Текст книги "Волшебный фонарь. Хроника жизни Марины Цветаевой: от рождения до начала взрослой жизни (1892–1912)"

28 июля, понедельник

Марина Цветаева пишет письмо Петру Юркевичу из Тарусы в Орловку в два приёма: утром и вечером.

Это письмо201201
  Цветаева М. И. Собрание сочинений в семи томах. Т. 7. Письма. М.: Эллис Лак, 1995. С. 717—721.


[Закрыть] – ответ на первое письмо, написанное Петром Юркевичем.

«Откровенность за откровенность, Понтик.

Хотите знать, какое впечатление у меня осталось от Вашего письма?

Оно всецело выразилось в тех нескольких словах, к <отор> ые вырвались у меня невольно:

– «Какой чистый, какой смелый!» —

– «Кто? – спросила сидевшая тут же Ася и многозначительно прибавила, – да мне вовсе не интересно знать. Кто бы то ни был – всё равно разочаруешься!» —

– «Не беспокойся, этого не будет! – сказала я.

– «Давай пари держать, что через месяц, много 1 1/2 ты придёшь ко мне и скажешь: „А знаешь, Ася, это не то, совсем не то“». —

– «Пари держать не хочу, всё равно проиграешь ты. Знаешь, повесь меня, если это не будет т <а> к!» —

– «Ладно!» – Ася подошла к стене и нарисовала виселицу с висящей мной.

– «Я тебе дюжину примеров приведу, – продолжала моя дорогая сестрица, – больше дюжины, считая только последние два года!» —

Действительно, пришлось нехотя признаться в том, что каждое «очарование» влекло за собой неминуемое «разочарование».

А сколько их было! —

Но не о них я хотела говорить.

Ваш тип – тип смелого, чистого, самоотверженного борца сходит со сцены.

От Вас веет чем-то давно прошедшим, милым, светлым.

В Вас есть свойство, почти исчезнувшее, – энтузиазм, любовь к мечте.

А это много, скажу больше – это почти всё! Энтузиазм, стремление вверх, к звёздам, прочь от пошлой скуки, жажда простора и подвига – вот что движет жизнь вперёд, делает её сверкающей, сказочной. А жизнь должна быть сказкой… по смыслу (по форме это редко удаётся). Только не детской весёлой сказочкой с опасностью в виде бабы яги посредине и благополучным концом (в виде национального гимна и Тасенек202202
  Воображаемая дочь Сергея Юркевича (см. утреннее письмо от 22 июля 1908 года).


[Закрыть]), а такой сказкой, чтобы дух захватывало, когда её станешь читать или, вернее, когда «наши внуки» станут её слушать.

Я люблю гранёные стекла и в детстве была способна по целым часам их рассматривать, не скучая. Пусть наша жизнь будет к <а> к гранёные стекла, – на меньшем мириться нельзя. Моему понятию о жизни всецело соответствует следующее стихотворение Максима Горького, писанное им, когда он ещё не был правоверным марксистом.

 
Песня о Марко
 
 
В лесу над рекой жила фея,
В реке она часто купалась,
Но раз, позабыв осторожность,
В рыбацкие сети попалась.
Её рыбаки испугались,
Но был с ними юноша Марко.
Схватил он красавицу-фею
И стал целовать её жарко.
А фея, к <а> к гибкая ветка,
В могучих руках извивалась
И в Марковы очи глядела
И тихо чему-то смеялась.
Весь день она Марко ласкала,
А к <а> к только ночь наступила,
Пропала весёлая фея…
У Марко душа загрустила.
 
 
И день ходит Марко, и ночи
В лесу над рекой, над Дунаем,
Всё ищет, всё стонет – «Где фея?» —
А волны смеются: «Не знаем!» —
Но он закричал им – «Вы лжёте,
Вы сами играете с нею!»…
И кинулся юноша глупый —
В Дунай, чтоб найти свою фею… —
Купается фея в Дунае,
К <а> к прежде до Марко купалась,
А Марко уж нету, но всё же
О Марко хоть песня осталась!
А вы на земле проживёте,
К <а> к черви слепые живут, —
Ни сказок про вас не расскажут,
Ни песен про вас не споют.
 

