Текст книги "Охота на рэкетиров"

Даже такой пионер, такой не обремененный жизненным опытом молодой человек, каким, в сущности, являлся Андрей Бандура, поднапрягшись немного в области воспоминаний, мог привести добрых десять убедительнейших доводов в пользу этой незамысловатой теории. Он непременно бы припомнил шкатулку в дедовой комнате, доверху набитую облигациями государственных займов. Сталинских, Хрущевских и Брежневских. Бумажки были гербовыми, с золотым теснением по краям и рисунками колосящихся тучных полей, комбайнов, мартенов и прочей чепухи. Андрею в детстве доставляло огромное наслаждение играть с ними, воображая себя миллионером. Судя по тому, что эти забавы позволялись лишь под бдительным наблюдением деда, Самый Старший Бандура еще не утратил в отношении облигаций определенных надежд. Ох уж эти Ветераны, святые в своей простоте. Свои чаяния и надежды Самый Старший Бандура унес в могилу в 1987-м, бумажки же так и остались пылились в шкатулке. И выкинуть жалко, и в музей не сдашь – не существует таких музеев.

Советская денежная реформа, случившаяся под конец 1980-х, и предполагавшая замену одних сторублевых купюр (темно-зеленых и внешне исключительно респектабельных) другими – яркими, как волнистые попугаи,[59]59
  Очевидно, Андрей слегка ошибся. Запомнившаяся ему денежная реформа, автором которой считают министра финансов и премьер-министра СССР Валентина Павлова (1937–2003), впоследствии члена ГКЧП, произошла в начале 1991. Реформаторы, якобы хотели избавиться от «лишней» денежной массы в наличном обращении, чтобы решить проблему товарного дефицита. Обмен 50– и 100-рублевых купюр образца 1961 проходил в три дня с 23 по 25 января. Меняли не более 1000 рублей на человека, всего подлежало обмену около 50-ти миллиарда рублей из 133 миллиардов наличных. Чуть позже, с подачи того же Павлова, в апреле, были установлены новые цены, примерно втрое выше предыдущих. Это было только начало так называемой «Шоковой терапии», за которую никто не понес ответственности. Неудивительно, что подобные действия окончательно подорвали доверие граждан СССР к союзному руководству и сыграли роль при распаде Советского Союза


[Закрыть] застала Андрюшу в Венгрии, мальчиком тринадцати лет. В тринадцать не прочувствуешь драматизма ситуации, не постигнешь накала страстей: по пять купюр в одни руки, кто не успел – тот опоздал, у кого шестая – «пройдемте, гражданин, с нами», но отголоски долетели и до него. К своим шестнадцати годам Андрей стал свидетелем виртуозного мастерства, с каким последний министр финансов СССР играючи превратил кровные рубли населения в фантики. Вне зависимости от того, лежали ли они на сберкнижках или терлись в тесных карманах. Любили наши старики откладывать на черный день и похороны, и, очевидно, товарищи из ЦК, Совмина и Госплана это обстоятельство учли самым тщательным образом. Кстати, чуть позже погорел и отец Андрея, его инвалютные рубли, полученные во время службы в Афганистане, канули в недрах Внешэкономбанка. Как греческие гиганты в Тартаре.[60]60
  Гигантами в греческой мифологии называли исполинов, родственников богов-олимпийцев, которые были побеждены Зевсом в битве при помощи циклопов, сторуких великанов и Геракла, перебиты или свержены в Тартар, – глубочайшую бездну, расположенную под Аидом


[Закрыть]

С обретением независимости и изобретением купоно-карбованцев (купюры, вне зависимости от номинала, следовало беречь от воды, – не дай Бог, упадет какая капля),[61]61
  В период распада Союзного государства, с ноября 1990 на Украине в добавление к советским рублям были введены так называемые одноразовые купоны, без которых была невозможна покупка большинства товаров. С января 1992 в обращение поступили временные украинские банкноты, купоно-карбованцы, которые были в ходу до осени 1996


[Закрыть] процесс инфляции приобрел силу и быстроту лавины. Купоно-карбованцам не успевали дорисовывать нули, начали с сотен, закончили миллионами, превратив граждан в миллионеров и, таким образом, обогнав по их числу курортные города Флориды, где, если верить Чейзу,[62]62
  Джеймс Хедли Чейз (наст. имя Рене Брабазон Раймонд), (1906–1985) – английский писатель, автор более 80 детективных романов


[Закрыть] бросают якорь парни с тугими кошельками. Ценность же самогона оставалась неизменной на фоне всеобщего хаоса, превратив его в нечто такое же вечное, как громады египетских пирамид.

– Вечные ценности, – отдышавшись, пробормотал Андрей.

– Чего ты болтаешь? – не понял Протасов.

