Текст книги "77 законов креативности"

Закон привилегированного момента

Марина Вениаминовна Юдина в своих концертах-проповедях говорила о том, что в любом великом сочинении всегда есть особый привилегированный момент, открывающий выход туда, в зазеркалье. Рассказывая о знаменитой баховской Прелюдии До мажор (I том ХТК), она говорила так: «Музыка являет собой живую иллюстрацию сюжета Благовещения, вот архангел спускается с высокого высока к окну Марии, и музыка живописует его божественный полет». А дальше она показывала момент, когда происходит чудо святого зачатия, «ибо, – утверждала пианистка, – святое зачатие случилось не когда-то там, две тысячи лет назад, но оно свершается прямо сейчас, на наших глазах, и посредством гениальной прелюдии Баха нам позволено при этом присутствовать».

Закон важности паузы

Помните, как в романе «Театр» С. Моэдма педагог Джулии Ламберт говорил своей гениальной ученице: «Старайтесь не делать пауз, но если уж сделали, держите так долго, как только возможно». То, что не могут передать слова или звуки, передаст пауза. Мне сразу вспоминается эта последняя, более чем красноречивая пауза в конце гоголевского «Ревизора»; как говорится, слова излишни.

Я часто спрашиваю у своих слушателей: где главная кульминация «Осенней песни» Чайковского? Она в финальной паузе после ферматы. И это не просто пауза, а разрывающая душу тишина, в которой одинокий осенний лист беззвучно падает на могильную плиту, и уже ничего нельзя исправить. А паузы в Моцарте, я не знаю композитора, у которого были бы более выразительные паузы. И для того, чтобы лучше объяснить этот феномен, прибегну к следующей аналогии: в одной из постановок «Князя Игоря» Бородина в сцене половецких плясок режиссер придумал интересный световой сценарий; подход к кульминации сопровождался краткими световыми всполохами, а во время наступления кульминационного пика свет полностью гас, и, как ни парадоксально, но эта темнота воспринималась как самая яркая вспышка света.

Закон контекста

Лучше Макиавелли об этом не скажешь: «Нет ничего само по себе истинного, все в зависимости от обстоятельств». Напомню известный эксперимент. Имеются три группы испытуемых и три ведра воды; в одном ведре ледяная вода, в другом – горячая, в третьем вода комнатной температуры. Первая группа опустила руки в холодное ведро, вторая – в горячее, затем все участники опыта переместились в ведро с теплой водой. Как вы думаете, представители этих двух групп испытывали сходные финальные ощущения? Разумеется, нет. Первым вода показалась слишком горячей, а вторым – ужасно холодной. Иначе быть и не могло.

И здесь вспомню своего любимого М. Пруста. Его герой Сван был представлен невесте своего друга герцога Сен-Лу, в которой немедленно узнал пятифранковую проститутку, из дома свиданий. И вот что говорит Пруст устами своего персонажа: «Какими же разными путями мы пришли к этому узкому еврейскому лицу; для Сен-Лу это был образец женской доблести и актерского таланта, а для меня – типичный пример продажной красоты».

Немного о живописи. «Красный на синем и красный на черном, – утверждал В. Кандинский, – это далеко не то же самое». Существует пара: краска – цвет. Краска – это та желтая или красная краска, которую мы покупаем в магазине, и она неизменна; а вот цвет цвету рознь: красный цвет на полотнах раннего и позднего Тициана – это разные цвета, желтый цвет у Ван-Гога и желтый цвет у Пикассо – это две непересекающиеся вселенные. Итак цвет – это краска, помещенная в контекст личности художника и в контекст эпохи.

Закон неоднозначности

В одном великом произведении могут быть зашиты прямо противоположные друг другу смыслы. Помните, как у Чехова: «Какое прекрасное утро, и не знаешь, то ли кофе выпить, то ли повеситься». Есть авторы, у которых все ясно от начала и до конца, но есть и такие, у которых плюсность и минусность мира соединены воедино. Для меня таким автором является Моцарт. Даже самые светлые и безмятежные его моменты заключают в себе какой-то надлом и беззащитную хрупкость, это музыка, парящая над бездной, музыка, которая обречена.

Другой такой автор – Чехов. В одном из его рассказов[8]8
  Из расск. «Невеста» А. Чехова.


