Текст книги "Король-Лебедь"

Последняя капля

Не имея возможности, открыто объявить Людвига сумасшедшим, его решили добить по–другому. Было общеизвестно, что король тратит деньги казны на постройку замков и дворцов, а также на театральные постановки, которые постоянно заказывает. Эти две статьи расходов были самыми большими в Баварии.

В одном только 1884 году Людвиг получил заем в размере полутора миллионов марок и через год пришел за аналогичной суммой. Казна действительно не справлялась с прихотями и аппетитами своего монарха, о чем ему и было доложено министром финансов.

Разгневанный Людвиг тут же, не откладывая, заперся со своим секретарем в кабинете, где они составили несколько писем с просьбами о займе под любые проценты. Письма были разосланы во все банки и торговые дома Баварии.

В ответ на это палата министров была вынуждена пойти на крайние меры: в прессе был опубликован финансовый отчет, содержащий среди прочего сенсационную информацию о том, что личный долг короля на 1885 год достиг четырнадцати миллионов марок.

После чего ни один банкир Баварии, даже из тех, кто был безоговорочно предан королю, не посмел выдать Людвигу требуемую сумму. Этим метким ударом монарх был лишен возможности получить деньги в собственной стране.

Король оказался загнанным в угол долговыми обязательствами, вестью о своем банкротстве и одновременно с тем необходимостью достать проклятые деньги на продолжение строительства.

В отчаянии он снарядил адъютантов с собственноручными письмами к шведскому, бельгийскому и бразильскому королям, а также к богатейшим людям Америки с просьбой о выдачи займа на сумму пятьдесят миллионов марок.

Ответ пришел только от Орлеанского герцога, который обещал Людвигу содействие в переговорах с бароном Ротшильдом, которому король должен был выслать вексель.

Именно эта бумажка и сыграла в дальнейшем роль последней капли в войне секты иллюминатов против короля Баварии.

Больше всего на свете Людвиг опасался, что означенный вексель может попасть к ненавистному камердинеру Майру, поэтому он попросил секретаря Хессельшверду, чтобы тот отвез конверт с векселем в Париж к Ротшильду. Для сопровождения секретаря был выделен отряд личной охраны Людвига. Но, едва только конверт оказался в руках Хессельшверда, как тот помчался к своему подлинному хозяину. Охрана ждала у ворот замка, так как Людвиг не мог предположить, что кто–то нападет на секретаря непосредственно в замке.

Нападение не потребовалось, и, выйдя от Людвига, Хессельшверд просто скользнул в соседнюю комнату. Там его уже ждал «друг» короля, бывший министр граф Макс фон Холштайн, который сломал королевскую печать и, прочтя вексель, тут же повелел секретарю скакать в Париж, дабы король считал, что его воля выполняется и не успел ничего заподозрить.

Сам же Холштайн дождался, когда экипаж с секретарем покинет замок, и, сев в свою личную коляску, прямехонько отправился в Мюнхен, где, не скрывая радости, вручил вексель совету министров.

Тут же было вынесено решение о необходимости устранения короля от государственных дел.

Буквально на следующий день были собраны врачебная комиссия, призванная заочно освидетельствовать Людвига и вынести ему диагноз, и семейный совет Виттельсбахов, на котором новым королем был провозглашен дядя Людвига принц Луитпольд. Людвиг же должен был отправиться в один из своих маленьких замков, под постоянный медицинский надзор, как это было проделано ранее с его младшим братом Оттоном Виттельсбахом.

Ночь на 10 июня 1886 года выдалась черной и беззвездной. Около часа ночи к замку Хохеншвангау прибыли несколько черных закрытых экипажей с маленькими фонариками, слабо освещавшими дорогу. В первом ехали доктор Гудден, его ассистент и бывший министр Холштайн. В остальных размещались шесть придворных и восемь санитаров.

Комиссия не взяла с собой дополнительной охраны, полагая, что король сдастся, не протестуя, достаточно ему будет увидеть фон Гуддена, долгие годы пользовавшего его родного брата, и главное Холштайна, к которому несмотря ни на что король питал добрые чувства и которому привык верить как самому себе.

