.

– Ты в своем уме, Милада? Анна его единственная законная наследница, к тому же, ей всего десять!

– Да, – вздохнула тетушка, – придется мне взять заботу об Анне на себя, если родная мать не желает.

– Ты не исправима, сестра, – спокойно ответила графиня, – и когда в тебе столько яда накопилось?

– В отличие от тебя, я беспокоюсь за будущее родной племянницы, – парировала Милада, и как всегда, высоко подняв подбородок, удалилась.

Проводив ее взглядом, мачеха королевским взмахом руки велела портнихам, которые «водили хоровод» вокруг меня, то втыкая, то вынимая булавки из складок будущего туалета, отойти. Пригладив ткань, она оглядела меня критическим взглядом, и одобрительно кивнув, вынесла вердикт:

– Несомненно, Алиса, ты эффектна и в первом же сезоне найдется немало претендентов на твою руку.

«Или мое приданное» – с горечью подумала я, впечатленная тирадой Милады.

Все-таки мачеха на самом деле не желала мне плохого, или же, поскорее выдав меня замуж, желала вплотную заняться обустройством будущего Анны. Ну и второй вариант: показать всему обществу, как она добра к падчерице и любит ее как свою родную дочь.

Мой первый бал решили провести в нашем загородном особняке, где, собственно, мы постоянно и жили, когда отец не уезжал в Испанию.

Наш дом был поистине роскошен. Единицы дворян могли себе позволить подобный. Знатные соседи, окружавшие нас, взирали на него с благоговением и затаенной завистью.

Первый этаж был «служебный» и предназначался для размещения многочисленной прислуги, там же находились кладовые для хранения продуктов, товаров или других ценностей.

Второй этаж включал в себя парадные комнаты: прихожие, зал, несколько гостиных, хозяйские покои и диванные – для непринужденного общения между взрослыми членами семьи, родственниками и близкими знакомыми, обставленные, соответственно диванами, в том числе угловыми. Там же находилось несколько будуаров – женских кабинетов, и портретная комната с многочисленными портретами предков. Везде были мебельные гарнитуры, окрашенные под зеленую, «античную» бронзу с позолоченными резными деталями, а так же мебель из красного дерева, сравнительно простая, но современная по форме. Но самым роскошным был интерьер зала – двухсветного, с колоннами вокруг стен, хорами для музыкантов и большими печами с колонками, карнизами, вазами и рельефами. Топки этих печей находились на первом этаже. Колонны и стены и зала были облицованы мрамором, а стены украшены росписью.

К балу готовились особенно тщательно, обговаривался каждый нюанс, каждая деталь. Несколько гостиных специально отводили под игру в карты. Приглашали на бал письменно, на графской бумаге и неизменно с его печатью.

Признаться, мой первый бал не произвел на меня такого сильного впечатления, как на соседских дочерей (они делились со мной впечатлениями во время визитов их родителей). По поводу многочисленных кавалеров мачеха оказалась права – они не давали прохода, заставляя меня ловить на себе взгляды «имени тетушки Милады» других девушек на выданье и их мамаш – наседок. Однако поклонники лишь раздражали: «один – дурак, другой – помешан, а третий им двоим подстать!» А выглядела я и впрямь великолепно, и убедилась в этом, когда Милада оглядев меня, гордо вздернула подбородок и, не сказав ни слова – ушла. Нежно – розовое платье выгодно подчеркивало мою смуглость, хотя в моде была бледность, белые оголенные плечи и шея. Мои плечи были оголены лишь совсем чуть – чуть, волосы завитками спадали на округлые «вздутые» рукава. Открытая шея позволяла «выделить» голову и в моде были сложные приподнятые прически, но в моем случае – ведь я была дебютанткой – все украшение прически составлял гребень, который приподнимал мои кудри к макушке, не открывая шеи. В целом я выглядела «ослепительной», как сказал мой отец во время генеральной примерки, но невинной и целомудренной.

