Текст книги "Король-Лебедь"

Тяжелая штука – романтика

После истории с озером на крыше король отправился в Нойшванштайн. Он снова много ездил верхом, высматривая красивые места для построек. Но на этот раз его сопровождал его новый друг Йозеф Кайнц, чье пение было так некстати прервано уходом воды из бассейна и смехом короля.

На самом деле Людвиг всегда щедро одаривал выступавших для него актеров, и, несмотря на прерванное выступление, Кайнц получил свой гонорар, но должно быть, молодому человеку этого показалось мало. Идея занять место великого Вагнера рядом с восторженным и склонным поддаваться на сантименты короля кружила головы многим творческим людям.

И Кайнц не был исключением. Признаться, еще в театре, на репетициях и показах, устраиваемых для Людвига, он всячески старался привлечь к себе его внимание, но случай никак не выдавался. Поэтому Кайнц был счастлив, получив приглашение в замок Берг, где у него появлялся шанс поговорить с королем лично и, если повезет, набиться ему в друзья.

Но это было не самым простым делом. Йозеф Кайнц прекрасно знал о неудачах актрис, добивавшихся любви короля, о его незадачливой невесте, молодых гениях, являвшихся к королю с целью убедить его вкладывать деньги в их проекты.

В лучшем случае король вежливо выслушивал просителей, обещая подумать, и потом на вечные времена закрывал двери своих замков для неудачников. В то же время он видел, как совсем недавно король выбрасывал бешеные деньги на постановки опер Вагнера. Читал в газетах о бешенно дорогих постройках, которые финансировал король. Людвиг отнюдь не был скуп. Но при этом говорить с ним о деньгах Кайнц считал возмутительной оплошностью.

«Романтика и только романтика может заставить Людвига остановить свой взор на ничтожном актере. Король не мизантроп, он одинокий человек, жаждущих дружбы и любви. Он молчит, потому что ему не с кем говорить. И читает вслух стихи, когда они начинают переполнять его до такой степени, что их уже невозможно удерживать в себе.

Итак, если мне удастся прослыть романтиком, Людвиг потянется ко мне, как к человеку, который хотя бы отчасти заменит ему Вагнера. А значит, у меня будет все!»

Решив так, Кайнц приступил к осуществлению своего плана. Первым делом он воспользовался тем, что его блистательная ария была прервана самим же королем, и на следующий день сделал фальшивую попытку покончить с собой, оставив письмо, в котором объяснял свой поступок тем, что не в состоянии более сопротивляться преследующему его року. Который даже в день, когда актер мог произвести на короля должное впечатление, подстроил аварию в бассейне и тем самым испортил эффект от исполняемого произведения. Свою предсмертную записку он адресовал непосредственно королю, к которому обращался с заверениями искреннего восторга и робкой попытки боготворить его. При этом Кайнц клял себя за то, что не смог исполнить желания короля и пропеть все выбранные им произведения. Беря на себя вину за приключившуюся поломку, так как, по версии Кайнца, ничего такого не произошло бы, если бы не его злая судьба.

О случившемся доложили Людвигу, и тот тут же явился к пострадавшему, уверяя его в своей симпатии к нему и отсутствии вины последнего в аварии на крыше.

Король велел поместить актера в лучший госпиталь, где за ним был установлен надлежащий уход.

После излечения Людвиг пригласил Кайнца спеть для него еще раз и нашел данные молодого человека многообещающими. Слово за слово, они подружились.

Со времени дружбы с Вагнером Людвиг не получал такого наслаждения от общения с людьми. Наконец–то он чувствовал рядом с собой искреннего единомышленника и друга. Вместе они часами скакали по горам, плавали на лодке, наблюдали за звездами из обсерватории, построенной в Нойшванштайне. И все время Кайнц был вынужден учить новые и новые стихи и целые роли, которые ежедневно задавал ему король.

Благодаря Людвигу Кайнц узнал об искусстве декламации, о котором прежде даже не слышал. Король часами заставлял его произносить какую–нибудь одну фразу, вытачивая ее с упорством профессора. Позанимавшись декламацией, они шли в библиотеку или фехтовали на рапирах.

По ночам, когда несчастный мечтал только об одном – уснуть, Людвиг вез его в Марокканский дом, где заставлял курить кальян, рассуждая об искусстве. Кайнц умирал от отсутствия сна и накапливающейся усталости. Король был богатырем, который мог за раз выпить несколько бутылок вина и не быть при этом пьяным. После вина Кайнц становился вялым и безразличным.

