Текст книги "Бюст Бернини"

ГЛАВА 13

Аргайл слегка потянул мышцу на здоровой ноге, а поэтому решил не сопровождать Флавию в офис к Барклаю. Он остался в отеле лелеять свой гипс и смотреть телевизор. Грешно было, конечно, сидеть у телевизора в такое чудесное утро, но ему нравилось, хоть и выбор программ был совсем скудный. Настолько, что Аргайлу в конце концов пришлось остановиться на трансляции какой-то долгой церковной службы, где священник рассуждал на тему греха и денег; общий смысл сводился к тому, что можно спастись от первого, поделившись с ним вторым. Словом, совершенно захватывающая белиберда. Никогда прежде Аргайл не видел и не слышал ничего подобного и почти рассердился, когда в дверь раздался стук.

– Входите! – крикнул он.

– О, привет! – В приотворенную дверь просунулась голова Джека Морзби.

– Рад тебя видеть, старина.

Морзби ухмыльнулся и вошел в комнату.

– Как поживаешь? – спросил он. – Слышал, ты угодил в аварию?..

Его взгляд упал на ногу Аргайла, и он постучал по гипсу.

– Значит, только одна сломана? Да ты просто везунчик! Я ожидал худшего.

– Наверное, в следующий раз повезет больше.

– Ты о чем?

– Я?.. Так, ни о чем. Не могу сказать, что все это меня очень радует.

Морзби закивал:

– Да, конечно. Но главное, ты здесь и жив. А я подумал, дай-ка зайду, проведаю.

– Очень мило с твоей стороны. Если есть желание, налей себе выпить.

– Как продвигаются поиски? – Морзби схватил банку пива и устроился в кресле.

– Бюста?

– Нет, я про убийцу моего отца.

– А-а… ты об этом. Нуда, естественно. Тебя интересует прежде всего это. Ответ примерно одинаков в обоих случаях. Кое-какие подвижки есть. Идут почти ноздря в ноздрю.

– А кто все-таки впереди?

– Твоя мачеха и Барклай. Полагаю, ты не слишком удивлен?

Морзби посмаковал этот вопрос вместе с пивом, затем глубокомысленно промолвил:

– Я знал. Всегда подозревал, что дело кончится этим.

– Тем более что денег уж слишком много. Люди способны черт знает на что и за меньшую сумму.

– Но она все равно была бы богата, если бы даже он и запустил этот проект с Большим Музеем.

– Нет, если бы Морзби подал на развод по причине измены. И похоже, тебе бы пришлось выступить на нем свидетелем.

– Ее допрашивали по этому поводу?

Аргайл кивнул.

– Она все отрицает. Но Морелли копнул глубоко. Раздобыл много свидетельств тому, что у Анны был роман. Его ребята раскопали даже те отели, в которых она останавливалась на уик-энды под вымышленными именами. И останавливалась не одна. Но ты-то как узнал?

– Нет ничего проще. Анна из тех дамочек, у кого просто на лице написано, что они завели роман, к тому же и ее слуга в пляжном доме довольно прозрачно намекал на это. Еще я слышал, что она прекрасно осведомлена о всех делах, творящихся в музее. Отец ей никогда ничего не рассказывал, так что от кого она могла узнать, кроме как от Барклая? Ну и если собрать все эти факты воедино…

– Да, донимаю.

– Но ведь не только я должен буду свидетельствовать против нее?

– Думаю, нет.

– Тогда, похоже, ее дела плохи?

– Да. Однако никаких твердых доказательств, насколько я понимаю, нет. Не знаю, какие тут у вас действуют правила и законы, но Морелли хочет получить неопровержимые улики. И считает, что скоро их получит.

Морзби оживился:

– Неужели?

– Стритер болтает на каждом углу, будто только что обнаружил пленку. Из «жучка», спрятанного в кабинете Тейнета.

– Правда?

Аргайл многозначительно хмыкнул.

– Ну, история, прямо сказать, не очень. Но мы полагаем, это поможет выкурить убийцу из гнезда, если ты понимаешь, куда я клоню.

