Текст книги "Семейное проклятье"

– Кто ты? – Вглядываясь в темноту, спросил Огюст.

– Ах, конечно надо представиться, мы с тобой важные особы. Жаль слуги куда – то подевались, негодники до сих пор не подали нам вина и сыру. Да ладно, придется самому принимать гостя. Я Жан Бродяга, добро пожаловать в мой славный дворец.

– Хм, мое имя Огюст Счастливчик, братец. Что ж, что бы весело провести время, расскажи о себе, а я прилягу. Голова раскалывается, ей сегодня здорово досталось.

– Не повезло тебе, должно быть застукали, когда пытался стащить гусака, или сбежать, не уплатив за угощение?

– Точно, Жан, уж больно жирным был тот гусак.

– Ха – ха – ха, вот досада, ты остался с носом. Но не беда, посидишь здесь с недельку и получишь пинка на все четыре стороны. Мне это знакомо. Я не впервые коротаю время на этом постоялом дворе.

– А, так ты уже бывал здесь? Как интересно, и что, все дни тебя угощали горячим и наливали сидра?

– Вот славно, что попался веселый собеседник, а – то я чуть не закис со скуки. Хоть посмеюсь напоследок.

– Напоследок? А куда же тебя отправляют, надеюсь не на галеры, или каторгу?

– Ну, ты и шутник, Огюст! Если всех бродяжек и мелких воришек отправлять на каторгу, то там будет больше народу, чем во всей стране. Завтра меня выпускают из клетки, вновь отправлюсь бродить по свету.

– Вот удача, – пробормотал Кольбер. И присев к новому знакомому поближе, зашептал. – А что, друг мой, если тебе задержаться в этом местечке еще на один день?

– С чего это? Мне вполне хватило компании проклятых крыс, что шмыгают ночью по моей лежанке. Думаешь твоя компания стоит того что бы продлить эдакое удовольствие?

– Моя персона конечно не повод задержаться, а что скажешь на это? – Кольбер выудил из-за пазухи толстую золотую цепочку.

– Ух, ты! – Восторженно воскликнул Бродяга. – Тебе удалось разжиться неплохим уловом, братец. Как же тебя обыскивали, если добыча осталась в сохранности?

– Ну, меня же поймали с гусаком, – хмыкнул Кольбер, – его у меня и отняли.

– Ну и дурак же ты! С таким богатством мог купить себе целое стадо гусей, а не шастать по крестьянским амбарам.

– Да, ты прав, уж такой я разиня. Но, мне позарез нужно выбраться отсюда.

– И что ты предлагаешь?

– Да ровным счетом маленький пустяк. Поменяемся одеждой, да ляжем спать.

– Хм, я, конечно, не блещу умом, уж растолкуй мне попроще, неужто мое тряпье стоит золотой цепочки?

– Мой дорогой друг, да все проще некуда. Мы с тобой одного роста, да и немного схожи лицом. А надвинутая шляпа и немного грязи довершат дело. Я уйду отсюда под твоим именем, а ты выйдешь чуть позже, но не с пустыми руками.

– Ух, ты! Придумано ловко. Но уж слишком дерзкая выходка, братец. Если обман раскроется, то нас, чего доброго вздернут на первой же осине.

– Ах, какие пустяки, Жан. Это полиция в Париже сродни охотничьим псам по ловкости, а эти деревенские увальни не заподозрят подвоха. При этом ты вовсе не рискуешь, ведь ты преспокойно останешься на своем месте. Скажешь, что я заставил тебя угрозами, останешься невиновным.

– Хм, не знаю, что и сказать. Мне страшновато решиться.

– Ну, так откажись, я не стану упрашивать, но цепочка останется у меня.

Жан тяжело вздохнул, жадно поглядывая на тусклый блеск золота.

– Ладно, по рукам. Когда еще попадет в руки столь ценное добро.

– Отлично, теперь осталось лишь поменяться одеждой. Но тебе придется оставить свои башмаки. Надеюсь, стража не заметит.

Ранним утром, сержант, зевая спросонья, отпер дверь и крикнул.

– Эй, Жан Бродяга, хватит валяться, словно барон в замке, живо вставай и проваливай отсюда. Да не забудь отметиться в книге у господина офицера.

