Текст книги "Будни рэкетиров или Кристина"

* * *

– Как Катя? – поинтересовался Близнец, когда Следователь появился на кухне. – Завез в роддом?

– Завез, – сухо сказал Следователь. – Вчера, в обед.

– Как она?

– Да никак. – Следователь открутил кран, набрав с полстакана воды. – Эти медики, б-дь, сразу в ладонь смотрят. Как цыгане, честное слово. Позолоти, бля, руку! Без бабла фиг кого бульдозером с места сдвинешь. Вообще опупели, на фиг! – Следователь сделал хороший глоток, скривился, и выплюнул воду в раковину, – ржавая, бля.

– Даром лечиться, лечиться даром, – глубокомысленно изрек Близнец.

– Ну ты профессор! Открыл Америку через форточку. Вот спасибо, б-дь. А то я не знал, что по чем.

– Не заводись.

– Не заводись, бля! – передразнил Следователь. – Тебе хорошо болтать! Короче, шняга такая. Или ты сразу бабло засылаешь, и тогда они все путем делают, или потом, б-дь, втрое больше на лекарства тратишь. Как тебе подход?

– Без дураков, – сказал Близнец.

* * *

– Василий Васильевич, – доверительно начала Мила, закончив с документами, – мне сказали, будто вы попали в затруднительное положение. Я думаю, мы сможем это исправить, если вы проявите благоразумие.

Вася молча кивнул.

– Заметьте, вас никто не неволит. Сергей Михайлович попросил меня помочь. Что я, собственно, и намереваюсь сделать. Но безо всякого принуждения.

Бонасюк снова кивнул.

– Ваше положение нелегкое. Но, небезнадежное. Уверяю вас.

– Можно, я прочитаю? – плачущим голосом попросил Бонасюк.

– Да, пожалуйста, – великодушно разрешила Мила.

«Читай, голубчик. Никуда ты, все равно не денешься».

Вася рассеянно просмотрел бумаги:

– Это по поводу того кредита, что я беру? – спросил он наконец.

Мила сделала утвердительный знак.

– А мне его дадут?

– Дадут, – заверила Мила Сергеевна.

– Восемьсот пятьдесят миллионов карбованцев?

– Восемьсот пятьдесят, – подтвердила госпожа Кларчук.

– Под закупку, поистине, партии видеотехники «Сони»?

Скупой кивок в ответ.

– А где я ее возьму? Видеотехнику эту?

Мила поджала губки:

– Василий Васильевич?! Вы хотите остаться на свободе?

Вася понурил голову. И, похоже, уменьшился в геометрических размерах.

– А что, поистине, за «Тинко» такая? И директор этот? Полянский? Кто он? У него видеотехника есть?

– Есть, – заверила Мила. – Но вас это никоим образом не касается. Это не ваши проблемы, Вася. Это уже мои коврижки.

* * *

Буквально за пять минут до их приезда Миле Сергеевне позвонил Украинский.

– Что-то новенькое по Витрякову? – с надеждой спросила она.

– По Витрякову пока по нулям, – со злобой сказал полковник. Вопреки разосланным повсюду ориентировкам и тысячам милиционеров, от которых в столице не продохнуть, Витряков, Филимонов и компания гуляли на свободе, как ни в чем не бывало. Складывалось такое впечатление, что бандиты и менты просто отталкивают друг друга, как одноименные магнитные полюса, вследствие чего физически не способны соприкоснуться. Бессилие подчиненных бесило Сергея Михайловича. И безопасность Милы в данном вопросе играла далеко не главную роль. На карте оказалась не только репутация, но и погоны со служебным кабинетом. Согласно полученной Украинским по своим каналам информации контрразведка вела самостоятельное негласное расследование. Люди Украинского очутились под подозрением. В конце концов, именно им было поручено встретиться с Витряковым на окраине города. Свет на тайну гибели эСБэУшников мог пролить сам Леня, а о нем не было ни слуху, ни духу. Вследствие всего вышеизложенного одно упоминание имен Витрякова и Филимонова заставляло Сергея Михайловича сжимать кулаки. «Или я размотаю этот чертов клубок, или это сделает кто-то другой, а потом повесит меня на веревке». В дополнение ко всем прочим неприятностям с Сергея Михайловича буквально не слезал Поришайло. Артем Павлович метал громы и молнии, требуя информацию по бандитам, как выяснилось, не даром крутившимся у банка. «Ничего себе шпана, Сергей! А СБУ тогда, спрашивается, откуда?!». «Выясняем», – оправдывался Украинский. «Выясняем?! – задыхался Артем Павлович. – У него, б-дь, дом горит, а он, видите ли, г-м, выясняет, где ведра, чтобы воды, г-м, зачерпнуть?! Три дня тебе сроку! Три! Что бы мне всю, б-дь, подноготную на этого педераста Бонифацкого накопал. Кто, где, когда и с кем?! Или пеняй, Сергей, на себя!». «Плохие мои дела», вздыхал Украинский, и был весьма недалек от истины.

