Текст книги "Призрак кургана"

В чреве лайбы раздался глухой, но очень сильный удар; ему показалось, что содрогнулся и завибрировал весь окружающий их ночной мрак. Из трюма послышалось журчание – откуда-то из глубины, во всяком случае ниже ватерлинии.

Возвращенец перевел дыхание:

– Порядок. Уходим.

Рита прибавила газа. Было уже заметно, как судно наклонилось. Возвращенец разместил заряд в переднем отсеке, и нос тонул, сначала медленнее, потом все быстрее и быстрее. Корма с винтом поднялась в воздух, и через четверть часа лайба беззвучно ушла под воду, если не считать шипения вытесняемого водой воздуха.

Всё. Масляно-черная вода. Еле заметные огоньки на берегу. Рита вывела подвесной мотор на полную мощность. Пора домой.

Черная тень берега росла на глазах. Издалека остров казался мягким и уютным, но по мере приближения все явственнее вырисовывались острые скалистые уступы.

Ряд небольших заливов между Стенвиком и «Эландиком», в одном из них лодочная стоянка. Похоже, обошлось.

Возвращенец сунул руку в пакет, достал оттуда два рулона ассигнаций и сунул каждому в задние карманы джинсов.

– Этого пока должно хватить. Скоро увидимся.

Пекка молча кивнул. Он, похоже, немного успокоился.

– А этот пацан на лайбе? – вдруг спросил он. – Откуда он взялся?

Возвращенец уставился на Пекку:

– Пацан? Какой пацан?

– А ты не видел? Он словно ниоткуда возник. Там, у грузового трюма. Я тебя искал, а тут он стоит. И еще один за ним, и еще… живые трупы. Ну, я взял топор и… в общем, взял топор и…

– Успокойся, – тихо, но с угрозой сказал Возвращенец. Катер шел на свободном ходу и как раз в эту секунду царапнул днищем по каменистому дну. – Пацан этот… он тебя видел?

Лодку тряхнуло, и Возвращенец уцепился за релинг.

– Видел, конечно, он от меня в метре был, не больше. Прямо передо мной. И люк рядом. Черт его знает, откуда он взялся. Хотел поймать, но он прыгнул через релинг…

Рита заглушила мотор:

– Но на тебе ведь была маска?

Пекка смущенно покачал головой:

– В тот момент не было… пот глаза заливал, я ее снял, на фиг.

Возвращенец встал и обвел взглядом берег:

– А ты знаешь, кто это?

– Не-а.

Возвращенец тяжело выпрыгнул из катера, придержал его за носовой высокий релинг и тихо сказал:

– Езжай домой прямо сейчас… и никуда не высовывайся. На улице не появляйся.

Пекка закивал. Он только сейчас осознал серьезность положения. Его видели на месте преступления. Мало того – не только на месте, но и в момент совершения преступления.

– А ты? – спросил он. – Ты тоже домой?

– Домой?

– Ну да… в свою Америку?

Возвращенец не ответил. Посмотрел на темную воду пролива и вспомнил море своего детства. Того далекого времени, когда он еще верил в будущее.

ЗЕМЛЯ ОБЕТОВАННАЯ, ИЮНЬ 1931

Арон оставил Свена в каюте. Что он мог еще сделать? Отчим лежал на койке, и тощее его тело сотрясали судороги. Голову держал над эмалированным горшком. Вонь невыносимая. Дышать нечем.

В недолгие промежутки между приступами рвоты Свен бормотал что-то неразборчивое. Арон различал только отдельные слова. Что-то про семейство Клоссов, каменные блоки, падающие стены…

– Ясно, последнее слово всегда за тобой… он-то как столб каменный… шел бы домой, не поднял на него руку…

Похоже, Свен в бреду воображает, что он на Эланде, на берегу в Рёдторпе… Как же, разбежался. Он в тесной каюте, на длинном белом пароходе «Кастельхольм», а длинный белый пароход «Кастель хольм», выпуская клубы черного дыма, пересекает бурное море.

У них своя каюта, одна на двоих, но Арон старается там не бывать. Никакого желания нюхать блевотину. Он все время на палубе. Или в рубке: он подружился с капитаном, и тот позволил ему смотреть, как легко и ловко он управляет огромным пароходом.