Кольбер мигом соскочил с лежанки, натянул шляпу соседа как можно ниже и отправился вслед за стражником. Проходя вдоль унылой серой стены коридора, Огюст провел ладонью по закопченной кирпичной кладке. Вот удача, на руке остался достаточный слой копоти и грязи.

– Ну, что, жалкий воришка, тебе повезло, отправишься на все четыре стороны. – Сердито проворчал, сидящий за обшарпанным деревянным столом. – Мой тебе совет, Жан, убирайся подальше от этих мест и лучше подыщи честный заработок.

– Конечно, господин офицер, так и сделаю. – Угодливо произнес Кольбер.

– Давай-ка, распишись в книге и проваливай.

– Слышишь, дубина, поставь крестик чернилами, где указано. – Рявкнул сержант.

– Как прикажете, господин, вы так сердиты, что меня в дрожь кидает от одного только вашего голоса.

– Так и должно быть, – довольно усмехнулся сержант.

– Эй, погоди, – воскликнул офицер. – Откуда у тебя такой знатный фонарь под глазом? Сюда ты пришел без него, я точно помню!

Кольбер чуть не позеленел от злости. Меткий удар он получил от кого – то из крестьян, прибежавшим на помощь трактирщику. Вот незадача! Разбить такой отличный план из – за слишком внимательного полицейского.

– Ах, господин! Этот подарочек принес мне новый сосед. Это счастье, что мне позволено уйти, не иначе проклятый бандит забил бы меня до смерти!

– Ничего, тебе полезно получить трепку. Впредь будет неповадно попадать в тюрьму.

Кольбер вновь угодливо захихикал, поставил крестик в книге и, кланяясь, покинул казарму. Выбравшись на улицу, Огюст мигом нырнул в проулок и направился прочь из города. Нужно быстрее добраться до охотничьего угодья. Старый Фокусник должен дожидаться своего господина.

Но, Жак и в мыслях не держал сидеть, сложа руки. Хозяина схватили, виселицы ему не миновать, надо спасать свою шкуру. К тому же, все богатство осталось ему одному! Вот удача, так удача! Когда на Кольбера навалились подоспевшие крестьяне, Фокусник, нахлестывая лошадь, вернулся в дом. Старуху кухарку и ленивого слугу Бошелара он спровадил восвояси, сказав, что хозяева останутся в городе погостить. Затем, рыская по всему дому, словно крыса в поисках еды, он совал в мешок драгоценности, и монеты, что попадались под руку. Руки его тряслись от жадности, ливры, экю и луидоры, рассыпались по полу. Жак вытаскивал ящики стола и комода и выкидывал их содержимое как попало. Скорей, скорей, вдруг солдаты уже прознали о тайном убежище и нагрянут с минуты на минуту. Задыхаясь от тяжести, он стаскивал узлы с добычей вниз и грузил их в телегу.

Дом надо непременно сжечь, он все равно пуст. Никто не догадается, что там скрывались беглые разбойники. Жак вырывал из книг страницы и раскидывал их по комнатам, бумага мигом вспыхнет, от дома одни головешки останутся. Обливаясь потом, Фокусник ворошил горящие угли в камине. Отлично придумано, угли добавят жару, вот уже начал тлеть ковер и язычки пламени лижут старое кресло. Ну, пора.

Жак закинул за спину очередной мешок и вдруг остановился прямо у двери. Рене! Ах, как же он позабыл обыскать комнатку маленькой ведьмы! Кольбер дарил проклятой девчонке ожерелье, жемчужные серьги, кольцо с гранатом. Да мало ли драгоценностей может лежать в ее норе. Ведь и сама ведьма не чиста на руку, наверняка стащила у Папаши деньги.

В отчаянии, старик замешкался у двери. Дым уже проник во все комнаты, слышался треск горящего дерева. Но жадность победила страх. Оставив мешок у двери, Фокусник побежал по лестнице, ведущей в спальню Рене. Ах, как старательно Жак разводил огонь, благодарное пламя разгорелось не на шутку, пожирая все на своем пути. Пылали тяжелые занавеси, мебель, дубовые комоды и книги покойного графа.

Жак прикрывал слезящиеся глаза и надрывно кашлял. Вот, вот, кольцо, подаренное Кольбером, а где же ожерелье и серьги? Проклятье, огонь подступает со всех сторон, придется оставить поиски. Фокусник выскочил за дверь, но стоило ему взяться за перила, как лестница рухнула под ним, охваченная пламенем.