[Закрыть] читаем: «Чувствовался май, милый май!.. И хотелось почему-то плакать». И так у Чехова во всем. Неясен смысл поступков его героев, и уж совершенно непонятно, хорошие они или плохие, да и нужно ли во всем этом разбираться?

Закон расстановки запятых или Закон отправного момента

Поменяйте запятую в фразе «казнить нельзя, помиловать» или же «казнить, нельзя помиловать» – и смысл поменяется с точностью до наоборот. Закон отправного момента говорит о том, что важна не история, а сделанные в ней акценты.

Представьте себе, что вы едете из Москвы в Санкт-Петербург, и ваша любимая или любимый остались в Москве. Вы будете думать примерно так: сейчас нас отделяет 100 километров, теперь 200, 300, 400 и прочее. А теперь вообразите, что предмет всех ваших мыслей и чувств находится в Санкт-Петербурге, и тогда ход ваших мыслей будет иным: сейчас нас разделяет 800 километров, затем – 700, 600, 500 и т. д. На этом принципе основан удивительный феномен, феномен интерпретации. Покровский объяснял это так: «Если во главу угла поставить вопрос “кто убил отца Гамлета?”, то это будет детектив; если сфокусироваться на том, почему убили отца Гамлет, – то это будет политическая драма; если поставить в центр любовную линию “Гамлет – Офелия” – это станет любовной драмой; если взять за отправную точку монолог “Быть или не быть” – это превратится в философскую мистерию, если же поставить акцент на появление призрака, то это будет мистическим триллером».

Все мы знаем начало знаменитой Симфонии № 5 Л. Бетховена. Любой мало-мальски знакомый с этой партитурой человек скажет: «Так судьба стучится в дверь». А попробуем представить, что это интонация не утвердительная, а вопросительная. Подставим сюда слова: «Что же со мной?». И тогда возникает совсем другая история; это уже не сценарий «я схвачу судьбу за глотку», а музыка, рассказывающая трагедию глохнущего Бетховена.

Когда я думаю о том, насколько велика может быть амплитуда толкования всем знакомого произведения, то вспоминаю одну оригинальную постановку «Вишневого сада» Чехова. Пьеса начинается с раскачки, с ничего не значащей болтовни Медведенко и дочери управляющего Маши. «Почему вы сегодня в черном?», – вежливо осведомляется юноша, надо же как-то поддерживать еле теплящийся разговор. Но в данном случае начало было решено совсем иначе; мягко вопросительная интонация обернулась резким восклицанием: Медведенко кричит прямо в лицо Маше: «Почему вы сегодня в черном!!!». И тут же, откуда ни возьмись, появляется мощная пружина, эмоциональная и смысловая, и мы мысленно кричим вместе со стесненным в средствах героем: «Почему ты, у которой все есть, и которая благодаря папаше-прохиндею может не волноваться о своем будущем, позволяешь себе хандрить!!». И тогда все последующее окрашивается иным светом, это уже совсем другая история. Тут не могу не процитировать Роберта Левина, который говорит следующее: «История всегда одна, это история про Хуана и Марию, а вот детали, которыми она обрастет, зависят исключительно от нас». Детали всегда важнее «истории» – и в этом главный секрет.

Закон «почему это сделано так, а не иначе»

Мы часто произносим «форма», «драматургия», порой, не отдавая себе отчет относительно смысла этих понятий. Существуют точные определения одного и другого. Форма – это то, как сделано. Трехчастная форма, двухчастная форма, сонатная форма, форма романа, форма рассказа и т. д. Драматургия – это то, почему это сделано так, а не иначе. Любой текст, нотный ли это, литературный или какой-либо другой текст – это сценарий, по которому вам как режиссеру предстоит снять фильм.

Наугад беру текст «Тихого дона» Шолохова. О чем эта книга? О революции, о том, что рушится старый привычный мир, о любовном треугольнике, или же это роман о трагедии человека, который встретил единственную любовь всей своей жизни и поначалу не понял, что это она?

Закон ключа

К каждому автору можно найти быстрый ключ, которым легко открывается дверца в его творчество. Вот взять, к примеру, старика Гайдна. «Гайдн, – говорил Стравинский, – это драматургия сюрприза. Ожидаешь одно, а он тебе подсовывает дулю». Кроме того, Гайдн, самый смешливый и оптимистичный изо всех известных мне гениев.