Поначалу Арону все было интересно. Он бродил по пароходу, смотрел на огромную черную трубу, на укрепленную на ней совсем тоненькую трубочку, из которой внезапно выстреливало облачко белого пара, а потом раздавался протяжный вой, от которого по коже бежали мурашки. С палубы в машинное отделение вела узкая железная лестница. Люк был почти всегда закрыт, но иногда его открывали, и тогда можно было видеть, как ходят взад-вперед лоснящиеся от смазки шатуны, как крутится гигантский маховик.

Свен поначалу тоже бродил по кораблю, потом шел на нос и, держась обеими руками за шершавый релинг, смотрел на море. Но на третий день начало штормить, волны становились все выше и выше, море покрылось прозрачным кружевом пены. Началась качка, и Свен помчался в каюту. К горшку.

А Арон проводил целые дни на палубе, часами смотрел на пенящуюся воду, на мутное небо, где за тучами иногда появлялось неяркое призрачное пятно солнца. Берега не видно, ни одного корабля. Только волны, ряд за рядом, разбиваются о ныряющий нос парохода. Конца не видно.

Он уже не мог сосчитать, сколько дней они в море. Лишь бы добраться до цели. Выйти на сушу, неважно какую. Он чуть ли не ощущал запах свежевспаханной земли.

Холодный, пронизывающий ветер. Тяжелое кряхтение и сопение паровой машины в трюме, но Арон уже потерял к ней интерес. Солнце и ветер… напоминает немного хутор, хорошо бы только еще земля была под ногами.

Он ждет. Ждет и тоскует по земле.

Тяжелые шаги за спиной.

Свен все-таки заставил себя выйти на палубу. Качнулся, ухватился за короткую мачту, чтобы не упасть, и глубоко вдохнул холодный морской воздух.

– Скоро мы доберемся? – спросил Арон.

Свен вздохнул:

– Что ты, как дятел, долбишь одно и то же? – Подавил рвотный позыв. – Землю видишь?

Арон присмотрелся повнимательней и покачал головой.

– Когда появится, увидишь. Еще не появилась. Скоро.

– А маме напишем? Как приедем?

– А как же. Когда приедем. Если ты найдешь карандаш, бумагу, все что нужно… марку купишь.

– Обязательно найду.

– Если это нам по карману.

– Тебе все не по карману.

Арон решил твердо – как только он ступит на сушу, сразу купит бумагу, карандаш, марку и напишет матери. Сколько бы это ни стоило.

– А долго мы там будем?

– «Будем»? Что значит – будем? Мы едем работать, а не «быть». Не болтаться без дела. Не меньше года. Надо встать на ноги.

– А потом поедем домой?

Свен снова вздохнул:

– Когда поедем, тогда и поедем. Отстань.

Корабль подняло на волну, нос задрался и косо провалился, как в бездну. Свен повернулся, еле удержал рвотный позыв и на подгибающихся ногах побежал в каюту.

Арон остался на носу. Смотрел на море и ждал, когда же на горизонте появится Новая страна.

ГЕРЛОФ

Солнце взошло над островом в половине пятого. Обычно Герлоф вставал с рассветом, но на этот раз проснулся только в начале восьмого. Поморгал, посмотрел на старые сети, развешанные на противоположной стене, и сразу вспомнил – истерический стук в дверь и промокший, перепуганный мальчик, влетевший в рыбарню, едва он успел открыть. Уж не приснилось ли?

Нет, не приснилось. Под потолком висят короткие штанишки и майка, а под кучей одеял – маленькая, свернувшаяся калачиком фигурка. Вспомнил, как он собирал эти одеяла по всей рыбарне.

Мальчик. Юнас Клосс.

Герлоф накануне выключил свет и молча слушал, как постепенно успокаивается дыхание мальчика, пока тот не заснул. Стало совсем тихо. Сам-то он долго еще не спал – сидел со своей смехотворной древней окаменелостью в руках и прислушивался, готовый дать бой любой нечисти, подстерегающей мальчика в ночи. Мертвые моряки, зомби с топорами… или как там их называют. Никто так и не появился, и он сам не заметил, как уснул.

И проснулся в той же позе – полусидя на кровати, с каменной доисторической дубинкой в руках.

Подвигал затекшими плечами, опустил ноги на холодный пол и пошел к окну – надо же посмотреть, что там делается. Поднял рулонную шторку. Солнце стояло еще довольно низко над горизонтом, но постепенно набирало летнюю языческую мощь. Песок на берегу казался серым. Ни души. И пролив пуст – ни лодок, ни яхт, ни «летучих голландцев». Утро совсем раннее.

