Текст книги "Хозяин зеркал"

Эпилог
Пророчество

Особняк разграбили, но поджечь не смогли – сработали охранные заклинания Фроста. Уцелела и кладовка с зеркалами. До нее не дотянулись ни жадные руки погромщиков, ни желтые когти луны. Все так же мерцала запыленная лампочка под потолком. Все так же бледно светилась поверхность продолговатого зеркала у левой стены и высокого узкого – у правой. Мальчишка в правом зеркале прижимал лицо к стеклу. Расплющив нос, щурился, пытался разглядеть, что там, снаружи.

Снаружи был Кей. Он стоял у зеркала и покусывал ноготь. Скверная детская привычка, о которой молодой хозяин Города почти забыл – и вот же, вспомнилось. Мальчик за стеклом, вдохновившись, тоже запустил палец в рот.

Пугало, сидевший в углу, надвинул шляпу на глаза и помалкивал.

Молчание тянулось долго.

Наконец Кей, не поднимая головы и не повышая голоса, сказал:

– Ну же, Фрост, выходите. Я знаю, что вы здесь.

В пустоте что-то завозилось, и из воздуха соткался упитанный господин в белейшем костюме.

– Да, мессир? Чем я могу быть вам полезен?

Кей окинул его задумчивым взглядом:

– Давно собирался вас спросить. Куда Королева дела осколки четвертого Зеркала?

– Простите, мессир?

– Зеркало «Спокойствие». Вторая «T» в слове «Eternity». Старуха разбила его, но она бережлива. Небось заначила где-нибудь пару осколков?

Фрост передернул плечами:

– Не понимаю вас, мессир.

– Нет? Сейчас поймете. Как вам удалось выжить?

– Выжить, мессир?

– Да, выжить, Фрост. Завод выглядит так, словно его коптили в дубовой бочке. От башни правления осталась одна зола. Зеркало растаяло. А вы как огурчик.

Голем брюзгливо выпятил нижнюю губу:

– Это допрос, мессир?

– Считайте, что да. Это допрос.

Фрост покачал головой:

– Не думаю, что у вас есть право меня допрашивать.

– Вот как? – Кей заломил бровь; голем смотрел бесстрастно и холодно. – И когда же я утратил это право?

– Вы не оправдали моих надежд… мастер Джейкоб. Вы не смогли убить девушку. Вы допустили, чтобы власть захватили другие. Из вас не вышло достойного продолжателя дела моей Госпожи.

– В самом деле? – Кей улыбнулся.

Дафна, увидев такую улыбку, немедленно перекинулась бы в Господина W и схватилась за меч. Фрост знал хозяина хуже. Или полагал, что, пережив пламя падучей звезды, переживет и прочие неприятности.

– Да, мастер Джейкоб. Разрешите откланяться. За зеркалами я пришлю позже. – Коротко кивнув, голем сделал шаг к двери.

Кей шагнул следом:

– Как же так, Фрост? Мы столько времени провели вместе. Столько общих воспоминаний. Неужели ты даже не обнимешь меня на прощание?

Важная физиономия голема приняла удивленное выражение:

– Мессир?..

Кей одним хищным движением пересек разделявшее их расстояние и выкинул вперед руку. Если голем и хотел попятиться, то не успел. Тонкие пальцы вонзились в белый сюртук, пробили жилет и рубашку и погрузились в плоть. Слуга Королевы закричал. Спустя секунду крик оборвался и то, что было Фростом, обрушилось на пол грудой грязного снега.

Кей внимательно изучил свой трофей. Длинный заостренный осколок зеркала. Незамутненно ясное стекло, лишь по краям обметанное тонкой поволокой инея. Иней под пальцами Кея не таял.

– Так я и думал, – сказал молодой человек.

Бубенчики Пугала брякнули. Кей ответил, не оборачиваясь:

– Да, я знаю, что он растает и ты промокнешь. Помолчи. Я жду гостей.

Бубенчики звякнули вопросительно.

– Нет, не приглашал. Эти гости приходят без спросу.

И снова звон.

– Козырь, друг мой Пугало. В картах это зовется козырем, и держат его в рукаве.