– Сама пленка или то, что на ней записано?

– Сегодня вечером дома у Стритера состоится маленькое сборище. Около девяти, – добавил Аргайл, игнорируя вопрос Морзби. – И все будут слушать, что записано на пленке.

Морзби задумчиво кивнул и поднялся.

– Да, кстати, а у меня для тебя небольшой презент.

Аргайл просто обожал презенты и подарки. Хотя бы ради них стоило немного приболеть. У него сохранились самые светлые воспоминания о перенесенных коклюше, свинке и прочих детских болезнях, потому что ему всегда приносили подарки. Он уже собрался поблагодарить Морзби, но тут в дверь снова постучали.

– Черт, – пробормотал он, – кого еще принесло? Входите!

Появился какой-то маленький серенький, похожий на мышь человечек и нервно раскланялся.

– Мистер Аргайл, сэр? Вы меня, наверное, не помните?

Он двинулся к кровати, протягивая визитную карточку.

– Что ж, пожалуй, пойду, – разочарованно протянул Морзби. И допил остатки пива одним большим глотком.

– Тебе вовсе не обязательно уходить. Подожди немного.

– Нет, все нормально. Еще увидимся.

Аргайл обернулся к незнакомцу, замершему перед ним в выжидательной позе. Он был раздражен столь внезапным вторжением, ведь Морзби в спешке так и не передал ему обещанного подарка.

– Моя фамилия Энсти, сэр, – произнес маленький человечек, усаживаясь в кресло. – Мы с вами уже встречались. В больнице.

Некоторое время Аргайл тупо рассматривал его, потом взглянул на визитку. Джошуа Энсти, адвокат. И тут он вспомнил.

– Ах да! Вы тот человек, который подрался в палате с прокатчиком автомобилей.

Энсти кивнул.

– Свинья, – сказал он. – Злобная грязная свинья. Напал на меня первым.

– Да… Так чем могу быть полезен?

– Скорее, это я могу быть вам полезен. Насколько я понимаю, у вас в связи с этим происшествием возникло несколько проблем юридического порядка, вот я и…

– Да ничего подобного.

– Быть того не может.

– Точно говорю, никаких проблем. И вообще, как бы там ни было, но я собираюсь сесть в самолет и вылететь в Италию. И если кто-нибудь захочет подать на меня в суд, пусть сначала найдет меня там.

Похоже, Энсти был шокирован столь пренебрежительным отношением к закону. Как прикажете зарабатывать на жизнь, если все клиенты станут рассуждать и действовать таким образом?

– Интересно, а как вы меня нашли? – спросил Аргайл. – Я ведь вам не звонил.

– Видите ли, просто так получилось, что в момент передачи сводки полицейских новостей я слушал радио. Ну и они сообщили об аварии. А уже потом в больнице мне дали ваш адрес. Вот я и подумал…

– А вы немного назойливы, вам не кажется? Именно таким образом находите всех своих клиентов?

– Лишь некоторых. Что толку ждать, обратятся к тебе люди или нет. Надо самому проявлять инициативу. Ведь на свете столько людей, могущих подать судебные иски, а они об этом даже не подозревают.

– Ну допустим, я подозреваю, но не хочу обращаться в суд. Так что ступайте себе с Богом.

– Нет, вы определенно…

– Ступайте, я вам говорю!

– Но состояние той машины…

– Состояние здесь ни при чем. Кто-то ослабил тормозной шланг, знаю. Может расцениваться как покушение на убийство. А вовсе не как несчастный случай.

Энсти помрачнел, поняв, что у него из-под носа уплывает реальная возможность заработать неплохие деньги.

– И все же, – произнес он, продолжая цепляться за соломинку, – параллельно с обвинениями чисто криминального характера вы всегда можете подать гражданский иск за причиненный вам моральный и телесный ущерб.

– Но ведь никого еще не арестовали, – напомнил Аргайл. – Так на кого прикажете подавать в суд? Кроме того, страховка в пункте проката была вполне адекватной. Да и не хочу я ни с кем судиться. Даже с Анной Морзби, если предположить, что она стояла за всем этим.

