Текст книги "Король-Лебедь"

Король и крестьянка

Однажды гуляя в горах, Людвиг не заметил, как начался сильный дождь. Потоки воды низвергались с гор, так что Людвигу пришлось спешиться и, взяв под уздцы коня, повести его по тропинке, то и дело поскальзываясь и падая. Чуть не потеряв коня, ноги которого вдруг заскользили по жидкой грязи, Людвиг уже отчаялся выбраться из этой ловушки, когда перед ним возникла одинокая хижина.

Король тут же прибавил шаг и вскоре уверенно стучался в дверь. В доме послышался шорох, и вскоре на пороге появилась дородная крестьянка, которая тут же пригласила его в дом.

Устроив коня в удобном стойле рядом со старенькой лошадкой, Людвиг прошел в дом, где ему тут же была выдана смена одежды. Хозяйка накрыла на стол.

Дождь лил стеной, а Людвиг слушал рассказы женщины, греясь в лучах ее доброты и словно исходившего от нее тепла и душевности.

Крестьянку звали Эльза, как девушку из «Лоэнгрина», она была вдовой, живущей в этой хижине все лето, пока ее братья работают на лесопилке в лесу.

Эльза была белокурая, с приятным полноватым лицом и большими руками. Она хорошо готовила и любила напевать себе под нос тирольские песенки. Людвиг невольно очаровался ее домашностью и простотой. Казалось, что он уже много лет знал эту женщину и любил ее.

Вдруг он понял, что не желает покидать гостеприимный дом и его очаровательную хозяйку.

Опасаясь нарушить возникшую между ними близость, Людвиг представился Эльзе фермером Гербертом Миллером, живущим недалеко от Шванзее. Как и следовало ожидать, она не слышала о его воображаемой ферме, но зато знала название озера.

Людвиг начал заезжать к Эльзе каждый день, привозя ей подстреленную на охоте дичь, которую она тут же готовила, мурлыча себе под нос или рассказывая своему новому знакомому забавные истории и увиденные прошлой ночью сны. Рядом с Эльзой Людвиг отдыхал душой. Ему нравилось представлять себе, будто он охотник, который возвратился домой к любимой жене. Представилось, что у них есть дети – белокурые пухленькие девочки, похожие на Эльзу, и черноволосые мальчишки, копии Людвига. Вдруг с пугающей откровенностью и остротой он понял, как на самом деле нуждается в настоящей семье, любящей жене и детском гомоне. Он мечтал, посадив перед собой на коня сына, показывать ему пригодные для охоты или строительства места, рассказывать об историях этого края и своей жизни. Хотел смотреть, как будут расти и хорошеть его дочери, становиться настоящими мужчинами сыновья.

Его замки, если бы у короля были дети, могли бы достаться им. Каждому под его характер и темперамент. Он мог бы женить сыновей и выдавать замуж дочерей. Рассылая их портреты во все дворы Европы.

С другой стороны, он не мог жениться на простолюдинке, сделав ее королевой Баварии. Хотя Эльза и подходила ему как нельзя лучше. Не мог не только потому, что против нее сразу же восстали бы все политические партии в стране и собственная семья Людвига. Не мог, потому что Эльза по самому своему определению не могла быть королевой. Она прекрасно пекла пироги и была на месте, а значит, не ей, а именно ему следовало принять решение и остаться с белокурой прелестницей, сделав ее не королевой Эльзой Виттельсбах, но фермершей или женой охотника Миллера – Эльзой Миллер. Так возник план о фиктивной женитьбе.

На самом деле, решив жениться по подложному паспорту, Людвиг ни как не имел в виду чего–нибудь дурного. Он думал, что мог бы править страной, в то время как его жена думала бы, что он отправился на охоту или на приработок в город, и возвращаться к ней всякий раз, когда появится свободное время.

При этом Эльза никогда не догадается, кто он на самом деле, а сам Людвиг не скажет ей этого во имя ее же спокойствия и безопасности.

* * *

Возле домика госпожи Эльзы находилось небольшое горное озеро. Однажды, гуляя возле него со своей дамой, Людвига посетила идея подарить Эльзе лебедя, который будет жить здесь, радуя глаз своей грацией и красотой.

Тут же он устремился в Берг, где специальные слуги выращивали для короля лебедей, и на следующий день явился к госпоже с подарком. Это был день, когда король решился попросить руки Эльзы у ее братьев.