– Значит, Витряков с Филимоновым на свободе? – вернула его в действительность госпожа Кларчук.

Выходит, что так. – Признал Сергей Михайлович. Это была неприятная правда. – Зато, Милочка, мы взяли Полянского. Вы были правы, Мила. Это все один и тот же человек. Этот самый Полянский первым обнаружил в лесу трупы. Его же крышевала ОПГ Ледового. Ему, опять же, разбил машину Бандура. Летом. Вот так, Мила. Но и это, видите ли, не все. На днях этот самый Полянский заявил о краже государственных номерных знаков личного автомобиля «Опель Кадет», 86-го года выпуска. А потом был задержан патрулем ППС.[120]120
  Патрульно-постовая служба


[Закрыть] Иномарка-то выявилась в розыске! Во как. И кто его вчера выпустил, из ГОМа,[121]121
  Городское отделение милиции


[Закрыть] это мы еще доподлинно, я вам обещаю, установим.

– Многовато совпадений, для честного человека.

– Да на нем клейма негде ставить! – с холодной яростью сказал Украинский.

– Он уже показал что ни будь интересное?

– Покажет, – пообещал полковник. – С ним Володя работает. Дайте, Мила, время. Володя по части развязывания языков… мастак.

– Сергей Михайлович. Если Бонасюк готов, мне необходимо уточнить фирму формального поставщика.

– Я чего и звоню, Милочка. Этого самого Полянского и вбивайте. Будет, значит, поставщиком. Он теперь от меня, я вам обещаю, далеко не ускачет. Ему Володя, если что, быстро рога обломает.

– Полянский так Полянский, – согласилась Мила. Главное, чтобы печати стояли.

– Будут стоять! – голосом Глеба Жиглова заверил Украинский.

* * *

Вася отложил в сторону договор, согласно которому коллективное малое предприятие «Тинко» принимало на себя обязательства по поставке подозрительно дешевых телевизоров «Сони Хай Блек Тринитрон» в комплекте с видеомагнитофонами той же всемирно известной марки.

– А это, что? – спросил Бонасюк, поднося к глазам бумажку в половину альбомного листа, отпечатанную в нескольких экземплярах.

– Платежное поручение, – пояснила Мила.

– Мое?

– Вы что же, реквизитов своих не узнаете?

Свои реквизиты Вася, конечно же, узнал. Вопреки угнетенному, мягко говоря, состоянию, он осознавал, что его упорно и с дьявольской последовательность затягивают в омут. В то самое по настоящему гиблое место, откуда не бывает возврата по той простой причине, что он не предусмотрен конструктивно. К безутешному горю и страху перед ответственностью за содеянное добавился мистический ужас, который наводила на Бонасюка эта женщина и двое ее подручных.

– Мое поручение? – переспросил Вась-Вась. Просто так, чтобы резину потянуть. Без какого-то особого умысла. Какие там умыслы на эшафоте.

– Ваше, Вася, ваше. А теперь, давайте, расписывайтесь в бумагах. Там где галочки карандашом проставлены. А потом можете отдыхать. На подписание кредитного договора нам с вами на послезавтра. Обед и ужин вам сюда подадут. Переночуете тоже здесь.

«А где я буду ночевать, это очень большой вопрос, – подумала Мила параллельно. – Пока этот ротозей Украинский Витрякова ловит, домой лучше не ехать. Хм… хоть в гостиницу отправляйся».

Вася еще немного помедлил. Мила протянула ему «золотую» китайскую ручку, сработанную наподобие «Паркера».

Из кухни вышел Близнец с тремя чашками на подносе. Поднос был черного цвета, как раз под стать настроению Вась-Вася. Близнец с интересом посмотрел на несчастного банщика и сказал, криво улыбаясь:

– Ваш автограф, маэстро. Вся заминка в автографе…

На глаза Бонасюку навернулись слезы. Он взял протянутую ручку и стал ставить роспись за росписью с таким видом, словно он подписывает завещание. По большому счету, именно так и обстояло дело.

