Текст книги "Охота на рэкетиров"

Она на время забылась, но быстро пришла в себя, дрожа от страха, боли и пережитого унижения. Подобрала на полу одежду. Побывавшее в руках Витрякова платье годилось разве чтобы утереть кровь из разбитого носа. Впрочем, та уже запеклась. Мила затравленно огляделась. Подвал представлял из себя комнату метров сорока, освещавшуюся забранными в плафоны лампами. Окон не было. В углу помещался газовый котел, бойлеры и еще какое-то теплотехническое оборудование. Под бойлерами стоял старый диван. Дверь, сваренная из тяжелых металлических листов, находилась метрах в двух над уровнем бетонного пола. Дверь и пол соединялись крутой стальной лестницей без перил.

«Морская лестница», – отчего-то подумала Мила. Повинуясь моментальному порыву, она пересекла подвал, прошлепала босыми ступнями по холодным металлическим ступеням и налегла на ручку. Как и следовало ожидать, дверь оказалась запертой снаружи. Мила навалилась на нее всем телом, но сталь и не думала поддаваться. Тогда женщина вернулась в подвал, озираясь в поисках другого выхода, но его нигде не было.

Не прошло и двадцати минут, как дверь с лязгом отворилась и отвратительный голос Витрякова злобно прокаркал сверху:

– Я ж говорил… Ципа оклемалась и хочет еще.

– Давай уважим женщину, – поддержал Витрякова незнакомый Миле мужской голос.

Бандиты, гремя ботинками, спустились в подвал и Мила получила возможность вблизи разглядеть спутника Витрякова. То был высокий и крепкий молодой парень лет двадцати пяти. Лицо парня обезображивали многочисленные шрамы, делавшие его похожим на жертву безумных экспериментов доктора Франкенштейна. Или профессора Моро.[31]31
  Виктор Франкенштейн, – один из персонажей романа Мэри Шелли «Франкенштейн, или Современный Прометей» (1818), ученый, создавший чудовище, прообраз героев множества книжных, драматических и кинематографических адаптаций сюжета; доктор Моро, – персонаж фантастического романа Г.Уэллса «Остров доктора Моро», (1896) про безжалостного учёного-вивисектора, пытавшегося превратить животных в людей при помощи хирургических методов


[Закрыть] Человек-шрам пожирал Милу глазами придурковатого садиста. Он сразу тяжело задышал.

– Смотри, Леня! Голенькая!.. Видать, готовилась, да?!

Мила взвизгнула, попятившись. Впрочем, отступать было некуда.

Ее настигли в углу. Витряков схватил ее за волосы и снова опрокинул на диван. В момент оба оказались над ней. Ногти женщины полоснули Витрякова по щекам. Бандит заревел, размахнулся и ударил Милу в скулу. Перед глазами Милы Сергеевны заплясали желтые вспышки. Витряков левой вцепился в ее горло, пытаясь правой захватить обе руки Милы. Мила попробовала вырваться и ее едва не придушили. Шрам сбросил штаны и грубо раздвинул ноги Милы Сергеевны. Невероятно цепкие пальцы Шрама оставляли синяки на ее молочных бедрах. Мила гортанно закричала.

– Правильно, сука, ори! Мне только по кайфу! – захрипел Шрам, сотрясая тело женщины мощными толчками. Мила извернулась по кошачьи и вцепилась зубами в запястье Витрякова. Тот завопил и залепил ей чудовищную затрещину. Шрам быстро кончил. Они перевернули женщину на живот. Витряков оказался сзади.

– Ну как? Нравится, сучара? – орал Витряков, тараня ее с безжалостностью кузнечного пресса. Шрам ухватил Милу за голову. Тряхнул так, что шейные позвонки протестующе хрустнули.

– Ну, членососка? – заржал бандит. – Покажи-ка мне, что ты умеешь.

Пальцы Шрама продавили ее скулы с силой тисков. Она подумала стиснуть зубы, но поняла, что ее тут-же убьют. И сдалась. Прекратила сопротивление, скоро утратив и связь со временем. Она почти ничего не чувствовала, когда мужчины наконец утомились. Витряков поднялся и ногой сбросил ее тело с дивана. Мила соскользнула на пол. Оба бандита тяжело дышали.

– Это только разминка, шлюха. Чтобы ты знала. Цветочки… Ягодки у тебя впереди.

