Текст книги "Дерево не выбирает птиц"

Глава 20
В осажденной крепости

Не бери в свой дом юношу, научившегося притворяться влюбленным, людей, привыкших шептаться за спиной. Все это плохие черты характера. Людей с этими приметами легче избегать, нежели исправлять.

Тода-но Хиромацу. Секреты школы Голубого тигра

Было сложно отвлечься от мысли о неминуемой смерти, царившей в полуразрушенном, но отчего-то все еще не рухнувшем на головы своих новых обитателей замке, отрешиться от стонов раненых, от окриков-приказов, христианских непонятных молитв. Время от времени под ударами ядер стены сотрясались, так что душа Юкки делала попытку покинуть ее новое тело. Но как раз этого она своей душе и не могла позволить. Анна… Интересно, было ли у нее нормальное японское имя, данное при рождении, или родители изначально готовили ее к служению единому богу? Новое тело не выдавало никаких секретов прошлого, Юкки понятия не имела, кто были родители Анны, из самурайского она рода или простая крестьянка. Возраст… в районе шестнадцати, но скорее всего меньше. Юкки подробно исследовало свое новое тело, пытаясь обнаружить хоть какую-то подсказку. На щиколотке белел вертикальный неровный шрам, но Юкки понятия не имела, при каких обстоятельствах Анна повредила себе ногу.

Внешность Анны – сокровище из сокровищ. Вот бы удивилась мама, узнав, какую жемчужину она обнаружила в этом погибающем замке среди безумных фанатиков. Юкки улыбнулась. Впрочем, никто не говорит, что ей удастся забрать с собой этот приз, что когда в замок ворвутся самураи Минору, Сиро не обезглавит ее. Хотя если ее не убьет добряк Сиро, скорее всего, она будет изрублена на куски ребятами Минору, еще раньше, чем успеет добраться до него и объяснить, кто она такая.

С каждым днем пребывания в замке Юкки все отчетливее и отчетливее понимала, что шансы остаться в живых после этой заварушки ничтожно малы, но упорно держалась за вновь приобретенное тело, не делая попытки покинуть его, пока ей на голову не обрушился бы потолок или в окно не влетела случайная стрела.

Наверное, шанс все же был, шанс остаться в живых или хотя бы шанс быть полезной Минору и Арекусу. Главное, Арекусу, потому что он умный и сумеет убедить сына принять ее вновь. Поэтому Юкки, невзирая на приказ Сиро сидеть в самых защищенных комнатах замка, бродила по нему, уже без омерзения и страха перешагивая через раненых и мертвых. Юкки считала людей и боеприпасы, заглядывала в кухню и кладовку с продовольствием. Как невесте самого Амакуса Сиро, ей не могли запретить даже спрашивать отчет с охраняющих боеприпасы самураев. Замок принадлежит христианам, считай Сиро. А Анна, можно сказать, жена Сиро, стало быть, кому как не ей отвечать перед мужем за наличие и сохранность всего, что в нем находится.

С каждым днем пайки уменьшались, и воды было так мало, что никто давно уже не мылся. Юкки выяснила, сколько было доставлено в замок пушек, одну она видела прямо в покоях Сиро и не успокоилась, пока не обнаружила останки остальных. Теперь она знала точно, что еще немного, совсем чуть-чуть, и в Хару либо придет страшная болезнь, обычно возникающая в местах, где долго не хоронят трупы, либо люди не смогут защищать себя, страдая от голода.