Глава 16
ПОИСКИ НАУГАД

5-е, суббота, до обеда

Куда же она подевалась, хотел бы я знать?! – воскликнул в сердцах Бандура, когда они с Эдиком вышли из больницы, выглядевшей не оживленнее шхуны «Мария Челесте», оставленной экипажем в Бермудском треугольнике.[122]122
  Бригантина «Мария Селеста», экипаж которой исчез при весьма загадочных обстоятельствах на пути из Нью-Йорка в Гибралтар в 1872. Когда судно обнаружили, груз и ценные вещи находились на месте. Вот только люди исчезли. Куда девались моряки и пассажиры, неизвестно по сей день, хоть гипотез, конечно, множество


[Закрыть]

– Так уехала она, – сказала молодая совсем девчонка с таким большущим животом, что Андрей наверняка бы заподозрил тройню, если б мог думать о ком-то кроме Кристины. Девчонка была бледной и щуплой. Залегшие под глазами синюшные круги делали ее лицо изможденным. В больницах вообще редко кто кажется пышущим лошадиным здоровьем. Так что девчонка не была исключением, хоть и держалась молодцом. «Храбрится», мимоходом подумал Андрей. Он не припоминал ее лица. Видимо, оформилась в стационар накануне.

– Уехала? А когда?

– Вчера вечером. Сказала, домой. Вы не беспокойтесь. Что это вы такой белый? У нее все в порядке. Мы соседки, по палате. Не пропадем. Мне телевизор обещали привезти. Черно-белый, правда, но все веселее, чем в выбеленный потолок смотреть. – Девчонка протянула руку. – Я вообще-то Катя.

– Андрей, – сказал Бандура.

– Вы муж? – вот идиотский вопрос из тех, что частенько ставят любовников в дурацкое положение. Впрочем, Андрей сомневался, чтобы Вась-Вась навещал супругу в больнице. Хотя, кто эту Кристину знает?

– Брат, – буркнул он, растерянно шаря глазами по застеленной койке Кристины. В голове казенная подушечка, на тумбочке книжка Марининой с закладкой. Со вчерашнего вечера никаких изменений.

Они с Армейцем вышли на улицу. Погода стояла прекрасная. Весеннее солнышко пригревало. Но все это совсем не радовало Андрея.

– Ну и дела, – Бандура засунул в рот сигарету. – Даже не знаю, что сказать. – Ему вдруг безумно захотелось увидеть ее, чтобы крепко прижать к груди. Сделать это вчера было проще, чем высморкать нос. Сегодня же возникли проблемы. Есть такая народная поговорка: «Пока есть, убил бы, а как не станет, купил бы». Только не все в этой жизни можно купить за деньги.

– Что же делать? – спросил Андрей, обращаясь к послеобеденной улице.

– Кристина могла вернуться к мужу?

– Нет, – покачал головой Бандура. – С чего бы вдруг?

– У-у женщин своеобразная логика, брат. Я ду-думал, ты уже разобрался.

– Едем! – решил Бандура. – Только сначала на Сырец. В сауну.

Через пять минут они были на Сырце. Движение по Берлинского нельзя было назвать оживленным, это вообще тихая улица. У сауны «Линкольн» разминулся с грязно серой 24-й «Волгой». Номера на машине были милицейскими.

– У, менты поганые, – для проформы скрипнул зубами Бандура.

– С-слушай? А они не от Бонасюка выехали?

– Понятия не имею. Догони, спроси.

«Волга» исчезла за поворотом. Проводив ее исключительно недружелюбными взглядами, Эдик и Андрей взбежали по ступенькам. Сауна встретила их запертой дверью. Бандура обошел ее по периметру, вспоминая, как они бежали от Глиняных голов. Как он поймал на руки Аньку, и как потом к нему из окна соскользнула Кристина.

– Ч-что с тобой? – спросил Эдик, когда Андрей вернулся к машине.

– Да ничего. Так, знаешь, воспоминания разные.

– Теперь на Оболонь?

За рулем снова оказался Армеец. Они скатились с Сырца на Куреневку. Какое-то время ехали по улице Фрунзе. Затем Эдик свернул в Луговую. Дорога снова пошла с горы. Большая часть Киева расположена на холмах, не меньшая разбросана по низинам. Слева и справа потянулись однообразные промышленные пейзажи. Серые заборы без конца. Потом сверкнула бирюзовая гладь озера Опечень, «Линкольн» миновал мост над Богатырским шоссе, и очутился среди высоток Оболони.