Бандура-старший цедил самогон через фильтры, настаивал на пахучих корочках цитрусовых, осаждал активированным углем. Но, все было тщетно. Пойло оставалось пойлом. Как воняло сивухой, так и продолжало вонять, вопреки всем усилиям.

Сделав большой глоток, Андрей, на всякий пожарный случай, прижал ладонь ко рту, чтобы не дать жидкости сразу хлестануть обратно. На глаза навернулись слезы.

– Фу ты, черт…

Волына с хрустом откусил половину огурца. Протасов подцепил вилкой титанический пучок капусты, переключив Андрея с мыслей о грабительских денежных реформах на мирные пейзажи скошенных лугов с разбросанными повсюду копнами сена, только что вышедшие из-под кисти Мясоедова.[63]63
  Григорий Григорьевич Мясоедов (1834–1911), российский живописец, пейзажист


[Закрыть]

– Закусывай, блин, – посоветовал Протасов. – А то, в натуре, все дороги развилками станут казаться. Конкретно. Первак – мрак. Семьдесят оборотов. Горит ярче бензина. Вовчик его в мотоцикл заливает… – Протасов поперхнулся. – Точнее, заливал, блин… – добавил он, смутившись.

При упоминании мотоцикла оба собутыльника помрачнели. Бандура этого не заметил. Он как раз сунул в рот огромный кусок мяса и был озабочен только тем, чтобы не подавиться насмерть. Мясо было бесподобным на вкус, хоть оказалось немного жестковатым.

– Ничего вы тут хаваете, – пробубнил Андрей с набитым ртом.

– Дичь, – пояснил Протасов, гордо распрямляя плечи. – Мы с Вовчиком охотимся помаленьку. Браконьерим, чтобы ты врубился, что к чему…

Бандура принялся уплетать дичь за обе щеки.

– Сегодня серьезные люди должны были подъехать. Менты местные. Из администрации человечек. Пара конкретных босяков… – Протасов замешкался, соображая, кого бы еще присовокупить к списку приглашенных. – Один авторитет и два СБУшника. Понял, да? На разговор, в натуре.

Продолжая жевать, Андрей с интересом поглядел на приятеля.

– Вот так вот держу, – Протасов энергично сложил ладонь в кулак. Получилось очень впечатляюще. – Навел тут порядок. Кого следует, – на место поставил.

– У меня в ментовке концы, – нарушил молчание собутыльник Протасова. – Все схвачено, по-любому…

– А, – понимающе кивнул Андрей, запихивая в рот следующий кусок мяса. – А…

– В этой халупе голимой я просто шифруюсь, – сообщил Протасов доверительно. – Чтобы никто въехать не мог, что к чему. Реально… А то была тут пара битков… Неумных… Замочить хотели…

– Тебя?

– А кого? Папу Римского?.. Мы с Вовчиком их в лес увезли. Закопали, на хрен.

– Точно, – с вдохновением поддакнул Вовчик, – по-любому.

– Ты что? Один вообще? – спросил Протасов подозрительно, пока Андрей жевал. – Где братва, в натуре?

– С Кристиной… – промычал Андрей, сдвинув за щеку не дожеванный кусок мяса.

– С кем, блин?! – не расслышал Протасов.

– С Кристиной Бонасюк.

– Не понял! Где ты ее раскопал?!

– Что, баба есть? – сразу оживился Вовчик. – Где баба?!

– Не для тебя, козла, – с расстановкой сказал Андрей. – Прихлопни-ка пасть, жлоб, пока гланды не вырвали.

Андрей опустил руку на пояс, где дремал пистолет. Свой «браунинг» он отыскал в приднепровских кустах на следующий день после возвращения в Киев. Тщательно почистил, смазал и, естественно, прихватил с собой.

– Ты чего, был в Киеве?! – Протасов придавил к стулу попробовавшего было подхватиться Вовчика. – Беда с этим селом, – как бы извиняясь, обронил Протасов. – Раз на грудь принял, и все. Хана. Пока, блин, кого не оттрахает, или не ухайдохает, не успокоится.

– Сиди, падло! – зарычал он Вовчику, – закопаю, в натуре.

– Я был в Киеве, – подтвердил Бандура.

– А пацаны?

– Из Крыма я вернулся один.

Протасов почесал стриженый затылок.

– Вот, блин… – только и сказал Валерий.

Проглотив последний кусок мяса, Андрей приступил к рассказу. Описал, как оставил Армейца с пулей в груди посреди степного Крыма, в маленькой деревенской больничке.

– Доктор там, такой… надежный. Обстоятельный, что ли. Очки, халат. Лицо строгое. На настоящего доктора похож. Больше о судьбе Эдика я ничего не знаю…

Протасов грустно покачал головой.

