Текст книги "Дерево не выбирает птиц"

Глава 5
Дочь

Один лавочник много пил, и от него ушла жена. Тогда лавочник продал все ее вещи и купил на них саке. Напился и уснул. Ночью к нему в дом влез вор, нашел только вино, выпил его и тоже уснул. Утром проснулся лавочник, захотел утолить жажду, но нашел только пьяного вора. Обшарил его карманы, забрал все деньги, купил на них саке, напился и уснул. К ночи проснулся вор, начал пить, напился и уснул. На следующее утро лавочник вновь обнаружил вора, снял с него одежду, продал ее и купил саке. Так и жили они в дивном единении, пока не вернулась жена лавочника и не навела порядок.

А что поделаешь, в пьяном доме и главенство женщины во благо.

Из историй даймё Кияма. Взято из сборника притч «Для воспитания юношества»

После того как личный врач Ала осмотрел Марико и не выявил никаких хворей, ей пришлось-таки разрешить отцу покормить себя, и даже ответила на пару вопросов, сразу же выдвинув условие, что она не будет рассказывать ни о своей жизни, ни о делах общины, требуя, чтобы ее называли сестра Мария.

Ну и то хлеб. Ал был счастлив уже и тем, что исчезнувшая десять лет назад дочь вернулась к нему. Что же до тайн, то тут тоже можно было понять – все японцы от мала до велика помешаны на долге перед своим господином, так что, скорее всего, Марико тоже дала клятву, после чего была вынуждена держать рот на замке. Впрочем, разве можно скрыть что-нибудь в деревне? Анда, дочка старосты, знала ее и как Марию, и как Марико, правда, Ал не спросил ее фамилию, но да никогда ведь не поздно поинтересоваться. Дочь овдовела – что же, бывает. Дзёте был неплохим человеком, жалко его, но да ведь и на нем свет клином не сошелся, и получше найдутся. Не останется дочь даймё без супруга. Понадобится, так сваты в очередь у замка Грюку встанут, поганой метлой не отгонишь. Только бы самим добраться до замка, до своей земли, побыстрее покинуть опасное место, где не сегодня завтра начнется бойня. Покинуть и снова зажить одной семьей.

Не сегодня завтра. Это бабки так гадают, а он, Ал, сведения из проверенного личным опытом будущего имеет, не завтра и не послезавтра, а конкретно сегодня начнется восстание, если уже не началось.

Началось, не началось… хоть на заварке чайной гадай. А впрочем, какая теперь разница, когда Марико нашлась, какой смысл медлить? Ждать вестей? Не по радио же будет оповещать даймё Мацукура Сигехару о покушении на его особу или осаде замка. Не безродным же крестьянам, давно разучившимся держать в руках оружие, понесет он эту весть. Ал поднялся, на ходу напяливая куртку камисимо и зычно отдавая распоряжения ожидающим его за дверьми караульным.

Уразумев, что отец собирается спешно увезти ее домой, Марико только стиснула зубы, понимая, что с ним не поспоришь. Да и что она могла возразить? Рассказать про Сиро? Нет уж, лучше увести его подальше от этих мест, как подраненная птица уводит лису от своего драгоценного гнезда. Навсегда забыть, что у нее когда-то был ребенок, и, быть может, хотя бы таким способом отвести удар.

– Сиро! – Марико засунула голову под покрывало. – Где же ты, мой дорогой? Мой единственный, мой родной? Самый родной и любимый?

Белый воин, мессия, которого она не рожала, но любила, наверное, не меньше, чем та, другая дева Мария, любила Иисуса. Любила, заранее зная о его участи и оплакивая неминуемое расставание. Мария… имя, которое Марико получила при крещении, та Мария знала с самого начала, с того момента, как появился голубь, принесший благую весть, – она знала, что ее дорогому сыну уготовлена смерть на кресте. Как же можно было одновременно вынашивать и ребенка, и эту мысль? Как жить, понимая, что вот сегодня он играет у твоих ног, а завтра… завтра…

Но разве дети самураев не рождаются для того, чтобы стать самураями? Разве многих из них не ждет смерть в первом же бою? Разве не высшая доблесть умереть за своего господина? Умереть самому – счастье. Потерять ребенка – нет.