Чем для меня открывается Моцарт? При всем том, что автор «Дон-Жуана» одинаково совершенно писал во всех жанрах его мышление – и я в этом глубоко убеждена – это мышление театрального композитора. Моцарт – это всегда галерея живых характеров, и, что бы вы не играли, фортепианную сонату или струнный квартет, создавайте оперные сценки, в которых герои сорятся, мирятся, плетут интриги, хохочут и дурачатся.

«Что такое вальс Сибелиуса? – спрашивает Спиваков. – Она ушла, а на спинке кресла лежит ее шаль, от которой исходит тонкий аромат духов, навевающий грусть». А что такое музыка Сибелиуса в целом? Представьте себе суровую горную вершину; там нет, ни людей, ни животных, в этом разреженном холодном воздухе летают лишь высокогорные птицы, кругом ручьи, водопады и девственно чистая северная природа. Безлюдье и тишина – вот что такое Сибелиус.

А вот мой ключ к Ван-Гогу; когда я смотрю на его «Подсолнухи», то вспоминаю героиню В. Вульф художницу N, которая рисовала кусты боярышника, и вдруг поняла, что боярышник начал жечь ей глаза.

Закон силы сравнения

Силу метко найденного сравнения трудно переоценить. Одно хлесткое слово, один верный эпитет зачастую решает все дело. Из воспоминаний Спивакова: «Однажды я репетировал с оркестром симфонию Шумана. Нужного характера не выходило, и я было уже отчаялся. И тут меня осенило. Я сказал: “Помните, как у Пушкина: ‘Нева металась как больной в своей постели беспокойной’, – сыграйте это так”; и дело тут же пошло на лад».

Та же пушкинская поэма помогла мне, когда я искала образ в «Белых ночах» Чайковского, пьеса не давалась, но выхваченное вдруг из памяти «вдали видна адмиралтейская игла» все расставило по своим местам.

Общеизвестный факт, в барочной музыке очень много украшений. «Что такое украшения?», – спрашивала своих учеников М. Юдина. «Это косметика. Она может быть незаметной, а может быть яркой. Иногда в пьесе украшений бывает столь много, что, кажется, это уже не косметика, а грим, положенный на лицо музыки. Это напоминает моду того времени; если вы снимите с дамы все эти кринолины, мушки, белила, пятиэтажные парики, то вы ее попросту не узнаете. Также и здесь: убери из музыки все эти орнаментальные завитушки, и она станет бледным подобием самой себя», – говорила пианистка.

Никогда не забуду, как Татьяна Петровна Николаева посредством точно найденных слов фактически дала мне ключ к моцартовскому звуку. «Представь себе, – объясняла она, – что у тебя на мизинце находится фарфоровая статуэтка тончайшей работы, и тебе надо ее пронести, не разбив». Лучше не скажешь!

Закон созвучий

В процессе творчества важно задействовать все органы чувств, включая визуальные ряды и пространственное мышление. Во всем, что вы делаете должны быть и звуки, и запахи, и тактильные ощущения, и зрительные впечатления. И чем больше таких рядов вы задействуете, тем качественнее будет художественный результат.

Представьте, что вы пианист, ваш палец резец, клавиатура – мрамор, а вы – ваятель, работающий с мелодией как со скульптурой. Когда я играю Моцарта, то представляю, что делаю ювелирную огранку редкого камня, и тут нельзя ошибиться, ибо малейшая неточность – и бриллиант моцартовской темы моментально превращается в дешевую стекляшку.

Есть авторы, которые априори включают все наши органы восприятия. Таков Чайковский. Когда, к примеру, играешь или слушаешь его пьесу «У камелька», сразу погружаешься в тепло и уют жарко натопленной комнаты. Во всем чувствуется благодать, успокоенность в боге и молитва. Таков Дебюсси. Сыграв начало его пьесы «Отражение в воде» я всегда спрашиваю, какая это вода. Зал единодушно гудит: «Холодная и очень чистая». «А какое это пространство, – не унимаюсь я, – большое или маленькое?». «Маленькое, – вторят мне, – скорее всего запруда». И тут я кидаю последний шар: «А мы находимся в тени или на солнце?». Ответ однозначен: «В тени».