Привезя лебедя, Людвиг поболтал какое–то время с госпожой Эльзой, после чего поехал покататься на коне, поджидая возвращения своих будущих родственников. В его походной сумке лежали сделанные шефом тайной полиции документы на имя фермера Миллера. Настроение было замечательное.

Людвиг издалека приметил возвращавшихся с работы мужчин и понял кто они такие. Поэтому он повернул к дому, желая встретить их вместе с Эльзой, точно они уже являлись одной семьей.

Войдя в дом, Людвиг ощутил необыкновенно приятный запах жареной птицы и, подойдя к суетившейся у стола Эльзе, поцеловал ее.

– Я видел твоих братьев, они шли вдоль ущелья, – сообщил он ей, играя с ее светлыми локонами. – Ты сказала им о том, кто я такой и зачем здесь? – он принял из рук красавицы тарелки и послушно начал расставлять их на столе.

– Сказала. Я попросила их немного искупаться, перед тем как войти в дом, а то испортят нам все удовольствие, – она захихикала. – Я заставила их взять с собой по смене одежды. Все–таки не каждый день сестру сватают, да и не такие мы господа, чтобы каждый день лебедей есть. На то нужен особый повод. Вот как сейчас, – ее лицо расплылось в довольной улыбке. Эльза попыталась обнять Людвига, но тот резко отстранился от нее.

– Лебедя? Ты что же, приготовила лебедя?

– А то кого же, когда ты сам привез с охоты лебедя. В прошлый раз утку, до этого – зайца, а вот сегодня – лебедя. Я, правда, не очень уверена, что у меня получилось, очень уж редкая дичь, но…

Звонкая пощечина заставила ее замолчать. Ударив Эльзу, Людвиг вскрикнул, словно от боли, и выбежал прочь из дома.

Он вскочил в седло и гнал коня, пока тот не начал задыхаться. Тогда Людвиг упал в траву и зарыдал, мутузя руками и ногами землю.

Вернувшись в замок, он отдал приказ сварить в котле Эльзу и ее братьев, а тела скормить собакам.

Ничего не знающий об Эльзе и воспринявший приказ короля как шутку секретарь не передал распоряжения по инстанциям. Так что очередная «невеста» короля так ничего и не узнала ни о том, кем был ее загадочный обожатель, ни отчего он исчез из ее жизни.

Оттон Виттельсбах

Приехавший в Хохеншвангау Отто застал брата в глубочайшей депрессии. Усталый и разобиженный на весь мир король сидел на троне в зале Рыцаря Лебедя и слушал специально привезенный из Мюнхена струнный квартет, который играл для него днем и ночью, так как у короля была бессонница.

– Мне кажется, что я схожу с ума, – вяло улыбнулся Людвиг Отто, протягивая белую ухоженную руку с орденским перстнем. – Признаться, я считаю психиатрию шарлатанством и выкачиванием денег у доверчивых бюргеров, но мне кажется, что у меня паранойя.

– С чего вы взяли? – Отто поискал глазами стул и, не найдя, сел на подоконник, смотря в сад. – Кстати, желаете последний анекдот о герцогине Софии? С месяц назад ее поместили в дом умалишенных в Илленау, говорят, что когда ее увозил доктор, она твердила, будто бы проглотила стеклянную софу. Вот это паранойя.

– Паранойя – это мания преследования, – Людвиг недовольно сморщился, приказ не упоминать о бывшей невесте касался и его брата.

– Кто же преследует вас? – Отто подошел к Людвигу, заботливо беря его руку в свои.

– Мне постоянно кажется, будто бы меня пытаются женить, – Людвиг потупил глаза. – Мне стыдно сознаваться в этом. Но что я могу сделать. Просыпаясь, я нахожу рядом с моей постелью портрет какой–нибудь заморской уродины, другой портрет поджидает меня на рабочем столе в кабинете, третий я нахожу в своем кармане в театре…

Выслушав жалобы брата, Отто на несколько минут залился веселым смехом.

– Не понимаю, почему ты смеешься! – Людвиг встал, громко приказывая прекратить музицирование. Послышался шорох шагов, шелест бумаги и звуки передвигаемых стульев.

