Текст книги "Будни рэкетиров или Кристина"

«Правдоподобно, – решил Украинский. – Хотя, Волына?.. Волына?.. Ну и фамилия бандитская. Хотел бы я знать, кто в машине второй был».

Захватив патрульный автомобиль, преступники представились Миле Вардюком и Любчиком (валявшимися неподалеку в бурьяне) и, чего никак не мог взять в толк полковник, устремились в погоню за Бандурой.

«Это что значит? Раскол у них вышел?».

Настигнув таки беглеца за Бахчисараем, лже-гаишники попробовали пристрелить его без лишних разговоров, к чертовой матери.

«Тот, что пониже – как давай из автомата палить, – рассказывала Мила еще летом. – Длинными очередями. Пока «Ягуар» в нас не врезался».

«Ничего себе – дружки. Кокнуть хотели безо всяких там сантиментов. Вот это да! Хотя, если подумать, то ничего удивительного. Между нынешними узколобыми такие дела не редкость. Как у голодных волков. Только что обнюхивались, раз, и один другого за глотку».

Украинский знал немало примеров того, как вчерашние рэкетиры-компаньоны (недавно дружившие семьями, и ездившие вместе на шашлыки), начинали резать друг друга почем зря, безо всяких зазрений совести.

«Значит, друг мой, боксер, ты, согласно вашим дурацким понятиям, сел на измену. Задумал сделать подлянку, кинув Бандуру, а с ним и самого Правилова. Очень занимательная история. Так ты, значит, Стахович. Если, конечно, представить твоих дружков героями „Молодой Гвардии“».

Да уж, молодогвардейцы, – Сергей Михайлович допил чай, а потом вызвал в кабинет Близнеца.

Ты вот что, Дима… Давай-ка еще разок мне этого опиши… который с Протасовым кантуется. В Пустоши. Только подробно.

В смысле словесный портрет дать? – уточнил Близнец.

А я как сказал?! – повысил голос Сергей Михайлович.

Ну, – напряг извилины Близнец, – ничего примечательного. Чисто наша рожа. Среднестатистическая, я бы сказал…

А поподробнее?! – обозлился Украинский.

Нос картошкой, – затараторил Близнец, – глаза блеклые, водянистые. Грудь широкая. Задница еще шире. Лоб узкий. Нос картошкой. Ладони – как грозди бананов.

Что еще?

Ну, колени, как тыквы.

Тьфу, – сплюнул полковник. – Ладно, свободен.

Близнец выскочил из кабинета, как ошпаренный, а Сергей Михайлович принялся размышлять о том, что нарисованной старшим лейтенантом картине как нельзя лучше соответствует лже-Любчик, описанный Милой Кларчук.

Глава 10
ВЕСНА НА ТРУХАНОВОМ

пятница, 25-е февраля 1994 года

Весна замечательная пора года. Кому-то больше по душе осень с ее ароматом прелой листвы, прозрачным воздухом и красно-оранжевым великолепием, которое, впрочем, вскоре развеют ветра и дожди. И хоть осенью выдаются недурные деньки, Ольга Капонир, старший тренер по академической гребле детско-юношеской спортивной школы, отдавала предпочтение весне. Тем более, что школа, в теплое время базировалась на Трухановом острове,[56]56
  Труханов остров находится на Днепре, напротив исторического центра Киева между главным руслом и рукавом Днепра Чертороем. Название происходит от имени половецкого хана Тугорхана, построившего здесь в XI веке резиденцию для дочери, жены киевского князя Святополка


[Закрыть] а весна тут – это что-то. Серо-мглистый колпак, опостылевший за зимние месяцы, отступает с небосклона, будто свежевыкрашенного бирюзой. Над широкой долиной Днепра, заваленной снегом и скованной во льды, сверкает солнце. Первыми его жертвами становятся сугробы. Они сереют и оседают, оборачиваясь звенящими ручейками. Лед плачет лужами, делаясь предательским для рыбаков. Он больше не в силах сдержать половодья, и вот уже последние льдины, осколки недавнего могущества, уныло покачиваясь, плывут к югу. А по берегам, пушистыми белыми котиками расцветают вербы. И очень трудно представить, что все это чудо – результат изменения угла, под каким наша планета в своем вечном беге через пустоту поворачивается к солнцу.

