Текст книги "Хозяин зеркал"

– Что вам так приспичило, Иенс? – выговаривал слуга Королевы, придя на помощь швейцару. – Неужели в рабочее время нельзя решать свои проблемы?

– Эт-то не м-мои п-проблемы, – упрямился доктор, заикаясь от холода и злости сильнее обычного. – И я хочу р-разговаривать с г-господином К-кеем!

– Хотеть будете у себя дома, – сверкнув глазами, отрезал Фрост. – А мы по пятницам не подаем.

Но Иенс не расслышал последней фразы – он отсчитывал такты, полностью отдавшись доносящимся из окон звукам скрипки. При этом доктор с прикрытыми глазами и задранной кверху бороденкой выглядел столь надменным и заносчивым, что Фрост досадливо сплюнул, послушал, как трещит на морозе плевок, и пошел наверх докладывать Кею о нежданном визитере.

Не прошло и получаса, как Иенс уже отогревался вином и танцем с очаровательной Госпожой W, а полученные за картину деньги и вовсе жгли ему карман. Колкие ледышки злости постепенно оттаивали и к концу вечера непременно растеклись бы теплой сиропной лужицей, если бы не чутье. Что-то происходило в особняке – едва уловимое движение воздуха, которое Иенс ощущал каждым нервом, как чувствует голодный хорь дыхание спящих под крышей амбара голубей. Двери зала оставались закрытыми, но струившийся под ними ток сквозняка доносил и шорох шагов по мрамору ступеней, и резкие уличные запахи, и смутно знакомые голоса. Иенс так проникся рваным ритмом невидимых ему закулисных событий, что то и дело путал фигуры танца и оттаптывал туфельки Госпоже, а в оправдание любезничал – льстиво и невпопад.

– Ч-что они здесь по-подсыпают в вино? – шептал он в горячее розовое ушко, спотыкаясь в очередной раз на ровном месте. – Я те-теряю голову, су-сударыня… И эти ваши ландыши, они су… сума… сумас-сбродны…

– Да вы просто пьяный нелепый лось, Иенс, – вполне, впрочем, миролюбиво сообщила ему Госпожа, ловко увертываясь от нагруженного сладостями официанта.

Отчаянно путаясь в собственных ногах, док не успел повторить за партнершей маневр, и блюдо с пирожными, жалобно дребезжа, опрокинулось в обширное декольте бургомистровой жены.

– Карау-ул! – тоненько взвыла та, тщетно отбиваясь веером от кинувшихся ей на помощь гусар.

Вояки шевелили усами, напирали, оскальзываясь на миндальном креме, и наперебой рвались слизнуть побольше марципановых звездочек с шелков и сдобного бюста мадам бургомистерши. Мадам билась в крепких руках и желейно тряслась с перепугу, но вопила уже заметно реже. Реже и гортаннее.

– Так…

W намотала на руку длинный Иенсов шарф, чуть ли не волоком протащила доктора через всю залу к выходящему в сад окну и толкнула высокую створку.

– Дышать глубже! – скомандовала девушка, чувствительно поддавая ученому коленкой под зад. – Раз-два, вдох-выдох!

Снаружи мело. Иенс, втянув ноздрями едкий морозный воздух, отшатнулся, словно его ткнули носом в склянку с аммиаком. Змейка поземки тут же проскользнула мимо него в проем и заструилась по паркету к ногам танцующих. Какая-то дама испуганно пискнула, вокруг расхохотались.

– Укуси меня амфисбена! – вглядываясь из-за Иенсова плеча в круговерть снежинок за дверью, удивилась Госпожа. – Вот это метель!

Нотки досады, прозвучавшие в ее голосе, сыграли с доктором злую шутку. «Мы чувствуем одно и то же, – осенило Иенса. – Все эти шаги, и сквозняки, и буран на улице…» Сердце застучало жарче. Он обернулся, желая поделиться наитием, расправил плечи шире, но, пока мучительно подбирал слова, такие важные и простые, Госпожа успела потерять к нелепому поклоннику всякий интерес. Она лихо присвистнула, помахала рукой гусарам, привлекая внимание, и с обаятельнейшей улыбкой поинтересовалась у гостей:

– А не поиграть ли нам в снежки?

