Текст книги "Призрак кургана"

Юнасу стало неудобно подслушивать. Он спустился с веранды и пошел по береговой дороге. В паре сотен метров в глубь острова располагался кемпинг, а по другую сторону – мостки для купания и пляж, где обычно собирались любители загорать. Принимать солнечные ванны, как они говорили. Летний народ.

Летний народ загорал на пляже у мостков, и чем выше поднималось солнце, тем больше этого летнего народа прибывало. На песке образовалась яркая мозаика из красных, синих и белых полотенец в окружении термосов, мячей, бутылок и корзин с едой. Зачем они таскают с собой столько барахла? Все равно ничего с ним не делают. Валяются на солнце и изредка лениво перебрасываются фрисби.

Юнас отмахнулся от назойливой мухи и посмотрел в другую сторону. Вилла Клоссов была последним строением в поселке, южнее не было ни одного дома, и береговая дорога становилась все уже. В паре километров на юг располагался «Эландик» с кемпингом и шикарным отелем, но его отсюда не видно, он скрыт целым рядом выступающих в море мысов.

Он пересек дорогу и скалу, круто обрывающуюся к морю. Прямо у обрыва, напротив виллы дяди Кента, насыпан каменный курган.

Тр у б а. Ей, наверное, не меньше тысячи лет.

Юнас замедлил шаг. Когда он был маленьким, он не решался подходить к могильнику близко, особенно если с ним никого не было. Издалека курган похож на большой валун, но если подойти поближе, сразу видно, что он сложен из сотен необтесанных, но старательно подогнанных друг к другу камней. Кто-то из взрослых говорил – бронзовый век.

И где-то там, под камнями, закопан гроб. Только не обычный, деревянный, а каменный. Настоящий саркофаг. Ему отец рассказывал. А камни навалили, чтобы могилу не разграбили мародеры.

До него донесся характерный треск двухтактного мотора. Темно-синий мопед «хонда», а на мопеде – его двоюродный брат, Каспер.

Касперу уже пятнадцать, ясное дело, купил себе мопед. Вернее, не он купил, а тетя Вероника ему купила.

Позапрошлым летом они оба ездили на великах, наперегонки, но теперь, похоже, про эти состязания можно забыть.

Каспер свернул к нему, остановился. Поставил ногу на землю и нетерпеливо газовал. Пришлось подойти.

– Хорош! – одобрил Юнас.

Каспер кивнул.

– Весной подарили… а ты чем занят?

Чем он занят? Да ничем – стоит у кургана. Но надо что-то сказать.

– Камни считаю.

Каспер опять крутанул рукоятку газа. Юнас хотел спросить, будут ли они опять вместе играть, как тогда, но вовремя сообразил, что его кузен уже не пользуется этим словом – «играть».

– Камни считаешь?

– Каждый год отваливаются камни. Так что я держу их под наблюдением.

Самое интересное, что это правда: когда он в прошлый раз был здесь, от кургана отвалились три довольно больших камня, валялись в траве вместе с теми, что скатились раньше. И Юнас их сосчитал.

– Девять камней, – сообщил он и продолжил уверенно: – Когда отвалятся тринадцать, призрак получит свободу.

– Какой еще призрак?

– Тот, что в кургане.

Ему только что пришла в голову эта мысль, и он остался доволен. Неплохо придумано.

– И что он тогда будет делать? – спросил Каспер.

Его явно заинтересовало сообщение, поэтому Юнасу ничего не оставалось, как придумать продолжение.

– Что будет делать?.. – Он лихорадочно пытался найти что-нибудь пострашнее. – А вот что: видишь дома по ту сторону дороги? Призрак просыпается, ночью вылезает из кургана и заходит в каждый дом, в каждую комнату… Поднимает свой меч и во сне отрубает всем руки. Жертвы кричат от боли, кровь хлещет, а их отрубленные руки лежат на полу. Почти все выживут, но плавать уже никогда не смогут.

Касперу такая перспектива показалась надуманной.

– Нет, – сказал он. – С чего бы? А знаешь, что он будет делать?

Юнас пожал плечами. Не веришь – не надо.

– Он будет переселяться в их тела. Утром просыпаются – а они уже одержимые.

– Одержимые?