Время перевалило за полдень, Солнце висело над крышами Виноградаря. Во дворе было немноголюдно. Как это сплошь и рядом случается в марте, к вечеру основательно похолодало, свежий ветерок с Днепра нес запахи распустившихся верб. Армеец, не торопясь, проехал вдоль дома, остановив машину напротив парадного. Оба уставились на фасад дома, вычисляя окна Бонасюков.

– Темные.

– Где же то-тогда Бонасюк?

– Кто его знает, – протянул Бандура, подумав, что если накануне Планшетов перестарался, что Вась-Вась и ноги мог протянуть. От какого-нибудь, скажем, внутреннего кровоизлияния. Пожилой человек, все-таки. «Лежит, сейчас, разлагается… – его слегка затошнило. – Или сбежал… ну, что же, давно пора». – Бандура внимательно оглядел двор. Десятка полтора машин дремали под домом, еще парочка чуть дальше, у бойлерной.

– А где Бонасюк ма-машину держит?

– В гараже. Тут, недалеко. За углом.

– С-сходим?

– У меня ключей от гаража нет…

Впрочем, от квартиры тоже не было. Кристина их всегда носила с собой. Андрей присмотрелся к ближайшим автомобилям. «Фиат Дукато» помигивал огоньком сигнализации, «Волга» и «Жигули» стояли темными. Ничего подозрительного не наблюдалось. Машины как машины, обыкновенные шарпаки. Оболонь не особенно престижный район, а на месте будущего «царского» села еще чернели кое-где сдобренные травкой дюны.

– Давай в квартиру поднимемся.

– А что ты Бонасюку с-скажешь?

– Чихать на Бонасюка.

Скрипучий лифт доставил приятелей на шестой этаж. Андрей вдавил кнопку звонка, как будто бы она была в чем-то виновата. Электрический колокольчик разразился трелями, но, это не возымело никакого эффекта. Бандура дал звонку с полминуты передышки, а сам прижался ухом к двери. Дверь была двойной. Да и в квартире царила тишина.

– Может, вовоздухом дышит? – предположил Эдик.

– Откуда мне знать?! – Бандура снова насел на звонок. А потом, разочаровавшись в его возможностях, несколько раз сильно саданул по двери. Та, естественно, выстояла. Гул разнесся по всему парадному, отдавшись эхом на техническом этаже.

* * *

Когда до Ивана Митрофановича дошло, что вот оно, случилось непоправимое, он буквально ополоумел от отчаяния и страха. Совершенно позабыв о медицинском дипломе, кавторанг Растопиро дергал Кристину за руки, хлестал по щекам и даже прикладывал к голове лед. «Господи боже! Помоги мне!» — повторял Растопиро, в пьяном дурмане надеясь уже на чудо. Но, чуда не случилось. Кристина не подавала признаков жизни. Схватившись за голову, кавторанг без сил уселся в углу.

«Что же я наделал?!»

Ответа, как водится, не последовало. Страх накатывал на него волнами. Следовало как-то защищаться, и Иван Митрофанович решил, что редутов, лучше водочных, не придумаешь. Сначала он пил в одиночестве, потом накачал Бонасюка. Да и сам надрался так, что отключился до позднего утра.

Продрав глаза около одиннадцати, Иван Митрофанович вспомнил все. Мозг, словно взбесившийся кинопроектор, прокрутил кавторангу события вчерашнего кошмарного вечера с такой пронзительной отчетливостью, словно хотел поиздеваться над хозяином. Растопиро прошел в кухню, в точности повторив утренний маршрут Бонасюка. Кристина лежала там, куда он ее накануне оттащил, укрытая сдернутой в зале занавеской. Зрелище ужасающе неподвижного вороха тряпок на светло-коричневом линолеуме заставило Растопиро завыть.

– Господи! Я же не хотел! – воззвал он к кухонному плафону. И нырнул в ванную. Содержимое желудка выявилось на редкость зловонным. Спазмы, потрясшие кавторанга, были мучительны и сильны. Кавторанг упал на колени, сплевывая жгуче горькую гадость, давясь новыми позывами, и думая, на подсознательном уровне, что еще немного, и он оборвет раковину, рухнув среди обломков керамики и блевотины на пол. Так продолжалось с пол часа. Затем, кое-как умывшись, он счистил остатки ужина с рубашки и брюк, и проковылял в гостиную. Его глаза блуждали, в голове ухал пульс. Несколько позже до него дошло, что в квартире чего-то не хватает.

