Текст книги "Преображение мира. История XIX столетия. Том III. Материальность и культура"

Мировой рынок, региональные рынки, ниши

На Западе долго считали, что развитие мировой экономики в Новое время представляло собой экспансию контактов и связей из единого центра в Европе. Свой вклад в это представление внес и Иммануил Валлерстайн, создав убедительную модель поэтапного развития «мир-системы Модерна». С нынешней точки зрения, более достоверно предположение, согласно которому сформировавшаяся в XVII – начале XVIII века мировая экономика была мультицентричной: торговый капитализм достиг расцвета одновременно в разных частях света, в каждом случае в связи с ростом ремесленного производства на отдаленных рынках296296
  Родоначальником такой интерпретации был Франк Перлин, см. сборник его основных статей: Perlin, 1993.


[Закрыть]. Европейская торговля доминировала в Атлантике и примерно с середины XVIII века вытеснила конкурентов из Азии. В то же время было бы упрощением видеть в мировой экономике, заново структурированной после 1840‑х годов под знаком свободной торговли, единую сеть, опоясывающую весь земной шар297297
  Новая обширная литература о свободной торговле преимущественно сосредоточена на Великобритании. См. прежде всего: Howe, 1997; по-новому о свободной торговле как главном элементе политической культуры Великобритании: Trentmann, 2008, в особенности гл. 1–3. Классическая работа с точки зрения общеевропейской перспективы: Kindleberger, 1975.


[Закрыть]. Мировой рынок – довольно абстрактная теоретическая фикция. В зависимости от товара (которым могли быть и люди) существовало достаточно рынков, многие из которых географически так разрастались, что их можно было считать глобальными. Но ни один из таких рынков неотделим от своей специфической географии, ни один не был представлен во всем мире одинаково равномерно.

Региональные подсистемы сохраняли или меняли собственную динамику развития. С 1883 по 1928 год объемы торговли внутри Азии росли существенно быстрее, чем между Азией и Западом298298
  Sugihara, 1989.


[Закрыть]. Распределение ролей в региональных подсистемах происходило без какого-либо участия европейцев. Так, после 1800 года – не раньше! – в Азии возник международный рисовый рынок, где Бирма, Сиам и Индокитай выполняли роль экспортеров, а Цейлон, Малайя, Голландская Индия, Филиппины и Китай – импортеров299299
  Latham, 1998.


[Закрыть]. Спрос на рис был не столько индикатором бедности, сколько результатом региональной специфики и отчасти более высокого уровня потребления; поскольку рис во всех азиатских обществах ценится очень высоко, его можно сравнить с пшеницей в Европе. Даже более модерная техника не обязательно способствовала исчезновению «домодерных» форм транспорта и экономики транснациональных субрынков. Так, торговля посредством джонок в крупном порту Кантон (Гуанчжоу) с Юго-Восточной Азией отнюдь не была наследием старого Китая, а стала непосредственным результатом торговой монополии, которую в 1757 году предоставил городу император Цяньлун. Джонки не вышли из употребления и в XIX веке, как и арабские дау в Индийском океане. Европейские суда практически служили лишь для перевозок хлопка и опиума. Торговля с Юго-Восточной Азией оставалась под китайским контролем300300
  Cushman, 1993, 66.


[Закрыть].

С точки зрения истории торговли XIX век в некотором смысле наследовал раннему Новому времени. Уже в XVII–XVIII веках европейские коммерсанты успешно торговали поверх культурных границ. Зафрахтованные торговые компании, особенно в азиатской торговле, были чрезвычайно эффективной инновацией, от которой отказались не столько из‑за недостатков этой системы, сколько из‑за идеологических предубеждений либерализма. Начиная с 1870‑х годов, во время колонизации Африки этой формой снова стали пользоваться, правда в более скромных масштабах. Помимо крупных бюрократических организаций вроде британской Ост-Индской или нидерландской Объединенной Ост-Индской компаний в атлантическом пространстве процветало прежде всего индивидуальное предпринимательство, имевшее торговые интересы на нескольких континентах. В XVIII веке ядро этой группы составляли последователи джентльменского капитализма (gentlemanly capitalists) из Лондона и портов Южной Англии, кроме того, среди них было необычайно много шотландцев и становилось все больше американцев. Созданные в эпоху парусных судов и меркантилизма торговые сети во многом предвосхищали глобальную торговлю XIX века301301
  Hancock, 1995, в особенности 279 et passim об интегрирующем значении образа жизни джентльмена.


