Текст книги "Будни рэкетиров или Кристина"

Глава 13
БАНК «БАСТИОН-НЕОГРАНИЧЕННЫЙ КРЕДИТ»

– Это, Олег, повышение, гм. И оно наглядно показывает, так сказать, уровень моего доверия. А ты, как баран упираешься. Чего, гм, артачишься?

Олег Правилов молчал как рыба. Многолетний армейский опыт приучил его не перечить выступающему начальству. Армия не располагает к риторике. Приказы полагается выполнять, а не обсуждать. Несогласные с этим нехитрым правилом рискуют познакомиться с военным трибуналом. «Ты начальник, я – дурак, я начальник ты дурак», гласит старая как мир поговорка. Впрочем, есть и другая присказка: Выслушай начальство, скажи «есть», а потом сделай по-своему.

– Не пойму я тебя, гм, – продолжал Артем Павлович, с трудом выбираясь из глубокого кожаного кресла, чтобы двинуться по комнате. Разговор происходил в просторном кабинете олигарха окнами на закрытый от посторонних взглядов внутренний сквер. В центре города он казался оазисом среди каменных мешков. Чтобы ни детвора, ни пенсионеры не отвлекали Артема Павловича от раздумий о судьбах многострадального Отечества, имелся высокий глухой забор. – Заладил, гм, не разбираюсь, и хоть режьте. А кто, ты мне скажи, сейчас хотя бы в чем разбирается? Рынок тебе не хрен, гм, моржовый. Тоже нашел занятие, хулиганами верховодить! Ты боевой офицер, гм! Афганец, г-гм! Герой, можно сказать! – Поришайло потряс рукой в воздухе. – Сам Бог велел. В правофланговые! Во главу угла, г-гм!

Правилов с шумом выпустил воздух через ноздри.

– И не сопи, гм. Давай, это, принимай банк. Тут и думать нечего. А с финансистами мы тебе подсобим.

В полном соответствии вековой армейской традиции Правилов не проронил ни звука. Поришайло успокоился, перейдя на доверительный тон политработника или провокатора КГБ со впечатляющим доперестроечным стажем.

– Заладил, гм, моя твоя не понимает. Ты что, чурка нерусская? Не знаю, гм, Артем Павлович, не знаю, гм, Артем Павлович. Тебе и не полагается знать! Не младшим бухгалтером идешь. И не операционисткой сопливой. Знаю, не знаю, гм. У тебя управляющий будет, чтобы знать. Твое дело – командовать.

«И быть козлом отпущения, если что не так», – добавил Правилов, покидая кабинет Артема Павловича. В организации банковского дела он смыслил не более любого среднестатистического гражданина. То есть, как баран в математике. Зато богатая на события и потрясения биография наградила Правилова таким жизненным опытом и сильно развитой интуицией, что с лихвой хватило бы на десятерых. Обостренным чутьем старого служаки Правилов улавливал подвох, как тонкий лед. Но, перечить хозяину не посмел.

Есть настоящие повышения. Со всеми вытекающими благами. Есть и формальные, куда без них. Это когда количество звезд на погонах растет, а возможности становятся нулевыми. В армии такие зовут «отфутболиванием на чердак». А есть повышения, от которых начинает сосать под ложечкой, и именно к такому разряду отнес Олег Правилов свое нынешнее, полученное из рук Поришайло.

«Бойтесь данайцев, дары приносящих».[88]88
  Подразумевается Троянский конь, оставленный данайцами (то есть греками) на берегу в качестве военной хитрости и погубивший впоследствии Трою


[Закрыть]

Термин «свадебный генерал» сразу пришел на ум Олегу Петровичу. Далее ему представились несчастные паяцы, выставляемые ДЛЯ ПОНТУ у фасадов дорогих кабаков. Их канареечные мундиры с эполетами из папье-маше скорее насмешка над военной формой.

«Хотя зарабатывают они не меньше, чем настоящие полковники. А если учесть чаевые… Кто еще паяц, спрашивается? Тот еще вопрос?»

Оставив его пока открытым, Правилов быстрым шагом миновал холл и сбежал мраморными ступенями. Охранники распахнули дверцы, Олег Петрович плюхнулся на сидение и пролаял водителю:

– На Воровского в темпе давай!

* * *

Банк «Бастион», прозванный также «Неограниченным Кредитом», родился поздней осенью 1993-го года, появившись, как для стороннего наблюдателя, словно по мановению волшебной палочки. По щучьему велению, по нашему хотению, как принято выражаться в народных сказках. Стороннему наблюдателю не понять, сколько гор требуется сдвинуть, во сколько кабинетов протоптать тропу, какое море разливанное дензнаков извести, чтобы все нужные бумаги прошли как по маслу, а мыслимые и нет лицензии были получены без сучка, без задоринки и в срок. Вот уж поистине, банк открыть – не поле перейти.