– Васьки… – пробормотал кавторанг. – Неужто сбежал, падло?

Довольно быстро раскаяние, глодавшее кавторанга, как голодная собака костомаху, отступило перед страстным желанием уберечь собственную шкуру. Спасти любой ценой. Ломая голову над тем, куда подевался проклятый Вась-Вась, Растопиро прошелся по комнатам. Васи, естественно. нигде не было.

«Где же ты, сволочь?» — спрашивал кавторанг, перебирая всевозможные варианты. – «Это из-за тебя, гандона, я в такое говно вляпался, что… не выгрести. Где же ты, образина?!»

Первым делом Растопиро заподозрил, что Васек кинулся бежать очертя башку, куда глаза глядят. «Гнида! Очень на него похоже. Залез в свою „девяносто девятую“, и дернул к чертовой матери. „Улизнул, пока я спал. Чертов трус. Процентов девяносто, что так и есть“.

«Что же делать?!» — спросил кавторанг. Ответ пришел сам:

«НАДО ВЫПИТЬ ВОДКИ!»

Иван Митрофанович нырнул в бар, налил полный стакан «Абсолюта» и осушил залпом. Мозги сразу встали на место, в голове прояснилось, а руки перестали дрожать. Ноги понесли Ивана Митрофановича по квартире, будто угодившего в клетку леопарда.

«Точно. Слизняк вшивый. Гной. Доцентишка драный! Отдувайся, как знаешь?! Будь ты проклят, Иуда!» — Проклятия давали выход клокотавшей внутри злобе, но, не несли конструктивной составляющей. «Отвечать-то тебе, Иван!», – ухнуло в голове. Сжав виски, Растопиро упал на колени: «НЕТ!»

«Тогда делай, ты знаешь что».

Теперь он, действительно, знал. Выражение «бес попутал» является одной из форм уклонения от ответственности. Темная Половина – не одно из полушарий головного мозга, но и не внешний фактор, вроде свихнувшегося сержанта, отправляющего солдата сжигать деревню с мирными жителями. Просто, когда сержанта нет, его приходится выдумать.

«Надо избавиться от трупа. – Растопиро замер, вслушиваясь. – Весь вопрос, как? Всегда найдется какая-нибудь сволочь, прилипшая к дверному глазку».

«Расчленить, – он взмок от ужасной перспективы, – расчленить, и вынести по частям».

Растопиро снова начал накручивать восьмерки по комнатам, шумно дыша и махая руками.

«Чем расчленить? Кухонным ножом? Не пойдет. Секачом? Допустим, допустим. На чем, б-дь? На разделочной доске, на какой Кристина, бывало, биточки отбивала?»

Ивана Митрофановича передернуло.

«Ты же врач, твою мать! Ей-то уже по барабану. Но, не тебе!»

«Не тебе!»

«Ты не врач. Ты дерьмо!» — это была совесть. Иван Митрофанович посоветовал ей заткнуться.

«Растворить бы?»

«В чем? В кислоте? В извести, как у Оскара Уайльда? Да где ж ее взять в необходимом количестве?»

«Стоп! – заорали с Темной Половины, и он замер в позе солдата, зацепившегося за мину-растяжку. – Что, если Бонасюк не сбежал?! Если поскакал в милицию?! Сидит, сейчас, показания дает: И вот тут мой кузен, Иван Растопиро, толкнул мою дорогую жену…»

«Нет!!!»

«С него станется. Ты и сам знаешь. Хорош ты будешь, Иван, когда попрешься с порубанным на куски трупом прямо в лапы сыскарей из уголовки».

«Так не пойдет!»

Синюшная жила вздулась на лбу кавторанга и пошла пульсировать, как часовой механизм бомбы замедленного действия. Объятый чудовищной догадкой на счет ментов, что в общих чертах соответствовало истине, Растопиро едва не кинулся к телефону: Бонасюка следовало опередить.

– Стоп! – крикнул Иван Митрофанович, заставив себя убрать руку от трубки. Сначала не мешало все хорошенько обдумать. Мысли выстроились в виде условного диалога.