Желающие слетелись на призыв, как стая оголодавших галок. Передние потеряли равновесие на скользком от снега паркете, задние поднажали, и Иенс очутился в самом низу визжащей, брыкающейся кучи. Чья-то потная лысина с налету, как бильярдный шар, ударила ему в переносицу. Они кубарем вывалились в распахнутую стеклянную дверь и покатились в сад по туго завитой ракушке лестницы, сбивая по пути прозрачные вазоны с розами из чистейшего льда.

Когда доктор разлепил заиндевевшие ресницы и открыл глаза, в саду уже никого не было. Он с трудом приподнялся и сел, облокотившись о стену недостроенной снежной крепости. Снегопад утих, в вышине ветер стаскивал к северу обрывки туч, воздух светлел. То, что Иенс поначалу принял за прикорнувшего на снегу Господина F, оказалось выдолбленной из глыбы льда скульптурой Чревоугодия. Неподалеку безмятежно развалилась Лень, а тощая Алчность, оскалившись, тянула пальцы к ее кошельку. Каждому из семи пороков нашлось подходящее местечко вдоль идущей по кромке катка аллеи. Док, пошатываясь, вскарабкался по витой лестнице наверх, подергал запертую дверь в зал и по-детски расплющил нос, прижимаясь к темному стеклу. «Нет, никто не хотел, чтобы я замерз насмерть, меня попросту забыли здесь. Как надоевшую собачонку». Он повернулся и, обойдя дом, понуро побрел к выходу. Вслед ему на гладко отполированном лбу Гордыни мигнула и зажглась одинокая звезда.

Ученый задержался на минуту, едва ступив в круг света, лившегося на снег с верхнего этажа особняка, и задрал голову к освещенному окну. После всех унижений дня так сладостно заныло сердце от мысли о другом окне. О том единственном, за которым тепло и уют, за которым любят, страдают и беспокоятся, поджидая не кого-нибудь, а именно его. Иенс вздохнул, ощупал денежные пачки в кармане и решительно шагнул за ворота.

К слову, за воротами на весенних городских улицах снег почти полностью успел растаять. Домой, к Герде, док летел по грязи и слякоти на крыльях раскаяния и, несомненно, вспорхнул бы прямиком на второй этаж, если бы не одно «но». Посреди лестницы, подсвеченной мертвенным светом газового рожка, сидели комичной парой смурной де Вильегас с набрякшим под глазом фингалом и заплаканный Йон. Узрев Иенса, красавчик жалобно запричитал и крепче прижал к себе наспех увязанный узелок с барахлом.

– Наверх не ходи, muchacho[21]21
  Малыш (исп.).


[Закрыть], – процедил сквозь зубы сеньор Гарсиа и выразительно пощупал пальцами разбитую губу. – Там погром.

– Какой погром?! – взвыл Иенс. – Герда-а?!

Он примерился половчее перепрыгнуть через оккупировавших ступени соседей, но следующая реплика де Вильегаса пригвоздила его к полу.

– Сбежала от тебя красотулечка. – Гарсиа тщательно выдержал театральную паузу, наблюдая за судорогами на лице доктора, и с размаху вколотил последний гвоздь: – И угадай к кому? К Герцогу нашему Ледяному. – После чего он с самым заботливым выражением вытащил у Йона из узелка кривоватую свечу и протянул ее Иенсу: – Не веришь – сам убедись.

Что именно, по мнению Гарсиа, должно было убедить его в Гердиной измене? Руки Иенса беспомощно тряслись, и свет, мигая, выхватывал из темноты то неоконченное вязанье с одним рукавом, то полосатые обои со следами клопового ристалища, то чахлые плети гороха, намертво вцепившиеся в раму окна. Доктор сбросил на пол цветочный горшок и прилепил свечу к покрытому ржавыми разводами блюдцу. Блики света перестали метаться по комнате, и ехидный спрут не замедлил заговорщицки подмигнуть со стены белесым глазом.

Точно! Как же он мог забыть? Картина с ненавистным моллюском скрывала за собой маленькую нишу с тайником. Когда-то Герда любила прятать там глупые записочки для своего «ученого мальчика» (каких только безобразных прозвищ не выдумывают порой влюбленные).

– Ну-ка под-двинься, ж-жаба! – рявкнул на осьминога Иенс, засовывая руку за картину.