Комиссия въехала в ворота замка, после чего фон Гудден и Холштайн отправились на поиски короля. Как и обычно, в это время здесь никто не спал, как не спали и в других замках Людвига. Когда не спит король, не спят и его подданные.

Фон Гудден ожидал, что ему удастся застать Людвига у себя, но его не оказалось в замке. В этот день король принимал своих призрачных гостей в Нойшванштайне и собирался вернуться в Хохеншвангау ближе к рассвету. По сигналу семафорной почты из Хохеншвангау к нему должны были выслать коляску.

Боясь, как бы хорошо знающий горные дороги кучер Стефан не опередил комиссию, граф Холштайн отправился на конюшню, где велел распрягать лошадей, так как за королем он поедет сам в другой коляске.

Тут же около запряженных и готовых к выезду лошадей был поставлен пост, дабы старый Стефан не смог выехать из Хохеншвангау. Никогда еще в замке, ну разве что с момента появления на свет маленького Людвига, когда его дед перевернул здесь все вверх дном, в считанные дни сменил прислугу в замке и посадил на окрестные земли преданных ордену Святого Георгия людей, не было такого самоуправства.

Почуявший недоброе старый кучер Стефан, а точнее рыцарь ордена Святого Георгия и особа, приближенная к королю–мессии, Стефан Дюран понял, что настал его час. То, чего он ждал долгие сорок два года, находясь рядом с королем. Рыцарь Стефан сделал вид, будто бы послушался бывшего министра, и, кланяясь, вышел из конюшни. Тут же он бросился на королевскую кухню и, кликнув там своих ребят, предупредил их о готовящемся покушении, сам же он выбрался через секретный лаз, что многие годы был спрятан в погребе, и бросился со всех ног в Нойшванштайн.

Слава Богу, он знал здесь все тропы, и ему не нужно было пользоваться основной дорогой, на которой, без сомнения, его сразу же поймали бы иллюминатские прихвостни.

Задыхаясь и с трудом справляясь с одышкой, Стефан Дюран из славного рода Дюранов, служивших некогда при дворе Раймона Шестого, прыгал с камня на камень, протискивался между здоровенных валунов, спускался в узкие расщелины и поднимался снова. Он прекрасно знал эту дорогу и благодарил бога за то, что не поленился каждый день или ночь совершать этот маршрут, так что мог пройти его теперь с закрытыми глазами.

Подготовка к обороне

В этот момент на крыше Нойшванштайна король, наконец, узрел трепещущийся в воздухе проход между мирами и шагнул бы в него, не удержи его появившаяся тут же точно сотканная из воздуха дама Эсклармонда.

– Людвиг! Любовь моя! – закричала она, цепляясь полупрозрачными руками за одежду короля.

– Что случилось, Мона? – Людвиг с трудом удержался на козырьке крыши. – Врата вот–вот закроются, для чего ты удерживаешь меня на этой земле?

– Это не врата, – Эсклармонда потянула Людвига на себя, и он был принужден присесть, ухватившись рукой за черепицу крыши.

– Если это не врата, тогда что же? – король выглядел раздосадованным. Черное беззвездное небо затаилось над ними, словно пушистый хищник перед прыжком.

– Это всего лишь призрак врат. А врата скоро появятся. Мы ценим твое мужество и то, что ты готов сделать это прямо сейчас, но… – она прильнула к королю, гладя его густые, прекрасные волосы. – Тебе следует подождать. Царство Грааля никуда не денется.

– Я был готов уйти в твой мир прямо сейчас, – Людвиг посмотрел вниз, но вид разверзшейся перед ним пропасти не вызвал страха. – Я ни о чем не спрашивал, не интересовался, как это произойдет… как вообще два мира могут существовать одновременно… Я верил тебе.