«У кого причин больше? У Васька. У кого мотивы? У него, ясен пень. Кого жена бортанула? Его, опять же. Ты сам-то кто? А никто. Хрен в пальто. Прибыл в отпуск, к брату, а тут такое дело. Разборка внутрисемейная. Он ее толкнул. Она и полетела, как фанера…»

«Нет, не так. Я вообще помню мало. Выпили за встречу, и я, с дороги, отключился. А как глаза продрал – мужа нет, а жена на кухне. Под занавеской».

«Не дрейфь, Ваня, – подбадривал себя Растопиро. – Кому поверят? Капитану второго ранга или банщику драному? Не надо быть оракулом, чтобы угадать правильный ответ».

Иван Митрофанович снова выпил.

«Звони „ноль-два“, мать твою, пока сыскари не нагрянули!»

Он опять взялся было за телефон, когда новая изящная мысль втекла в голову легко, как змея: «Может, вообще сбежать? Меня тут и не было вовсе. Я даже из Запорожья не выезжал».

Идея охватила все существо Растопиро, показавшись наилучшей из перебранных. Просто умыть руки. И дело с концом.

«Что ты видел? Я ни черта не видел. Сидел, понимаешь, дома, гулял погожими вечерами по плотине Днепрогэс имени товарища Ленина…»

«Идите на х… товарищи!»

«А Василек, пускай, отдувается. Кто меня мог видеть? Да никто. Как прибыл, так и убуду. Скрытно, вашу мать».

Иван Митрофанович принял решение, и ему сразу стало легче. Вооружившись вельветовой тряпочкой, он принялся уничтожать отпечатки пальцев, которые могли бы уличить его во лжи. Протер дверные ручки, отполировал краны, не забыл фужеры из бара, а водочные бутылки упаковал в мусорный кулек, намериваясь выкинуть по пути. Он как раз заканчивал уничтожать улики, когда в дверь настойчиво позвонили.

«Милиция!», – Иван Митрофанович упал бы, если б вовремя не оперся на стену. Те, кто считает, будто звук дверного звонка не в состоянии ударить, словно электрический ток, могут почитать себя счастливчиками. «Таки сдал, сука… – подумал Растопиро, стекая на пол. – Вот и все».

Однако, вскоре он с облегчением понял, что за дверью толкутся не менты.

– Где же этот гребаный Бонасюк? – воскликнул взволнованный молодой голос. – Скотина!

– Тише, Андрюша. Соседи милицию вызовут.

«Это ее хахаль, – догадался Иван Митрофанович. – Он крайне опасен, но двери штурмовать не станет. И на нары не посадит, а это уже большой плюс».

«Зато посадит на перо…»

Молодчики еще немного пошумели, вероятно, не зная, что предпринять. Затем все смолкло. Иван Митрофанович поднялся на ноги и с превеликой осторожностью выглянул в окно. Он заметил белый длиннющий «Линкольн Таун Кар», отваливший от тротуара. Лимузин выехал на проспект и попер в направлении Московского моста. Кавторанг перевел дух. Положение, по крайней, мере не ухудшилось, а в создавшейся ситуации и это казалось достижением сродни полету в космос.

«Просто, у каждого гражданина свой собственный космос. Верно, Ваня?»

* * *

Пока Бандура с Армейцем шумели под дверью, в припаркованной у подъезда невзрачной 24-й «Волге» шипела милицейская рация.

– Эти двое, что в иномарке приехали, в дверь барабанят. Как поняли меня, прием? фиу, фиу, шшш…

– Не понял ни шиша, шшш… повтори, прием?

– Барабанят, б-дь, шшш… Прием?

– Дверь выдержит?

– Х… шшш… ее знает. Я что, столяр, бля…

– Я тебе, бля сделаю, бля! Докладывай, бля, по существу! Шшш… Что делает тот, который… шшш… сидит? Прием?

– Тот этим… шшш… не открывает. Затаился. О, бля! Выходят из парадного! Как поняли, прием?!

– Пускай себе… шшш…

– Сели в белую легковую.

– Номера срисовывай.

– Вас понял. «Мэ», восемьдесят три восемьдесят восемь «Ка», «И»…

Как только «Линкольн» скрылся из виду, радиопереговоры возобновились.

– В квартире тихо?

– Мертвая тишина, Владимир Иванович.

– Добро. Продолжайте наблюдение.

* * *

У Московского моста Эдик свернул на проспект Красных казаков.

– Как в воду канула! – жаловался Андрей. – Фантастика каая-то…

– По-подруги у нее есть?