– Ну да. Я такой фильм видел, ужасняк. Называется «След зла». Там один демон переселяется в человеческие тела. Может свободно перепрыгивать из одного в другое. А когда он вселился, человек уже не волен над собой. Делает, что ему демон прикажет. А он всем приказывает стать серийными убийцами. Только полиция схватит убийцу, а демон уже в другого перепрыгнул. Так что его и поймать нельзя.

Юнас кивнул. Фильма он не видел, но быть одержимым демоном, похоже, еще страшней, чем остаться без рук. Он попытался придумать что-то еще похлеще, но в голову ничего не пришло.

Посмотрел на курган:

– А ты заметил, что все больше камней отваливается?

– Значит, он уже к выходу подбирается, – кивнул Каспер, будто речь шла о чем-то само собой разумеющемся. – Но ты же можешь положить камни обратно.

– Так и сделаю, – кивнул Юнас.

На самом деле ему вовсе не хотелось трогать эти камни. Мало ли что…

Каспер несколько раз крутанул ручку газа, каждый поворот сопровождался коротким взревом мотора.

– Хотел рвануть в Марнес, – сказал он, даже не глядя на Юнаса. – У меня друзья в гавани. Может, там веселее.

И даже не спросил, не хочет ли Юнас к нему присоединиться. А Юнас и не собирался проситься – вот еще…

Каспер посмотрел на него:

– Можешь взять мою резиновую лодку, если пойдешь купаться. Она в рыбарне. И насос там же.

– Ладно, – тихо сказал Юнас.

Стоя на одной ноге, Каспер развернул мопед и укатил. Юнас видел, как он проехал мимо поля для мини-гольфа, майского шеста и скрылся в направлении шоссе.

Юнас медленно отошел от кургана.

Дядя Кент обещал шикарное лето. Все будет супер, сказал он.

А он совершенно один на берегу. Когда Каспер укатил на своем мопеде, Юнас сразу понял, что предстоящий месяц будет мерзее не придумаешь.

ЛИЗА

Солнце зашло за горизонт, а праздник продолжался.

Леди Саммертайм из своей высокой будки поглядывала на шевелящуюся массу, похожую на закипающую в кастрюле кашу. Воздетые к потолку руки, качающиеся спины, темные волны теней на полу.

– Лето любви! – крикнула она в микрофон. – Долгое лето любви!

Уже половина второго ночи, а в клубе все еще битком. Леди Саммертайм – главный распорядитель: ей подчиняются и вращающийся диско-шар, рассыпающий разноцветные блестки, и бухающие басы – всё. Она – главная. Лиловый парик, желтая майка, черный лак на ногтях и такая же черная кожаная куртка. Она в жизни бы не надела такую одежду – но куда денешься: форменный мундир Леди Саммертайм.

Лиза пришла на работу в половине восьмого, повара накормили ее ужином. После этого наложила грим, надела лиловый парик, покрасила ногти, и ровно в половине девятого Лиза исчезла: порог ночного клуба переступила Леди Саммертайм. Ни на кого не глядя, взошла на свой трон и поставила для начала диск со спокойной фоновой музыкой.

Поначалу никак не удавалось расшевелить публику: народ реагировал вяло, сказывались вчерашние излишества. Но часам к десяти начали подтягиваться люди из отеля и кемпинга с красными от солнца и выпивки физиономиями. Они, как по команде, шли к бару, заказывали пиво и косились в сторону ее будки.

В половине одиннадцатого она одновременно включила дискант и бас – так неожиданно, что многие вздрогнули.

– А теперь танцевать! – хрипло выкрикнула Леди Саммертайм, и люди, как ни странно, послушались.

Они уже достаточно выпили и двинулись на танцевальную площадку, поднимая руки со сжатыми кулаками, чтобы никто не заподозрил, что они плохо веселятся.

В одиннадцать часов в баре было не протолкнуться. Чуть не на каждом втором столике появились ведерки со льдом для шампанского. Лиза весь вечер, по-видимому единственная из всех, пила только воду.

В четверть двенадцатого на пол полетел первый бокал. Осколки разлетелись по всему полу, между стульев и высоких каблуков, но танцы не прекращались. Никто и внимания не обратил. В половине двенадцатого на пол полилось шампанское – парень, купивший бутылку за тысячу четыреста крон, визжа и хохоча, поливал танцующих. Богатенький… это видно по раннему и ровному загару.