На пол посыпались счета от квартирной хозяйки, свернутые в трубочку мелкие купюры, пустой тюбик из-под ультрамарина… О да, и небрежно сложенная записка!

– «Нас ра-разлучили», – прочитал вслух Иенс, поднеся листок ближе к огню. – «Нас ра-разлучили с б-братом…» К-как трогательно! Уд-давиться…

Черкнув на обороте Гердиной писульки пару слов для Вигго, он, не обращая внимания на бомжующих на лестнице художников, выбежал на улицу. Говоря точнее, разбрызгивая лужи и поминая всуе Королеву и всех ее родных, доктор, не разбирая дороги, понесся к старым каменоломням за Собачьим пустырем.

Разбудить Туба стоило некоторых усилий, зато его не пришлось долго уговаривать.

– Надо, так надо… Девочку, говоришь, увели? – бормотал спросонья мастер. – Выпил бы я сегодня меньше, непременно тебя отговорил. Да не ори! Вижу, вижу, что бесполезно. Все равно, со мной или без меня, а сделаешь по-своему…

Депеша для вождя, надежно упрятанная в кепку курьера, бодрым скоком отправилась к адресату, а доктор в ожидании Туба наскоряк слепил себе трехэтажный бутерброд из оставшихся на столе куриных объедков и жадно впился в него зубами. Мальчишка-механик, некогда так удачно пародировавший акробатку Минни, приволок и бросил Иенсу на колени длиннополое черное пальто.

– Слышь, док, когда мусор со свалки в машину грузили, случайно нашли. У нас в таком, ясно дело, никто не ходит, но мануфта душевная, ты пощупай – чистый верблюжий пух. И размерчик твой.

Только теперь Иенс вспомнил об оставленном в особняке любимом клетчатом пальтеце. Вроде и весна уже, к чему лишние тряпки? Но, натянув на себя обновку, он сразу ощутил исходящее от ткани приятное тепло и благодарно кивнул подростку.

В гулком нутре фонтана Туб закладывал динамитные шашки, что-то подкручивал, громыхал инструментами и ласково разговаривал с манометрами. Опустошенный Иенс сидел на медной болванке, ничего не замечая, и отвлеченно мыслил. По ногам тянуло теплом, пахло влажными опилками. «Эх, Герда, Герда… – рассуждал про себя док. – Лучшая девушка не может дать больше, чем у нее есть. Только в одном случае пословица не имеет смысла – в случае с Госпожой W. Редкого мальчишку, сколько бы ему ни было лет, не возбуждает Война. Ты выбрала себе соперницу не по зубам, моя милая девочка».

– Эй, док! – потряс его за плечо управившийся с работой Туб.

Иенс вздрогнул, увидев склонившееся к нему лицо мастера в затянутых металлической сеткой защитных очках. Мало того что Туб походил в них на чудовищное насекомое с ячеистыми глазами, он еще напомнил о некоторых событиях прошлого. Того самого, о котором нынешний доктор Иенс вспоминать любил не особо. Как не любил запах мокрой псины, лязг цепей и якобы приносящее удачу имя Магнус. Такие маски с ячеистыми наглазниками носили участники дуэлей Мензур.

За свою жизнь потомок Сигурда Страшного не проиграл ни одной подземной дуэли, но победы не оставили в сердце и толики гордости. И все же не воспользоваться ли теперь своим законным правом и не свести ли счеты с обидчиком? Ведь умело составленное оскорбительное письмо не сможет оставить равнодушным даже обломок ледника. А уж победа над Кеем, какой бы ценой она ни далась, запомнится надолго. Иенс почесал неприметный под рыжей щетиной шрам на щеке и улыбнулся:

– Спа-пасибо, Туб.

По узкой лесенке они поднялись из недр фонтана на площадь. От металлической туши грузовика веяло теплом, побулькивала в котле остывающая вода. На широкой подножке, прислонясь плечом к нагретому боку машины, спал шофер, тонкая ниточка слюны тянулась от уголка приоткрытого рта. Иенс по-доброму позавидовал спокойствию спящего и не стал тормошить парнишку, пока Туб возился в кузове с установкой часового механизма. У самого Иенса все еще дрожали руки и что-то, ни на минуту не отпуская, колко болело в груди, мешая дышать. Потом они с Тубом притащили из фонтана запасные бачки с анилиновой краской, обложили их зарядами и присыпали сверху мусором. Дальнейшее было делом техники. Машину завели, согнав с нее сонного шофера, и подтолкнули в сторону «Механического цветка».