Когда же Бандура поведал, в каких обстоятельствах довелось расстаться с Атасовым, Протасов вздохнул со всхлипом, и утер краешек глаза своей граблеподобной ладонью.

– Вот значит, как обернулось…

В сочетании с великанскими размерами и грозным видом дрожь в его голосе прозвучала таким режущим диссонансом, что у Андрея тоже защипало глаза.

– А Гримо? Гримуха-то как?..

– Пес в ангар рванул. А потом все взорвалось. И, ни Гримо, ни Атасова я больше не видел…

– Голимый расклад, – печально сказал Протасов.

Слово «погибли» крутилось на языке у обоих, но так и не было произнесено. Андрей, сделав над собой усилие и повел рассказ дальше. Поведал, как захватил такси на Ай-Петри, как обнаружил особняк Бонифацкого и как, в конце концов, завладел дипломатом с бриллиантами. О ночном приключении в горах предпочел не распространяться. А рассказ о возвращении в Киев вообще занял у него не более двух минут.

– Я через Арабатскую стрелку из Крыма выскользнул, – сообщил Андрей собутыльникам. – Ну, и строго на север держал, пока почти до Харькова не добрался.

Волына неожиданно закашлялся. Протасов грохнул его пятерней по спине.

– Значит, все путем? Камни у Аньки? – спросил Протасов, который и торчал-то в Херсонской области главным образом потому, что был на все сто убежден: Ледовой всем подельникам без разбору пустит кровь.

«Причем, блин, всю, до капли».

– Виктор Иванович еще сидит? Я, блин, думал, что тебя, либо крымская братва пришила, либо легавые запаковали. Или, на худой конец, Виктор Иванович глотку перерезал, – немного оживился Протасов.

Андрей поежился.

– Виктор Ледовой убит, Валера. Неделю назад, – сообщил он, наблюдая, как вытягивается лицо собеседника.

– Ни хрена себе расклад! Ты гонишь?! – вытаращил глаза Протасов, его лицо посинело, глаза полезли на лоб, отчего Андрею пришло на ум, что приятель, вместо самогона глотнул ацетон. – Гонишь!

– Отвечаю. Анька его замочила. Вроде как Виктор Иванович перепил, когда его из тюрьмы выпустили…

– Так его выпустили?! – Протасов взялся за голову. – Ни хрена себе, попадание!!!

– Выпустили, – подтвердил Андрей. – Он хватился камней и нажрался. Или нажрался, а потом хватился. Я не в курсе, меня в городе еще не было.

– Ну?!

– Что ну? Отмудохал Аньку по первое число.

– Ты откуда знаешь, как дело было, блин?!

– Артем Павлович рассказал, – ответил Бандура скромно.

– Кто-о?! – окончательно позеленел Протасов.

– По-ри-шай-ло! Ты что, о Поришайло не слыхал?!

– Это жопа, – подвел итоги Протасов. – В натуре. Попадалово. Мрак! Е-мое, Вовчик, слава Богу, что мы с тобой тут кантовались!

И Протасов горячо поздравил себя со своей собственной предусмотрительностью.

– Чуяла моя задница! Ну все! Я в столицу ни ногой…

– Никакая ни жопа, – заверил Андрей. – Бедная Анька как-то вооружилась двустволкой. Артем Павлович сказал, Ледовой охотником был страстным… Короче говоря, хлоп из обоих стволов – и нету Виктора Ивановича.

– Ни хрена себе?! Завалила конкретно?!

– Наглухо, – подтвердил Андрей.

– Круто!

– Ее в психушку забрали…

– Анька в дурке? Ну и расклад…

– А ты думал, ее на курорт отправят?! Виктора Ивановича в морг отвезли. Кристину забрали в милицию. Артем Павлович ее оттуда еле вытянул… – Андрей перевел дух. – Все. Камни я передал Правилову. Олег Петрович при мне вручил кейс Артему Палычу.

Протасов слушал и не верил ушам. Некоторая его часть скорбела по упущенным возможностям.

– Так что все ништяк, Валера. Олег Петрович в курсе всех дел. Почти весь бизнес Ледового прибрал к рукам Артем Павлович. Теперь он наш новый папа. Ничуть не хуже прежнего. Чего ты кипишуешь? Адресок твой, кстати, мне Артем Палыч дал.

– Кто?! – лицо Протасова из изумрудного сделалось малахитовым. – Кто, твою мать?! Как, блин, он меня вычислил?!

– Приедем в Киев, сам у него и спросишь…

В довершение рассказа Андрей ткнул под нос Валерке печатку, преподнесенную Артемом Павловичем:

– Видал, да?

Протасов онемел от изумления.

– Ты на колесах, брат? – спросил он через некоторое время, придя в себя и возвращая перстень Бандуре. – Виды имеет, блин… – Протасов завистливо присвистнул.