Впрочем, самураи обычно ели мало и могли, если надо, голодать. Воины Сиро хоть преимущественно и были из крестьянских семей и не имели соответствующей выучки, но держались на чем-то ином. Каждый день начинался с молитвы, сначала в маленькой церквушке, потом священник и его помощники выходили с большим крестом и Евангелием, которые они подносили для поцелуев, ласково разговаривая со своими прихожанами и благословляя их продержаться еще день. Иногда они раздавали безвкусные облатки, Юкки тоже пришлось опускаться со всеми на колени и творить крестное знамение. Разумеется, она понятия не имела, как следует вести себя с христианскими священниками, и вначале робела, но потом сообразила, что от нее требуется всего лишь скопировать движения стоящих рядом с ней женщин, вытянула два пальца и уверенно коснулась ими лба, низа груди и плеч. Потом, когда подошел священник и стоящие ближе к нему соседки послушно открыли рот и позволили положить что-то на язык, Юкки сделала то же самое и была вознаграждена твердым сухарем. В общем, все оказалось более чем просто, и она ничем не выдала себя.

Следующее испытание «исповедь» показалось Юкки невыполнимым уже потому, что она не могла расслышать, о чем говорили со священником другие люди, а если Анна не вчера сделалась христианкой, стало быть, она знала, как это должно было проходить, спрашивать же об очевидных вещах – все равно что накликать на себя лишние подозрения. Этого еще не хватало!

Но в замке у священников было полно дел и без нее, с рассвета и иногда до следующего рассвета эти люди неустанно сновали по крепости, утешая раненых, чьи грехи они обещали отмолить, очистив им путь на небеса, кроме того, они не прекращали заботиться обо всех обитателях замка, утешая, успокаивая, рассказывая сказки и поучительные истории. Наверное, в более спокойной обстановке Юкки было бы интересно послушать этих людей, поспорить с ними, но сейчас… она продолжала запоминать расположение постов, складов с боеприпасами, каждый день подсчитывая живых и умерших. Все это должно было помочь Минору добиться победы, должно было заставить его признать ее, Юккину полезность и верность, дабы он вновь принял ее в свою семью, женился на ней, позволил общаться с сыном.

Но с другой стороны, каждый вечер ее постель согревал другой мужчина, нежный и внимательный Сиро. Поначалу Юкки отдавалась ему, справляя праздник новому телу, желая прочувствовать его силу и красоту, возможность дарить любимому радость, а потом… потом вдруг, проснувшись посреди ночи, она не могла осознать, кого именно она обнимает – Минору, который перестал искать ее и спит с другими женщинами, или Сиро, найденный и обретенный.

Минору или Сиро – муж или жених? Временами ей казалось, что никакого Минору не было и в помине. Какой такой Минору? Это она рвалась к нему, меняя обличья и жертвуя на алтарь этой непонятной, странной, должно быть, давным давно уже погибшей любви все новые и новые жертвы. Это она и еще ее мать убивали одну девушку за другой, стремясь подложить на постель Минору Грюку самую красивую из них, какую только можно было отыскать, это из-за него она шлялась по дорогам сгорбленной старухой или обратившись в крестьянина, вдруг оставляла дом и семью, дабы пройти еще немного в сторону лагеря, где, по слухам, находился Минору. А что этот самый Минору сделал для того, чтобы отыскать ее?

Возможно, Минору – это и не человек, а демон, завладевший некогда ее душой. Иначе почему она так стремится к нему. Нет, так нельзя говорить, ведь она ищет встречи не только с Минору, но еще и с сыном Ичиро, хотя, надо отдать должное, о сыне она думала все меньше, с тех пор как осознала, что в ее утробе – ребенок Анны и Сиро, ребенок, которого мог не простить ей законный муж.

Глава 21
Приказы не обсуждают

Если кто-то скажет вам, что не дрожит и по его телу не бегут мурашки, когда приходится зимой надевать доспех на голое тело, – этот человек либо врет, либо настолько перетрусил, что потерял чувствительность. Есть еще вариант – он этого никогда не делал.

Тода-но Хиромацу. Книга наставлений. Писано в 1610 году в Эдо

– Я же ясно приказал тебе убить Фудзико еще месяц назад! – Глаза Симада Оно горели недобрым огнем.

– Да, господин. Простите меня, – выдавила из себя Айко, они снова встречались в бане, и это место напоминало о потерянном ребенке и о том, что в прошлый раз именно здесь были обнаружены пытающиеся уединиться Кейко и ее любовник. Ненадежное место.