– Бежим! – крикнул Иенс и со злорадным смешком добавил: – За оставшиеся пять минут надо успеть занять места в партере.

Грузовик катился вперед, пока не уткнулся в обрамляющую фонтан изгородь. Первый взрыв разорвал надышанный кокон городской рассветной тишины. Лопнули стекла офисных зданий, с глухим выдохом осело несколько стен, а непробиваемый фасад военного ведомства украсился крапом и разводами кислотных цветов. «Механический цветок» подхватил эстафету, взревев раненым зверем. Он взмахнул одновременно всеми щупальцами, словно хотел улететь из Города, и действительно взлетел, но как-то неловко, невысоко и по частям. На площадь выплеснулся каскад крашеного кипятка и посыпались обломки, а в воздух с шипением взвились обжигающие облака пара.

Иенс с Тубом наблюдали за действом из заранее присмотренного для этой цели чердачного окна. Туб молча глазел на гибель детища, почти ничем не выдавая отцовских чувств – разве что моргал в два раза чаще, чем это необходимо, так что Иенсу поневоле припомнилась детская сказка о стране подмигивающих мастеров.

– Пойдем-ка по-посмотрим на результат в-вблизи, пока зе-зеваки не набежали, – прервал он неловкое молчание.

В узкую улочку с площади вытекала горячая река, тащившая мусор и ошпаренные кошачьи трупики. Месть «Цветка» настигла чьих-то любимцев в разгар мартовских игрищ. Иенс с тоской оглядел разноцветную помойку и наподдал ногой вздувшейся пятнистой тушке с бантом на шее. Та вякнула посмертно и тут же шумно сдулась. Беглый осмотр площади и в особенности игривый камуфляж W-офиса повергли доктора в полное уныние.

– Ж-жалкое зрелище. Так мы ничего не добьемся.

Он застыл на обтекаемом водой камне посреди площади – правая рука за лацканом пальто, в глазах упрямство неудачливого полководца. «Вигго прав: динамит ничего не решает. Стадо, людская толпа – вот самая страшная и неуправляемая сила. Умелый провокатор с успехом заменит собой полный бочонок гремучей ртути».

– Интересно, куда уходит вода? – заинтересовался между тем хозяйственный Туб, приглядываясь к водоворотам. – Боюсь, Крысословам сегодня тоже не поздоровилось.

Мастер двинулся вдоль течения, заглядывая в мелкие воронки, всасывающие воду под брусчатку, но, расслышав эхо шагов Стальной Стражи, проворно вернулся назад.

– Не тормози, док! Уходим, – окликнул он витающего в раздумьях Иенса. – Сейчас такое начнется…

– Ид-ду, иду… – отозвался тот, неохотно спускаясь со своего пьедестала в лужу.

Они шмыгнули за угол, никем не замеченные, и растворились в утреннем тумане.

Глава 7
Снежная орхидея

Под потолком кладовки тускло подмигивает лампочка. Электричество в Городе существует, но, кроме самых крупных заводов, проведено лишь во дворцы Господ, а теперь и в особняк Кея. Напряжение в сети скачет, и лампочка то вспыхивает, то снова притухает до того, что становится видна раскаленная спираль. Переменчивый свет отражается в двух зеркалах – высоком и узком у правой стены, продолговатом – у левой. Зеркала роднит то, что рамы у них оплавились. В помещении ощутимо попахивает гарью.

Кей стоит перед левым зеркалом и озабоченно вглядывается в замутненную поверхность. При желании на стекле все еще можно разглядеть следы алой губной помады: размазанную пятиконечную звезду. Он подходит ближе, но отражение в упрямом стекле не изменяется – высокий молодой человек с ярко-голубыми глазами и бледным лицом, одетый в свободного покроя костюм. Ничего, казалось бы, примечательного – если не считать того факта, что Кей обычно не отражается в зеркалах. Кроме того, беспокоит хозяина дома и кое-что еще, как будто он ожидает от зеркала большего: к примеру, рассчитывает, что вместо стройного юноши отразится сморщенный старик. Однако зеркало смотрит равнодушно и старика показывать не желает.