Некогда Валентин Пикуль,[89]89
  Пикуль Валентин Саввич (1928–1990), советский писатель, авторов популярных исторических романов «Пером и шпагой», «Битва железных канцлеров», «Моонзунд», «Честь имею», «Фаворит», «Реквием каравану PQ-17», и др.


[Закрыть] описывая в «Реквиеме каравану» рождение германского сверхдредноута «Бисмарк», нашел такие строки: «…от одной матери Германии, от одного отца, немецкого фашизма». Перефразируя Пикуля можно утверждать, что если мамой «Бастиона» была болезненно нестабильная отечественная экономика, то безусловным папой Артем Павлович Поришайло. Есть такие слова у Высоцкого:

Кто сказал, все сгорело дотла,

Больше в землю не бросите семя…[90]90
  Строки из песни Владимира Высоцкого


[Закрыть]

Говоря о семенах Артема Павловича, приходится констатировать, что они оказались чрезвычайно живучи. И метал он их ни куда попало, а с умом. И вот, в конце 93-го года, взошла первая поросль. Словно жерло проснувшегося вулкана, знаменующее определенный этап титанических процессов, проистекающих в толще горных пород. Там, где раскаленная магма бушует.

* * *

Более сотни лет простояло в Солдатской Слободке[91]91
  Район в Киеве, берущий начало со времен Ярослава Мудрого, при котором город пережил строительный бум


[Закрыть] старинное, возведенное в стиле венского модерна при царе-батюшке Александре Третьем[92]92
  Александр III (1845–1894), предпоследний российский император (1881–1894), сын убитого террористами Александра II. Вошел в историю как Миротворец


[Закрыть] здание. Первый и второй этажи дома до последнего времени занимала государственная контора с загадочным названием Промстройснабреконструкция. На верхних этажах располагались коммуналки. Сотрудниками, а, точнее, сотрудницами «тра-ля-ляреконструкции» были в подавляющем большинстве толстушки позднего бальзаковского возраста. Толстушки круглыми днями заполняли какие-то ведомости, стуча клавишами архаичных «Ятраней» и кнопками калькуляторов «Электроника», которые войдут не в каждый карман. Очевидно, производимую толстушками макулатуру в последнее время никто не читал, и контору расформировали за ненадобностью. Толстушки съехали в неизвестном направлении, и, вероятно, их слизала история. После них остались кучи бумажного мусора и замызганные до черноты стекла в рассохшихся деревянных рамах.

Как говорится, свято место пусто не бывает. Едва толстушек и след простыл, как в доме побывали эксперты-оценщики, вооруженные рулетками, фотоаппаратами и таблицами. Померив, пощелкав и кое что прикинув в уме, оценщики засели за отчеты. И двух недель не прошло, как из-под их перьев вышел документ, примечательный во всех отношениях. Было в точности установлено, что дом в Слободке никуда не годится. Пятиметровой толщины стены покрыты зловещего вида плесенью, перекрытия усыпали трещины, а фундамент так основательно просел, что кровля не сегодня завтра обрушится. Из всего вышеперечисленного следовало, что дом аварийный и подлежит сносу.

Дом обнесли высоким забором, отключили от коммуникаций, а жильцов коммуналок выкинули с милицией. ОНА ВЕДЬ «ВСЕГДА ГОТОВА» СТАРАТЬСЯ, ЕСЛИ РЕЧЬ НЕ ИДЕТ О НАСТОЯЩИХ БАНДИТАХ. Возникли серьезные опасения, что дом вообще снесут, и получится, как написал поэт:

 
Стоял тот дом всем жителям знакомый,
Его еще Наполеон застал.
Жильцы давно уехали из дома,
А он пока стоял…[93]93
  Стихи Владимира Высоцкого


[Закрыть]
 

Но, к счастью, обошлось. Никто не стал бить гирей по крыше, а наоборот, рабочие с Западной Украины заново оштукатурили фасад, зашили внутренности гипсо-картоном, приделали к крыльцу мраморные ступеньки, вставили на место пустых оконных глазниц стеклопакеты, а крышу застелили евро-шифером веселенького красного цвета. Прямо по тем самым балкам и стропилам царского времени, которые обещались вот-вот рухнуть, но пока, отчего-то, не рухнули. Едва работы подошли к концу, Артем Павлович Поришайло, Единственный Участник и Победитель Тендера, вызвал Правилова, поручив разобраться с рабочими.

