Текст книги "Записки попадьи: особенности жизни русского духовенства"

СО СТОРОНЫ

КАК ПОПОВ ИЗОБРАЖАЮТ В ФИЛЬМАХ

Если режиссер хочет показать работу врача, то он постарается максимально правильно применить медицинскую терминологию, если он изображает следователя, то поинтересуется уголовным кодексом и не станет придумывать несуществующие статьи и путать термины, дабы не быть осмеянным и не создать низкопробную картину. Представляете, как будет в фильме выглядеть врач, ставящий пациенту капельницу вверх ногами? А как будет выглядеть милиционер с погонами полковника, к которому обращаются «товарищ сержант»? Но если перед режиссером стоит задача изобразить священника, то почему-то режиссер считает, что подойти к этому можно сообразно с собственными представлениями, не утруждать себя излишними деталями. Поэтому в фильмах часто поют совсем не те молитвы, например на венчании заупокойные, актер, играющий священника, неправильно облачен, на пальце у него обручальное кольцо, а реплики он произносит таким голосом, как будто ему наступили на любимую мозоль либо у него случилось обострение геморроя.

Я до сих пор не видела ни одного художественного фильма, в котором священник был бы более или менее похож на настоящего. Конечно, в советское время их по заданию партии и правительства положено было изображать в карикатурном виде, но совершенно непонятно, почему это продолжается до сих пор. Привычка – дело стабильное…

Например, известный сериал про милицию, эпизод, где оперативник встречается со священником. Первое, что бросается в глаза, это несуразно огромный крест на шее. И откуда они такой взяли? Такое впечатление, что со стены сняли и актеру на шею повесили. Второе – режет слух неестественная речь актера.

И так во всех фильмах – священники похожи на ряженых попрошаек из подземного перехода.

А как они разговаривают? Лучше бы молчали. Почему-то считается, что священник в нормальной современной жизни употребляет в речи сплошные славянизмы, как Иван Грозный из фильма «Иван Васильевич меняет профессию», вроде: «Ты почто боярыню обидел?» или «Покайся, дочь моя». Откуда такая дикая необразованность, понять невозможно.

ПОПОВСКИЙ ЯЗЫК

Раз уж мы заговорили о славянизмах, то стоит развеять этот миф и рассказать, как же реально в жизни общаются батюшки, на каком языке они разговаривают. Прежде всего, на нормальном, самом обычном русском языке, если они русские, а не буряты. Конечно, язык священников лексически богаче и больше насыщен фразеологизмами. В их речи полностью отсутствуют сквернословие, божба и чертыханье, к которым так привыкло ухо современного человека. Если вы случайно в автобусе наступаете кому-то на ногу, извиняетесь, то обычно слышите за спиной злобное шипение типа: «Гос-споди». Для священника, да и для любого христианина немыслимо вот так запросто бросаться именем Бога.

Существует своеобразный поповский сленг, в котором славянизмы употребляются в качестве сатирических оборотов. Ведь в большинстве своем священники народ веселый, любящий пошутить, посмеяться, их хлебом не корми – дай поговорить да пообщаться, планида у них такая.

Друг с другом они любят поспорить на различные богословские и богослужебные темы – о сотворении мира, о православной педагогике, о борьбе с сектантами и так далее. Они очень любят встречи, посиделки с друзьями, их споры эмоциональны и красочны. Иногда увлекаются и могут говорить часами, забывая обо всем на свете.

Например, ждет жена мужа вечером дома. Час ждет, два, три. Начинает волноваться, звонит в храм, спрашивает, давно ли ушел батюшка. Поддатый сторож сонно отвечает – давно, часа три назад. Матушку уже и в жар, и в холод бросает. Хорошо, сейчас мобильные есть у всех, даже у школьников. Звонит на мобильный – электронный голос отвечает, что абонент недоступен, попробуйте перезвонить позднее. Попадья уже поседеть готова, и в этот момент «абонент» является домой довольный и радостный. И с детской улыбкой с порога объявляет, что встретил старинного приятеля по семинарии, или пришлось зайти в гости к прихожанам, а там разговор на три часа, мобильный после службы включить забыл, а сам позвонить жене тоже забыл, так был увлечен интересной беседой, что не заметил, как время пролетело. И это безо всякого злого умысла и с таким восторгом, как будто жене настолько интересно, что она в первом часу ночи просто мечтает послушать о его семинарском товарище или о прихожанах.