– Так считает полиция?

– Да, это их главная рабочая, так сказать, версия.

– В таком случае, сэр, я как профессионал должен посоветовать вам немедленно выдвинуть против нее обвинение. В противном случае можно опоздать.

– О чем вы?

– Насколько мне известно, у миссис Морзби нет собственных денег; помню все эти истории в газетах, когда она выходила замуж. Она родом из семьи весьма скромного достатка. Все ее нынешнее богатство – от мужа.

Энсти поднял глаза на Аргайла, тот взирал на него с неподдельным недоумением, видимо, не понимая, куда он клонит. Вот для этого-то, подумал Энсти, людям и нужны адвокаты. Рано или поздно ценность и необходимость его профессии оправдаются целиком и полностью. А это просто классический пример.

– Разве не так, сэр?

Аргайл покачал головой.

– Возможно. Я тоже об этом слышал. Но что, собственно, это меняет?

– В данном случае ваши шансы выиграть исковое заявление по ущербу будут невелики, если вы подадите иск уже после предъявленного ей обвинения по уголовному делу.

– Не понимаю.

И тогда адвокат логично, шаг за шагом, раскладывая все по полочкам, начал объяснять ему, словно читал нравоучения малому ребенку или же обучал студента-первокурсника юридического колледжа.

– Мне кажется, прокуратура готова предъявить ей обвинение в убийстве мистера Морзби…

– Но она не убивала. Тому нет никаких прямых доказательств. Но предположим.

– Тогда иначе. Они предъявят ей обвинение в соучастии в убийстве, – педантично продолжил Энсти, – с целью завладеть его состоянием. Если ее признают виновной, она автоматически исключается из группы претендующих на наследство лиц, поскольку, согласно закону, преступник не имеет права пользоваться плодами своего преступления. Могу процитировать вам в этой связи…

– Пожалуйста, не надо! – жалобно протянул Аргайл. – Я не хочу подавать в суд на кого бы то ни было.

Он откинулся на подушки и принялся размышлять над всем этим. Вдруг в голову ему пришла чудовищная мысль. Настолько чудовищная и пугающая, что Аргайл покрылся холодным потом. Если нечто такое, что он мог знать, становилось для кого-то препятствием при получении громадного наследства, то тогда мотив ясен. Именно этот человек захотел от него избавиться. И понять, вспомнить, что именно он видел и слышал, все равно не поможет, однако…

– Постойте, погодите, – сказал он Энсти. – Вы сегодня очень заняты?

Адвокат, уже поднявшийся с кресла, взглянул на него печально и в порыве искренности вдруг признался, что вот уже несколько недель совсем ничем не занят. В данный момент ни дел, ни клиентов, ровным счетом ничего.

– Вот и прекрасно, – заявил Аргайл. – Хочу, чтобы вы остались здесь, со мной. Ну хотя бы на несколько часов, согласны? Если хотите, можем заказать обед, прямо в номер.

Энсти снова опустился в кресло.

– Очень любезно с вашей стороны, – сказал он. – Почту за честь.

– В жизни еще не встречал человека, который бы так много ел, – признался Аргайл через четыре часа, когда Флавия вернулась в компании Морелли. – Этот человек – просто ходячий автомат по поглощению и переработке пищи. Даже ты так много не ешь.

Аргайл был выбит из равновесия. Присутствие адвоката стало для него настоящим испытанием, и тот факт, что оно оказалось необходимо, не умалял страданий. Знай Аргайл, что Флавия будет отсутствовать так долго и у Энсти такой зверский аппетит, он, возможно, смирился бы с риском потерять жизнь.

Однако выказать свое недовольство человеку, согласившемуся принять угощение, и объяснить ему, чем вызван такой внезапный припадок гостеприимства, Аргайл не мог. Да и потом последний вел себя не столь уж и скверно: сидел на постели, пил пиво и объяснял правила игры в бейсбол. Словом, они вдвоем неплохо проводили время. Прежде Аргайл понятия не имел, что бейсбол такая сложная игра, причем совершенно завораживающая. Одного он никак не мог понять: почему игроки выступают в нижнем белье, а Энсти был бессилен просветить его на сей счет.