– Я смеюсь не над вами, а над вашими министрами, которые действительно так озабочены вашей женитьбой, как будто это дело их чести или жизни. Видите ли, любезный брат, король обязан продолжать династию, должен жениться и наплодить кучу детишек, в то время как вы заняты лишь театром, Вагнером и постройками новых дворцов. Они боятся народного волнения, того, что ваши подданные теряют почву под ногами, когда их король ведет богемный образ жизни и не желает произвести на свет наследника!

– Жениться, потому что это угодно булочникам и разносчикам газет? Жениться без любви, только чтобы произвести на свет еще одно несчастное существо?.. – Людвиг пожал плечами. – Неужели это все, чего они от меня хотят? Все, ради чего я рожден на свет?!

– По крайней мере сделайте вид, будто бы рассматриваете их предложения. В конце концов, можно жениться на женщине, которую вы и не любите, но которая отвечала бы требованиям, предъявляемым обычно к королеве, а втайне завести себе женщину на стороне.

– Жениться, для того чтобы завести себе женщину на стороне! Как это похоже на тебя! Танцовщицы, певички, циркачки…

– Циркачки, танцовщицы – почему бы и нет? Вам нужна женщина уже для того, чтобы прекратились позорящие вас обвинения прессы. Пусть лучше все обсуждают, как вы волочитесь за певичками из оперетки, нежели считают вас женоненавистником.

– Наш дед потерял корону из–за одной из них, – парировал Людвиг.

– Наш дед отрекся от престола не из–за прелестей Лолы, а потому что не желал бороться и встал в позу. Мол, вы говорите мне, что я должен бросить ради короны любимую женщину, а вот я брошу этой самой короной в вас. Глупо. Он вполне мог продолжать встречаться со своей танцовщицей тайно или завести себе другую.

– Я ненавижу такие тайны, – Людвиг побледнел, губы дрожали. – Я не буду любить из чувства долга. Никогда не отрекусь от своей любви. Я не стану использовать женщину, с тем чтобы защитить себя от нападок прессы. Пусть я потеряю корону, но не потеряю себя.

После разговора с братом Оттон был подавлен той пропастью, что образовалась за последние годы между ними. Когда–то они с Людвигом подрались из–за русалки, Отто почти что поверил в реальность существования подводной возлюбленной брата.

Теперь вдруг он ясно осознал, насколько Людвиг с его природной четностью и верой в благородство и идеалы добра не вписывается в окружающий его мир. Насколько он сам неземной, нереальный, случайно заброшенный в этот жестокий, злобный мир. Лживые, подлые законы которого казались ему поистине невыносимыми, а условия не то что счастливой жизни, да и жизни вообще – неисполнимыми.

В тот день он напился, велев шоферу везти его к любовнице, но по дороге вдруг приказал остановиться у храма Святого Георгия и, влетев туда, поставил две свечки: «за здравие» Людвигу и «за упокой» себе. После чего плакал и до утра жалел себя, утешаясь крепкой водкой в обществе без умолку ругающей его за пьянство любовницы.

Виктория Браун

Распрощавшись с братом, Людвиг написал Вагнеру трогательное письмо, в котором благодарил его за счастье дружбы, умоляя не падать духом и не поддаваться на угрозы и лживые обещания. «Не будем сетовать, не будем обращать внимание на измены и вероломство. Чтобы не допустить ничьего влияния на нас, удалимся от внешнего мира».

Единственное, чего хотел измученный постоянным сопротивлением король, было исчезнуть, выключить себя из реальности, забыться, ускользнуть в мир грез, где царствуют любовь и вера, где живут благородные рыцари и их дамы.

Поначалу так хорошо принявший его народ теперь на каждом шагу чинил ему препятствия, газетчики подстраивали козни, а он, монарх, не мог не только оградить от человеческой злобы самого дорогого на свете человека, он был бессилен спасти себя самого.

Впрочем, о себе Людвиг думал меньше всего. Сразу же после вступления на престол дед передал ему и бразды правления в ордене, сообщив о предсказании и открыв перед юным королем его миссию на этой земле.

И вот настало время, когда он не знал, что делать дальше. Мессия красоты не мог жить со связанными руками, так же как соловей не смог бы жить, если бы ему запретили петь, как солнце потухло бы – запрети ему господь изливать свет и тепло на землю и другие планеты. Людвиг понимал, что такая жизнь убьет его. Но что значит его жизнь по сравнению с терзаниями композитора, которого он лично выписал в Баварию. Со страданиями гения и благородного человека.