– Отчего же ты не отравила ее? Не пронзила ночью ее жирную шею? Почему ты вообще ничего не сделала.

– Я пыталась. – Айко сжала кулаки. – Ради нашего господина, ради Сиро я на все готова. Он спас моего братика, я всю жизнь буду в долгу перед ним, но только это… – Она набрала в легкие воздуха и выдохнула: – Не могу. Как хотите, Симада-сан, но не могу. Ведь Фудзико – мать Минору, а Минору – мой муж. Как могу я причинить вред его матери?

– Значит, тебе не важно, что твой муж как раз в этот момент осаждает крепость Амакуса Сиро? Что старый Грюку собирает войска для того, чтобы присоединиться к сыну? Что наш господин, возможно, уже ранен или, того хуже…

– Бог не допустит! – Айко торопливо перекрестилась. – Я уже пыталась отравить Фудзико-сан, пыталась столкнуть ее с лестницы, но вы же знаете, какая она толстая! Что я могу. А ночью, если я заколю госпожу, об этом сразу же станет всем известно. Меня арестуют и предадут позорной смерти. Моя семья лишится чести!

– Твоя семья и ты сама лишитесь чести, если ты пойдешь против нашего Сиро, так как его ведет Господь! Или, ради своей семьи, ты готова пойти против Бога?

– Ну я уже подкинула госпоже ваше письмо. – Айко чувствовала себя несчастной. Наверное, госпожа Фудзико права, и наилучшим в этой жизни является ранняя смерть, но Айко просто не могла умереть вот так – будучи обезглавленной самураями Минору или по-глупому зарезанной в бане, она должна была высылать деньги своей семье. То есть ничего она не должна, выходя замуж, женщина утрачивает прежние обязательства перед отцом, уступая права на себя мужу, но… Арекусу… именно Арекусу, а не Минору первым прознал о тяжелом положении ее семьи и назначил семье Айко ежемесячное содержание. Но она все равно, гадкая Айко, предавала добряка Арекусу, шпионя для отца Марка!

Айко зарыдала, закрывая рукавом лицо. В этот момент ей было безразлично, как она выглядела и что подумает о ней всевластный Симада Оно, потому что она, негодяйка Айко, предавшая свою новую семью, все еще хочет жить! Жить любой ценой, быть может, даже убив мать Минору. Нет! Этого она никогда не сможет сделать…

– Ты знаешь, что было в том письме? – Не позволив ей как следует нареветься, Симада тряхнул девушку за плечи, заставляя смотреть в глаза. – В этом письме я дал понять Фудзико, что если она хочет сохранить свою жизнь и жизни своих близких, ей следует отписать мужу и особенно сыну, чтобы они уходили из-под стен Хары. С тех пор прошло достаточно времени, но ни Минору, ни Арекусу не вернулись домой. У Сиро заканчивается вода и почти не осталось пищи. Но это еще не самое страшное – у них уже нет пороха! Поэтому я приказываю тебе пробраться к Фудзико и…

– Я не смогу убить госпожу! – Айко уже не плакала. Она тряслась всем телом, понимая, что сейчас ее будут убивать. – Давайте лучше я скажу им, что на меня кто-то напал в замке. Что меня пытались убить, потому что Фудзико-сан отказалась написать мужу. Что вы сказали, что убьете всех, всех, всех, если Минору и Арекусу не покинут поле боя! Я скажу, что убежала от вас! Я…

– Заткнись. – Симада Оно выпустил плечи Айко, так что та чуть не упала на пол, и тут же ее лицо обожгла пощечина. Айко вскрикнула, хватаясь за разбитую губу.

– Это, чтобы тебе поверили. Но если и после этого Фудзико не пошлет гонца к Арекусу…

– Пошлет, непременно пошлет. Только не бейте меня больше, я ведь того… я могу опять потерять ребенка, и тогда господин сочтет меня нерадивой и вернет родителям, и я уже не смогу помогать Сиро!