Когда вошли Флавия с Морелли, они увидели следующую картину. Аргайл и мужчина средних лет в сером костюме сидели на постели и просто помирали от смеха при виде не вовремя выполненного броска (позже Аргайл был вынужден признаться, что, хоть убей, не понимает, что это за штука такая, не вовремя выполненный бросок, и чем он отличается от выполненного вовремя). Шторы на окнах плотно задернуты, и номер буквально завален пустыми банками из-под пива, огрызками и тарелками.

– Нет, серьезно, – добавил Аргайл, закончив свой рассказ. – День для меня выдался просто ужасный. Проблема в том, что никак не могу решить, простая это паранойя или нет. Но когда вокруг свободно бродят убийцы, я вдруг подумал, что являюсь легкой для них мишенью, если, конечно, кому-нибудь вообще придет в голову расправляться со мной. Не знаю, за что они меня могут убить, но подозреваю, что очень даже могут. Нет, конечно, знай я, что ты все это время была с Барклаем, я не стал бы опасаться, что он вдруг ворвется ко мне в номер с пушкой в руке.

– Вообще-то в таких делах лучше знать наверняка.

– Теперь мы позаботимся обо всем, – хмуро произнес Морелли. – Правда, не уверен, что это продвинет наше расследование. Доказательства всему голова, а вот их-то у нас пока нет.

– Наверное, вы возлагали большие надежды на эти встречи? Всех удалось повидать?

Морелли кивнул.

– Всем намекнули, как могли прозрачно. Стритер сегодня работает допоздна, домой раньше девяти не вернется. Мы всем сказали, что пленка хранится у него дома. Большое искушение для преступника.

Аргайл усмехнулся:

– Хорошо. Наверное, вам надо перекусить, прежде чем мы пойдем на дело. Может, заказать сандвичей? Подкрепимся и вернем таинственный бюст на положенное место.

– О чем это вы толкуете? – удивленно спросил Морелли.

– Ты ему ничего не сказала?

Флавия смотрела виновато.

– Прости, забыла. Видите ли, мы тут провели небольшое собственное расследование. Надеюсь, вы не станете возражать?

Морелли не возражал, лишь заметил, что здесь Лос-Анджелес и он служит в лос-анджелесской полиции, а они являются не более чем туристами, а потому он советует им держать его в курсе дела.

– Я вообще не хотела вам говорить. Но после разговора с Барклаем вдруг обнаружила последние недостающие детали и…

– И? – подбодрил Морелли.

– Лангтон, – твердо заявила Флавия. – Это совершенно очевидно. Все дело в ящике. Он был пуст.

– Пуст? – удивился детектив, подумав, что задает слишком много односложных вопросов.

– Да, пуст. Находится в подвальном помещении музея. Весит сто двадцать фунтов. Как написано на багажной бирке, столько он весил, когда в нем находился Бернини. Отсюда вывод: он был пуст с самого начала. Никакой кражи из кабинета Тейнета просто не было. Никакого бюста из страны не вывозили. И что бы воры ни похитили из дома Альберджи, бюста папы Пия V работы Бернини там не было. Я уже начинаю сомневаться, что он вообще когда-то находился у Альберджи.

– Но для чего тогда все это, скажите на милость? Чтоб окончательно нас запутать? Если да, то следует признать: сработало безотказно.

– А вот об этом нам надо спросить у Лангтона. Все с самого начала было чистой воды мошенничеством. И Лангтон – единственный, кто мог провернуть все это. Хотите выслушать аргументы в пользу этой версии?

Принесли еще один поднос с пивом и сандвичами, поэтому Флавия не сразу смогла удовлетворить их любопытство. Когда мальчик с подносом ушел, а сандвич с салями был доеден, Флавия продолжила свое повествование.