Людвиг созвал орден и снова попросил денег. На этот раз отказ пришел сразу же, едва только король начал свою пламенную речь.

За что весной он отказался участвовать в ежегодном празднике ордена, чем обидел членов королевской семьи и представителей старинных аристократических семейств, каждый из которых имел посвящение. Иллюминаты были в восторге, считая, что после произошедшего им удастся переманить короля на свою сторону или добить его, воспользовавшись случившейся размолвкой между членами ордена и их магистром.

Из окна дворца Людвиг наблюдал торжественную процессию одетых в орденские плащи и торжественные облачения рыцарей, после того как он стал магистром, он вернул многие древние ритуалы, традиционные одежды и знамена, испокон веков отличающие орден Святого Георгия от любого другого ордена.

В этот день происходило торжественное освящение и открытие нового военного госпиталя, построенного на средства ордена. Людвиг тоже приложил руку к этому проекту и даже настоял, чтобы орден взял на себя заботу о раненых. Но, поскольку теперь он устранился, о его заслугах никто не вспомнил.

Целый день Людвиг просидел во дворце, заставляя музыкантов играть одни и те же арии из «Лоэнгрина». Вечером, не выдержав, он отправился на репетицию «Тристана и Изольды» в капеллу.

Вопреки ожиданию, первый, кого он там встретил, был Отто, который, по всей видимости, уже давно поджидал его.

Воспользовавшись отсутствием короля, Отто вольготно расположился в его ложе вместе с двумя дамами, одежда и облик которых говорили об их вкусе и достатке.

– Прошу прощения, любезный брат, – Отто лучезарно улыбнулся, – вот решил поглядеть, какие чудеса творит здесь господин Вагнер, и… занял твое место. Хотя если мы тебе мешаем, мы можем… – он сделал попытку встать, но Людвиг усадил его в королевское кресло. Он был взволнован и растроган тем, что брат пришел посмотреть на их с Вагнером детище. Любитель венской оперетки, Отто обычно не посещал священных для Людвига мест.

– Ты пришел, чтобы обсудить что–то или… – король поймал на себе сияющий взгляд одной из спутниц Отто, отчего–то смутившись при этом. – В жизни не поверю, будто ты вдруг почувствовал тягу к поэзии или серьезной музыке.

– Никакой особой тяги, конечно, нет, – Отто развел руками, – врать не стану. Просто газеты писали, что для исполнения двух заглавных партий Вагнер пригласил супругов Шнорр[30]30
  Мальвина Шнорр фон Карольсфельд и Людвиг Шнорр фон Карольсфельд.


[Закрыть]. Вот я и заявился сюда в надежде познакомиться с этими певцами, чтобы пригласить их на торжественный ужин. Кстати, буду рад видеть и тебя тоже… – он тоже смутился. Последний разговор с братом вывел его из равновесия, в которое теперь Отто мог вернуться, лишь изрядно набравшись и привычно уже потеряв человеческий облик.

– Отлично, я с удовольствием вас друг другу представлю, – Людвиг хлопнул брата по плечу, невольно отмечая, что тот пополнел и выглядит несколько мешковато.

– Не стоит беспокоиться, нас уже представил друг другу Рихард. Он только что был здесь. Должно быть, заметил в королевской ложе движение и решил, что это вы. Он узнал меня, потому что видел при дворе, а я его из газетных публикаций. В общем, мы познакомились. Кстати, познакомься: госпожа Виктория Браун, – он галантно поклонился одетой в черное даме, взгляд которой до этого заставил короля смутиться. – Госпожа Виктория служила два года назад на Дрезденском театре, после чего была приглашена в частную труппу господина Густава Миллера, что у летнего королевского парка. Сегодня она прослушивалась господином Вагнером и была принята в труппу капеллы. Слышал бы ты ее голос. Она будет дублершей госпожи Шнорр.

Людвиг поклонился, целуя поданную ему ручку под тонкой черной с серебром перчаткой. Пальчики были холодными.

Актриса вздрогнула, ее ресницы метнулись вверх и сразу же вниз, так что глаза сверкнули лишь на мгновение, заставив короля потерять дар речи. Они так и стояли молча, глядя друг на друга, точно пораженные ударом молнии.

В конце концов, Виктория взяла себя в руки первая, густо покраснев и низко опустив лицо, представила Людвигу свою подругу. Но тот не разобрал имени. Посидев немного в зале и послушав пение новой звезды, они решили прогуляться по фойе, при этом Людвиг подал руку Виктории.