Когда я работаю над образом, сама или с учеником, то без живописи, архитектуры, скульптуры не обходится. Особенно важно включать такого рода сравнения с маленькими детьми. Причин тому две. Причина первая: ребенок не различает мир реальный и мир воображаемый, для него кормить куклу пирогами или варить кашу из песка и камней – столь же реально, как есть суп самому. Причина вторая: придумки и сравнения делают занятия живыми и веселыми, затрагивая игровой момент, а без игры чему-то научить вашего маленького подопечного просто нельзя. Обычно я предлагаю: «Давай-ка разукрасим нашу тему. В начале музыка кажется бледно-розовой, в середине она приобретает насыщенный цвет, а в конце у нее появляется голубоватый отлив». Или же так: «Здесь у нас шелк, здесь бархат, а вот там пушистый мех».

Закон объяснения

Иногда посредством одного искусства можно многое объяснить в другом. Правило таково: если вы имеете дело с временным искусством, то подключайте пространство. Приведу несколько примеров. Известно, что барокко питало нежную любовь к стереоэффектам, к доносящемуся из разных точек пространства звуку. Самый известный образец этого рода – «Музыка на воде» Генделя: оркестранты размещаются на плоту, который плавно перемещается по водному пространству. В результате получается эффект музыки, движущейся относительно слушателя. Поэтому, когда я играю баховские опусы, то представляю, что это не плоское пространство, а тема, которая доносится из-под земли, или напротив, звучит свысока, то она появляется откуда-то сбоку, а иной раз возникает позади меня.

Закон мыслеведения

Приведу здесь крылатые слова М. Бежара, который сказал: «Моя хореография – это не пa и не последовательность пa, а мыслеведение». Мы играем не звуки, а смысл этих звуков. Тот, кто задает себе вопрос, почему композитор написал именно так, а не по-другому, играет совершенно иначе. «На наших занятиях, – признавался Г. Нейгауз, – мы много размышляем о смысле исполняемого. Находим множество аналогий с другими видами искусства, причем размышления зачастую занимают больше времени, нежели непосредственное исполнение». Из интервью С. Юрского: «Помните, в “Вишневом саду” Аня говорит: “Епиходов идет”; ей вторит Раневская: “Епиходов идет”, и тут же встык следует замечание: “Солнце садится”. Тот, кто найдет взаимосвязь между этими тремя фразами поймет суть поэтики Чехова».

Еще одна моя любимая история. Преподававший композицию в венской консерватории И. Брамс нещадно выкидывал куски, порой, весьма красивой музыки, поясняя это так: «Мысль должна длиться на расстоянии». Мой босс всегда говорил мне: «Никогда не надо заботиться о том, как бы покрасивее написать. Если ты длишь мысль, и одно умозаключение вытекает из другого, то над отдельными словами думать нет надобности – нужные слова подберутся сами. Если же одна фраза стилистически никак не состыкуется с другой, значит, между ними прервалась мысль».

Закон вопроса

Наша жизнь определяется качеством задаваемых вопросов. Задавайте вопросы, задавайте их до бесконечности; и неважно, будет ли ответ, потому что творчество заключено в самих вопросах.

Закон необходимого обдумывания

«В пути делай остановки», – говорит книга семи мудрецов. Наш творческий процесс имеет две ипостаси, создание чего-то и обдумывание созданного. Так вот, в процессе работы чаша весов должна склоняться ко второму. Пианистка М. Гринберг говорила, что занимается по шесть часов в день, при этом за инструментом она проводит два часа, остальное время – с нотами в руках обдумывает сочинение. Из воспоминаний В. Афанасьева о своем профессоре Э. Гилельсе: «Он любил, исполнив что-то, встать из-за рояля, походить по классу, размышляя над сыгранным».

«Есть немало музыкантов, – говорит Е. Кисин, – которые играют по двести концертов в год, для меня это неприемлемо, поскольку помимо того, чтобы технически освоить программу, ее нужно внутренне осмыслить, так сказать, переварить, а на это нужно время». «Служенье муз не терпит суеты», – сказал поэт и был бесконечно прав. В большинстве случаев просто по звуку исполнителя можно безошибочно сказать, выстрадана ли сыгранная вещь, или же это ситуация a la «вчера только выучил текст, пальцы уже играют, а мысли пока не подоспели».

Закон мысленной работы

У М. Плисецкой однажды спросили, в чем секрет ее балетного долгожительства Она ответила: «Я никогда не любила делать лишних телодвижений; все, что было можно, я дорабатывала прямо на сцене, кроме того, я взяла себе за привычку заниматься про себя». По моему глубокому убеждению, мысленная практика – это неотъемлемая часть творчества. Если мы откроем книгу И. Гофмана, то увидим, что здесь говорится о четырех видах занятий: 1) с нотами и инструментом, 2) с инструментом и без нот, 3) с нотами без инструмента и, наконец, как он сам считал, самый важный вид занятий – 4) без инструмента и без нот. «Деточка, занимайтесь в парке», – наставляла меня Татьяна Петровна Николаева.