– Зацени тачку, – вместо ответа предложил Андрей.

– А что за точило у тебя? – осведомился Протасов подозрительно. Ты ж свой «бимерок» разбил?

– «Ягуар».

Протасов подхватил стакан и одним махом выхлебал содержимое.

– Пей, – сказал Вовчик Андрею. Тот отрицательно покачал головой.

– Мне еще за руль садиться… Тебя самого, Валерка, каким ветром сюда занесло?

О приключениях Протасова Андрей ничего не знал, и его терзало любопытство. Протасов окончательно скис.

– Да никаким, в натуре. Самым голимым задуло…

– Здорово от ментов досталось? – поинтересовался Андрей участливо.

– Мне?! – немного оживился Протасов. – Да ты гонишь, Андрон. Расшвырял я ментов, как детей. Пять, блин, ударов – и они хором позвали маму! «Дяденька, мы больше не будем!» – кричали менты. Я их пожалел. Подневольные люди… – Протасов покачал головой, демонстрируя уровень сочувствия милиционерам. Вышло довольно убедительно.

– Тогда отчего нас не догнал? – искренне удивился Андрей.

– Я? Да ты прогнал, Бандура! Я поехал за вами, блин. Навстречу три джипа… Или четыре… Забиты, блин, битками узколобыми. Ну, думаю, конец вам, клоуны…

– Это, наверное, дружки тех были, которые за нами гнались. На «БМВ», – ужаснулся Андрей.

– Ага. Давай, короче, мочить отморозков. Их, козлов, набежало человек двадцать. Короче, Бандура, валилово пошло конкретное. Ураган! Колесо мне пробили. Смотрю, короче, труба дело. Хорошо, Вован подключился!..

Собутыльник Валерия покраснел. Андрей подумал, от удовольствия.

– Ну, мы им гланды и удалили, – гордо подбоченился Протасов. – Реально. Но время… сам понимаешь…

– А где твой джип, Валерка?

– «Ниссан»?

Джип Протасова ржавел себе на штрафплощадке, но признаваться в этом Валера и не думал.

– Понимаешь, братан, – начал он, укладывая руку на плечо Андрею. – Поехали мы с Вованом на охоту. Ну, там, на залив этот…

– На Джарылгач, – подсказал Волына.

– На него, мать его. Вовчик говорит, там брод… А там – ни хрена не брод!.. Глубина хренова! И рыбы плавают… Короче, утопил тачку. Конкретно. Как «Титаник», чтобы ты понял, Бандура. – Протасов грустно вздохнул. – Утопил, – повторил он. – К Бениной бабушке. Такие, блин, дела, Бандурий…

Андрей присвистнул. «Ниссан-патрол» ему было жаль. Он был такой классный, никелированный. С трубами и лампочками.

– Как же так?

– Да за не фиг делать, – с пьяным смешком отвечал Волына. – Я, блин, три года назад, в колхозе работал. На тракторе. Так в озере его утопил. Бульк, блин, – и нету. Только пузыри пошли. По-любому. – Лицо Вовчика засветилось гордостью.

– Краном пробовал вытянуть?

– Да каким краном, – раздраженно отмахнулся Протасов. – Там, блин, плавбаза нужна. Та, что теплоходы со дна подымает. И потом, Бандура, я тут, в Херсоне, реально подымаюсь. Есть тема. Лаве будет – не меряно. Я себе скоро три новых «Лексуса» возьму. Пять «Лендроверов». Понял? Так что пускай на этой тарантайке бычки катаются. С медузами, блин.

Протасов и Вовчик снова выпили. Андрей даже не притронулся к чашке.

– Валерка? – позвал Андрей, – поедешь со мной? За Армейцем. И за Атасовым. Эдик, надеюсь, живой, а за Саню пришло время кое с кем посчитаться.

Протасов порывисто поднялся.

– Без базара, брат. Седлай коней, блин. Святое дело.

Его здорово качнуло, но Протасов устоял на ногах.

– Что у тебя с лицом, Валера?

– С лицом? – удивился Протасов. – А, это? Попортили мне фейс… – Протасов аккуратно потрогал щеку.

– В Крыму еще. Когда мы с Вованом тех битков в землю зарывали. Зацепило…

Вообще говоря, и кровоподтек, и еще с десяток ушибов Протасов приобрел, кувыркаясь вместе с милицейской «пятеркой», когда Андрей своим «Ягуаром» сшиб ее с трассы так легко, будто играл шашками в «Чапаева».

Рассказывать об этом Протасов, понятно, не стал. Им с Волыной тогда крепко досталось. Мила Сергеевна была пристегнута ремнем безопасности, и пострадала значительно меньше. Легко отделалась, можно сказать, если учесть тяжесть аварии. Когда Протасов и Волына, наконец, пришли в себя и, кряхтя и матерясь, выползли из валяющейся кверху колесами легковушки, от Милы Сергеевны и след простыл. Она исчезла бесследно, и больше ее ни Протасов, ни Волына не видели.