[Закрыть]. Называть такую коммуникацию «домодерной», исходя из ее формы и интенсивности, можно, лишь сравнивая ее с хорошо развитой кабельной коммуникацией рубежа XIX–XX веков. Координация и ритм функционирования крупных торговых организаций и деловых сетей отдельных предпринимателей поддерживались благодаря непрерывной корреспонденции. Это были «империи письма» (empires in writing)302302
  Так у: Bowen H. V., 2006, 151 et passim для Ост-Индской компании.


[Закрыть]. Односторонний взгляд на XIX век как на эпоху индустриализации и промышленников преуменьшает роль торговцев, которая была стабильно высока. Именно они выступали главными творцами сетей глобальной экономики. Адаптируясь к меняющимся условиям и одновременно участвуя в их преобразовании, коммерсанты объединяли отдаленные рынки; включали в единую цепь разные производственные системы, например текстильную фабрику и хлопковую плантацию; умножали капитал, который направляли в банки и промышленность; и создавали потребность в координации и регулировании, ответом на которую становились новые практики согласования и разработка транснационального экономического права.

Организационные способности предпринимателей проявились не только на Западе. Расцвету экономики Китая в XVIII веке способствовали сети купцов, которым удалось оптимально использовать разделение труда в различных провинциях империи. Такие сети, которые не могли бы появиться без высокоразвитой письменной культуры, основаны прежде всего на солидарности, сформированной общим происхождением, которое понимали скорее в локальном, чем в семейном смысле. Некоторые отрасли торговли во всем Китае находились в руках торговцев из определенного города. Техника ведения торговли на Востоке и на Западе была очень похожа. И там и тут важным инструментом объединения капиталов и компетенций становилось партнерство. Так происходило в Европе, Китае и Османской империи303303
  Çizaka, 1996.


[Закрыть]. Важное отличие состояло в том, что в Западной Европе государство не просто лояльно относилось к торговому капитализму, но и всячески его поддерживало. Неевропейские купеческие сети, как правило, продолжали существовать и в XIX веке, адаптируясь к новым вызовам. Они никуда не делись и после прихода на «периферию» западного капитализма. Одна из их отличительных черт – тесная связь с протоиндустриальным производством. Во второй половине XIX века некоторые из этих сетей, например внутрикитайская система оптовой торговли хлопчатобумажными тканями, занимались сбытом продукции совершенно различных форм производства и ступеней промышленного развития: местного надомного производства, зарождающегося китайского фабричного изготовления и промышленного импорта304304
  Hamilton G. G., Chang Wei-An. The Importance of Commerce in the Organization of China’s Late Imperial Economy // Arrighi et al., 2003, 173–213.


[Закрыть].

Другой структурный элемент, переживший XVIII век, – ниши, в которых вели свою экономическую деятельность религиозные и национальные меньшинства, соединяя страны и континенты: армяне и греки в Османской империи и Египте, парсы в Индии и Средней Азии, ирландцы и шотландцы в британском мире. Для части этих групп, среди которых увеличивалась роль евреев, XIX век принес новые и активно используемые экономические возможности. Растущее доминирование европейцев в мировой торговле не стало для торговцев хинду провинции Синд в нынешнем Пакистане препятствием для расширения уже давно существовавших связей во Внутренней Азии и для утверждения их в роли посредника между китайскими, британскими и российскими интересами. Это явилось отличительной чертой сообщества торговцев Шикапури. Купцы из Хайдарабада создали другую сеть: они воспользовались новыми возможностями растущего в последние десятилетия XIX века европейского туризма, специализируясь на сбыте экзотического текстиля и продукции восточных ремесел и следуя в своих филиалах за новыми туристскими маршрутами. Такие группы торговцев держались вместе прежде всего благодаря родственным связям, в том числе фиктивного характера. Они бы не стали настолько успешными (а успех сопутствовал им вплоть до начала межвоенного периода), если бы внимательно не отслеживали быстрое развитие рынков и не делали из своих наблюдений правильные выводы. Политические границы для этих купцов практически не играли никакой роли – они были нацелены на международную торговлю305305
  Markovits, 2000, в особенности гл. 5.


[Закрыть]. Транснациональные торговые сети имели тесные связи с внутренними индийскими или китайскими сетями. Расцвет паниндийских сетей и расширение деятельности отдельных торговых групп – две стороны одной медали; точно так же шло увеличение оборота внутри китайских провинций, и это совпадало с распространением этих связей за пределы Китая – торговые связи китайцев простирались, к примеру, на Юго-Восточную Азию и американское зарубежье306306
  Ср.: Markovits. Merchant Circulation in South Asia (18th to 20^th Centuries): The Rise of Pan-Indian Merchant Networks // Idem et al., 2003, 131–162; о китайских сетях с центром в Гонконге см.: Meyer D. R., 2000, 91–98.