– Что-то много они, гм, хотят. Значит, г-гм, ни копейки.

Едва западенцев спровадили восвояси, банк «Бастион» справил новоселье, с подобающей помпой, и через его счета потекли финансовые ручейки, речушки и потоки. К банку потянулись клиенты, привлеченные высоким качеством обслуживания, удивительным бассейном с экзотическими рыбками в холле и длинными ногами операционисток на всех первых трех этажах. На этажи с четвертого и выше чужакам доступа не было. Там разместился один из офисов Поришайлы.

* * *

Под самый конец 93-го года Артем Павлович подарил миру и второе свое детище, доверительное общество «Наше будущее». Правда, свое участие в нем Артем Павлович не афишировал, построив взаимоотношения с новорожденным Трастом по принципу: всем распоряжаюсь, но ровным счетом ни за что не несу ответственности. В полном соответствии с партийными принципами советской эпохи. Других Артем Павлович не знал. Вскоре значительное число наших с вами сограждан доверило свои вклады развернутой Поришайло финансовой пирамиде. Проценты «Наше будущее» сулило такие головокружительные, что толпы жаждущих разместить средства напоминали те, что некогда штурмовали Мавзолей товарища Ленина. Сотрудники траста валились с ног, не успевая обналичивать поступления, впоследствии переводившиеся на благодатный и законопослушный Запад. Бизнес по обиранию лохов ушастых оказался настолько рентабельным, что переплюнул прибыли, извлекаемые господином Поришайло от импорта никуда негодных западных удобрений, всучиваемых затем воротилам от сельского хозяйства. Траст «Наше будущее» превзошел все ожидания и прогнозы. Недаром Артем Павлович и название такое придумал. «Наше будущее», г-гм. Причем, никто никого не обманывал. Будущее действительно подразумевалось «нашим», касательно временной составляющей. Хотя, и разным с экономическо-финансовой точки зрения. У Артема Павловича одно. А у сограждан-лохов иное. У него в Конче-Заспе или Ницце. У них на помойках или в могилах.

* * *

В сентябре 93-го года, под самый конец обожаемого Бонифацким бархатного сезона, исполнительный комитет Нахимовского райсовета города героя Севастополя зарегистрировал очередную коммерческую структуру – Закрытое акционерное общество «Торговый Дом Бонифацкого». Боник за документами заехал лично. Забрал из рук слегка зардевшегося чиновника скоросшиватель с нотариально заверенными бумагами, сообщавшими в установленной законом форме, что у ЗАО «ТД Бонифацкого» День рождения.

– Приятно было с вами работать, – сказал Боник, протягивая ладонь.

– Взаимно, Вацлав Збигневович. – Чиновник проникновенно улыбнулся. – Всегда к вашим услугам.

«Да уж, всегда готовы», – подумал Бонифацкий, бумажник которого полегчал на семьсот американских долларов, любовно прозванных в народе «убитыми енотами». Пресно-безвкусные «условные единицы» могло выдумать только государство.

– Ну, всего. – Улыбнулся Бонифацкий, собираясь уходить.

– Вацлав Збигневович. Вы печать забыли.

– Ах, да, спасибо.

Спор о том, кто больше повинен во взятках, дающие предприниматели, или берущие чиновники, напоминает рассуждения о первородности курицы и яйца. Взяточничество явление отвратительное, свидетельствующее о нездоровье общества. И с ним надо бороться. Тот метод, при котором каждый крупный чиновник за год службы становится олигархом, пресекает взяточничество на корню, превращая взятку в банальный конверт с баксами, переложенный из бокового кармана в нагрудный. В самом деле, сам себе не «забашляешь». Это безусловное отечественное ноу-хау. Впрочем, в 93-м до такого положения вещей было еще далеко.

Покинув гостеприимное здание исполкома, Боник прошагал к гостевой стоянке, где его дожидался Витряков. Леня сидел за рулем черного, будто смоль «Бимера» 750-й модели, зевая, как умеют только волки. Смазливая девчонка на заднем сидении дремала, подложив под голову куртку. Это была новая пассия Витрякова, очередная семнадцатилетняя мисс «Безнадега-93», подцепленная буквально на днях в одном из приморских кабаков. Девчонка запала на крутую тачку и откровенно бандитский имидж Витрякова. Леня купился на приставку мисс, потому как всевозможные коронованные, пускай, и кем попало, особы были его слабостью. Вообще, эти миры, как правило, рядом – мир красивых, но пустопорожних девушек, и мир крутых бандитов, где ревут моторами иномарки и катера, а баксы летят вперемешку с головами.