Веселье оказалось заразительным. Танцующие визжали от счастья, размазывая по лицам пузырящуюся жидкость. В воздухе замелькали кредитные карточки. Шампанского!

К полуночи в баре стало нечем дышать. Запах спиртного смешался с запахом пота. Танцевали без перерыва, в мокрых сорочках и топах на бретельках, волосы у женщин слиплись в мокрые пряди, косметика давным-давно испарилась. У Леди Саммертайм появилась группа поддержки. Несколько человек у подиума, на котором стояла будка диджея, качали поднятыми кулаками в такт музыке:

– Саммертайм! Саммертайм!

А она отвечала им:

– Love you! Love you!

Ровно в полночь она поставила ремикс Коули из I feel love с Донной Саммер, включила стробоскоп и запустила дымовую установку. Подумав, спрыгнула на пол и пошла среди танцующих.

Пулеметные вспышки стробоскопа останавливали в движении потные тела, искаженные лица, нелепые позы. Она попрыгала со всеми, поднимая сжатые в кулаки руки, с кем-то пообнималась, получила предложение зайти в номер от какого-то парня в изначально белой сорочке, улыбаясь, покачала головой – Леди Саммертайм никогда не теряла самообладания – и вернулась в будку. Отключила дым и поставила Situation с Yazoo.

– Саммертайм! Саммертайм!

Выкрики, плавающие в воздухе руки, спотыкающиеся ноги, плещущие на пол напитки. Группа поддержки становилась все больше.

Леди Саммертайм перебирала виниловые диски и улыбалась безадресно, но призывно. И тут она увидела трех парней – они стояли в самом дальнем конце бара, в метре от стойки, чуть не прижавшись друг к другу. Может, греки, а может, итальянцы. Они о чем-то перешептывались и поглядывали на публику. Она быстро смикшировала очередной танец и вновь поглядела в их сторону – парни уже исчезли. Были, и нет. Будто испарились в этом чаду.

Бутылки шампанского пустели, появлялись новые. Лиза краем глаза подсмотрела, как какой-то парень отсчитал несколько тысячных бумажек и протянул вахтеру – сдачи не надо!

Безумие. Летнее безумие.

Рядом с будкой появился охранник и помахал ей рукой. Она сняла наушники и наклонилась к нему.

– Поступили заявления, – сказал он заученную фразу. – Ты можешь прервать музыку? Надо объявить через микрофон, чтобы были повнимательней.

– Какое заявление?

– Не заявление, а заявления. – Охранник старался перекричать грохот музыки. – Несколько бумажников сперли.

Лиза взяла микрофон, поднесла его ко рту, но задержалась.

– Я видела недавно трех парней! – крикнула она в ответ. – Довольно загадочного вида.

Охранник уже собрался уходить, но остановился как вкопанный:

– Как это – загадочного?

– Не знаю, как сказать… масленые такие… типа мафиози. Волосы назад зализаны, белые сорочки.

– Поищем, – мрачно кивнул охранник.

Лиза прикрутила громкость, взяла микрофон и попросила веселящихся внимательнее следить за своими деньгами и драгоценностями.

На ее слова никто, как ей показалось, внимания не обратил.

Купальщики продолжали веселиться.

В половине третьего клуб закрылся. Лиза под конец запустила медленный старинный лот, чтобы дать танцующим прийти в себя и успокоиться.

– Спасибо всем! Я вас всех люблю, встретимся завтра!

На помощь пришли охранники, начали понемногу оттеснять людей к выходу. Довольно деликатно – никто не возмущался, ни у кого не испортилось настроение. Многие продолжали пританцовывать и за дверьми, прежде чем постепенно разбрелись по своим коттеджам, гостиничным номерам и кемперам.

Приезжие двинулись на остановку ночного автобуса. Но не все. Любители ночного купания голышом пошли на пляж, а кое-кто решил поспать прямо на песке, загадочно серебрившемся в свете полной луны.

Бар опустел. Остался один паренек. Слишком молод для меня, решила Леди Саммертайм. Стал помогать собирать диски. Наверное, из богатеньких. Черный пиджак, ровный, какой-нибудь мальдивский или флоридский загар, такой же, как у того, что поливал всех шампанским.

– Ты меня не узнаешь?

– Пока нет… похож на кого-то. Из Стокгольма?