Конечно, если смотреть на всю эту историю с точки зрения «пользы» и «результатов» – получится бессмыслица. К чему Марко бросился в реку? Наконец, не лучше ли ему было остаться на берегу за чисткой рыбы и бросить мысли о промелькнувшей в его жизни сказке – фее.

Такая идиллия: чистил бы Марко свою рыбу или возил бы её в соседний город, откуда возвращался бы навеселе, а на следующий день снова закидывал свои сети, и т <а> к всю жизнь.

Но случилось нечто странное: увидев фею, Марко вдруг понял, что Дунай лучше жизни с продажей рыбы.

Он сгорел за свою мечту, за свой порыв. Именно т <а> к я понимаю революцию – не к <а> к средство наполнения голодных желудков, а к <а> к горение за мечту, м <ожет> б <ыть>, такую же призрачную и обманчивую, к <а> к дунайская фея.

В этом мы, наверное, с Вами разойдёмся. Вы говорите: отдать жизнь за счастье других. Я скажу: отдать жизнь за мечту (к <отор> ая, может быть, причинит людям вред, впрочем, в моём случае и в Вашем это не т <а> к).

Сейчас душно, – собирается гроза, и поэтому к <а> к-то не пишется.

Вернулась сейчас с купанья, во время к <оторо> го произошла следующая сценка. Когда мы пришли на берег – там сидел один маленький мальчишка с коровой и телёнком. Мы пообещали ему стеречь корову, если он уйдёт. В самый разгар купанья корова и телёнок, накупавшись вдоволь, ушли на луг. Вскоре послышался рёв пастушонка, к <отор> ый околачивался где-то поблизости.

– «К <а> к, ты здесь, Лялька, ты не ушёл? – крикнула Ася, обрадовавшись предлогу избавиться от коровы и телёнка, – ты обещал уйти, а сам не уходишь, вот теперь загоняй их сам!» —

Рёв ещё более усилился.

– «Да, Лялька! – поддержала я, – и не воображай, что мы будем их загонять!» —

Рёв перешёл в нечто ещё более сильное, чему названия я не знаю.

– «Загоняй сам!» – радостно вопили мы из воды. Вдруг среди рёва послышалось нечто похожее на слова.

– «Что?» – переспросили мы.

– “ -ё-ё-ёнка!» – донеслось с горки.

– «Что?» —

– «Тейё-ё-ёнка-а-а!» —

– «Да что?» —

– «Я койову, а вы тейе-ёнка!» —

На том и порешили. Лялька с рёвом загнал корову, а телёнка, к <отор> ый был рядом с ней, оставил для нас. Простите за такую ерунду, просто очень уж смешно было, а Вам, наверное, со стороны просто странно. Вчера вечером я вышла побродить в поле. У нас полей мало, всё больше лес. Ну вот бродила я меж жёлтой рожью, садилось солнце – и край неба был огненно-красный, переходящий в золотой. Приближающаяся темнота, бледный месяц, голубоватая даль – всё это настраивало к грусти. Я думала над тем, почему люди т <а> к одиноки. Ведь это ужас, подумайте, это проклятие. И ведь никогда люди, даже самые, самые близкие, не могут знать, что происходит в душе друг у друга. Счастлив тот, кто не гонится за тем, чтобы понять. Вот я говорю с Вами (это я т <а> к для примера беру) и никогда не знаю, серьёзно ли Вы говорите или шутя, не могу поручиться за то, что Вы понимаете моё настроение…

Ну вот, я думала т <а> к и медленно шла, глядя на тоскливую даль. [Зачёркнуто.] И к <а> к-то сразу сделалось холодно и захотелось домой.

Небо совсем померкло, а при свете луны поля сделались какие-то странные, грезящие, холодные.

Вся оторванность человека от природы вдруг ярко стала мне понятна. И вышло т <а> к: люди – чужие, природа – чужая, далёкая.

И грустно-грустно было возвращаться по лесу домой, где кроме химии и алгебры никто не ждёт.

Вы будете виноваты, если я провалюсь по обоим предметам, т <а> к и скажу.

– «Это Петя виноват, я хотела учиться!» —

– «Какой Петя?» – удивлённо спросит педагог.

– «А такой, Понтик! – сквозь слёзы отвечу я и для пояснения прибавлю, – чёрный!» —

На педагогическом совете будет разбираться вопрос о причине неуспешности экзамена г <оспо> жи Ц <ветаевой>.