Гости пришли спустя два часа. Все это время Кей не покидал кладовой. Он сидел на полу рядом с Пугалом, вертя осколок стекла и словно не замечая ни равнодушного свечения слева, ни любопытного взгляда справа. Затем что-то изменилось.

Не звук – хотя, возможно, и звук: сухой треск, пощелкивание, работа тысяч и тысяч маленьких острых зубов. Не запах, хотя, кажется, в тесной комнатке потянуло гнилью, падалью и помойкой. Движение в левом зеркале – мелькнул серый свалявшийся бок. Это не могла быть крыса, потому что такие огромные крысы не водятся даже на нижнем уровне катакомб. И все же…

Кей встрепенулся и быстро спрятал осколок в рукав. Теперь серая туша заполнила оба зеркала. Красными бусинками загорелись глаза. Крыса – если это все-таки была крыса, – громадная семиглавая крыса размером с быка повела усами и проверещала:

– Нас здесь ждут!

– Нас заждались.

– Здесь вкусно пахнет.

– Мясом и кровью.

– И па́рящей требухой.

– Нам приготовили пир.

– Мы пришли пировать.

Молодой человек, сощурившись, всмотрелся в правое зеркало. Заключенный в нем мальчишка совсем исчез за ворочающейся семителой тушей. «Ему уже не выбраться», – подумал Кей, и мысль эта отдавала горечью.

– Не рано ли радуешься? – тихо спросил хозяин особняка. – Она сильнее их всех. Если Ариман воплотится в ней, тебе несдобровать, старая. Она очень не любит крыс.

Крысиные головы захихикали:

– Мальчик еще не понял?

– Девочка Война умрет, как и остальные.

– Она будет сражаться до последнего.

– Две армии, мстящие друг другу за давнее поражение.

– Двое, схватившиеся из мести на меже.

– А когда они истребят друг друга, с ними умрет и Месть.

– И тогда придет Он – и накроет нам праздничный стол.

Кей нахмурился:

– Но Ритуал…

Крысиный Король ударил семью хвостами.

– Одно из имен Аримана, мальчик, – Великий Обманщик. Ариман обманул и их. Мы говорим, мы уверяем, мы знаем точно: умрут все.

Кей медленно поднялся на ноги и подошел к стене. Правое зеркало казалось более надежным. На нем не было следов красной губной помады.

– Где? – спросил юноша, приближаясь к стеклу. – Где это случится?

Стекло пахло крысами.

– Там, где все началось.

– На изнанке зеркала.

– На изнанке мира.

– На изнанке Реальности.

– У Семи Колодцев.

– В Долине.

– В Долине.

– Долина, – шепнул Кей. – Пророчество…

Бубенчики Пугала громко брякнули. Крыса насторожилась:

– Что оно сказало?

Кей отмахнулся:

– Ничего. Тебе все равно не понять. Ответь лучше, как я могу остановить Ритуал. Как я могу ее спасти?

Крысиный Король почесал за ухом третьей головы кончиком сросшегося до середины хвоста. Открыв узкую пасть, третья голова прошипела:

– Это будет стоить дорого.

– Очень дорого, – хмыкнула четвертая.

– Необычайно, – подтвердила пятая.

Кей пожал плечами:

– Ты ведь за этим и явилась? Чтобы заключить сделку? Ты отпускаешь человека в Багдад, встретив его в Дамаске. Ты уводишь из города крыс, чтобы затем увести детей. Ты любишь держать смертных на поводке, но у меня есть для тебя кое-что получше.

Крысиные головы закивали:

– Умный мальчик.

– Хитрый мальчик.

– Нам нужна плоть.

– Нужна форма.

– Дай нам имя, чтобы мы могли войти в твой мир.

– R и T.

– Rat. Наше имя.

– Ты получишь его, – подтвердил Кей.

Крысиный Король сердито зашипел:

– Девочка тоже обещала.

– Не сдержала обещания.

– Имя сейчас.

– Нужно сейчас.

– Дай сейчас.

Семь пар рубиновых глаз уставились на Кея из глубины зеркала. Семиконечный хвост хлестнул по бокам, покрытым комковатой сырой шерстью. Из семи пастей пахнуло мертвецким смрадом.