Огонь взметнулся с новой силой, и вскоре обрушилась крыша, окончательно похоронив старика Жака.

Столб огня и черный дым, что стелился над деревьями, заметили дровосеки. Пока они доложили, да пока к охотничьему угодью подъехали гвардейцы, дом выгорел дотла. Никто не смог опознать несчастного, что погиб при пожаре. Видно сам хозяин, граф Нуаре, что жил одиноко и замкнуто, стал жертвой огня. Должно быть, старик не заметил уголек, выпавший из камина, или перевернулась свеча. А наткнувшись на покрытую копотью телегу, забитую мешками денег и драгоценностей, солдаты решили, что старичок граф видно хотел спасти ценности, когда начался пожар. Ведь человек он был не бедный. Придется сдать все господину нотариусу и заняться поисками родни.

Но удалось отыскать одного лишь троюродного племянника Ксавье. Юноша был из знатной, но совсем обнищавшей семьи, к тому же, круглым сиротой. Единственной его мечтой было выучиться медицине, но жил он, еле сводя концы с концами. Бедняга давал уроки, и этого едва хватало платить за скромную комнатенку да не умереть с голоду, где уж платить за обучение.

Вот и вышло, что деньги, добытые нечестным путем, все же послужили доброму делу. Ксавье тот час приступил к обучению, и говорят, в последствие стал отличным врачом.

Папаша Кольбер сумел добраться до охотничьего угодья, когда от дома остались одни головешки и весь двор кишел гвардейцами. Спрятавшись за деревьями, Огюст скрипел зубами от злости. Он с такой надеждой пробирался по размокшей дроге к дому. Воображал, что Жак ждет его и все богатство под надежной охраной. Проклятый предатель! Вокруг одни предатели! Кольбер сразу смекнул, кого солдаты нашли под руинами, мерзкий старикашка стал жертвой собственной жадности! Так ему и надо! Пусть попадет прямиком в ад и там еще раз сгорит! Все богатство пошло прахом, больно видеть, как оно уплывает из-под носу, под надежной охраной гвардейцев. Так и хотелось выскочить им наперерез и закричать, что это его золото! Но Папаше Кольберу оставалось лишь скрежетать зубами, да выть от бессилия и злобы.

Что за напасти посыпались на его голову с уходом Рене? Видно она и впрямь ведьма, паршивая девка унесла с собой удачу. Вот бы собрать их всех вместе и разорвать на мелкие кусочки.

Кольбер простоял, прячась в перелеске до наступления сумерек. Злоба и отчаяние душили его. Как случилось что везучий повелитель воров, нищих, бандитов и попрошаек, оказался один, и с пустыми карманами? Ничего, он еще жив, посмотрим, кто одержит победу. Раз он сумел выбраться из тюрьмы, значит удача на его стороне. Теперь надо убраться отсюда и хорошенько подумать. Возможно, счастливый случай уже в пути. Не будь он Огюст Кольбер, если не повернет дело в свою пользу.

Вымокший до нитки, голодный и злой, на исходе следующего дня, Папаша Кольбер пришел в маленький городишко, что расположился между рыбацким поселением и густым непроходимым лесом.

Ничего не сумев придумать за это время, он направился к таверне. В зале было не многолюдно, но Кольбер оглядевшись, выбрал местечко в самом углу, где царил полумрак.

– Хозяин, подай-ка горячего и бутылку вина, да побыстрее. – Буркнул он.

Толстяк в засаленном фартуке презрительно оглядел бедную и грязную одежду гостя.

– Хм, еды и вина у меня вдоволь, но только для тех, у кого водятся монеты, дружок. Я не подаю милостыню.

– Ай – яй – яй, Господь учит быть милосердным к нуждающимся. – Ухмыльнулся Огюст.

– Может оно и так, но моего милосердия не хватит на всех побирушек. – Проворчал хозяин.

– Прискорбно, мой друг, а что в твоей забегаловке скажут на это? – Кольбер вытащил из сапожного голенища серебряное кольцо с изумрудом.

Брови трактирщика поползли вверх от изумления.

– Эгей, если эта безделушка настоящая, то тебя ждет знатный ужин, приятель.

– Еще бы, и кроме ужина, уютная комнатенка, скоротать время.

– Непременно, господин, – расплылся в улыбке хозяин. – Для знатных сеньоров всегда найдется мягкая перина и сытная еда.