– От тебя и так не много пользы. – Симада Оно обтер руки о черную куртку, оглядев залитое кровью лицо Айко. – Ах да, еще. – Он схватил ее за рукав кимоно и рванул вниз, материя треснула, а Айко побежала прочь, путаясь в полах одежды и размазывая кровь по лицу.

«В следующий раз непременно убьет. Если я не прикончу Фудзико, обязательно убьет», – стучало в голове, но она была не в силах думать о смерти и только бежала и бежала, плача от счастья, что на этот раз ей удалось выбраться живой.

Ночь Юкки почти не спала, так как рядом с ней не было Сиро. Не спал весь замок. Ночь на тринадцатое апреля 1638 года выдалась тревожной и шумной. Несмотря на опустившуюся на землю темноту, воины сегуната не остановили штурма, затянув вокруг стен Хары живую петлю. Целый день Сиро был на стенах, но даже его присутствие, даже его невероятное влияние на людей не могло низвергнуть войска противников в геенну огненную, не могло разверзнуть почву под их ногами, внушить панический страх.

Защитники замка дрались как черти, спихивая со своих стен воинов сегуната, но это было сопротивление последнего отчаяния, после которого могла быть только смерть.

«Вот и сбылось, о чем мечталось, Минору рядом», – подумалось Юкки. Она не боялась умереть, то есть умереть в очередной раз. Конечно, было жаль расставаться со столь совершенным телом, лицом, равного которому, возможно, уже не удастся отыскать, но она продолжала оставаться на своем месте, запертая в замке и еще надежнее в теле Анны. Конечно, следовало спешно связаться с Минору или Арекусу, попытаться покинуть столь понравившееся ей тело, влететь в оболочку какого-нибудь воина, объяснить Минору, что к чему, где она находится, как будет выглядеть, чтобы он ненароком не убил ее, чтобы защитил от своих и чужих, но, а это Юкки уже пришлось узнать за годы скитаний по чужим телам, улететь и вернуться она могла только в одно – в свое подлинное тело, зарубленное в тюрьме сегунского замка в Эдо. Ни одна из попыток вернуться в покинутое тело после смерти ее настоящего тела не увенчалась успехом, сердце переставало биться, кровь застывала в жилах, и Юкки не могла повернуть время вспять. Теперь же после всех этих поисков и бесплодных попыток она боялась только одного – потерять и это тело.

К утру она все же сладко задремала, закутавшись в грязное одеяло и свернувшись клубочком. Заснула, как показалось, на мгновение, и была разбужена Сиро, который тряс ее за плечи и растирал шершавой ладонью лицо.

– Проснись, любимая, час пробил. – Голос Сиро был переполнен нежности, но Юкки ощутила в нем тревожные нотки. Проснувшись, она встретилась с уставшими глазами словно постаревшего за одну ночь юноши.

– Вы не ложились? Но так нельзя. – Она обняла Сиро, думая о том, что христианский пророк, без сомнения, различит фальшь в ее голосе. Но он был настолько занят своими мыслями, что не заметил ее лжи.

– Я пришел выполнить свой долг. Наше дело проиграно, и я должен убить тебя… – Обреченным движением он обнажил меч. – Помолись, Анна, я же отпускаю тебе все грехи и…

– Но мы еще не проиграли? – Юкки смотрела то на обнаженный меч, то в глаза Сиро. – Они еще не в замке? – Не отрывая глаз от Сиро, она отползла в сторону, выглянула в окно, за которым было все то же море, потом, все еще не спуская глаз с юноши, как была, в ночной одежде, выскочила из комнаты и, спустившись по лестнице и пробежав по коридору, в котором располагалась лекарская часть, выглянула в окно, рядом с которым стояли сразу же два лучника, мгновенно оценив ситуацию. Все пространство перед замком кишело людьми в коричневой форме, самураи несли лестницы, перетаскивали на новое место пушку, перезаряжали и тут же стреляли из мушкетов, тащили вязанки хвороста, надеясь снова запалить их под стенами Хары.