Глава 6
Тайная миссия

Золото, долгие годы лежащее в огромных сундуках предков, уместится в карманах потомков.

Из историй дайме Кияма. Взято из сборника притч «Для воспитания юношества»

Утро 18 декабря, остров Кюсю,

владения даймё Мацукура Сигехару

Судя по привезенным из будущего Кимом записям, восстание должно было начаться вчера, об этом говорят и мушкетные выстрелы, и зарево, которое было заметно в небе на рассвете. Зарево со стороны господского замка.

Ал чувствовал прилив сил, восстание невольно проявило своих руководителей и лидеров, так что до этого скрытый стеной тайны и круговой порукой Амакуса теперь был вынужден находиться на первом плане боевых действий. И это хорошо, в первые дни восстания обычно не проблема подобраться к его зачинщикам, дальше будет хуже.

Правда, теперь с Алом была его родная дочь Марико, но да дочь – одно, а долг чести – совсем иное. Впрочем, тут следовало подумать.

Во-первых, просчитать дальнейшие ходы, в том числе и возможность отступления. Итак, первым делом следует уяснить, что времени очень мало, Япония – небольшое островное государство, мятежное пламя будет распространяться быстро, а значит, по-хорошему, нужно не только успеть сделать свое дело, но и вернуться вместе с дочерью обратно. Тем более что Фудзико знает, когда начнется восстание, и будет ждать условленное время.

Во-вторых, просчитать варианты провала.

О последнем не хотелось думать, но было необходимо.

Ал давно уже потребовал себе письменные принадлежности и теперь сидел над ними, не в силах выдавить хотя бы несколько слов жене. А ведь Фудзико должна знать, что Марико нашлась. И вот в этом, пожалуй, основная загвоздка. Куда деть только что спасенную Марико? Оставить в деревне, а деревня, по словам старосты, в трехстах кенах от атакованного людьми Амакуса замка. Так что, возможно, уже сегодня либо согнанный со своих земель кровавый даймё со своими приспешниками нагрянут, либо сами восставшие явятся проверять, не спрятался ли здесь кто-нибудь из их бывших обидчиков. И те и другие не лучшая компания для молодой женщины самурайского рода.

Вернуть ее в дом, где она жила все это время, ведь где-то она жила? Но Марико наотрез отказывается обсуждать эту тему, а значит, вариант автоматически отпадает.

Взять дочь с собой? Разведывательный отряд в двадцать человек, без сомнения, подходит для шпионажа и охраны персоны своего даймё, может проникнуть в штаб повстанцев и попытаться выкрасть лидера. Трудновато, но вполне выполнимо.

Но ползти в самый котел войны, таща за собой собственного ребенка, да в случае провала…

Ал повернулся в сторону ширмы, за которой спала Марико. Все сходилось к тому, что либо ему придется рискнуть вновь обретенным чадом, либо забыть об идее покончить с Амакуса, просто забрать Марико и сразу же после завтрака рвануть домой. И пусть Япония пожинает урожай собственной недальновидности и глупости, его дело – как можно скорее зафрахтовать корабль для Фудзико, Марико, Минору и Гендзико с семьями. Он уже потерял одного ребенка, если медлить, потеряет и остальных. Плевать на долг чести, плевать на Японию, плевать на все вокруг. Важно спасти тех, кто доверен тебе самой судьбой, уплыть с ними или, на худой конец, запереться в замке Грюку и держать там осаду.

Наверное, надо было отписать Мико в Эдо, как-никак, свой, можно сказать, человек. Лучший воин ордена «Змеи», так же, как и Ал, так же, как и Ким, переброшенный в древнюю Японию, но… двадцать самураев – это не двести, и даже не сто. Они ему, Алу, самому понадобятся. В разворачивающейся ситуации каждый человек на счету, тем более если ты прямо сейчас сидишь на линии фронта, медитируя и вспоминая давно затверженные исторические факты.