Однажды, после того как Людвиг в порядке высочайшего доверия отвез Кайнца в грот Венеры и они там битых шесть часов плавали на лодке и слушали музыку, актер понял, что еще немного, и он поднимет руку на особу государя.

Людвиг же излучал энергию и радость, он пел, танцевал, расхваливал недавно увиденные картины, а потом вдруг велел собираться и отправляться в театр.

После театра был ресторан. Изможденный Кайнц упал за стол, желая только одного – напиться и уснуть. Одетый в ливрею официант налил им по бокалу вина. Но едва только актер притронулся к нему, как Людвиг потребовал, чтобы тот прочитал ему монолог из «Валькирии», который тот должен был исполнять во втором акте.

Уставший сверх меры Кайнц отказался, сославшись на тяжелый день, чем смертельно оскорбил Людвига. Шутка ли: назвать «тяжелым днем» столь возвышенное времяпрепровождение, которое он сам заранее придумал и срежиссировал для него!

Обиженный Людвиг встал из–за стола и, не притронувшись к еде, вышел из зала.

– Ты устал. Отдохни, – бросил он через плечо понявшему уже свою ошибку Кайнцу.

Людвиг и Захер-Мазох[37]37
  Леопо́льд фон За́хер-Мазо́х (нем. Leopold Ritter von Sacher-Masoch); 27 января 1836, Львов – 9 марта 1895, Франкфурт-на-Майне) – австрийский писатель, автор романов и новелл на эротические темы. Термин «мазохизм» напрямую связан с его именем.


[Закрыть]

Популярный писатель Леопо́льд фон За́хер-Мазо́х получал много писем от своих поклонников, поэтому он не придал особого значения письму, присланному из горной Баварии и подписанному невиданным ему маркизом Саверни. Следующее письмо от маркиза неожиданно пришло с почтовым штемпелем «Париж», а через неделю новое послание уже ехало к писателю из Барселоны.

Леопо́льд фон За́хер-Мазо́х отвечал формальными любезностями, и вскоре сам не заметил, как втянулся в переписку. С этого момента письма стали приходить с завидной регулярностью. Иногда писатель получал их с обыкновенной почтой, время от времени их доставляли специальные курьеры.

Любивший путешествовать За́хер-Мазо́х был потрясен возможностями неведомого маркиза, который, подобно бесплотному духу, мог вдруг оказываться в совершенно неожиданных местах, так, словно путешествовал по воздуху, не связываясь с таможенными неудобствами, проверками паспортов, очередями и багажом.

Какое–то время писатель был уверен, что его мистифицируют и на самом деле он переписывается с несколькими шутниками, живущими в разных странах и поддерживающими отношения между собой посредством телеграфа или семафорной почты. Но, внимательно изучив почерк писавшего, он пришел к выводу, что все письма составлены и написаны одним человеком. К тому же человеком, который действительно перемещался из страны в страну с какой–то невероятной по тем временам скоростью.

Идею о том, что неведомый ему шутник сначала написал огромное количество писем и затем роздал их своим друзьям с просьбой отсылать их в строго выбранное время, За́хер-Мазо́х отмел сразу же. Так как помимо чисто чувственного аспекта последних, в письмах господина Саверни нередко содержались ссылки на недавние события и газетные публикации, подделать которые не представлялось возможным.

Правда, странный маркиз активно путешествовал лишь полгода, после чего осел в верхней Баварии, откуда продолжал слать Леопо́льду фон За́хер-Мазо́ху письма, полные философских размышлений о том, что есть красота, и если принять гипотезу о том, что в страданиях душа совершенствуется, отчего же не в тех, которые описывает в своих рассказах Леопо́льд фон За́хер-Мазо́х.

Постепенно писатель начал догадываться, кто скрывается под именем маркиза Саверни, о чем и дал понять Людвигу. Тот пришел в восторг. Теперь он мог, наконец, раскрыться перед Леопо́льд фон За́хер-Мазо́х в своих сомнениях и мечтах.

Людвиг писал Леопо́льду об идее неограниченной королевской власти, ссылаясь на опыт восточных деспотов. В своих письмах он откровенно преклонялся перед султанами, которые могли посылать на гибель тысячи своих подданных. Он вспоминал о фараонах Египта, которые могли истребить четверть населения собственной страны во время постройки величественной пирамиды, славящей солнце. Построить гробницы и пирамиды с целью добиться бессмертия для себя одного, загубив тысячи и тысячи других.