Юноша отступил от стены к центру комнаты. Ему впервые за много лет сделалось страшно. Он уже играл со Смертью, но тогда Дафна была рядом. От последней мысли боль, тлевшая в левом глазу и в груди еще с морозильного цеха, усилилась. Показалось даже, что глухо стукнуло сердце – стукнуло один раз и замолчало.

– Бери, – охрипшим голосом произнес Кей.

Тысячи маленьких острых зубов впились в стекло и принялись грызть зеркало изнутри. Черная дыра все расширялась, крысы грызли всё нетерпеливее. Через несколько секунд в кладовую хлынул серый поток.

Кей попятился. Он не боялся крыс, но от вони, писка и скрежета по коже пробежали мурашки. Буро-серое лоскутное одеяло под ногами заколыхалось, и из него выросла маленькая фигурка. Девочка в мышиного цвета платьице, с ядовито-розовым бантом в жидких волосах.

– Не всё, – пискнула она. – Ты отдал не всё. – И выставила грязную ладошку.

– Чего еще ты хочешь?

– Поцелуй Королевы. Осколок зеркала R. Он наш. Отдай его нам.

Левый глаз Кея пронзила острая боль. Закричав, юноша упал на колени. Из-под пальцев, прижатых к лицу, потекла кровь.

Когда Кей снова смог видеть, девочки в комнате уже не было. Огромная, семиглавая и семителая крыса выбралась на свободу. Расправила лапы и хвост. Повела носами, принюхиваясь к запахам живого мира. Мир, открывшийся ей, пах сладостно.

– Теперь я отвечу, – сказал Крысиный Король.

Боль пульсировала в опустевшей глазнице. Кей стиснул зубы. Надо терпеть.

– Ты не сможешь ее спасти.

– Для того чтобы спасти, ее надо остановить.

– Но Война не остановится.

– Она будет идти и идти.

– Пока не ослабеет.

– Пока не упадет.

– Пока не умрет.

– Мы ответили, – хором сказали головы. – А теперь мы хотим есть. Мы голодны. Мы сожрем тебя, а затем и всех остальных.

Кей заставил себя встать на ноги. Крыса была громадна, ее туша заполняла все пространство кладовки. Всюду были клочковатый мех, зубы, усы и запах помойки.

Губы не подчинялись Кею, судорога скрутила левую часть лица – и все же он сумел выговорить:

– Я так не думаю.

– Что?

– Не думаю, что вы съедите меня, а затем и всех остальных.

– Почему?

– Вас остановлю я. А Войну может остановить поражение.

Он провел рукой по рубашке, стирая с пальцев кровь. Слева в груди что-то билось: отчаянное, живое и суматошное, разгонявшее по венам тепло и боль. Он позволил себе еще минуту наслаждаться этим забытым чувством. Лед сковывал сердце так долго…

– «Когда любовь станет льдом, лед – любовью, а поражение – победой…» А я-то считал, что Пустынник бредил. Наверное, он и вправду был святым…

– О чем ты? – забеспокоились крысы.

– Поражение. Defeat. Орфографически выходит неверно, но, надеюсь, достаточно и правильного звучания.

С этими словами Кей повел кистью, и в ладонь скользнул прохладный осколок. Быстро сжав пальцы, юноша размахнулся и всадил кусок ледяного стекла туда, где билось горячее и живое. Сердце стукнуло еще раз, одарив прощальным теплом – и замолчало навсегда. Из этой раны кровь не текла, зато Кей почувствовал, как уходят боль и страх, отчаяние и усталость. Холодное спокойствие сковало его, как лед сковывает истомившуюся от морозов землю.

– Defeat. Death и T – думаю, этого хватит. А сейчас ты пойдешь со мной.

Крыса взвизгнула и метнулась к двери, однако не тут-то было. Тонкопалая рука вцепилась в сросшийся у основания хвост. Крысиный Король забился, заклацал зубами, но Кей уверенно и безжалостно потащил добычу в черный провал изгрызенного зеркала R.