В этот момент фусима сдвинулась, и в образовавшемся перед Алом проеме показалась голова его оруженосца Субаро.

– Не будет ли каких-либо приказаний, Грюку-сама? – Только что сделанная безупречная самурайская прическа, чисто выбритый лоб, форма… особое волнение и понятное нетерпение перед боем. Ведь господин сказал «дело чести и последний шанс», сообщил, что намечается заварушка и потребуется храбрость. И вот же, прямо под носом слышны выстрелы и пахнет гарью, перепуганные крестьяне бегают по деревне, точно встревоженные куропатки, причитая и не зная, с какой стороны на них упадет неминуемая беда.

– Останься, я думаю. – Ал сдвинул брови. По-хорошему, конечно, было бы немедленно отправить Марико к матери, вручив ей письмо с приказом и дав несколько человек охраны, но людей и так ничтожно мало. Ко всему прочему, сумеет ли Ал выполнить свою миссию, оставшись с половиной отряда, из которого каждый знает свое дело и по сути незаменим?

За спиной зашевелилась дочь, должно быть, услышала голоса и пытается проснуться. Ал не боялся говорить с оруженосцем при Марико, пусть слушает, ее же саму не смутит любопытный взгляд молодого мужчины, она скрыта за ширмой, разве что сама пожелает высунуться, но да дело молодое. Ал вдруг вспомнил, что теперь, после того как Марико овдовела, ему следует подумать о ее повторном браке, и невольно улыбнулся. Хорошо, когда у тебя есть дети, приносящие подобные заботы.

– Пригласи наших десятников, и… Марико-сан, если хочешь, можешь одеться и присоединиться к нашему разговору. Или найди Анда-сан, скажи, чтобы покормила тебя. – На самом деле это было в корне неправильно, и служанка должна была явиться к дочери господина, к которой она была приставлена. Помочь одеться, нанести легкую утреннюю косметику, подать завтрак, но… как говорится, на войне как на войне.

– Я уже одеваюсь. – Марико еще немного повозилась и вскоре действительно показалась из-за ширмы, но не в рваной и грязной после вчерашнего юкате, а во вполне чистой, хотя и простоватой, юбке и куртке, должно быть, сама Анда или ее сестра поделилась с дочерью господина своей лучшей одеждой. Непокорные волосы дочери были тщательно причесаны и уложены в подобие прически, закрепленной для верности двумя деревянными шпильками – в общем, до придворной дамы, конечно, далековато, но в походных условиях сойдет. Ал отметил, что, несмотря на то что дочь набелила лицо откуда-то взявшимися белилами, левый глаз припух, отчего казалось, что она лукаво щурится.

Ладно, синяки и ссадины заживут, одежду купим другую, косметику Анда научится накладывать, и не такому приходится в жизни учиться, но, главное, какая умница. Без напоминаний, он-то, Ал, грешным делом, вчера и позабыл обо всех этих дамских штучках, а вот она все учла. Толковая служанка. Клад!

Остолбеневший при появлении Марико оруженосец взял себя в руки, быстро, но вежливо поклонившись дочери господина, моментально юркнул за дверь.

Марико поклонилась отцу, и тот придвинул ей подушку по левую руку от себя. Наверное, правильнее было бы посадить дочь за своей спиной, подальше от мужчин, но тут особый случай, не исключено, что придется прибегать к ее знаниям местности, а это значит, всякий раз оборачиваться, невежливо показывая своим людям спину, к тому же Ал сейчас больше всего на свете хотел просто сидеть рядышком с Марико, нежно обнимая или держа ее нежную ручку в своей. Хотя когда это у Марико была нежная ручка, когда они вот так сидели в обнимочку, как отец с любимой дочерью? Если с ней, с беспутной Марико, он только и делал что скакал на лошади или учил ее сложным приемам боя на мечах. А обнимал, если исключить время далекого и невозвратного младенчества, то обнимал он ее ровно два раза, в первый, когда во время охоты она свалилась с коня и подвернула ногу, и второй, когда сам случайно порезал ее во время тренировочного боя. Вот тогда они действительно сидели бочок к бочку, Ал гладил непокорные волосы дочери, с нетерпением ожидая лекаря. Это с другой дочерью, с дочкой Фудзико, с таинственной и печальной, точно лебедушка, Гендзико, он мог сидеть часами, любуясь на красавицу луну или считая звезды. Пока их ва не разрушала негодяйка Марико.