Мила заплакала. Витряков нагнулся над ней и сдавил клешней горло:

– Шлюха! – со злобой выплюнул он прямо в лицо женщине. – Шлюха поганая. Мы тебя будем трахать до потери пульса, а потом, – Витряков сделал паузу. – Потом мы тебя казним.

Мила горько разрыдалась.

– Нет, Ленечка, не надо… Пожалуйста… Не надо…

– Да, – осклабился Витряков. – Да, шалава! Ты сдала моего брата, ублюдина. Его порезали на куски, из его пуза доктор выковырял восемь пуль, но все равно он был еще живой, когда «черепа» облили его бензином и чиркнули спичкой!

Витряков перешел на крик:

– Он долго умирал, ты, курва! Он сгорел заживо в той самой «девятке», которую я подарил вам на свадьбу!

– Нет! – всхлипывала Мила.

– Ты сдала Кларчука «черепам», – немного успокоившись, убежденно проговорил Витряков. – Я всегда знал, что ты грязная и вероломная шалава. Я предупреждал брата. Я говорил ему, что ты комсомольская дешевка, да он меня не слушал. Он, дурак, любил тебя…

– Филя, – Витряков обернулся к Шраму, – веревку давай.

Шрам, которого, как выяснилось, звали Филей, шагнул к лестнице и поднял с пола моток крепкой бечевки, принесенный бандитами с собой.

– Свяжи ей руки… А то, это такая тварь скользкая, что не знаешь, чего от нее и ждать…

Человек-шрам вернулся к Миле, взвалил женщину на диван, перевернул на живот и скрутил запястья безжалостным морским узлом. Мила замычала.

– Молоток, – кивнул Витряков. – Пошли, Филя. – он поманил Шрама пальцем. Надо с Вацлавом дела порешать.

Оба синхронно подобрали одежду и гуськом направились к выходу. В дверях Винтарь обернулся:

– Ты сгубила моего брата… И ты за это заплатишь. Полежи пока, подумай о том, какая участь тебя ждет.

Стальная дверь грохнула, закрываясь. Лязгнул задвигаемый засов. Мила осталась одна. Силы покинули женщину, и она потеряла сознание.

* * *

Сколько длился обморок, Мила Кларикова не представляла даже приблизительно. Часов на ней не было, а окна в подвале отсутствовали напрочь. Связанные руки затекли полностью, зато большинство ссадин уже не кровоточило. Мила была раздета и лежала на диване ничком. Кроме жужжания котла и гула собственно сердца, никаких звуков она не слышала.

«Это ловушка, – в гиблом отчаянии подумала женщина. – Из этой западни мне не выбраться». Потом она вспомнила о Бонике.

«Бонику убийства ни к чему, – успокаивала себя Мила. – Он авторитет, вор, ловелас, он кто угодно, но только не убийца!..»

Впрочем, трезво взглянув правде в глаза, Мила признала собственные доводы неубедительными.

«Бонику наплевать. Он умыл руки, когда его придурковатые дружки делали с тобой, что хотели. Боник не участвовал, но и не вмешался. Он умыл руки».

Почувствовав, как к горлу подступает спазм, Мила жалобно всхлипнула.

«Значит, конец?»

Женщина попробовала стянуть веревки, но тщетно. Руки совсем не слушались, а узлы были крепки и надежны.

Неожиданно наверху снова лязгнули замки. Дверь заскрипела, открываясь. Мила инстинктивно напряглась. Попыталась поднять голову, но у нее ничего не вышло. Тяжелые шаги загудели по лестнице.

«Вардюк?!» – едва не закричала пленница, обманутая последней отчаянной надеждой, – «Вардюк и Любчик, Господи, как же я позабыла?!»

«Ребята надежные. Будут Вам за Ангелов-хранителей…»

«Они все это время были рядом и обязательно заподозрили неладное. Не могли они проглядеть бандитов, шастающих туда-сюда, а это значит!.. Это значит… А это значит…»

– Шевелишься? – с издевкой осведомился сверху голос Шрама. – Очень хорошо. Я уж боялся, чтоб ты не окочурилась.

Шрам тяжело спустился в подвал. Подошел вплотную. Постоял молча над Милой. Женщина затаила дыхание. Шрам наклонился и осторожно провел рукой по обнаженной спине Милы. Мила в ответ задрожала.

– Гладенькая, – невыразительно сказал Шрам.