…Она шла. На пути ее вставали армии – и она проходила сквозь ряды солдат, оставляя позади искромсанные трупы. Она шла. На пути ее вставали города, зеленые парки, сады и просвеченные солнцем проспекты. Позади оставались руины. Она шла, и каждый шаг давался все тяжелее. Уже много дней она шагала по разоренной и выжженной земле, где не было ничего живого. Она опустилась бы на груды обломков, она присела бы отдохнуть, но Голос за спиной подгонял.

«Иди, – говорил он. – То, что ты ищешь, впереди».

И она шла. Она верила Голосу.

Иногда через дорогу тянулась цепочка собачьих или человечьих следов. Иногда попадался лагерь с лохмотьями брезентовых палаток и ржавыми жестянками, в которых копилась дождевая вода. Иногда в тучах впереди мерещилось солнце, но это было лишь пламя далеких разрывов. Ниже, над самым горизонтом, сходились и расходились какие-то точки – то ли воронье, то ли вражеские аэропланы. Оттуда доносился сухой стрекот, словно сверчки или цикады решили устроить концерт. Но кажется, здесь давно уже не было ни сверчков, ни цикад.

Через миллион миллионов лет, а может, и больше, она очутилась в разрушенном городе. Город был похож и одновременно не похож на что-то из прошлого. В центре вздымался к низкому небу обугленный клык – развалины высокой башни. Идущая откуда-то знала, что башня звалась Смотровой, но откуда – сказать не могла.

Она побрела по широкому проспекту, изрытому воронками. В воронках стояла тухлая зеленая вода. Позади осталась изувеченная бомбежкой площадь, где раскинулись щупальца мертвого кракена – городского фонтана. Бассейн заполняла черная жижа.

Не решившись подойти к бассейну, она свернула налево, в один из проулков. Здесь даже сохранились дома. Нижние этажи покрывала копоть, но выше краснели черепичные крыши. За рядом домов показалась широкая улица, и на другой ее стороне – старинный особняк, окруженный садом. Чугунные завитки ограды, засохшие деревья за ней – все это было знакомо и в то же время отдавало чужиной, словно правое сменилось левым, а прямое – кривым.

«Не ходи туда, – предостерег Голос. – Там нет того, что ты ищешь».

«А что я ищу?» – хотела спросить она, поднимаясь на крыльцо и переступая через высокий порог. Голос за спиной зашипел почти по-змеиному.

В холле ее встретили мрак и паутина, запах сырости и плесени, известковые потеки на стенах. Дальше, вверх по лестнице и сквозь путаницу переходов. Она шла, ведя рукой по стене, и пальцы узнавали штукатурку, словно оглаживали ее уже не раз. Так не гладят стену дома. Так гладят лицо… чье лицо?

Свет лился из-за угла. Тусклый, неровный, он то вспыхивал тревожно, то снова гас, превращаясь в чуть заметный отблеск на половицах.

Дверь. Открытая дверь. Она вошла.

Тесная комнатушка. Лампочка под потолком. У левой стены разбитое зеркало – казалось, стекло выгрызли из рамы зубами. У правой, спиной к вошедшей, стоял человек.

Высокий. Сухопарый. В изодранной закопченной рубашке.

Человек развернулся на звук шагов.

На месте его левого глаза зияла дыра. Правый глаз прикрыт веком, и не разобрать, какого он цвета. Заострившиеся черты, желтая, изрезанная ранними морщинам кожа. Светлые – или седые? – волосы по плечи. И все же в высоком лбу, в разлете бровей, рисунке губ осталось что-то юношеское – словно человек постарел на двадцать лет за один день. Приглядевшись, она подумала, что незнакомца грызет какая-то тяжелая болезнь, точит изнутри тысячами острых зубов.

За спиной человека в раме светилось высокое и узкое зеркало. Зеркало, собранное из осколков. Паутиной расходились трещины, показывая места стыка. Руки незнакомца были изрезаны в кровь, так что зеркало, наверное, собрал он.

– Я ждал тебя, – тихо сказал человек. – Миллион миллионов лет, а может, и больше.

Голос за спиной прошипел: «Он лжет! Он всегда лгал!»

Странница не знала, прав ли Голос, – ведь этого человека она совсем не помнила.

Пожав плечами, она развернулась и шагнула к двери. Надо было идти дальше. Какое ей дело до уродливого калеки?