А вот с Марико… получается, что с родной дочерью он ни разу вот так по-человечески и не побыл. Когда же она вдруг ни с того ни с сего потребовала себе в мужья покорного, как бычок, которого тянут за собой на веревке, детинушку Дзёте, Ал перекрестился на радостях. Решил, что хоть теперь дочь перестанет носить шаровары и куртку камисимо и бегать по дому с оружием. Думал, что появятся у нее любимый мужчина, свой дом, народятся детушки, и сама Марико из неотесанной пацанки наконец-то превратится в даму. И вот же как получилось.

Кстати, а что же на самом деле произошло с Дзёте? Где жила Марико? Почему они скрывались? Есть ли у нее дети? Уж за столько времени определенно должны были появиться. Учитывая, что муж мог взять наложниц, вот и муж Гендзико одарил ее малышами от первой жены, а у Минору – сын от Юкки и грудная дочь от Айко, а что же она?..

Мысли зашевелились с неожиданной прытью, миссия миссией, спасение семьи – дело непростое, да и не прямо сейчас ему корабли фрахтовать, по-любому нужно сначала до замка добраться. А вот Марико… Отчего Марико вознамерилась вдруг в тайны играть?

Ласково улыбнувшись дочери, Ал вышел из дома и, прикрыв за собой седзи, подозвал бросившуюся к нему с поклонами и приветствиями Анду.

– Вот что, милая, даю тебе время две стражи для того, чтобы разузнать, где и с кем здесь жила моя дочь, – шепнул он ей в ухо. – Смотри, чтоб ей ни полсловечка!

– А вы без меня Грюку-сама не уедете? А как мой ребенок? Могу я взять его с собой?

– Выполни приказ – и возьмешь ребенка с собой. И вот еще… – Он огляделся и, приметив возвращающегося в компании двух самураев Субаро, велел ему охранять новую служанку. О том, что делать, она должна была рассказать ему по дороге. – Две стражи, не больше, – предупредил он с нарочитой строгостью.

Лицо Анды побелело, но она стоически приняла неизбежное – в случае опоздания отряд уйдет без нее.

Глава 7
Совет

Бог убережет от лезущих в дом воров, но кто спасет от вора, уже находящегося в доме?

Грюку-но Фудзико. Из книги «Дела семейные»

– Значит, так… – Ал окинул взглядом готовых внимать каждому его слову самураев. В последний момент он изменил ранее принятое решение и пригласил не только двоих десятников, но и всех остальных самураев, дабы не терять времени. Марико сидела за столом по левую руку от Ала, нисколько не смущаясь оказанной ей высокой чести. Еще бы – княжеская кровь. Или, возможно, она имела много воли в доме мужа, почему бы и нет, рохлей Дзёте, наверное, несложно было управлять. Впрочем, все эти вопросы должны были разрешиться в течение каких-нибудь двух страж, когда явятся Анда и Субаро, а пока перед Алом стояла непростая задача изложить своим людям известные ему исторические факты, касаемые восстания в Симабара, но так, чтобы те не сочли своего даймё помешанным и не приняли за колдуна. Перед ним на полу была разложена тщательно составленная Минору карта местности.

Хотя до этого ли ему сейчас?

– Значит, так, – Ал кашлянул и приказал принести и разложить карту местности, давным-давно составленную для него Минору. – Все вы знаете, для чего мы находимся здесь. – Короткая пауза. Он обежал взглядом внимающих ему самураев. Оба десятника сидели недалеко от него, один по правую руку, другой подле Марико. – Мы приехали сюда с тем, чтобы убить нашего врага Амакуса Сиро.