Весной природа оживает, как по волшебству. Воздух напоен запахами талой воды и распустившихся почек. От него кружится голова, и хочется летать, будто в юности. Даже если она давно позади, как впрочем, и молодость. Потому что вам тридцать три, то есть вы на пороге зрелости, а в карманах, между тем, ни гроша. Ведь вы тренер по гребле, которая ныне никому не нужна, так что ваша мизерная зарплата больше похожа на оскорбление человеческого достоинства, сохранившегося у вас каким-то чудом. Если у вас нет мужа, а сынишка-второклассник пойман на днях в школьном туалете с сигаретой. Если ваша свекруха, от внука не отказавшаяся, правда, в сущности, властная и напыщенная самодурка, сующая нос не в свои дела.

Но, всему этому вопреки, весна прекрасна, а стоит встать у кромки воды, посмотреть на гладь Матвеевского залива, по которому, словно водомерки, ползают академички ваших подопечных, как на душе становится легче.

«Что-то я зазевалась сегодня. Давно пора и на берег».

Сережа, – позвала Ольга Капонир, сложив ладони в подобии рупора. – Давай ребят на берег.

Голос у тренерши был сильным, громким и грудным. Под стать телу. Рост госпожи Капонир составлял около ста девяноста сантиметров, и, при этом, ничего лишнего. Никаких признаков целлюлита, никакого жирка, одни сухожилия и мышцы. Вместе с тем, в ее фигуре не наблюдалось и тени мужеподобия, свойственного, зачастую, спортсменкам. Яркие голубые глаза, русые волосы, собранные пучком на затылке, тонкая талия, и такие длинные ноги, какими редко какая женщина богата.

Сережа! – снова выкрикнула Ольга, легко обходившаяся без мегафона. Она подняла руки над головой, скрестив в районе запястий. – Все, шабаш. На берег! – тренерша непроизвольно поднялась на цыпочки, а потом опустилась на пятки. При этом обе ее половинки задорно вздрогнули под тонкой тканью красного спортивного костюма. Выглядели ягодицы стройными, упругими и необычайно аппетитными.

* * *

Они такие и есть, – пробормотал Протасов, шагавший к причалу через кусты. – Кому, как не мне, е-мое, знать?

Кто, дядя Валера? – спросил Игорешка едва поспевавший за Валерием. Тот шагал семимильными шагами, держа ребенка за руку. Иркин семилетний пацан, он же специалист по приведениям, бежал с видом несчастного пассажира, зажатого дверью в метро. – Дядя Валера! Я сейчас упаду!

Так живее шевели копытами, – на ходу пролаял Протасов, как мы уже знаем, умевший обращаться с детьми, как скрипач с водопроводным ключом. Выбравшись на берег из зарослей, Протасов сбросил темп.

Вау! – восхищенно воскликнул мальчишка, уставившись на открывшиеся просторы.

А ты думал?! – поддержал Валерий и прикусил язык, не в силах отвести взгляда от ее стройной одинокой фигурки. Она стояла у самой кромки воды, спиной к ним, высокая, женственная и некогда такая желанная. В груди Валерия что-то екнуло, и былая боль, казалось, ушедшая без возврата, нахлынула, как после наркоза.

Эх, Олька, – вздохнул Протасов. – «А я думал перегорело, е-мое».

Вы о чем, дядя Валера?

Не о чем, а о ком, шкет! Пошли уже. Развесил, понимаешь, уши!

Дети как раз вытягивали лодки из реки, когда Ольга, наконец, обернулась. И застыла, как громом пораженная.

Валерий?!

Протасов улыбнулся от уха до уха.

Разрабатывая свой план обогащения, Валерий с особой тщательностью репетировал сцену встречи, не без оснований полагая, что первое впечатление – залог успеха. Но, вышло все равно по-другому. Протасов стушевался перед ней, как бывало не раз в лучезарные студенческий годы.

Валера?!

Ага. Я!..

Господи, ты?!

Ага, я… – «Вот, блин, язык к гортани прилип, – думал, между тем, Протасов. – Заладил, блин, как попугай».

Великолепная, по его мнению домашняя заготовка, при виде Ольги вылетела из головы напрочь, до единого слова. Как будто стерли дискету. Вместо десятка заранее продуманных высокопарных фраз он просто стоял и «жевал сопли, блин», чувствуя как щеки наливаются багрянцем. Может, так случилось к лучшему – заготовленные фразы были дурацкими и весь задуманный монолог совершенно никуда не годился.

«Вот, блин, как дурак, в натуре», – продолжал про себя Валерий, несогласный с такой оценкой.

Валера?…

Ага, я…

Впрочем, и Ольга, похоже, смутилась.

«Вот уж кого увидеть не ожидала», – читалось на ее милом лице несколько потравленной годами комсомольско-олимпийской богини.