Бальный зал поражал своим праздничным убранством и великолепием. Накануне были вынесены все «лишние» предметы мебели, остались лишь стулья и кресла вдоль стен, на которых располагались не танцующие или же дамы и кавалеры, ожидающие своей очереди.

Время от времени лакеи обносили гостей прохладительными напитками: лимонадом, вкусным коктейлем из миндального молока, квасом, морсом, а так же сладостями и фруктами. После окончания танцев графская чета «выпроваживала» из зала гостей и тут же слуги вносили полностью накрытые столы. Когда все было готово, мой отец подал руку самой почтенной гостье (это была боготворимая всеми и откровенно пугающая меня леди Кларисса Сен – Джон), а мачеха самому знатнейшему гостю (представителю королевской семьи). Следом за ними попарно все гости отправлялись ужинать.

В общем, для разнообразия серых будней – это было неплохо, особенно наблюдение за тем, как Милада скрипела зубами от досады. По ее предположению, я должна была горько плакать в своей комнате, смирившись с судьбой – злодейкой и мысленно готовиться посвятить свое одинокое существование во благо Анны.

Я не знаю, как сложилась бы моя дальнейшая светская жизнь, выбери я мужа из тех маменьких сынков, кому была представлена и тем более тех, кто с улыбкой идиота, получившего в подарок корзину сладких пончиков, представился сам. Возможно, Милада помучилась бы изжогой неделю – другую, но уговорив себя, что я несчастна, успокоилась и с удвоенным рвением принялась бы устраивать счастливую и богатую жизнь любимой племянницы леди Анны.

4

До моего двадцатилетия оставались считанные дни. Шли традиционные приготовления к приему в мою честь.

Отец попросил меня зайти к нему в кабинет для серьезного разговора. Конечно, я догадывалась о чем пойдет речь, ведь двадцать лет уже почтенный возраст и скоро в высшем обществе мне вынесут суровый приговор несостоявшейся невесты или что – то в этом роде.

Я должна сделать выбор. Ничто меня так не пугало, как жизнь с тупоголовым отпрыском каких – ни будь родовитых соседей или же городским пижоном. Выбрать было настолько не из кого, что даже Милада была относительно спокойна. Несмотря на то, что она была жабой по своей сути – в уме этой яркой представительнице земноводных, никак не откажешь. Может быть и замуж – то идти за того парня она отказалась не из корысти, ведь недалеких богачей хватало и двадцать лет назад.

Отец что-то писал, низко наклонив голову над листом бумаги. Он так увлекся, что не услышал, как открылась дверь и мои шаги по ковру. Я тихонько опустилась в кресло напротив его роскошного письменного стола, привезенного из Испании, работы очень известного там краснодеревщика, и принялась наблюдать за ним.

Граф был очень сосредоточен, его губы беззвучно шевелились в такт скрежета пера о бумагу. Наконец, размашистым росчерком он подписал составленный документ, и обратил на меня внимание.

– О, Алиса! Я и не слышал тебя, – его мягкая улыбка особым светом отразилась в ярко – голубых глазах отца. Он провел рукой по густой белокурой шевелюре, которую совсем немного тронула благородная седина, отложил перо и документ в сторону, встал из – за стола и сел в кресло, стоящее напротив моего.

– Нус, дамочка, что же мне с тобой делать? – Лукаво спросил он. Судя по всему настроение у него было великолепное и, кажется, любящий отец что-то придумал. Мое сердце подпрыгнуло в надежде, ведь плохого от него точно ждать не приходилось.

– Алиса, – уже серьезно начал он, немного наклонившись ко мне.