Так занимались многие великие артисты, Рихтер ходил кругами вокруг Москвы, Софроницкий обдумывал сочинение, лежа на диване, Т. Николаева как-то призналась, что занимается преимущественно в самолетах и даже мысленно учит новые программы. Что же дают мысленные занятия? Ответ на этот вопрос я нашла в одном из интервью с Р. Гинзбургом. «Я люблю просто посидеть с нотами в руках и поразмышлять, – говорит пианист. – Это очень многое дает: когда ты не скован ремеслом, аппликатурой, техническими трудностями, то проще увидеть форму целиком и понять ошибки общего плана».

Закон первичного и вторичного

Этот Закон гласит: концепция первична, исполнительские средства вторичны. Даже от своих именитых коллег приходится слышать такие речи: «Я считаю, что окончания в баховских пьесах надо играть тихо», или: «Эта вещь видится мне громче». Вопрос не в том, громко или тихо мы играем, но в том, как именно мы пришли к этому «громко» и к этому «тихо». «У твоего diminuendo должна быть цель, – наставлял ученика Ростропович, – а не показать всем, как ты спускаешься».

Существует странное понятие «попасть в темп». В действительности, в темп попасть нельзя, поскольку темп – это не причина, а следствие вашего замысла. Если вы мыслите произведение как танец, вы будете использовать соответствующие выразительные средства; если же вы трактуете эту музыку в качестве похоронного шествия, то у вас будет совершенно другой исполнительский арсенал. Это похоже на подбор одежды и аксессуаров, если вы надели именно это платье, то к нему пойдут одни украшения, если выбрали другое, то и украшения будут иными.

Закон само собой разумеющегося

Многие вещи мы привыкли считать чем-то само собой разумеющимся, а это далеко не так. Помните, как у И. Бунина, герой говорит Лике: «Ты мне нужна как воздух», на что следует комментарий: «Но ведь воздух не замечают». Теперь, когда мне осталось видеть всего ничего, я каждый день благодарю бога просто за то, что вижу, как всходит и заходит солнце, но главное, за что я благодарна небесам, так это за возможность наблюдать за тем, как растет мой маленький сын.

Теперь об искусстве. Подлинный профессионал – это тот, кто ничто не воспринимает как данность. Не буду растекаться мыслью по древу, приведу лишь эти слова Башмета: «Настоящий мастер может и из банального разрешения доминанты в тонику сделать откровение».

Закон неповторимого момента

Моменты, которые больше не повторятся, для нас ценнее всего. Вы никогда не задавались вопросом, почему возле пресловутой Пизанской башни толпятся тысячи туристов, тогда как рядом в шаговой доступности можно лицезреть не менее достойную архитектуру? Каждый мне ответит: «Башня наклонена, и в любой момент может рухнуть, а потому неизвестно, получится когда-либо в будущем ее увидеть». «Красота, погруженная в печаль, действует сильней всего», – утверждал Вольтер. Почему мы более привязаны к больному ребенку, нежели к здоровому? Почему во всех северных фольклорах есть образ сотворенной изо льда красавицы Снегурочки, которая обречена погибнуть с первыми лучами солнца? Все это проявления удивительного феномена, названного феноменом ускользающей красоты. Я очень люблю выставки песочной скульптуры, но не тогда, когда экспозиция действует, а когда ограждения сняты и песок уже начал осыпаться.

Меня всегда занимал вопрос, почему П. И. Чайковский написал пьесу «Подснежник»? Ведь по сравнению с другими цветами этот выглядит невзрачно и даже жалко. Но когда видишь подснежник на одиноких черных проталинах, посреди холода и зимы, то понимаешь, что это самый прекрасный цветок на свете.

А вся японская культура с ее цветущей лишь день и воспетой в японских танках сакурой. Да и сама расположенная на вулканах Япония, жители которой не знают, проснутся ли завтра – это не что иное, как гимн ускользающей красоте. Теперь сделаю модуляцию в исполнительство и процитирую Г. Гульда: «Когда я записываю какую-то вещь, я знаю, что в своей жизни больше никогда с ней не встречусь, и от того она выходит особенно пронзительно».