– Местный, – улыбнулся он. – Мы виделись, когда тебе ключи передавали. Урбан Клосс. Я хозяин всего этого… в смысле «Эландика».

– Вот как? – Пареньку самое большее двадцать. – И давно ты его купил?

Паренек перестал улыбаться. Помолчал, переварил насмешку.

– Это семейное предприятие.

– Значит, не ты хозяин, Урбан, а твоя семья. Ты просто работаешь.

– Я шеф тут.

– Шеф чего?

– Ну… не шеф, заместитель шефа. Исполняю обязанности метрдотеля.

– Как скажешь…

Урбан опять заулыбался. Похоже, ему даже понравилась ее ершистость.

– Не хочешь в гольф поиграть? На следующей неделе открывается турнир…

Леди Саммертайм ядовито улыбнулась. К ней частенько приставали парни, но она, в отличие от Лизы, могла за себя постоять. Она покачала головой и зевнула.

– Мячей жалко… они такие хрупкие, зачем по ним палкой колотить. Сейчас соберу свои причиндалы – и в Стенвик, на боковую.

– Я тебе помогу.

– Спасибо, справлюсь.

– Я же сказал – помогу.

Он схватил тяжелую сумку с винилом. Леди Саммертайм пожала плечами, заперла будку и пошла к машине.

На парковке было полно народу. Среди демократичных «вольво», «фольксвагенов» и «саабов» попадались «порше», спортивные BMW и даже один «ламборгини».

И ее старенький «пассат».

– Ну вот. – Урбан протянул ей сумку.

Она обняла его, по-дружески, конечно, но постаравшись, чтобы объятие вышло как можно более ироничным. Быстро села в машину:

– Спокойной ночи, Урбан.

С таким лиловым париком, как у нее, отшить парня – никаких проблем.

Последние два года у нее наладилось раздвоение личности, с чем она себя и поздравила. Одна из этих личностей, Лиза Турессон, играла на гитаре и боялась всего на свете – ос, змей и даже чаек. Зато другая, Леди Саммертайм, надевала лиловый парик, переворачивала диски, орала что-то в микрофон и буквально сочилась сексуальностью. Лизе нравилась эта отвязная девица.

Через четверть часа она въехала в спящий кемпинг в Стенвике. Здесь было тихо, все спали, но в ушах у нее по-прежнему гремела музыка.

Без десяти три. Темно, только кое-где вдоль берега мерцают огоньки. Рассвет начнется не раньше чем через час. И ни единой души. Никто не видел, как она внесла свою большую диджеевскую сумку в кемпер, закрыла за собой дверь и задернула шторы.

Украденные бумажники лежали на самом дне. Пять штук. Она очень хотела спать, но все же не удержалась и пересчитала добычу.

В основном кредитные карточки, но и наличных порядочно. Три тысячных бумажки и несколько по пятьсот.

С утра пораньше надо поискать в бумажниках записки с пин-кодами и, если найдутся, быстро смотаться в Марнес и снять с банкомата деньги. Пока лохи не позвонили в банк и не заблокировали карточки.

А сейчас – спать.

И в четверть четвертого она уже спала. Глубоким, крепким сном без сновидений и угрызений совести.

Лиза здесь ни при чем. Бумажники сперла Леди Саммертайм. И деньги нужны вовсе не Лизе. Деньги нужны Силасу.

ГЕРЛОФ

Праздники закончились, и многие на острове вздохнули с облегчением – прежде всего владельцы кемпингов и ресторанчиков. И охранники, конечно.

И Герлоф успокоился. Стенвик как стоял, так и стоит.

Его молодая родственница, Тильда Давидссон, тоже была довольна, может, даже больше остальных. Она работала в полицейском управлении в Кальмаре, но жила с мужем и ребенком на Эланде, у маяка, и, похоже, рассматривала остров как свой участок.

– Значит, с точки зрения полиции, все было хорошо?

– Не хуже, чем обычно. Без крупных эксцессов.

Герлофу понравилось это слово – эксцессы. Куда изящнее, чем, скажем, мордобой или поножовщина.

– И как же вам удалось обойтись без эксцессов? – с удовольствием повторил он.

– На мосту проверяли машины и изымали излишки алкоголя. Ящиками везут.

– И все? Ну, знаешь… кому позарез выпить, тот найдет. Если только захочет.