– Ништяк? – спросил Витряков, приоткрывая левый глаз.

– Все в порядке, Леня.

– Куда теперь? Может, отметим?

Вацик покачал головой:

– Попозже. Лучше давай в Херсонес подъедем. Побродим по берегу. Разговор есть. А там никто не помешает.

Тропинки древнего Херсонеса с юности манили Бонифацкого. И он был рад побывать там еще разок. Тем более, что день обещался быть погожим. Пронзительно голубое небо усыпали мелкие облачка, похожие на следы разрывов артиллерии ПВО. Воздух был чист и свеж. Легкий ветерок нес с моря прохладу и баюкающий плеск волн. На берегу навряд ли было многолюдно. Отдыхающие разъехались до следующего сезона.

– Потоптать бы, – сказал Витряков. – Давай в кабак завалимся. Там и перетрем. Без проблем.

– В Херсонесе закусочная есть, – возразил Бонифацкий, – на берегу.

– У меня от закусочных срачка, – тоном капризного ребенка сообщила проснувшаяся пассия Витрякова. Это и решило дело.

– Ладно, поехали, – буркнул Леня. Просто, чтобы насолить девчонке.

Ты это назло? – осведомилась девушка.

Отвали.

Ты дурной, б-дь.

Заглохни, короста. Пока я добрый.

Они быстро миновали центр Севастополя. «БМВ» не входило в число тихоходов. Особенно, в руках Витрякова.

Не лети, – попросил Бонифацкий.

А что? – не понял Витряков.

В который бы раз не бывал в Севастополе Бонифацкий, город вызывал у него какое-то особое чувство, выразить которое словами он бы, пожалуй, не сумел. У каждого города свое лицо. И своя, особенная, аура. Севастополя это касается вдвойне. Его центру свойственно совершенно непередаваемое обаяние. То ли благодаря тенистой зелени бульваров, то ли аккуратные и по-военному опрятные улицы навевают нечто такое. Здесь каждый дом тесно связан с военно-морской историей. Севастополь, город военных моряков и в одном этом слове заложено все, что ты видишь, слышишь и чувствуешь.

Почему не лететь? – ухмыльнулся Витряков, – Я давлю, оно едет. Может, пешком, б-дь на х… пойдем?!

Оставив позади центральную часть, они очутились на мысу, приютившем некогда древнегреческий город-колонию. Витряков въехал на территорию заповедника, сунув смотрителю какую-то мелочь. Бросив «БМВ» на пожелтевшей от былого летнего зноя лужайке, троица двинулись тропинкой вдоль берега туда, где высились руины храма. Под ногами урчало море, волны ухали о скалистый берег.

Я купаться хочу, – подала голос мисс «чего там-93». Витряков постучал по виску.

Илья в воду нассал. Как для дебилов, специально. – Он долгое время рос в деревне у бабушки, и если не верил в народные приметы, то, по крайней мере, о них слышал.

Я тоже писать хочу…

Ну так ссы.

Фи.

Не фи, коза дурная, а нечего было на пиво кидаться. Как, б-дь, из голодного края.

По дороге они притормозили у забегаловки, вследствие чего Витряков нес под мышкой пакет, набитый баночным пивом, чебуреками и сосисками в тесте, именуемыми почему-то «горячими собаками». Зеленые изгороди расступились, открыв широкую поляну, посреди которой торчали в небо остатки мраморных колонн. Они всегда напоминали Бонику останки какого-нибудь динозавра. Пол украшала мозаика, и это было все, что сохранилось от строения. Время смело его вместе с городом, превратив самих эллинов в персонажей мифов, детских книг и мультфильмов. И только мозаика выстояла, сохраняя таинственным образом тепло ладоней сотворившего ее мастера. Витряков с хрустом откупорил пиво. Они уселись на ступеньках под балюстрадой.

Я пойду искупаюсь, – сказала «мисс Безнадега».

Я ж тебе про Илью объяснял…

Пошел твой Илья.

Витряков сплюнул на мозаику:

Вали. Мудачек топтать, только аппарат тупить.

У меня купальника нету.

Родить тебе, б-дь?

Девушка сбросила одежду. Кожа у нее была нежная, бархатная, как персик. Избавившись от трусиков, она одарила Бонифацкого лучезарной улыбкой. Он ответил своей, в меру сдержанной, с досадой почувствовав, как старый друг зашевелился в штанах. Витряков заиграл желваками, придававшими ему определенное сходство со Щелкунчиком из известного советского мультфильма.