– Я не раз говорил тебе, что твой ум не сравнится ни с одним из этих юнцов, увивающихся за тобой. Я отлично тебя понимаю, но дорогая, так уж сложилось, что ты женщина и обязана создать семью, да ты и сама это знаешь, – вздохнул он. – Я особенно не посвящал тебя в свои коммерческие дела, однако даже из «случайно подслушанного», – тут он усмехнулся, – ты делала правильные выводы и более того, в чем – то пыталась мне советовать. Лучше тебя мне приемника не найти, однако.., – на мгновение он задумался, а за тем продолжил:

– Им может стать ну… скажем, тот, кого ты сама признаешь, – загадочно улыбаясь, отец взял меня за руку.

– Твоя жена беременна! – толи испуганно, толи отчаянно воскликнула я, выдергивая свою руку. С Анной я смирилась и даже по-своему полюбила, но еще один ребенок… Хотя… Может быть, тогда они все отвяжутся от меня? И почему именно я должна его признать?

– Растерянный вид тебе не идет, – снова улыбнулся он. – Нет, Анастасия не беременна и вряд ли такое случится, – равнодушно уточнил он.

– Николас Сен – Джон вернулся домой.

Нет, сердце не может так сильно стучать! Оно не выдержит и остановится. Я сделала несколько глубоких вдохов, ведь двадцатилетняя леди не может на глазах у кого то, пусть даже самого близкого, пуститься в пляс с громким визгом.

Для отца я была открытой книгой и, разумеется, он все понял по моей реакции, да ему как никому были известны подробности нашей дружбы. Он просто не мог не заметить тогда, восемь лет назад, насколько тяжело мне было после расставания с Ником, как я горевала и украдкой плакала, жалуясь своим собакам на одиночество.

– Надо заметить, Николас произвел на меня большое впечатление, – на секунду граф прервался, внимательно вглядываясь в мое лицо, – Ему скоро исполнится тридцать лет – вполне состоявшийся мужчина: умен, образован, приятен в общении. Так что, Ник должен тебе понравиться. Он приглашен мной на прием в твою честь.

– А если он не захочет! – Воскликнула я. – Он бы уже давно увиделся со мной, как только приехал! – Мысль о том, что он не дал о себе знать, даже передав с посыльным записку, причинила настоящую боль.

– Милая ты моя, сейчас ты ведешь себя как подросток, – мягко пристыдил отец, – Нику тогда было двадцать лет, а тебе двенадцать. Романтика виделась только тебе. Уж сейчас то, ты должна это понимать. Изменилась ты, изменился и он. Подходите ли вы друг другу – решать вам самим. И потом, – добавил он, гордо улыбаясь, – Кто же устоит перед черноокой красавицей как ты? Это ему надо опасаться за риск быть отвергнутым.

С легкой улыбкой на лице я шла по коридору в свою спальню и, поравнявшись с дверью в комнату Милады, невольно приостановилась – хотелось пожелать ей спокойной ночи и сладких снов, ну или что обычно снится змеям.

Еще никогда я не ждала своего дня рождения с таким трепетом, и причиной тому, естественно Николас Сен – Джон. Богатое воображение рисовало мне его нынешний портрет, характер, привычки и даже наше совместное счастливое будущее. А еще в больший восторг приводила мысль о самом заботливом и понимающем отце на свете.

До бала оставалось ровно два дня. Как всегда дом бурлил приготовлениями: суета, беготня, пререкания между слугами. Но отчетливей всего по дому разносился командный голос Милады. Не важно, что прием в мою честь, командовать каждый день – это одно, а уж по поводу, даже по такому как мой день рождения, Миладе повелело проведение (если вообще что – то или кто – то могли ей повелеть)

Вечером, после ужина, отец выбрал удобный момент, когда рядом никого не было, подошел ко мне и прошептал на ухо:

– Завтра утром по – раньше, что бы вернуться к завтраку, встретимся у конюшни. Лошади будут готовы. Прогуляемся?

От волнения я смогла лишь кивнуть. В эту ночь я долго не могла уснуть, переполняемая предвкушением завтрашнего дня. Произойдет что – то важное, я точно это знала.

Мы отъехали от дома довольно далеко, когда отец, скакавший впереди, притормозил свою лошадь. Я остановилась рядом. Он смотрел на меня и грустно улыбался.