И как всегда, к утру утих ветер.

Внезапно на зеркальной глади залива показалась черная точка. Он присмотрелся – черная головка медленно двигалась вдоль пляжа.

За спиной зашевелился Юнас.

– Доброе утро, – обернулся к нему Герлоф.

Мальчик поднял голову.

– Есть там кто? – спросил он дрожащим от страха голосом.

– Никого… – Герлоф постарался, чтобы голос его звучал тихо и спокойно. – Только норка плывет. Они тут часто шастают – птичьи яйца ищут.

В небе с яростными воплями нарезали круги чайки. Они тоже заметили норку, и не прошло и нескольких секунд, как большая птица с клювом, как острие копья, спикировала в воду. Но зверек успел нырнуть, и головка его вскоре показалась совсем в другом месте – совсем близко от берега, где можно было скрыться под нагромождением камней. Через секунду норка грациозно выскочила на берег, отряхнулась и убежала, виляя на бегу, похожая на черного сухопутного угря.

Герлоф опустил штору и улыбнулся:

– Как ты сегодня? Пришел в себя?

Юнас кивнул, но в глазах его по-прежнему стоял ужас.

– А… люди там есть какие-нибудь?

– Никого. И в море никого.

Взгляд Герлофа упал на старый альбом для рисования – кто-то из внуков забыл на полке. Рядом лежала коробочка с цветными мелками.

Ему пришла в голову мысль.

– Давай попробуем изобразить этот корабль, – сказал он мальчику. – Ты рассказывай, а я попробую нарисовать.

– Ладно… давайте.

Герлоф выбрал черный мелок и набросал контуры типичного эландского рыбацкого баркаса. Маленькая рубка, короткая мачта на носу.

– Такой?

– Не-а… Больше. Рыбой там, правда, пахло.

Герлоф перевернул лист и нарисовал буксир с усиленным носом и транцем.

– Еще больше. Длиннее.

Герлоф вырвал два первых рисунка и изобразил типичную грузовую лайбу – длинную, несколько трюмных люков.

– Может, такой?

Мальчик молча кивнул. Герлоф почувствовал приятный укол гордости за свое художественное мастерство.

– А из чего он сделан? Сталь или доски? Ты видел клепки на бортах, когда карабкался на палубу?

Мальчик немного подумал и снова кивнул.

– Хорошо… значит, стальная лайба. А надстройки какие на палубе?

– Маленькая рубка вот здесь, впереди… и побольше сзади.

– Хорошо… а грузовые отметки на борту видел?

Мальчик смотрел на него непонимающе.

– Ладно, бог с ними… а мачты?

Юнас закрыл глаза, потом открыл опять:

– Не помню… небольшая мачта на носу… нет, не помню. А вот здесь, между рубками, большой люк.

Герлоф изобразил трюмный люк толстой жирной линией.

– А где были эти… умирающие?

– Вот тут… и тут. И тут.

– А живой?

– Этот, с топором, стоял вот здесь. И еще там был какой-то старик. Седой. За штурвалом. Вот тут.

Герлоф пометил крестиками: вот здесь – убийца с топором, вот тут – какой-то старик.

– А может, ты и название помнишь? Не заметил, случайно?

– Почему не заметил? Заметил. Там было написано «ЭЛИЯ».

– Элия?[11]11
  В русском переводе – Илий.


[Закрыть] Тот, кто воскресил отрока в Сарепте Сидонской?

Мальчик уставился на него как на сумасшедшего. Ясно дело… еще не прошел конфирмацию. Впрочем, конфирманты теперь Библию не читают. Лапают друг друга и распевают что-то несусветное. Он разборчиво написал на носу: «ЭЛИЯ». Аккуратно свернул рисунок.

– Вот такие дела, Юнас, – улыбнулся он. – Пойдем в дом завтракать?

Мальчик встал и пошел за ним. Даже не улыбнулся.

ЛИЗА

Наутро после второго вечера в ночном клубе Лизу разбудил металлический скрежет под окнами кемпера. Она села в постели и машинально посмотрела на часы. Десять минут одиннадцатого. Бабушка, когда совсем состарилась, спала, самое меньшее, до десяти. Если встану раньше, говорила она, день получается очень уж длинный.