– Мудище одно, неумное, из газовика в упор долбануло, – соврал Протасов. – Будь, блин, спокоен, Бандура, мы с Вовчиком его казнили.

Вовчик в подтверждение гоготнул.

– По-любому, зема.

– Тогда собирайся, – сказал Бандура. – Нам до Крыма ехать и ехать. Свет-то неблизкий.

Протасов дернулся всем телом.

– А стрелка завтра? – разочарованно протянул Вовчик. – Хочешь, зема, чтобы я один поперся? Чтобы меня завтра завалили, по-любому?!

– Блин, – сказал Протасов. – Я и забыл… И потом, Бандура, хреново мне. – Ловко расстегнув пару пуговиц, он задрал рубашку кверху. Весь правый оказался изуродован ожогом.

– Ничего себе!

– А ты думал, в натуре.

– Где же тебя так?

– Где-где? Там же, в Крыму гребаном. Я когда битков тех валил, они какой-то завод подпалили. А рядом заправка, блин, была. Все, на хрен, погорело!

– Понимаю, – кивнул Андрей.

Волына с восхищением поглядел на Протасова. Три дня назад они жарили шашлыки. Прямо во дворе, на мангале. К тому времени, как мясо было готово, оба напились до потери пульса. Валерка, оступившись, перевернул мангал и упал сверху, прямо на угли.

– Тогда оставайся, – вздохнул Андрей, постаравшись скрыть охватившую его досаду. С Протасовым в Крыму он бы чувствовал себя гораздо спокойнее, нечего даже говорить. Но, раз нет, значит, нет.

– Выпьем за нас, брат.

– По последней, разве что, – кисло согласился Андрей. В машине его ждала Кристина, которой уже давно полагалось метать громы и молнии. Исходя из родительского опыта Андрей подозревал, что стоит носу Кристины уловить запах перегара, разразится невообразимый скандал. Бандура достал пачку «Давидова», бросил на стол.

– Угощаешь? – Волына сразу потянулся за сигаретой. – Знаешь, зема, какие сигареты самые вкусные?

Андрей пожал плечами.

– Цузые, – заржал Вовчик, извлекая из пачки сразу несколько штук.

Криво улыбнувшись, Андрей прикурил от золотой «ZIPPO», купленной в подражание Правилову. А потом хлопнул себя по лбу.

– Я и забыл! Склероз, брат. – Андрей вытащил из внутреннего кармана толстую пачку денег, перебросил ее Протасову.

– Что за валюта? – спросил Протасов ошеломленно.

– Баксы… Пять кусков зелени. Твои.

– Мои?!

– Угу. Артем Палыч двадцать штук отсыпал. За героизм, проявленный в Крыму. Я подумал, что будет справедливо разделить деньги поровну. Между всеми нами. Пять тысяч – твоя доля, Валера.

Протасов снова налил, а потом принялся смущенно вытягивать мизинцем мошку, ухитрившуюся утопиться в его стакане.

– Выгорит твоя тема, не выгорит, а пять штук никому не помешают, – деликатно сказал Бандура.

Вовчик попробовал было потянуться к деньгам, Протасов ухватил его руку и буквально пригвоздил к столу.

– Хорошо, что вспомнил, – рассеянно сказал Андрей, постаравшийся не заметить этой маленькой сценки. – У меня после Крыма – голова совсем дырявая. Столько событий разных, Ледовой, Анька, Бонифацкий… Мозги матом встали…

– Тут у кого хочешь, встанут, – согласился Протасов печально. Сгреб деньги, сунул в карман спортивных штанов.

– В который раз отцу блок солдатского «Кэмела» покупаю, а отправить – руки не доходят, – пробормотал Андрей, уже собираясь уходить. – Боюсь, снова сам скурю… Отец «Приму» без фильтра любит, так что «Кэмел» – в самый раз.

– «Визант», – тихо произнес Протасов.

– «Винстон», дерево ты неумное, – поправил Вовчик, хихикая, – «Вин-стон». По-любому.

Протасов поглядел на него, как на таракана в тарелке.

– «Визант», мудак. Я сказал «Визант». Были такие сигареты. Давно…

– Не слыхал ни про какой «Визант», – горячо заявил Вовчик. – Гонишь ты, земеля.

– Это потому, Вовка, что ты, к твоему сведению, полный мудак. Окончательный. Если б проводили чемпионат мира среди мудаков, ты бы, Вован, в натуре, занял второе место.

– Почему не первое?

– А потому, Вовчик, что ты мудак, – пояснил Протасов. – Слышь, Бандура, сигарету мне дай.