– Нету. Кроме Аньки…

Город велик. А человек словно песчинка, затерявшаяся на морском берегу. Андрея охватило нечто, весьма смахивающее на отчаяние. «Ну, как же так? – говорил себе Бандура. – Ведь она где-то рядом. Только вот, как найти?…»

– Поехали к Атасову. – Предложил Армеец. – Две головы хорошо, а три все-таки лучше. И не отчаивайся раньше времени. Не надо.

* * *

суббота, ближе к вечеру

Разобравшись с неотложными финансовыми вопросами, Мила Сергеевна засобиралась домой. В самом деле, не с Бонасюком же ночь проводить. Предварительно она отщелкала номер Украинского.

– С вашего позволения, я поеду домой, Сергей Михайлович. У вас есть что-то новое о Витрякове?

Полковник вынужден был признать, что никакими свежими данными не обладает.

– Как же мне быть, товарищ полковник?

– Оснований для опасений никаких… – завел старую пластинку Сергей Михайлович. Миле не нравилось ретро. В особенности, в исполнении Украинского.

– Сергей Михайлович, выделите мне охрану!

– Капитан Журба с вами?

– Они оба здесь, и один, и второй. Я их, если честно, не различаю.

– Передадите Журбе трубочку, как мы с вами закончим. Как продвигаются дела у Протасова?

– Не могу сказать, Сергей Михайлович. Сегодня я его не видела. Он мне не звонил, я ему тоже. Сегодня и без него забот хватало.

– Тут вы правы. – Согласился полковник. Когда у него встреча с банкиршей?

– В воскресенье у нее, вроде бы, юбилей. Протасов приглашен.

– Позвоните мне по результатам.

– Слушаюсь, – съехидничала Мила.

– А теперь давайте Журбу.

Как она и предполагала, Украинский предложил капитану проводить ее до дому.

– Оружие у тебя при себе?

– А куда ему деваться?

Журба был невероятно «рад» выпавшей нежданно-негаданно чести. О Витрякове он кое-что слыхал, и эти слухи лишали его даже тех остатков мужества, которое его никогда не отличало. Столкнуться на ночь глядя с беспредельщиками, которым завалить сотрудника органов все равно, что прихлопнуть муху, Журбе хотелось примерно так же, как угодить под поезд метро. Сражаться с настоящими бандитами, это вам не взятки по торговым точкам вымогать.

– Ты не дерзи, понял?! – рыкнул Украинский, распознавший настроение подчиненного чутьем старого волка. – Будешь носом крутить…

– Мы так не договаривались, товарищ полковник.

Полковник Украинский осатанел.

– Ты, б-дь, слышал, что я сказал? Или напрашиваешься?!

Сообразив, о чем речь, Мила завладела трубкой.

– Сергей Михайлович?! Вы Витрякова видели?! Да ему ваш Журба на ползуба.

Украинский сжал свои собственные, среди которых преобладали протезы.

– Хорошо. Пускай доедет с вами до дому, а там я вышлю пару сотрудников на встречу.

Мила поняла, что большего не дождется.

Бонасюк, как только до него дошло, что он остается на попечении Близнеца, окончательно скис. Не то, чтобы Вась-Вась проникся доверием к Миле Сергеевне, но, с ней было как-то спокойнее. Мила это почувствовала.

– Василий Васильевич. Располагайтесь, как дома. Еды в холодильнике предостаточно. Вы в полной безопасности. Как у Бога за пазухой.

«У дьявола», – подумал Вась-Вась.

– Посмотрите телевизор, если будет желание. Отоспитесь, в конце концов. В понедельник вы мне понадобитесь свежим и бодрым.

* * *

Не успел Сергей Михайлович сдыхаться Милы, как с ним связался майор Торба, курировавший, в отсутствие Украинского, самые деликатные вопросы. Именно Владимир Иванович сопровождал Сергея Михайловича в «Дубовом Гаю», когда Виктору Ледовому все-таки удалось выскользнуть из расставленных повсюду силков. Он же спускал с поводка беспредельщиков, перебитых впоследствии в сауне господина Бонасюка. В советскую эпоху госбезопасность не комплектовалась, кем попало, в отличие от непереборчивой с точки зрения кадровых вопросов милиции. И, если «чекистами», время от времени, «укрепляли» МВД, то, обратный путь был практически заказан. Ниппель работал в одну сторону, милиционеров к вопросам государственной безопасности не подпускали на пушечный выстрел. Соответственно этому принципу, контрразведчики не жаловали ментов, а последние недолюбливали контрразведку. Вопреки всему этому, отношения между Торбой, двадцать лет протрубившим в ОБХСС, и бывшим чекистом Украинским были доверительными на службе и приятельскими вне ее.