Ну, я пошла?

Ага. Иди, б-дь. От греха.

Она зашагала к берегу под их дружными взглядами, сосредоточившимися чуть пониже поясницы. Там было на что посмотреть.

Вот сучка чумная, – сквозь зубы сказал Витряков. – Вообще, б-дь, без тормозов.

Ты, часом, не влюбился? – поинтересовался Боник, отвлекаясь от завораживающего зрелища ягодиц, перекатывающихся при ходьбе, словно ядрышки.

С чего ты взял?! – разозлился Леня. Пристрастия Витрякова не отличались постоянством. Набаловавшись девчонкой, как ребенок новой игрушкой, Леня обыкновенно передавал ее, словно эстафету, бандитам рангом пониже, и это был путь по рукам до дна. Предыдущая возлюбленная Леонида была, например, сплавлена одному из бригадиров, и вскоре погибла в автомобильной аварии. Оба были пьяны в стельку, когда разогнали спортивную «Лянчу» до двухсот. Проломив бетонное ограждение, машина упала в море, так что вынимать трупы довелось водолазам. Теперь родители девушки собирали на памятник, а Витряков о ней и думать забыл. Но, Юля, похоже, была счастливым исключением из правила. Пока, по крайней мере, была.

Кто тебе сказал?! – повторил Витряков с угрозой.

Да никто… – Боник пожал плечами, и отвел глаза в сторону.

Может, собрался продуть в два ствола?

Мне это ни к чему, – сказал Бонифацкий.

Юлька телка безбашенная, – продолжал Витряков враждебно. – Но, не в твоем вкусе, Вацик. Ты ж старух любишь драть. У них, говорят, все как в последний раз. Надо будет самому попробовать.

Зря заводишься, Леня, – примирительно сказал Бонифацкий. – Мне твоя Юлька даром не нужна. – Это не соответствовало истине, но Витрякову незачем было знать.

Ладно. – Успокоился Витряков. – Проехали, б-дь. Выкладывай, о чем базар?

Бонифацкий потянулся за пивом.

У меня тут появился человечек. В штабе. По материально-технической части служит.

Зам по тылу? – оживился Витряков, послуживший, в свое время, в армии. Сначала срочную, а потом дисбат. Где кое-что повидал.

Что-то в этом роде. При погонах капитана первого ранга.

Ну, – сказал Витряков, откупоривая вторую банку. – Дальше что?

Каперанг почти созрел работать. Немножко смелости не достает…

Хочется да колется, б-дь?

Примерно так… Я ему наживку забросил. Вольготная жизнь манит каперанга на уровне морских просторов. Человек слишком долго жил на севере, и его душе нужен праздник. Так, кажется, у Шукшина? Но, он боится тюрьмы.

Правильно делает, – кивнул Витряков.

У него сейчас зарплата двадцать пять баксов в месяц. – продолжал Бонифацкий. – За квартиру три года не плачено, супруга дома голодная сидит.

И старая?

Вот, вот. Надо бы человеку культурную программу организовать. С баром и банькой. Куклу хорошую подложить. Чтоб мозги через член высосала.

Организуем в элементе. – Пообещал Витряков. – Баньку, водку, гармонь, и лосося. Точно, как Расторгуев поет.

* * *

С ноября 93-го года богатейшие стратегические запасы, накопленные стараниями советских военных функционеров от Булганина до Язова[94]94
  Булганин Николай Александрович (1895–1975), советский партийный деятель, в 1947–1949 министр Вооруженных сил СССР. Язов Дмитрий Тимофеевич (р. 1923), последний Маршал Советского Союза (1990), предпоследний министр обороны СССР (1987–1991), член ГКЧП


[Закрыть] включительно потекли через ЗАО ТД «Бонифацкого», словно янтарный песочек через стеклянные часики. «Без шуму и пылу», как выражался герой Анатолия Папанова Лелик.[95]95
  Имеется в виду «Бриллиантовая рука» (1968) неподражаемого советского режиссера Леонида Иовича Гайдая (1923–1993), сделавшего треть самых кассовых кинокартин «Мосфильма»


[Закрыть] Работа спорилась, а немалые средства оседали на всевозможных счетах, как наших, так и зарубежных. В народе говорят, будто деньги сами идут к деньгам. Это соответствует действительности. Избыток средств, образовавшихся от распродажи военной амуниции, Бонифацкий вкладывал в недвижимость. Благо, пансионатов на ЮБК полно, бывшая всесоюзная здравница, как никак. Причем, в числе прочих хватает и тех, что числились за промышленными предприятиями, превратившимися после развала СССР в идеальные съемочные площадки для «Сталкера» Андрея Тарковского.[96]96
  «Сталкер» – фантастический триллер (1979) Андрея Арсеньевича Тарковского (1932–1986), одного из самых значимых советских режиссеров. В ролях Александр Кайдановский (Сталкер), Николай Гринько (Профессор), Анатолий Солоницын (Писатель). Фильм снят по мотивам повести «Пикник на обочине» Аркадия и Бориса Стругацких


[Закрыть]

Тебе, б-дь, что, конверсионного барахла мало? – спрашивал, бывало, Витряков.