– Как ты сейчас красива и так сильно похожа на свою мать, – проговорил он. Я заметила блеснувшую слезинку в его глазах и волшебство этого чудесного утра начало таять, когда послышался топот приближающейся к нам лошади. Деревья (мы доехали до леса, отделяющего соседние имение) словно в сказке расступились в стороны, и показался всадник, уже через минуту оказавшийся возле нас.

– Доброе утро, граф! Доброе утро, принцесса! – воскликнул он, слегка приподнимая шляпу и широко улыбаясь.

Я почувствовала, как кровь прилила к моим щекам и шее. Это прозвище, которое он дал мне в детстве, прозвучало сейчас как то очень интимно. Внезапно захотелось спрыгнуть с лошади и спрятаться за нее. Увидев Ника, я поняла, что мое воображение, рисовавшее его портрет, оказалось очень скудным.

Возмужавший Николас Сен – Джон в одно мгновение, словно меткий херувимчик, поразил мою душу и сердце, когда соскочил со своей лошади и подошел ко мне. Он оторвал мою руку, вцепившуюся мертвой хваткой в поводья, и поцеловал ее, не отрывая взгляда от моего лица. Если долго смотреть в его глубокие карие глаза можно полностью лишиться своей воли.

– Доброе утро, Ник, – услышала я где то очень далеко голос отца, – Это моя повзрослевшая и похорошевшая дочь!

– Очень приятно вновь видеть вашу светлость. Отец рассказывал о вашем возвращении…

Николас и отец раскатисто захохотали, а я густо покраснела от злости на себя, потому что повела себя как юная дурочка, которую пригласил на танец первый в ее жизни кавалер.

– Пожалуйста, называйте меня просто Ником, – попросила «его светлость», продолжая широко улыбаться и не отпуская моей руки. Я попыталась ее отнять, но не тут то было.

– Алиса, да что с тобой, подруга юности моей?! – Воскликнул он, – ты словно чужая и видишь меня впервые.

Стряхнув остатки оцепенения и кое – как взяв себя в руки, я пролепетала:

– Мы не вчера расстались и… вы изменились.

– Да перестань мне выкать, черт возьми, – проворчал Ник и выпустил, наконец, мою руку, – Ты то же не та прыщавая девчонка, играющая с собачками!

Моя половина испанской крови начинала закипать.

– Что значит «собачками»?! Колли во всей России только у меня, и если тебя подводит память в твои «преклонные» годы, я напомню, что ты тоже любил возиться с моими собаками!

– Я не сильно вам мешаю, молодые люди? – вежливо поинтересовался отец, старательно пряча улыбку.

– Ты стала очень красивой девушкой, Алиса, – уже совсем другим тоном проговорил Ник и подтвердил слова ласковым взглядом.

Мы немного проехались по дороге вдоль леса. Ник задал мне пару дежурных вопросов, пристально вглядываясь в мое лицо, словно желал запечатлеть каждую его черту, что бы потом нарисовать по памяти. Я что то отвечала, опасаясь, что ему слышно как бешено колотится мое сердце. Когда возникла неловкая пауза, на помощь пришел отец, спросив о Ричарде Сен – Джоне, его делах и планах. Я не слышала, что именно отвечал Ник, только слушала его голос как любимую музыку.

До меня долетела лишь последняя фраза отца:

– Нам пора возвращаться, Николас, мы уехали втайне от всех, так что нельзя опаздывать к завтраку. До завтра.

«До завтра» – прозвучало волшебно. Ник снова поцеловал мою руку, немного дольше удерживая в своей, и мы разъехались. Я заставила себя не оглядываться, точно зная, что он смотрит нам вслед.

5

Гости прибывали. Настроение было великолепным. Я порхала по залу, лучезарно улыбаясь всем и каждому, не переставая при этом напрягать слух, когда мажордом громко провозглашал о прибытии нового гостя.