И во всей этой сумятице она различила нобори мужа – сначала она заметила знамя, а потом крылатый шлем. Минору был близко, с ним верные ему люди. Еще немного, и он раздавит сопротивление Хары и заберет ее. Только как объяснить, что это именно она? Как сделать так, чтобы ее не зарубили?

– Пора, Анна! – За ее спиной печальной тенью возник Сиро, и Юкки вдруг поняла, что просто не успеет встретиться со своим мужем. Даже если прямо сейчас выскочит из окна… нет… она ведь не могла летать! Но даже если бы и полетела, ее подбили бы лучники Сиро или стрелки Минору.

– Пойдем в наши покои. Я не хочу убивать тебя при них. – Сиро беспомощно развел руками, но Юкки понимала, что беспомощность делает его обреченным на убийство, и это было страшно.

«Все бесполезно», – подумала Юкки, наблюдая за тем, как рука, еще вчера ласкающая ее тело, поднимает блестящий меч, замах… Перед глазами Юкки засверкала огненная мишень, и в следующий момент…

– Простите, господин, только что пришло донесение от Симада Оно, – возник между Юкки и Сиро тощий юноша, которого Юкки прежде несколько раз видела в замке.

– Что ты сказал?! – Сиро опустил меч, пустыми глазами глядя на чудом оставшуюся в живых женщину. Юкки осела на пол, лишившись последних сил. Вовремя. Стрела врезалась в стену как раз в том месте, где секундой до этого была ее голова.

– Паук сообщает, что его человек в замке Грюку убьет сегодня Фудзико. Она уже получала наше послание, и затем ее предупреждали вторично, но она и не подумала отозвать своих сына и мужа.

– Что может женщина? К чему убивать? – Сиро вложил меч в ножны.

– Симада-сан сказал, что Фудзико-сан – весьма влиятельная и разумная дама, сын и муж верят ей и вернулись бы, если бы она сказала, что от этого зависит ее жизнь… Вы же знаете женщин.

– Женщин? – Сиро бережно извлек из стены белую стрелу, продолжая поглядывать на уже пришедшую в сознание Анну. – Что я могу знать о женщинах?

– Но ваша мать сказала, что только Фудзико-сан может повернуть войска вспять. Что Арекусу Грюку не японец, и он пойдет против своего сегуна ради семьи, что Минору будет послушен ему, и тогда…

– Моя мать велела убить Фудзико-сан? – Сиро передернуло, но посланник не мог даже представить, что творилось при этом в душе его господина. Его понимала Юкки.

– Пойдем, ты еле стоишь на ногах. – Она обняла Сиро за талию и, точно ребенка, увела в их покои.

– Моя мать отдала приказ казнить свою мать – мою бабку… – Сиро тихо глотал слезы, давясь водой, из которой Юкки перед этим извлекла плавающие в ней щепки. Вода от этого не стала чище, но Сиро хотел пить, а другой воды все равно не было.

– Попробуй уснуть, твои люди не должны видеть тебя в таком виде. – Юкки уложила уже не сопротивляющегося, сломленного Сиро на постель, с которой он сам недавно поднял ее. В голове еще шумело от недавнего приключения. Шутка ли, она чуть не покинула тело, и покинула бы, если бы не странный гонец, но… – Юкки посмотрела на уснувшего Сиро. – В замке Грюку шпион, убийца… – Она покачала головой, обнаружив, что прическа совсем развалилась. Юкки собрала волосы в узел, оправила одежду.