Внезапно Шрам ухватил Милу и одним ловким движением перевернул животом кверху. Мила испугано вскрикнула, а разглядев Филю, громко закричала.

Шрам стоял перед ней, одетый в морскую тельняшку и тяжелые армейские ботинки. Никакой другой одежды на нем не было. В руке он сжимал большую опасную бритву, наполовину сложенную буквой «Г». Шрам придурковато ухмылялся. Глаза его были пусты, как две дырки, ведущие в преисподнюю.

«Господи, спаси меня! Он же обкололся!»

«Или он психопат от рождения. Какая разница. По крайней мере – не пьян. Когда человек до такой степени упивается, от него тхнет, как от пивной бочки».

– Ципа? – тихонько позвал Филя. – Цип-цип-цип.

Он сделал нетвердый шаг в ее сторону. Мила попыталась отпрянуть, но на скрученные за спиной руки рассчитывать не приходилось, а ногам не отчего было оттолкнуться.

– Хм… – сказал Шрам. Бритва пошла вниз.

– Постой! – громко скомандовала Мила и Филя на мгновение застыл.

– Постой-постой… Хочешь меня? – Мила впивалась в лицо Шрама, но с таким же успехом могла бы попытаться прочитать мысли куска гранита.

– Хочешь!? – с нажимом повторила Мила. – Я же вижу, что хочешь, – она похотливо повела бедрами. Вышло не очень, не та была ситуация, но в положении Милы Кларчук и это был героизмом, если не что-то большее.

– Давай, – страстно попросила Мила. – Развяжи меня. Я тебе все дам. Я тебе такое сделаю, чего никто никогда не делал. Вот увидишь! Развяжи, пожалуйста.

Филя тупо пялился на женщину. Пошатнулся опять, махнув бритвой над беззащитным животом. Мила конвульсивно дернулась. Филя улыбнулся этому движению широкой улыбкой идиота.

– А мне и так нормально. Я тебя трахну, а потом зарежу. Или сперва зарежу, а потом трахну. Тебе как нравится?

Филя занес бритву и сделал второй шаг.

– Постой, – громко повторила Мила. – Постой. Бонифацкий не разрешал тебе сюда спускаться. Бонифацкий узнает и тебя прибьет.

Филя приостановился, напрягся лицом, как будто бы пытаясь поймать какую-то мысль.

– Мы с Винтарем болт ложили на Бонифацкого, – проговорил он наконец. – Бонифацкий – вшивый слизняк. А мы с Огнеметом – крутые.

– А где Витряков? – спросила Мила, выбарывая у наркомана какие-то секунды.

– Винтарь? – Филя почесал за ухом. – А Винтарь уехал. Нету тут Винтаря.

– Позови Бонифацкого, – попытала счастья женщина.

– А он тоже уехал, – осклабился Шрам. – Мы тут одни с тобой.

Он сделал третий шаг и теперь нависал над Милой.

– Постой! – взвизгнула Мила. – Подожди! Если ты убьешь меня до приезда Витрякова – Витряков убьет тебя.

– Пополам ему, – спокойно ответил Филя. – Им обоим пополам.

Он наклонился и сжал пальцами ее левый сосок. – Мы втроем уезжаем. На моря. Я, Боник и Винтарь. Так что – пополам им, что я с тобой сделаю. Ты кричи, – подбодрил он Милу Сергеевну, – стены тут толстые, хрен кто услышит, а мне приятно.

– Мудак! – взвизгнула Мила. – Они тебя кинут. Даже уже кинули. Сядут на кораблик и тю-тю. А ты здесь останешься…

Филя задержал руку с бритвой.

– Не гони, – помолчав с минуту, сосредоточенно сказал он. – Камешки тут. На меня оставили.

– Ни черта не оставили, – скороговоркой затараторила Мила. – Сходи проверь! А за домом – милиция наблюдает. Дом окружен, козел. В окно посмотри.

Филя было дернулся к выходу, но снова склонился над Милой.

– А мне милиция пополам. Ты интереснее милиции, ципа. – Он сильно оттянул сосок. Бритва двинулась к груди.