– У Морзби было три качества, которые и сделали его мишенью. Первое, он являлся коллектоманьяком, если такое слово здесь уместно. Второе, Морзби терпеть не мог, когда кто-нибудь пытался его провести. И наконец, третье. Он ненавидел платить налоги.

– Да кто же любит платить эти самые налоги! – пылко вставил Морелли.

– Как бы там ни было, в тысяча девятьсот пятьдесят первом он приобрел в Италии на черном рынке бюст. Продал ему эту вещь Гектор ди Соуза. Морзби внес деньги на депозитный счет, но бюст в Америку так и не прибыл. Мы знаем, его конфисковали. Наверняка Гектор ди Соуза так ему и сказал, вот только сомневаюсь, чтобы Морзби поверил. И не было потом о бюсте ни слуху ни духу; Морзби даже не знал, что некоторое время бюст находился в музее Боргезе, хотя выяснить это не составляло труда. Он не мог предпринять ровным счетом ничего, в противном случае все бы узнали, что он собирается вывезти из страны этот предмет нелегально. И Морзби решил забыть о нем. После этой истории он стал предельно осторожен в общении с дельцами от искусства, что было весьма разумно с его стороны. А затем случилась эта история с Франсом Халсом.

Морелли нахмурился. Очевидно, он что-то пропустил. Он не помнил, чтобы допрашивал человека по фамилии Хале.

– Все знали, что с картиной – что-то не так, но лишь Коллинзу, младшему куратору, хватило смелости открыто заявить об этом. Он предложил более тщательное ее обследование, выдвинул также предположение, что цена была чрезмерно завышена. Какой же разразился скандал! Бедняге куратору пришлось убраться из музея.

– Если вдуматься, то получается весьма показательная и любопытная история. В целом нет, конечно, музей Морзби может быть исключением, но лично я так не думаю, – музеи совсем не жалуют подделки. И если кому-то из сотрудников удается доказать сомнительность приобретения, его всячески хвалят и превозносят за это. Наш куратор был экспертом по голландской живописи семнадцатого века. Разумеется, протеже Лангтона. То, что картина оказалась подделкой, лично я ни минуты не сомневаюсь. Вся эта заварушка была затеяна лишь с одной целью – подорвать репутацию Тейнета в глазах Морзби. Да, похоже на то.

Морелли, смотревший в потолок, кивнул. Его сжигало нетерпение. Когда же эта дамочка представит хоть одно веское доказательство?

– И как же вы пришли к этому выводу? – спросил он. Подался вперед, долго рассматривал сандвичи на подносе, затем все же предпочел пиво.

– Лангтон не покупал Халса, так что эта история не могла его скомпрометировать. Вся вина падала на Тейнета, давшего добро на ее приобретение, и на Барклая, оплатившего покупку. В конечном счете все опять сходилось на Морзби. Если бы было проведено тщательное расследование, то выяснилось бы, что за картину, стоившую двести тысяч долларов, Морзби выложил три миллиона двести тысяч, что и было записано в налоговой декларации. Барклай назвал мне эти цифры. Дальнейшее расследование, несомненно, показало бы, что на протяжении многих лет с помощью этой процедуры Морзби экономил на налогах миллионы долларов. И тогда бы ему грозили нешуточные неприятности, и выкрутиться он мог, лишь свалив вину на Тейнета и Барклая. На своих преданных слуг. Ну, вы знаете, как это делается.

– Однако не сработало, – заметил Морелли.

– Да. Тейнет действовал с большей решительностью, чем от него ожидали, и выгнал куратора из музея. Тогда Лангтон предпринимает еще одну попытку. Коллинза принимают на службу в музей Боргезе, там он раскапывает документы по Бернини. И снова закрутились колесики и винтики. Лангтон не раз слышал историю о том, как Морзби обманули с бюстом Бернини. Нетрудно было догадаться, что старик страшно обрадуется возможности заполучить наконец бюст. В этой схеме существовали определенные сложности, но главная заключалась в том, как найти Бернини и вывезти его из страны. Для этой цели избрали ди Соузу, несчастного неудачника, на которого можно было бы взвалить всю вину за контрабанду, чтобы музей остался вне подозрений. Морзби почувствовал бы себя отмщенным, кроме того, сбылась бы его мечта заполучить наконец бюст.