Склады неприкосновенного запаса рано или поздно иссякнут, – терпеливо разъяснял Бонифацкий. – А море, солнце и песок, это же вечные ценности. Общечеловеческие, Леня! Понимаешь?

Нет, б-дь.

Досуг населения, чтоб ты знал, Вечный Двигатель по производству «капусты». Никаким физикам такой даже и не снился. Или алхимикам… – поправился Бонифацкий.

Что ты, б-дь, знаешь о химии,[97]97
  Под «химией» на жаргоне подразумеваются места заключения, связанные с работой на вредных производствах


[Закрыть] браток?

Я ему про Фому, а он мне про Ярему. О будущем надо думать загодя. И деньги вкладывать, с умом. А ты заладил, конверсия, конверсия. Уже дно тех складов видно. Дальше то что?!

Витряков поглядывал с неприкрытой враждебностью. Он таки серьезно запал на Юлю, «мисс Безнадега-93», но они жили, как кошка с собакой. Раздражение по этому поводу Леня изливал на кого попало. Бонику тоже доставалось.

* * *

В самом конце 93-го года Бонифацкий задумал серьезную многоходовую комбинацию. Планировалось игра по крупному. Боник согласился на солидные вложения, но ожидаемые барыши стоили того. При посредничестве столичной фирмы «Арника» ЗАО «Торговый Дом Бонифацкого» вышел на Пионерский имени Бакинских комиссаров металлургический комбинат, где якобы случилась затоварка на складе готовой продукции.

Прокат лежит, и девать некуда, – сообщил Бонифацкому Гена Дворцын, директор вышеупомянутой «Арники». С Боником они были знакомы давно, с Симферопольского технологического института. А, занявшись бизнесом под конец 80-х, не теряли друг друга из виду. Хотя, в принципе, и без того могли повстречаться. Начало финального десятилетия века отличалось повышенными возможностями повстречать кого и где угодно. После того, как советская система лопнула, подобно огромному аквариуму из толстостенного стекла, на полу между рыб случались самые непредвиденные встречи.

Наше дело прийти и взять, – заверял Дворцын Бонифацкого.

Так уж нас там и ждут? – прищурился Боник, памятуя о том факте, что отец Генки был доктором технических наук и при Шелесте[98]98
  До 1971-го года Первый секретарь ЦК КПУ


[Закрыть] чуть ли ни звезду Героя Соцтруда заработал, мотаясь со своими внедрениями по металлургическим комбинатам всего Союза. – Так уж и ждут, Геша?

Примерно так, – божился Дворцын. – Приходи и бери. Veni, vidi, vici.[99]99
  Лат. пришел, увидел, победил. Вошедшие в историю слова Юлия Цезаря по поводу блестящей победы над понтийским царем Фарнаком в 47 до Р.Х. «Увековечены» также на пачках «Marlboro»


[Закрыть]

Вообще-то Бонифацкий подозревал, что старый знакомец не врет. С крушением СССР и временным ослаблением командно-административной системы, сцементированной некогда великим и злым гением товарища Сталина буквально на слезах и крови, комбинат пустился в автономное плавание, напоминающее дрейф полузатопленной баржи в Саргассовом море. Срыв централизованных поставок сырья, регулярные перебои в подаче электроэнергии и хаос в законодательстве поставили завод на грань банкротства, а сталеваров отправили за черту бедности. С обретением независимости старые экономические связи оборвались, лишив комбинат привычных рынков сбыта продукции. Срочно требовалось искать новые, а для этого были необходимы как изрядные финансовые вливания, так и глубокое знание западного потребительского рынка. Ни тем, ни другим, ни третьим руководство комбината в должной степени не обладало.

– Потребность на западе высокая, – гнул свое Генка. – Наш металл не хуже ихнего, а внутренние цены демпинговые. Мой старик с директором комбината вась-вась. Тысячу лет друг дружку знают. Все схвачено и на мази.