Огюст Кольбер закурил трубку и, развалившись за столом, наслаждался теплом и покоем.

А хозяин вместо кухни шмыгнул в боковую дверцу под лестницей. Приоткрыв люк в полу, он зашептал:

– Эй, ребята, приплыла рыбка в блестящей чешуе. Пора готовить снасти и отправляться на рыбалку.

– Ох, опять ты не даешь выспаться, вот нудный человек! – Послышался грубый голос.

– Давайте ребята, не время для споров, рыба может уплыть.

Из люка показалась взлохмаченная голова Хвата.

– Много там чешуи, брат? Я не стану мараться из – за пустяков.

– Достаточно. Пожалуй, гость изрядно набит побрякушками. Хитрец все держит в голенищах сапог, не плохо придумано.

– Ладно, разомнем косточки. Где он сидит?

– В углу у самого окна.

– Хорошо, проваливай, мы скоро выйдем.

Хозяин помчался в кухню, а Хват, зевая начал натягивать башмаки.

– Клешня, а Клешня, вставай, есть работенка.

– Еще чего! Мне и вставать – то не охота. Разве мы уже обнищали, что нужно искать заработок?

– Вот ты дурак, Клешня! Ведь ты же сам умудрился в три дня проиграть в кости больше половины!

– Кто из нас дурак, так это ты. Чего набил мешок тряпьем? Совал бы туда золотишко и украшения, так разъезжали бы в карете, а не торчали в жалком городишке. За графскую одежду много ли выручишь?

– Да? А золоченые пуговицы, а серебряная вышивка? Ты просто не умеешь торговаться и просить хорошую цену.

– Отстань, ты тоже хорош.

– Ладно, делать нечего, обчистим разиню, что сидит в таверне, и снова заживем припеваючи.

– Идет, перво – наперво покинем эту дыру.

Хват и Клешня выбрались наверх и неслышно ступая, прошли в кухню. Выглянув в приоткрытую дверь, они увидели человека, одиноко сидящего в самом темном углу.

– Гляди – ка, сел в самом тусклом местечке, как нарочно, – хихикнул Хват.

– Вот и славно, меньше будет хлопот, – ухмыльнулся Клешня.

Они прошли через зал и сели по бокам гостя, положив руки на спинку его стула.

– Как поживаешь, приятель? Должно быть, скучаешь в одиночестве? – С ухмылкой спросил Клешня.

Незнакомец молча поднял голову и тут Хват с приятелем к своему ужасу встретились взглядом с холодными глазами Кольбера.

У Клешни со страху отнялся язык, бедняга хватал ртом воздух не в силах произнести ни единого слова.

– Ну, мои дорогие, не иначе святой Франциск указал мне это милое местечко. Он знал, что я до слез скучаю по своим верным друзьям. – Зловещим шепотом произнес Огюст.

У Хвата по спине поползли струйки пота. Такую встречу он мог увидеть только в ночных кошмарах.

– Отчего вы не радуетесь, ребята? – С издевкой продолжал Папаша. – Вот досада, что старый Жак не может разделить нашу радость.

– А… а что… мммм, господин Кольбер, Фокусник не с вами? – Промямлил Клешня.

– Представь, мой дорогой, наш добрый старичок покинул этот мир.

– Так Фокусник помер? – Озадачено прошептал Хват.

– Не просто помер, мои верные друзья, – с хищной улыбкой произнес Кольбер. – Он предал своего господина, а я не выношу предателей. Жаль, пришлось зажарить бедняжку живьем.

Уродливые грубые лица бандитов покрыла смертельная бледность. Пресвятая Дева! Недаром о жестокости Кольбера ходили легенды.

– Кажется, вы немного растеряны, мои славные ребята. Не выпить ли нам вина за счастливую встречу?

Клешня и Хват трясущимися руками опрокинули выпивку в рот, даже не почувствовав вкуса.

– Даааа, – ухмыльнулся Огюст, – а вы так и остались тупицами. Лакаете вино, даже не подумав, что в стаканах может быть яд.

Клешня позеленел и выплюнул остатки вина на пол.

– Проклятье! – Прохрипел он. – От такого человека и впрямь можно ждать чего угодно! Ну, все, терпение мое закончилось, я столько лет боялся тебя, мерзкий пройдоха! Раз уж мне все равно помирать, то в аду будем гореть вместе!