– «Моё мнение, – проворчит нечто вроде Степаненки203203
  Вероятно, речь идёт о Николае Николаевиче Степаненко, преподавателе женской гимназии им. В. П. фон Дервиз, где обучалась Марина Цветаева в 1906—1907 годах, и Московской 4-й мужской гимназии, которую окончили Пётр Юркевич и его братья.


[Закрыть], – что она во сне увидела какого-нибудь арапа, Петю…» —

– «Почему же Петю, а не Колю?» – тоненьким голоском спросит учитель алгебры.

– «Это всегда т <а> к во сне! – скажет начальница, – думаешь про Колю, а увидишь Петю».

– «И т <а> к испугалась, что ничего не сумела сказать», – докончит «нечто».

– «Чёрный… Гм… Это не антихрист ли? – глубокомысленно изречёт батюшка, – оно иногда того…» —

– «Именно, именно, анархист! – тоненьким голосом поддержит „алгебра“, – а за знакомство с анархистом»…

– «Антихристом!» – поправит батюшка.

– «Да, да, я т <а> к и сказал. Ит <а> к, за знакомство с недозволенными лицами мы г <оспо> же Ц <ветаевой> поставим 0». —

– «Для искоренения злонравия», – буркнет «нечто».

– «Для возвращения заблудшей овцы на путь истинный!» – пробасит молчавшая «химия».

Ит <а> к, Вы и анархист и антихрист, а по-настоящему милый чёрный пойнтер. К <а> к у нас красиво! Я часто ужасно жалею, что Вас здесь нет. Такая широкая спокойная река, отражающая все настроения неба, заглохшие дороги, заливные луга, горы Вам бы, верно, здесь очень понравились. Почему я не могу Вас пригласить вместо Сони? Сижу на своей вышке204204
  Подразумевается небольшая, левая, комната-светёлка на втором этаже тарусского дома Цветаевых. Аналогичную ей правую комнату занимала Анастасия Цветаева.


[Закрыть], где провожу почти весь день. Видна голубая вдумчивая река, нежно-зелёные, трепетные берёзы, в к <отор> ых я в детстве по близорукости и сильно развитой фантазии видала рыцарей и волшебников с длинными бородами. Вы когда-нибудь обращали внимание на красоту дыма. Он т <а> к хорошо умирает наверху, в голубом небе!

Недавно я написала стихи, конч <ающиеся> т <а> к:

[Зачёркнуто.]

 
Не смущайтеся, люди, исканьями правды напрасными,
Будьте дети, идите к тому, что вас манит и радует,
Только в смерти должны мы печальными быть и прекрасными,
К <а> к те грустные листья, что падают, падают, падают…
 

Когда я получила Вашу закрытку, я ужасно удивилась и весь день ходила в очень странном настроении.

Мне даже одну минуту показалось, что Вы – нечто мной вымышленное, а не действительность.

Бывают такие дни, когда ходишь к <а> к во сне, мало замечая то, что происходит. Мой учитель по алгебре был страшно удивлён, вернее, недоволен тем, что я ник <а> к не могла понять, что такое разложение на множители и алгебр <аическое> деление. (Последнее, кстати, т <а> к и осталось непонятым мною, и опять Вы виноваты.)

Больше всего меня удивило в Вашей закрытке то выражение, что «и у меня» бывает хандра. Повторяю Вам, что тоска – моё обычное состояние, из к <оторо> го я на время вышла, благодаря Вам. Унизительно жить, не зная зачем. А вот что Вы, избалованный, хорошенький дамский кавалер, очаровательный «jeune homme» (молодой человек (фр.) – Ю. П.) – и вдруг отрицаете саниновщину – это меня ужасно удивило и обрадовало.

Я Вас раньше ведь терпеть не могла (м <ожет> б <ыть>, это т <а> к будет, не ручаюсь за себя дольше сегодняшнего дня, и то много!), всё говорила Соне – «Ну, милая, и противный же твой Петя, вот антипатичный!» —

Я никого больше на свете не ненавижу, чем хорошеньких студентов, для к <отор> ых цель жизни «побеждать» всех, начиная с высокопоставленных дам и кончая горничными и др <угими> ещё получше, а Вы мне казались именно таким типиком. И вот, когда я узнала от Сони, что Вы должны скоро приехать (в Орловку – Ю. П.), м <ожет> б <ыть>, уже приехали, мне сделалось очень неприятно, т <а> к к <а> к я не желала нарушать тишины Вашего дома и вместе с тем быть приветливой к «победителю» не могла. Я даже колебалась, ехать ли.