То есть давала понять, как тоскливо и скучно ей после смерти деда.

Ну, нет. Жизнь Лизы скучной никак не назовешь.

Вчера Леди Саммертайм чуть не попалась. Пьяный и, судя по всему, очень богатый сопляк сорил деньгами, будто это были конфетти. Весь вечер. И как раз в ту секунду, когда она уже почти выудила бумажник у него из кармана, он вдруг схватил ее за руку. Ладонь была горячая и потная.

Вот и все, успела она подумать и выпустила толстенный бумажник. Тот скользнул в карман пиджака, а юнец, покачиваясь, лизнул ее в ухо и повернулся к бару.

Ничего не заметил.

Она встала и посмотрела в окно. Солнце светит на всю катушку. Ярко-голубое небо над головой. Тихие, ласковые вздохи еле заметного прибоя. Скверно себя чувствует, похоже, только майский фаллос на поляне, где позавчера кипел праздник. Одинокий, заброшенный, цветы на венках завяли. Ничего удивительного – при такой-то жаре. Лиза улыбнулась. Вот-вот съежится и опадет, как его прототип.

По другую сторону поляны какой-то седой старик пытался подвести домкрат под покосившийся кемпер. Вот и объяснение странных звуков. Она отвернулась от окна и приготовила завтрак.

Поев, Лиза достала мобильник и позвонила в квартиру в Хюддинге. Сосчитала – прошло двенадцать сигналов, прежде чем на другом конце провода отозвался хриплый сонный голос:

– Да?

Силас. Без четверти одиннадцать. По его меркам, очень рано. И похоже, чистенький. Сонный, но чистенький.

– Привет, это я.

Силас вздохнул:

– Привет…

Молчание. Она прислушалась к дыханию. Точно – чист. Сегодняшняя доза еще впереди.

– Как ты?

– Пить хочу…

– Так попей.

– Дома нет ничего.

– А в кране вода есть?

– Не хочу. В ней мышьяк.

Опять молчание.

– Я послала тебе письмо.

– С бумагами?

– С важными. Битком набито. Лишнюю марку пришлось купить.

– Это хорошо… А еще пошлешь?

– Думаю, да.

– Отлично.

Даже не поблагодарил. Но голос довольный.

На этом разговор и закончился. Силас куда-то торопился. Куда – не сказал. Она и так знала куда.

Лиза нажала кнопку отбоя и с минуту сидела неподвижно, сжимая в руке мобильник. Обдумывала разговор.

Собственно, обдумывать было нечего.

Взяла пластиковую канистру и пошла набрать воды. Яркий солнечный свет в первую секунду ослепил ее. Она зажмурилась и прикрыла глаза ладонью, а когда отняла руку, увидела, что из соседнего кемпера, втиснутого между кустами шиповника, вышла молодая женщина. Яркие зелено-голубые глаза цвета топаза. Лиза узнала ее: та самая иностранка, которая на празднике солнцеворота стояла с семейкой Клосс.

Паулина, кажется… Они обменялись поклонами.

– Доброе утро, – сказала Лиза. – Значит, вы тоже здесь живете?

Паулина кивнула.

– И давно?

– Пару недель… Нанялась на лето.

– Вот как? А я думала… ваш кемпер стоит так, что можно подумать – сначала поставили кемпер, а потом вокруг вырос шиповник. – Лиза хотела пошутить, но девушка, похоже, не поняла. Неважно. – Я тоже… на лето. На июль, если точно. А потом назад, в Польшу?

– Не Польша, нет. Лиетува, – покачала головой иностранка.

– Лиетува… – задумалась Лиза. – Это ведь Литва, да?

– Да… Литва.

Паулина замолчала. Разговор иссяк. Кемпер у Паулины был еще меньше и в довольно скверном состоянии. Больше всего он напоминал лопнувшее яйцо. Ни с того ни с сего Лиза почувствовала себя важной персоной, но ей тут же стало неудобно.

– Что ж… пора привести себя в порядок перед работой. А у вас тоже рабочий день?

Паулина кивнула.

– Вы работаете на семью Клосс?

– Нет. Не на семью. На него.

– На него?

– На него… – Взгляд ее стал очень серьезным. – На Кента Клосса.

Она отвела свои прекрасные глаза и замолчала. У Лизы осталось ощущение, что Паулина не очень-то довольна своими служебными обязанностями.