С этими словами он схватил Кольбера за шею и начал душить.

– Правильно, приятель! – Очнулся Хват, – сколько еще дрожать от страха при одном имени проклятого Папаши? Нам наверняка простят больше половины грехов за этого негодяя.

Лицо Кольбера покраснело, дыхание стало прерывистым, но этот изнеженный с виду человек с белыми руками знатного господина, обладал недюжинной силой. Он ловко выхватил запрятанный в сапоге нож и вонзил Клешне в бок.

Тот обмяк, словно мешок с тряпьем и повалился на Папашу, обливаясь кровью. Огюст брезгливо оттолкнул его и Клешня, закатив глаза, рухнул на пол.

Кольбер ослабил ворот камзола, глубоко вздохнул и, схватив Хвата за ворот блузы, прошипел ему прямо в лицо:

– Еще не понял, с кем имеешь дело, тупоголовый баран?! Только пикни, я отрежу твою пустую голову! Еще не родился человек, который решится мне перечить!

– А может этот человек я! – Обезумев от собственной смелости, закричал Хват. – Мы всю жизнь все делали по твоей указке и получали жалкие гроши! Ты вечно забирал себе самый жирный кусок. Называл нас глупцами, помыкал словно слугами. Может мне и оставлено местечко в аду за мои прегрешения, но я отправлюсь туда с тобой! Мне будет отрадно поглазеть, как черти поджарят тебя в котле, даже если мне придется торчать там с тобой!

Лицо Кольбера перекосило от злости, он нащупывал рукой рукоятку ножа, что торчала из бездыханного тела Клешни. Но Хват оказался проворнее, выхватив из рукава остро заточенный обломок шпаги, он вонзил его Огюсту прямо в сердце.

– Ну и бесславный конец у повелителя воров и попрошаек всего Парижа… – успел подумать Кольбер.

Только когда Хват поднялся из – за стола и, пошатываясь, вышел на середину зала, служанка трактирщика завизжала на весь дом.

– Помогите! Люди, сюда! Убийца, убийца! Он весь в крови! Держите его!

– Люди, люди, на помощь! – Вторил ей трактирщик. Хотя до этого старательно делал вид, что упавший на пол Клешня, попросту сильно пьян. Он никак не ожидал что дело примет такой оборот. А теперь во что бы то ни стало надо спасать собственную шкуру.

Хвата связали подоспевшие на выручку постояльцы. Прибывшему сержанту было сказано, что трое неизвестных не поладили между собой, и все закончилось кровопролитием. Преступника отправили под надежной охраной гвардейцев в тюрьму. Тут и расследовать нечего. Убийство раскрыто, преступника ждет казнь. Сержант получит повышение, гвардейцы по десять экю. А у трактирщика дела пойдут в гору, найдется немало желающих заглянуть в таверну, где произошло кровавое преступление.

Часть седьмая
Наследство

Приближалось полнолуние, граф Дюран Леруа места себе не находил. Мысли о скором получении богатства туманили ему голову. Но тут, как назло, кузен заговорил об отъезде. Жерар, хвала Господу, почти здоров, они достаточно погостили в доме родственника, пора и честь знать.

Эмиль взмахивал ручками, выдавливал слезы из своих прозрачных бесцветных глаз, падал в кресло и, всхлипывая, умолял брата остаться. Он так полюбил новую родню! Успел привязаться к милому кузену и славной кузине, даже Жерар стал ему роднее родного. Граф так одинок, что он будет делать в пустом доме, один одинешенек?

Но Бертан лишь качал головой. Они достаточно погостили у кузена. Ни он, ни его сестра и друг не собираются жить вечными нахлебниками в чужом доме.

– Мой дорогой Филипп! – Сладким голосом проворковал граф. – Неужели ты покинешь меня, так и не повидав развалины замка Лантье де Гаронов?

– Я давно просил об этом, но ты вечно ссылался, что дороги замело и проехать туда до весны не удастся.

– Ах, вот пустяки! – Всплеснул руками Эмиль. – Снег почти сошел, день завтра обещает быть солнечным, отчего не устроить славную прогулку?

– С таким же успехом, можно устроить ее и через неделю и через две, кузен.

– Ох, дорогой брат, такая досада, мне непременно надо уехать. Дела мои могут затянуться надолго. Лучше нам отправиться осмотреть замок именно завтра.