Леопо́льд фон За́хер-Мазо́х поддерживал Людвига, говоря, что в нем он чувствует силу Атиллы, прекрасную жестокость русского царя Ивана Третьего и дух Марии Кровавой. Весной писатель собирался навестить своего нового друга в одном из его замков. Людвиг написал, что будет ждать приезда господина Леопо́льда фон За́хер-Мазо́х с нетерпением. Так как ему очень хочется пообщаться с ним приватно. Он предложил За́хер-Мазо́х оплатить его приезд и всю дорогу, с тем чтобы писателю было удобно и не очень утомительно совершать столь длительный переезд.

Выяснилось, между прочим, что к услугам Леопо́льда фон За́хер-Мазо́х Людвиг может предоставить маленькое судно, на котором обычно ходил сам, кроме этого, в случае если писатель предпочитает путешествовать по железной дороге, его ждет поезд, целый вагон в котором являлся собственностью короля Баварии. Людвиг печалился о том, что до сих пор не приобрел для своей страны и себя лично летательных аппаратов, посему не в состоянии предоставить Леопо́льду этого вида транспорта.

Впрочем, если уважаемый гссть пожелает, в Нойшванштайне имеется воздушный шар, на котором король и писатель смогут подняться на высоту птичьего полета, с тем чтобы обозреть оттуда красоты верхней Баварии.

Теперь, наконец, Леопо́льд фон За́хер-Мазо́х мог вздохнуть с облегчением. После того как Людвиг описал, каким образом он привык путешествовать, писатель уже не думал о мистификациях и розыгрыше с двойниками. Действительно, к чему королю стоять в очередях на многочисленных таможнях, когда он пересекает границы то на собственном корабле, то на поезде, то на машине.

После этого, желая еще больше расположить к себе Его величество, Леопо́льд фон За́хер-Мазо́х принялся расписывать ему свою новую, только еще готовившуюся книгу «Сад мучений», в которых излагал красоту пыток, приводя в изобилии их описание.

Король живо интересовался смертью под колоколом, снятием кожи и смертью от всевозможных наслаждений.

Казалось, что свидание должно было принести множество барышей Леопо́льду фон За́хер-Мазо́х, слышавшему о Людвиге как о самом щедром меценате своего времени. Спеша на встречу с королем, он уже возносился в мечтах на высоты, некогда занимаемые при баварском короле Вагнером.

Тем не менее, в своих письмах Леопо́льд фон За́хер-Мазо́х все чаще называл своим единственным желанием, с которым он связывал посещение Баварии, надежду получить новый импульс, новые впечатления, которые могут растормошить его, дав толчок для новой работы.

Встреча гостя

Встреча короля и писателя оказалась в высшем смысле необыкновенной и навсегда оставила в сердце Леопо́льда фон За́хер-Мазо́х неизгладимый след. Начать с того, что на границе Баварии, куда писатель приехал за полночь, его ждал экипаж черного цвета, запряженный тройкой вороных лошадей, с серебряными султанами на головах. Кучер, лицо которого скрывал капюшон черного, похожего на монашескую сутану плаща, открыл перед ним дверцу кареты, не слезая с козел, а лишь потянув за веревку.

Нимало удивленный таким приемом, но понимающий, что, зная о его репутации, баварский король может пожелать сделать само путешествие по своим землям, точно списанным из какого–то мистического романа, Леопо́льд фон За́хер-Мазо́х покорно сел в карету, приготовившись к новым сюрпризам.

Необыкновенным же было все. Едва только карета фон За́хер-Мазо́х покинула пределы городов, дорогу окружили точно наблюдавшие за безопасностью короля великаны горы. Теперь дорога уже не была удобной и наезженной, экипаж трясло на камнях, то и дело кучер заставлял тройку коней поворачивать по извивающейся змеей дороге. Отчего Леопо́льда только что не выворачивало наизнанку.

«К черту романтизм, из–за которого можно опозориться перед королем, представ перед ним с зеленым лицом и трясущимися ногами», – рассуждал про себя писатель, уже проклиная себя за опрометчивый шаг посетить горного повелителя в одном из его любимых замков.

В какой–то момент он высунул голову из кареты и увидал, что колесо зависло над ужасной пропастью, дна которой не было видно.

Испугавшись, писатель бросился на другую сторону сиденья, желая перетянуть карету своим весом. Но когда он взглянул в другое окно, он вновь увидел пропасть. Тем временем с гор спустился туман, который летел холодными, серыми клочьями, похожими на обрывки саванов мертвецов.