– Это правда… но мы не пропускали, кто уже перебрал. И, во всяком случае, крупных потасовок не было.

– Прошло спокойно?

– Совсем спокойно никогда не бывает. Кого-то избили, мелкие кражи, пару лодочных моторов сперли, пять или шесть пьяных за рулем… но да, ты прав. Спокойнее, чем обычно.

– Приятно слышать.

– И одно исчезновение, – вздохнула Тильда. – Охранник в «Эландике». Они уверены, что парень уехал на континент.

– Исчез? Как это – исчез?

– Мы его ищем, – добавила она и замолчала.

Герлоф знал, что больше она ничего не скажет. Ему иногда удавалось разговорить Тильду насчет ее работы, но до определенного предела.

– Скорее всего, Кент Клосс ему надоел, – решил Герлоф. – Ты же тоже скоро уедешь?

– С шестнадцатого июля я в отпуске.

– Желаю хорошо отдохнуть.

– И тебе того же.

Уместное пожелание. Знает, что говорит, – с подростками никогда не бывает спокойно. Тем более что Герлоф с ними один, и помочь некому. Еще пять дней до возвращения Юлии из Гётеборга.

Аудионом Ульрик вернулся в Стенвик сразу после праздников – последний раз подрегулировать новые уши Герлофа.

Остался доволен.

– Главное, не забывайте снимать аппарат, когда спите. И выключайте на ночь, экономьте аккумуляторы.

Он поскреб пальцем коробочку из-под аппарата и осмотрелся. Голубое небо, зеленые деревья.

– Вот здесь бы и работать…

Ульрик говорил очень тихо, себе под нос, но Герлофу показалось, что он кричит ему прямо в уши. Ясно и громко. Даже слишком. Он много чего еще слышал: рев бензопилы где-то в одном из садов, тарахтение мопеда на береговой дороге и где-то в небе жужжание спортивного самолета, который он, как ни вглядывался, так и не обнаружил.

Мир внезапно приблизился. Будто кто-то годами исподтишка убавлял громкость, но потом это ему надоело, и этот кто-то одним поворотом повернул регулятор на полную мощность.

– Все слышу. – Герлоф, удивленно моргая, уставился на веселого аудионома. – Это нормально?

– А ваш собственный голос? – спросил вместо ответа Ульрик. – Не отдается в голове? Никакого эха?

– Немного есть.

Аудионом опять сел за компьютер, и через несколько секунд эхо заметно уменьшилось.

– Я установил четыре программы. Вы можете сами выбрать любую, в зависимости от ситуации. Скажем, хотите слушать пение птиц – одна программа. Разговариваете с кем-то – другая. Радио слушаете – третья. И наконец, если хотите прислушаться к далеким звукам.

– То есть если соберусь подслушать кого-то?

Ульрик улыбнулся:

– Вот именно. Соберетесь подслушивать – сразу включайте программу «сплетни».

Аудионом ушел, а Герлоф остался в саду. Вслушивался в давно забытые звуки и удивлялся могуществу техники. Он вернулся в потерянный мир.

Пронзительный вопль. Он чуть не подпрыгнул от неожиданности – но тут же вспомнил: любовный клич фазана. Гуляет где-то в лугах и зовет самочку.

Какие-то голоса… он повертел головой, пытаясь понять откуда. Ничего не видно – сосны и дубы за спиной. Значит, говорят где-то в лесу, может быть, за лесом, на берегу. Казалось, что совсем рядом, но это особенность острова: плоский ландшафт, ничто не мешает распространению звука, и иногда можно услышать голоса за несколько сот метров, если встать с подветренной стороны.

Он повертел регулятор на слуховом аппарате и немного устыдился.

Программа «сплетни». Режим подслушивания.

Удивительно, но и в самом деле он слышал теперь намного лучше. Слов на таком расстоянии различить он не мог, но ясно слышал два голоса: мужской и женский. Мужчина говорил спокойно, как бы объяснял что-то, а женщина отвечала быстро и возбужденно, но вполне дружелюбно. Близкие друзья. А может, влюбленные.

Он покрутил регулятор, но лучше не стало. А может, они и говорят не по-шведски? На каком-то другом языке?

Тоже может быть. Как Герлоф ни пробовал, слов не слышал.