– Послушай, Эмиль, скажи, как добраться до него и мы не станем отвлекать тебя от твоих дел. Ты вполне можешь не сопровождать нас в поездке.

– Нет, мой любимый братец, без меня вы собьетесь с дороги и проплутаете весь день.

Дюран Леруа битый час уговаривал Бертана с таким пылом и красноречием, что кузен, наконец, согласился.

Это новость вовсе не обрадовала Рене.

– Чего ради тащиться по раскисшей дороге, что бы глазеть на развалины? – Сварливо проворчала она. – Если бы замок уцелел, по крайней мере, мы могли бы там жить. А так одно расстройство.

– Мари – Мадлен, дорогая, но это же дом нашей семьи. Даже заброшенный и разоренный он дорог мне.

– Тебе может и дорог, а меня сплавили оттуда, едва мне минул год, с чего мне умиляться над родным очагом?

– Не говори так, Мари. Мы не знаем, что послужило причиной, и не можем, осуждать наших несчастных родителей.

– Ой, ну и зануда ты братец! Видно монахи слишком задурили тебе голову. Ты вечно поучаешь меня словно настоятель.

– Но ведь он прав, Мари. – Улыбнулся Жерар. – Должно быть, ваши родители попали в переделку и выбора у них не осталось. Вряд ли знатные господа подбрасывают детей от того что их нечем кормить.

– Ну вот! Теперь и ты принимаешь сторону брата. – Обижено воскликнула Рене. – Вот и отправляйтесь туда втроем вместе с напыщенным индюком кузеном. А меня оставьте в покое.

– Не хмурься, Мари, тебе это не идет, ты сразу похожа на кошку, от которой сбежала мышь. – Рассмеялся Бертан. Тем более что Жерару придется дожидаться нашего возвращения здесь.

– Что! Вы опять решили сделать из меня хворого барана, что еле дышит?

– Да не кричи на весь особняк, слуги сбегутся. Никто не считает тебя хворым, но я не желаю таскать тебя по сырому лесу, только для того. Что бы полюбоваться на руины.

– Вот теперь и я соглашусь с братом. Будь там нормальное жилье, где можно развести огонь в очаге да походить по теплым комнатам. А так…

И троица отчаянно начала спорить. Каждый доказывал свою правоту. Только года часы пробили полночь, устроились на ночлег. Рене отправилась к себе, а Жерар, обидевшись, отвернулся к стене и замолчал. Не станет он сидеть словно арестант в четырех стенах. Он отправиться тайком вслед за ними. Его мучило предчувствие беды, что нависло над друзьями.

К удивлению Бертана, граф вовсе не спешил отправиться в путь. Время подошло к полудню, а он все ссылался на непонятные причины, словно выжидая чего – то. Наконец, Ален подал карету. Рене расцеловала Жерара в обе щеки, уговаривая сидеть смирно до их возвращения.

– Не думаю, что загостимся дотемна, что веселого смотреть, как от родного дома остались одни развалины. Я всего лишь уступаю брату. Ты же знаешь, как он мечтал полюбоваться родным очагом.

– Ладно, проваливайте, – обиженно ворчал Жерар. – Я стану весь день валяться в постели и глазеть в потолок.

– Кузина, – Послышался из кареты слащавый голос графа.

– Возвращайся скорее и будь осторожна, Мари. – Шепнул парень.

– Не волнуйся, мой дорогой, я умею за себя постоять. – Подмигнула Рене.

Как только карета неспешно выехала за ворота, Жерар мигом спустился вниз. Оседлав одну из лошадей Дюран Леруа, он вывел кобылу через садовую калитку. Так можно сократить дорогу и быстро нагнать карету.

Миновав поворот, парень притаился за деревьями и вскоре действительно увидал экипаж графа. Слегка придерживая поводья, Жерар двинулся за ними, вдоль кромки леса.

Рене сидела, надувшись, и за всю поездку не произнесла ни слова.

– Кузен, ведь наша матушка была чужестранкой, откуда она родом? – Неожиданно спросил Бертан.

– А? Что? – Очнулся от своих мыслей о богатстве Эмиль. – Что ты сказал?

– Я спросил, откуда родом наша матушка.

– Хм. Погоди, дай припомнить. Ваш дорогой отец привез ее издалека… Мои родители что – то говорили, как же это, такое простое слово похоже на название танца, или песенки. А… вспомнил! Трансильвания! Да, да, родина вашей достойной матушки, Трансильвания.