– Что ты предлагаешь? – Бонифацкий взялся за ручку. Гена, в двух словах, ввел приятеля в курс дела.

Комбинату до зарезу нужна целая куча разного барахла. Оборудование там, разное, комплектующие, сырье. А у них даже на спецовки нет… Зато по бартеру они отдают металл. С таким дисконтом, что закачаешься.

Где взять оборудование?

Дворцын заверил, что ничего нигде брать не потребуется.

Все уже есть. У молодежного хозрасчетного центра, при комбинате. Центр поставляет заводу все это фуфло, а нам передает металл. По бартеру. Наша задача найти покупателя на западе и получить за железо доллары. Ну и распределить, ясен красен, по справедливости.

Сколько они хотят?

Дворцын назвал цифру, неприятно поразившую Бонифацкого.

А не жирно, Геша?

Стандарт. И моему старику пару копеек бы заложить. За беспокойство.

Засылай в оркестр и слушай музыку? – поинтересовался присутствовавший при разговоре Витряков.

Вроде того. Затрат-то почти никаких. А подъем в три раза, – Дворцын с опаской покосился на Витрякова. Партнер Боника ему сразу не понравился. Как вскоре выяснится, недаром.

А без молодежного центра никак нельзя? А то аппетиты у них, действительно молодежные… – колебался расчетливый Бонифацкий.

Шутишь, Вацик? Им же сын и супруга генерального директора комбината заправляют. Плюс дочка главного инженера.

А… – протянул Бонифацкий. – Тогда ясно.

* * *

Все в ажуре, – заверил Бонифацкий Витрякова, когда они остались одни. – Пару сделок прокрутим, обсмотримся, прощупаем обстановочку, и пойдет этот центр паршивый погулять.

Ненавижу, б-дь, голимых посредников, – буркнул Витряков. – Кидал бы их, б-дь на х… и кидал.

Так и будет, – пообещал Бонифацкий.

* * *

В начале 94-го года была заключена сделка, и отечественный металл поплыл за кордон. Немаловажным звеном операции был энергичный израильский посредник, с коим Бонифацкому уже доводилось работать раньше. Вообще говоря, работать с израильтянами оказалось проще, чем с англичанами, или, к примеру, с голландцами. С одной стороны, Израиль стопроцентная заграница, интегрированная в мировую экономическую систему ничуть не меньше упомянутых Голландии или Британии. С другой, люди там проживают наши, и это здорово упрощает дело. Знаменитым словам Владимира Высоцкого «…а там на четверть бывший наш народ» без малого тридцать лет, но актуальности они не утратили. Нет никаких оснований полагать, что процентное соотношение наших в Израиле пошло на спад, принимая во внимание лавинообразную эмиграцию эпохи Перестройки. А раз люди наши, то ничего втолковывать им не требуется, от чего западные европейцы или американцы покрутят у виска. Наши с полуслова понимают то, чего от иностранцев за год не добьешься.

Эмиссары «Торгового Дома Бонифацкого» без особого труда сговорились с Яковом Гринштадтом, хозяином посреднической конторы из Хайфы, оперирующей на международном рынке металла.

Первая же сделка принесла участникам солидные барыши, распределившиеся, в разных долях, у кого по карманам, а у кого и по оффшорам Средиземноморского бассейна. Яков Гринштадт приобрел фешенебельное бунгало в Эйлате, окнами на Красное море. Бонифацкий предпочел инвестировать заработанные деньги в недвижимость Сен-Тропе.[100]100
  Город-курорт на Лазурном берегу Франции


[Закрыть] Не последнюю роль в выборе сыграл замечательный французский сериал про тупых жандармов с участием неподражаемого Луи де Фюнеса,[101]101
  Луи Жермен Давид де Фюнес де Галарcа (1914–1983) – один из самых популярных комических актеров Франции. Первый из пяти фильмов о приключениях жандармов с участием Луи де Фюнеса и Мишеля Галабрю был снят режиссером Жаном Жиро в 1979


[Закрыть] от которого Боник в юности покатывался со смеху. Сын директора комбината тоже не остался в накладе, поменяв унизительную черную «Волгу» на блатной вороной «Мерседес». Генка Дворцын купил для «Арники» трех комнатную квартиру в центре. И один комбинат остался с носом.

За первой сделкой последовала вторая, после чего заводская касса оскудела настолько, что оказалась неспособна выплачивать работягам даже гробовые. По понятным причинам это обстоятельство никого не трогало. Правило легендарного шефа из кинофильма «Бриллиантовая рука», ратовавшего за то, чтобы «ковать деньги не отходя от кассы», претворялось в жизнь с такой методичной последовательностью, что к марту 94-го года промышленный гигант дышал буквально на ладан.