С этими словами Протасов протянул пятерню. Андрей протянул ему сигарету.

– Ты же не куришь, Валера?

– Закурю.

– Развезет, – предрек многоопытный Вовчик. – Дрова будут, зема. По-любому.

Протасов не внял, через мгновение окутавшись облаком табачного дыма.

– «Визант», – повторил он, прокашлявшись. – «Визант». Были такие сигареты. Кубинские. Мой старик только их и курил. Говно конкретное, а ему – нравились. Специально за ними в Киев ездил. В «Гавану».

– Куда?

– В «Гавану», блин. Был такой магазин. На Красноармейской. Торговал кубинским табаком. Старик три блока брал. На месяц еле хватало.

Бандура и Вовчик примолкли, внимательно слушая Протасова.

– Как старик со смены возвращался, чад на кухне стоял, дыхнуть, блин, нечем.

– Он в автопарке работал, – продолжал Валерий задумчиво. – Мужики мне говорили, старик в гараже головку блока голыми руками выдергивал. Сип – есть. Легко. Здоровый был буйвол. Гора…

– Больше тебя? – уточнил Бандура деликатно.

Протасов пожал плечами.

– Может и так… Помню, ружье у старика было. Двустволка. На охоту он редко ходил, а ружьишко лежало, для порядку. Как-то раз, мы с Эдиком решили стрельбануть с балкона…

– С Армейцем?! – поразился Андрей.

– Ну да. Мы с этим задохликом на одной улице выросли. Только я на год раньше в школу пошел. И учился, блин, в старшем классе… пока это… – Протасов замялся, – пока… эти клоуны… Бандура, в натуре, на второй год меня не оставили…

– А… – Андрей подавил улыбку.

– Тут я, блин, прямо в их класс и попал. Конкретно. За одну парту к этому рахиту…

– К Эдику?

– Точно. Он, блин, такой заучкой был, – мрак, Бандура. Отличник с примерным поведением… Ссадили нас, чтоб он меня это… подтягивал…

– Ну а ты? – спросил Андрей, попытавшийся представить Протасова и Армейца за одной партой. С пионерскими галстуками на шеях.

– Что я? Сделал из него человека… Курить его научил, пить, девок за жопы щипать. Его в школе дистрофаном звали…

– Ну вот, – сказал Протасов, – возвращаясь к рассказу о ружье. – Задумали мы с Эдиком охотниками заделаться. Нашли патроны. Пока, блин, искали, всю квартиру перевернули вверх дном. Зарядили, значит, ружбайку. Вышли, в натуре, на балкон, да как захренячили из обоих стволов… А на соседнем балконе карга старая, как назло, белье вешала… И выпала, представляешь? В натуре. Короче, весь дом на ушах. Милиция, скорая, все дела. Управдом приперся. Эдик, понятно, сбежал, собака. Батю с работы выдернули… Как старик в дверь зашел, я сразу – в сортир. Закрылся, блин, сижу. Он – «выходи, зараза», кричит, я молчу, в натуре. Слышу, он ремень из брюк вынимает. Труба дело.

– Ну, и чем закончилось, зема?

– Шесть часов на толчке просидел, – сообщил Протасов торжественно. – Он молчит, как рыба, я, значит, тоже. Засиделся, блин, короче. Давай выходить. Только, блин, нос из сортира высунул, он меня – за ухо. В засаде прям под дверью сидел. Понимаешь?

– Нагорело? – спросил Андрей сочувственно.

– Нагорело – не то слово. Вырванные годы, реально. Месяц, блин, жопу узнать не мог… Ни сесть, ни лечь.

– Где он сейчас? – спросил Андрей.

Протасов сразу посерьезнел.

– Там, Андроныч, – Протасов показал на потолок. – Я же тебе сказал – старик всю жизнь в автопарке оттарабанил. Водилой. На автобусе ездил. На «ЛиАЗе».[64]64
  Автобусы «ЛиАЗ» Ликинского автобусного завода были известны на всю страну и за ее пределами. Модель, которую, вероятно, имел в виду Протасов, знаменитый автобус ЛиАЗ-677, произвели в количестве более 200 тысяч машин. После распада СССР работа завода замедлилась, а в 1996 завод остановился и был объявлен банкротом


[Закрыть]

– На чем, на чем?

– Ты, блин, должен вспомнить. Вроде сарая на колесах. Сзади вместо сидений – пустая площадка была. Мы ее еще конюшней называли. Или дискотекой. А спереди мотор, прямо в салоне. Справа, блин, от водилы. И по три места, нос к носу. Для инвалидов и беременных с детьми.

Что-то вертелось в голове Андрея, неуловимое, как тень. Но, сколько он ни тужился, припомнить такой автобус так и не удалось.

– Ну ты село, блин, – фыркнул Протасов. – Натуральная деревня. Бурбалаевка. Мрак.