Мила, последнюю минуту потихоньку сгибавшая ноги, распрямила их, метя в пах Шраму. Но занемевшие мышцы подвели ее. Удар пришелся в низ живота. Отморозок квакнул, согнулся пополам и перелетев через весь подвал, ударился затылком в газовый котел. Мила, закричав, вскочила на ноги. Колени у нее подгибались. Нечеловеческим усилием воли женщина заставила себя побежать. Филя, вопя, рванул следом. На последней ступеньке лестницы железные пальцы Шрама настигли лодыжку Милы. Она потеряла равновесие и оба покатились вниз. Мила ударилась затылком и на секунду потеряла сознание. Шрам опомнился первым и одним прыжком оседлал жертву. На ее счастье, правая рука Шрама оказалась сломанной при падении. Бритва куда-то исчезла. Хотя для удачного исхода поединка этого было недостаточно. Уцелевшая левая Шрама сжала кадык Милы Сергеевны. Мила захрипела, но сорвать клешню с горла было нечем. Ее руки оставались связаны. Мила поняла, что сейчас умрет.

И тут что-то ухнуло. Как будто взорвалась толстостенная колба с какой-то жидкостью. Филя пораженно замычал. Кровь закапала с узкого лба бандита. Часть капель брызнула на лицо Милы, часть рикошетила о грудь Шрама и тоже попадала на нее. Пальцы Шрама разжались. Мила жадно глотала кислород. В горле у Фили громко булькнуло, он подавился, вытаращил глаза и безжизненно рухнул на Милу Сергеевну.

* * *

Обойдя по периметру здание, Андрей обнаружил все окна плотно закрытыми. Каждое окно защищала добротная стальная решетка. Массивные дубовые двери парадного и черного хода тоже не поддались незваному гостю. Почесав затылок, Андрей поднял голову.

Карабкаясь на балкон второго этажа, Андрей вспомнил происшествие, случившееся с ним в детстве.

Отец служил тогда на Дальнем Востоке, они жили в маленьком военном городке, Андрей, еще не ходил в школу. Никаким детским садом в городке и не пахло, так что Андрюша круглые сутки был предоставлен заботам матери и самому себе. Исполинский кедр, буквально упиравшийся в небо неподалеку от окон штаба воинской части, не давал Андрею спокойно спать. Кто-то из его тогдашних приятелей предположил, будто кедр настолько высок, что с его верхушки, должно быть, виден Тихий океан. Обуреваемый жаждой приключений, Андрей приступил к восхождению. Первые метры дались поразительно легко, никаких трудностей не возникло. Ветки росли густо, ствол дерева был широк, как магистральный газопровод. Что же касается вида, то чем выше забирался Андрей, тем удивительней картины представлялись его восхищенному взору. Местность под ним как бы разворачивалась в аксонометрии.[32]32
  Аксонометрия (от греч. ось и измеряю), один из видов перспективы, основанный на методе проецирования, при помощи которого наглядно изображают пространственные тела на плоскости бумаги. Аксонометрию еще называют параллельной перспективой.


[Закрыть] Двухэтажный штаб остался внизу, обернувшись крышей со свежеуложенными листами шифера. Из-за штаба вынырнули казармы. За казармами всплыли одноэтажные бараки военного городка, в которых ютились офицерские семьи. Обитатели городка между собой прозвали эти длинные приземистые хибары подлодками и, очевидно, определенное сходство имело место. Преодолев еще метров пять-семь, Андрей различил вдали освещенное окно кухни своей квартиры. Ему даже почудилось, что он видит крохотный силуэт мамы, занимающейся готовкой ужина. Андрей упорно продолжал подъем, представляя себя Михаилом Хергиани,[33]33
  Хергиани Михаил Виссарионович (1932–1969), легенда советского альпинизма, неоднократный победитель чемпионатов СССР, погиб в итальянских Доломитовых Альпах. Похоронен в родном селе Местиа. Памяти «Тигра скал» посвящена песня Владимира Высоцкого «К вершине»


[Закрыть] воспетым Владимиром Высоцким и названным восхищенной английской королевой «Тигром скал». Высоцкого уважал Бандура-старший, хранил дома пару больших бобин с песнями запрещенного режимом барда. Хотя свое пристрастие, по непонятным тогда Андрюше причинам, старался не афишировать. Стоило отцу включить новую, недавно купленную в окружном военторге черную, вертикальную «Ноту» с потрясающими стрелочными индикаторами, освещавшимися, каждый своей лампочкой, как Андрей сразу пристраивался рядышком. Смысл большинства текстов оставался для него загадкой, но вот песню «Яка-исребителя» он обожал и знал на зубок. На втором месте среди пристрастий Андрюши числилась песня про альпинистов, которую Владимир Высоцкий и посвятил бесстрашному и прославленному альпинисту.