Звякнул колокольчик у калитки, и Герлоф быстро подкрутил регулятор: его чуть не оглушили радостные вопли вернувшихся с пляжа внуков.

ЮНАС

Матс огляделся – проверил, не слушает ли кто из взрослых, наклонился к Юнасу и веско сказал:

– Ты в Кальмар не поедешь. Ясно?

Юнас сидел напротив, на кожаном диване дяди Кента. Хорошо бы возмутиться, но он не мог выдавить ни слова.

– Нет. Не ясно, – пробормотал он наконец.

– Ты слишком мал для этого фильма. «Армагеддон» с пятнадцати лет.

Ну вот, очередной раунд проигран. В глубине души Юнас прекрасно все понимал, но на всякий случай продолжил:

– Мы же ходили на такие фильмы в Марнесе. И ты ходил, и я… купили билеты – и всех дел.

Матс отмахнулся от севшей на ухо мухи.

– Да, но одно дело Марнес, другое – Кальмар. Кальмар – большой город, там за этим смотрят. Контролеры спрашивают удостоверение личности. Как в «Системете». А у тебя его нет. Значит, просидишь весь сеанс на скамейке в парке. Или будешь шляться по Кальмару, где ты никого не знаешь. Такой вариант тебя устраивает?

Юнас медленно покачал головой. Матсу восемнадцать, Урбану уже девятнадцать. Ясное дело, они у него за спиной договорились пойти на взрослый фильм. «Детям до пятнадцати»… И Каспер с ними. Касперу можно, а ему, Юнасу, нельзя.

– Деньги за билет ты, само собой, получишь, – примирительно улыбнулся Матс. – Только… сам понимаешь: и отец, и дядя Кент, и Вероника должны быть уверены, что ты с нами, так что не показывайся им на глаза до нашего прихода. Поиграй с кем-нибудь.

Поиграть? С кем ему здесь играть? Ни одного приятеля в поселке. И как назло, никого в его возрасте. Либо старше, либо совсем малышня. Старшие в компанию не берут, а с малышами неинтересно.

В доме нигде не спрячешься, у взрослых пирушка, начнут бродить по комнатам… Хорошо бы исчезнуть, а потом появиться, перепрыгнуть во времени через три часа… если бы это было возможно, он так бы и поступил.

– Привет, привет!

Отец появился в гостиной и поглядел на устроившихся на диване сыновей – Юнасу показалось, что смотрит он с некоторым удивлением, будто впервые их видит, хотя за последние годы они встречались не раз и не два. Несколько раз.

– Значит, кино в городе?

Юнас промолчал.

– Поедете на автобусе, Матс?

– На машине. Урбан поведет.

– О’кей. Значит, никакого пива.

Матс возвел глаза к потолку:

– А ты-то сам? У вас же сегодня вечеринка, выпьешь небось от души?

– Ничего подобного, – сказал отец, отводя глаза. – Что вообще за разговор? Ты меня хоть раз видел пьяным?

– Мать видела. Говорит, ты даже на свадьбу пришел поддатым.

Юнас молчал. Ему был неприятен этот разговор. Хоть бы тетя Вероника появилась, прямо сейчас…

Отец посмотрел на Матса:

– Это было давно. Вас еще и в проекте не было. В нашей первой квартире… мы тогда пировали круто, иной раз и с перехлестом. Кстати, Анита тоже не была такой уж трезвенницей. Тоже вытворяла дай бог…

– Не кати на маму…

– Я говорю, как было, Матс.

Юнас медленно, стараясь не обращать на себя внимания, встал с дивана. Никто, может, и не заметит. Он мелкими бесшумными шажками двинулся к стеклянной двери на веранду. Осталось только открыть дверь…

– Юнас?

Он остановился и повернулся. Где только отец нашел такую улыбку – словно приклеенная.

– Пошли искупаемся?

Голубое, даже синее небо, ни облачка, сухой теплый воздух, но Юнаса знобило. Ему было очень одиноко, хотя рядом с ним шел отец. Никакого кино в Кальмаре… Одиночество, одиночество, одиночество…

Они перешли дорогу и вышли на обрыв. Отец почти все время молчал. На секунду остановился около кургана и показал на камни:

– Многие думают, там клад зарыт. Но ты-то знаешь, что это древний могильник?

Юнас кивнул:

– Мы учили в школе. Бронзовый век. Между каменным и железным.