Чуть живой Леопо́льд фон За́хер-Мазо́х ехал дальше, крестясь, читая молитвы и вспоминая по именам всех своих друзей и родственников, с которыми ему, по всей видимости, не суждено было уже встретиться.

На какое–то время туман заволок все, так что Леопо́льд перестал видеть горы и пропасти. Исчезло все. Писатель высунул из окна кареты руку, и рука пропала так, точно она растворилась в густом сером тумане.

Было трудно дышать, шляпа и пальто сделались влажными. Как ни старался Леопо́льд фон За́хер-Мазо́х различить что–либо в окно, ничего не получалось. Он только слышал, как постукивают и поскрипывают колеса, чувствовал, как покачивается карета. Создавалось впечатление, что и он, и карета, и кучер, и лошади – все они вдруг оказались в сером мешке какого–то горного духа. Несчастные и не ведавшие о своей доле пленники.

Неожиданно туман начал редеть, писатель посмотрел на небо и увидел продирающуюся сквозь рваные облака и все еще летающие по воздуху клочки саванов бледную, точно покойник, луну. Леопо́льд высунулся из кареты, чтобы разглядеть открывшийся ему лесной пейзаж, в этот момент они двигались через лес. Но тут вдруг карета вздрогнула и полетела, не разбирая дороги. До слуха Леопо́льда фон За́хер-Мазо́х долетело отдаленное пение волков, которых еще раньше него безошибочно почувствовали лошади.

Скорчившись на своем сиденье, покрытом шкурой какого–то животного, Леопо́льд фон За́хер-Мазо́х уже слышал догонявшую их стаю, уже предчувствовал, как сумасшедшие кони вдруг низвергнутся с какого–нибудь обрыва, карета разобьется, а его израненное тело достанется голодным волкам. Которые выковыряют его из колымаге, подобно тому, как извлекают краба из разбитой раковины.

Но ничего такого не произошло. Лес закончился. И дорога повела круто наверх, к таинственному и прекрасному Нойшванштайну, в котором ждал лебединый король.

Встреча произошла в одном из тайных покоев замка, после того как гость принял ванну и переоделся после дальней дороги. Много читая о баварском короле, перед тем как решиться на поездку, За́хер-Мазо́х знал, что Людвиг считается самым красивым королем своего времени и отличается оригинальностью и крайней импозантностью во вкусах и манере поведения.

«Таймс» писала, что, со слов слуг из замков Нойшванштайн, Берг и Хохеншвангау, Людвиг любит переодеваться в костюмы своих любимых театральных героев или исторических персонажей, воображая себя в старом времени. Проанализировав переписку, Леопо́льд фон За́хер-Мазо́х пришел к выводу, что его король примет будучи одетым на восточный манер, изображая из себя какого–нибудь шейха или султана, или вдруг представится неким современным Владом Дракула.

Но ничего такого не произошло. Людвиг принял Леопо́льда фон За́хер-Мазо́х, сидя в самом темном углу огромного плохо освещенного зала, так что во время всего разговора писатель мог слышать лишь его голос. Красотой и тембром которого он затем не уставал восхищаться многие годы, описывая встречу с Королем–Лебедем.

В середине зала светом было выделено кресло, на котором должен был сидеть писатель.

Находясь в своей нише, король мог наблюдать за Леопо́льдом фон За́хер-Мазо́х, в то время как тому не удавалось увидеть самого короля.

– Неограниченная королевская власть… так вы поддерживаете мое желание найти место на земле, где можно было бы устроить государство с неограниченной монархией?

– О, да, конечно, – встрепенулся на своем месте Леопо́льд фон За́хер-Мазо́х.

– И вы хотели бы сделаться подданным в этой империи?

– Если эта империя или государство будет поощрять искусства, поддерживать книгопечатание, возводить замки и театры, – Леопо́льд поклонился сидевшей напротив него темноте.

– Тогда вы согласитесь стать подданным империи с абсолютной монархией? Там, где король имеет право судить или миловать, где все подчинено желанию центра власти, подобно тому, как планеты подчинены воли солнца?

– О, да, Ваше величество, – фон За́хер-Мазо́х снова поклонился.

– Готовы ли вы поклясться в этом, можете ли вы доказать свою преданность идеалам красоты любой ценой? Нечеловеческой, но божественной красоты?

– Я готов, – Леопо́льд фон За́хер-Мазо́х сделался серьезным, его лоб вдруг взмок, и ладони сделались влажными.

– Хотел спросить вас: когда двое придаются наслаждению посредством боли, как это описываете вы, существует ведь опасность, например, забить человека до смерти… – темнота хихикнула.