Когда в воздухе прозвучало имя ее сына, Марико до крови закусила губу, но ее лицо при этом осталось непроницаемым.

– Человек, которого мы должны разыскать и убить, зовется Амакуса Сиро, но, возможно, что здесь его знают как Масуда Токисада, кроме того, у него имеется христианское имя Джером или Иероним. О нашем враге нам также известно, что он самурайского рода, и его отец и он сам служили одному из местных даймё. Те, кто видел Амакуса Сиро или брата Иеронима, утверждают, что он предпочитает носить белые одежды, эта особенность может открыть его перед нами, но я бы не стал слишком сильно доверять этой информации. Юноша вполне может переодеться, и если вы будете искать человека в белом, он пройдет мимо вас, как протекает песок между пальцев.

Впрочем, если много лет он умудрялся скрываться так, что его было невозможно обнаружить, вчера произошло событие, благодаря которому мы знаем с предельной точностью, где он находится. Все вы слышали выстрелы, видели зарево и даже теперь чувствуете запах гари. Это горит замок даймё Мацукура Сигехару, и поджег его именно Амакуса Сиро, который, скорее всего, до сих пор там.

Теперь самураи заметно оживились, многие позволили себе переглядываться и радостно улыбаться. Впрочем, подобную вольность себе могли позволить только низшие чины, десятники, а также Марико и сам Ал оставались спокойными и сосредоточенными.

– Я не знаю, сколько сейчас мятежников в замке и его окрестностях, не думаю, что много. Поэтому наша задача – добраться до замка, обнаружить главаря и уничтожить его. Причем это нужно сделать как можно быстрее, не в открытом сражении, это понятно, но пробравшись в лагерь Амакуса Сиро. Двадцать человек – это не двести и не тысяча, я не знаю, сколько там повстанцев, но явно, что больше нас в несколько раз.

После этих слов самураи начали недовольно перешептываться и обидчиво сопеть, но Ал остановил их взмахом руки.

– Я понимаю, что долг самурая – умереть за своего господина, и умереть при таком раскладе сущая ерунда. Поэтому я ставлю более сложную задачу – выследить и умертвить Амакуса Сиро, после чего благополучно и с минимальными потерями отступить в сторону дома. Не забывайте, что мой долг чести не только расправиться с Сиро, но и доставить Марико-сан в замок Грюку. А если это мой долг чести, то, стало быть, и ваш.

Последняя фраза понравилась самураям больше, и Ал, ободряемый возникшей тишиной, склонился над разложенной перед ним картой местности.

– Мы выйдем сегодня, и наше счастье, если люди Амакуса будут еще в замке, иначе придется искать их по всем окрестным деревням. Предупреждаю, что время будет работать против нас, Мацукура Сигехару был, конечно, отъявленным мерзавцем, и мне нисколько его не жаль, но кроме всего, он был вассалом даймё Нагасаки. Я лично знаю господина Терадзава Хиротака и готов спорить на что угодно, что он вышлет подкрепление местному даймё, лишь только гонец Мацукара Сигехару явится в его замок, или когда к нему прилетит голубь с письмом. – Несмотря на то что Ал большую часть жизни жил в Японии, он еще не научился должным образом хитрить, но с другой стороны, не мог же он вот так взять и рассказать, как получилось, что он обладает сведениями, которыми мог бы похвастаться любой колдун или прорицатель. Откуда он все это взял? Так что приходилось импровизировать по ходу дела, забрасывая пробные камни и проверяя результат.

Пока все шло более-менее нормально. Историю с гонцом все восприняли как вполне реальную штуку, во всяком случае, недоумения на лицах не обнаруживалось.

– Восстание началось вчера – семнадцатого декабря, и затем распространится на острова Амакуса.

– Но простите, Грюку-сама, отчего вы думаете, что непременно?.. – не выдержал первый десятник.