А что я немножко «щетинилась» вначале – естественно.

Во всяком случае, в настоящую минуту я к Вам отношусь очень хорошо, а что будет – не знаю, тогда увидим. Это и не т <а> к важно.

Потом когда-нибудь, в Москве, если будем друзьями, я Вас спрошу одну вещь, к <отор> ую мне бы хотелось знать. Только не в комнате. Где-нибудь на улице, вечером, а то я совсем не могу разговаривать, когда на меня смотрят.

Теперь лунные ночи. Гуляете ли Вы? Давайте поедем на шарабане сегодня вечером. Никогда не забуду того тоскливого чувства одиночества, к <отор> ое охватило меня, когда поезд двинулся (отъезд Марины Цветаевой из Орловки – Ю. П.).

Слушайте, пожалуйста, назовите Вашу первую дочь Мариной, ладно?

Часто ли Вам пишет Е (ва?)?

Глажу Вас против шёрстки и буду рада, когда она отрастёт.

Писал ли Серёжа? Насчет него я нахожусь в одном сомнении.

Я на Вас загадывала по одной книге, и вот что вышло:

 
«…И думы шептали: «Не ждите чудес,
Жрецы Вам солгали, и Он не воскрес!»
И долго с тревогой глядели в окно.
Там не было Бога, там было темно».205205
  Строки из стихотворения «Бог» из сборника Е. М. Тарасова «Земные дали» (СПб.: «Шиповник», 1908. С. 38).


[Закрыть]
 

Вы, наверное, очень мучились над религиозными вопросами?

Наверное, Соня очень рада, что я уехала. Устроила ли она Вам то, о чём я её просила, или нет?

[Зачёркнуто.]

Пока всего Вам хорошего. Спасибо за хорошее письмо.

Написала много ерунды – не взыщите.

Исполнится ли Асино предсказание, – мне интересно. Пишите.

МЦ.»

Вечернее письмо.206206
  Цветаева М. И. Собрание сочинений в семи томах. Т. 7. Письма. М.: Эллис Лак, 1995. С. 722—723.


[Закрыть]

«Вечером 28-го июля 1908.

Милый щенёнок Вы мой (не обижайтесь, что я Вас т <а> к зову, я очень люблю собак), к <а> к бы Вам объяснить получше, почему мне т <а> к трудно жить.

Видите ли, я сознаю свою полную непригодность для жизни. Революция, к <а> к и всякий подъём, – только миг, а жизнь т <а> к длинна. Представьте себе, ведь не сразу же Вы из маленького мальчика с оскаленными постоянно для смеха зубами сделались большим и серьёзным.

Это ведь всё сделалось день за днем, никаких скачков в Вашей жизни не было. Ведь вся жизнь – бесконечный ряд «сегодня», «вчера» и «завтра».

Чем заполнить жизнь? Ну, укажите мне что-нибудь такое, чем можно было жить всю жизнь.

Мне страшно хочется умереть рано, пока ещё нет стремления вниз, на покой, на отдых.

Ну представьте себе такую встречу. Вы – почтенный учитель гимназии, отец семейства и пр <очее>. Я – сорокалетняя дама с солидным супругом. Очаровательно, не правда ли?

А самое худшее – это если мы оба не окончательно заснем и при встрече вспомним прошлое.

Подумайте, до чего легко свернуться с пути. Момент слабости, отчаяния, минутное увлечение – и расплата на всю жизнь.

Нужно быть вечно на страже, к <а> к бы не свихнуться.

Петя, Вы вот умный, смелый, чистый, скажите – чем нужно жить? Если жить чувством, порывом – какое право мы имеем тогда обвинять Санина? Делить порывы на добрые и злые слишком рассудочно и скучно. Выходит какая-то добродетель на постном масле. Выходит т <а> к: или постоянно следить за собой, держать себя в своих руках, или жить по голосу сердца, называя добрым то, что искренно, будь это хоть та же ненавистная саниновщина.