«Валерка?! Господи, сколько лет пролетело? Девять? Десять?»

С того драматического утра, когда новый избранник Ольги Ростислав Капонир, стараниями разъяренного Протасова, совершил перелет из окна общежития на газон, она ни разу не встречалась с Валерием. Выходка была такой безобразной, что она вычеркнула его из сердца, как зажравшегося депутата из избирательного списка: «Пошел к чертовой матери, урод». Ольга даже в РОВД не приехала, где Протасов отбывал пятнадцать суток.

«Пусть еще радуется, идиот, что срок не схлопотал. Поделом было бы», – злилась Ольга, меняя примочки на голове постанывающего Ростика. Ростик был слаб и заслуживал сострадания, в отличие от Протасова, которого и армия, судя по всему, не исправила.

Ольга принадлежала к тому отряду выращенных в СССР женщин, какие, по наивности, полагали, что армия только тем и занята, что кует из мальчиков мужчин. Прямо, как в песне из кинофильма «В зоне особого внимания».[57]57
  «В зоне особого внимания», – остросюжетный фильм режиссера Андрея Малюкова (1978). В главных


[Закрыть] Кроме веры в целительные свойства армейской службы, Ольга обладала и еще одной особенностью. Она внутренне тяготела к неагрессивным и тихим, интеллигентного вида субъектам, склонным к сидению над книгой значительно более, чем в местном ганделыке со стаканом. Именно таким и был Ростик. Валерка, правда, тоже не пил, по крайней мере до армии.

«Ну так запьет, это точно. Как только я за этого мужлана вообще выскочила? – спрашивала себя Ольга в ту пору. – Куда глаза глядели?»

Вразумительного ответа не было.

Гнев Ольги был тем праведнее и сильнее, чем острее она чувствовала свою вину. Она-то Валерку не дождалась. Именно это осознание сделало ее позицию твердой, как пласт гранита.

«Как же так, в натуре? – недоумевал посаженный на пятнадцать суток Протасов, – Ни хрена себе? Вот так вот взяла и бросила?! Ни ответа ни привета, бляха муха!»

Как часто бывает с обманутыми супругами, Валерий, в первые дни, места себе не находил. А, немного успокоившись на принудительных работах, с удивлением обнаружил, что неверную жену по-прежнему любит, ждет на «свиданку», и готов простить безо всякого. «Ну может дамразок по жопе», – хмурился Валерий, зная, что не даст. Любовь туманила ему голову, не позволяя оценить ситуацию адекватно. Она так ни разу и не приехала. Потому что разлюбила.

Хорошо выглядишь, – преодолела немоту Ольга.

Спасибо… Ты это… Тоже, ничего… Люкс… – Протасов сглотнул.

Спасибо, – вежливостью на вежливость ответила Ольга, подумав, что, может, не так он, в сущности, и изменился.

«Неужели до сих пор я для него что-то значу? Ну надо же».

Разлившийся по щекам Валерия румянец свидетельствовал в пользу этого допущения, и Ольга зарделась от удовольствия.

«О господи, что это я?»

Какими судьбами? – стряхнула наваждение госпожа Капонир.

Я… – замялся Протасов. – Я это… Олька… малого своего к спорту хочу приобщить.

Твой сын? – удивилась Ольга, только теперь обратив внимание на симпатичного худощавого мальчонку лет семи, которого Валерий крепко держал за руку.

«А ведь похож, – мелькнуло у тренерши, – Когда же это он успел?»

Ольга Петровна, – позвал кто-то из ее ребят, – лодки в ангар?

Лодки просушить, – скомандовала тренерша. – Весла в ящик. Сергей! – Это касалось младшего тренера, – мне, что ли, постоянно горло рвать? Иди, займись ребятами. Извините, – уже Протасову с Игорем, – я на одну минуту.

Сейчас всех построит, – вполголоса сказал Протасов. – Она у меня такая…

В два счета разобравшись с подопечными, а по части отдачи приказов бывалый тренер и армейского командира за пояс заткнет, Ольга вернулась к гостям. Поскольку те по-прежнему неловко топтались у воды, Ольга взяла инициативу на себя.

Как тебя зовут? – поинтересовалась она, наклоняясь к Игорешке с высоты своего немалого роста. При этом обязательный тренерский свисток оказался на уровне его лба.

Игорь, – сказал пацан, заворожено наблюдая за свистком.