– Потому что парень носит фамилию Амакуса, а стало быть, он из тех мест, и после сожжения замка они должны отступать в места более-менее им известные. – Ал кивнул головой десятнику, мол, это же так очевидно, и тот сконфуженно ткнулся лбом в татами. – Почему я говорю о том, что они не попытаются кинуться врассыпную, а продолжат свое дело, – возвысил голос Ал, – тут тоже все, мне кажется, просто. Тот, кто идет против законов сегуната, понимает, что за это его ждет неминуемая расплата. А значит, остается одно: либо покончить с собой сразу же по завершению праведной мести, либо попытаться прикончить как можно больше тех, кто может поднять против них оружие. Не забывайте, что мы находимся на земле, которая совсем недавно находилась под властью даймё-христианина, а потом этих самых христиан всячески унижали и преследовали. Поэтому, поняв, что за смерть Мацукура Сигехару сегунат отомстит, скорее всего, повелев казнить большую часть местных христиан, независимо, участвовали они в восстании или нет, те присоединятся к восстанию, дабы умереть с оружием в руках.

Последняя фраза была встречена тихим одобрением, и теперь нужно было как-то объяснить самое сложное, рассказать, что, согласно историческим хроникам, должно произойти дальше.

Ал вздохнул, искоса взглянув на Марико, дочь выглядела неважно, хотя последнее можно отнести насчет вчерашних приключений, когда дочка чуть было не попалась в руки местной замковой стражи, чуть было не оказалась растоптанной под копытами коней, зарубленной мечами… наверное, жестоким было поднимать ее с постели и тем более сажать рядом с собой во время совета. Но, с другой стороны, в самом скором времени ему все равно пришлось бы взять Марико с собой, и если дочь должна была рискнуть жизнью, Алу не хотелось использовать ее вслепую.

– Сегодня 18 декабря, Нагасаки совсем рядом, прикиньте, сколько побежит гонец или полетит голубь, прибавьте максимум день на сборы, на самом деле куда как быстрее, плюс дорогу сюда. И вы поймете, что уже через неделю здесь будет полно самураев из Нагасаки, которые явятся для усмирения восстания. И тогда уже добраться до Амакуса Сиро будет куда более проблематично, нежели теперь. Следовательно, у нас есть дня три, четыре, для того чтобы либо выследить Сиро на расстоянии, либо примкнуть к нему под видом явившихся на подмогу ему христиан. Скоро их здесь будет многие сотни, и мы, то есть вы, конечно, с легкостью затеряетесь среди них. Никто не может знать всех своих соседей, а услышав про победу над Мацукура Сигехару, к Сиро явятся и из Нагасаки, и из Симабара, и из Омура… нищие ронины, христиане, даже крестьяне… мне кажется, это неплохой план?

Ал был очень доволен. На самом деле, исторические сведения относительно событий в Симабара он давно уже выучил назубок. Три-четыре дня… это он, конечно, хватил, на самом деле армия Нагасаки в количестве трех тысяч самураев столкнется с бойцами Амакуса Сиро ровно через десять дней после начала восстания, 27 декабря 1637 года, бесславно оставив на поле боя более 2800 человек! Уцелевшие пара сотен будут вынуждены отступать, падая на колени перед даймё Терадзава Хиротака и прося немедленно выслать подкрепление. После чего правитель Нагасаки будет вынужден доложить о происходящем сегуну, и тот пришлет войско, которое сломит сопротивление недавних победителей, уничтожив около тысячи человек и оттеснив оставшихся к Симабара.

Он знал то, за что сейчас новый сегун, пожалуй, выложил бы кругленькую сумму или даже приблизил опального даймё Грюку к своей лучезарной особе, но Ал знал и то, что будет происходить дальше, отчего он мечтал только о двух вещах: пристрелить щенка Сиро, позволив таким образом собственной семье спастись из кровавой мясорубки и отбыть из Японии. Теперь к заветным желаниям добавилась сумасшедшая мечта – спасти дочь. Но всему свое время.