Правое зеркало более интересно. В правом зеркале прижимается носом к стеклу светловолосый, сероглазый мальчишка лет двенадцати. Он глядит на Кея с любопытством и ожиданием, однако Кей в его сторону не смотрит. Огорчает ли это сероглазого паренька, трудно сказать.

Если бы мальчишка умел не только смотреть, но еще и слушать, он услышал бы весьма любопытный диалог.

Кей (в пространство, ровно, холодно). Перестаньте делать вид, что вас здесь нет, Фрост. Выходите.

Пространство (голосом Фроста). Простите, мессир, не осмеливаюсь.

Кей. Да выходите же! Ничего я вам не сделаю.

Фрост. Простите, мессир, в это трудно поверить.

Кей. Еще бы. Вы мне солгали, Фрост.

Фрост. Это так, мессир.

Кей. Вы сказали, что свидетелей не было.

Фрост. Сказал, мессир.

Кей. Перестаньте повторять за мной. Вы кретин, Фрост. Почему вы не избавились от старухи?

Фрост (со вздохом). Я не мог. В ней течет старая кровь. Вы же знаете, я не могу поднять руку на своих создателей.

Кей. Фрост, вы бесполезны.

Фрост. Как вам будет угодно, мессир. Хочу, однако, заметить, что я связал ей язык. Она не могла проговориться о том, что видела.

Кей. Не слишком это помогло.

Фрост. Увы. Приходится констатировать, что не слишком.

Кей. Как вам понравится прогуляться по солнышку в день Поворота?

Фрост. Теперь вы понимаете, почему я не осмеливаюсь выйти. Если позволите, я подожду, пока ваше справедливое негодование утихнет…

– Нет, не позволю, – говорит Кей и, сложив пальцы определенным образом, чертит в воздухе светящийся голубизной знак.

Сероглазый мальчишка с удивлением наблюдает, как из ниоткуда вываливается рослый и упитанный мужчина в белой ливрее и как, прежде чем вывалившийся успевает сориентироваться в новом для себя пространстве, молодой хозяин дома хватает его за глотку. Сдавив пухлое горло так, что глаза выпаданца, и без того выпуклые, окончательно вылезают из орбит, молодой человек толкает его к левому зеркалу. Мужчина в белом отчаянно пытается вывернуться, что ему не удается.

– Как вам нравится, Фрост? – удовлетворенно говорит Кей. – Что же вы отворачиваетесь? Полюбуйтесь, в какую большую и грязную лужу вы со временем превратитесь!

– Не надо, мессир, – хрипит Фрост.

– Ах, не надо? В чем еще вы мне солгали? Может, ведьма и аптекарь вовсе не крали зеркал? Может, все это время их прятали вы? Что-то слишком много совпадений случается в последнее время – отправились за девушкой, а ненароком нашли второе зеркало…

– Нет, мессир, нет! Я не лгал! Почти не лгал!

– Почти? – В сузившихся глазах хозяина пляшет синий огонь.

– Почти. Меня опередили, мессир. Пожар у аптекаря устроил не я.

Молодой человек опускает ресницы. Когда он вновь смотрит на Фроста, тот, к своему облегчению, замечает, что нехороший огонь угас. Взгляд хозяина снова безмятежно-спокоен.

– Вот как… – Отпустив воротник слуги, юноша отирает пальцы платком.

Пока снежный голем хрипит и ощупывает себя, будто бы в страхе, что губительное тепло уже подтопило нити древнего заклятия, Кей говорит:

– Правду.

– Простите, мессир?

– Прощу, если ты наконец-то расскажешь мне правду. Как зеркало исчезло из гостиницы? Кто сжег лавку аптекаря? И почему старуха видела тебя?

Фрост одергивает ливрею, приобретая вид достойный и невозмутимый – словно и не он минуту назад извивался в жестких пальцах хозяина.

– Докладываю, мессир. Зеркало из гостиницы похитил олень…

– Фрост!