– Когда я слушаю оперы господина Вагнера, мне кажется, что я улетаю туда, в далекий, но отчего–то родной мне мир. Еще девочкой я часто видела во сне, будто я живу в старом рыцарском замке, вокруг меня идет обыденная, повседневная жизнь старой Франции, Англии или Германии. В тех снах у меня другое имя, другая одежда. Но я остаюсь собой. Сейчас, когда маэстро пригласил меня в капеллу. О, счастье! Мне кажется, что моя мечта сбывается, и теперь я смогу не только видеть мир своей радости во сне, но и в реальной жизни пребывать в нем. Вы понимаете меня, Ваше величество? – Виктория обратила на Людвига свои прекрасные глаза царицы фей, и он вновь затрепетал под ее взглядом, ощущая прикосновение ее крохотной ручки, слушая нежный, мелодичный голос.

Конечно же она была оттуда – была девой прекрасных снов, величественной хозяйкой какого–то замка. Королевой и ведьмой. Людвиг смотрел на нее во все глаза, видя под современной одеждой существо, сотканное из божественной королевской материи.

– Иногда я чувствую себя, как, должно быть, чувствовал себя несчастный Зигфрид, опоенный волшебным зельем колдунов. Помните, когда он забыл, кто он и откуда. Ему сказали, что он влюблен в прекрасную Гутруну из замка Гибихунгов, и он поверил в это, согласившись привести в уплату за колдунью Гутруну свою собственную жену Брунгильду. Мне кажется, что он был как с повязкой на глазах, то есть он чувствовал, что что–то не так, но не мог ничего изменить. Иногда я вижу людей, которые были со мной в тех снах, но они не узнают меня, и я с трудом могу припомнить их подлинные имена. Как это печально – потерять память и не иметь возможности вернуть ее. Знать, что связана с тем или иным человеком, но эта связь невидима и не доказуема. Как тяжело жить…

* * *

Они встречались два, три раза в неделю, постоянно писали друг другу. С каждым днем Людвиг убеждался в том, что Виктория – женщина его мечты, та единственная, предназначенная для него.

Проклятие русалки

В это время рядом с Людвигом снова возник друг его детства – сын второго конюха замка Хохеншвангау Альберт. Король принял его очень благосклонно. Так что смущенный поначалу Альберт постепенно оттаивал, даже пробуя шутить и вспоминать их детские проказы. Король был благодарен ему за то, что Альбертом можно было не командовать.

Ему не нужны были приказы, он не нуждался в должности при дворе, не клянчил себе жалованье или пособие.

Однажды вспоминая лебединые озера их детства, Альберт рассказал Людвигу легенду о проклятии русалки, которая сразу же запала в душу впечатлительному королю. Тем более что до этого он не раз слышал, как рыбаки у озера говорили, будто бы в тумане они часто слышат плеск весла проклятого юноши.

Тогда Людвиг так и не узнал, кто такой был этот юноша и за что его прокляли. Рыбаки, к которым он приставал с этим вопросом, говорили о русалке из озера, которая и наложила проклятие. Но не хотели объяснять более подробно из–за опасения навлечь то же проклятие на себя или своих близких.

Теперь, спустя более десяти лет, король получил возможность прикоснуться к озерной тайне.

– Было это так, – откашлявшись и скрестив на груди руки, начал Альберт. – Однажды один молодой и очень красивый рыбак плыл по Шванзее на своей лодке. Вдруг он услышал, как кто–то зовет его на помощь, и вскоре увидел запутавшуюся в сетях девушку.

Он тут же налег на весла. Оказавшись над ней, он схватил девушку за руки и почти уже втащил ее в лодку, когда обнаружил, что у нее вместо ног рыбий хвост.

– Рыбий хвост! – вскрикнул Людвиг.

– Ну да – настоящий рыбий хвост. Спасенная им девушка оказалась коварной русалкой, вознамерившейся погубить его, – подтвердил Альберт. – Тогда рыбак бросил русалку обратно в воду и, сев на весла, попытался уплыть прочь. Но ничего не получалось. Лодка не желала двигаться ни вперед, ни назад.