– Ты обязательно попадешь в мой мир. Что же касается того, как это происходит, мой мир сильно отличается от твоего мира. И даже если я захочу рассказать тебе о чудесных процессах, происходящих в мироздании, ты не поймешь ни единого слова, потому что в твоем мире еще нет таких слов. Ваша наука сильно отстала от нашей. И мне пришлось бы потратить долгие дни для того, чтобы все сделалось понятным.

– Скажи хотя бы: ты любишь меня? – Людвиг посмотрел в ночь, туда, где светился дивными огнями Хохеншвангау.

– Да, моя любовь. Помни лишь то, что я очень люблю тебя. Что наша встреча была предопределена, и очень скоро мы будем вместе, – она обняла Людвига за талию, и вместе, держась друг за друга, они добрались до чердачного окошка, откуда до этого король выбрался на крышу.

Стефан Дюран влетел в замок, когда король и божественная Эсклармонда как раз спустились в Лебединый зал. Увидев венценосную пару, рыцарь Дюран повалился к их ногам, умоляя короля немедленно бежать из страны.

– Бежать из страны? Но это невозможно! – Людвиг подскочил к окну, отметив, что по дороге к замку действительно приближается вереница огоньков. – Разве этот проход между мирами может появиться, скажем, в Швейцарии или Австрии?

– Проход появится здесь. Я точно не могу сказать, возникнет ли он в Нойшванштайне, Хохеншвангау или Берге, но во всяком случае мы наводили его на лебединое озеро и…

– Понятно. Мы никуда не поедем, – Людвиг побледнел.

– Может, можно пойти на сделку с фон Гудденом? – предположила Эсклармонда. – Может, вы могли бы пообещать графу Холштайну, что вернете ему отобранные у него прежде должности? Может, можно было бы пообещать легализовать секту иллюминатов, пусть свяжутся со своими хозяевами, а мы тем временем дождемся, когда появятся врата, и уйдем отсюда.

– Мы останемся здесь, любовь моя, и примем бой! – в волнении Людвиг посмотрел на старого конюха, только теперь он понял, кто перед ним. – Встаньте с колен, доблестный рыцарь, и отвечайте, сколько человек пожаловали арестовывать меня и есть ли у нас силы, для того чтобы при необходимости закрыться в Нойшванштайне и держать оборону столько, сколько это понадобится?

– Благородный сэр, – несмотря на наряд слуги, старый рыцарь держался с большим достоинством и одновременно с почтением к своему королю, которому он служил с того времени, как Людвиг появился на свет. – Комиссия состоит из семи человек, и у них, насколько я это успел понять, нет никакой бумаги, подтверждающей их полномочия. При помощи семафорной почты мы соберем отряд из местных пожарных, фермеров и естественно охраны замка, все эти люди, теперь я это могу сказать, являются рыцарями ордена Святого Георгия и поставлены здесь только для тем, чтобы защищать вашу милость в случае опасности.

– Действуйте, – король со вздохом обнял за плечи Эсклармонду. – Надеюсь, что это поможет нам выиграть нужное для перехода время. – Я приказываю вам, сэр…

– Мое настоящее имя Дюран, – помог ему бывший кучер.

– Я приказываю вам, сэр Дюран, готовиться к встрече комиссии и, если это потребуется, обороне Нойшванштайна.

Первая атака

В течение часа замок был окружен фермерами и крестьянами из соседних деревень, кроме того, услышавший призыв о помощи рыцарь, исполнявший должность мэра в городе Фюссена, прислал пожарных и полицию.

На рассвете, когда члены комиссии наконец–то достигли Нойшванштайна, они были взяты в клещи и арестованы как мятежники и предатели.

Людвиг приказал отправить их обратно в Хохеншвангау, а там бросить в темницу вплоть до судебного разбирательства. Но поскольку вместе с замаскированными под крестьян рыцарями на защиту пришли и не подготовленные, но чистосердечно преданные королю баварцы, Людвиг пообещал им, что прикажет выколоть членам комиссии глаза и снять с живых кожу, после чего они согласились отпустить предателей и не устроили самосуда.