Он снова помрачнел.

– Когда Чернобыль долбанул, батя на автобусе людей вывозил. Из Припяти. Четыре ходки, Андрюха… Четыре ходки… Вот. А через год похоронил я его… Рак… Медики все мулили – то, се… Им еще в 86-м приказали белокровие как ОРЗ в карточки записывать. Вот они и записывали…

Протасов взял новую сигарету из пачки.

– Ни черта за год от него не осталось. Мумия, блин, одна. Кости и кожа, в натуре. Ребенок бы один гроб унес… Наливай, Вовчик.

– «Уедешь», Валера, – предупредил Вовчик. – Не кури, блин. По-любому.

Протасов остался глух, и они снова выпили. Почти что сразу голова Валерия принялась клониться к столу. Андрей заботливо расчистил для нее место среди тарелок. Валерий, как и предрекал Волына, «уезжал» прямо на глазах. Вскоре он уже спал, уткнув лоб в ладони.

– Ну, я поехал, – подымаясь, сказал Андрей.

– А? Давай, ехай, – вяло напутствовал Вовчик и налил себе еще с полстакана.

Андрей пересек сени, и через минуту был возле машины. Воздух после прокуренной халупы казался потрясающе свежим. Кристина тихо спала, свернувшись калачиком на сидении. Увидев это, Андрей облегченно вздохнул.

Двигатель «Ягуара» по-прежнему урчал. Раз за разом срабатывал термодатчик, заставляя вентилятор системы охлаждения злобно гудеть из-под капота.

Бандура змеей скользнул за руль, молясь, чтобы Кристина не проснулась. Отопитель работал на всю катушку. В салоне настали тропики.

Взглянув на приборную доску и сверившись с часами, Андрей обнаружил, что просидел у Протасова без малого два часа.

«Ничего себе! – подумал Бандура с тихим ужасом. – Слава Богу, что она спит».

Теперь задача заключалась в том, чтобы как можно более плавно тронуться с места, не разбудив при этом Кристину.

«В дороге проснется и порядок, – успокоил себя Андрей. – Навешаю ей лапши, что уже давно едем. Бабы за дорогой никогда не следят…»

Андрей с удивлением поймал себя на том, что дрожит в азарте, как случалось в детстве, когда он тягал из кухонного шкафа бабушкино абрикосовое варенье. Бандура обнаружил также, что весь взмок. Устроившись за рулем, он воровато покосился на подругу и потянулся к бортовым часам с осторожностью сапера, собравшегося извлечь взрыватель из бомбы. Андрей намеревался перевести стрелки назад. Если бы эта затея удалась, уличить его во лжи стало бы практически невозможно.

Кристина заворочалась, промурлыкав что-то во сне.

– Ч-ш-ш-ш, – зашипел Андрей. – Спи моя радость, усни… где-то там… погаснут огни…

Он готов был спеть ей колыбельную, если бы смог припомнить хотя бы один куплет.

Едва пальцы коснулись торпеды, как Кристина заговорила. В голосе не чувствовалось ни капельки сна, он был холоден как лед и дрожал, очевидно, от негодования.

– Знаешь что, Андрей?! Это свинство и хамство, ты не находишь?! Ушел и провалился!!!

От неожиданности Бандуру буквально подбросило на сидении. В первую секунду он даже решил, что его ударило током.

– Бессовестный! – на высоких нотах продолжала Кристина. – Видеть тебя не желаю! Выпусти меня! Я ухожу!

Андрей попробовал оправдаться, но Кристина не желала слушать никаких оправданий. Она распахнула дверь. Он поймал ее за руку.

– Пусти меня! Видеть тебя не хочу! Иди к своему Протасову. Пьянствуй с ним, сколько влезет! Да хоть поселись в этой дыре! – Кристина попыталась выйти. Андрей силой втянул ее обратно. Ссора принимала все более крутой оборот.

Женщина сопротивлялась отчаянно. Немалые физические затраты заставили Андрея задышать ртом. Она немедленно уловила запах спиртного. Тут-то все и началось.

– А ну-ка обожди! – прекратив борьбу, она придвинулась к Андрею, поводя носом, как охотничья собака, почуявшая дичь. Ноздри Кристины трепетали.

– Так ты еще и нажрался, – сообщила она голосом Вышинского,[65]65
  Вышинский Андрей Януарьевич (1883–1954), советский юрист-новатор, бывший студент юрфака Киевского университета. С 1935 Генеральный прокурор СССР, государственный обвинитель на всех трех Московских процессах 1936 – 38 годов, один из центральных инструментов сталинских чисток


[Закрыть] выносящего смертный приговор. – Еще и нажрался, дерьмец…

Судя по голосу можно было предположить, что она сама не верит в подобную наглость, но Андрей не поддался на эту уловку. Опровергнуть обвинение было нечем, запах самогона не утаишь, как и шило в мешке. Оставалось либо молчать, либо идти на попятную. Бандура предпочел второе.