– Лорд и леди Сен – Джон! – донеслось из парадной.

А Николас?! – чуть было вслух не вырвалось у меня. Я поспешила разведать, что к чему. Сер Ричард и леди Кларисса раскланивались с мачехой и отцом. Кларисса просто завораживала. С ее появлением все как то стихло, на миг умолкли голоса. Как же она была прекрасна! Неестественно белая кожа выделяла ее даже среди специально выбеленных красавиц. Безупречные жемчужные зубы обнажились в хищной улыбке, когда я подошла совсем близко. Кларисса взяла меня за руку и поцеловала в щеку. Ее кожа даже сквозь перчатку была холодной, а алые чувственные губы – напротив, теплые и мягкие.

Может, она просто все время мерзнет? Но как бы то ни было, все равно она внушала необъяснимый страх.

– С Днем Рождения, дорогая, – проникновенно проговорила она, – Николас прибудет с минуту на минуту.

Вот так – то лучше! Мне уже было наплевать на ее неземную красоту и белую кожу, скоро я увижу его! Это было главным.

Прошло еще несколько томительных минут, прежде чем я, наконец, услышала:

– Его светлость милорд Николас Сен – Джон!

Сердце замерло, но через секунду бешено застучало во всех частях моего ослабевшего тела.

Мачеха с отцом поспешили приветствовать его, а я готова была стреножить саму себя, что бы ни нарушить пресловутый этикет и не обогнать графскую чету хозяев, расталкивая их локтями в разные стороны. Более того, я ощутила жгучее желание разогнать всех гостей, дабы не мешали мне строить личное счастье.

Что – то было не так. Я даже ощутила холод вокруг себя. Несомненно, он был великолепен в парадном фраке, однако, его улыбка показалась мне фальшивой, а глаза холодные и злые.

Он сдержанно приветствовал отца и мачеху и едва обратил внимание на меня – ровно столько, сколько требовали приличия. Сказать, что я была растеряна, значит ни сказать ничего. Своим поведением Ник ударил меня с такой силой, что захотелось со всех ног бежать, куда глаза глядят – лишь бы подальше из этого зала и дома.

Словно управляемая кукловодом, я продолжала выполнять свои обязанности: беседовала, «мило» улыбалась и решила для себя, что непременно добьюсь объяснения. Невероятно измучил отряд поклонников, наперебой приглашающих танцевать или прогуляться по саду. Хотелось заорать, послать всех до одного ко всем чертям! На фоне Николаса все как один выглядели жалкими и убогими. Я прилагала невероятные усилия, что бы ни следить за ним взглядом.

Бал подходил к концу, и я буквально отсчитывала последние минуты, что бы удалиться никого не обидев, когда над моим ухом прошептал его голос:

– Не окажите ли мне честь прогуляться со мной по саду?

«Убью под кустом» – была моя следующая мысль.

– С удовольствием, ваша светлость, – радуясь собственному самообладанию, ответила я.

Как джентльмен, он предложил мне руку, но проигнорировав сей жест, я вопреки всем чертовым правилам, зашагала к выходу впереди него. Уже в саду, догнав меня, он бесцеремонно схватил меня под локоть и развернул к себе.

– О, какие искры мы метаем, достойные праздничного фейерверка! – ухмыльнулся он.

Я вырвала руку, отступила на шаг и яростно прошипела:

– Я в чем – то провинилась перед вами, милорд? Почему вы позволяете себе так со мной обращаться?!

– Я обращаюсь с вами так, леди, как вы того заслуживаете, – его губы превратились в тонкую линию, а запомнившиеся мягкие карие глаза сейчас были черны от непонятного мне гнева.

– Как находчиво, – продолжал он, – Подбросить графу идею о браке со мной! На балу вы пользовались невероятным успехом, отчего же вы не выбрали ни одного из этих болванов? Это ж надо! За моей спиной ваш отец уже все обговорил с моим, и все за меня решили! А я-то думал, какого дьявола мой старик попросил вернуться домой?! А тут вон что, невеста меня поджидает!