Еще один миф необходимо развеять. В народе не без помощи художественной литературы и телевидения сложился устойчивый стереотип, что священник – это хмурый, чрезвычайно серьезный персонаж, вечно всех поучающий, который картинно возводит глаза к небу или смиренно разглядывает свои сапоги. Одним словом, через пять минут общения с таким типом начнется мучительная зевота, а через десять может стошнить от изобилия приторного благочестия, излитого на собеседника.

В реальной жизни жеманства и манерности в священниках крайне мало. Как правило, это очень веселые, живые люди, которые просто счастливы в своем служении и как дети радуются всему, что по вере их посылается им Господом. Которые, конечно, имеют свои грехи, человеческие слабости, недостатки, но искренне верят в Бога и в то, что все ниспослано Им. Именно искренность и простота привлекают к ним многих и многих людей. Помните рекламу: «Надо чаще встречаться»? Так вот, чтобы понять этих людей и их служение, надо действительно чаще с ними встречаться.

НЕМНОГО ОБ ЭТИКЕТЕ

В православии существуют общепринятые нормы этикета, незнание которого может поставить человека в неловкое положение. Очень распространенная ошибка – обращение к священнику «святой отец». Человек, говорящий так, выглядит крайне невежественно и неприлично. В православии к священнику принято обращаться либо «отец N», если известно имя, либо «батюшка».

Общепринято среди православных христиан вместо простого «спасибо» говорить «спаси, Господи», вместо «приятного аппетита» – «ангела за трапезой», а отвечать – «невидимо предстоит». Когда приветствуют священника, вместо привычного «здрасьте» говорят «благословите». С этими словами вместо рукопожатия берут у него благословение, особым образом складывая руки. Но если кого-то такой порядок сильно смущает, то можно просто поздороваться, как с обычным человеком, ничего в этом зазорного нет, главное – не называть его «святой отец».

Когда просят прощения, то отвечают «Бог простит» или более длинно «Бог простит, и я прощаю», но последнее принято говорить на прощеное воскресение.

Прощеное воскресенье бывает раз в году, перед первым днем Великого поста, когда христиане стараются попросить прощения у всех своих близких, родных и всех даже малознакомых. И даже если нет никакой обиды, все равно просят друг у друга прощения.

Во время работы говорят «Бог в помощь». Когда собираются в путь или на ответственное дело, говорят «С Богом», а не привычное «Ни пуха ни пера».

Если вы пожелаете верующему ни пуха ни пера, то не обижайтесь и не удивляйтесь, если он вам ничего не ответит, – чертыхаться-то не принято.

В монастырях и на приходах, когда стучат в дверь, то вместо «разрешите войти» произносят молитву, которую иногда для самых забывчивых вывешивают на дверь: «Молитвами Святых Отец наших Господи Иисусе Христе Сыне Божий помилуй нас», но на практике чаще произносят кратко «Молитвами Святых Отец наших», – а в ответ «Аминь» вместо «войдите». Если вы попали в монастырь и не соблюли сего правила, вам могут просто не ответить, сколько ни тарабаньте в дверь. Так там принято, и лучше это знать заранее, чем попасть впросак.

Некоторые слова, на первый взгляд совершенно безобидные и привычные, тоже не принято употреблять. Например, «обожаю»; обожать ничего и никого нельзя, так как это значит «обожествляю». Обожествлять предметы или живых существ означает сотворить себе кумира или бога, даже если вы применили это слово, совершенно не думая о кумирах или богах. Называть кого-либо своим кумиром тоже не положено. Или слово «прелесть»; как мы к нему привыкли, только и слышим: «Ах, какая прелесть». Оказывается это слово тоже в запретных списках. У него корень «лесть», «прельщение», а эти слова имеют уже резко отрицательное значение. Более того, в православной терминологии словом «прелесть» обозначается состояние тяжелого духовного недуга, который выражается в экзальтированности и истеричности.

ПОД ПРИЦЕЛОМ

Священническим семьям приходится жить под пристальным вниманием всех окружающих, а это тяжело, подчас утомительно. Это жизнь публичных людей. На киноартистов и других известных людей постоянно оборачиваются, их разглядывают, о них перешептываются и показывают на них пальцем; то же самое происходит и со священниками.