ГЕРЛОФ

Оказалось, одиннадцатилетний Кристофер, поздний ребенок Юлии, прекрасно знаком с Юнасом – они вместе учились плаванию в Стенвике. Мальчики стеснительно поздоровались.

Вот и хорошо. Знакомым легче договариваться.

– Позвони родителям. – Он подвел Юнаса к телефону. – Сообщи, что жив и здоров.

Мальчик остановился в нерешительности.

– Там только папа… Мы живем у дяди с тетей в вилле Клосс. Кент и Вероника.

Герлоф кивнул – ему ли не знать владельцев «Эландика»?

– Позвони и скажи, что ты у меня. Давидссон моя фамилия. Хочешь, чтобы они за тобой приехали?

Юнас энергично замотал головой, взял трубку и просительно поглядел на Герлофа. Герлоф вышел из комнаты, закрыл за собой дверь и прислушался. Мальчик тихо говорил с кем-то.

Сели позавтракать. Герлоф почему-то ждал, что внуки начнут его расспрашивать, где он нашел Юнаса, но они обсуждали что-то свое. Юнас не сразу, но тоже включился в разговор. Ребята обменялись улыбками.

Но Герлоф не улыбался. Он все время косился на журнальный столик, где лежал рисунок загадочного корабля. «Элия»… Черный крестик над грузовым трюмом…

После завтрака он взял рисунок, надел свою соломенную шляпу и позвал Юнаса. Они вышли во двор и уселись на пластмассовые белые стульчики, стоявшие прямо на газоне. Солнце начало припекать, особенно плечи. Юнас уставился в землю, будто увидел что-то в траве.

– Думаешь о вчерашнем? – осторожно спросил Герлоф.

Мальчик молча кивнул и слегка побледнел.

Вернулся страх.

– И все, что ты рассказывал… все так и было?.. Ты видел мертвых моряков, и старика в рубке, и парня с топором на палубе? Который приехал из Африки?

– Он не приехал из Африки – тихо сказал Юнас. – Просто я увидел его и почему-то вспомнил об Африке. Антилопы, жирафы… барабаны в джунглях.

Герлоф задумался.

– А ты был в Африке?

– Нет…

Разговор иссяк. Больше спрашивать нечего.

Герлоф взял свою палку и не без усилия поднялся:

– Значит, надо звонить в полицию.

Мальчик побледнел еще больше, и Герлоф поспешил его успокоить:

– Не бойся…там моя родственница.

* * *

Собственно, Тильда Давидссон, внучка покойного старшего брата, была единственным знакомым Герлофу представителем власти. Тильда жила на восточном побережье, и Герлофу повезло – он застал ее дома и коротко поведал о странном происшествии.

– Вот я и думаю, – осторожно сказал он, чтобы ей не пришло в голову, будто он опять пытается играть роль детектива, – может, береговая охрана видела ночью какую-то посудину?

– Понятия не имею! Я же не береговая охрана. К тому же у меня выходные.

Герлоф услышал детский смех в комнате, словно подчеркнувший неуместность его звонка, но все же продолжил:

– А ты можешь их попросить навести справки?

– Нет. Это может сделать оперативный координационный центр, если мы сочтем, что рассказ мальчика заслуживает доверия.

Герлоф вздохнул:

– А ты можешь подъехать? Сама определишь, заслуживает или не заслуживает.

И Тильда приехала. Одна, без формы и без коллег. На ней был просторный джинсовый сарафан. Уж не беременна ли? – подумал Герлоф. Подумал, но спросить не решился.

Тильда потискала двоюродных братьев и пожала руку Юнасу. Тот неохотно отложил пульт телевизионной игровой приставки.

– Тильда работает в полиции в Кальмаре, – сказал Герлоф. – Думаю, тебе самое время с ней поговорить.

Тильда повернулась к Герлофу.

– Ты тоже можешь присутствовать, – сказала она.

– Разве?

– Ты будешь понятым на допросе… или как лучше? Опросе? Мы иногда практикуем такое, чтобы не нарушать прозрачности.

Герлоф так и не понял, шутит она или говорит серьезно, но на всякий случай кивнул.

Они вышли во двор. Солнце жарило еще сильнее, чем час назад.

– Значит, ты каждое лето здесь проводишь? – обратилась Тильда к Юнасу.

Они уселись за стол под большим оранжевым зонтом.