В общем, все складывалось просто изумительно, корова умирала, но давала молоко, когда система выдала первый сбой.

Тут небольшая заминочка, С металлом… – Гена звонил из Киева, и его голос дрожал. Это дрожание, сопровождаемое заверениями, что все, в общем и целом «ол райт», заставило Бонифацкого вскочить с кресла.

Не понял?! Какая еще заминочка? О чем ты болтаешь?!

Ну, с отправкой товара. Всего на два, три дня задержка. Ну, максимум, на неделю.

На сколько?! – задохнулся Бонифацкий.

Ты не волнуйся, Вацик. – Просил Гена. – Ты же меня знаешь.

А я не волнуюсь, – ледяным тоном сообщил Боник. – Что мне волноваться? Мои партнеры – серьезные бизнесмены. Западные, а не наш брат Иван Сиволапов. С мотыгой. За каждый день просрочки неустойка. Калькулятор под рукой имеется? Давай считай.

Заплатишь из своего кармана, Геша. Уразумел?! – повысил голос Бонифацкий, в то время как Дворцын трудился над вычислениями. Не требовалось обладать познаниями в математическом анализе, чтобы прикинуть: сумма набегает кошмарная.

Бонифацкий повесил трубку. Разговор отложился на пару дней.

* * *

Ну? – спрашивал Бонифацкий послезавтра.

У нас проблемы, Вацлав, – упавшим голосом сообщил Гена.

У тебя, – аккуратно поправил Боник. – У тебя проблемы, Геша.

Слушай, Вацик?! – завизжал Дворцын, у которого сдали нервы. – Мне не до твоих угроз, понял?! У нас проблемы, я сказал!

А кто тебе угрожает? – осведомился Боник. – Тут Яков Гринштадт звонил. О тебе спрашивал. Ты знаешь, кто за ним стоит?!

Я здесь причем?! – взвыл Дворцын. – На комбинате проверка. Прокуратура под генерального копает. УВД подключилось. Счета заморозили. Склады к чертям собачьим опечатали. Что я сделать могу?!

Что хочешь! – в свою очередь взвился Бонифацкий. – На дружков своих драных из хозрасчетного центра дави! Даром они, что ли, булку с маслом жрут?!

Связи нет! – стонал Дворцын.

Мне начихать! – сорвался Бонифацкий, и обрушил трубку на рычаг.

Кинули?! – захрипел Витряков, прислушивавшийся к разговору.

Возможно, Леня. – Вацик пожал плечами. – Большой вопрос, кто?!

Он попробовал позвонить в Пионерск, но телефоны директора комбината молчали.

* * *

На следующий день ситуация изменилась к худшему. Куда-то запропастился Дворцын. В «Арнике» с угрожающим постоянством заработал автоответчик. Мобильный Гены онемел.

Глагол «кинули» приходилось, хотя бы разок, произносить едва ли не каждому отечественному предпринимателю. Вацлав Бонифацкий вынужден был признать, что и он не исключение из правила.

Кинули! – сказал Боник, потея от симбиоза бессилия, ярости и страха. Он, конечно, еще не чувствовал себя коматозником, очнувшимся после летаргического сна в гробу, но, лиха беда начало.

Суки, б-дь! – зарычал Витряков. – Кто, Вацик?!

Это был хороший вопрос. Если Геша не врал, то корень проблемы рос из Пионерска. Или, вообще из Киева, при худшем раскладе. Если врал, то, очевидно, вел какую-то свою, рискованную игру. Разбираться следовало на месте. Бонифацкий последние дни только и делал, что висел на телефонах, все трубки пообрывал, да бестолку.

Выезжай в Киев, Леня, – сказал Бонифацкий, пытаясь совладать с болтанкой, устроенной расшатавшимися нервами.

Может, сразу в Пионерск?

Хочешь, чтобы тебя там за задницу взяли?

Всех нас рано или поздно возьмут. – Темная и мятежная душа Витрякова болела фатализмом, время от времени. – Если мусора серьезно возьмутся, они на нас так и так скоро выйдут.

Бонифацкий призадумался. Вообще-то времена стояли такие, что фискальным структурам материковой части страны было совсем непросто взять в оборот ту или иную финансовую структуру с полуострова. С другой стороны, заказ трусить Пионерский металлургический мог поступить с такого высокого этажа государственной власти, для которого Сиваш не помеха, а лужа. Как бы там ни было, для начала не мешало переговорить с Дворцыным, чтобы внести хоть какую-то ясность.