И вот Лангтон отправляется в Италию, в музей, но получает от ворот поворот. Коллинз сообщает ему, что старик Альберджи недавно умер. Тогда он звонит полковнику Альберджи, но оказывается, что тот не имеет ни малейшего понятия о том, что находится у него в доме. Лангтон сразу же понимает: если Бернини там, то он единственный человек, который знает об этом. Организует ограбление, чтобы завладеть бюстом, но остается ни с чем. Никакого Бернини там не оказалось. Лангтон в дураках.

Однако он не тот человек, которого может остановить такой пустяк. Лангтон понимает: если он догадался, что Бернини может находиться у Альберджи, та же мысль придет в голову кому угодно. Лангтон подцепляет на крючок ди Соузу, для отвода глаз покупает у него несколько второстепенных вещиц, а затем платит ему за транспортировку груза через Атлантику. Деньги переводятся по обычной схеме, при этом, как я подозреваю, два миллиона долларов делают незапланированную остановку на банковском счете Коллинза. А уж потом исчезают неведомо куда.

Лангтон близок к цели. Он может не только лишить Морзби огромной суммы, но и заслужить благодарность старика за сделку и занять место Тейнета. Осуществить этот замысел можно было при одном существенном обстоятельстве: никто не должен заглядывать в ящик. Лангтон и прежде ввозил в музей разные экспонаты и был уверен, что таможня не станет тратить время на проверку груза. Но чтобы обезопаситься, он откладывает получение ящика до последнего момента, пока ему не становится известно о приезде в музей старика Морзби. Кстати, именно Лангтон настоял на том, чтобы ящик поместили в кабинет Тейнета, частично вскрыли, а потом решили отказаться от осмотра под предлогом нехватки времени. Теперь ему лишь оставалось залепить глазок камеры паштетом и ждать, когда все остальные начнут строить догадки на этот счет.

Морелли недовольно поморщился:

– Вряд ли он мог рассчитывать, что кто-то в это поверит?

– Но ведь мы поверили. В том-то и состоял фокус. Убедить всех и каждого, что бюст подлинный, после того как он исчез из кабинета Тейнета. Но для осуществления замысла ему нужно было активное, пусть неосознанное, содействие итальянской полиции. Мое в том, числе, черт бы его побрал! Он знал, что мы будем расследовать кражу у Альберджи, и все, что нам нужно, так это связать кражу с бюстом Бернини. И эту связь обеспечил Джонатан Аргайл, который немедленно позвонил мне в Италию и стал убеждать, будто свершилась контрабанда, причем проявил такую настойчивость, что мы тут же были вынуждены заняться этим делом. Я отправилась в музей Боргезе, и только сущий идиот проглядел бы связь.

Аргайл был потрясен, услышав, что его объявили чуть ли не прямым пособником в этой мошеннической операции.

– Лангтон приобрел Тициана позже, когда договорился с ди Соузой. Именно он настоял, чтобы Аргайл прилетел в Лос-Анджелес. Тициан не слишком вписывался в коллекцию музея. Выглядел эдакой паршивой козой…

– Овцой.

– Паршивой овцой в стаде других картин. Если предположить, что музей все же придерживался некой последовательной политики в приобретении, то это просто ни в какие ворота не лезло. Как, впрочем, и привезенная ди Соузой скульптура. Она тоже никак не вписывалась. Купили картину лишь по одной причине: обеспечить присутствие Аргайла в музее на момент преступления. Его дружба со мной и нашим управлением не являлась тайной для итальянских дельцов от искусства. Как только бюст исчез, Аргайл начал названивать мне, а уж я пошла по следу, заранее намеченному преступником.