«Как ты с этим жлобом ладишь?» – на первых порах давалась диву Лида Украинская, обожавшая, время от времени, поиграть в эдакую «белую косточку» позднесоветского образца.

«Перестань, – отмахивался Сергей Михайлович. – Володя мужик что надо! Хотя, Лидок, в этом БХСС еще при Союзе так хапали, что не дай Бог, честное слово. Каждого второго, лично бы я…»

– Что у тебя нового, Володя? – спросил в трубку Украинский.

– На Героев Сталинграда были гости.

– Что за люди? – всполошился Сергей Михайлович.

– Двое парней. По виду босяки. Прямо мимо моих хлопцев прошли.

– Давай, докладывай, Володя. – Посуровел Сергей Михайлович.

– В дверь лупили. Хлопцы говорят, все парадное гудело. Дерзкие, сволочи. Но, в конце концов, постукали, постукали и убрались восвояси.

– Движение за окнами наблюдалось?

– Как те двое спустились, вроде занавеска дергалась. Но свет не горит. Клиент, видать, в потемках сидит.

Украинский немного помолчал, размышляя.

– Я тебе описание Бандуры давал?

– Да, Сергей Михайлович. Хлопцы подтверждают, что, мол, один к одному. Вооруженные черти. Тот, что постарше, у парадного ствол выронил. Похожий на «Узи».

– Номера машины засекли?

– Так точно, Сергей Михайлович. «Линкольн Таун Кар». 89-го года.

– По базе проверил?

– Так точно. Тут неувязочка, Сергей Михайлович. Похожая машина была у Правилова. Помните?

Украинский выматерился одними губами.

– Не понял, Сергей Михайлович?

– Я говорю, и до него доберемся. Дай время.

Торба выразил согласие бормотанием.

– Так а в чем неувязочка, Володя?

– Номера на «Линкольне» совпадают с теми, что сняли с «Кадета» Полянского. Согласно его показаниям. И по базе – его номера.

– Вот, значит, как?

– Именно. – Подтвердил Торба.

– Я смотрю, этот Полянский везде отметился. В гуще событий, так?

– Совершенно правильно. Наш пострел везде поспел.

– Показания с него снял?

– Не успел, Сергей Михайлович. Информация только поступила.

– Не тяни с этим.

– Какие будут распоряжения насчет Растопиро, Сергей Михайлович? Брать? Или пускай погуляет?

Сергей Михайлович помассировал затекшую поясницу:

– Продолжай наблюдение, Володя. Как высунется, сразу докладывай мне. Немедленно.

– Понял. Конец связи.

* * *

суббота, ближе к вечеру

В квартире Атасова Армеец и Бандура застали хозяина. Атасов собирал дорожную сумку, был трезв и одет для поездки. В солидном длинном плаще из «мокрого» шелка, и строгом деловом костюме он выглядел преуспевающим бизнесменом. Хотя смотрелось довольно непривычно. Атасов обыкновенно отдавал предпочтение кожаному танкеру и джинсам.

– Бандура? За Гримо приглядишь.

– Будет сделано, Саня.

Бультерьер, вращавшийся вокруг Атасова, как электрон у атомного ядра, при упоминании своего имени пришел в привычное для себя взвинченное состояния. Он бешено крутил хвостом, поедая Атасова глазами и стремясь, по возможности, занимать позицию между хозяином и дверью. Собачье чутье, как правило безошибочно. Тут Гримо не был исключением.

– Куда ты, типа, собрался? – строго поинтересовался Атасов. – Где ты видел, чтобы я с тобой гулял в эдаком, типа, мажорском прикиде? Сидеть, типа, дома, и ждать.

На морде пса живо отразилось отчаяние. «Ждать» – ненавистное собакам слово. В отличие от глаголов «гулять» и «кушать», радующих длинные волосатые уши.

– Пусть, типа, не врет, – добавил Атасов, обращаясь к Бандуре, – я с ним выходил. Так что потерпит, типа, до завтра.

– Да я выйду, – кивнул Андрей.

– Ты мне его не балуй. Дай ему волю, он потом в три часа ночи меня из постели, как солдата по тревоге, вытягивать научится.

– Са-саня, тебя до вокзала подвезти?

– Буду признателен, Эдик. А то, стараниями Бандуры, от моего «Ромео» один экспонат остался, для тренировки, типа, юных пожарников.