– Демон, имеющий облик оленя. У меня заняло немало времени, чтобы визуализировать линии инкантатуса и узнать, что демон подчиняется ведьме по имени Миранда, действующей в сговоре с аптекарем Шаулем. Тот же демон похитил зеркало Времени из дворца, а сообщники старухи, принадлежащие к скандально известному братству «Вавилонский огурец», поместили его в театр. Зеркало из театра, как вам известно, недавно удалось изъять…

– Расскажи то, что мне неизвестно.

– Рассказываю. Я определил, что зеркало хранится в аптеке. Но, кроме меня, аптекой интересовался еще некто, связанный с преступной группировкой Крыс… Мои действия затрудняло то обстоятельство, что я должен был оставаться невидимым. Придерживаясь этой стратегии, я собирался проникнуть в аптеку, когда прозвучал взрыв!

Фрост преданно таращится на хозяина. Кей глядит мрачно.

– Взрыв. И что дальше?

– Опасаясь, что зеркало погибнет, я ринулся внутрь. Увы, поддерживать два инкантатуса – «прозрачность» и «дыхание ледника» – я оказался не в силах, и старуха меня заметила. Проникнуть в подвал не представлялось возможным, ибо температура превышала эффективность «дыхания». Я счел за лучшее ретироваться, связав старухе язык… Жаль, мессир, что там не было вас.

– А уж мне-то как жаль… Ты не в курсе, кто наш конкурент?

– Увы, нет. Крысы не идут на контакт.

– Плохо, – говорит Кей. – Все это очень плохо. Отвратительная работа, Фрост.

Снежный голем, будучи совершенно белым, побледнеть еще больше не может – но чувствуется, что именно это ему хочется сделать. Передернув плечами, Кей отворачивается и шагает к двери. Уже на выходе он бросает:

– Не забудьте выключить за собой свет.

Лампочка мигает еще раз и гаснет. Последний отблеск отражается в удивленных глазах мальчишки из зеркала.

Когда бронированный паромобиль Господина W вылетел на площадь, представшее глазам пассажира зрелище было, мягко говоря, удручающим. На месте фонтана красовалась огромная дыра, из которой валил зловонный пар. В пару́ поблескивали осколки стекла, а окружавшие площадь офисы безглазо пялились на разрушения. Стены домов обметало сажей, вдобавок из фасада Континенатального банка, прямо на уровне первого этажа, торчало железное щупальце – силой взрыва его всадило в стенку, да так оно там и осталось, злорадно блестя. Остальные детали фонтана отчасти разнесло по крышам и парадным, а отчасти они разлеглись вокруг парящей дыры, как останки пораженного гарпуном спрута. В горячей грязи болталось несколько обваренных кошачьих трупиков, причем на шее одного из них еще угадывалась лиловая бархатная ленточка. Дохлятина медленно и плавно сделала несколько кругов по водам новообразовавшегося озерца и прибилась к торцу военного ведомства, окропленному живописными разводами анилиновой краски.

– Та-ак, – сказал Господин W.

Он распахнул дверцу и выпрыгнул в воду, доходящую почти до середины ботфортов. Подцепив с сиденья кожаный плащ, мрачно уставился сквозь разрезы маски туда, откуда уже поспешали бургомистр, полицмейстер и их свита. В отличие от предусмотрительного Господина W, бургомистр не успел переодеться и шлепал по площади в домашних туфлях, а на полы его халата налипло с полпуда грязи.

– Что тут у нас происходит?

– Ваше превосходительство! Ваша светлость! – взвыли в два голоса полицмейстер и бургомистр, причем последний возвел Господина W в герцогский титул.

– Бунтовщики!

– Проклятые анархисты!

– Теракт!

– Не досмотрели…

– Не учли…

– Охрана общественного фонтана…

– Воспользовались подземным ходом…

– Как минимум три фунта взрывчатки…

– Подпольная лаборатория…

– Виновных…

– Заткнитесь. Оба, – предложил Господин W.

Заложив руки за спину, он прошагал к остаткам фонтана. Пар оседал на его кожаном плаще сизыми каплями. Бургомистр, полицмейстер и еще с десяток чинов кинулись следом, опасливо косясь на безразлично топавших за хозяином Стальных Стражей. Этим железным чучелам все было по барабану, пока не ослабло поддерживающее их жизнь заклятие, однако бургомистру казалось, что пустые взгляды из-за опущенных забрал так и буравят его лопатки.