 
Ты идешь по кромке ледника,
Взгляд не отрывая от вершины.
Горы спят, вдыхая облака.
Выдыхая Снежные лавины.
Но они с тебя не сводят глаз,
Будто бы тебе покой обещан…
 

Обе, и альпинистскую, и песню самолета-истребителя, Андрюша вызубрил наизусть.

За «подводными лодками» военного городка, словно по волшебству, возникли крыши ангаров боевого парка и обширное хранилище ГСМ. За этими затянутыми бесконечными рядами колючки и тщательно охраняемыми часовыми территориями высились поросшие тайгой сопки. Никакого океана нигде видно не было.

Очутившись практически на вершине кедра, Андрей огляделся по сторонам, а потом, на беду, посмотрел вниз. Далеко под ногами крыши машин превратились в подозрительно маленькие квадратики. Асфальтовая дорога, ведущая к штабу, казалась тонкой ниточкой. Дружков, подбивших юного альпиниста-древолаза на восхождение, вообще было не разглядеть. До Андрея, наконец, дошло, что между ним и поверхностью земли пролегла глубокая, смертоносная пропасть. Вскоре налетел ветер. Ствол дерева, который он обнимал взмокшими ладонями, был совсем не таким толстым, как внизу. Под порывами ветра вершина принялась раскачиваться, словно гигантский маятник. На смену опьянению победой пришел панический ужас. Путь назад предстоял длинный. Андрей попробовал дотянуться ногами до веток ниже, но ноги не находили опоры. Это казалось невероятным, но именно так и было. Андрей прилип к спасительному стволу всем телом, впервые подумав о смерти, извечно ковыляющей всего в полушаге от жизни. Ураганные порывы болтали дерево из стороны в сторону. Андрей, вместе с верхушкой описывал гигантские круги на головокружительной высоте. Не думая о том, выдержит ли его ствол, он руками и ногами вцепился в дерево, приник лицом к гладкой молодой коре. Никакая сила, казалось, не могла разжать его хватку.

Попавшего в беду древолаза обнаружили только к вечеру. Дружки Андрея, перепуганные до смерти, как воды в рот набрали. Едва Андрей был обнаружен, в части началась тревога. Внизу замельтешили солдаты и офицеры. Кто-то что-то кричал. Впрочем, сам Андрюша почти ничего не слышал, из-за ветра. Мышцы стали деревянными, он не мог даже пошевелиться. Под деревом развернули громадный кусок брезента. Бандура-старший и пара солдат-добровольцев, сбросив сапоги и вооружившись веревками, полезли наверх. Но, снять мальчика оказалось не так-то просто. Спасательная операция продолжалась при включенных армейских прожекторах.

Только к полуночи незадачливый древолаз был, ко всеобщему триумфу и облегчению, целым и невредимым доставлен на землю. Отец крепко прижал сына к себе, не ругал и пальцем не тронул. Андрей, сидя на верхушке и приближенно представляя, что за кавардак творится на земле, не ожидал, что отделается так дешево.

Утром Бандура-Старший разбудил Бандуру-младшего ни свет ни заря и торжественно объявил последнему семь суток домашнего ареста.

* * *

Достигнув балкона, Андрей легко перескочил через перила, толкнул дверь и очутился в каминном зале.

Сжимая пистолет обеими руками, и от этого ощущая себя немного героем крутого голливудского кино, Бандура, комнату за комнатой обследовал весь дом, но нигде не обнаружил ни души. Искомый дипломат Виктора Ледового нашелся вскоре в небольшом помещении, служившем рабочим к абинетом.

Бандура не поверил своим глазам. Взломал замки, бегло оглядел содержимое. Камни лежали на месте.

Андрей утер пот со лба и обессилено опустился в широкое кресло, обтянутое желтой кожей.

«Твою мать, а? Нашел-таки».

Это действительно была удача.

Андрей вытянул ноги, позволив телу несколько минут передышки. Тело, которому довелось отработать двое суток в экстремальном режиме, безусловно, нуждалось в гораздо большем.