На этот раз стены падут и захватчики прорвутся в замок, на этот раз они обезглавят Сиро и всех, кто будет при нем, а кого не изрубят на месте, казнят после… но это было уже не важно. Сиро сломался и уже не поднимет своих воинов. Они не совершат нового чуда, убийственной вылазки, не соберутся с силами, дабы сбросить врагов со своих стен. Но и это не столь важно. Думать следовало совсем о другом, о том, что было важнее, о том, что приказ отдан, и неведомый убийца убьет мать Минору. Не то чтобы она очень любила бывшую свекровь, но ее любил Минору, ее любил Арекусу, а значит, теперь Юкки следовало впервые перестать думать только о себе, а хотя бы попытаться прийти на помощь Фудзико.

Снова грохнула пушка, задрожал замок, проснулся Сиро, и в этот же момент рядом с ним рухнула, точно подкошенный стебелек, Анна. Сиро схватил в охапку любимую женщину, глядя в ее навеки теперь уже остановившиеся глаза, в ее животе зашевелился ребенок. Анна была мертва, Юкки неслась по коридорам времени, увлекаемая ветром странствий все дальше и дальше от проклятого самим небом замка.

Глава 22
Марико

Приятно бывает, вернувшись домой, наблюдать за тем, как жена или наложница готовят угли для чайной церемонии, как дочери раскладывают цветы для будущей икебаны. Редкие эти моменты наполнены теплотой и отдохновением. Но плохо, если самурай наблюдает это каждый день, вместо того чтобы проводить тренировки и заботиться о благе своего сюзерена.

Токугава-но Дзатаки. Из записанных мыслей

Никто в сумятице непрекращающегося ни днем ни ночью сражения не пытался извлечь из материнской утробы еще живой плод, христиане вообще привыкли полагаться на судьбу, как той угодно. А тут не до младенца было, когда все новые и новые волны сегунатских ратей со все возрастающей силой бились о стены замка, намереваясь стереть его в порошок, уничтожить, поглотить в живом человеческом море.

Последнее решающее сражение за крепость Хара началось 12 апреля и закончилось через три дня, оставив гору изуродованных, изломанных и искромсанных трупов и поставив на колени перед палачами сегуната тысячи повстанцев, включая их семьи, детей и стариков, равно и тех, кто находился в крепости, и тех, кто продолжал жить своей жизнью в ближайших деревнях. «Семья не должна разлучаться», – повторяли любимую присказку легендарного Арекусу Грюку победители.

Сам же Ал как раз в это время в небольшом порту недалеко от Нагасаки помогал уезжать из Японии последним уцелевшим христианам. По большей части это были семьи героев, отдавших свои жизни защите крепости Хара, но были и те, кому удалось под покровом ночи покинуть погибающий замок, спустившись к морю при помощи веревочных лестниц. Их принимали на китайские корабли, пришедшие специально на выручку братьям и сестрам во Христе.

Провожая людей на корабли, Ал с замиранием сердца разглядывал женщин, которые хоть чем-то напоминали ему пропавшую дочь, но Марико нигде не было. Кто-то говорил, что сестра Мария погибла на стенах Хары, кто-то утверждал, будто бы она была принята живой на небо, где теперь сидит по левую руку от своего сына.

Амакуса Сиро был обезглавлен в день взятия замка, и его голову в драгоценном кедровом ларце доставили в Нагасаки. Ал так и не успел встретиться с внуком. Зато в крепости его застал неожиданный сюрприз, о котором убитый горем Ал даже не подозревал. Оказалось, что когда воины сегуната ворвались в крепость, рубя каждого, кто оказывался у них на пути и прорываясь в сердце замка, дабы умертвить самого Сиро, даймё Нагасаки Терадзава Хиротака шел под прикрытием своих воинов, дабы успеть застать Сиро живым, пока тот не успел совершить сэппуку. Поговаривали, что христиане-де могут и не воспользоваться этой привилегией, считая себя не вправе совершать самоубийство, но где нельзя с честью убить себя самому, без сомнения, находится тот, кто соглашается взять грех на душу, например, вассал-нехристианин. А значит, следовало торопиться.