[Закрыть]. Иначе говоря, азиаты и африканцы, незаменимые для европейской экономики в качестве рабочих, были способны внести не меньший вклад и как самостоятельные торговцы. Существенно сложнее им было освободиться из подчиненного положения в промышленности и финансовой сфере. К началу Первой мировой войны это удалось только Японии: японская промышленность постепенно смогла конкурировать с европейцами и американцами за рынки третьих стран, а торговые фирмы и судоходные компании распространили свою деятельность далеко за пределы собственного архипелага.

Старые модели, новые оценки

Статистика фиксирует такие средние показатели роста объема мировой торговли в 1840–1913 годах, которых никогда не существовало прежде и которые удалось превзойти лишь в «золотые» послевоенные годы, с 1948‑го по 1971‑й. Ценностный эквивалент мировой торговли, пересчитанный в постоянных ценах, вырос с 1850 по 1913 год в десять раз307307
  Torp, 2005, 41; подробные данные: Rostow, 1978, 67 (Таб. II-7); блестящая, но слишком сложная для наших целей интерпретация последствий: Rogowski, 1989, 21–60.


[Закрыть]. Ее объем, который с 1500 по 1820 год (все-таки!) увеличивался в среднем на 1%, в 1820–1870‑м рос ежегодно на 4,18 процента, в 1870–1913 годах – на 3,4 процента308308
  Maddison, 2007, 81 (Таб. 2.6).


[Закрыть]. Бóльшая часть международной торговли на протяжении этой длительной фазы экспансии приходилась на Европу, или же европейцы торговали с жителями неоевропейских колониальных поселений. На Европу (включая Россию) и Северную Америку за 1876–1880 годы в среднем приходилось три четверти всей межгосударственной торговли; к 1913 году этот расклад почти не изменился309309
  Kenwood, Loughed, 1999⁴, 80.


[Закрыть]. В основном шел обмен между экономиками с относительно высоким уровнем доходов. Европейский спрос на товары из тропических стран в сравнении с XVIII веком, когда сахар в Европе обладал чрезвычайной притягательностью, с 1820 года понемногу уменьшался. Зато большее значение приобрел импорт продовольствия и промышленного сырья из зон умеренного климата. Лишь в середине 1890‑х годов начался новый бум тропических экспортных продуктов из Азии, Африки и Латинской Америки.

Там, где западные импортно-экспортные фирмы обращали внимание на рынки сбыта вне Запада, они почти неизбежно сталкивались с местными коммерческими структурами, с которыми было необходимо сотрудничать, чтобы в принципе получить доступ к азиатским, а в ограниченном объеме и к африканским рынкам. До начала XX века о прямом сбыте западных товаров и речи не шло. Везде приходилось выстраивать сложные механизмы посредничества между различными экономическими культурами. Даже в Латинской Америке, где культурные преграды были ниже, чем в Восточной Азии, европейские импортно-экспортные торговые дома, редко полностью доминировавшие на рынке, по необходимости сотрудничали с испанскими и креольскими оптовиками: они использовали их лучшее знание рынка и деловые связи, но, как и в Китае, серьезно рисковали, поскольку могли столкнуться с их неплатежеспособностью. Телеграф ослабил позиции крупных торговых домов, поскольку заходить на рынок можно было теперь и с небольшим стартовым капиталом, и этим шансом пользовались многие европейские и местные (часто принадлежавшие новым иммигрантам, например итальянцам или испанцам) фирмы310310
  Miller, 1993, 79, 83 et passim, 98.


[Закрыть]. Проще было, когда в качестве клиентов выступали неевропейские правительства, с которыми удавалось напрямую договариваться о вооружениях или железнодорожной технике.

Все складывалось немного иначе, когда речь шла об импорте из стран, которые в будущем стали относить к «третьему миру». Здесь западный капитал смог обеспечить прямой контроль за производством первичных продуктов на плантациях и в горнодобывающих анклавах намного раньше и в большей степени, чем за сбытом собственной продукции. В таких случаях дела велись не с самостоятельными и независимыми местными торговцами, а с зависимой рабочей силой. Расширение экспортных анклавов ослабляло местных предпринимателей в том случае, если им не удавалось самим утвердиться в этой сфере. Причем этого добивались чаще, чем ожидалось, что видно прежде всего по Латинской Америке311311
  Описание результатов исследования одного (но очевидно экстраполируемого на другие) примера: Topik, 2000a, в особенности 242 et passim.