«Давай, давай, – одернул себя Андрей, почувствовав, что быстро проваливается в сон, – давай, засни прямо в логове зверя. Вот Боник встрече обрадуется…»

К чести Андрея следует признать, – пока ноги отдыхали, руки крепко сжимали пистолет, а уши работали как локаторы.

Дом казался совершенно пустым. Выходило так, что – либо милиционеры что-то напутали, либо умышленно наврали про парочку, якобы остававшуюся на вилле.

Как Андрей ни прислушивался, слышал только удары собственного сердца. Однако, вскоре ему послышались какие-то подозрительные звуки, напоминавшие приглушенные вскрики. Андрей встряхнулся, поднялся из кресла и, держа дипломат левой руке, осторожно двинулся по коридору. Дорогу указывал вороной ствол «браунинга».

Первый этаж дома Бонифацкого оказался не более оживленным, чем второй. Андрей замер, напряженно прислушиваясь. Он находился в самом сердце особняка. Тревожные звуки доносились откуда-то из-под земли.

«Интересно развлекаются ребята. Ну и ну. Не дом, а вертеп. Вот так миляга господин Бонифацкий…»

Андрей прокрался ко входной двери, намереваясь покинуть виллу так же незаметно, как он в нее проник. В дверях Бандура остановился и еще раз напряг слух. Сомнений не оставалось – кричит женщина. Слов было не разобрать. Однако нотки отчаяния, сквозившие в жалобных воплях, заставили Андрея изменить траекторию.

«Да сматывайся отсюда», – сказал внутренний голос. Но, вместо того, чтобы прислушавшись к этому совету, выйти на улицу, Андрей повернул обратно. Отыскал стальную дверь в подвал и прильнул ухом к холодному металлу. Крики сменились звуками яростной борьбы.

«Сматывайся, идиот…»

«Да ладно…»

Андрей взял дипломат под мышку, открыл дверь и рывком проник в помещение. Подвал освещался ровным электрическим светом. В нем было сухо и тепло. На полу, в каких-то трех метрах под Андреем, здоровенный детина в одной морской майке сидел верхом на совершенно голой женщине. Детина увлеченно давил сонную артерию на горле жертвы. Женщина извивалась всем телом, будто змея, но было ясно, что силы покидают ее. Она перестала кричать и теперь только хрипела.

Картина пробрала Андрея до глубины души. Он прыгнул вниз и, не раздумывая, с размаху обрушил рукоятку пистолета на квадратный затылок детины. В момент удара Андрей вскрикнул от резкой боли, потому что крайняя фаланга его мизинца угодила между стриженным черепом насильника и тяжелой рукояткой пистолета. Пульсирующая боль мигом заполнила ладонь.

– Ух, блин!!! – истошно завопил Андрей, чувствуя, как глаза вылазят из орбит. Он перехватил пистолет повыше, испытывая огромное искушение задвинуть насильника по второму разу. Нужды в этом уже не было. Парень в майке повалился на жертву, сверкая ягодицами.

Андрей быстро оглянулся, с уважением посмотрел на рукоятку «браунинга» и удовлетворенно кивнул:

– Крепко сработано. Третий затылок за сегодня, а ни царапины. Орех, видать.

Он сунул ствол в карман, нагнулся и сбросил бездыханного насильника с несчастной жертвы. Женщина жадно глотала воздух. Вид ее ужаснул Андрея. Под глазами синели кровоподтеки, губы и нос были разбиты в кровь, все тело испещряли ссадины с синяками. На лбу красовалась изрядная гематома. В сантиметре от левого соска зиял глубокий подрез, из которого сочилась кровь.

– Ничерта себе! – потрясенно проговорил Андрей.

Только теперь до него дошло, что руки несчастной крепко связаны за спиной.

– Подожди, детка, – сказал Андрей, склоняясь к Миле Сергеевне и соображая, чем бы разрезать веревки. Случайно на глаза ему попалась опасная бритва, валявшаяся в самом углу подвала.

Андрей подобрал бритву, подумав о том, что нечто подобное использовал для бритья его родной дед. В те времена Андрюшу к бритве и близко не подпускали, зато сам процесс бритья, каждый раз превращаемый дедом в целое действо, он нередко наблюдал со стороны и запомнил на всю жизнь.

Бандура перерезал веревки и с трудом поставил женщину на ноги. Мученица вцепилась в спасителя и едва не залезла к нему на руки, словно перепуганный насмерть котенок. Она дрожала всем телом и что-то лепетала в плечо.