Если батюшка с матушкой приходят в магазин, то их не только без стеснения разглядывают, но и заглядывают в корзину с продуктами. Мол, чем же попы питаются? «Надо же, кефирчик, ой, и курочка. А это что? Это же бутылка пива! Так-так, грешим, святой отец». Примерно так выглядит это навязчивое любопытство.

Однажды, в четверг вечером, мы заехали в супермаркет; дома ничего к ужину не было, вот и заехали. Взяли какой-то мясной полуфабрикат, чтобы быстро пожарить, время достаточно позднее и возиться у плиты не было ни сил, ни времени. Мой муж, как всегда, был увлечен беседой с одним своим знакомым и вокруг себя как обычно ничего не замечал. Беседа затянулась, и мы застряли возле мясных полок. Но я заметила, как некая пожилая женщина с упорством истребителя давно кружит вокруг нас, назойливо заглядывая в нашу тележку. Наконец, подойдя к нам почти вплотную, женщина громко и обличительно прошипела: «А в пятницу-то мясо есть нельзя!» Я уже была готова к отражению налета и нанесла ответный удар: «А мы в пятницу его есть и не собираемся». Мадам отлетела на почтительное расстояние и, сделав завершающий круг, растворилась среди стеллажей.

Любимой темой, так сказать информационным поводом в любом местном скамеечном ретро-клубе является жизнь священнической семьи. Соседи всегда с удовольствием обсудят, во что одета матушка, как одеты и обуты дети, сколько у них велосипедов, роликов и прочих детских радостей, кто приходит, и на каких машинах приезжают, и что из машин выносят, и так далее и тому подобное.

– Мань, а попадья-то опять беременная.

– Да что ты?!

– А попа-то вчера на машине баба привезла, да, собственными глазами видела. Как не может быть, все может быть, это они только с виду все такие…

– Вон дочка ихняя пошла. Туфельки-то новые, да и плащ другой…

Скажете, что это всех так обсуждают на скамейках. Не всех, священники лакомый кусок, можно сказать, бренд любого двора.

Мы живем в обычной московской девятиэтажке. Первые годы к нам было очень настороженное отношение, нас постоянно обсуждали. Когда у меня появилась «десятка», ее называли иномаркой. Когда я пошла работать и у наших детей появилась няня, то ее каждый день буквально атаковали все наши дворовые кумушки, расспрашивая, сколько мы ей платим и как живем, на чем спим и что едим. Когда я делала ремонт, ко мне приставали, что я буду стелить – линолеум или паркет. Когда ко мне приезжал отец на большом черном джипе, все замирали, разинув рты, а потом начинали возбужденно шушукаться, и так далее и тому подобное.

И только крайне общительный и приветливый нрав моего мужа, который даже с пьяными мужиками умеет разговаривать как с лучшими друзьями, через несколько лет глобально изменил к нам отношение и растопил лед недоверия. Аюди наконец поняли, что мы не с другой планеты, и стали относиться просто как к соседям.

Но еще раз убеждаешься, что священникам достаются все прелести публичной жизни. Незамеченным в подъезд не войдешь.

АРТЕМИДКИ, или РЯСОФИЛКИ

Мы затронули тему внешней публичности священнослужителей и их семей, но есть внутренняя публичность, можно сказать, внутриприходская, о которой в церковных кругах не очень-то принято говорить, но от которой священники страдают гораздо больше, чем от внешних проявлений интереса к их персонам. Это женщины – почитательницы и воздыхательницы, неустанно преследующие своего кумира-батюшку. Один наш знакомый назвал этих дам «артемидками» – по имени известного московского протоиерея, который особенно от них страдает за свою необыкновенную душевность и мягкость. В церковной среде их еще называют рясофилками. Не думайте, что священникам такое почитание доставляет удовольствие; надо быть окончательно тщеславным типом, чтобы испытывать упоение от подобного. Священник Михаил Ардов (не из Московской патриархии) выразился по поводу этого явления очень точно. Он сказал, что если чурбан обрядить в рясу и клобук, то у него моментально появятся почитательницы.