[Закрыть]. Экспортное производство на периферии всегда было более «новой» формой хозяйства, для которой в гораздо меньшей степени требовалась интеграция с внутренними областями страны. В таких «двойственных» структурах, как правило, заокеанские связи были важнее, чем включенность в собственную «национальную» экономику. То, что справедливо именуется «европеизацией» мировой экономики в первые три четверти XIX века312312
  Pollard S. The Europeanization of the International Economy 1800–1870 // Aldcroft, Sutcliffe, 1999, 50–101.


[Закрыть], произошло не вследствие равномерного распространения европейского влияния, а в силу того, что европейские фирмы подключались к существовавшим местным коммерческим сетям, или создавали плацдармы экспортного производства, или же реструктурировали обширные фронтирные регионы – Австралии, Новой Зеландии и Аргентины – по европейским образцам (в этом случае вся страна превращалась в своего рода плацдарм).

Таким образом, все происходившее в мировой торговле XIX века нельзя описать лишь через существовавшие конкретные контакты. Наряду с ними необходимо учитывать и другие процессы: 1) отмену таможенных барьеров, прежде всего в Европе, Британской империи, Китае, Османской империи и так далее313313
  Глобальные данные по импортным пошлинам: Amsden, 2001, 44 et passim (Таб. 2.3).


[Закрыть]; 2) возникновение нового спроса как следствие процессов, в долгосрочной перспективе способствовавших подъему уровня доходов, таких как индустриализация или освоение богатых ресурсами фронтиров; 3) открытие новых путей благодаря железным дорогам; 4) снижение транспортных расходов для людей и товаров. Последний пункт особенно важен, ведь время экономило деньги. Открытие Суэцкого канала в 1869 году уменьшило дистанцию между Лондоном и Бомбеем на 41 процент. Если в начале 1840‑х годов на пересечение Северной Атлантики требовалось в среднем 35 дней, то в 1913‑м – всего 12. Усовершенствование парусных судов на первом этапе, затем постепенный переход к пароходному сообщению и последовавшая модернизация железных судов и судовых двигателей – все это на протяжении целого XIX века способствовало снижению тарифов на грузовые и (хотя и в меньшей степени) пассажирские океанские перевозки. В 1906 году транспортные расходы на единицу массы между Великобританией и Индией упали до 2 процентов от уровня 1793 года. В это же время перевозка морем тонны хлопковых товаров из Ливерпуля в Бомбей стоила всего в два-три раза дороже, чем 45-километровый путь по железной дороге из Манчестера в Ливерпуль314314
  Clark G., 2007, 309.


[Закрыть]. Последствия этой транспортной революции по всему миру были в принципе одинаковыми.

Основные связи внутри системы мировой торговли XIX века сложились уже к середине XVIII: Северную и Южную Атлантику постоянно связывали интенсивные торговые сношения, между северными широтами Евразии и Америки шла меховая торговля, Европу и Азию объединяла морская торговля, которая простиралась от Северного до Южно-Китайского моря и бухты Нагасаки, континентальную Евразию пересекали торговые пути, пустыни преодолевали караваны, Тихий океан – манильские галеоны испанцев. Только Австралия и частично Южная Африка все еще оставались не включенными в глобальные связи. Организационные формы торговли вплоть до появления транснациональных концернов в конце XIX века также не претерпели революционных изменений. Как и в XVIII веке, отдельные предприниматели и семьи создавали разветвленные деловые сети, которые все большее отношение имели к торговле: например, финансовая империя дома Ротшильдов, достигшая к 1830‑м годам уровня европейского игрока, или инвестиционная группа сэра Вильяма Маккиннона, которая вплоть до своего банкротства в 1890‑х охватывала все, что возможно: от шотландского судостроения и индийского импорта и экспорта и до восточноафриканского каботажного судоходства315315
  Ferguson, 2002; Munro, 2003.


[Закрыть].