Свисток – обязательный атрибут тренерской власти. Без свистка любой тренер как голый и выглядит нелепей гаишника без палки. Были, правда, времена, когда со свистками и милиционеры ходили, но ту пору Игорек не застал. Пока пацан любовался латунным свистком тренерши, Валерий не терял времени даром, изучая глубокую ложбинку между грудей бывшей супруги, ставшую доступной благодаря дерзкому вырезу футболки.

«Ох, уф, уф. Ну и буфера. Любо-дорого поглядеть». Он хаотически задвигал пальцами обеих рук.

Значит, хочешь заниматься греблей? – улыбнулась Ольга, потрепав мальчишку по голове. «Ну, надо же… Не оставь я Валерия, парнишка мог быть моим».

Хочу.

А боксом, как папа, не хочешь?

Его от насилия воротит, – встрял Протасов, не давая пацану и рта открыть. Выдать Игорешку за сына он решил сразу, еще когда прорабатывал план в деталях. И Ирина и Игорь были проинструктированы по этому поводу загодя. Но Протасов все равно опасался прокола.

«Только вот что, Ирка, – предупредил хозяйку Протасов, когда обсуждался вопрос о гребле. – Я скажу, что Игорь мой пацан, если ты, конечно не возражаешь».

Расписывая прелести академической гребли (а спорт этот и в действительности, что надо), Протасов давил на то, что среди гребцов у него сплошные друзья.

«Пацан, как у Бога за пазухой будет. С них там глаз не сводят. Так что, ты не кипишуй, что кругом вода».

«А сыном зачем?» – опешила Ирина.

«Как, зачем? Сейчас же все за бабки, е-мое! Как говорится, служба службой, а дружба дружбой. То есть, наоборот. Вот. У тебя лишние хрусты есть? У меня нету. Лаве лучше Ксюхе на лицей отложим. Усекаешь? А скажу, сын, и никаких вопросов у матросов. Как спортсмены спортсмену. Бес-плат-но! И тебе спокойней – с него там, как с сына Валерия Викторовича, пылинки сдувать будут. Уразумела, е-мое?!».

Ирина сразу согласилась. Даже убрала украдкой слезинку. А какая мать-одиночка поступила бы иначе? Вопрос был решен.

«И малому строго-настрого прикажи: мол, я – сын дяди Валеры. И точка».

Не хочет по батиным стопам, – добавил Валерий, упреждая Игорешку, снова открывшего рот. – Не любит сын насилия. Прямо, понимаешь, не переносит на дух.

Я тоже не люблю, – сказала тренерша, во второй раз ласково взъерошив волосы мальчика. – Вот и хорошо. Тебе сколько лет?

Восьмой, – влез Протасов.

Ну что же, – улыбнулась Ольга, – если вымахаешь с папу, и станешь серьезно заниматься, может, и в сборную попадешь. «Только маловат ты что-то ростом», – не удержалась в мыслях тренерша.

Ее не приходится винить. Редко какой настоящий тренер не бредит будущими победами питомцев, а для отливки рекордсменов грядущего требуется соответствующий материал. Не два вершка от горшка.

Если в мамку пойдет, то не видать ему подиумов, – усмехнулся Валерий Викторович, и пояснил: – Мамка у нас крохотная была.

Ольга на этот раз смолчала, но «крохотная мамка», которая, к тому же, «была», отпечаталась у нее в голове.

Хорошо, – подытожила тренерша. – Валера, сделаешь сыну медицинскую справку, а пока пройдем в тренерскую, я его в группу запишу.

Тренерская оказалась ветхой хибарой, куда через щели в крыше пробивались вездесущие солнечные лучики. Покончив с формальностями, они снова вышли на свет Божий. К тому времени лодки были убраны в ангар, а ребята исчезли в раздевалке. Раздевалка тоже была сараем.

М-да… Не дают денег на спорт, – покачал головой Протасов.

Не то слово! – согласилась тренерша. – И еще каких-то результатов требуют!

Немного помолчали, наблюдая за тем, как свежевыкрашенная речная калоша, деловито пыхтя дизелем, отвалила от причала на Долбычке.[58]58
  Долобецкий остров располагается между Венецианским проливом, Десенкой и Русановским проливом. Много веков назад вместе с Венецианским островом он был единым целым с Левым берегом. Название происходит от некогда находившегося тут Долобского озера. Остров считался нейтральной территорией, и князья Киевской Руси собирались здесь для переговоров


[Закрыть]

Куда это он попер? – заинтересовался Протасов.

На Русановские сады, быть может, – предположила Ольга.

Что-то рановато навигация в этом году?

Ольга пожала плечами.

Я, вообще, не знаю, кто сейчас плавает, куда и зачем.