– Пойду все же выберу кого – ни будь из «болванов», пока не разъехались, – более ничего не пришло мне на ум из-за возникшего гула в голове, который мешал соображать ясно. И еще я поняла что, оказывается, испытывает пойманная рыба, или зверь, угодивший в волчью яму.

«Отец!» – пульсировало в голове, «если ты ничего не объяснишь, я сойду с ума и порадую тетушку Миладу»

О том, как я себя чувствовала в ту ночь, и говорить не приходится. Больше всего злила неизвестность. Какая договоренность? Что вообще произошло?

На следующий день мне удалось лишь мельком, издали увидеть отца, когда он уезжал со двора. К завтраку он не вышел – что означало его дурное настроение или огромную занятость, хотя я склонялась к первому.

Новый долгий день в неизвестности. Закравшиеся в голову мысли не давали покоя, вызывая боль. Вид у меня был настолько мрачный, что даже Милада без ехидства поинтересовалась, отчего цвет моего лица такой серый.

Прошло два дня, прежде чем вернулся отец. За это время я осунулась так, невероятно напугав мою добрую старушку, что не понадобился корсет – платье и без того висело как на вешалке.

– Ты не заболела? – тревожно спросил отец, едва успев стряхнуть дорожную пыль.

– Нам надо поговорить, – решительно заявила я в ответ.

– Это несомненно, – кивнул он – Жду тебя в кабинете, и распорядись подать чай, не могу на тебя смотреть, одни глаза остались.

Несколько минут спустя я сидела в том же кресле, с которого накануне поднялась такой счастливой и вяло жевала безвкусную творожную булку, хотя точно знала, что она являлась шедевром нашей поварихи и просто таяла во рту.

И сколько бы Милада не твердила, что девушка должна есть как маленький воробушек, я игнорировала ее поучения. Именно эти булочки заставляли вспоминать исключительно очень крупных птиц.

– Кажется, я знаю, что произошло, – без обиняков начал отец. – У нас с Ричардом Сен – Джоном состоялся разговор, касавшийся вас с Николасом. Ричард говорил о том, что уже начал опасаться умереть, не дождавшись внуков. Он уже в преклонном возрасте, а его молодая супруга леди Кларисса детей иметь не может…

– Так вот, – тяжело вздохнул отец и продолжил:

– До сих пор Николас не выбрал себе невесту, ни среди англичанок, ни на Родине. Ричард так же рассказал, что сын поделился с ним своим мнением о тебе, после нашей встречи на прогулке. Ник сказал, что ты из долговязого подростка превратилась в очень красивую девушку, – он жестом пресек мое негодование, готовое вырваться наружу и продолжал:

– Высказавшись по этому поводу, лорд заметил, что было бы великолепно повенчать вас. Боюсь, Ник все слышал и истолковал разговор неверно. Мне очень жаль, Алиса, и я непременно берусь все уладить.

Противный холод пробежал по спине. Я встала с кресла, сжав недоеденную булку так сильно, что раскрошила на ковер.

– Прошу тебя, папа, не надо, – уверенно попросила я. – Ничего не надо улаживать, раз сама мысль о браке со мной вызвало в нем такую бурю негодования.

– Да пойми же ты, отец встал с кресла и навис над столом, заглядывая мне в глаза, – Не мысль о женитьбе на тебе разозлила его, а то, что не спросили его собственного мнения на этот счет.

– Прости меня, но я думаю иначе. Ты просто не видел, насколько сильна была его ярость, и он твердо уверен, будто бы я сама просила тебя обсудить с его отцом нашу помолвку.

– Я видел вас в саду, – нахмурился отец, – И что же там произошло?

Я покачала головой и попросила:

– Пожалуйста, ради Бога, ничего не надо предпринимать. Я очень прошу тебя.