– Вот именно. Тут и лежит какой-нибудь вождь бронзового века. Знаешь могильник короля Мюсинга на юге острова? И здесь какая-нибудь шишка, только помельче. Ты ведь не боишься могил?

– Нет. Не боюсь.

Во всяком случае, не сейчас, когда светит солнце и отец рядом. Подумаешь, могильник – чего там бояться? Но по вечерам он не любил здесь бывать. Начинало казаться, что эта безобидная куча камней – врата в какой-то иной мир и призрак похороненного в бронзовом веке воина появляется из могилы и превращает людей в зомби-убийц.

Они начали спускаться с обрыва по каменной лестнице, и тут отец что-то сказал. А что – Юнас не расслышал.

– Что?

– Как мама себя чувствует? – повторил отец.

– Вроде ничего… много работает в своей школе.

– Хорошо… хорошо, когда есть работа.

Похоже было, что он собирается продолжить монолог о матери, но Юнас поспешил вниз по выщербленным временем ступеням.

С общего пляжа доносились смех и визг, но на участке берега у виллы было пусто. Пусто и очень жарко. Волны осторожно ощупывали седые известняковые валуны. Немного южнее из воды торчали толстые деревянные шесты в ряд. Они шли наискосок от берега в море. Довольно далеко, метров сто, не меньше.

– Гляди-ка, они и в этом году поставили донные сети. Значит, угорь еще не перевелся…

В нескольких метрах от лестницы стоял большой кирпичный сарай, называемый по традиции рыбарней. Но там теперь хранились не сети и рыбацкая утварь, а пляжная мебель и купальные принадлежности. Сарай был заперт на висячий замок, но Каспер сказал ему комбинацию.

Желтая резиновая лодка Каспера была на месте. Даже с пластиковыми веслами в уключинах. Воздуха за зиму поубавилось, и лодка выглядела довольно грустно. Каспер давно ею не пользовался, а Юнас, хоть и катался в прошлом году, за год порядком вырос. Скоро лодка и ему будет мала.

Отец вытащил лодку на солнце:

– Хочешь погрести?

Юнас молча кивнул.

– Пожалуйста…только недалеко. Я помогу тебе ее накачать.

Пока отец накачивал лодку, Юнас быстро натянул плавки. Ему очень хотелось проехать на лодке вдоль сетей и посмотреть, как в придонной зеленоватой тьме извиваются туманные тени попавшихся угрей.

А продолжать разговор с отцом… Рано или поздно он не удержится и спросит, почему тот угодил в тюрьму. Юнас знал, что что-то там было незаконное. Деньги, таможня… что-то, о чем ни отец, ни он сам говорить не хотели.

Всю семью опозорил, сказал как-то Матс, когда они были вдвоем. Причем сказал так, будто главным было не то, что отец делал что-то противозаконное, а что он по глупости угодил в каталажку.

ВОЗВРАЩЕНЕЦ

Тени становились все длиннее и длиннее, а потом солнце скрылось за горизонтом, и день как-то сразу состарился, поседел, как волосы Возвращенца. Линия горизонта постепенно исчезла, и море на западе выглядело как постепенно темнеющий театральный занавес.

Люди в тени деревьев почти не видимы – серые тени.

Пора.

Пекка и Возвращенец проникли на обнесенную изгородью территорию «Эландика» с севера и двинулись на юг, стараясь идти лесом, чтобы их не увидели с берега. Это было и нетрудно, и безопасно – посадки шли почти до самой гавани. На парковке пусто. Рабочий день кончился.

– Ты как? – спросил Возвращенец.

– Нормально.

После убийства охранника Пекка притих. Глаза его беспокойно бегали, но он молча подчинялся указаниям.

Здесь, у самой опушки, они дождались темноты. Молча, не говоря ни слова, вышли на парковку и двинулись к пирсу в виде буквы «Г».

Возвращенец так долго наблюдал за этой лайбой, что чувствовал себя чуть ли не членом экипажа. Четыре человека, все иностранцы. Сегодня никакого движения не наблюдалось – они чуть не двое суток разгружали мешки и ящики, потом грузили что-то, и, очевидно, погрузка закончилась. Завтра собираются уйти в море. А сейчас, скорее всего, пьют пиво в баре и ни о чем не догадываются.