Ну да, ну да, – согласился Протасов. – Слушай, а помнишь, как мы с тобой перевернулись напротив речпорта? Помнишь, да?

Оба улыбнулись, на мгновение перенесшись в ту беззаботную эпоху. Он еще боксировал на ринге, бредя сборной Союза. Она гребла, мечтая о том же самом. Ему только предстояла армия, а ей было суждено уступить двухлетней разлуке.

Трудно сказать, где мы с тобой только не переворачивались, – сказала Ольга почти ласково, на мгновение став той самой красавицей, от которой Валерка потерял некогда голову. Даром, что столько воды утекло…

Это точно, – обрадовался Протасов. – А помнишь, в Новой Украинке?

Об этом даже не напоминай! – она схватилась за голову.

Вот, сын, – естественно, не послушался Протасов, – как-то мы с тетей Олей, значит, поплыли покататься. Ночь была – хоть глаз выколи.

Валерий! – Ольга погрозила пальцем. – Ты мне всю дисциплину развалишь.

Да ладно, – усмехнулся Протасов. – Ладно.

В 82-м Ольга проходила сборы в Украинке, а Валерий, измученный недельной разлукой, вырвался к ней на выходные. Благо, билет на электричку стоил копейки. Втихаря они взяли двухместную «академичку» и затемно отчалили с осторожностью, сделавшей бы честь и могиканам из романа Купера.[59]59
  Джеймс Фенимор Купер (1789–1851), – знаменитый романист, прозванный привередливой английской критикой американским Вальтером Скоттом за целую серию романов («Пионеры», 1823; «Последний из могикан», 1826; «Прерия», 1827; «Следопыт», 1840; «Зверобой, или Первая тропа войны», 1841, и т. д.


[Закрыть] Ночь выдалась безлунная и так сильно парило, что было ясно – вскоре разразится гроза. Олька весело смеялась. А под веслами плескалась вода. Протасов поглядывал по сторонам, – а не причалить ли к какому острову, чтобы под сенью буйно разросшихся деревьев переждать грядущую непогоду. Уложить Ольгу на песочек и действовать медленно, только очень медленно.

Тут надо отметить, что эрекция ни в коей мере не способствует повышению бдительности. «Не той головкой думаешь, боец!» – любил несколько позднее орать Валеркин комбат, когда подчиненные соображали туго. Впрочем, армия Протасову тогда только предстояла, а потому с этой нетленной армейской мудростью он знаком не был.

Ольга гребла в раздельном купальнике. Мышцы так и ходили под кожей, а грудь норовила выпрыгнуть из лифчика. Взмах, и «банка» подается вперед, а колени почти достигают подбородка. Гребок, и «банка» идет назад, сильное тело распрямляется, демонстрируя мускулистый живот и широкие, женственные бедра.

Поглощенный этой замечательной картиной, Протасов позабыл обо всем на свете. Бросил весла и потянулся к жене, намереваясь завладеть лифчиком. Ольга, продолжая грести, ускользнула. Валерий изловчился, подцепив тугую резинку ее плавок, и потянул на себя. Тут они, естественно, перевернулись.

Держись за лодку! – фыркнула Ольга, выныривая. – Я «банку» найду. Не хватало, чтобы течением унесло.

Пока потерпевшая крушение парочка, заливаясь хохотом, забавлялась в иссиня-черной речной воде, течение неумолимо влекло ее на фарватер. Мимо проплыл подрагивающий на мелкой зыби буй, обозначающий, что они на стремнине, но ни Протасов, ни Ольга не придали этому обстоятельству значения. Появление рейсового теплохода на подводных крыльях, возвращавшегося в Киев из Черкасс, оказалось для обоих громом среди ясного неба.

«Ракета»! – взвизгнула Ольга, отплевываясь. – Валера! «Ракета»!

«Метеор», блин, – выкрикнул Протасов, точно зная, что «Ракеты»[60]60
  Речь о пассажирских судах на подводных крыльях («Ракета», «Метеор», «Комета» и пр.), созданных на судостроительном заводе «Красное Сормово» с 1957 по проектам ЦКБ, которое возглавлял выдающийся конструктор Р.Алексеев


[Закрыть] с регулярных сообщений сняты и давно не ходят. Разве что те оставшиеся в подчинении каких-то ведомств. – Или «Пионер»!

«Пионерами» назывались рейсовые теплоходы, здорово напоминавшие автобусы, только с низким катамаранным корпусом вместо колес. Тяга у «Пионеров» была водометная, так что на берегу они подымали такую волну, какая никакой барже не снилась. И «Пионеры», и «Метеоры» двигались очень быстро.