– Стой.

Непонятно как человек снова очутился перед ней и заступил дорогу.

Она усмехнулась. Что ж, одним мертвецом больше. Ее не остановит никто.

Она шагнула вперед – и наткнулась на невидимую стену. К незнакомцу невозможно было приблизиться. И нельзя его обойти. Ноги словно завязли в трясине. Тягучая резина сдавила со всех сторон, хотя комната оставалась пустой – не считая ее и калеки.

– Дальше ты не пойдешь, Дафна.

Странница недоуменно вскинула голову. Человек обращался к ней, и давление чуть ослабло. Она поднесла руки к лицу: маленькие, но крепкие ладони в жестких мозолях, пахнущие пороховой гарью. Справа почудилось движение. Резко обернувшись, она увидела в зеркале свое отражение.

Тощая, смуглокожая, угловатая девчонка с раскосыми глазами, в растянутой майке с одной-единственной буквой на груди. «R». Буква «R» что-то означала, но что?

«Убей его», – прошипел Голос за спиной, наливаясь злобой.

Она мотнула головой. Убить… убить можно всегда. Если она – Дафна? – что-то и помнила о себе, так это то, с какой легкостью ей удавалось обрывать чужую жизнь. Но вставший у нее на пути человек… его странная сила мешала и одновременно вызывала острое любопытство.

Снаружи, за стенами дома, послышался шум. Кто-то взвыл вдалеке – как будто ее колебания разозлили древнее, спавшее до поры до времени чудовище. Лампочка под потолком замигала тревожнее.

«Убей!»

Она – Война – Дафна снова попробовала шагнуть вперед. Не получилось. Зато незнакомец сам сделал шаг к ней. Глядя на девчонку сверху вниз, он спросил:

– Неужели ты меня совсем не помнишь?

Дафна мотнула головой. До сегодняшнего дня она не помнила даже собственного имени. И этого, одноглазого, изуродованного, тоже не помнила.

– Жаль. Впрочем, не важно.

Отдаленный рев надвигался, ширился, становился все яростнее. Что-то мчалось сюда, круша стекла и ставни, руша стены, что-то близилось быстро и неумолимо. Еще секунда, и оно ударило в дверь кладовой – раз, другой, третий. Четвертого удара дверь не выдержала и слетела с петель. Комнату наполнила грозовая тьма. За порогом уже не осталось ни стен, ни крыши, ни самого города – только ночь, пронизанная зарницами, черно-багровая, как кровоподтек. Из ночи перло огромное, завывающее, неудержимое. Вот блеснул смоляной зрак, разинулась длинная зубастая пасть, вот нетопыриные крылья раскинулись, заполнив полнеба. Дракон. Дафна почти рассмеялась от облегчения. Это был Дракон. Тот, кто говорил с ней все это время, подгоняя вперед и вперед, шепча и угрожая, уговаривая и льстя, оказался всего-то навсего Драконом. А Дракона можно убить.

Она дернулась вперед – но запястье перехватили холодные пальцы.

– Нет. Туда ты не пойдешь.

Она помнила это прикосновение. Эту прохладу, разлившуюся по телу, усмирившую боль ожогов снаружи и внутри.

– Кей?!

Дракон заревел. Из пасти его вырвалось пламя.

Человек с лицом мертвеца и руками Кея заслонил ее собой и отшвырнул прочь, прямо в белый прямоугольник зеркала.

– Кееееей!!!

И был свет. И была боль.

Солнце над Долиной стояло в самом зените. Если, конечно, это было солнце. Если небо не было еще одним, огромным зеркалом, отражавшим раскаленный добела огненный столб. Столб трепетал в раскаленном воздухе у Третьего Колодца. А может, у Второго или даже Шестого – теперь их было не отличить. Песок засыпал поля, засыпал конопляные делянки и тыквенные бахчи, засыпал дома с округлыми крышами, сараи для ездовых страусов и варанов, засыпал кости самих животных и их хозяев. Осталась лишь желтая пустыня с морщинами дюн и семь дыр в ней, семь незаросших ран – семь скважин, набитых под завязку все тем же песком. Только узкий ободок колодезной кладки отделял песок снаружи от песка внутри.