Получив таким образом временную отсрочку, Людвиг тотчас бросился к расположенному в Нойшванштайне телеграфу и отбил слезные послания Бисмарку и австрийской императрице с просьбой спасти его от произвола кабинета министров. Так как считал, что вмешательство международной общественности может серьезно отсрочить арест, если не отменить его полностью.

Меж тем обеспокоенный отсутствием вестей от членов комиссии официальный Мюнхен прислал, наконец, в Нойшванштайн и Хохеншвангау разъяснения относительно судьбы короля и назначения регентства.

Не желая неприятностей и без того перетрусившим сверх меры членам комиссии, король приказал отпустить их на все четыре стороны.

Но тут уж Людвиг недооценил фон Гуддена. И вместо того чтобы отправиться подобру–поздорову в Мюнхен, комиссия свернула с дороги и направилась в замок Берг, который согласно приказу совета министров предназначался теперь для содержания безумного короля. Там они, как ни в чем не бывало, занялись переоборудованием помещений под стандарты лечебницы для буйно помешанных сумасшедших.

Так, уже на следующий день на всех окнах некогда привлекательнейшего из замков теперь, словно по мановению волшебной палочки какого–то черного и зловредного колдуна, выросли решетки. А из бывшего кабинета короля был сделан удобный карцер с обитыми войлоком стенами.

11 июня комиссия вновь явилась в замок, верные Людвигу рыцари хотели было запереть ворота и держать оборону, но король не позволил им сделать этого. Вопреки ожиданию, он согласился лично встретиться с членами комиссии. Рядом с Людвигом находилась неизвестная профессору фон Гуддену дама со светлыми волосами, уложенными в старомодную жемчужную сетку, с несколько необычными манерами, которые выдавали в ней иностранку.

Дама представилась Эсклармондой и вежливо попыталась поговорить с фон Гудденом, убедительно доказывая ему, что если короля обвиняют в том, что он встречался не с женщиной, а с каким–то призраком, то она – дама Эсклармонда является вполне живой и еще может постоять за себя и своего возлюбленного.

Не без внутреннего трепета иллюминат–минервал смотрел в глаза легендарной хранительнице Грааля, не зная, что предпринять. Сам он прекрасно понимал, что ни о какой подмене в данном случае не может идти речи. Что это именно та Эсклармонда, о которой говорил закормленный лекарствами принц Оттон и подкупленная прислуга, и что самое главное – это та самая Эсклармонда, легенда о которой пришла аж с двенадцатого века, когда хранительница Грааля исчезла из Монсегюра перед его взятием, избежав таким образом костра инквизиции.

В какой–то момент иллюминат хотел уже упасть к ногам божественной хранительнице и умолять ее о великой милости – показать ему чашу и до края последней инкарнации на этой земле сделать своим преданным рабом. Но в последний момент он взял себя в руки, решив, что ничего уже не изменишь, ведь за его спиной стоит рота принесших присягу принцу–регенту жандармов.

Людвиг тянул время, прося фон Гуддена осмотреть его для окончательного освидетельствования или пытаясь еще раз связаться с австрийской императрицей, обещавшей всяческое содействие и политическое убежище. Внешне король держался спокойно и ровно, но на самом деле его душа трепетала, а сердце ныло. Начиная с ночи, они с Эсклармондой уже четыре раза видели очертание входа, появлявшегося то тут, то там, а теперь король должен был покинуть Нойшванштайн, быть может, как раз в ту минуту, когда вход проявится настолько, что можно будет уйти в него.

– Я признаю за лучшее подчиниться судьбе, – тянул он время, поглядывая на окно, за которым уже угадывалась трепещущая окружность входа. – Мой дядя не мог бы устранить меня от правления, если бы мой народ не был на это согласен. Следовательно…

– Позвольте напомнить вам, Ваше величество, – профессор вежливо поклонился Людвигу, отчего тому сделалось не по себе. – Согласно конституции Баварии, король может вернуться к власти, если его неспособность руководить государством продолжится не дольше года. От себя лично могу заверить вас, что доктора и я лично приложим для этого все свои силы.