– Ну-ну! – смутился Андрей. – Перестань! Перестань, слышишь?! Давай-ка лучше выбираться отсюда.

Они, обнявшись, сделали несколько шагов к лестнице, когда Андрей, поддавшись безотчетному порыву, бросил беспомощную спутницу, вернулся и изо всех сил сааданул поверженного маньяка в голову.

– И еще мало тебе! – выкрикнул Андрей, и едва успел подхватить несчастную женщину, готовую свалиться на пол.

– Держись, – Андрей подставил плечо, и они приступили к восхождению.

На последних ступеньках женщина окончательно обессилела и повисла на Бандуре всем телом.

– Ну и денек, – хрипел Андрей, вытягивая ее с ловкостью заправского бульдозера.

В холле ему пришлось взять спутницу на руки. Так они миновали коридор и оказались в обширном зале первого этажа. Андрей нежно опустил ношу в первое попавшееся кресло и оглянулся в поисках какой-нибудь одежды. Несчастная женщина стала неистово цепляться за Андрея, словно утопающий за спасательный круг.

– Пожалуйста, – лепетала она, – пожалуйста! Не бросайте меня… Только не бросайте!.. Пожалуйста…

– Вот мать-перемать! – возмутился Бандура, пытаясь за показной суровостью скрыть охватившее его смущение, а кроме того, еще и освободиться, наконец, из судорожных объятий женщины. – Да прекрати, блин, немедленно.

Стряхнул с себя ее руки и выглянул в переднюю. Сорвал с вешалки ближайший плащ, наплевать, что мужской, и с грехом пополам укутал в него женщину.

– Не уходите, – бормотала Мила, возобновив попытки ухватить Андрея хотя бы за что-нибудь.

Андрей отступил на шаг.

– Пожалуйста, не бросайте меня…

Полные слез глаза. Милая перепуганная мордашка, если сбросить со счетов фингалы и распухший нос.

Андрей в раздражении отмахнулся.

– Послушай, детка! – заговорил он громко, горячо и убежденно. – Я тебя из подвала вытащил? Вытащил. Дружку твоему трепанацию черепа устроил? Устроил. Чего ты еще хочешь? Чтоб я тебя к папе с мамой отвез?

– Пожалуйста… Ну пожалуйста?

– Да некогда мне! – взорвался Андрей. – На работе я! Усекаешь, крошка?.. На ра-бо-те!

Мила Сергеевна жалобно заскулила.

– Вот ядреный корень! – ожесточенно зажестикулировал Бандура. – Это я, что ли, тебя проституцией заниматься принуждал? Привалить кого – пожалуйста, а со шлюх капусту сбивать – не мой профиль. Честно тебе говорю – я бы сутенеров на кол сажал. Без суда и следствия…

Мила горько заплакала.

– Будешь думать теперь, к кому в машину подсаживаться, а к кому не стоит! – разорялся Андрей, несколько превратно истолковавший то положение, в какое угодила молодая женщина. Милу Сергеевну он не узнал, как и она его. Несчастную путану Андрею было искренне жаль, да время нещадно поджимало.

– Уходить мне надо, – внятно объявил Андрей. – Нельзя тебе со мной. За мной с минуты на минуту такие гонки пойдут – сама не обрадуешься. Чудеса на виражах, чтобы поняла. Да и не по пути нам.

– Не уходи… – горячо молила Мила.

Бандура в сердцах сплюнул.

– Тьфу. Дура несчастная! Не по пути нам, говорю. Я ухожу, и ты ноги уноси. Пока Боник с целой кодлой не воротился. С него станется.

Андрей зашагал к выходу, но тут же замер, осененный внезапной мыслью.

– Слушай, детка, а где этот конь педальный, хозяин всего этого гребаного хауса, ключи от «Ягуара» держит?

– В спальне на тумбочке, – давясь слезами, ответила Мила, – по-моему…

Женщина находилась в таком состоянии, что не только не узнала Андрея, виденного единожды в Гробарях мельком, но и совершенно упустила из виду дипломат, зажатый в руке молодого человека. Не до дипломатов ей в тот момент было.

– По-твоему?! – заворчал Андрей, бегом припуская в спальню. Вскоре он вернулся, вооруженный ключами, брелоком противоугонной сигнализации и даже техническим паспортом на имя Вацлава Збигневовича Бонифацкого.