Но теперь их очередь.

Они быстрым шагом прошли по дощатому настилу – старик впереди, Пекка на шаг сзади.

Пекка после убийства охранника отказался от пистолета, но на всякий случай держал в руке только что заточенный топор. Возвращенец прятал за спиной свой «вальтер».

– Ну что, пора?

– Пора, значит, пора, – не слишком решительно кивнул Пекка и натянул маску с прорезями для глаз.

Возвращенец через силу – давал о себе знать возраст – прибавил шаг.

Они вышли на пирс. Пекка набрал номер на мобильнике, пропустил два сигнала и нажал кнопку отбоя – условный сигнал. Рита заводит подвесной мотор на катере, огибает мыс и подходит к лайбе со стороны моря.

Таков план.

Темный, местами ржавый корпус. Ни звука.

Но плану осуществиться было не суждено: в чреве лайбы что-то затарахтело. Возвращенец остановился как вкопанный и прислушался. Сомнений не было – кто-то запустил двигатель.

– Черт! Надо возвращаться… – услышал он голос Пекки за спиной.

Старик молча покачал головой и двинулся вперед.

– Ты что, не понимаешь? Они все там! Решили не ждать до утра, отвалить в ночь.

Но Возвращенец будто и не слышал. Он даже ускорил шаг.

Подошел к трапу и оглянулся на Пекку – не отставай.

В рубке и вправду горел свет – экипаж на корабле. Из трюма вылез парень в замасленном комбинезоне с картонной прокладкой в руке. Вид у него был такой, будто он не спал три ночи подряд.

Они услышали натужный рев подвесного мотора – из-за мыса появился катерок с Ритой.

Матрос поднял голову, взглянул в сторону моря, потом на пирс – и обнаружил там людей. Он посмотрел на них скорее с удивлением, чем с подозрением.

Возвращенец подошел к пирсу.

– Привет, – спокойно сказал он.

Матрос открыл рот, чтобы ответить, и в ту же секунду глаза его потемнели от ужаса: Возвращенец поднял пистолет и приложил к губам палец левой руки.

Рита заложила крутой поворот. Катер летел к корме лайбы.

Три чалки, три толстых каната удерживали лайбу у пирса. Пекка поднял топор. Пять тяжелых ударов – и зачаленный за чугунный кнехт конец троса соскользнул в воду. Перешел к следующему.

Возвращенец так и держал матроса под прицелом и что-то ему говорил – тихо, но внушительно.

Краем глаза старик увидел, как Пекка опустил топор. Готово. Чалки перерублены. Лайба начала медленно дрейфовать в пролив.

Возвращенец оглянулся. На пирсе по-прежнему никого не было.

Моряк не мог прийти в себя, вид у него был совершенно отчаянный. Он поднял перед собой руки, словно защищаясь, и медленно отступал.

Корабль был в их руках.

ЗЕМЛЯ ОБЕТОВАННАЯ, ИЮНЬ 1931

А шестьдесят восемь лет назад корабль, на котором Арон отплывал в Новую страну, был тоже железный, но белый. И куда больше, чем все корабли, что он видел до этого.

Они приехали поездом из Кальмара. Поезд шел на север – через густые ельники, мимо гор и голубых озер – и наконец прибыл в самый центр столицы Швеции.

Вокзал был просто огромен и так забит людьми, что Арон поначалу решил, что здесь собрался весь город. Но нет, они вышли на улицу, и там было тоже не протолкнуться. Длинные, прямые, вымощенные мостовые, по которым сновали не только повозки и коляски с запряженными лошадьми, но и большие черные автомобили с шоферами в ливреях и шикарно одетыми господами на заднем сиденье.

– Стокгольм, – сказал Свен.

Арон знал название – в школе говорили.

– Столица Швеции, – подтвердил он.

В двух кварталах от Центрального вокзала они зашли в какой-то прокуренный пивной бар. Им подали обжигающий и, как показалось Арону, необыкновенно вкусный калопс[9]9
  Калопс – тушеная говядина с морковью и приправами.


[Закрыть]. Утолив голод, пошли по магазинам – надо было кое-что купить в дорогу. Свен зашел в скобяную лавку и купил большую, надежную с виду лопату и молоток.

– Со своими инструментами легче найти работу, – пояснил он Арону, и они пошли на пристань.