– За то, что ты отказал мне в помощи, – сказала юноше русалка, поправляя свои вечно мокрые волосы, – я проклинаю тебя на все времена. Ты вечно останешься в этой лодке и никогда не причалишь к берегу! Никогда тебе не увидеть лица родных и друзей. Плавай же вечно по этому озеру! Отныне и навсегда ты останешься пленником Шванзее! И в плен этот будут попадать все те, кто, забыв о милосердии и благородстве, оставят человека, попавшего в беду. Слушай же меня, Шванзее. Я, русалка, дарю тебе всех тех, кто откажется помочь попавшей в беду деве, – последние слова она прокричала, уворачиваясь от брошенного в нее весла.

С того времени юноша так и плавает в своей лодочке по озеру, не зная, где берег. Озеро не выпускает того, кто стал его пленником.

– Пленник Шванзее… – король был поражен до глубины души.

– Смотрите, Ваше величество, Шванзее – не простое озеро, оно уже знает о проклятии и ждет, когда история повторится.

– Не дай бог стать пленником озера! – Людвиг в волнении перекрестился. – Не дай бог!

Расставшись с Альбертом, Людвиг отправился в свой зимний сад, где несколько часов проплавал на лебяжьей лодке, слушая арии из любимых опер в исполнении актеров придворного театра.

На следующий день он встретился с прекрасной Викторией, которой Вагнер дал три выходных, на время пока рабочие сцены устанавливают сложные декорации. Странное дело, когда король в своей коляске подъехал к дому, в котором жила госпожа Браун, ему показалось, будто бы оттуда быстро вышел молодой человек, поразительно похожий на Альберта.

Людвиг был обескуражен, но потом решил, что Виктория и Альберт вряд ли могут быть знакомы, а значит, ему показалось.

Решив, что три дня – это достаточно удобное время, для того чтобы съездить в Хохеншвангау, они тут же сели в кабриолет и тронулись в путь.

Прекрасный замок покорил впечатлительную актрису, что несказанно польстило Людвигу. Гуляя возле Шванзее, Виктория упросила короля покатать ее на лодке.

В голове Людвига все еще звучал страшный рассказ Альберта, он еще слышал плеск одинокого весла и содрогался от мысли, что и его может постигнуть страшное проклятие русалки, ведь на месте юного рыбака мог оказаться и он.

Увлекая короля к озеру, прекрасная Виктория вдохновенно читала ему свою роль, умоляя Людвига быть первым ее зрителем и строгим судьей, ведь кому как не ему знать, что понравится Вагнеру.

Наконец Людвиг окончательно закрыл глаза на свои страхи, и они забрались в лодку. Какое–то время Людвиг греб от берега, то и дело поглядывая на свою прекрасную спутницу, потом на мгновение его внимание привлекло что–то на берегу. Когда же король вновь посмотрел на Викторию, она преобразилась. Дорогая черепашья заколка, стягивающая до этого ее волосы, теперь лежала на скамье, выпущенные на свободу черные волосы доставали почти до пояса, прикрывая грудь, на голове дамы красовался роскошный убор из белых лилий.

Людвиг вскрикнул, выпуская из рук весла. В какой–то момент ему показалось, будто бы в его лодке сидит именно та, некогда проклявшая рыбака русалка.

В тот же момент Виктория поднялась и резко прыгнула на борт лодки, так что лодку мотнуло, и она перевернулась. Король и его дама оказались в воде.

Людвиг пошел было ко дну, но тут же забился и выплыл. Кашляя и отплевываясь, он огляделся, и тут же в метре от него из–под воды появилась все еще увенчанная озерными цветами голова Виктории.

– Людвиг! Что же вы! Помогите мне! – орала она, задыхаясь и уходя на дно.

– Будь ты проклята, чертова наемница! – Людвиг поплыл к берегу, больше не оборачиваясь и не обращая внимания на то, что делала и как кляла его дама.

* * *

Только через несколько месяцев, воспользовавшись своей агентурой в ордене, Людвигу удалось установить последовательность произошедших с ним событиях. Оказалось, что Альберт и Виктория Браун были посвященными Минервами иллюминатами.

И если Виктории было поручено околдовать Людвига, заставив его влюбиться в нее, в задачу Альберта входило, рассказав королю про проклятие русалки, заставить его поверить в эту историю. Для того чтобы на озере он невольно оказался в объятиях дамы.

А там, либо они погибли бы вместе, либо Людвиг окончательно влюбился бы в нее, добровольно приняв агента иллюминатов в свое ближайшее окружение.