Я понимаю – быть одиноким ради чего-нибудь, ради какой-нибудь идеи. Но не имея ничего определённого, что бы заполняло всё существо, и быть одиноким – трудно.

На пути столько заманчивых станций, кажется, что только на минутку зайдёшь отдохнуть, а там не хватит силы выбраться на настоящую дорогу, махнешь рукой и останешься.

Вот странно, я Вас т <а> к мало знаю и говорю с Вами т <а> к откровенно, к <а> к с немногими. М <ожет> б <ыть>, это потому, что я пишу вечером? Но начало письма писалось утром, при солнце.

Если Вы думаете, что я ломаюсь, – пожалуйста, напишите.

М <ожет> б <ыть>, Вы и сам ломаетесь, а совсем не я. Меня злость разбирает.

Мы едем с Вами в шарабане. Уже стемнело. Звёзды. Налево небольшой лесок, кругом всё поле, ровное-ровное, к <а> к будущий строй.

Мне жаль, что я не знала Вас маленьким. Какой Вы были? Самолюбивый, с выдержкой, мне кажется. Отчего-то с Серёжей нам никогда не удавалось поговорить к <а> к следует. Пробовали переписываться прошлым летом и рассорились. Серёжа больно взъелся на меня за то, что я была причиной падения (на очень короткий срок) его авторитета в глазах Сони. Кстати, Соня прислала Асе «серьёзное» письмо, полное «изречений».

Будем ли мы видеться в Москве?

Ну, пора кончать, да и Вам пора спать. По-прежнему ли Вы спите целыми днями? Весело ли было в Соковнине? К <а> к сошёл концерт?

Написала я Вам, кажется, много лишнего, но горе моё в том, что я всегда пересолю, – не умею остановиться вовремя.

Никогда бы не сказала, что буду писать такие длинные письма «избалованному мальчику».

К <а> к хорошо, что мы не «благородно ретировались» друг перед другом, правда?

Напишите мне хорошенько обо всём.

Всего, всего лучшего.

МЦ.»

Не позднее 31 июля, четверг

Марина Цветаева пишет письмо Петру Юркевичу из Тарусы в Орловку.207207
  Цветаева М. И. Собрание сочинений в семи томах. Т. 7. Письма. М.: Эллис Лак, 1995. С. 723.


[Закрыть] Это ответ на его письмо:

«Никакой милости от Вас в виде «протянутой руки» и Ваших посещений я не желаю, и не думала даже рассчитывать на Вас, т <а> к что Ваши опасения оказались напрасными.

Помилуйте, рассчитывать на такого интересного молодого человека – да ещё в Москве, к <отор> ая переполнена такими хорошенькими барышнями (даже в декадентском вкусе есть), – это мне даже в голову не приходило, а если и приходило – то на очень короткое время и теперь уж не придёт, смею Вас в этом уверить.

Извиняюсь за те длинные сердечные излияния, к <оторы> ми утруждала Вас, жалею, что Вы с самого начала нашего знакомства не «указали мне моё место».

Впрочем, винить здесь некого, т <а> к к <а> к я сама должна была бы его знать.

Очень благодарна Вам за перечисления знаменитостей, населяющих Тульскую губ <ернию>.

Забудьте эпизод нашего знакомства и не берите на себя труд мне отвечать.

М. Цветаева.»

К этому письму сохранился единственный конверт, с адресом, надписанным сначала карандашом, а затем обведённым чёрными чернилами: Разъезд «Толстое» / Данково-Смоленской ж <елезной> д <ороги> / Имение Орловка / Его Высокоблагородию / Петру Ивановичу Юркевичу. На конверте имеется почтовый штемпель: Таруса Калуж <ской губернии>, 1.8.08.

4 августа, понедельник

Марина Цветаева пишет письмо Петру Юркевичу из Тарусы в Орловку.208208
  Цветаева М. И. Собрание сочинений в семи томах. Т. 6. Письма. М.: Эллис Лак, 1995. С. 23—27.


[Закрыть] Это ответное письмо:

«Извиняюсь за последнее письмо. Сознаюсь, что оно было пошло, дрянно и мелко.