Хотя для «Пионера» огни сильно высоко задраны. Нет, – продолжал разглагольствовать Валерий, плавая вокруг лодки, – это «Метеор», Олька. Точно тебе говорю.

Быстрее! – Ольга пыталась развернуть дрейфующую кверху пузом «академичку». – Помоги мне!

Не успеем! – засомневался Протасов, проникаясь ужасом ситуации.

Огни приближались с угрожающей быстротой и двигались прямо на них, как будто капитан теплохода задался целью утопить незадачливых гребцов.

Он, что, слепой?! – заорал Валерий, размахивая руками над головой и высовываясь из воды, как играющий в мяч дельфин. Ольга молча боролась с течением и только сопела от натуги. Однако, вскоре им стало ясно, что от «Метеора» не уйти. По крайней мере, с «академичкой» на буксире.

Валера! Бросай лодку! – крикнула Ольга и, не оглядываясь, рванула с траектории движения кролем. Плавала она, как касатка, любо дорого посмотреть.

Заметавшийся было Протасов последовал за ней с опозданием. Русскими саженками, отчаянно работая руками.

Оглушительно взвыла теплоходная сирена: «УАУ! УАУ! УАУ!», очень похожая на ту, какой некогда оборудовали кареты скорой помощи, только гораздо мощнее.

Ольга обернулась и поняла, что Валерия сейчас сметет. Со стороны она четко видела его похожую на мячик голову в дорожке, проложенной прожекторами «Метеора».

Ныряй, Валерочка! – отчаянно завопила Олька. – Ныряй, родной!!!

Глотнув воздуха как в последний раз (вполне могло и так обернуться), Протасов ушел на глубину. Он ни о чем не думал, только где-то в подсознании раненной птицей билась мысль:

«Е-мое! Перережет надвое, как кусок масла ножом!»

Уши Протасова заполнились оглушительным звоном винтов, напоминающим тысячеголосый оркестр сбесившихся зубоврачебных бормашин. Протасов удесятерил усилия, извиваясь всем телом, будто угорь, «Уф, блин, на лопасти сейчас намотает!», жалея только о том, что не имеет стопудовой гири, прикрученной канатом к щиколоткам. Потом в глазах потемнело, и он решил, что вот-вот задохнется. – «Ни одно, так другое, е-мое!»

Когда Валерий вынырнул-таки из пучины, жадно хватая воздух ртом, кормовые огни теплохода почти растаяли вдали. Протасов в изнеможении перевернулся на спину. Руки и ноги дрожали, и он еле удерживался наплаву. И тут рядом возникла Олька. Очень кстати, он едва не утонул.

Любимый, – она плакала и смеялась одновременно, буксируя его тело к берегу, будто полузатопленное бревно. – Любимый мой. – И осыпала лицо поцелуями. Губы были холодными и пахли речной водой.

«Получается, что любила, – подумал Протасов. – Куда только потом все девалось?».

Им обоим основательно нагорело с утра. Ольгу едва не вышибли со сборов, а угрожали и из института попереть. И из комсомола, куда ж без этого? Но, время было застойное, ленивое, так что инцидент, в конце концов, замяли.

Ты, вообще, как меня нашел? – вопрос тренерши вывел Протасова из задумчивости.

Я? – не понял Протасов.

Ну да. Как ты узнал, что я на Трухановом тренирую?

А я и не знал, – буркнул Валерий.

Это была ложь. О том, что Ольга Капонир прозябает в спорте, как глист в желудке агонизирующей коровы, Протасов узнал от их общего знакомого, бывшего спортсмена Гришки Миндича. Того самого, который под кличкой Пузырь наводил трепет на мелких предпринимателей нескольких центральных районов города, обложив данью, как Тохтамыш средневековую Русь.[61]61
  Тохтамыш (?—1406), хан Золотой Орды, один из потомков старшего сына Джучи. Завладел престолом после Куликовской битвы. В 1382 нанес жестокий ответный удар Руси, сжег Москву, Переяславль, Владимир, Юрьев, Звенигород, Можайск и другие города. В 1395 Тохтамыш потерпел на берегах Терека поражение от своего бывшего союзника Тимура, ввязался в гражданскую войну и погиб


[Закрыть]