– Ты точно помнишь? – Нахмурился юноша.

– Точнее некуда, милый кузен.

Лицо Бертана помрачнело.

– Что тебя расстроило, Филипп? – Удивленно спросила Рене.

– Пока и сам не знаю. Думаю, наша поездка слишком поспешна, не повернуть ли обратно?

– Как?! Дорогой кузен! – Воскликнул граф, вытаращив глаза. – Никак не ожидал, что ты подвержен капризам словно дама. Нам осталось проехать едва половину лье, и мы на месте. Чего ради возвращаться от цели?

– Хорошо. Едем дальше. Возможно, мне стало не по себе от скорой встречи с родным домом.

Тем временем, карета свернула с дороги в лес и запрыгала по кочкам бездорожья.

Через час невыносимой тряски, экипаж, наконец, остановился у витой чугунной ограды.

– Вот, мои дорогие кузены! – Манерно произнес Эмиль, – Отсюда начинается владение Лантье де Гаронов. Эта дорога на платановую аллею прямо к замку.

Ворота были распахнуты настежь, подтаявший снег грязными сугробами лежал на заброшенной дороге, выложенной по краям треснувшей плиткой. Стволы старых платанов сиротливо чернели на фоне серого неба. Садовые скульптуры, разбиты, грязные обломки валялись вокруг едва прикрытые раскисшим снегом.

В конце аллеи виднелся силуэт старого замка.

– Ален, дружок, подвези нас прямо к ступеням входа, я не желаю пачкать свои нарядные башмаки. – Протянул граф. И склонившись к самому уху слуги, шепнул. – Как только войдем внутрь, немедля выезжай из боковых ворот и обогни ограду с северной стороны. Там в стене есть большой пролом, жди меня там. И не вздумай смыться, останешься ни с чем.

Ален молча кивнул и направил карету к замку.

– Ну и ну, – воскликнула Рене, выглянув из окошка кареты. – Странные у господ понятия о развалинах. Я – то думала тут и впрямь груда камней.

– Ох, дорогая кузина! О чем вы? Смотрите сами, башенки разрушились от времени, витражи разбиты, ни одного целого окна не осталось! – Воскликнул Эмиль.

За время их разговора, Бертан не произнес ни полслова, губы его были плотно сжаты и лицо слегка побледнело.

– Вот дело! Нашего дорогого брата утомила поездка, – слащаво произнес граф, глядя на него.

Бертан усмехнулся и ничего не ответил. Возле парадного входа царило запустение. Грязный просевший снег покрывал истертые временем и непогодой ступени. Две скульптуры по бокам от входа валялись бесформенными глыбами. Дюран Леруа выбрался из экипажа последним, он нарочно замешкался и, делая вид, что поправляет одежду, прошептал:

– Ален, как только скроемся из виду, мигом гони экипаж обратно за ворота. Будь на стороже и жди меня.

– Все сделаю, господин граф, если не околею от холода до вашего возвращения.

– Замолчи и выполняй что велено. Мысли о награде согреют тебя лучше меховой накидки.

Рене и Бертан поднялись по ступеням, но к их разочарованию, дверь была заперта на огромный замок. Ни его размер, ни грубая отделка никак не подходили к изящным ручкам, выполненным в форме львиной головы. Ко всему, прямо на дверь была прибита, потемневшая от сырости, доска.

– Ну вот! – нахмурилась Рене. – Стоило тащиться по лесной дороге, что бы всего лишь поглазеть на запертую дверь! У вас есть ключ, кузен?

– Милая кузина, откуда же у меня ключи от чужого дома? Но разве я бы стал мучить вас дорожной тряской просто так? В левом крыле дома есть оранжерея, там давно разрушились двери и окна разбиты вдребезги, можно попасть в дом оттуда.

– Откуда тебе это известно? – Удивленно спросил Бертан.

– Вот невидаль. – Пряча глаза, заюлил граф. – Все знатные люди вечно пристраивают оранжереи, ваш отец не исключение. И даже глупцу ясно, что за долгое время она не могла сохраниться в целости.

– А что написано на этой доске? – Привстав на цыпочки, спросила Рене.

– Ровным счетом ничего интересного, – поторопился с ответом Эмиль. – Скорее всего, какое нибудь изречение на латинском языке. Это известная причуда владельцев старинных замков.