Приму во внимание Ваш совет насчет «очарований» и «разочарований». Соглашаюсь с Вами, что слишком люблю красивые слова. Мне было страшно тяжело эти последние дни. Учиться я совсем не могла. Сначала была обида на Вас, а потом возмущение собой. Правда всегда останется правдой, независимо от того, приятна она или нет. Спасибо Вам за неприятную правду последнего письма. Таких резких «правд» я ещё никогда ни от кого не слыхала, но, мирясь с резкостью формы, я почти совсем согласна с содержанием.

Только зачем было писать так презрительно? Я сознаю, что попала в глупое и очень некрасивое положение: сама натворила Бог знает что и теперь лезу с извинениями. М. б. Вы будете надо мной смеяться, – но я не могу иначе, жить с сознанием совершенной дрянности слишком тяжело. Всё же и с Вашей стороны было несколько ошибок.

1) Вы могли предоставить моей деликатности решение вопроса о «рассчитывании на Вас в Москве», уверяю Вас, что я и без Вашего замечания не стала бы злоупотреблять Вашим терпением.

2) Вы должны были повнимательнее прочесть моё письмо и понять из него, что моё мнение о Вас как о «charmant jeune homme» (очаровательном молодом человеке (фр.) – Ю. П.) и дамск <ом> кав <алере> было до знакомства, а другое после, так что моя логика оказалась вовсе не такой скверной.

Впрочем мои промахи бесконечно больше Ваших, так что не мне Вас упрекать.

Отношусь к Вам как к славному, хорошему товарищу и как товарища прошу прощения за всё. Прежде чем написать это я пережила много скверных минут и долго боролась со своим чертовским самолюбием, к <оторо> му никто до сих пор не наносил таких чувствительных ударов как Вы.

Ваше дело – простить мне или нет.

Не знаю как выразить Вам всё моё раскаяние, что обидела такого милого, сердечного человека, как Вы и притом так дрянно, с намёками, чисто по-женски.

Как товарищу протягиваю Вам руку для примирения.

Если её не примете – не обижусь.

Ваша МЦ.

Р. S. Если будете писать – пишите по прежнему адр <есу> прямо мне. Насчёт химии и алгебры я ведь шутила, неужели Вы приняли за серьёзное? – »

13 августа, среда

Марина Цветаева пишет письмо Петру Юркевичу из Тарусы в Орловку:209209
  Цветаева М. И. Собрание сочинений в семи томах. Т. 6. Письма. М.: Эллис Лак, 1995. С. 20—23.


[Закрыть]

«Как часто люди расходятся из-за мелочей. Я рада, что мы с Вами снова в мире, мне не хотелось расходиться – с Вами окончательно, потому что Вы – славный. Только и мне трудно будет относиться к Вам доверчиво и откровенно, как раньше. О многом буду молчать, не желая Вас обидеть, о многом – не желая быть обиженной. Я всё-таки себе удивляюсь, что первая подошла к Вам. Я очень злопамятная и никогда никому не прощала обиды (не говоря уже об извинении перед лицом меня обидевшим).

Впрочем, все это Вам должно быть надоело, – давайте говорить о другом.

Погода у нас серая, ветер пахнет осенью. Хорошо теперь бродить по лесу одной. Немножко грустно, чего-то жаль.

Учу немного свою химию, много – алгебру, читаю. Прочла «Подросток» Достоевского. Читали ли Вы эту вещь? Напишите – тогда можно будет поговорить о ней. Вещь по-моему глубокая, продуманная.

Приведу Вам несколько выдержек.

«В нашем обществе совсем не ясно, господа, Ведь Вы [Я вдруг вообразила, что это я говорю с Вами и поэтому употребляю большую букву В (примеч. М. Цветаевой).] Бога отрицаете, подвиг отрицаете, какая же косность, глухая, слепая, тупая может заставить меня действовать так, если мне выгоднее иначе. Скажите, что я отвечу чистокровному подлецу на вопрос его, почему он непременно должен быть благородным.

Что мне за дело до того, что будет через тысячу лет с человечеством, если мне за это, «по-Вашему» (опять, точно я Вам это говорю, хотя и я могла бы сказать нечто подобное, особенно насчет подвига), «ни любви, ни будущей жизни, ни признания за мной подвига не будет? Да чёрт с ним, с человечеством, и с будущим, я один только раз на свете живу!» —

«У многих сильных людей есть, кажется, натуральная потребность найти кого-нибудь или что-нибудь, чтобы преклониться.