Сейчас песок плавился от жара, спекаясь в стекло.

Стекло вверху и стекло внизу, шарик солнца, сплюснутый между двумя стеклами, соединяющая их нить огня и синяя полоска гор на горизонте. Здесь не было даже теней.

Ах, нет. Одна тень все же была. Бледная, но четкая, она тянулась от того колодца, рядом с которым горел огненный столб. На песок, серым по желтому, легло очертание колодезной кладки и притулившегося на ней разрисованного мешка в широкополой шляпе. Откуда мешок взялся в безлюдной и безводной пустыне, где вымерли даже стервятники, – неизвестно.

Щуря нарисованные глаза, Пугало глядел в огонь. Некоторое время его ожидание было напрасным. Затем пламя дрогнуло, распавшись на отдельные языки. В белом зареве появились цвета: болотно-зеленый, алый, багряно-черный, венозно-синий и золотой. Радуга, бьющая из земли в небо, вспыхнула, болезненно изогнулась и выплюнула на песок человеческую фигурку. И угасла.

– Кей!!!

Существо, исторгнутое огнем, поднялось на четвереньки и оказалось невысокой девушкой в изодранной майке и мешковатых штанах. Девушка крутанулась на месте, словно надеясь увидеть за спиной кого-то еще. Но там не было ничего, кроме пустыни и лужи расплавленного песка. Лужа быстро затягивалась карамельного цвета коркой. Девушка слепо зашарила в воздухе. Пустота. Струи жара текли над безжизненными барханами.

Пугало вздохнул и брякнул бубенцами.

Девушка обернулась:

– Он не придет?

Пугало вновь зазвенел, и на сей раз Госпожа W, или Война, или просто Дафна различила в этом звоне слова:

«Я не знаю».

– Ты не знаешь? Он остался там навсегда?

«Он должен удерживать того, второго. И теперь он носит в себе Смерть».

Дафна хлюпнула носом. Неосознанно она провела рукой по лицу. Слезы размазались, оставив на впалых щеках грязные разводы.

– Смерть убьет его, да? Сгрызет изнутри?

«Не думаю. Он всегда был упрям».

Девушка устало поднялась на ноги. Загребая ботинками песок, подошла к колодцу и опустилась на горячую кладку рядом с Пугалом.

В небе что-то происходило. Белое сияние сменилось серой дымкой. От гор поползли клочковатые облака, затягивая выцветшую синеву. Порыв холодного ветра пронесся над барханами. Еще несколько минут – и упали первые капли.

Дафна подставила ладонь под дождь. Песок быстро покрывался темными оспинами. Вскоре тучи прорвались, и ливень хлынул вовсю. Вода смывала пыль и жар, желтеющие в песке кости и фундаменты саманных построек. Пенные потоки ринулись с гор. Дождь клокотал свирепо, яростно и свободно – и ничего не было слышно, кроме шума и плеска дождя.

– Это конец, – тихо сказала Дафна.

Ее майка намокла, облепив узкие плечи с выступающими лопатками. В ботинках хлюпала вода.

«Нет, – прозвенел Пугало, – это только начало».

Девушка вздрогнула и обернулась к нему. Дождь, поглотивший все, не сумел размыть масляную краску. Глаза Пугала лукаво щурились, а широкий рот расплылся в ухмылке.

«Пророчество исполнилось, – брякнули бубенцы. – Круг разорван».

– Откуда ты знаешь?

Песчаный голем рассмеялся и крикнул во весь голос:

– Песок пустыни знает ответ! Значит, знаю и я. Вот послушай:

 
Когда осколки неба падут на твердь,
Когда Трое сменят Одну,
Когда отец напоит кровью сына,
Когда сын напоит кровью отца,
Когда любовь станет льдом,
Лед – любовью,
А поражение – победой,
Семь Колодцев наполнятся живой водой.
И вода не иссякнет.
 

Девчонка в промокшей майке плакала, уже не скрываясь, и слезы ее сливались с дождевой водой.

А тем временем на другой стороне реальности, за цепью синих гор, в опаленном пожарами Городе люди выбирались из разоренных домов, из подвалов, из катакомб и щелей и радовались дождю.

Занавес