– Не-а. Прошлым летом мы дома были. С мамой. Потому что папа…

Он замолчал и посмотрел на Герлофа.

– А где живет твоя мама?

– В Хускварне.

Герлоф молчал – пусть поболтают. Надо, чтобы мальчик почувствовал доверие. Понял, что ему хотят помочь.

Сначала они обсуждали телевизионные игры и коллекции карточек с знаменитыми футболистами – к удивлению Герлофа, Тильда неплохо в этих делах разбиралась. Потом она нагнулась поближе к мальчику и тихо спросила:

– Как я понимаю, ты каких-то ужасов насмотрелся этой ночью?

Юнас молча кивнул.

– Хочешь рассказать?

Рассказ занял минут двадцать и в точности совпадал с тем, что Герлоф слышал ночью. Тот же темный корабль в ночи, те же мертвецы, тот же тип с топором и старый «шведский американец» по имени Арон.

Герлоф все более и более убеждался, что мальчик говорит правду.

Потом они отпустили Юнаса в дом продолжать игру.

– Твой допрос к моему ничего не прибавил, – не удержался Герлоф.

– Это никакой не допрос. Допрашивать малолетних – очень тонкая штука. У нас для этого есть специально подготовленные люди. Мы так… поболтали немного.

– Ну и что? Займетесь вы этим делом?

– Каким делом, Герлоф? Для того чтобы координационный центр назначил следственную группу, должно быть место преступления. А его нет, как ты знаешь.

Герлоф развернул сложенный вчетверо рисунок:

– Зато есть вот что. Мы с Юнасом нарисовали, когда он проснулся. Он говорит, что это именно тот корабль. Лайба, вернее. Но это не эландская лайба.

Тильда с недоумением посмотрела на рисунок:

– Откуда ты знаешь?

– Слишком велика. Похожа на средних размеров баржу тридцатых годов. Мог бы быть сухогруз из Дегерхамна, на таких цемент перевозили. Но там не было баржи с таким названием – «Элия».

– Ну, хорошо… и где он теперь, этот «летучий голландец»? Я только что ехала по прибрежной дороге – пролив пуст.

– Как – где? Пошли дальше… мальчик сказал, у них дизель работал. Я тоже слышал ночью звук двигателя, какой-то корабль шел на север. И волну от него видел. Ушел в море…. – Герлоф помолчал. – Если его не затопили…

– Допустим. – Тильда повертела рисунок и вернула Герлофу. – Я, конечно, могу попросить береговую охрану быть начеку, но если они ничего не обнаружат, у нас ничего нет, чтобы продолжать. Рассказ мальчугана, и все.

– Насмерть перепуганного мальчугана. Его трясло, когда он ко мне явился среди ночи. Он и в самом деле видел что-то жуткое.

– Привидения на корабле-призраке…

– Если человек видит привидение, это еще не значит, что он видит привидение, – сказал Герлоф. – Могу тебе рассказать историю…

– Одну из твоих сказок про привидения? – Тильда скептически улыбнулась.

– Слушай, – Герлоф внушительно поднял палец, – это было не с кем-то, а со мной. В пятидесятые годы. Мы шли в Стокгольм с грузом… ничего особенного, в каботажной зоне вдоль берега. Нормальный рейс, раз в две недели. Рутина. И тоже был жаркий день, как сегодня. Мы зачалились в Оскарсхамне, грузили бочки с солидолом. Рядом у пирса стоял сейнер, с виду вполне ходовой, но что-то в нем было такое… нежилое. Будто его бросили. На борту – ни души. Но у моряков традиция – поприветствовать соседей. Так что загрузили мы эти бочки, и я пошел посмотреть, куда же подевались рыбаки. Может, напились и спят…

Герлоф посмотрел на запад, где между деревьями поблескивало, словно подмигивало, море.

– Постучал в рубку – никто не отвечает. Пустой сейнер. Ну что ж, сидят, наверное, в каком-нибудь кабачке на берегу. Можно возвращаться. Но меня что-то будто подтолкнуло – надо, думаю, и в трюм заглянуть. Смотрю – люк грузового трюма приоткрыт. Заглянул – а они там. Двое. Лежат и не шевелятся.

– Убиты?