– Для того чтобы этого не произошло, вначале можно договориться о слове–пароле, – Леопо́льд пытался разглядеть что–нибудь в темноте, но у него ничего не получилось. – То есть, когда произносится это слово, все пытки сразу же прекращаются.

– Ну и где тогда ваша неограниченная власть? Где страх жертвы, если жертва вольна прекратить муку в любой момент? Где правда и реальность?

– Но, Ваше величество, мы говорим о наслаждении, а не о способах доведения до физической гибели, – попытался возразить уже понявший свою оплошность Леопо́льд фон За́хер-Мазо́х.

Темнота напротив пульсировала, казалось, что оттуда с ним разговаривает бесплотный дух – настоящий ужас и кошмар. Писатель хотел пить, его горло пересохло и теперь болело.

– Сладкая боль? – Людвиг смотрел на своего гостя из темноты, наслаждаясь его состоянием.

– Не особенно. Пить хочется, – фон За́хер-Мазо́х растянул мешавший дышать галстук. Послышался щелчок, и тут же перед ним раздвинулись в стороны плитки пола и из открывшегося провала начал подниматься сервированный стол.

Леопо́льд фон За́хер-Мазо́х схватил графин с вином и, поспешно налив себе, выпил, только после этого предложив вина королю. Вопреки ожиданию, Людвиг не сдвинулся с места и не составил гостю компанию во время ужина.

– Я не понимаю, какое теперь время суток? Еще ночь? Утро? – уплетая утиную ножку, осведомился Леопо́льд фон За́хер-Мазо́х. – Мне кажется, или тут нет окон?

– Никаких окон и никаких дверей, – спокойно ответил ему Людвиг. – С этого момента вы мой пленник, и можете наслаждаться неограниченной монархией, дух которой царит в этом замке.

– Но, Ваше величество, зачем же так шутить? – Леопо́льд фон За́хер-Мазо́х подавился мясом, которое теперь застряло у него в горле.

– Каждый день вы будете получать все необходимое для жизни, еду, вино, по вашему желанию сюда будет подана вода для умывания и даже для купания. По ночам, когда я чувствую себя особенно хорошо, мы будем беседовать с вами на темы, близкие нам обоим, и слушать музыку великого Вагнера. Так как я понял из ваших писем, что вы разделяете мою любовь к этому композитору.

– Но, Ваше величество, таким образом, получается, что вы запираетесь здесь вместе со мной? Зачем вам нужна неограниченная королевская власть, если вы сами становитесь пленником? – Леопо́льд фон За́хер-Мазо́х поставил на стол кубок с вином, и стол лениво пополз вниз, изразцовые плитки пола вновь сошлись, так будто бы никогда не покидали своего места.

– А кто вам сказал, что я сейчас с вами? – Людвиг засмеялся.

Не помня себя от ужаса, писатель вскочил и одним прыжком оказался в темном углу, из которого слышал до этого голос короля. Там было пусто.

На следующий день измученный Леопо́льд фон За́хер-Мазо́х получил возможность бежать из замка. Рискуя жизнью, он вылез в лаз, откуда поднимали накрытый стол, так что наблюдавший за побегом Людвиг возблагодарил бога за то, что не додумался закрыть лаз выдвигающимися ножами, как это нередко делали тираны прошлого.

Писатель пересек длинную анфиладу комнат, пронесся не остановленный никем по галерее с великолепными портретами и, оказавшись во дворе, прыгнул в свою карету, потребовав, чтобы кучер, который точно специально поджидал писателя, сидя на козлах, немедленно увез его из этой проклятой богом Баварии. Вопреки ожиданию, кучер не заставил себя долго упрашивать, и карета тронулась.

Никто не помешал пленнику покинуть Нойшванштайн, солнце весело улыбалось ему, а ветерок нес с гор ароматы цветов и полей.

В карете Леопо́льда фон За́хер-Мазо́х нашел письмо от Людвига, в котором тот просил у него извинения за невинную шутку, тут же лежал великолепный золотой портсигар с лебедем и переплетенная оленьей кожей последняя книга фон За́хер-Мазо́х, которую Людвиг приобрел через своего представителя в Берлине.

Когда Леопо́льд фон За́хер-Мазо́х проезжал мимо скалы Девы, как называли ее местные жители, на вершине ее стоял прекрасный белый конь, в седле которого сидел рыцарь в сияющих доспехах.

В какой–то момент призрак сорвал со своей головы оперенный шлем и проезжающий мимо писатель узрел короля Баварии во всем его величие и красоте.

Больше они не виделись.