Господин W остановился у дымящегося края ямы, потянул носом и со вкусом констатировал:

– Динамит. Мы вступили в новую технологическую эру, господа. Еще годик-другой, и на улицу не вылезешь без бронежилета, а там и до лазерных пушек недалеко.

Никто из сопровождающих традиционно не понял ни слова из сказанного Господином W – да тот и не стремился быть понятым. Развернувшись на каблуках, он снова уставился на вспотевшего бургомистра:

– Какие меры приняты для поимки преступников?

– Меры… – заблеял толстяк, – меры…

Полицмейстер, шагнув вперед, браво вытянулся и рапортовал:

– Соседние кварталы оцеплены…

– Да? – перебил Господин W. – Неужели? А почему меня пропустили без выяснения личности?

– Так то вы, – растерянно пробормотал служака.

– В машине тонированные стекла. А на мне, как вы могли бы заметить, маска. Откуда вы знаете, что террористы не угнали мою машину или не соорудили похожую и не направляются сюда с новым грузом, чтобы подорвать, к примеру, военное ведомство? Да я бы сам его подорвал!

Полицмейстер молчал, как будто в глотку ему всадили кол.

Господин W еще раз брезгливо оглядел изуродованную площадь и распорядился:

– Оцепление пока оставьте. Террористы отсюда давно убрались, но лишние зеваки ни к чему. Притом не факт, что здесь нет еще парочки сюрпризов. Когда водичка остынет, запустите в яму саперов и достаньте остатки взрывного устройства. Заодно посмотрите, не подложили ли нам чего-нибудь еще.

Говорил все это он таким голосом, что становилось ясно: Господин W изнемогает от скуки. Ему смертельно хочется хлебнуть пивка и принять ванну. Или даже отправиться в баню с березовыми вениками, голыми толстомясыми девками и сладким квасным духом. Или забраться в корзину воздушного шара и улететь ко всем чертям. Или разрушить дворец. Или разрушить Город. При этой мысли полицмейстер вздрогнул и испуганно вжал в плечи повинную голову – как будто опасался, что высокий человек в кожаном плаще подслушает.

Нервно сглотнув, служака уставился на широкую пряжку, украшавшую пояс Господина W. На пряжке изображен был Трехглавый Зверь, Выходящий из Моря – хотя с таким качеством чеканки это вполне могла оказаться и Пьяная Кабатчица, Выходящая из Себя. Пряжка скучливо сказала:

– Прочешите чердаки соседних домов. Наши затейники наверняка устроили там лежку, чтобы понаблюдать за спектаклем. Поищите свидетелей, да вот хоть владелицу ныне покойных кошек. Может, она разыскивала любимцев и заметила что-нибудь необычное. Допросите аптекарей, и особенно Караванщиков – кто-то должен был поставить господам террористам необходимые ингредиенты. Проверьте заводские склады, не было ли утечки нитроглицерина и нитрата аммония. В состав смеси входит древесная мука, пройдитесь по лесопилкам. Задействуйте, наконец, своих агентов в штабе Сопротивления, если у вас хватило ума ими обзавестись. Да что вы уставились на мой пупок? Ожидаете, что там проклюнется бутон лотоса? Не дождетесь. Действуйте! Как бишь вас там…

– Обер-лейтенант Йозеф Мария Рауль Фридрихсен! – рявкнул полицмейстер, снова вытягиваясь по струнке.

– Обер-лейтенант? Почему не полковник? Что вы сделали с полковником фон Вольфенштауэром – утопили в грязи?

– Осмелюсь напомнить, – выпалил не полковник, а всего-навсего обер-лейтенант Фридрихсен, – что граф Роган фон Вольфенштауэр исчез две недели назад, в ту ночь, когда творились беспорядки вокруг Оперного театра, и до сих пор не обнаружен.

– Плохо работаете, – заметил Господин W. – Впрочем, что это я? Вы же начальник полиции, вам положено. А вот какой кретин вас назначил?

– Осмелюсь напомнить, вы и назначили. Как раз в ту ночь, когда вы… то есть бунтующие толпы….

– Ох, и пьян же я был, – покачал головой Господин W. – Надрался, как свинья, а вы и рады. Ладно, лейтенант как-бишь-вас-там. Чтобы завтра… да нет, какое завтра?.. сегодня к десяти у меня на столе был полный отчет о происшедшем и список подозреваемых. Иначе отправитесь следом за полковником. Который у нас теперь час?