– Так же, как вы лечили моего брата?

При упоминании о кронпринце Оттоне фон Гудден побледнел. «Атропиновая группа, – крутилось у него в голове. – Ему сообщили обо всем этом его друзья из другого мира – инопланетяне, параллельщики или как их там называют господа писатели вроде Жюля Верна.

Фон Гудден взял себя в руки.

– Обещаю вам, что мы сделаем все возможное, и даже больше этого.

– Не понимаю, как вообще вы могли объявить меня сумасшедшим, если врачи давно не видели меня? И к чему нужно лечить человека, которого уже признали неизлечимым?

– «Неизлечимым»? Гм… с чего это вы взяли? – психиатр притворно поднял брови. Но Эсклармонда тут же вытащила из рукава свернутый в трубочку и перевязанный голубой лентой листок бумаги и, сделав книксен, передала его фон Гуддену. Это был тот самый акт, который доктор подписывал вместе с еще тремя психиатрами, перед тем как отправиться арестовывать короля.

«1. Его величество страдает резко развитой формой душевного расстройства, известной под именем paranoia, – прочел он первый пункт медицинского заключения.

2. Вследствие слишком большой давности и запущенности болезнь Его величества должно считать неизлечимой. Исходом болезни может быть только слабоумие.

3. Такая болезнь уничтожает свободу воли, и дальнейшее вмешательство короля в государственные дела будет только мешать управлению королевством. Это состояние душевной деятельности короля является пожизненным.

Gudden, Hagen, Grashey, Hubrech».

* * *

– Пожизненное ведь означает то же самое, что и неизлечимое? – закончил свою мысль король. Все время, пока фон Гудден читал прекрасно знакомое ему заключение, Людвиг неотрывно смотрел в окно. В какой–то момент он чуть было не поверил, что вход проявился полностью.

– Ваше величество, нам пора, – фон Гудден толкал его вон из зала. Вход снова исчез, не успев как следует оформиться, после чего вдруг снова появился, пульсируя и поблескивая по краям.

– Вы даже не догадываетесь, милейший профессор, насколько мне легко освободиться. Стоит только выпрыгнуть из этого окна, и всему позору конец, – в этот момент очертание входа исчезло, и король обреченно пошел вслед за командиром жандармов.

Эсклармонда осталась в Нойшванштайне.

Плен в Хохеншвангау

Людвиг был перевезен в Хохеншвангау, где, по мнению фон Гуддена, его было проще контролировать. Там король, желая протянуть время, предложил психиатру осмотреть и освидетельствовать его на предмет душевных расстройств и вменяемости. Но ему в этом было отказано. Для заключения короля под стражу оказалось довольно и присланного из Мюнхена разъяснения.

В ожидании неизбежного Людвиг пользовался последними дарованными ему крохами свободы, гуляя по парку и поджидая вестей от Эсклармонды или преданных ей рыцарей.

Король сидел на берегу, наблюдая за тем, как его ручной лебедь чистит перышки.

Воды озера были гладкими, и лишь движения прекрасной птицы время от времени тревожили ее безмятежную, зеркальную поверхность.

Секретарь Людвига Пфистермайстер подошел к королю, остановившись в шаге от него почтительно сняв шляпу.

Какое–то время оба молчали, наконец, Людвиг, не поворачиваясь к секретарю, указал на место рядом с собой.

Пфистермайстер приблизился, на ходу стаскивая с себя дорогой по моде узкий сюртук, который он тут же разложил прямо на земле, сев на него.

Король был одет в бриджи для верховой езды и жокейскую куртку, вытертую на локтях. На его голове красовалась видавшая виды фетровая шляпа, не редко во время конных прогулок заменявшая королю зонт.

– Что скажешь? – Людвиг безотрывно смотрел на лебедя, тем не менее Пфистермайстер чувствовал, что внимание короля сосредоточено на чем–то ином. На чем–то, чего секретарь не может увидеть или даже почувствовать.