Флавия так и сыпала идиомами. Должно быть, она не всегда правильно употребляла их. Наконец Флавия замолчала и вопросительно взглянула на Аргайла. Тот одобрительно кивнул.

– Лангтон тщательно спланировал свою операцию, и она увенчалась успехом. Расследование вывело на Альберджи, а затем и на сделку ди Соузы с бюстом, которую тот совершил в тысяча девятьсот пятьдесят первом году. С учетом того, что был найден отчет Альберджи того года, все идеально совпадало.

И результат не заставил себя ждать. Через пару дней наша полиция отправила в Америку официальный запрос с требованием о незамедлительной выдаче Бернини, где подчеркивалась особая ценность бюста как национального достояния и подтверждалась подлинность скульптуры.

Существовал ли лучший способ убедить всех, что кража действительно имела место и бюст подлинный?.. Думаю, нет. Преступник с самого начала манипулировал полицией, все считали, что бюст был привезен в Америку и является теперь утерянным шедевром.

Проблема заключалась не в том, что ди Соуза начал проявлять недовольство. Проблема в том, что он решает срочно переговорить с Морзби. А перед этим сообщает Джонатану, что вовсе не вывозил бюст контрабандой, и, очевидно, говорит то же самое Морзби. Преступник понимает: необходимо срочное вмешательство. Ну а остальное, думаю, понятно.

Флавия подняла глаза на присутствующих, довольная тем, что все концы сошлись и можно выписывать ордер на арест. Однако реакция Морелли вопреки ее ожиданиям была далека от восхищения. Он в очередной раз заговорил о необходимости неоспоримых доказательств.

– Ах это! – небрежно отмахнулась Флавия. – Проще простого. Он обязательно должен появиться сегодня вечером у Стритера. Там его и схватим. Я уже звонила Боттандо, он собирается ехать в музей Боргезе и прижать этого Коллинза к стенке. Да так крепко, пока тот не расколется.

– К слову о мистере Лангтоне, – сказал Аргайл. – Я все думаю об этих телефонных звонках, которые он делал после убийства.

– Тут никаких проблем, – произнес Морелли. – Оба абонента подтверждают, что звонки были, и телефонная прослушка, установленная Стритером, также подтверждает время звонков и номера.

На лице Аргайла отразилось разочарование, и тогда Морелли решил пресечь еще одно явное отклонение от существа дела, столь характерное для людей, обитающих по ту сторону Атлантики.

– Вот, – промолвил он, открыл портфель и достал сделанную на компьютере распечатку. – Не верите, смотрите сами.

Аргайл взял протянутый ему листок бумаги. Озаглавлен он был: «Исходящие ТФАБ». Иными словами, кто использовал данный телефон. Никакой новой информации эти звонки не содержали. В 10.10 вечера последовал звонок на номер Джека Морзби, в 10.21 – на номер Анны Морзби, с того же телефона. Все совпадало. Аргайл разочарованно вздохнул:

– Что ж, ладно. Просто была одна идея… А кстати, что это?

Он ткнул пальцем в предыдущую строчку распечатки, запись звонка с того же телефона, состоявшегося в 9.58 вечера.

– Это звонил старик Морзби, – бегло взглянув на распечатку, ответил Морелли. – Вызвал к себе Барклая. Проверено, совпадает.

Аргайл почесал в затылке и снова уставился на распечатку.

– Погодите секундочку, – пробормотал он. – Вы уверены?

– Конечно. Есть запись на видеопленке.

– Я знаю. Но если не ошибаюсь, звонок поступил извне.

– И что с того?

– А числится исходящим.

Морелли не сводил с него недоуменного взгляда.

– Разве все телефоны музея не подключены к внутренней сети? Ну как это обычно бывает во всех офисах, помешанных на всяких там высокотехнологичных штуковинах и прочее?

Морелли изменился в лице.

– Да, конечно, вы правы, – задумчиво протянул он. – И офисы, и кабинеты. И телефон в кабинете Тейнета – тоже. И этот исходящий… Черт побери!..

Аргайл улыбнулся:

– Еще одна причина навестить Стритера. Идемте же.