– Нацмен хренов…

– Пожалуйста! Возьмите меня с собой! – заголосила Мила Сергеевна.

Бандура молча прошел мимо. Обернулся от двери и нравоучительно обронил на прощанье:

– Детка, я тебе в последний раз говорю – я тебя на панель не толкал. Сама полезла, за легкими деньгами. А легких денег – не бывает. – Бандура вздохнул, – для таких, как мы, по крайней мере. Теперь поняла? Сегодня сотка, а завтра – плетка.

Он уже совсем было вышел, но на крыльце снова обернулся:

– Чеши отсюда, пока дорога свободна. – Он сделал неуверенный шаг, не зная, говорить женщине или нет.

– Тут это… – наконец, неуверенно выдавил Андрей. – На улице два мента в машине отдыхают. Вон там, в конце квартала. Как раз скоро в себя придут, если я не перестарался, не дай-то Бог. Давай, подруга, тормоши их, и пускай они всю эту кодлу пакуют, к чертям собачьим.

– А вообще, – Андрей позволил себе короткую паузу, – завязывай ты с этим делом. Сама небось поняла, что добром не кончишь. Найди работу, замуж выйди… – Бандура вздохнул, в последний раз посмотрев на Милу:

– Ну, бывай, короче говоря.

С этими словами Андрей скрылся из виду. Пересек двор и, не теряя больше ни минуты, забрался за руль «Ягуара».

– Ух ты! – восхищенно воскликнул Андрей, приноравливаясь к приборам управления. – Так вот ты какой, полный фарш… Ну, поглядим, чего ты стоишь?

Взревел могучий мотор. Андрей отпустил сцепление и машина, подмяв бампером ворота, задом выкатилась на улицу. Андрей перебросил передачу и надавил на газ. «Ягуар» сорвался с места и, проскочив мимо все еще безжизненной милицейской «пятерки», устремился вон из Ялты.

Автомобилей на трассе было предостаточно, потому как даже совы успели перебраться из кроватей за рули собственных авто. Едва Ялта осталась за спиной, навстречу Андрею попался черный мотоцикл с коляской. То ли «К-750», то ли «Урал».[34]34
  К-750 – мотоцикл, производившийся Киевским мотозаводом с 1958 года. Имел привод на колесо коляски, что делало его очень проходимым. «Урал», – мотоциклы, произведенные на Ирбитском мотозаводе. С 1941 по сей день выпущено более 3 миллионов тяжелых мотоциклов «Урал», завоевавших известность в США, Австралии, Великобритании и многих других странах.


[Закрыть] Андрей точно не разобрал. Старый рабочий конь из разряда тех, на которых в селах обычно рассекают мужики, перетягивая все, от дров или соломы – до кирпичей.

«Ягуар» к моменту встречи с мотоциклом уже набрал приличную скорость. Мотоцикл молнией промелькнул мимо. Так что в лобовом стекле лишь на мгновение возникли две головы мотоциклистов. Обе – украшенные танкошлемами советского образца. Гигантская фигура пассажира в мотоколяске показалась Андрею знакомой. Ощущение длилось одно короткое мгновение. Машины разминулись. Андрей наподдал газу, и «Ягуар» пошел на обгон ползущего вгору автопоезда. Мотоциклистов Бандура попросту выбросил из головы. Мысленно он уже был если и не в Киеве, то, по крайней мере, на подступах к городу. Теперь весь его план сводился к тому, чтобы двигаться по ЮБК до бухты Ласпи, перевалить горную гряду (там, вроде бы, был тоннель, прорубленный в скальных породах), и через Инкерман выбираться к Бахчисараю. А затем, уже знакомым маршрутом, минуя Красноперекопск, Херсон и Николаев, двигать домой.

«Еще одно усилие, и дело в шляпе», – как мог, подбадривал себя Бандура.

Подниматься на Ай-Петри и спускаться в степной Крым через долину Бельбека у него не было даже в мыслях. О ночном чудище Андрей предпочитал не вспоминать.

«Второй раз никакая сила меня туда не загонит… Разве что в сопровождении танкового батальона, да и то – большойвопрос…»

Крюк через Севастополь Андрея не смущал. Бандура склонялся к тому, что случись объезжать зловещее ущелье через Румынию, например, он поехал бы через Румынию без малейших колебаний.

«Ягуар» играючи обошел автопоезд и помчался по трассе.