Амакуса Сиро должен был судить, нет, не сегун, а именно он, Терадзава Хиротака, во владениях которого все началось, а теперь, все заканчивалось. Сидящий в своем замке сегун мог запросить голову известного бунтовщика, но честь покарать врага принадлежала только ему – покончившему с христианами даймё Нагасаки! Рядом с Терадзава Хиротака плечо к плечу шел даймё Грюку Минору – один из самых смелых воинов сегуната, родной брат не сделал для блага Нагасаки и чести дома Терадзава столько, сколько сделал этот широкоплечий самурай и его странный отец, ходивший в друзьях у двух великих сегунов. Правда, Ала в поверженную Хару никто не приглашал, самураи вошли в крепость с боем и по колено в крови продирались по узким лестницам туда, где ждал их поверженный враг. Они шли туда, чтобы посмотреть в глаза столь могучему противнику и, может быть, застать последние минуты его жизни. Это было почетно, и только они – два даймё, несколько месяцев стоявшие перед проклятой крепостью и теряющие своих людей, – имели право на эту честь.

Амакуса Сиро сидел в большой полуразрушенной зале, неотрывно глядя на лежащую перед ним покойницу, красота которой отчего-то взволновала Минору, наполнив его душу непонятной печалью. Сам враг казался спокойным и умиротворенным. Когда его окликнули, он отозвался, оправил одежду, ответил на несколько формальных вопросов… его казнили тут же, так как была опасность, что содержание такого преступника, как Амакуса Сиро, под стражей могло привести к тому, что его либо отбили бы через какое-то время, либо пристрелили свои. Амакуса Сиро не должен был погибнуть случайно, нельзя было и дать повод думать, будто бы он сумел каким-то колдовским образом остаться живым.

Как ни хотел Минору попрощаться с Сиро, разузнав о судьбе сестры, у него бы все равно это не получилось. Они только посмотрели друг на друга, попрощавшись глазами. После чего Амакуса Сиро был казнен в присутствии двух даймё, их знаменосцев и старших офицеров, акт о проведении казни был тщательно составлен и подписан.

Так же, как и Ал, Минору искал какое-то время сестру, не покидая проклятого места, пока крепость не была сожжена, разрушена до основания и оттуда не были извлечены последние пытавшиеся схорониться от возмездия бунтовщики. Не было ее среди мертвых, не было и среди живых.

Недалеко от места, где совсем недавно стояла Хара, воины сегуната казнили своих врагов. Они шли на казнь тысячами, так что экзекуция растянулась на много дней.

Когда Минору и его люди, распрощавшись с Терадзава-сан, готовились пуститься в обратный путь, был устроен пир, на котором личный врач нагасакского даймё признался Минору в том, что, находясь в замке Хара, он совершил операцию, о которой давно мечтал: извлек еще живой плод из чрева умершей матери. Девочка была жива, и врач поначалу думал, что она не протянет и пары часов, поэтому он обтер малышку и, завернув в валяющееся тут же христианское знамя, сунул себе за пазуху, после чего замок был сожжен, а девочка… вот ведь чудо, девочка выжила и, по всей видимости, не собиралась умирать.

Лекарь хотел было забрать малютку себе, по всему выходило, что, заполучив голову Амакуса Сиро, его даймё вернется домой, а значит, личный врач будет следовать за ним, но тут пришло страшное открытие: ребенок, которого из чистого любопытства спас нагасакский лекарь, был ребенком самого Амакуса Сиро! Разве можно оставлять в живых потомка главного врага, когда обезглавливают детей его повара и банщика? Наверное, лекарю следовало попросту повиниться перед своим господином, отдав ему девочку на расправу, но он отлично знал своего господина. С другой стороны, обезглавь он малышку сам, как доказать потом, что убил именно ребенка Сиро, а не подменил его другим?

Услышав о спасенной девочке, Минору чуть не зашелся от радости, он с трудом дослушал лекаря и пообещал ему сохранить страшную тайну и вывезти малышку подальше от этих мест. Девочку он назвал в честь пропавшей сестры Марико.