– Это правда? – Пфистермайстер услышал, как предательски задрожал его голос. Он попытался вернуть себе обычный тон, но ничего не получилось. – Это правда, что вы хотели шагнуть с крыши? – приглушенно спросил он.

– Я хотел пройти в обозначенные там врата, а не покончить с собой. Это не одно и то же! – Людвиг раздраженно повел плечами, и секретарь вздрогнул, решив, что невольно обидел короля.

– Я не хотел сделать вам больно, Ваше величество. Я только… – Пфистермайстер посмотрел на лебедя, тот закончил с туалетом, принявшись теперь ловить в воде мелких рыбешек. – Я только хотел сказать, что, наверное, не смог бы вот так… в неведомое… совершенно без гарантий…

– Кто сказал тебе про то, что я пытался уйти? – Людвиг снял шляпу и теперь обмахивался ею, становилось душно.

– Дама Эсклармонда, – Пфистермайстер хотел уже подняться и уйти, но король неожиданно остановил его вопросом.

– Вы давно знакомы с госпожой де Фуа?

– Мы разговариваем около двух недель. Госпожа просит меня записывать за нею, – Пфистермайстер сглотнул слюну. – Ваше величество, я хотел сказать, что буду свидетельствовать, что дама Эсклармонда и ее спутники реальны. И что я много раз общался с ними, и моя жена была удостоена чести прислуживать госпоже де Фуа. Извините, но вы же понимаете, что в замке нет женской прислуги, в то время как госпоже необходимо…

– Кто–нибудь из замка или моей свиты еще общался с рыцарями Грааля? – Людвиг обернулся, вглядываясь в конопатое лицо секретаря.

– О, да, если нужно, я могу составить список… все они верные люди… и все пойдут за вас на смерть. Они будут свидетельствовать перед членами комиссии. Никто не сможет обвинить вас, назвать рыцарей Грааля плодом воображения или галлюцинациями, после того как мы все будем свидетельствовать…

– Пустое, – король поднялся и пошел в сторону замка, Пфистермайстер следовал за ним. Увидев, что Людвиг возвращается, приставленные к нему охранники поднялись со скамейки и проследовали за ним.

– Простите меня, Ваше величество! Я понимаю, что нам будет трудно опровергнуть все, что будет предъявлено. Но вы… я хочу понять, Ваше величество. Вы ведь собираетесь уйти. Совсем уйти. В другой мир? Вроде того, о котором пишет господин Жюль Верн? На другую планету… я не знаю. Почему вы считаете, что, уйдя отсюда, вы не погибнете? Почему вы не думаете, что покинете этот мир, уйдя в могилу, как все люди? Откуда вы знаете, что дама Эсклармонда не присланная вам в искушение адская гурия, явившаяся сюда ради погибели вашей души? Где и когда вообще описывалось, как люди, не будучи умершими, уходили на небеса?

– Отчего вы мучаете меня, Пфистермайстер? – Людвиг остановился, опустив голову. – Неужели непонятно, что я уже давно на все решился. Что я готов уйти за своей дамой по первому ее слову.

– Но если она приведет вас в ад? – Пфистермайстер задрожал, понимая, что говорит ужасные вещи.

– Значит, я отправлюсь в ад, – на глаза Людвига навернулись слезы, порывисто он обернулся к секретарю и сжал его руку. – Если это вызов, я приму его как вызов. Если приказ – как приказ. У меня всего один шанс любить. Если же меня ждет погибель и ад, то я не понимаю, чем ожидающий меня в грядущем ад хуже ада на этой земле?

Ведь пройдет совсем немного времени, и я, преданный, буду осмеян и отправлен на муку. Меня заточат в каком–нибудь маленьком замке, посадят на цепь, обреют голову и будут закармливать ядовитыми веществами, пока я не утрачу самой способности мыслить.

Что же я потеряю в этом мире, кроме своих же страданий?

– Но ваши замки? Прекрасные замки, которые были построены вашими усилиями. Грот Венеры, хижина Хундинга…

– Полно вам, я строил их не для себя, – отмахнулся король.