«Артемидки» – это особы экзальтированно-истеричного склада, как правило, очень одинокие или разведенные женщины с ярко выраженным сексуально-религиозным психозом. Православная одинокая женщина не может завести себе бой-френда, такие отношения называются блудом, а духовных сил справиться с элементарной физиологией не хватает, или просто нет желания обуздывать свои страсти, вот и проявляет себя необласканная женская природа таким внешне благочестивым образом. Именно благочестивым, а никак не сексуальными домогательствами, как некоторые могут подумать.

Скорее всего, за подобные высказывания православные закидают меня гнилыми помидорами, так как об этих явлениях в нашей среде не принято говорить вслух. Православные вообще очень часто внешне позиционируют себя так, как будто секса в религиозной среде вовсе не существует, ну просто как в Советском Союзе.

Итак, тот самый протоиерей, именем которого мы назвали сие явление, обладающий, кстати, превосходным чувством юмора, одно время преподавал в семинарии риторику. И вот как он советовал будущим пастырям избавляться от женской назойливости:

– Подходит к вам барышня и говорит: «Батюшка, я за вас всю ночь Богу молилась, всю ночь!» А вы ей отвечаете: «То-то мне всю ночь кошмары снились».

– Или еще, подходит очередная барышня и спрашивает: «Батюшка, как вам мои пирожки? Специально для вас пекла». А вы ей отвечаете: «Ой, матушка, всю ночь в обнимку с белым другом».

Откуда появляются «артемидки»? Я думаю, что происходит это так. Живет себе некая светская барышня, носит джинсы и мини-юбки, работает как все, переживает бурные или вялотекущие романы, да и просто общается с друзьями-мужчинами. И вот происходит нечто, и она становится верующей. В ее жизни появляются храм, православная община, джинсы меняются на длинные юбки, модная прическа на платок. Бой-френды уходят в прошлое, и барышня начинает мечтать о православном муже, куче детей и простом женском счастье, о котором поется в глупой песенке, – «был бы милый рядом». Но милого, православного, суперблагочестивого, с бородкой и нежным взглядом все нет и нет. В церкви женщин всегда больше, чем мужчин. Идут годы, барышне уже давно за тридцать, а то и за сорок, а его все нет, а рядом замужние и такие счастливые многодетные, румяные и не очень, ее ровесницы и гораздо моложе. И мужчины в церкви давно все заняты или хронические холостяки, которые и смотреть не станут в сторону старой девы.

Вот и остается в жизни нашей барышни единственный мужчина – батюшка. А батюшка статен и красив, и ряса на нем такая красивая, и говорит он так красиво и все, все в нем красиво. И даже если батюшка плешивый и гугнивый, то для представительницы артемидского племени он будет красив как Аполлон и красноречив как Цицерон. И тут наша барышня даже и не замечает, как влюбляется в него, такой чистой любовью. Нет, нет, о греховном она и подумать не смеет, разве можно о батюшке такое думать! Но ей так хочется его видеть, и брать у него благословение, и ручку целовать, и вести длинные беседы о спасении души и об искушениях, с которыми наша барышня отважно борется, и подарки ему дарить по поводу и без повода, и так далее и тому подобное.

Только не подумайте, что все одинокие религиозные женщины страдают этим душевным расстройством. Скорее, таких болящих меньшинство, но это меньшинство уж очень прилипчивое и надоедливое.

Артемидки бывают и замужние; просто дамочка недовольна семейной жизнью, вот и ищет утешение у батюшки. О такой артемидке придется поведать в сказкебыли, которую рассказала мне одна знакомая.

Кризис среднего возраста

Жил-был один батюшка. Были у него матушка и шестеро детей.

Служил этот батюшка где-то под Нижним Новгородом.

Жили они, не тужили, пока однажды не получила матушка в наследство от бабушки трехкомнатные хоромы в Москве. Подумали они с батюшкой и решили переехать в стольный град Москву. В Москве столько школ и гимназий, детям будет где учиться. Сказано – сделано. Батюшка отпросился у архиерея, собрал вещи, детей и переехал. В Москве батюшка пошел служить на приход десятым священником, пятым помогающим. Матушка тем временем устроила деток по разным школам, получила права, купила машину и давай детей возить с занятий да на занятия. Так они жили-поживали и добра наживали, пока не грянул гром.