Европейский и североамериканский торговый капитализм отнюдь не уничтожил уже имевшиеся коммерческие сети за океаном. А поскольку продукты западной индустриализации не обязательно распространялись западными же торговыми организациями, экспорт промышленных экономик позволял местной торговле во многих частях света совершить мощный рывок вперед. Случалось даже, что появлялись новые динамичные сегменты рынка, в которых европейцы и североамериканцы не смогли утвердиться, – например, хлопковая и угольная торговля между Китаем и Японией316316
  Sugihara, 2005, гл. 2–4; многочисленные примеры, в том числе с учетом Кореи, в: Sugiyama, Grove, 2001, в особенности гл. 1, 3, 5, 6.


[Закрыть]. «Подъем Азии», о котором сегодня говорят с недоверчивым удивлением, покажется менее загадочным, если знать, что торговая инфраструктура Восточной Азии непрерывно развивалась по меньшей мере с XVIII века. Империализм и китайский коммунизм повредили ей, но не уничтожили ее. Всеобщее расширение рынка во второй половине XIX века создавало возможности, которые использовали не только жители западных стран.

Что же, несмотря на преемственность с ранним Новым временем, было в коммерческих сетях XIX веке новым?

Первое. Мировая торговля до 1800 года отнюдь не ограничивалась небольшими и ценными предметами роскоши. Хлопок-сырец, сахар, индийский текстиль уже в XVIII веке стали массовыми товарами в межконтинентальных перевозках. Но лишь после транспортной революции с ее радикальным снижением затрат оказалось возможным перевозить такие продукты, как пшеница, рис, железо и уголь, в объемах, позволивших им доминировать в мировой торговле в ценовом измерении. Высокая прибыль в торговле раннего Нового времени нередко была обусловлена тем, что импорт в регионах назначения не имел конкуренции: в 1780‑х годах чай поставлялся только из Китая, сахар – почти только с Карибских островов. Спустя восемьдесят лет дальние перевозки окупались, даже если доставляемые товары производились во многих местах. Поэтому в большие порты товары стекались буквально со всех уголков света, резко уменьшилось – в сравнении с прежними порядками – число естественных (то есть не установленных государством) монополий, и выросла конкуренция317317
  Findlay, O’Rourke, 2007, 307 et passim.


[Закрыть].

Второе. Если бы не массовые перевозки, то никак нельзя было бы объяснить беспрецедентную в количественном отношении – как по стоимости, так и по объемам – экспансию межконтинентальной торговли. Лишь в процессе роста товарооборота, достигшего рекордных темпов сначала в 1850‑х годах, а затем с 1896 по 1913 год, внешняя торговля приобрела для многих компаний ключевое значение, она теперь была нужна не только для того, чтобы поддерживать стандарты благосостояния богатых. Эта экспансия сопровождалась интеграцией рынков, определяемой по растущему сближению международных цен на товары. До 1800 года между формированием цен на разных берегах океанов практически не существовало никакой системной связи. В течение XIX века появилась связь между динамикой цен на удаленных друг от друга рынках; уровень цен начал выравниваться318318
  Torp, 2005, 34–36.


[Закрыть]. На три четверти этот процесс был вызван снижавшимися расходами на транспорт, на одну четверть – отменой таможенных преград319319
  Lindert P. H., Williamson J. G. Does Globalization Make the World More Unequal? // Bordo et al., 2003, 227–271, здесь 233.


[Закрыть]. Интеграция рынков происходила не обязательно в соответствии с политическими границами. Например, Бомбей, Сингапур и Гонконг были интегрированы в британскую колониальную экономику. Цены там скорее соответствовали лондонским, нежели ценам, установленным в индийской, малайской или китайской материковой частях.

Третье. Поскольку большая часть перевозимых морем заокеанских товаров – от хлопка-сырца и железа до пальмового масла и каучука – доставлялась в качестве сырья для промышленного производства, товарно-производственные цепочки (commodity chains) усложнились: между начальным производителем и конечным потребителем возникли дополнительные этапы переработки320320
  Образцовое исследование: Topik et al., 2006.


[Закрыть]. Из-за отсутствия развитой промышленности в Азии, Африке и Латинской Америке создание добавленной стоимости в большей степени переместилось в развитые промышленные страны. Если в раннее Новое время Европа получала из‑за океана готовые ремесленные продукты (тонкие хлопчатобумажные ткани из Индии, чай и шелк из Китая, готовый для употребления сахар с Карибских островов), то теперь обработка осуществлялась в основном в метрополиях. Там машинным способом пряли хлопок, обжаривали кофе и превращали пальмовое масло в маргарин и мыло. Часть готовых продуктов продавалась затем обратно в страны – производители сырья, к примеру хлопчатобумажные изделия – в Индию. Сегодня подобное – обыденность, но в XIX веке оказалось новым.