– Зайчик, – начал он заискивающе.

– Не смей ко мне обращаться! – ледяным тоном ответила Кристина. – И не прикасайся ко мне. Я ухожу. – Она решительно шагнула наружу. Изловчившись, Андрей поймал ее локоть.

– Не трогай меня! – взвизгнула Кристина на всю улицу. – Отцепись! Катись к своим дружкам!

– Да уймись же ты! – в свою очередь распалился Андрей. – Ну, зашел к другу. Выпили по рюмашке. Какие проблемы, детка?

– Никаких, подонок! Уже никаких. Лапы забери! Вали, нажирайся. Водку увидел, слюни потекли? Обо всем на свете позабыл? Дерьмо!

– Попридержи язык! – выкрикнул Андрей, быстро теряя над собой контроль, – попридержи свой долбаный язык!

– Что ты сказал?! – Кристина замерла, как будто получила пощечину. – Что ты сказал?

– То, что слышала!

– А ну отпусти меня, мразь! – Ее полные слез глаза сверкнули такой яростью, что он невольно отшатнулся. Но, не ослабил хватку. И тут же схлопотал затрещину. От неожиданности молодой человек отпрянул и тут же получил вторую. Андрей зарычал, вцепился ей в плечи и начал яростно трясти. Еще немного, и он бы ее, вероятно, придушил. Извернувшись, Кристина снова размахнулась, но Бандура был на чеку, перехватил ее кисть на полпути. Кристина не осталась в долгу, наградив его целым букетом оскорблений:

– Сволочь! Скотина! Ублюдина! Мразь! Кусок дерьа! Сопляк вшивый! – выкрикивала она сквозь рыдания.

В конце концов, Андрей разжал пальцы, и она практически вывалилась из машины. Вскочила и, даже не отряхнувшись, нервно засеменила прочь. Удалялась Кристина в сторону Крыма, хотя, возможно, просто об этом не думала.

– Истеричка хренова! Больная на голову! – выкрикнул Андрей ей в спину.

Поморщившись, он дотронулся до щеки. Скула пылала огнем. Поглядев в зеркало, Андрей обнаружил две угрожающего вида царапины, оставленные ее ногтями. Обе кровоточили, щека быстро наливалась краснотой.

– Харю мне разодрала, – без особой злобы, скорее озадаченно, проговорил Андрей.

– А я и не заметил… Ну надо же. И за что? Ну вот за что, спрашивается?…

Он откинулся в кресле и закурил, с удовольствием затянувшись. Кисть левой руки саднило. Бандура поднес ее к носу и нашел следы укуса.

– Вот дела. Еще и цапнула меня… Психопатка, чертова… Уколы от бешенства теперь делай…

Последняя мысль заставила его улыбнуться. Он почти успокоился, хотя руки еще дрожали.

Ссора казалась абсолютно бессмысленной. Что называется – на ровном месте. Сцена вышла безобразная, с мощным выбросом угольно-черной, разрушительной энергии с обоих сторон. Как будто взорвалось что-то. Снаряд с фекалиями, например. Андрей поискал глазами Кристину. Ее фигурка успела превратиться в совсем маленькое пятнышко, еле различимое далеко впереди. В том месте, где трасса ныряла за горизонт.

Андрей нерешительно огляделся. Возвращаться в прокуренную халупу Протасова ему не хотелось. Следовало что-то предпринимать. Пока Андрей перебирал в уме возможные варианты действий, Кристина скрылась из виду.

– А пойло и вправду дрянь, – изрек Андрей, барабаня по клавише регулировки кондиционера. Потом, сплюнув, опустил до упора стекла. – Как такое дерьмо вообще употреблять можно? Натуральные помои, бляха-муха!

«Текила», – важно сказал внутренний голос.

«А «Текила» и есть дерьмо.

В салон хлынул свежий воздух, напоенный запахами прелого сена и высушенной за день, мечтающей о дожде почвы. Солнце давно прошло зенит, больше не палило, только грело. Вечер обещал быть погожим и теплым. Таким, когда совсем не хочется ссориться. Андрей остался один. Прикосновения легкого ветерка казались ласковыми, но не утешали.

Сжав зубы, Бандура воткнул передачу и в минуту нагнал Кристину. Она шагала вдоль обочины с исступленностью чемпиона по спортивной ходьбе, намеревающегося поставить очередной рекорд. Глаза смотрели вперед. Лицо было не выразительнее, чем у зомби.

– Кристина, – примирительно начал Андрей, придав голосу самые нежные интонации, на какие только был способен. – Золотце? Садись в машину.