Служил себе батюшка на своем приходе, не думал не гадал, как напало на него одно тяжкое искушение. Повадилась к нему на исповедь дьяконша ходить, жена тамошнего дьякона, мать четверых детей. И вот придет к нему на исповедь и давай жаловаться на свою тяжкую жизнь, душу изливать да батюшкиного утешения искать. Так, мол, и так, дескать, муж не любит, не голубит, дети балуются, не радуют, жизнь не жизнь, никакого спасу. Батюшка ее все утешал, а потом и сам ей жаловаться стал – мол, у него то же самое. Жена не любит, не голубит, слова ласкового не вымолвит, все с детьми да по своим делам. А я вот один бедный да несчастный.

Дальше больше. Стал наш батюшка с дьяконшей встречаться да на прогулки по городу ходить. То в парке погуляют, то в кафе посидят, да так им хорошо друг с другом, так легко, да столько интересных тем для обсуждения, радостно так. И вот ходят они, гуляют, словно молодость к ним вернулась. А когда не могут встретиться, так обязательно созваниваются, или SMSками перекидываются, или по электронке переписываются. И вот дьяконша батюшку уже «своим родным» называет и стихи ему пишет: мол, родной мой, солнечного дня тебе…

Стал батюшка своей жене говорить: ты мне жизнь испортила, ни дня счастливо с тобой, окаянной, не прожил, и зачем только на тебе женился. А вскоре заявил, что уходит от нее и будет жить отдельно.

Решили они с дьяконшей снять себе уголок, дабы свить там гнездышко. Но тут дьяконша вроде опомнилась и решила до греха не доходить, а остаться со своим законным мужем. А другие говорят, что это батюшка греха убоялся и с дьяконшей жить не стал. А совсем уж злые языки поговаривают, что батюшка с дьяконшей вместе все же пожили, да разбежались. Чем все закончилось на самом деле, никто не знает, кроме Господа Бога. Но знаем одно – батюшка к жене так и не вернулся и с прихода своего ушел. Так и живет один, а чем занимается – неизвестно.

Говорят, что это с батюшкой случился кризис среднего возраста.

Вот и сказке конец, а кто слушал молодец.

В церкви всегда много сумасшедших и людей с неустойчивой психикой или пограничными состояниями, и это естественно, так как изначально церковь предназначена для тех, кто нуждается в исцелении и успокоении. Поэтому больные и несчастные люди не должны смущать тех, кто считает себя более здоровым. Писательница Дина Рубина, бывшая наша соотечественница, живущая в Израиле, заметила, что в Иерусалиме много сумасшедших. Там много сумасшедших по той же причине, что и в церкви. Иерусалим – святой город, поэтому и умалишенных там очень много. Знаете, почему врачи здоровому человеку пишут «практически здоров»? Потому что абсолютно здоровых людей не бывает.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В нашей книге мы сознательно не затрагивали различные аномальные явления, которые иногда встречаются в церковной жизни. Главной задачей была попытка описать жизнь самых обычных, среднестатистических священников, их традиций, ценностей, жизненных принципов; тех священников, которые искренне несут свое служение, отдавая все силы и всю жизнь Церкви и Богу. Аномалии и извращения, конечно, есть, как и в любом человеческом сообществе, где есть люди из плоти и крови, со своими страстями, болезнями, слабостями и корыстными стремлениями. Это и пьянство некоторых священнослужителей, и сребролюбие, и безнравственное поведение. Эти больные вопросы дискредитируют Церковь в глазах простых людей, так как усиленно обсуждаются и смакуются в различных СМИ, бесстыдно преувеличиваются и обрастают крамольными подробностями.

Однако священство является одним из самых благочестивых сословий России. Большинство священников без пиара и помпы, искренне, по совести исполняют свое служение Богу и людям.

Они всегда были и будут оставаться чужими в нашем мире. К ним всегда было и будет настороженное отношение, их никогда не понимали и не будут понимать. Их главная мечта и цель в жизни – стать гражданами неба, они не имеют отечества здесь, на земле, они другие, хоть и состоят из той же крови и плоти, что и все люди.

Они не хотят меняться и подстраиваться под веяния времени, сколько бы их об этом не просили. Они живут так, словно находятся вне времени. Их сложно понять, их надо принимать такими, какие они есть.

В одной из своих работ святой Иоанн Златоуст сказал, что Бог поставил священников из людей, а не из ангелов, чтобы они, имея собственные немощи, снисходили к немощам человеческим.