– Я тоже так подумал. Спустился в трюм. Мертвые – да. Но, как у вас там говорят, никаких следов насилия. Только лица какие-то… синеватые. Я сразу сообразил, в чем дело, – и скорее на воздух. А дальше ничего не помню. Очнулся на палубе. Йон стоит и орет на меня. Значит, каким-то образом все-таки я выбрался на палубу и сразу отключился. Чувствовал себя… как живой мертвец. Жуткое дело.

– Так в чем же дело? Кто-то их отравил газом?

Герлоф покачал головой:

– Рыба. Они разбирали улов, чистили рыбу, а в такую жару вся эта чешуя и потроха начали гнить. Сероводород. Запах для них привычный. Но когда его много, человек гибнет.

– И часто такое бывает?

– Только не на современных сейнерах. Холодильные установки, лед… рыба не протухает. А на старых посудинах… вроде той, на которой был Юнас, бывало. Он же сказал – на палубе пахло рыбой. Так что вполне может быть, что эти мертвецы, которых он видел, отравились сероводородом.

Тильда поразмышляла.

– Значит, несчастный случай?

– Может, и так… Но вот что непонятно… Они были в трюме. Закрытое помещение, нет притока свежего воздуха… Но что они там делали? В двух шагах от берега? Похоже, кто-то заставил их туда спуститься. И задраил люк.

Тильда подумала немного, кивнула, достала мобильник и вышла во двор. Герлоф слышал только, как она тихо с кем-то разговаривает.

Через пару минут она вернулась:

– Поговорила с береговой охраной. По их данным, никаких судов в проливе ночью не было.

– А что ты им сказала?

– Сказала, что свидетель видел дрейфующий корабль на траверзе Стенвика. Тревогу они не объявляют, но обещали понаблюдать.

Герлоф взял свою палку и проводил Тильду до машины.

– А для тебя-то это важно? Вся эта история? – спросила она, открывая дверцу.

– Не могу сказать… но подростков тоже кто-то должен выслушать. Нельзя все списать на выдумки. Я был мальчишкой тоже… помню, как на кладбище покойник начал что-то выстукивать в гробу. Уже гроб в яму опустили, а он стучит. Отец надо мной посмеялся. Очень было обидно. Так что я стараюсь не смеяться, как бы смешно их рассказы ни выглядели… – Он посмотрел на Тильду: – А как твои привидения, там, у маяков?

– В отпуске. И я скоро пойду в отпуск.

Она села за руль и повернула ключ.

Что еще можно сделать? Герлоф напряженно соображал. Да ничего.

Вернулся в сад. Птицы пели вовсю, солнце палило, как в какой-нибудь Африке.

Корабль-призрак в проливе, старик в рубке? Шведский американец? Американский швед?

И парень. Из Африки.

ВОЗВРАЩЕНЕЦ

В этот жаркий летний полдень людей на пляже – как в какой-нибудь Ницце. Возвращенец и представить не мог, сколько туристов приезжает на Эланд в купальный сезон. Это ему на руку. Он спокойно затесался в толпу – кто обратит внимание на старика в шортах, красной футболке и темных очках?

Можно спокойно подойти к кургану в Стенвике, и никто не спросит, что он там делает.

Могильник, достопримечательность, памятник давно прошедших времен.

Он припарковал купленный в Стокгольме «форд» у длинного ряда почтовых ящиков и пошел пешком.

В проливе было полно катеров, с натужным ревом носившихся вдоль берега, чуть подальше – большие крейсерские яхты. И все. Ни одного рыболовецкого сейнера, ни одной баржи.

Сейчас, в солнечном свете, он с трудом припоминал вчерашнюю ночь. Баржа, матросы, которых он, угрожая пистолетом, загнал в трюм. Глухой взрыв, поднявшаяся на несколько секунда корма с винтом – и тишина. Такая тишина, которая может быть только ночью, далеко от берега. Ни следа – только неширокая волна от затонувшей баржи слегка толкнула катер.

Он миновал купальные мостки и пошел к известковому обрыву. Под обрывом шла неглубокая ложбина. Когда-то здесь добывали известняк, рабочие кирками врубались в камень – осталась только эта, похожая на окоп щель, заполненная щебнем и осколками камня. Никто из обитателей летних домов наверху видеть его не мог. Возвращенец шел медленно и осторожно, чтобы не оступиться.

Наконец он увидел над собой могильник. Ему показалось, что курган ближе к обрыву, чем семьдесят лет назад. Причуда памяти. А может быть, скала понемногу осыпается или выветривается.

Времени подвластно все.