Он подхватил Рене под руку и потянул ее прочь от запертой двери. – Пойдемте же скорее, не торчать же здесь до темноты. Я не прихватил с собой фонарь.

Брат и сестра отправились вперед, так и не разглядев, потемневшую доску. Ах, если бы Бертан постарался прочесть написанное. На доске была одна лишь фраза:

«Молю Господа, что бы мои дети никогда не приближались к этому дому» и полустертая подпись: Себастьен Лантье де Гарон.

Оранжерея и впрямь была в плачевном состоянии, должно быть, когда то, там цвели пышные кусты роз, теперь тлен и разорение царили повсюду. Полы успели потрескаться, вазоны разбиты, засохшие давным – давно черные стебли торчали, словно прутья метлы. В разбитые окна намело опавших листьев, и прелый гнилой запах окутывал все вокруг. От подтаявшего снега стояли грязные лужи, изящные колонны покрылись плесенью. Такая картина способна погрузить в уныние даже случайного путника, не то, что людей, которые явились в отчий дом.

Тем временем, Ален едва дождавшись пока господа, свернут за угол, нахлестывая лошадей, помчался прочь за ворота. Ни он, ни подоспевший Жерар не заметили, как чугунные ворота сами закрылись за возницей. Словом, когда парень попытался их открыть, ничего не вышло. Чугунные створки, словно намертво приклеились друг к другу.

– Ох, скажите, нашли, кого отпугнуть запертой дверью, – усмехнулся Жерар. – Уж, пожалуй, стены здесь не такие неприступные как в Шатле1212
  Шатле – замок, затем городская тюрьма.


[Закрыть].

Он прошелся вдоль ограды, ведя лошадь под узды и выбирая подходящее место. Остановившись возле огромного старого дуба, ствол которого почти завалился на стену, парень проворно вскарабкался наверх.

– Ну, мне сегодня везет, – хмыкнул он глядя вниз. Во внутреннем дворе, прямо под стеной, виднелась крыша пристройки. Жерар взмахнул руками и прыгнул вниз. Старые прогнившие балки рассыпались под его весом, и бедняга рухнул, внутрь увлекая за собой обломки и прелую солому.

– Ох, видно парящий орел из меня не вышел, – простонал он, потирая ушибленную ногу. – Прямо чудо, что голова не треснула как глиняный горшок. Не иначе ангелы одолжил мне крылья, или добрая святая сжалилась над незадачливым циркачом.

– Все может быть, юноша. – Послышался тихий голос.

– Кто здесь? Надеюсь, я не свалился на голову хозяевам этого дома? – Воскликнул парень, пытаясь хоть что – то разглядеть в полной темноте.

Во мраке показалось пламя свечи, скудный огонек осветил узкую лежанку, грубо сколоченный стол и деревянное кресло. На столе лежала неоконченая работа резчика и ржавая стамеска. Возле кресла возникла фигура, сквозь которую просвечивало крохотное оконце. Это был старый седой человек, в сутане из домотканой материи.

– Хм, сдается мне что балка, рухнувшая на мою бедную голову, была не такой уж трухлявой. – Пробормотал Жерар. – Если сквозь вас, дядюшка я вижу стену.

– Нет, мой мальчик, – добродушно рассмеялся старик. – Надеюсь, ты не сильно пострадал, но уж такова моя участь, быть всего лишь духом без тела.

– Ну да, – протянул парень. – Конечно, я в здравом уме, если разговариваю с духами.

– Видно судьба уготовила тебе эту встречу, уж раз ты пришел в проклятое место.

– То – то у меня душа была не на месте! Я как чувствовал, что ничего хорошего не будет от этой поездки! Да кто вы, наконец?

– Раньше меня звали отец Драгомир, теперь я всего лишь сторож, что пытается не допустить страшного зла.

– Тогда не обижайтесь за прямоту, дядюшка, но сторож из вас никудышный. Я бы сроду не отправился по раскисшей дороге неизвестно куда, если бы не моя невеста.

– Вот как! Мари – Мадлен твоя невеста? – Всплеснул руками старик. – Ну и дела, тогда ты смертельно рискуешь, мой мальчик. Если тебе дорога жизнь, лучше бы покинуть это место пока есть время. После захода солнца, тебя ни кто и ни что не сможет спасти.