«Из наших никто не тренирует, – сказал Гришка, когда они случайно встретились в канун Рождества. – кроме, разве что… твоей Ольки…» «Артемьевой?», – переспросил Валерий. Фамилия бывшей жены далась не без труда. Как двоечнику мудреное импортное словечко. «Точно. – Подтвердил Пузырь. – Только она теперь Капонир. Я слыхал, в «Буревестнике» торчит. Как слива в жопе. А тот рахит, между прочим, ее бросил, – продолжал Григорий. – У тебя увел, снабдил байстрюком, и в бега. Эмигрировал в Зеландию какую-то». Где находится гребаная Зеландия, оба не представляли даже приблизительно. «Она б вообще ноги протянула, если б не свекровь-банкирша. Та, говорят, круто стоит…»

Про банки Протасов знал немного, но и того факта, что в них хранятся большие деньги, было достаточно для пробуждения интереса. Рассказанная Пузырем история крепко засела ему в голову, послужив краеугольным камнем того самого плана сказочного обогащения, к реализации которого он приступил.

* * *

Я ведать не ведал, что ты тут кантуешься, – повторил Протасов, и сконцентрировался на носках своих кроссовок. 48-го размера, между прочим. – В натуре, не знал.

Да? – сказала Ольга, и повисла неловкая пауза.

Слушай, – предложил Протасов, – а может, за встречу?

Ольга нерешительно повела плечами:

Даже не знаю…

Давай, – уговаривал Протасов, – не по-людски как-то, в натуре. Столько лет не виделись!

«И после какого события».

Хорошо, – наконец, согласилась она. – Я только переоденусь.

Ольга скрылась в раздевалке, Протасов и Игорешка устроились ждать снаружи, наслаждаясь замечательным весенним полуднем. Легкий ветерок с Матвеевского залива лениво покачивал верхушки тополей. Поверхность воды искрилась на солнце.

Дядя Валера, а вы за какой клуб боксировали?

За «Сокол – Киев», – сказал Протасов задумчиво, и внезапно спохватился:

Я тебе дам, дядя, блин!

Забыл…

Я тебе забуду, шкет!

А я с вами поеду?

Только губу закатаешь! Сказано, нет! Поедешь с Вовкой в Пустошь, к мамке. И смотри мне, пацан, в салоне лишнего не сболтни.

Так было договорено изначально. Если Ольга согласится отобедать, то сначала он забросит Игорешку «домой». В качестве «дома» была избрана весьма презентабельная «сталинка» Атасова, пять минут от метро «КПИ». Не Банковая,[62]62
  на Банковой находится здание администрации Президента Украины


[Закрыть] конечно, и не раскинувшийся на склонах Зверинца «элитный» буржуйский городок, прозванный агентами недвижимости Царским селом, а народной молвой Междужопьем, принимая во внимание статуи Матери Родины и Леси Украинки, установленные спинами друг к другу. Но и не выселки типа Ветряных гор. Тем более, что Атасов очень кстати убыл в Винницу, навестить тяжело больного отца. Текст полученной им телеграммы был таковым, что Атасову только и оставалось, что ехать на вокзал за билетами. Ключи от квартиры Атасов передал Бандуре: «За Гримо, типа, присмотришь». Выцыганить ключи у мягкотелого Андрея не составило особого труда. «Пять минут дела, в натуре».

С женщиной мне надо встретиться, Андрюха. Вопрос жизни и смерти. С Гримой заодно погуляю. Чего тебе с Отрадного на КПИ переться?

Только смотри, Валерка, чтобы Атасов не пронюхал.

Комар носа не подточит, – заверил Бандуру Протасов.

* * *

Ну, я готова, – сказала Ольга, выплывая из раздевалки походкой вышколенной манекенщицы.

Что она там делала, так и осталось загадкой, но выглядела тренерша, хоть под венец. Брючный костюм пришел на смену спортивному, а на лицо ловко улеглась косметика. Ольга сама понимала, что перевоплощение удалось на славу. А потому, сияла как солнышко.

Супер! – Не удержался Протасов. – Ну, погнали наши городских, как Вовчик выражается.

Неужели твоя? – поразилась Ольга через минуту, когда Протасов направился к белому «Линкольну» Армейца. Лицо бедной тренерши выражало неподдельное изумление. «Таун Кар» блистал как новая копейка, показавшись тренерше фешенебельной яхтой какого нибудь султана Брунея. Не зря Волына накануне до часу ночи орудовал вельветовой тряпкой, изведя два тюбика дорогущей импортной полироли.

А то, – снисходительно усмехнулся Протасов, открывая двери с брелка. Чирикнула сигнализация. Сработал центральный замок. Ольга вытаращила глаза. – Малый, назад давай.

Игорь подчинился, как дисциплинированный солдат.