Многие из очень гордых людей любят верить в Бога, особенно несколько презирающие людей. Сильному человеку иногда очень трудно перенести свою силу. Эти люди выбирают Бога, чтоб не преклоняться перед людьми: преклоняться перед Богом не так обидно. Из них выходят чрезвычайно горячо верующие, – вернее сказать – горячо желающие верить, но желания они принимают за самую веру. Из этаких особенно часто выходят разочаровывающиеся».

«Самое простое понимается всегда лишь под конец, когда уже перепробовано всё, что мудрёней и глупей». —

«На свете силы многоразличны, силы воли и хотения в особенности. Есть t° кипения воды и есть t° каления красного железа». – (И здесь химия. О, Господи!)

«Мне вдруг захотелось выкрасть минутку из будущего и попытать, как это я буду ходить и действовать». —

Вам понятно такое ощущение?

«Вообще до сих пор во всю жизнь, во всех мечтах моих о том, как я буду обращаться с людьми – у меня всегда выходит очень умно, чуть же на деле – очень глупо!

Я мигом отвечал откровенному откровенностью и тотчас же начинал любить его. Но все они тотчас меня надували и с насмешкой от меня закрывались». —

Не находите ли Вы, что последнее часто верно? Я без всяких намёков, Вы не думайте. Но и Вы, очень Вас прошу, обходитесь без них. Теперь я невольно над каждым словом думаю – не ехидство ли какое.

Теперь, чтобы закончить письмо как следует, спишу Вам одни стихи Евгения Тарасова, к <отор> ые должны Вам напомнить одно настроение в Вашей жизни.

 
– Они лежали здесь, в углу,
В грязи зловонного участка,
Их кровь, густая, словно краска
Застыла лужей на полу.
Их подбирали, не считая,
Их приносили – без числа,
На неподвижные тела
Ещё не конченных кидая,
Здесь были руки – без голов,
Здесь были руки – словно плети,
Лежали скомканные дети,
Лежали трупы стариков,
У этих – лица были строги,
У тех – провалы вместо лиц,
Смотрели вверх, глядели ниц,
И были босы чьи-то ноги,
И чья-то грудь была жива,
И чьи-то пальцы шевелились,
И губы гаснущих кривились,
Шепча невнятные слова…
Декабрьский день светил им скупо,
Никто не шёл, чтоб им помочь…
И вот, когда настала ночь —
Живых не стало, были трупы.
И вот лежали там, в углу,
Лежали тесными рядами,
Все – с искажёнными чертами
И кровь их стыла на полу.210210
  Стихи Е. М. Тарасова «Они лежали здесь в углу…», посвящённые расправе над участниками Декабрьского вооружённого восстания 1905 года.


[Закрыть]
 

Да, это посерьёзнее будет, чем «намёки» и «упрёки».

Пишите, я всегда рада Вашим письмам. Всего лучшего.

МЦ.

<Приписки на полях:>

Завидую Вашим частым поездкам, часто вспоминаю об Орловке. Спасибо за пожелание «спокойных дней», мне они не нужны, уж лучше какие ни на есть бурные, чем спокойные. Я шучу.

Числа до 18-го пишите в Тарусу, впрочем, когда я уеду – напишу и дам московский) адр <ес>.

Как же Вы решили насчёт университета?

Вы с Серёжей чудаки! Сами ложатся спать, а др <угим> желают спокойной ночи. Я получила письмо среди белого дня и спать совсем не хочу.

Письмо даже на ощупь шершавое, попробуйте. А всё-таки Вы славный! (Логики в последнем) восклицании нет, ну да!..)

Что милая Норка, Буян, моя симпатия. Утеха и пр <очие>.211211
  Клички собак, живущих в Орловке.


[Закрыть] Мне в настоящую минуту хочется погладить Вас по шёрстке, т.е. против.

Написала одни стихи, – настроение и мысли в вагоне 21-го июля, когда я уезжала из Орловки. Прислать? —

А «больные» вопросы. Вы правы, теперь не следует затрагивать, лучше когда-нибудь потом. Как хорошо, что Вы всё так чутко понимаете.

Я Вас очень за это ценю.

Что Соня? Хандрит ли? Какие известия от Серёжи? План относительно Евг. Ив. я не оставила, дело за согл <асием> Собко.»