Бургомистр и полицмейстер одновременно полезли в нагрудные карманы за часами, причем бургомистр обнаружил, что в халате не имеется нагрудных карманов и тем более нет часов. Это открытие умножило его печали. А печали и так были немаленькие, учитывая, что пресловутые вареные кошки принадлежали не кому-либо, а бургомистровой супруге.

Пока глава городского самоуправления охлопывал халат и с ужасом воображал благоверную в участке на допросе, а Йозеф Мария Фридрихсен тянул за медную цепочку (а ведь могла бы быть золотая, кабы подлец фон Вольфенштауэр не скрылся в небытии вместе со своим брегетом), Господин W взглянул на небо. Он отлично умел определять время по солнцу, луне, звездам, узорам туч и полету птиц – в общем, по всему, чем изобилует походная жизнь солдата. Однако вместо солнца, луны и звезд в бледном предрассветном сумраке Господин W увидел небольшое пятнышко, медленно и вальяжно приближающееся к площади. Пятнышко нес ленивый утренний ветерок, а на боку у пятнышка – довольно крупного воздушного шара, как понял Господин W, присмотревшись – светилась эмблема Сопротивления. Ощеренная медвежья морда, украшавшая все люки не работавшей нынче, но оттого лишь более оживленной городской канализации.

Шар заметили, потому что из-за линии оцепления раздались восторженные крики, свист и редкие пистолетные выстрелы. Жандармы пытались сбить летуна, и, присмотревшись еще внимательнее, Господин W понял почему. Под шаром болталась разноцветная связка. Три здоровенные крысы, одна выкрашенная суриком, вторая – индиго, а третья чем-то ядовито-зеленым. Стрельба не утихала, а шар с той же неторопливой неизбежностью, с какой курсировали в водовороте дохлые кошки, приближался к остаткам фонтана. Наконец заметил подарочек инсургентов и Йозеф Мария, потому что, бросив часы, завопил: «Сбейте его, сбейте!» – и сам выхватил из кобуры револьвер. Подчиненные не замедлили последовать примеру начальника, и улица огласилась звуками беспорядочной пальбы.

Господин W снова с удовольствием втянул носом воздух, разящий пороховым дымом, и сказал:

– На вашем месте, дорогой Йозеф, я бы этого делать не стал.

– Но почему? – возмутился усатый обер. – Надругательство, святотатство! – И снова выпалил, промазав, впрочем, на добрых три фута.

Между тем зеваки уже успели оседлать коньки крыш, и кто-то особенно пронырливый, вооружившись биноклем, заорал во всю глотку: «Гляньте, братья, – крысы-то меченые! Это ж не просто крысы, а именные, можно сказать, сами Господа P, W и F!»

Господин W, чье зрение было не хуже, чем у пустельги, хмыкнул. На боках крыс той же белой флюоресцирующей дрянью, что подсвечивала медвежью морду, неизвестный живописец изобразил буквы F, W и P.

Обер-лейтенант замычал от злости, и стрельба участилась.

– Вы бы все же отошли в сторонку, – посоветовал Господин W. – Ваши экзерсисы небезопасны.

Из всех рьяных стрелков к словам W прислушался лишь один молоденький констебль, опустивший пистолет и попятившийся к бронированной машине, куда отступил и сам Господин W.

Шар медленно снижался, будто из него вытекал легкий газ гелий. Еще минута, и он повис ровно в двадцати футах над головой полицмейстера. Тот выругался, задрал руку с пистолетом и выпалил прямиком в летающего гостя. Раздался громкий взрыв. Куски горящей резины расшвыряло над площадью, а связка крыс, лишившись подъемной силы шара, спикировала вниз и грохнулась на голову Йозефа Марии. Последовал еще один взрыв, более громкий – голова и крысы скрылись в облаке пламени.

– Номер два, – спокойно сказал Господин W, наблюдавший за суматохой с безопасного расстояния.

Пока жандармы носились вокруг фонтана, хлопая друг друга по спинам, чтобы сбить огонь, а самые умные повалились в грязь и катались в ней, Господин W обернулся к молодому констеблю.