Ольга, не без колебаний, устроилась впереди, изящно сомкнув коленки:

А просторно-то как! – охала она. – Я, вечно, со своим ростом, то коленями в бардачок тычусь, то макушкой потолок подпираю.

Протасов так и расплылся, как кусок масла на сковородке.

Можешь мне не рассказывать.

«Монета в монету!» – думал он, и душа заливалась соловьем.

Валерий уселся за руль и поворотом ключа запустил двигатель. Проснувшийся могучий мотор взревел, когда Протасов наподдал оборотов. Валерий тут же отпустил педаль, и двигатель, успокоившись, сонно заурчал. Впрочем, даже в этом приглушенном ворчании опытное ухо легко угадывало весьма грозные нотки.

Ну, с Богом, – сказал Протасов и «Линкольн» выкатился на аллею. В стеклах тенями замелькали ветви обрамляющих дорогу деревьев, а шины принялись цокотать, как бывает всегда, когда машина несется по бетонке.

Валера, а ты знаешь, что тут все дорожки пешеходные? – предостерегла экс-супруга тренерша, в силу служебно-финансового положения не то что не вошедшая во вкус жизни по новым правилам, а просто этой жизни не знавшая.

Да ну?! – разулыбался Протасов.

Да, Валера, да. Как ты сюда, вообще, заехал? Мост же пешеходный.

Для кого пешеходный, а для кого автобан, – разъяснил Протасов, влетая под первый пролет моста в обычной для себя манере. Праздно гуляющие граждане шарахались в разные стороны, как стайки перепуганных воробьев. С ревом преодолев Днепр, они скатились на Набережную.

Куда теперь? – спросила Ольга.

Сначала малого домой забросим, а потом придумаем, чего-нибудь.

Игорешка скорчил исполненную трагизма гримасу. Возвращаться в Пустошь ему не хотелось. Тем более в компании Волыны, которому пацан симпатизировал, примерно как собака поводку.

А может?… – начал было канючить мальчуган.

Без базара! – гаркнул Протасов, и показал Игорю кулак. Кулак был большим, твердым на вид, и порос короткими рыжими волосами.

«Линкольн» устремился по набережной Днепра, обгоняя прогулочные теплоходы. Они миновали ресторан «Одесса», занимающий второй этаж полумертвого речного вокзала. Если с советскими временами сравнивать. То ли самих пассажиров стало поменьше, то ли денег у них в карманах.

На глухом фасаде угрюмого, похожего на Бастилию здания, высящегося напротив станции фуникулера, висел здоровенный цветной плакат: «ПОДУМАЙ СЕГОДНЯ О ЗАВТРАШНЕМ ДНЕ. ТРАСТ «НАШЕ БУДУЩЕЕ».

Артем Павлович бабло кует, – не удержался Валерий. – Мало ему денег от водяры отламывается, так он еще и траст забадяжил.

Почему, Валера? – не поняла Ольга, разбиравшаяся в трастах много хуже гребли, – их и по телевизору рекламируют. Обещают высокие проценты выплачивать. По вкладам.

Обещал не значит женился, – разъяснил Протасов, прозревший после того, как их с Вовчиком деньги сгорели в МММ как спичка.

А мне говорили, выгодно…

Плюнь в морду тому, кто говорил. Если б тебе выгода намечалась, они бы тут не висели. Сказал – КИДАЛОВО ГОЛИМОЕ!

Валерка? – неожиданно оживилась тренерша. – Это же столовая наша. – Ольга показала на неказистое здание, промелькнувшее в левом окне. – Ты помнишь? Ты еще там солонку спер, – и внезапно спохватившись, потому как малой сидел позади, широко развесив уши, добавила, – ну… захватил… нечаянно… в рюкзак.

Было, – признался Протасов. – Эта столовка по талонам отоваривала спортсменов. – Он обернулся к парнишке. – Их тете Оле спортивное общество выдавало… Вот…

А твой папа съедал, – засмеялась тренерша. – Хоть ему талоны не полагались.

Они с Олькой обыкновенно встречались на Почтовой площади, как только у нее заканчивались тренировки. Шли, обнявшись, по набережной, мимо величественных речных пароходов, пока не оказывались у столовой. Если она работала, Протасов набрасывался на еду как саранча, прожирая накопленные женой талоны на много дней вперед. В те времена он был вечно голоден. А солонку украл просто так, сам не зная зачем. Вот украл – и баста.

До сих пор она у меня на кухне стоит, – как бы про себя сказала Ольга.

Закрыта наша столовка, – Протасов вернулся к наблюдению за дорогой. – Окна заколочены. Видать, скоро из нее гриль-бар задурачат.