Прямо под курганом в скале была ржавая железная дверь в прямоугольной бетонной раме. Похоже на вход в бункер. Скорее всего, один из многочисленных дотов, сооруженных во время войны.

Старик огляделся. По-прежнему никого поблизости.

Дверь заперта на цепь с массивным висячим замком.

Подергал цепь – куда там. Нужен инструмент. Болторез. Или арматурные кусачки.

Он постоял немного и увидел недалеко от двери узкую каменную лестницу. Возвращенец не без труда поднялся на обрыв и подошел к кургану. Вспомнил Свена.

Повернулся и посмотрел на виллы через дорогу. Большие одноэтажные виллы с огромными панорамными окнами и просторными деревянными верандами. Между ними – большой плавательный бассейн.

Теперь он был совсем рядом с семейством Клосс, несколько сот метров, не больше. И у него есть ложбина под обрывом. Там его никто не видит. А впрочем, даже если увидит – никто его здесь не знает. Никто и не догадывается, кто он.

И это намного облегчает задачу.

ЗЕМЛЯ ОБЕТОВАННАЯ, ИЮЛЬ 1931

Арон и Свен стояли на палубе со своими баулами. Пароход «Кастельхольм», дымя высокими черными трубами, входил в большую гавань, полную разнокалиберных судов – и грузовых, и пассажирских. «Кастельхольм» полз еле-еле, разворачиваясь у широкого бетонного пирса. Арон как завороженный смотрел на разворачивающийся перед ними огромный город. Широкие улицы, большие, красивые дома с длинными рядами узких окон.

Стокгольм куда меньше. Арон не знал, как называется этот город, знал только, что это Америка.

Соединенные Штаты. Новая земля…

Свен подхватил чемоданы и инструмент. Их провели в темный подъезд и поставили в очередь. Стояли довольно долго. Наконец подошел их черед. За кривым столом сидели два широкоплечих дядьки в гимнастерках и переводчик. Отвечал только Свен. Он показал паспорта, зачем-то протянул лопату. И без конца улыбался – и переводчику, и пограничникам.

– Мы приехали добровольно, потому что хотели приехать, – странно выразился Свен.

– Ясное дело, – кивнул переводчик. – А что вы собираетесь делать?

– Мы хотим работать. Оба. Строить страну.

Переводчик посоветовался с военными.

– А какая у тебя профессия?

– Я крестьянин. Земледелец, – поправился Свен. – Работал на мельницах тоже, но в основном – земля. И скотина, конечно. Но умею все… Мой сын… – он кивнул на Арона, – мой приемный сын учился в школе и мне помогал, когда свободен.

Переводчик заглянул в паспорт:

– Всего-то тринадцать лет…

– Он здоровый парень и работает на совесть.

Один из военных достал из папки фотографию. Усатый мужчина с острым взглядом прищуренных глаз.

– Знаешь, кто это?

– Ваш главный.

– А как его зовут?

Свен произнес какое-то малопонятное слово, и военный удовлетворенно кивнул.

Обмакнул ручку в чернильницу. Написал какую-то бумагу, потом подышал на печать и проштемпелевал паспорта. Новая страна открыла им свои двери.

Они прожили в городе три дня. Ночевали в какой-то маленькой гостинице рядом с вокзалом и бродили по улицам. Широкие улицы забиты народом – откуда столько? Все говорили на непонятном Арону языке и куда-то торопились.

Свен явно чувствовал себя не в своей тарелке. Настроение у него испортилось, он даже пару раз влепил Арону подзатыльник.

По вечерам Свен куда-то надолго уходил, и Арон ждал его, сидя у окна.

На второй вечер Свен явился окрыленный. Все образуется, сказал он. Он встретил парня, говорящего по-шведски.

– Мы едем дальше, – сказал он. – На север, на стройку. Там полно скандинавов. И есть работа. Бесплатные билеты! – В голосе его звучало ликование. – Ты только подумай: бесплатные билеты!

Арону хотелось остаться в этом красивом и загадочном городе, но протестовать он не решился.

На следующий день они сели на поезд. Постепенно исчезли высокие каменные дома. Сначала попадались деревни, а потом начался лес, нетронутые сосняки и ельники. В лесных прогалинах то и дело мелькала вода – из поезда не определить, река это или озеро.

Поезд набит рабочими. Все со своим инструментом – лопаты, ломы, пилы и топоры.